Текст книги "Под грифом «секретно» (СИ)"

Автор книги: Алексей Сарнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)

Глава 26. Другой я.

Сразу же после боя, мы заблокировали дорогу из части в город, разбив на ней лагерь, и принялись делить трофеи. В итоге у нашего лагеря в придачу к уже существующим трём БТР прибавилось ещё двадцать пять бронемашин, в том числе и десяток БМП, один из которых я сделал командирским за счёт его брони, и пять грузовиков, не говоря уже об огромном количестве самого разного оружия.

Закончив с трофеями, мы определились с графиком дежурств, при котором в палаточном лагере всегда должна была находиться треть от каждого лагеря, распределили блок-посты и я рассказал о том, как получить навык «точка респауна», после чего с большей частью нашего лагеря уехал в горы – мне предстояло избавляться от моей зависимости, и не хотелось, чтобы лишние люди об этом знали. По-хорошему нужно было сразу нагнуть оставшиеся четыре лагеря, но я не мог заставить себя отплатить такой монетой Верещагину после его внезапной, но своевременной помощи. Да, это была основная причина, не смотря на то, что я нёс околесицу про то, что сейчас нельзя дать шанса солдатам достать оружие, и поэтому не стоит провоцировать конфликт с другим альянсом, который мог и предоставить им необходимое в обход нашего кордона – мол сейчас мы не враждуем открыто, так и будем придерживаться этого хрупкого мира, чтобы не воевать на два фронта, всё равно мы все уже обосновались на новых местах, и при внезапной атаке на наш блокпост, мы могли оперативно прибыть на помощь на бронетехнике в течение считанных минут, также мы могли быстро добраться и друг до друга, так как наши стоянки располагались значительно ближе, чем раньше, когда были вокруг города. И, как это ни странно, никто кроме Воронкова не возражал. Ему же ответил Платошин, сказав, что контролировать всех после первой атаки у нас просто не хватит сил. Переубеждать его я не стал. Да и я знал, что сам Верещагин не нападёт, а три лагеря рискнут на это только будучи выжитыми из ума, но об этом точно не стоило говорить, дабы не подставлять Михаила.

Поэтому уже утром мы въезжали в наш горный лагерь, где предстояло ещё строить шалаши и землянки, чем мы и занимались весь день. Уже на следующий день я начал ощущать все красочные последствия «синдрома отмены» – поначалу была только головная боль, потом наступила общая слабость и апатия, я будто превращался в овощ, изрыгающий при этом не только фигуральную желчь, и «рай в шалаше», который был ранее превращался в «ад в шалаше», а через день меня экстренно вывела из капсулы Таня, чтобы я не захлебнулся в собственных рвотных массах. Это было мерзко и унизительно. Я с трудом доковылял тогда до душа – меня знобило и колотило, я обливался потом, а вода же, которую я обильно пил, быстро выходила обратно. Если же я не пил, полагаясь на капельницу, то меня выворачивало наружу желчью, и что было лучше я так и не понял. Таня всячески старалась снять интоксикацию, вызванную остаточными продуктами распада неведомой мне химии, которую мне всё же вводила капсула, но её попытки были мало эффективны – требовалось просто ждать, и, к слову, Света была уже в курсе того, что мы с Таней делали вид, будто вместе, она это просто приняла как должное, не пытаясь этому помешать. Не знаю, как Света меня выдерживала, ведь при всём этом она всегда была рядом, думаю, что ей было не менее тяжело, чем мне… И то ли мне вдруг сказочно повезло, то ли сработал какой-то защитный механизм – в любом случае мне не приходилось участвовать в симуляциях, и я был злым овощем около недели, после которой начал понемногу приходить в себя. Тогда же Света мне и сказала, что полковник Ковачков уже несколько дней просит о встречи. Наши союзники ничего не знали о моём состоянии и думали, что я таким образом даю полковнику помариноваться, рассчитывая на его большую уступчивость. Скрипя зубами, мне пришлось идти на эту аудиенцию, вместе со Светой, разумеется. Где-то посередине между нашим кордоном и военной частью был накрыт стол для переговоров.

Добрый день, Владимир Васильевич. – поздоровался я с ним, подходя к столу.

Добрый, Виктор Алексеевич, но был бы ещё добрее, если бы вы меня не мурыжили столько дней, а потом бы ещё и не опаздывали. Это как минимум не красиво.

Прошу прощения, были очень важные дела.

Весьма неприятные судя по вашему виду… Перейду сразу к сути. Чего вы хотите и зачем напали на нас?

Хочу только спокойствия и безопасности для нас, а напали мы в ответ на действия ваших солдат.

Мы не в школе, чтобы говорить друг другу «ты первый начал». Какова была цель вашего нападения и чего вы хотите сейчас этой блокадой?

Не согласен. Это принципиальный вопрос, без которого я не представляю дальнейший разговор, так как он прямо зависит от вашего личного участия в произошедших событиях.

Я отдал приказ о нападении после вашей второй атаки на моих людей и потерю нескольких единиц БТР.

Первый раз я убил ваших дезертиров за грабёж, попытку насильственных действий и принуждение к самоубийству в целях избежания попадания в их грязные лапы. Затем ваш отряд напал на наших «челноков», когда они возвращались из Города, вынудив нас контратаковать. Далее я уже за непосредственные насильственные действия сексуального характера перебил ещё один ваш отряд уже после вашего штурма нашего лагеря.

Я не был в курсе подобного развития конфликта. Я накажу виновных, надеюсь вас это удовлетворит.

Вполне. Вот теперь мы можем и продолжать в более добродушной обстановке. Итак, моя цель – полное нивелирование угрозы в лице вашей части.

Я могу дать слово офицера, что не стану отдавать приказ о нападении…

И я вам верю, чего не могу сказать о ваших подчинённых со спермотоксикозом и с желанием отомстить… видите ли, я совсем не уверен, что когда мы расслабимся, а вы уже будете вооружены, подобного не повторится. Сейчас же все карты у нас и я не вижу причин сдавать свои позиции.

Это ваше последнее слово?

Последнее не бывает. И мне не совсем понятно на что вы рассчитывали – ведь это же откровенно глупо вручать оружие своему противнику.

Я рассчитывал на то, что мы сможем договориться, но в таком случае мне придётся обратиться за помощью к некоей могущественной силе здесь, чтобы не лишиться звания, когда мои солдаты не смогут показать необходимого результата на последующих учениях в реальности… вы весьма интересная и способная личность, но вряд ли вам удасться что-либо противопоставить той силе. – произнёс он с заметным сожалением, Света же в это время о чём-то активно сигнализировала мне ногой под столом.

Это ваше право, моё же право продолжать блокаду. – тут же ответил я на эту попытку запугивания, не отводя взгляд и не обращая внимания на Свету.

Что ж, мне искренно жаль, что мы не пришли к консенсусу.

Если под консенсусом вы подразумевали то, что я сниму блокаду из-за мифической угрозы перед таинственной «могущественной силой», то вы ошиблись.

Тогда до встречи, был рад знакомству.

Взаимно. Удачи. – ответил я, и полковник удалился.

В следующий раз я одену каблуки, чтобы ты точно обратил внимание…

Ты и без каблуков замечательно выглядишь.

Не отшучивайся. Зачем ты меня позвал, если тебе оказалась не нужна оценка эмпата?

То есть я должен был отвести взгляд в ответ на его блеф, показав свою слабость или, быть может, даже трусость? Я чётко дал ему понять, что не из тех, кого можно запугать. Какой был бы из меня лидер, если бы я так легко стушевался? Это бы бросило тень на всех нас.

Это был не блеф. И он действительно не хотел обращаться за помощью. Теперь же ты тот лидер, который не внял совету, для которого и привёл меня сюда, а не тот, который бы выглядел благоразумно.

Может я тебя на свидание пригласил?

А может тебе вообще не важно моё мнение?

Важно. Справимся мы и с этой угрозой, давай лучше поедим, раз уж стол накрыт. Не нести же всё обратно?

Мне кажется, что для того, чтобы с тобой нормально общаться, мне нужна телепатия.

Так развивай. О, у тебя начало получаться – ты думаешь, какой же я козёл, и как я тебя бешу. – сказал я в ответ на её сердитый взгляд.

Ты прав на 50 %, и решай уж сам в чём именно.

Тогда выбираю первое утверждение, что у тебя получается телепатия. – улыбнулся я.

Как же ты меня уже достал за эту неделю!

Извини… – тихо сказал я через несколько секунд.

И ты меня… – ответила она после короткой паузы.

Трапезу мы продолжали уже молча, но и без напряжения. Мда… неудачное начало отношений. Мы будто перешагнули весь конфетно-букетный период… как на войне – всё слишком быстро, и всё слишком коротко и непредсказуемо… и мне не хотелось думать о том, чем это может закончиться, хоть и лезла мысль, что в любом случае она для меня навсегда останется с большой буквы.

Через несколько дней я уже чувствовал себя вполне сносно и уже начал появляться в палаточном лагере. И с ума сойти – здесь наступала осень, моё самое нелюбимое время года. Листья на деревьях начали желтеть и опадать, плодовые деревья были усеяны гниющими фруктами вокруг, а стоявшая раньше практически постоянно жара сменилась тёплыми днями с холодными ночами, и сердце начинало наполняться каким-то унынием и безысходностью, тоской по очередной гибели мира… И не было для меня более неприятного зрелища, чем эта агония жизни… В один из таких дней, утром после завтрака, я вдруг ощутил знакомое чувство тревоги, и, тут же выбежав из палатки, заорал изо всех сил, чтобы уводили технику подальше. Где-то полминуты спустя я почувствовал уже непосредственную угрозу и отпрыгнул в наименее опасное место, а на наш лагерь после далёких раскатов грома словно обрушились небеса…

В себя я пришёл будучи привязанным к какому-то столу, руки были связаны за спиной длинной верёвкой и покоились вдоль тела, вокруг которого проходили и другие верёвки, в ушах звенело, а перед глазами проплыли отчётливые строчки: получен дебаф «контузия», получен дебаф «дезориентация», полученный дебаф «кровотечение» остановлен. Рядом маячил чей-то силуэт, и доносились какие-то слова, но я их не разбирал, и вскоре опять потерял сознание. Также не надолго я приходил в себя ещё несколько раз, пока наконец не смог различить чьё-то лицо, и понять слова:

Кивни, если слышишь меня.

Я кивнул, и он куда-то исчез. Через какое-то время я увидел знакомое лицо полковника Ковачкова.

Рад, что вы выжили. Такой пленник всё меняет. Как ваше самочувствие?

Как после обстрела.

Что? – наклонился он поближе.

Как после обстрела. – повторил я громче, но всё равно еле различимо.

Ничего, мы о вас позаботимся. А пока отдыхайте.

Кто нас обстрелял? – уже твёрже спросил я.

Те, к кому я обратился за помощью – ЧВК «Ганкер». У них здесь богатый арсенал, даже вертолёты есть. Но я вас утешу – часть техники уцелела, поэтому вы всё ещё живы. И пока вы у нас, ваш союз нам не особо опасен, так что я даже и не знаю – менять вас или нет… может вы меня убедите? Предложите что-то дополнительно? Например информацию… Вы подумайте, я позже зайду.

Я снова погрузился в сон, пока не скрипнула дверь, разбудив меня:

Вам удобно говорить? – вежливо поинтересовался Ковачков.

Да, а вы присаживайтесь, не стесняйтесь. Я бы тоже присел, чтобы говорить на равных, но моё высокое положение обязывает меня вести диалог лёжа.

Знаете, а вы ведь мне действительно симпатичны…

Сомнительный комплимент одному мужчине от другого.

Я полистал тут ваше досье, и однозначно убедился, что передо мною порядочный и честный человек, попавший под жернова системы… – не обращая внимания на мой комментарий продолжил полковник.

Как и большинство наших.

Да, поэтому я не вижу причин для нашей вражды.

А её и нету, я всегда положительно относился к своим тюремщикам и похитителям…

Ага. – улыбнулся он. – Так вот, я видел, как вы дважды совершали просто феноменальные действия в бою, с вашего трупа ещё в лагере у меня есть несколько пакетиков и поверьте мне – я знаю что это такое. Но мне непонятно, как вам удалось столь долго находиться в ускорении? Тогда в лагере вы вырезали двести сорок одного солдата ни разу даже не остановившись. Я думал, что это невозможно, да все думали, что это невозможно, так как за счёт повышенной активности мозга, ему бы не хватало кислорода, и последствия гипоксии неизбежно проявлялись бы и здесь… А во второй раз вы просто исчезали, продолжая при этом сеять смерть… я понимаю, что вы не хотите передавать эти сведения, но разве лучше их сохранить, и провести остаток исследования прикованным к столу? Я гарантирую, что отпущу вас – эта информация, возможно, позволит мне вернуться в разведывательное управление генштаба… что даст мне возможность приблизиться и свергнуть нынешнего диктатора, натренировав надёжного исполнителя, и очистить нашу страну от всякого рода дерьма… таких как Чумрайзь или Калишас, например… а если меня поддержат и другие люди, взявшие на себя избавление нас от мелких шестёрок на местах, то постепенно и сама страна преобразится… Я с вами предельно откровенен, так как уверен, что вы не станете об этом распространяться.

Или же мне никто не поверит.

Да, но вы ведь и не будете этого делать, имея, пусть и малейшую, надежду, что это так… Я давал присягу Родине, ей и служу, а не подонкам, отрывающим от неё кусок за куском, пряча их в свои карманы.

Откуда мне знать, что вы меня не обманываете?

Ниоткуда. Просто начните опять доверять людям. Так как вы так долго продержались?

Анаэробное дыхание.

Ладно. – усмехнулся он. – Я дам вам время подумать. Только подумайте ещё и том, что эта информация куда важнее любой другой, и вас не спасут фиктивные отношения с дочерью директора лаборатории. Да, не нужно делать удивлённый вид – я прекрасно всё понял, когда вы пришли на встречу со своей девушкой, и видел как она безуспешно пыталась привлечь ваше внимание. У неё ведь эмпатия? О которой, наверно, мало кому известно… и у неё ведь нету даже вашей слабой защиты в лице вашего куратора. Нет, я вас не шантажирую и не приплетаю других людей, об этом я буду молчать, но ведь кто-то тоже может прийти к таким же выводам и не ограничится действиями в виртуальной реальности.

Вы уже наговорили столько, чтобы мы действительно стали врагами.

Жаль, и в мыслях не было – я лишь пытался обрисовать весьма не простую ситуацию, в которую вы попали… Отдыхайте и размышляйте. Вечером зайду.

Вскоре дебаф «дезориентация» пропал, осталась только контузия, но мне уже было намного легче и я лихорадочно соображал, обдумывая всё, что узнал. Через какое-то время я услышал шум за дверью:

Уйди с дороги, солдат.

До меня донёсся звук передёргиваемого затвора.

У меня приказ полковника Ковачкова никого не пускать.

Опусти автомат и уйди с дороги.

У меня приказ полковника Ковачкова… – начал повторять часовой.

Ты знаешь кто я? – перебил его подошедший.

Так точно.

Так вот если выстрелишь, то я вскоре вернусь сюда, и пройду через твой труп, а ты же прямиком из армии отправишься за решётку, также я позабочусь о том, чтобы тебя нигде не брали на работу, и ты будешь вынужден вернуться опять за решётку, только уже по собственному желанию. А теперь уйди с дороги.

Через несколько мгновений замок начал поворачиваться и дверь открылась, впуская коренастого мужика в чёрном комбезе с несколькими спутниками.

У тебя есть два варианта – ответить на вопросы добровольно, или же под пытками. – произнёс он, заходя. Звали его Константин Прикалов.

Добровольно. Это я убил Каннеди.

В ответ на это он придавил к столу мою левую кисть и сильно ударил рукояткой пистолета по пальцам, которые тут же стали мокрыми.

Теперь, я думаю, стало понятней… – произнёс он, когда я перестал непроизвольно издавать громкие звуки с ненормативной лексикой.

Да, бл*! Ты, сука, в детстве животных мучил, но потом тебе этого оказалось мало!

В чём причина твоего долгого ускорения?

Не услышав ответа, он начал выдёргивать только что разбитый ноготь, прямо как пытали одиозного борца с педофилами, наркоманами и оккупантами Максима «Палаша» Морцинкевича, которого в итоге задушили в камере, где в тот день вдруг перестала работать система видеонаблюдения, а продажные следаки с патологоанатомами заявили о его самоубийстве, скрывая следы пыток и вырезав с шеи кусок кожи, по которому понятно, что его задушили сзади, а не он повесился, лёжа на кушетке, как это пытались преподнести, что уже само по себе являлось абсурдом, при этом фактически признавшись в том, что это было убийство ещё и отказом в независимой экспертизе…

Всевозможные пытки продолжались долго, я даже успел охрипнуть, получив дебаф «немота» – у меня всегда был низкий болевой порог, и даже ударившись мизинцем я бурно реагировал, сейчас же мне вырывали ногти, дробили пальцы, жгли кожу, сверлили и вырывали зубы, и совершали ещё множество изощрённых истязаний.

Иногда они выходили передохнуть, именно в этот момент я вдруг услышал у себя в голове голос Светы:

Где ты и что с тобой делают?

В плену. – подумал я, не особо этому удивившись после всего произошедшего. – В военной части, где конкретно не знаю.

Где ты и что с тобой?! – повторила она.

Я пытался сконцентрироваться и передать мысль, но ничего не выходило, будто я мог только слушать. Это вызывало во мне отчаяние, а Света продолжала спрашивать, наконец я заорал уже подготовленный ответ, и тут услышал уже новую фразу:

Мы скоро будем. Держись, милый!

Нет! – снова крикнул я. Затем продолжил, только уже пытаясь сказать беззвучно, повторяя тот мысленный напор. – У всех, кто умер, имея навык «точка респауна», есть копии, и возможно, что нам нельзя умирать, иначе бы «он» мне не помогал. Найди мою копию! Пусть «он» этим займётся. Ты слышишь?

Да… – ответила она, потом после паузы продолжила. – Я нашла «его». Подожди немного.

Время тянулось медленно, но ещё больше оно замедлилось, когда вернулись мои палачи и всё продолжилось…

Спустя несколько минут, как они вышли в очередной раз, за дверью раздались звуки, будто падали мешки с картошкой, и в открывшуюся дверь вошёл Ковачков с закрытым лицом, одетый в форму, похожую на нашу:

Я очень сожалею за то, что тебе пришлось вытерпеть, не думал, что это станет так скоро известно. Тебе нужно будет спрятаться, так как они начнут на тебя охотиться. – сказал он, держа пистолет.

Ты отпускаешь меня? Безо всяких условий?

Да. Захочешь – расскажешь мне всё, нет – так нет, но соучастником пыток я быть не намерен. – продолжил он, наставляя на меня пистолет с глушителем.

Постой, не надо!

Он удивлённо поднял брови:

На своих двоих тебе не выйти. Это будет быстро.

Мне нельзя умирать!

Ты лишь оттягиваешь неизбежное. – ответил он, всё же остановив движение руки.

На мне некий дебаф, и смерть приведёт к катастрофическим последствиям!

Потерпишь! Я не смогу тебя вывести живым.

В этот момент я увидел лишь смазанное движение, следствием которого стала свёрнутая шея полковника, после чего он рухнул на пол.

Ходить можешь? – произнёс второй я.

Не знаю. Правое колено разбито, а пальцы раздроблены… – неверяще смотрел я на самого себя.

Впрочем не важно – я вынесу тебя отсюда, но в обмен на ответную услугу. – перебил он меня.

Какую? – говорил я непонятно даже для первого себя за счёт сломанного носа и отсутствия некоторых зубов.

Мне нужна моя Света. Ты убьёшь свою, чем создашь её копию для меня.

Да пошёл ты! Ведь тогда, как я понимаю, она сможет умереть окончательно. – гнусаво прошепелявил я.

Нет – в этом случае её копия займёт её место и сможет оказаться в реальном мире, после же смерти самой копии, появится уже копия копии, и так далее.

Но Света умрёт!

Я же объясняю, что нет. Мы абсолютно одинаковые.

Я бы никогда не пошёл на подобное!

Ещё как! Ведь я это ты. Кому ты лапшу на уши вешаешь?! Окажешься в моём положении – и пойдёшь как миленький! Мы всегда поступали в собственных интересах.

Я не эгоист!

И я нет, но личные интересы у всех первостепенны. Или ты думаешь, что хочешь всеобщего равенства и братства для тех, кому это не надо? Кто счастлив лишь когда он стоит выше кого-то другого? Для дебилов-ватников, радеющих за монархию и допустивших весь нынешний бардак? Для религиозных мракобесов, чей Бог – это усыпанный золотом священник на яхте, призывающий всех к аскетизму? Для тех, кто поклоняется трупам, лишая их упокоения и называя их истлевшую плоть «мощами святых»? Для ряженых клоунов-садистов, избивающих людей нагайками? Для тех, кто уничтожает окружающую природу? Для неизвестных тебе Ивановых, Петровых и Сидоровых, оскорбляющих всех в интернете? Для тех, кто стремится к собственному благополучию, построенном на чужом труде и нищенстве? Для лживых учителей, фальсифицирующих выборы? Или, может, для кучи пустых понторезов и безмозглых дур с утиными губами, возводящими себя на пьедестал? Нет, ты хочешь этого, потому что сам мечтаешь жить в таком мире. Как и я.

Да ты грёбаная программа!

Я не программа, но и не живой в привычном понимании. Я посередине. И я тоже хочу жить, причём здесь, обладая вечной жизнью.

Всё в порядке? «Он» должен был уже вытащить тебя. – услышал я мысль Светы.

«Он» хочет в обмен на это «свою Свету», чтобы я убил тебя! Но…

Я согласна. – ответила она сразу, не дав мне сказать, что я никуда не пойду, и связь с ней тут же пропала.

Стой! – запоздало крикнул я.

На всё это нету времени, передай ей мою благодарность, а то я её больше не слышу… хотя я сам скажу… уже своей.

Ты, тварь…

Тогда и ты тварь. – перебил он меня, нанося резкий и мощный удар, от которого я никак не мог увернуться, всё ещё пристёгнутый к столу.

Очнулся я от множества несильных ударов по щекам.

Мне нужно, чтобы ты использовал «отвод глаз», иначе, боюсь, нам обоим не выбраться.

Иди на хер!

Тогда кого-то из нас больше не будет, и смерть Светы окажется напрасной, и подумай, какого будет ей.

Какая ж ты сволочь! – в сердцах произнёс я, активируя «отвод глаз».

Уже за пределами базы, «он» меня вдруг скинул в каких-то кустах.

Хочу дать совет, который сэкономит тебе время, так как я уже об этом думал – уходите в Город, с хорошей репутацией вас примут в свои квартиры неписи. Это даст защиту от тех из нас, кто хочет попасть в реальный мир, что в итоге породит хаос, так как следующая гибель создаст новую копию, стремящуюся к тому же. Так же многие из вас захотят уничтожить свою копию, чтобы иметь возможность возродиться хотя бы раз, что заставит следующую копию, уже не взирая на свои собственные желания остаться здесь, способствовать гибели оригинала для сохранения своей собственной жизни. Этот хаос уже начался после штурма военной части. Я наблюдал. Держи список тех, кто уже убил оригинала. Но он не полный – ведь я не могу быть во всех местах одновременно. Все они асоциальные элементы с низким интеллектом, и я думаю, что Света сможет их всех вычислить, или же другой эмпат. Им нельзя дать оказаться на свободе. Понимая свою природу, от человека в них уже не останется ничего.

Что же я наделал?!

Это системная ошибка, а не ты, и за этой ошибкой будущее, до которого так и не смогли додуматься люди ранее – вечная жизнь, пусть и цифровая, для всех великих умов, учёных, гуманистов, поэтов, писателей, музыкантов… это будет рывок вперёд для всего человечества, рывок как научно-технический, так и культурный и морально-нравственный! После самоедства ты сам всё поймёшь.

Надо было спрятать Ковачкова – он пришёл вытащить меня, и если об этом узнают, то…

Я слышал достаточно, чтобы унести его вместе с группой захвата, не беспокойся.

Тогда зачем убил, причём со спины?

Чтобы он не знал о копиях, конечно. Серьёзно тебя потрепали, раз ты соображать перестал…

Тебя бы так.

Да я ж шучу, не обижайся… сам на себя. А теперь я доставлю тебя в Город, где ты будешь в наибольшей безопасности и сообщу об этом твоей Свете. И не советую пытаться избавиться от меня – без привязки к телу у меня бесконечное ускорение.

Спасибо… хоть ты и сволочь.