Текст книги "Гоблины в России (СИ)"

Автор книги: Алексей Молокин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

Глава 24

"Я – искра, я – слезинка на экране,

Я – родинка у Бога на щеке..."

«Самолет-мишень»

– Ну, куда летим, господа? – весело спросила мадмуазель Де Ларош, закладывая изящный вираж над заснеженными окрестностями Растюпинска.

– В Междуземье, – хором ответили гоблины, – В Междуземье, мадмуазель. И если можно, поскорее!

– Куда? – раздалось в наушниках. – Никогда не бывала в Междуземье. Где это?

И тут все сообразили, что баронесса Де Лярош понятия не имеет, где это самое Междуземье находится и каким маршрутом туда лететь. Более того, никто из пассажиров не знал толком, как попасть в таинственное Междуземье, даже гоблины, которые, как известно, прилетели в Россию на Огнехвосте и всю дорогу то пели, то спали. Правда, летающая лодка уже побывала однажды на острове Алаули, но остров в океане – это не совсем Междуземье, это, так сказать, его прихожая, тамбур, одно из многочисленных мест на нашей планете, соприкасающихся с Междуземьем. Но чтобы попасть в квартиру, надо сначала попасть в прихожую, если, конечно, вы не какой-нибудь уголовник и не лезете в окно с преступными намерениями. Впрочем, такой вариант возможен, если вы просто захлопнули дверь и забыли ключи дома.

– На остров Алаули, пожалуйста, – вежливо попросил Бугивуг, который, как мы помним, тоже уже успел побывать на острове и даже видел Черных Карачунов, хотя и издалека. Даниил пытался было возражать, ссылаясь на то, что у него не сложились отношения с аборигенами, но его никто не поддержал. Семейные отношения это дело личное.

– Обожаю тропики, – весело сказала авиатриса. – Бугивуг, ты крем для загара не забыл?

– Уи, мадмуазель, в смысле – не забыл, – сказал запасливый гремлин.

И они полетели.

– Где носит этого сверхсветового балбеса! – брюзжал Старший Дознатец, глядя в иллюминатор на бесконечный океан, расстилающийся под нервно вздрагивающими крыльями мадмуазель Де Лярош. – Тоже мне, Свирепый Исполинский Огнехвостый Дракон. Да еще и Краснозвездный. Не-ет, как был он Экскаватором, так Экскаватором и остался, все такой же тупой, и еле ползает. Вот блуждаем мы по этим воздушным коридорам, как сироты какие безвестные, ни тебе истребителей сопровождения, ни ковровой дорожки у трапа, ни почетного караула.... Даже дорогу некому показать. Как только появится – обзову его Экскаватором, пусть себе обижается.

И снова заорал в трубку:

– Борт девяносто семь-сорок, борт девяносто семь сорок.... Да где же тебя носит, чудище кремнийорганическое на реактивной тяге!

Огнехвост и в самом деле несколько отвлекся. Дело в том, что на подлете к Земле, мирный дракон был подло обстрелян боевыми лазерами с космической платформы, что, конечно, не причинило ему существенного вреда, но сильно расстроило и подорвало веру в гуманность человеческой цивилизации. Плевок гамма-лазера с термоядерной накачкой он воспринял не иначе, как плевок в душу, и некоторое время занимался тем, что гонялся за многочисленными крутящимися вокруг планеты спутниками и поддавал им лапой, отчего спутники сходили с орбит, а некоторые врезались в атмосферу, где очень красиво сгорали. Любуясь этим восхитительным зрелищем, дракон внутренним голосом громко распевал популярную песенку "Хорошо подраться в субботу вечерком" и воплей Старшего Дознатца попросту не слышал.

Наконец на зуб ему попался твердый, как орех, спутник-шпион, Огнехвост с хрустом раскусил его, и спутник, созданный как раз для того, чтобы перехватывать чужие разговоры, в предсмертной судороге пискнул голосом хоббита Василия:

– Борт девяносто семь сорок...

– Мать моя драконица! – воскликнул легкомысленный Огнехвост, уцепил пеленг, проложил курс и стремглав, окутавшись облаком синеватой плазмы, устремился к Земле. И вовремя.

Ох, напрасно неосмотрительный Старший Дознатец сетовал на отсутствие истребителей сопровождения. Не сетовал бы, глядишь, может, и обошлось, как говориться, не поминай лиха, пока спит тихо.... Но помянул, не удержался, и истребители сопровождения, конечно же, появились. Только экипаж летающей лодки им совершенно не обрадовался.

Пятерка новейших палубных истребителей стартовала с авианосца, выполняющую очередную миротворческую миссию аккурат в этом районе земного шара. Поскольку мадмуазель Де Лярош на грубые оклики с земли отвечать не желала – она искренне считала, что порядочная девушка не должна знакомиться с кем попало – то была идентифицирована, как самолет террористов. И вот пятерка рыцарей неба, на истребителях пятого поколения включив форсаж, мчались, чтобы познакомиться с мадмуазель поближе. С точки зрения стороннего наблюдателя, каким являлся Огнехвост, действия миротворцев сильно смахивали на попытку изнасилования беззащитной дамочки пятью обкурившимися отморозками неопределенной национальности. Во всяком случае, нездоровые намерения пилотов истребителей были налицо. Хотя... Миротворцы могли и не поднимать в воздух истребители, могли просто шарахнуть ракетой, а вот подняли, так что, спасибо им и на этом, гуманным нашим!

Видимо командир палубной авиации разрешил молодым пилотам-миротворцам попрактиковаться в стрельбе по безопасной мишени, ну, а заодно и поразвлечься, вот и отправил самый способных и мужественных на рандеву с мадмуазель Де Лярош.

Истребители легко догнали летающую лодку, взяли в клещи, и, убедившись, что мирное воздушное судно презрительно игнорирует требования немедленно приземлиться, а самое главное – не может оказать никакого сопротивления, принялись отрабатывать на прекрасной француженке различные боевые приемы. То в лоб зайдут, то на хвост сядут, то из пушки шмалять начнут, покамест мимо, так, выпендриваются, заразы. В общем, миротворческое плечо раззудилось, кулак размахнулся, мальчишеские лица в кабинах запылали азартом, и даже небо над океаном, казалось, пошло звездами да полосами. И быть бы этому небу последним в жизни наших героев, если бы не дракон.

Из фиолетовых, сияющих бездонным темным светом высот, появился, долгожданный, спаситель. Спереди – боевой дракон, гроза рыцарей-мародеров, оплот и хранитель древней воинской чести, сзади – грозный ракетоносец некогда великой военной державы, воплощенная месть, возвращенный огонь войны! Ослепительно белая точка возникла в немыслимой высоте, оставляя за собой радужный шлейф выгнула траекторию, и, наконец, расцвела огромным огненным цветком – дракон тормозил. Оказавшись позади гидроплана и висящих у него на хвосте истребителей, Огнехвост оценил ситуацию, как хулиганскую, догнал замыкающий истребитель и аккуратно плюнул плазмой ему на хвост.

– Ф-Фу! – раздалось в небе над океаном.

Истребитель мгновенно задымился, его закрутило, полетели огненные клочья, хлопнула катапульта, и над океаном раскрылся белый плевок спасательного парашюта.

Оставшиеся истребители оставили мадмуазель Де Лярош в покое, рассыпались тюльпаном, потом развернулись и храбро атаковали дракона. Ох, лучше бы они этого не делали!

Не более чем через полминуты в океан падали обломки новейших истребителей на сумму четверть миллиарда долларов, а довольный собой Огнехвост крылом к крылу летел рядом с мадмуазель Де Лярош, ни дать, ни взять, кавалер, сопровождающий даму на прогулке по Булонскому лесу.

Только дракон хотел, было завести светскую беседу, как откуда-то снизу появилась дымная полоса, увенчанная белым ослепительно сверкающим на солнце карандашиком. Карандаш-убийца нацеливался прямо в грудь прекрасной француженки.

– Пардон, мамзель, – возбужденно заорал дракон и бросился наперерез.

Первую зенитную ракету класса "Содомит" Огнехвост принял на грудь, отчего чешуя мгновенно окрасилась в цвета побежалости и даже слегка оплавилась. Вторую и третью он перехватил в полете передними лапами, смял титановые корпуса и швырнул вниз, туда, где морщинистую лазурь, океана утюжил серый авианосец, похожий сверху на скопище псов-рыцарей, построившихся "свиньей".

После чего, справедливо рассудив, что бороться надо не со следствием, а с причиной, дракон растопырил крылья и совершил посадку на палубу авианосца, попутно сметя за борт, готовившийся к взлету палубный истребитель последнего поколения F-666.

При посадке Огнехвост зацепился выступающим корешком за посадочный трос, протянутый поперек взлетной палубы, выдрал его из тормозных лебедок и сильно обиделся.

К некоторым когда-то потерянным и вновь счастливо обретенным, благодаря друзьям-гоблинам, частям тела, дракон относился особенно неравнодушно.

Сначала он откусил и выплюнул за борт все выступающие над палубой части авианосца. Аккуратно, словно некий чешуйчатый жираф, дракон оборвал, старательно разжевал и выплюнул лепестки радиолокаторов, антенны систем связи и наведения, и прочие хрупкие устройства. Потом принялся за шестиствольные автоматические зенитные установки, сшибая их лапой, словно поганки, та же участь постигла зенитно-ракетные комплексы, и, наконец, добрался до ходовой рубки. Отгрызть у авианосца ходовую рубку – это совсем непросто, даже для дракона. Поэтому Огнехвост вышиб бронированное лобовое стекло и пустил внутрь маленькую струйку слезоточивого дыханья, от которого весь командный состав авианосца немедленно потерял способность командовать, чем бы то ни было.

И только после этого принялся вспарывать полетную палубу. Со стороны дракон был похож на чудовищного бронированного петуха, разгребающего когтистой лапой навозную кучу в поисках вожделенного жемчужного зерна. Стальные листы сначала пошли гофрами, потом полопались сварные швы, брызнул фонтан вонючего гидравлического масла из разорванных шлангов гидросистем... Вы видели, как открывают банку со шпротами? Честное слово, обиженный дракон вскрывал авианосец как эту самую банку и, наконец, добрался до содержимого. На нижней палубе обнаружились тридцать два новеньких палубных истребителя со сложенными по-походному крыльями и парочка боевых вертолетов. Дракон радостно взревел и принялся крушить.

Через десяток минут дракон добрался до атомного реактора, довольно заклекотал, учуяв радиацию, и принялся выковыривать его из покалеченного корпуса корабля.

– Хватит, Огнехвост, – заорал Даниил в переговорное устройство, наблюдая за процессом сокрушения с борта мадмуазель Де Лярош, из свойственного всем женщинам любопытства, совершившей посадку на воду неподалеку от искалеченного драконом агрессора-миротворца. – Сейчас так рванет, что мало не покажется! Полетели, у нас мало времени.

– Дракон с видимым сожалением оставил реактор в покое, поерзал – видимо хотел нагадить на остатки палубы, но постеснялся авиатрисы – мощно оттолкнулся лапами и взмыл в небо, на лету выковыривая из пасти застрявшие в зубах вертолетные лопасти и обломки крыльев.

– Так куда же вы направляетесь, сударыня, – со всей возможной галантностью обратился Огнехвост в мадмуазель Де Лярош. – Может быть нам по пути? А то, боюсь, эти хамы не последние в здешних местах...

– В Междуземье, месье, – ответила авиатриса, кокетливо качнув крыльями. – К сожалению прямая дорога в этот край мне неведома, поэтому я буду рада такому храброму провожатому.

– Так нам и в самом деле про пути! – радостно заревел дракон, делая свечку и зависая перед носом аэромадмуазель. При этом он каким-то образом ухитрялся двигаться спиной вперед со скоростью, достаточной, чтобы избежать нечаянного столкновения.

– О, да Вы, как я вижу, опытный авиатор! – заметила авиатриса. – но все-таки, мне было бы спокойнее, если бы Вы летели рядом. Крылом к крылу. А то пассажиры, знаете ли, волнуются...

– Крылом к крылу с Вами я готов пересечь всю Вселенную, – воскликнул дракон. Кстати, Вам действительно повезло, я как раз лечу в Междуземье и буду просто счастлив сопровождать Вас.

– Благодарю Вас, месье. И позвольте опереться на Ваше крыло, – сказала мадмуазель Де Лярош.

Так крылом к крылу они пролетели над океаном, нашли вход в Междуземье – заплатку синевы на синеве – и канули в него, словно и не было их нашем мире. И небо нашего мира сомкнулась за их крыльями. Только и остались парные инверсионные следы, словно срезанные бритвой там, где кончался наш мир, и начиналось Междуземье.

Глава 25

"Где-то далеко, мой друг,

Губы обметало солью,

Жажда, пыльные проселки

На соломенном ветру.

Где-то далеко, мой друг..."

Омар Спупендайк. Песни

Так, где же находится это самое Междуземье? И чем оно отличается от Средиземья, открытого для широкой публики Джоном Рональдом Руальдом Толкиеном в эпопее «Властелин Колец»? Отличается ведь, поскольку согласно Толкиену, орки существа злобные, подлые и уж ясное дело, неблагодарные, самоотверженно служащие вселенскому злу, а эльфы, хоббиты и гномы – совершенно наоборот – гордые и благородные и служат они не менее глобальному добру. А ведь о наших знакомцах нельзя сказать, что они такие уж злобные, вовсе нет. Нормальные они, ну, корыстные немного, ну, бестолковые порой, так и это нормально. Сами-то мы разве не такие же? А, может быть, как раз в этом все и дело? Нам, обычным людям, междуземские жители кажутся совершенно нормальными, а вот с точки зрения эпической – они форменные выродки именно потому, что никого не убивают, не грабят и не рвутся к мировому господству. Но, как бы то ни было, они существуют, а значит, им где-то надо жить.

Успокойтесь, толкиенисты и иже с ними, Средиземье, как было, так и останется великой страной, предназначенной для эпических подвигов, и непримиримых битв добра со злом. Там все либо Черное, либо Белое, один Гэндальф Серый, да и то только поначалу – наверное, пижонил по-молодости. Но после того как добро на всех фронтах победило, разумеется, добросовестно и начисто искоренив зло, волшебная страна закрылась от нас, так что теперь Средиземье сообщается с нашим миром только посредством книг чудаковатого профессора, да еще, говорят, через Голливуд, в чем автор лично, весьма сомневается.

А вот Междуземье вполне реально и смыкается с нашей реальностью во многих, подчас совершенно не сказочных местах. Иногда это какое-нибудь загадочное озеро, иногда просто клочок нездешней синевы в пасмурном европейском небе, а бывает так, что вход в Междуземье находится на приусадебном участке нашего хорошего приятеля, Кости Бонадветурова, аккурат между дощатым туалетом в стиле "а ля Рюсс" и мангалом для шашлыков. И когда Костя впадает в элегическое настроение, то есть, принимает на грудь достаточно, чтобы почувствовать позыв к самовыражению, но недостаточно, чтобы обратиться к малознакомой девушке с предложением типа "Мадам, улягемте у койку", берет гитару и начинает напевать: "Под небесами невиданными, в еще неоткрытых морях, ждет как невеста на выданье Удивительная Земля...", он и ведать не ведает, что рискует загреметь под эти самые невиданные небеса в любой момент, стоит только шагнуть во-он в те заросли крапивы.

Междуземье, это, так сказать, опрощенный, бытовой вариант Средиземья, возникший путем векторного суммирования различных человеческих представлений о том, какая она, эта волшебная земля. К примеру, там тоже имеется свой Ородруин, но в куда менее величественном варианте – просто старый, иногда страдающий огненной отрыжкой, вулкан. А всякие орки, тролли, хоббиты, эльфы и гномы в Междуземье уживаются друг с другом если и не всегда мирно, то, во всяком случае, без эпических конфликтов, потому что нормальная жизнь чурается эпоса и, увы, тяготеет к обыденности.

Самые великие свершения, да и гадости тоже, нашего времени были подготовлены маленькими смешными человечками в кургузых пиджачках, которые ссорились с женами и любовницами, мучались похмельями, переживали из-за прохудившейся подошвы, боялись сквозняков, забывали смыть за собой в туалете и всё такое. Одновременно, эти человечки затевали войны и революции, изобретали космические ракеты и водородные бомбы, разрушали великие державы и все это на фоне тривиального, я бы даже сказал, серенького быта. Реальность не терпит эпоса в чистом виде, реальный героизм проще, грубее, не так отчетлив и трагичен, как эпический. Самое страшное зло – это привычное зло, а добро в реальном мире всегда сомнительно и зачастую вызывает подозрения в корысти.

Но человекам и гоблинам необходим эпос в чистом виде, вот для этого, где-то там, далеко-далёко, существует Средиземье, с его подвигами и битвами, великими волшебниками и не менее великими злодеями, бескорыстной дружбой и любовью до гроба. Так оставим же Средиземье таким, каким его открыл Толкиен, как символ, как память, как бесценный слиток мифрила небывалой чистоты, упавший с небес в наш мир.

А вот обычные орки, эльфы, гномы и хоббиты – они тоже в какой-то мере люди, и ничто человеческое им не чуждо, поэтому они и предпочитают жить в Междуземье. И время от времени навещать нашу реальность, которая по отношению к Междуземью является тем же самым, что Междуземье по отношению к сказочному Средиземью. Так автору, во всяком случае, представляется.

Где находится Междуземье? Да, конечно же, где-то далеко, но все-таки, поближе, чем Страна Толкиена. Не далеко-далёко, а просто далеко. На том и порешим. Лады?

А теперь, вслед за мадмуазель Де Лярош, Огнехвостом, компанией гоблинов и людей туда – в Междуземье. Нас там, поди, уже заждались.

Дракон и авиатриса, крылом к крылу, вынырнули в отвратительную зимнюю морось над черно-алым фурункулом Ородруина. Огнехвост недовольно фыркнул, вдохнув кислый разреженный воздух, помотал головой, ловя магию Великого Орка, разочарованно чихнул – магия была, но очень слабая – и неуверенно, почти наугад лег на курс. Мадмуазель Де Лярош аккуратно, с чисто женской грацией повторила его маневр.

– Что-то мне здесь не нравится, – бормотал дракон, брезгливо передергивая крыльями. – Что-то не так. Или я просто долго отсутствовал? Да еще и воняет как на свалке, где я когда-то работал экскаватором.

– Месье был сослан на каторгу? – невинно поинтересовалась авиатриса. – Как интересно! Вы, наверное, инсургент.

Дракон не знал, кто такой инсургент, поэтому покраснел, как стоп-сигнал, и пробурчал:

– Да нет, там, на свалке, я и впрямь слегка прихварывал инсургенцией, но сейчас-то все в порядке.

– Вы меня неправильно поняли, – в свою очередь засмущалась мадмуазель Де Лярош, – Инсургент, это такой борец за свободу, когда я была... ну, в общем, раньше за это ссылали на каторгу.

– А чего за нее бороться-то, за свободу? – удивился Огнехвост. – Драконы всегда свободны, так уж они устроены. Люди вот – другое дело, но они тоже свободны, в смысле, свободны выбирать между волей и сытостью, то есть, несвободой. Её-то они обычно и выбирают, то есть сытость. Свобода, это, знаете ли, довольно неуютная штука, вроде космоса. Кто для чего создан, тому там и свободно. Мне вот в космосе хорошо, в небесах черных и голубых, а людям.... Но ведь некоторые человеческие особи все равно лезут в космос! Уважаю! Но, извините, сударыня, кажется, я немного запутался. Давайте поговорим о чем-нибудь другом.

– Давайте, – согласилась авиатриса. – Однако местность под крыльями, холмистая буро-зеленая равнина, подернутая туманом, словно плесенью, к разговору не располагала, поэтому некоторое время они летели молча, нежно посвистывая двигателями в знак взаимной симпатии.

Между тем, в салоне авиатрисы гоблины и люди, прильнувшие к иллюминаторам, обменивались впечатлениями об открывшейся им панораме.

– И это, называется, волшебная страна? – разочарованно протянул Даниил, отлипая от окна. – У нас в России и то веселее! У нас если зима, так это – зима! Солнышко светит, снег искрится, морозец играет...

– Ага, – глубокомысленно поддержал его брат-гусляр. – Водка стынет, капуста хрустит, огурец торчком стоит, в общем, девки гуляют – и мне весело!

И тут же получил тычок в ребра от прикорнувшей в соседнем кресле Теллы.

А Иван промолчал. Не любил он зиму, вот не любил, и все. Дырчатые от человеческой и собачьей мочи сугробы, замерзающая, освещенная только небесными огнями провинция, тяжелая неудобная одежда – чего тут любить-то. Но не любить зиму – это как-то непатриотично, поэтому и промолчал.

– Да ведь и у нас правильная зима должна быть не такая, – сказал Старший Дознатец, вглядываясь в затянутую мутной пенкой равнину. – Зимой, конечно, все как бы замирает, словно природа присела на лавочку и решила немного отдохнуть. У нас зима – время раздумий и мудрости. Именно зимой можно семь раз отмерить, чтобы летом один раз отрезать, да так, чтобы заново кроить не пришлось.

Дробила с Ватерпасом, мирно дремавшие под низкий, с легкой хрипотцой звук турбин мадмуазель Де Лярош, проснулись и крутили головами, соображая, где они находятся. Потом Дробила спросил:

– Что, уже прилетели?

– Не-а, еще летим, – успокоил его Ватерпас. – Спи дальше.

– Жрать хочется, – пожаловался Дробила. – Спасу нет!

– Что за выражение такое – "жрать" – возмутилась Телла, свернувшаяся клубочком в кресле рядом с Васькой-гусляром. – Неужели нельзя выразиться по-другому, например, кушать хочется, или, если уж совсем невмоготу – есть?

– Так, сударыня, – Дробила даже обиделся на такое непонимание. – Кушать мне хочется всегда, есть я хотел, когда мы еще над океаном летели и с истребителями дрались, а сейчас я хочу жрать. Пока хотелось кушать и есть, я еще терпел, уснул даже, а вот когда захотелось жрать, тут-то я и проснулся.

– Потерпишь, – бросила Танька-шаманка таким тоном, что Дробила сразу замолчал. Только засопел обиженно.

Танька-шаманка держала бубен на коленях, словно вышивальщица пяльцы, смуглые руки летали вверх и вниз, укладывая невидимые стежки, и на белесой коже понемногу возникали незаконченные, смутные картинки, которые шаманка тут же стирала ладонью, чтобы вновь приняться за своё колдовское рукоделье.

А Сенечка-Горлум забрался в пилотскую кабину и с восторгом рассматривал многочисленные приборы, рычажки и кнопки. Больше всего ему хотелось взяться за штурвал, но штурвал был заблокирован, и Сенечка время от времени принимался канючить:

– Мадмуазель Де Лярош, тётенька, ну можно я чуть-чуть порулю? Я ведь автомобиль водить хорошо умею, а самолет еще не пробовал. Честное слово, у меня получится! Ну, мадмуазель Де Лярош....

– Не сейчас, – коротко отвечала авиатриса. – И перестань дергать штурвал. Не мешай, тоже мне, племянничек выискался.

Сенечка ненадолго успокаивался, а потом снова принимался за своё...

Шаманка, наконец, прекратила свои пассы и прошла в пилотскую кабину. Там она решительно села в кресло второго пилота, зыркнула недобрым взглядом на Сенечку, отчего тот сразу перестал ныть, и сказала:

– Раймонда, ты меня слышишь?

– Да, мадам, – ответила авиатриса.

– Я нащупала пеленг Великого Орка, сейчас дам тебе курс, а то мы в этой простокваше до самой весны кружить будем.

– А дракон? – спросила Мадмуазель Де Лярош. – Я вообще-то за ним лечу.

– Огнехвост, похоже, летит наугад, – отмахнулась шаманка. – Только признаться не хочет, надеется, что оно само отыщется. Одно слово – мужчина. Если бы их способности соответствовали самолюбию, ах, как бы мы их любили! Тебе ли не знать мужчин?

– Вы, как всегда правы, мадам, – согласилась авиатриса. – Я вас слушаю.

Танька держала бубен перед собой, теперь его мембрана подернулась сеточкой и стала похожа на поверхность антенны системы наведения боевого истребителя. Естественно, самой современной антенны, с фазированной решеткой. Танька принялась водить бубном из стороны в сторону, пеленгуя Великого Орка, и скоро на его поверхности, у левого края, на засаленной, потемневшей коже появилась неяркая зеленая точка.

– Сигнал слабый, но есть, – удовлетворенно буркнула шаманка. – Левый разворот на полрадиана. Давай, девочка!

Огнехвост, переоценивший свои способности к магической навигации, грустно вздохнул и послушно повторил маневр.

Теперь точка оказалась в центре бубна.

– Вот так и полетим, – констатировала Танька-шаманка.

– Что Вы сказали, мадам? – переспросила авиатриса.

– Так держать, милочка, – приказала шаманка. – Скоро будем на месте.

Некоторое время они летели молча, только бубен иногда взрывался сухим треском, словно в него бросали пригоршни гороха, при этом зеленая точка, обозначающая положение Великого Орка, тонула в рое агрессивных грязно-бурых вспышек, но шаманка снова выуживала ее из вороха помех, нащупывая верное направление.

– Странные какие-то помехи, – пробормотала шаманка. – Сигнал словно вязнет в трясине, чую, действует какая-то поганая магия, а что за магия – никак не пойму.

Наконец экспедиция вынырнула из липкой небесной мути над озером, похожим на огромный овальный таз, до щербатых краев наполненный недоваренным холодцом. На дальнем берегу смутно виднелись палаты Великого Орка. На площади перед палатами копошилось нечто неопределенной формы, многорукое и многоногое, утыканное плакатами и флажками, оно пискляво и требовательно кричало, и даже с высоты было видно, что оно вело себя безобразно.

В другом конце овала тоже наблюдалось некое организованное копошенье, только не понять было какое.

Старший Дознатец, хоббит Василий, не отрывавшийся от иллюминатора все время, пока они летели над Междуземьем, горестно воскликнул:

– Это же священное Храм-Озеро, как же так, что же с ним сталось-то!

Храм-Озеро, на берегу которого располагались палаты и дворец Великого Орка, всегда, в любую жару оставалось чистым и холодным, если в нем и водились русалки и прочая разумная водяная живность, то это были русалки-жрицы, русалки-весталки, а не обычные водяные дамочки, образ жизни которых описан в популярной литературе и желтой прессе. Рассказывали, что именно здесь поселился знаменитый рак-отшельник Питер Крукс, после того, как на озере Якобс-ярве головотяпы от науки построили атомную электростанцию. А что такого? Должность храмового сторожа вполне подходит бывшему главе общины независимых раков. В конце концов, все мы зависимы от старости, а в Храм-Озере можно стареть долго и мудро.

Вошедший в Храм-Озеро орк, гном или хоббит выходил из него очищенным и просветленным. Воды озера растворяли камни за пазухой, излечивали от дурных мыслей и намерений, не говоря уже про обычные болезни, которых у обитателей Междуземья, как и у нас с вами, было предостаточно. И вот теперь, в его некогда колдовских, темно-прозрачных водах, плавали какие-то неопрятные волокна, сами воды загустели и напоминали желе, подернутое желтоватым жиром, а уж пахло-то!

– Прилетели. Заходи на посадку, – скомандовала шаманка, облегченно опуская бубен. – Ох, и притомилась же я!

– Может, поищем какое-нибудь другое место? – неуверенно возразила авиатриса. – Уж очень тут... нечисто.

– Нет другого места, – твердо сказала Танька. – Сейчас здесь все места одинаковые, вся страна загажена. Что, подол замарать боишься? Стыдись, подруга, нам сейчас не до дамских заморочек, сама понимаешь!

Мадмуазель Де Лярош вздохнула, выпустила закрылки, развернулась над мутной жижей и брезгливо приподняв кончики крыльев пошла на посадку.

Летающая лодка вспорола густую поверхность озера, оставляя за собой лохматый, медленно смыкающийся разрез, затормозила и, разбрасывая комья того, что раньше было водой, тяжело поползла к берегу. Гремлин Бугивуг выбрался на крыло, заглянул в турбину, недовольно покрутил головой и нырнул в двигатель, посмотреть, не попала ли туда какая-нибудь гадость.

Огнехвост, кружившийся над озером, сообщил, что о навозных драконах он слыхом не слыхивал, а уже первым драконом-навозником и вовсе становиться не собирается, и вообще, существам его породы специальные взлетно-посадочные полосы ни к чему, на то они и драконы. После чего отправился в сторону палат Великого Орка, искать подходящую крышу, чтобы на нее и приземлиться.

Когда гоблины и люди выбрались на сушу, то увидели перед дворцом Великого Орка разномастную толпу непонятных существ. Существа орали что-то невнятное, размахивали плакатами и транспарантами, время от времени кидали в сторону дворца тухлые яйца василисков и прочих яйценоских тварей. Толпа была явно не в себе и на свежего зрителя производила странное впечатление. Впрочем, если когда-нибудь наблюдали шествия граждан малоимущей ориентации, хотя бы по телевизору, то вам нетрудно представить это сборище во всем его безобразии.

Здесь были орки, переодетые и причесанные под хоббитов, хоббиты, прикидывающиеся эльфами, эльфы, похожие на огров, вся эта живая окрошка бурлила, орала, плевалась ядом и кидалась неаппетитными предметами. Время от времени из установленного на площади ядовито-желтого шатра появлялся гнусно-зелененький гнум, облаченный в плащ из кожи реликтового крокодила. Гнум принимался дирижировать толпой, не достигая, однако, никакой гармонии, а напротив, прибавляя хаоса и сумятицы, что, кажется, его вполне устраивало. Совершив акт руководства, сей субъект, с чувством выполненного долга удалялся в свой шатер, чтобы через некоторое время снова явить толпе свою пройдошистую рожу с раструбом мегафона у рта.

– Кто это? – шепотом спросил Васька-гусляр и Василия-хоббита. – И чего они хотят?

– Гнумы, – тоже шепотом ответил Старший Дознатец. – Вон тот коротышка в крокодильем прикиде, это урожденный гнум, я о них слышал, но видеть до сих пор не доводилось. И нисколько об этом не жалею.

– А остальные? – не унимался гусляр. – Вообще-то, они здорово смахивают на озверевших трансвеститов. У нас тоже такие сборища иногда случаются. Ничего хорошего, но и страшного тоже ничего, поорут-поорут, да и расползутся по своим притонам.

– Остальные тоже гнумы, только обращенные. Их еще можно вернуть в нормальное состояние, знать бы только как... – Старший Дознатец махнул рукой следовавшей за ним компании: – Сейчас обойдем это сборище и во-он туда, к колодцу, там есть тайный ход во дворец. Через парадные нам не пройти, сами видите, что делается.

Между тем гнумское сборище перешло к развлекательной части программы. На ступеньках лестницы, ведущей к парадному входу, появилась некая особь, которую при всем желании нельзя было отнести к какому-нибудь определенному виду живых существ. А уж о разумных расах и вовсе говорить нечего. Особь совершила несколько двусмысленных телодвижений, поднесла к накрашенному рту ядовитый грибок микрофона и зашипела, устремив змеиный взгляд куда-то поверх голов публики.

– Делай «У-У»!

Делай «Сляк-Сляк»!

Делай «Как-Как»!

Я покажу-у!

Толпа гнумов, потрясенная мудростью простых и доходчивых рекомендаций артиста, немедленно поняла, что от нее требуется, завелась, и стала делать "У-У", "Сляк-Сляк" и "Как-Как". Существо, что находилось на сцене, показывало, причем делало все одновременно. И "У-У", "Сляк-Сляк" и "Как-Как".

Люди и гоблины аккуратно обошли веселящихся гнумов и, стараясь не вступить в какое-нибудь "Сляк-Сляк", или, не дай Барлог, "У-У", обошли палаты Великого Орка и оказались на заднем дворе, около каменного колодца, прикрытого серой от дождей деревянной крышкой. В колодце обнаружились железные скобы, уходящие вниз, в пахнущую сыростью темноту.