Текст книги "Под грифом «секретно» (СИ)"

Автор книги: Алексей Сарнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

Глава 17. Сердце красавицы.

Обсудив всё с Юрой, мы собрались пойти на стрельбище, дабы отвлечься от грустных мыслей – одно дело стрелять в бою, и совсем другое в спокойной обстановке, лёжа, не торопясь, и работая на точность. В арсенале нас встретил один из кладовщиков Василий Пронин, хороший Юрин приятель:

Здарова, мужики. – начал Пронин, и продолжил после нашего приветствия. – Вы за оружием для схрона когда зайдёте?

Наверно уже не зайдём – меня понизили, а значит и схрон в прошлом. – тяжело ответил я.

Во дела… ты, главное, не унывай, всё наладится, уж у тебя-то обязательно! А схрон необходим, и хоть ты сейчас и не офицер, но продолжать его заполнять по чуть-чуть нужно, для всех нас нужно.

Да, Вить, ты не хандри, схрон начали делать – значит сделаем. Вечерком тогда к тебе зайдём, Вась. А сейчас мы на стрельбище собирались.

Ребят, если нас застукают, то обвинят в краже, и я ничего не смогу с этим поделать.

Юбка жмёт или лифчик? Не сцы, прорвёмся.

Я лишь посмотрел на Юру презрительно, не имея настроения комментировать его оскорбительные инсинуации. О схроне я задумался, когда появилась военная часть, когда же на прошлой неделе узнал, про подковёрную игру Пал Саныча, то понял, что медлить больше нельзя, и мы с Юрой по ночам, пока все спали, копали ямы среди деревьев рядом с местом нашего респауна. Делали это тайно, потому что я не хотел ни спорить с Рымовым, ни действовать с его царского дозволения, также было бы весьма опрометчиво распространяться о схроне, не зная кто и с какой целью им воспользуется. Расчёт его близости к нашему месту появления в игре был в том, что нас могли там зажать и собирать с нас жетоны, убивая снова и снова, а со схроном неподалёку часть из нас могла бы и добежать до оружия, что, вероятно, спасло бы нас всех. А уж тот факт, что у нас также могли вынести арсенал, делал наш схрон поистине стратегическим объектом. Нами было вырыто множество ям, прикрытые сверху толстыми ветками и присыпанные землей. Какие-то ямы были поменьше, какие-то побольше, уже напоминающие скорей скромные землянки – всё зависело от нашей усталости и желания копать. И мы их постепенно наполняли автоматами, пулемётами, гранатомётами и другим оружием, а также кучей боеприпасов, в чём нам активно помогал Пронин.

Смеркалось, и мы, вдоволь постреляв и малость успокоившись, верней я немного успокоился, про Юру не знаю, возвращались к арсеналу. Оттуда мы, получив по паре тяжёлых и завёрнутых в ткань свёртков, поторопились к нашим тайникам, где, спрятав оружие, разошлись – Юра уже неделю бродил вечерами между компаниями, пытаясь по моему примеру получить навык «ощущение взгляда», но пока всё было тщетно.

Всё же, как я ни пытался мыслить позитивно, я был в отвратном настроении. Уже стемнело, все дела были сделаны и мне хотелось хорошенечко напиться. Как там писал классик? «Выпьем с горя, где же кружка?». И я сидел в гордом одиночестве, мерно попивая пиво, пока ко мне не подошёл Терников:

Не помешаю?

Нет, присаживайся. – немного удивившись ответил я.

Рымов вернул мне офицерский чин…

Поздравляю. – равнодушно отозвался я. – И что, опять натравишь на меня своих?

На хрена? У нас же был уговор, что я тебя всецело поддерживаю.

Так ты меня поддержать пришёл?

Типа того.

Интересно, а здесь может один человек быть под личиной другого?

Как и везде. – буркнул он.

Выражусь более прямо: я что-то не замечал за тобой ни философских мыслей, ни каких-то моральных качеств или банального сопереживания.

Знаешь как я попал на зону?

Конечно, в газетах писали. – сардонически усмехнулся я. – Ну расскажи, раз так тянет, всё равно говорить больше не о чем.

Моим родакам хату дали, а дом тот признали потом аварийным. Куда они только ни писали, чтобы их переселили в нормальную хату. И так всех затрахали, что пришли к нам органы опеки и забрали меня в детский дом, так как ребёнку было опасно жить в аварийном доме.

И?

У нас детдома делают деньги на детях, на самих же детей им плевать, и я оттуда сбежал и вернулся домой, меня ещё трижды возвращали в детдом, тогда я просто остался на улице, бродяжничал, подворовывал и попрошайничал – так и попал по малолетке за кражу… чем меньше украл – тем больше срок… там никто не заинтересован в перевоспитании, и везде даже охрана хуже заключённых, особенно там, где сидит Нахальный.

И к чему ты это рассказал?

К тому, что кто попал туда, тому нормальной жизни уже не будет – там ломают не только слабых, наполняя душу злобой и ненавистью… но, всё же, я как был, так и остаюсь тем же самым обычным пареньком, которого забрали из семьи. Я лишь приспособился.

Он замолчал, видимо, ожидая моей реакции, которой так и не дождался, и продолжил:

Семёныч мне не даст житья, он хочет, чтобы мы враждовали друг с другом, беспредельщик здесь Ефимов, а не я, мне вся эта зоновская жизнь уже осточертела, мне здесь хорошо, и я просто хочу спокойно тут жить дальше, как и большинство из нас.

Там у меня в тумбочке заначка была…

Эта? – он протянул мне бутылку виски. – Тебе взял.

Мы выпили, а потом я спросил:

И чего ты мне всё это говорил, а не Рымову?

Он и слушать не станет. А ты нормальный пацан… и сейчас в авторитете…

Так что ты конкретно от меня хочешь?

Ты поддерживаешь меня, я поддерживаю тебя. Всё просто. И от Семёныча нужно избавляться.

Ну тут есть мысли… только пока сидеть надо тихо…

Скажешь тогда, как решишь.

Угу, так как ты хочешь, чтобы я тебя поддержал?

Сделаешь вид, что мы с тобой скорешились, на тебя залупаться не станут. Ефимов до сих пор считает, что я с Сыча его корешей подминать начал, хотя Сычу мой делёж не понравился.

С чего так вдруг на меня не станут?

Все видели, на что ты способен в бою, и в симуляциях ни разу не слился.

Тогда почему он тебя послушался в мой первый день?

Я ж говорю – беспредельщик он, у тебя стартовые жетоны были, а я добро дал. Он бы и так полез, а тут уж наверняка.

Мутный тип – однозначно понял я. Что он, что Ефимов. То, что у нас детей из благополучных семей забирают, чтобы за них детдома или приёмные семьи деньги получали – общеизвестный факт, что над заключёнными измываются как другие зеки, так и охрана – такой же факт, что люди, в большинстве своём, от туда выходят уже закоренелыми уголовниками – и это факт, но вот поверить в то, что их лидер весь из себя белый и пушистый, и такой же как и в детстве – уже сказки, похлеще баек и небылиц федеральных СМИ. Пусть он это рассказывает глупым девочкам, изнывающим по блатной романтике. Хотя если в этом и есть правда – у него всё же будет шанс доказать свои слова. Тем не менее его мотив абсолютно прозрачен – его шаткому положению сейчас нужна подпорка, так как из 17 уголовников в общем числе, его поддерживает около половины, и со мной, хоть я и не из их числа, был бы как минимум однозначный паритет. Если же его слова насчёт моего авторитета хотя бы на половину соответствуют действительности, то у него намечалось бы даже преимущество, и Ефимов бы не стал ничего предпринимать. Но это всё в теории.

Отделавшись от Терникова, я пошёл искать пропащего Юру. Всё ещё мрачный, я увидел Свету, лобызающуюся со своим ухажёром, чего мною ещё не было замечено:

Свет, ты уверена, что справишься с ним сама? А то он сильнее выглядит, могу его подержать. – участливо спросил я, сдерживая рвущуюся наружу ярость.

Благодарю, но у нас всё по обоюдному согласию. – ответила она холодно, отлипнув от него.

Чего же он тогда так дёргался, пытаясь вырваться?

Это от наслаждения, если ты понимаешь, о чём я… – язвительно ответила она.

Как же тогда его от отвращения колбасить будет?

Вот сейчас и проверим.

Слушай, чего пристал? Иди куда шёл. – вклинился в наш разговор этот смазливый урод.

А что будет сейчас? Ааа, ты опять к нему в рот без анестезии полезешь? – проигнорировав урода, спросил я Свету. – Поберегла бы парня, без анестезии и Чана Корриса бы кондрашка хватила.

Эй, хватит уже. – опять влез урод.

Как же ты меня бесишь! – патетично воскликнула Света.

Ещё не начинал, это была только разминка.

Слушай, оставь нас в покое! – снова подал голос урод.

Вообще-то крайне некультурно влезать в чужой разговор. – ответил я этому уроду. – Он вообще знает правила приличия? – спросил я уже Свету.

А ты знаешь, когда подходить во время, а когда нет?

Конечно, ты же сама прекрасно видишь, что я подошёл как раз в нужный момент.

Свали уже отсюда! – повысил урод голос.

А то что? Ты даже ударить меня не можешь, слабак.

Тут он меня толкнул в грудь. Интересно, что чувство опасности в этот момент молчало.

Как я и сказал. Слабак.

А вот когда он замахнулся кулаком, ощущение опасности заработало, и я, легко увернувшись, ударил в ответ. После чего он продолжал безуспешные попытки по мне попасть, в то время, как сам постоянно пропускал мои удары. Драться с ним было неинтересно и скучно, хотя и безумно приятно – я его прилюдно унижал, растягивая бой и давая всем вокруг понять, насколько он жалок. Особенно отрадно было, уже сидя на нём, превращать его холёную рожу в фарш. Я даже так увлёкся, что не обратил внимание на сигналы «ощущения опасности», и меня кто-то крепко схватил удушающим сзади, и держал, пока я не потерял сознание. В себя я пришёл уже в яме, а надо мной стоял Рымов:

Располагайся. – сказал он мне, увидев, что я открыл глаза. – И чувствуй здесь себя как дома. На сутки.

Не смогу, здесь нет моего плюшевого медвежонка.

Усмехнувшись, Рымов ушёл. Я попробовал встать, но охнул от боли – видимо меня сюда скинули вниз ногами как мешок картошки, и я то ли подвернул, то ли сломал их при падении. Вскоре меня навестил Юра:

Эй, ты как там? – спросил он свистящим шёпотом.

Встать не могу, неудачно упал, а так отлично.

Ну ты дурак.

Зато мне так хорошо не было уже несколько недель. Захватил мне что-нибудь выпить?

Да, лови.

Здесь было темно, хоть глаз выколи, и я поймал бутылку только за счёт своего читерского навыка, почувствовав куда она упадёт.

О, это ж мой вискарь! – обрадовался я, сделав глоток.

Ага, я подобрал. Если тебе вдруг интересно – то у тебя тут есть сосед с разбитой мордой.

Я засмеялся в полный голос, а Юра продолжил:

Рымов вас обоих в ямы отправил, так как он первый ударил.

А почему в яму-то? Я ж не убил его, а он меня?

Чтобы посидели здесь и подумали над своим поведением.

Молодец Рымов! Получается я им целые сутки испортил. Как удачно-то!

Ладно, лови посылку и я пойду.

Что там? – спросил я, поймав свёрток

Сигара, спички и несколько кусков мяса.

Спасибо! Сделаешь для меня одно одолжение?

Какое?

Кинь к нему в яму камень по-больше.

Хаххах, лады.

Прозвучавший минуту спустя в ночи вскрик, дал мне понять, что Юра попал. Усмехнувшись, я сделал глоток и продолжил аккуратно открывать свёрток…

Минут, наверно, через 30 кто-то подошёл к моей яме:

Не делай так больше… пожалуйста… и оставь меня в покое, не мучай нас обоих…

У меня, вдруг, от этих слов и голоса, произнёсшего их, встал комок в горле, а на глаза начали наворачиваться слёзы. Я не мог ничего ответить и тупо молчал, сжав зубы и борясь с собой. Но моего ответа будто бы и не требовалось – Она встала и ушла.

***

(Отрывок разговора)

Пойми уже наконец, что это важно для всего исследования. Не проверять же их всех на детекторе лжи, в конце-то концов?! Если бы система отвечала на наши запросы или же сама присылала отчёты, как и была запрограммирована, то ты бы могла заниматься своей непосредственной работой, но сейчас всё изменилось.

А я уже в который раз тебе повторяю, что я не стану этого делать! Я тебе не шпион!

Интересно, а сколько он выдержит, если его засунуть в симуляцию с пятикратной скоростью течения времени… хм?

Ты не станешь так делать, я знаю тебя.

Ведь ты мне не оставляешь другого выбора…

Он хороший человек и не заслуживает такого.

А, так дело здесь в личной симпатии? Вот и спаси его – выуди мне всю нужную информацию.

Ты готов так поступить с отцом твоего внука?

Чего?! Ты…

И подумай как я стану к тебе после этого относиться…

Ты врёшь, слабая попытка его защитить.

А вот и нет, можешь проверить камеры – ночь после моего дня рождения.

О, я проверю, уж будь уверена! Ты же, значит, сделаешь аборт и не станешь матерью-одиночкой!

Ещё чего! После окончания исследования, по его подписанному договору, он станет свободным, без единого пятнышка в своём досье, и мы заживём счастливой и благополучной семьёй. И если ты вдруг захочешь увидеть внука, тебе придётся иметь с нами хорошие отношения…

Пошла вон отсюда!

Сразу же как закрылась дверь за ушедшей дочерью, он сел смотреть запись с камеры у её двери и, видя как дочь, шатающейся походкой в обнимку с испытуемым заваливается в комнату, не сдерживая ярости, сломал сначала монитор, а потом разбил об стол клавиатуру, но это не уняло его злость на своенравную дочь.

Глава 18. Уравнение с двумя «х».

Меня спасала почти полная бутылка виски. Естественно я ожидал другого исхода, учитывая наши не прекращающиеся издёвки и насмешки друг над другом – её слова выбивались из линии нашего общения, это были наши особенные, отличительные отношения, и в моём восприятии они должны были закончиться совсем иначе, по крайней мере где-то глубоко внутри меня жила эта мысль, как бы я её ни задавливал. Также у меня в голове крутились её слова – «не мучай нас обоих». Словно из-за меня она не могла сделать окончательный выбор, который, по её мнению, должен был быть не в мою пользу. Это вселяло какую-то надежду, одновременно с этим и убивая её – ведь я не мог себе позволить её «мучить». Как и не мог понять, что мне делать дальше – продолжая прежнюю линию поведения я бы её «мучил», перестав – канул бы в лету, или, может, она бы начала скучать по нашим колкостям? Перестать о ней думать и оставить её в прошлом я тоже не мог – для меня на ней будто бы свет клином сошёлся. Поэтому я пил и думал, думал и пил, постепенно приходя к мысли, что на данный момент я уже ничего не могу изменить – нужно только ждать. Ждать либо того, что она передумает в плане своего выбора, осознав ошибку, либо того, что я смогу спокойно жить дальше, не думая о ней. Также я размышлял о том, что нейтральность – это смерть, пусть лучше она меня ненавидит, и думает обо мне в негативном ключе, чем будет ко мне равнодушна и не думает вовсе. А вообще, пришёл я потом к выводу, ведь всё как было, так и осталось – она меня оттолкнула сейчас, но отталкивала и раньше. Тогда какой мне смысл переживать так по этому поводу? Хотя что бы я ни думал по этому поводу – это всё рано мне мало помогало.

Наконец под утро, допив бутылку, я всё-таки заснул, чтобы проснуться спустя несколько часов абсолютно не выспавшемся, хорошо хоть без похмелья.

Доброе утро. – встретила меня своим стандартным приветствием Таня, привычным движением убирая волосы за уши. – Как спалось?

Привет. Утро добрым не бывает. Мало спалось.

Могу настроить капсулу, чтобы тебе снотворное перед сном капалось. – участливо предложила она.

Излишне, спасибо.

Как знаешь.

После завтрака, оказалось, что моя капсула сломалась. Всё работало, но перенос сознания не происходил.

Значит у нас выходной. – счастливо сказала Таня. – Техники провозятся, как минимум, до вечера.

Что делать будем? – спросил я, понимая куда она клонит.

Можно в город съездить, погуляем, в кино сходим, не полного погружения, конечно, как у вас, но всё же…

Я ещё не знаю, что это, не довелось оценить, так что давай… правда мне ещё зарплату не перевели.

Я угощаю. – улыбнулась она.

А нас не застрелят, сочтя это побегом?

Мы же уже выезжали, забыл что ли?

Так то ведь просто в машине, а в городе же система распознавания лиц мигом сообщит о беглом нарушителе.

Только если поступит информация о побеге – здесь вы все официально уже не заключённые, но раз уж ты будешь со мной – то не поступит.

А самолёта у тебя, случаем, нету? Куда-нибудь бы махнуть, да попросить политического убежища…

Если бы… сама бы уже давно улетела. – произнесла она с грустной улыбкой.

Ну тогда в город.

Весь дальнейший день мы провели в этом закрытом городе – гуляли как обычные люди, радовались жизни, много смеялись, фотографировались на различных красивых фонах, и сходили в кинотеатр. Фильм выбрать было не сложно – либо импортная картина, либо очередной тупой ремейк старого и хорошего отечественного фильма, либо же наша новая дрянь с тупым сюжетом, примитивным юмором и спецэффектами прошлого века, ещё и с бездарной актёрской игрой, где за всех отдуваться приходилось нескольким именитым актёрам, что, на наш общий взгляд, не улучшало фильм, а лишь уничижало этих актёров. Мы выбрали, естественно, первый вариант – зарубежное кино, а не очередную отечественную парашу, которую можно смотреть только в саркастических обзорах блогера Бэд-комментатора, так как копрофагией мы не страдали… Я даже практически не возвращался мыслями к Свете – Тане удалось меня вернуть к моему почти нормальному состоянию и я старался абстрагироваться от всего, что нас с Таней сейчас не касалось, а она оказалась очень похожа на Катю, чего я раньше не замечал – простая и весёлая, даже её редкая грубость куда-то пропала. Уже вечером мы забрались на наше прежнее место на крыше лаборатории, где уже традиционно пили пиво, только на этот раз прохладное.

Ладно, Тань, раз ты не приглашаешь, то я, пожалуй, пойду на свою жёсткую кушетку в холодный бокс…

Пойдём лучше ко мне. – отозвалась она, взяв меня под руку. – На мягкой кровати спать всяко приятнее, чем, как ты выразился, на «жёсткой кушетке в холодном боксе».

Пойдём.

Так же идя под руку, мы направились в её апартаменты.

Хороший был день, и сейчас я хочу такого же хорошего его завершения… – прямо сказала она, стоя напротив и пристально глядя мне в глаза, как только мы вошли.

Постараюсь не подвести. – ответил я, заключая её в объятия…

Похмелья, учитывая то, что выпили мы немного, не было, и утром мы с Таней продолжили то, на чём остановились ночью – сначала на кровати, потом и в душе, и, когда мы вышли из её блока, она взяла меня за руку.

Хочу, чтобы все видели и знали. – ответила она на мой слегка удивлённый взгляд.

Тань, а это разве не создаст никаких проблем?

Наоборот.

Так мы дошли до столовой, где она демонстративно поцеловала меня в губы и ушла. Минут через десять после того, как я появился в яме, меня ожидали претензии Самойлова, подошедшего в составе делегации из всей наших офицеров:

Отвечай, кто тебе помог сбежать и где ты прятался?!

Я не сбегал.

Не морочь нам голову. Твоя яма была пустая днём и когда тебя пришли выпускать, мы искали тебя по всему лагерю!

Я был в реальном мире.

И кто это может подтвердить?

Мой куратор, вестимо.

Неплохо придумал, ведь мы это никак не проверим. – вклинилась Шлющенко, видимо, желая показать офицерам свою лояльность.

Убейся об стену и попроси своего куратора спросить об этом моего, уверен, что ты знаешь много способов убеждения и найдёшь, что предложить взамен…

Даже если ты себя убил, то тебя не было ни через полчаса, ни позже. – продолжил допрос Самойлов.

Я не умирал и не убегал – у меня сломалась капсула.

И что же ты там делал весь день?

Гулял в городе.

В городе? Инопланетяне, может похитили? Придумал бы что-нибудь более правдоподобное! – влезла в разговор Плесеньбаева, «прыгунья» на «шесте» в фильмах 18+, подруга Шлющенко, отличающаяся крайней ветреностью и преклонением перед властью.

Я вдруг подумал, что вокруг ямы собралось приличное количество зевак.

Отвечай, что ты делал в городе и как туда попал?

Гулял со своим куратором. Так что кончайте этот цирк и отправляйте меня на перерождение.

Даже если это и так, то формально ты не отсидел сутки в яме. – ответил Самойлов.

Формально срок моего заключения закончился этой ночью, так что я жду освобождения.

Отправьте его на перерождение. – приказал Рымов. – Но мы проверим твои слова.

Выбравшись из ямы, я увидел, что народу вокруг собралось предостаточно, девушки только собирались отправиться на свой традиционный марш-бросок, а мы на плац, Света же делала вид, что меня не существует.

Доброе утро. – поздоровался с ней я, ожидая от офицеров отправки на перерождение.

Ответом мне было красноречивое молчание. Поздоровавшись с Юрой уже после воскрешения, мы за дружеской беседой двигались на плац:

Вкачал, значит, при рождении всё в «удачу»?

Наверно, иных объяснений, почему я родился таким умным и красивым у меня нету.

А ты не думал, что если твой куратор считает тебя красивым, то это скорей исключение?

Вот ты и займись этим вопросом – собери комиссию и анонсируй всеобщий опрос.

И какой результат тебя устроит?

Да как обычно при официальных опросах или выборах – 72–76 процентов голосов должны быть «да»/«за», только не переусердствуй, а то я запомнюсь «трёхпроцентным», а чтобы было проще подтасовать результаты – растяни опрос на несколько дней.

Да ну… это придётся, значит, заморачиваться с урной, будто она опечатывается, организовывать участки для сбора голосов и рисовать кучу бюллетеней.

Не кучу, а две кучи бюллетеней, чтобы было чего вбрасывать, а участки можно и не делать – пеньков, лавочек и тележек у нас что ли мало? И для урны подойдёт любая коробка, смажь главное края маслом, а потом уже скотч лепи. Ещё можно добавить досрочное и дистанционное голосование для тех, кто станет несколько раз голосовать, ну и покойковое в довесок, чтобы можно было убедить кого-то и подкинуть пару бюллетеней по дороге.

И, как понимаю, запретить любому желающему быть наблюдателем?

Само собой, только лояльных бери – Катю, к примеру, Васю Пронина, Котова тоже можно…

Всё равно сплошной геморрой – лучше напиши на бумажке, что ты красивый, и вложи её в солидную обложку с надписью «конституция».

Думаешь прокатит? Не, Славик, я чё-то очкую…

Да я те говорю! Я так сто раз делал! – подхватил он следующей цитатой из некогда известного и довольно посредственного юмористического шоу.

Как у тебя успехи-то? – сменил я тему.

Никак, думаю, что темнота не главное, возможно, что кто-то должен украдкой смотреть, или со злыми намерениями, или же со страхом – ведь ты же мог доложить в тот день, что тебя зеки убили…

Так и тебя убили, ты тоже мог доложить и на тебя бы также смотрели… а может сразу к камням перейти?

Чем же я так тебя обидел? – засмеялся он.

Было б за что – вообще бы убил. – улыбнулся я. – Или, может, просто не для тебя этот навык?

У тебя те «ускорители», которые ты в борделе купил ещё есть?

Да, я их даже не пробовал.

Вот я и проверю их эффект.

Какое-то время мы молча делали зарядку в сторонке на плацу, потом я заговорил:

Давай сначала попробуем вариант, где ты с повязкой на глазах знаешь, что я за тобой наблюдаю, а я шумлю вокруг, чтобы ты знал откуда именно я смотрю. А не прокатит – воспользуешься химией.

Попробуем. – проворчал он.

Хоть здесь было и не обязательно есть, но привычка обедать, причём вкусно, засела во всех глубоко, пару раз на обед были лишь сухпайки со склада и макароны – тогда наши охотники никого не подстрелили, но даже это было вкуснее, полезнее и безопаснее завтрака в столовой лаборатории. Сейчас же на обед была какая-то местная бегающая живность с уже ставшей традиционной кашей, после еды меня отозвал в сторонку Ефимов:

Эй, пойдем поговорим, дело есть.

Чего хотел? – спросил я, когда мы уже достаточно далеко ото всех отошли.

Я знаю, что жетонов у тебя хоть жопой жуй, а мы с пацанами хотели сегодня посидеть, выпить…

В долг не дам. – перебил я его.

А я не занимаю, я вежливо прошу спонсировать своих корешей, можешь и с нами посидеть.

Какой ты сегодня добрый, а почему всего лишь корешей, а не братанов? – сардонически усмехнулся я, меня откровенно забавлял его наезд.

Ты должен помнить, что я ведь могу и по плохому…

Тогда ты, думаю, не забыл и что случается потом… – бросил я ему, заканчивая этот бессмысленный, но забавный разговор.

Впрягать Терникова не хотелось, так как это бы означало, что я вовсе не в авторитете, как он считал, а значит был ему бесполезен, но я абсолютно не волновался из-за Ефимова, полностью полагаясь на свой, уже далеко не раз меня выручавший, навык. Вечером на спаррингах моим первым противником стал мой хороший приятель Пронин, которого я не хотел бить, поэтому после пары его финтов я дождался сильного сигнала об опасности, и сделал, разворачиваясь корпусом влево, полушаг вправо, поймав его руку, и бросил через бедро, закончив бой за полминуты выходом на болевой, заломив ему эту же руку. Продолжать мы оба не хотели. Следующим соперником был Ефимов, с которым мы уже сталкивались на ринге дважды, и оба раза не в мою пользу, но это было больше недели назад, так что сейчас я был намерен разгромно его победить, тем более после его сегодняшней попытки меня прогнуть. Он, видимо, был также настроен и сразу прыжком сократил дистанцию, за что моментально и поплатился, получив мощный удар правой ногой в ухо и челюсть, от которого упал как срубленное дерево. Он вообще всегда очень агрессивно дрался, но такой откровенной глупости он себе ещё не позволял. Я же спокойно присел на землю, ожидая когда он очухается. К этому моменту вокруг нас начали собираться зрители, предполагая интересное продолжение. В себя он пришёл довольно быстро, что здесь не было удивительно, и мы продолжили. Действовал он уже намного осторожнее, тем не менее он продолжал наступать – на этот раз он атаковал быстрыми лоу-киками, совмещая их с прямыми ударами рук в голову, от которых я уходил, провоцируя его на более активные действия, и он не заставил себя долго ждать. Сделав вид, что собирается повторить удар по моей левой ноге, он резко развернулся, собираясь ударить левой ногой с разворота, но я-то знал откуда будет удар, поэтому, не мудрствуя лукаво, просто подсёк его правую ногу в полуприседе, одновременно уходя от его удара. Когда же он, разозлённый, вскочил, то ринулся на меня с серией ударов кулаками, я же старался по возможности их принимать на локти, стремясь сломать ему таким способом руки, и, достигнув желаемого, я пошёл в атаку на вскрикнувшего от боли Ефимова, превращая уже его в отбивную. Зрители зааплодировали, прекрасно понимая, что я унизил его так же, как и унизил недавно одного смазливого урода, только в этот раз жертвой был очень серьёзный и опытный соперник, у которого не оказалось ни единого шанса против меня. Последний сегодняшний бой был против разведчика Зимина – этот поединок я не хотел затягивать, и уже сам наступал. Победил его я за несколько минут, проведя несколько двоек с левой-правой, после чего, когда он слегка дезориентировался, ударил в прыжке коленом в подбородок.

Поднявшись из капсулы перед ужином, меня ожидал поцелуй от Тани со словами, что она соскучилась. Мне хотелось её оттолкнуть – словно прошедший день оставил всё, что было между нами вчера и этим утром в прошлом. Тогда это было мне необходимо, она помогла мне прийти в себя, но сейчас мне было определённо ясно, что к ней меня не тянуло, она не вызывала во мне абсолютно ничего, тем не менее я не мог заявить ей об этом на следующий же день, будто я ею попользовался, а теперь выбрасываю как вещь. И, вернувшись в лагерь, я сидел в одиночестве с пивом, размышляя как же мне поступить, в то время пока Юра опять где-то упрямо бродил.

Примус починяешь? – поинтересовалась у меня подошедшая Катя.

Делаю вид, этот вот ремонту уже не подлежит, а ты разбираешься в их починке?

Нет, только в плохом настроении. Советую убрать его в сторонку – может он сам потом заработает.

И как я без примуса?

Я ж говорю «убери», а не «выбрось», просто отложи его на время – и легче, и всё, глядишь, само наладится.

Наладится? Она сказала мне «не мучай нас обоих», куда уж легче?

Ну и что? Мы часто говорим не то, что думаем, а думаем не то, что говорим.

Кать, спасибо тебе, и за эту глубокую мысль тоже, но я бы сейчас побыл один…

Как знаешь. – ответила она, и, чмокнув меня в щёку, удалилась.

Слова Кати всё же нашли у меня отклик, а вскоре подошёл и довольный Юра:

Ни за что не угадаешь, какой я навык получил.

Ощущение взгляда? – озвучил я самое банальное предположение.

Обнаружение жизни. – усмехнулся он.

Забавно, и как работает?

Могу ощутить чужое присутствие метрах в ста от меня. Нужно сосредоточиться, будто прислушиваешься, но если вокруг много народа – начинает болеть башка.

И как именно ты получил эту способность?

Всё как ты сказал для «ощущение взгляда». Так что спасибо тебе за твоё расплывчатое объяснение.

Какой я молодец-то, оказывается, но почему мне тогда слышится упрёк?

Разве? Чшшш… – приложил он палец к губам. – Не, я не слышу. – засмеялся он, поглаживая усы с бородой.

Потому что в упрёке слова «обед» не было. А вообще, мне не понятно, почему ты продолжаешь ходить с пузом?

Это чтобы отжиматься было проще.

Я спросил не «для чего», а почему? Ты ведь должен был уже сбросить лишние килограммы хотя бы на одной лишь, с позволения сказать, «еде»…

Мой «амортизатор любви» выполняет фактическую роль. А вообще это стандартная эволюция кубиков пресса, когда они сливаются в один большой.

Ты чересчур уж запустил их эволюцию, останавливай лучше, пока весь не превратился в один огромный кубик. И поостерёгся бы говорить об этом при моих кубиках… а то мало ли что…

Антиэволюционер. Фу быть таким.

Как ты, однако, слово деградант завуалировал! Эволюция вообще возможна лишь в пределах одного вида – и называется она «естественный отбор», не более… ну или филетическая эволюция. Одноклеточное лишь может стань колонией одноклеточных, но никогда не станет многоклеточным организмом, как и обезьяна – человеком. Мы все были созданы, учитывая сложнейшее строение наших организмов. Структура крови, ДНК, РНК, строение и функции систем организма, того же глаза или мозга – всё это настолько гениально и логично, что не могло ни коим образом эволюционировать. Предполагать это – всё равно, что посадить обезьяну за печатную машинку и надеяться на то, что, она напечатает осмысленную книгу, когда она вряд ли даже напечатает хоть одно предложение, если интересно – почитай как-нибудь Томаса Хаинца. А вот кем мы были созданы – вопрос уже второй.

Ты её не любишь только за то, что она сделала с тобой?

Наоборот – я люблю матерь-вселенную. – не повёлся я на его провокацию. – И именно за то, что она сделала.

Твой Бог женщина? – продолжил юморить Юра.

Тот, кто нас создал – матерь, потому что мужчина физически не может родить…

Но создать-то что-то может, и создаёт больше, чем женщины – орудия труда, дома, машины…

Создаёт неодушевлённые объекты, мы же с тобой органическая жизнь, которую рождают, а не создают.

Скажи это детям из пробирки.

Ты зацепился за частности, и не видишь общего.

Я ни за что не зацепился – я прекрасно всё вижу, я согласен с твоим тезисом, что нас создали, но не согласен с твоим выбором пола для Бога.