Текст книги "Тайная служба (СИ)"

Автор книги: Алексей Полевой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

Граф, невзирая на вечерний час, был в кабинете и что-то увлечённо писал, судя по ровному ряду строчек, выстроившихся друг под другом, занят был этот человек стихосложением. Ожидать от столь грозного чиновника, внушавшего страх одним своим видом, столь легкомысленного рифмоплётства решительно было нельзя. Однако, результат был налицо, впрочем, все доподлинно знали, что маршал Хаугер, непобедимый в обороне и ужасный в наступлении, имеет огромную склонность писать стишки, прескверного впрочем качества. Причём насколько блистательны его победы, настолько же бесталанны его стишки, победы злят врагов полководца, а стишки злят уже самого маршала. Впрочем, Хаугеру достаёт ума посмеяться очередному отказу редакции его напечатать, но природная язвительность заставляет складывать в их адрес колкие эпиграммы. Вот эти резкие и бьющие не хуже пули стишата очень популярны, маршальские перлы уже давно растащили на цитаты и если бы только редакторы становились его целью – любой противник маршала рискует проснуться знаменитым, благодаря паре росчерков пера.

– А, это вы, – оторвался граф, – я тут написал, вот послушайте…хотя нет, ещё ругать начнёте.

– Отнюдь, – возразил Эрик, – иногда и сам пописываю.

– Тогда точно не стану, рыбак рыбака и всё такое, – убрал Нефёдов бумагу в стол, – какие-то новости?

– Машинист исчезнувшего было паровоза Фёдор Алексеевич Соболев, родной брат нашего министра транспорта, – показал отчёт советник, – а компания юных кутил имела в своём составе Шепеля Александра Алексеевича.

– И что? – нахмурился граф, – догадываюсь, но никогда не был поклонником заучивать «Железную книгу» наизусть, к делу.

– Шепели сводные братья Соболевых, мать Шепелей была вторым браком за отцом Соболевых, – поведал советник, – Соболев детей от второго брака не признал и оставил без наследства, поэтому мать оставила им фамилию Шепель, хотя они урождённые Соболевы. Насколько я знаю, из рассказов своей бабушки, следящей за всей светской жизнью с тщательностью бухгалтера, Александр Шепель очень дружен с Фёдором Соболевым и обучается в железнодорожном училище на старшем курсе. Шепель отбыл примерно за три часа до начала погрузки тел в поезд и согласно донесению гвардейцев спешил и явно нервничал.

– Ясно, – кивнул граф, – завтра арестуем обоих и поглядим.

– Это всего лишь предположение, – поднял руки Эрик, – насколько я увидел, да и наслышан Фёдор Алексеевич Соболев редкой кротости и ума человек, решил не добиваться судами восстановления титула и статуса, а вернуться в общество самостоятельно. И Шепеля Александра Алексеевича я видал на балах, весьма толковый и рассудительный юноша.

– Так для такого дела толковость и рассудительность как раз нужна, – хлопнул по столу ладонью граф, – ничего, может сразу расколются, а ежели невиноваты, через пару дней с извинениями отпустим, в газете пропечатаем о невиновности и всего делов.

– Но может последить, осмотреться, – предложил советник.

– Ни одного человека нет, – вздохнул Нефёдов, – уже всех подняли, арестантов полтысячи, задержанных и того более, наружка не спит вторые сутки, следователей вызвали даже из Иверийского герцогства. Позора честному человеку от задержания не будет, а ворога надо брать за жабры сразу, уж больно ловко всё получается: сводные братья, все твердят, что они с министром на ножах, да ещё находятся в компании принца, все железнодорожники, уехал рано, брать, однозначно брать.

Эрик вышел из дворца и пошёл домой. С одной стороны догадка вроде бы отличная, с другой стороны арестуют возможно достойных людей, машинист показался человеком хорошим и честным, да и в бытность мимолётных знакомств на балу, Шепель тоже показался весьма почтительным и разумным господином. С другой стороны половина смутьянов империи люди одарённые, весьма разумные с виду, имевшие хорошее положение, но поди ж ты, то корабль взорвут, то бомбу в министра запустят, а то губернатора застрелить норовят. Поэтому, авось всё выяснится, если надо будет, тайная служба извинится, официально, такие случаи даже придают шарма в обществе. Сам Эрик попадал на гауптвахту дважды, даже был арестован и целую неделю провёл в казематах по ложному обвинению, газеты потом писали, что не раз попадавший на гауптвахту оказался отпущен с официальными извинениями.

– Эрик, чтоб тебя черти взяли! – громко, не стесняясь осуждающих взглядов прохожих, возопил огромный гусарский ротмистр в парадной форме, – ты почему в столице, да ещё расфранчённый как на праздник? Ты же вроде на границе должен быть, я третьего дня с батюшкой твоим в шахматы играл, он сказывал, ещё полгода служить осталось и вроде в отставку? Как понимать-то?

– Здорово Михай, – обрадовался неожиданной встрече советник, – да вот служу, только по другому ведомству.

– Как всегда немногословен и загадочен, – нахмурился ротмистр и широко улыбнулся, – если из дворца бредёшь, да ещё без формы, да ещё с таким озабоченным челом, то, поди, шпиёном заделался?

– Ты не ори так, – хмыкнул Эрик, – не отказываться же от тайного советника 4-го класса.

– Да ты, брат, в чинах меня обскакал, – хлопнул его по плечу гусар, – небось ещё и камергера отхватил?

– Ну, есть немножко, – кивнул советник, – не отказывать же его величеству.

– Ему откажешь, как набросится, как произведёт, канделябром не отмахаешься, – хихикнул гусар, – а я, видать, камер-юнкером так и помру.

– Что в городе-то происходит? А то я как приехал, неделю у родителей в имении, пару часов в столице, собирался в полк ехать, а потом в таком закрутило, что второй день не разогнуться, – сказал Эрик, – наши-то где?

– Ах, да, что мы стоим-то! – заорал гусар так, что особенно впечатлительная собачка кинулась под ноги своей не менее впечатлительной хозяйке и обе чуть не упали, – где тут пьют, шампанского!

Не глядя на возмущённых гусарскими выходками чинных господ, важно фланирующих по Императорской площади перед дворцом, Михай потащил советника, впрочем, совсем не упирающегося в «Квисисано». Этот разудалой ресторанчик славился гулянками высшего офицерства, его много раз порывались закрыть из-за соседства с дворцом, однако притихнув на месяц-другой, ресторан вновь принимался за своё. Такой громкой музыки и ледяного шампанского не подавали больше нигде, а такой фривольной атмосферы в зале и на сцене тоже мало кто видывал. Впрочем, иногда здесь бывал, замечен и сам император, так, что всё было в рамках некоторых приличий и откровенной пошлости не допускалось, но веселье здесь било через край.

Раскланиваясь с многочисленными знакомыми, ротмистр взгромоздился за единственный свободный столик и громогласно потребовал шампанского, получив требуемое, он саблей открыл бутылку и под визги девиц, любящих гусарские штучки, ловко разлил по бокалам. Эрик помнил, какое ледяное тут шампанское, поэтому залпом пить не стал, чуть пригубил, гусарить он давно бросил, да и непонятно что будет завтра на службе. Зная, что без выпивки его не отпустят, советник заказал плотный ужин, зато Михай, опрокинул ещё бокал и закидал его вопросами.

– Мы когда ты из кавалергардов подался в погранстражу, даже не поверили сперва! – выпучил глаза Михай, – всё хотел спросить, что понесло крепить границы от басурман?

– Да надоело мне всё тогда хуже горькой редьки, – отхлебнул из бокала советник и поморщился оттого, как заныли от холодного шампанского зубы, – все эти гулянки, драки с лейб-гвардейцами, девицы эти провинциальные, приехавшие замуж за кавалергарда выскочить, служить хотелось, а не ерундой заниматься по кабакам и балам. Ты же меня знаешь, без дела сидеть тошно.

– Ну да, помню, кавалергарды в салон ехать, а ему, видишь ли, конная выездка дороже, мы как раз на твоей выездке в драке и познакомились, – расхохотался гусар, но затем вздохнул, – тогда уже говорили, толк из тебя выйдет, далеко пойдёт, а мы головы сложим в бессмысленной, но удалой атаке или пьяными уснём в сугробе.

– Ой ли, – хмыкнул советник, – погусарите годик-другой ещё, удачно женитесь, выйдите в отставку, затем получите должность в министерстве тестя, десяток лет и готов новый министр чего-нибудь, почитай все министры из лейб-гвардии гусарской или кавалергардов.

– Кроме министра сельского хозяйства, те из егерей выслуживаются, – кивнул Михай, вспоминая давнюю шутку, – ещё флотские по своему ведомству приплывают.

– Приходят, – поморщился Эрик, – меня папан тоже в министерство пихал на второй год службы, говорил, хватит уже бряцать саблей об кирасу, зачем в университете пять лет было учиться? Аж коллежского асессора выхлопотал в министерстве финансов, а мне едва лишь титулярный советник или даже коллежский секретарь светил. Дед, тот сразу сказал – езжай на границу, там делом хоть займёшься.

– А ты вот так взял и сбежал в заштатный полк на южной границе? – ехидно покачал головой Михай, – даже особо не торговался в званиях, так и убежал, хотя из гвардейских-то поручиков мог в капитаны произвестись.

– Произвели и без этого, – махнул рукой советник, – нашу заставу целый корпус брать пытался через месяц как приехал, половину офицеров перебили, так, что старшего лейтенанта получил скоро, а затем в разведку перевели. На третий год побывал на всех границах, всегда хотел по стране поездить, да и закордонные страны повидал изрядно, а капитана и так дали, заслуженно, как положено через выслугу, жаловаться нельзя.

– Ну, теперь-то почитай снова гвардейцем заделался – тайная служба государя приравнивается к тем же кавалергардам, – открывая вторую бутылку тем же фееричным манером сказал гусар, – в обычной пехоте уже мог бы бригадира себе выторговать.

– Бери выше – генерал-майора, – поправил он не слишком разбирающегося в тонкостях чинов гусара, – а если понаглее, то и генерал-лейтенанта в пехоте.

– За это и выпьем, – кивнул Михай и поглядел на часы, – наши поди в офицерском собрании уже все, двигаем туда.

Офицерское собрание располагалось не так далеко, было приятно пройтись по Морскому проспекту, с уже включенными фонарями, яркими витринами, роскошными экипажами. По проспекту фланировали тысячи нарядных горожан, лениво выбирающих, где бы поужинать или какой театр посетить, благосостояние столичных жителей вошло в поговорку пару сотен лет назад и пока никто не видел причины её менять. Сотни приезжих дивились такому изобилию, как лодчонки лавируя между роскошными яхтами и целыми клиперами. Пройдя многочисленные мостики и сверкающий всеми возможными товарами всех возможных стран Купеческое подворье, офицеры свернули на более тихие улочки. Оставив позади выставленные в гигантских витринах неимоверного Купеческого подворья товары, они оставили и тамошнюю бурлящую толпу покупателей.

Проходя по знакомым улицам, Эрик наслаждался вечером, благо знаменитые столичные дожди вроде пока не начинались, окружающие тоже пользовались хорошей погодой, осень ещё не вступила в свои права окончательно. Миновав бесконечные частные дома, соперничающие роскошью отделки и вкусом знаменитых архитекторов, вскоре добрались до офицерского собрания. Здание впечатляло фасадом даже на фоне окружающих домов, ибо его строил истинный мастер архитектуры, обычно исполнявший заказы по императорским дворцам, мимоходом построивший и сей шедевр. У входа высился седовласый отставник в гренадёрской форме без погон, с таким иконостасом на груди, что мог позавидовать кто угодно, кто ещё не обзавидовался роскошным бакенбардам или высоченной мохнатой шапке. Выправка привратника была отменной, хотя годов было явно за семьдесят, умные и внимательные глаза дополняли егерский тесак с положенной на него крепкой рукой.

– Господин ротмистр, позволено ли будет спросить, кто ваш гость? – пробасил егерь.

– А вот сам его, милейший и спрашивай, – отмахнулся Михай и заорал, вбегая в собрание, – Ярослав, пику тебе в неожиданное место, куда пропадал?

– Без одной полосы не пускаем, – пробасил егерь, напомнив о себе.

– Гренадками не звени, – Эрик перешёл на понятный только своим язык, – четыре малых ключа и одна большая корона.

– Здравия желаю, господин капитан пограничной стражи в отставке и тайный советник 4-го класса, – быстро сообразил гренадёр и ещё больше вытянулся, хотя казалось бы куда уж больше.

– На вот дукат, выпей за наших товарищей, – сказал Эрик, сунув ему за обшлаг золотой, приметив знак боя при Аль-Анбаре и как было принято там, сквозь зубы добавил, – свои стоят, чужие не ходят!

– Свои стоят, чужие не ходят! – повторил гренадёр и украдкой утёр слезу, потому как увидел одного из своих названных братьев.

В собрании как всегда было по разному. Наверху шёл бал для младших офицеров, они сегодня имели право приглашать семьи и знакомых, отчего слегка покачивалась люстра, впрочем, видала она времена и похуже. Слева был спуск в тир, там наверняка упражнялись все кому не лень, в фехтовальном зале тоже было наверняка не протолкнуться от младших офицеров, желающих постигнуть фехтовальную науку, а старшие офицеры пытались растрясти жирок и не отвыкнуть от клинка совсем. Карточный зал тоже привлекал немало посетителей, как впрочем, залы для игры в мяч и конный манеж. Лекционный зал, конечно, был заполнен едва на треть, думается, вопросы фортификации и таблицы стрельб вечером не так захватывали, вот если бы состоялась встреча с героями знаменитого сражения – другое дело, половина города устремилась на такую лекцию. Наибольшую популярность имели, конечно, бар и ресторан, благо кухня здесь была отменная, напитки любые от местного сидра или ягодного ликёра, до самых экзотичных финиковых вин или заморского виноградного самогона. Офицеры часто служат так далеко от дома, что шею можно свернуть даже глядя на карту, а уж там привыкают ко всяким местным чудачествам, оттого, столица империи наводнена таким разнообразием, что найти вяленое мясо хиджазского варана тут не сложнее чем сладкий жареный рис Империи Чжунго.

Красный ментик гусара как раз исчезал в баре, окружённый такими же красными ментиками и белыми кавалергардскими мундирами, Эрик последовал за ним, порадовавшись в который раз, что длительная вражда между кавалергардами и лейб-гвардии гусарами закончилась. Никто уже и не помнил, с чего всё началось, но в бытность свою кавалергардом, советник недели не помнил, чтобы не обошлось без драки или дуэли. А закончилось всё пожаром гусарских казарм и конюшен, тогда кавалергарды, с изрядной опасностью для себя отстояли здание от огня, мир оформляли торжественно, в госпиталь после той грандиозной попойки попало народу больше, чем было раненых на пожаре. С тех пор кавалергарды и гусары стали лучшими товарищами, хотя когда они враждовали и кутили порознь, возлияния редко попадали в газеты, сейчас же совместные озорства уже приелись читателям, но бравым офицерам удавалось всё же удивить искушённую столичную публику.

– Да вот он! – закричал Михай, указывая на советника, – его там привратник не пускал, вишь как вырядился, окаянный.

– Эрик! Чертяка! Где был! Где коньяк?! – советник был оглушён приветствиями и дружественными похлопываниями старинных товарищей.

Менее бывалого такие приветствия свалили бы с ног или даже загнали в госпиталь, а громкие вопли этих достойных офицеров не раз пугали как вражеских солдат ещё до боя, так диких животных. Эрик же вырос среди таких громогласных, способных перекрикивать орудия монументальных людей, с детства привыкнув к их грубоватым шуткам и своеобразному обращению. Чтобы не мешать чинно ужинающим старшим офицерам, компания удалилась в дальний зал, где подавали больше горячительные напитки, чем горячие блюда, звучала музыка и веселился разнообразный служилый люд.

Эрику пришлось рассказывать о своих приключениях, исключая те, что нельзя рассказать даже гвардейским офицерам. Военные в империи всегда много путешествовали, однако, хвала всевышнему, больших войн давно не было, оттого рассказы о жителях Небесных гор или скачках в пустыне Нефуд-Дахи пользовались большой популярностью. Аристократы путешествовали в основном в Объединённые королевства, реже на восток в Княжество Маратхов, рассказывая потом о своих приключениях волшебные сказки, такие россказни всем надоели, а вот гремящие вулканы или обычаи северных аборигенов вызывали бурный интерес. Так, что Эрик на время сделался центром внимания, кто-то бывал там, кто-то здесь, а вот человека исколесившего почти всю империю нечасто доводится видеть. Тем более пограничников уважали за их отличную выучку и боеспособность, Эрика считали за очень правильного человека, раз уж променял кавалергардские блистательные эполеты на зелёненькие погоны трудяги-погранца. О своём неожиданном возвращении и переходе в другую службу тоже пришлось рассказывать.

– …ну, вот я и приказал жандармам… – сказал Эрик намного громче, чем хотелось бы.

Как назло, в это время музыка смолкла, а весь зал видимо набирал воздуха в грудь, чтобы вновь заговорить, несколько офицеров взглянули в его сторону и снова принялись за свои дела. С гвардейцами вообще старались не связываться, благо их выходки были общеизвестны, а принадлежность к лучшим домам империи делала их вдвойне неприятными соперниками, чего не сказать о некоем пехотном майоре, на нетвёрдых ногах подошедшего к их столу.

– Тут что, пахнет крысой? – ткнул он пальцем в советника, – насколько я помню, жандармские в офицерское собрание отродясь не пускались!

– Проспись майор, – миролюбиво сказал кто-то из гвардейцев, – это наш товарищ и друг, выпей лучше с нами и послушай, интересно.

– Да вы с крысами общаетесь?! – взревел майор, – да я вас всех на дуэль вызову!

– Уймись пехота! – уже слегка раздражаясь, рявкнул гвардеец, приметив знаки перновского гарнизонного полка, – ты у себя там в провинции с кем хочешь лайся, а здесь потрудись вести себя подобающе.

– Да я! – рванул ворот и дико вытаращил глаза майор, ткнув в Эрика пальцем, – этого подлеца на дуэль вызываю!

– Что здесь происходит, господа? – мягко подошёл хозяин собрания, подполковник гвардии.

– Ваше высокоблагородие, этот пехотный майор вызвал тайного советника 4-го класса Оллсона на дуэль, – некстати взял на себя обязанности комментатора всё тот же гвардеец.

– Добрый вечер Эрик Карлович, – кивнул подполковник, – картель брошен, ваше слово.

– «Вызвать Оллсона на дуэль плохая затея», – процитировал Эрик знаменитую фразу своего деда, вошедшую в поговорку и нахмурился, потому как отказаться нельзя, хотя это и пьяная выходка какого-то провинциального дурака, но свести к шутке уже не получится, – вызов принят.

– Дуэль одиночная, групповая? – спросил подполковник трезвеющего на глазах майора и нескольких его собутыльников, весьма надо сказать несмело глядящих на толпу гвардейцев стоящих за спиной Эрика.

– Одиночная, – смог выдавить майор.

– Оружие? – спросил Эрика подполковник.

– Пистолеты, – сказал тот и снял для удобства сюртук, потом жилет, затем ремень с патронами.

Майор довольно сильно побледнел, поскольку заметил прикреплённый на поясе значок тайной службы, но что его больше испугало – абордажный револьвер. Из жандармского офицера, тайком пробравшегося в собрание, вызванный превратился в боевого офицера, бывавшего в абордаже, да ещё из жуткой тайной службы. Майор с трясущейся губой подошёл ближе.

– Приношу глубочайшие извинения и забираю вызов! – чуть дрожащим голосом произнёс он, – обнимемся и будем друзьями.

Спутники майора заметно расслабились, благо вроде бы всё кончилось хорошо. Офицеры из заштатных гарнизонов, посещая столицу, по привычке бывали в офицерском собрании, в их городках в собраниях протекала вся светская жизнь, там обычно была приличная кухня и выпивка. В столичном собрании и цены были щадящими в отличие от кабаков и ресторанов, поэтому провинциальные военные бывали тут часто, правда и часто страдали от избытка выпивки и столичных нравов. Гвардейцы и присутствующие явно не ожидали, что извинения будут приняты, тут это было не в чести.

– Вызвать Оллсона не шутка, – покачал головой Эрик, – стреляться будем, конечно, не из абордажных револьверов, а из пограничных балонных пистолетов, одно послабление – зарядим ягодой жижолы.

– Принести мои пистолеты и ягоды жижолы, – приказал стюардам подполковник.

– Да гдеж я жижолу-то возьму…– пробормотал стюард убегая.

В ожидании оружия, вызвавшиеся секундантами, отмерили пятнадцать шагов и отчеркнули мелом рубежи, остальные пока выпивали и судачили о предстоящей дуэли. Выбор заряда многих позабавил – жижола крепкая ягода с твёрдой косточкой и очень жгучим ярко-красным соком, любимая детская забава в северных провинциях. Жижолой плюются из трубочек, ей же стреляют из рогаток, из неё же делают крепкую настойку, но знаменита она тем, что император Константин VII при обучении новобранцев, когда те проявляли леность, заставлял подразделения тренироваться при обстреле ягодами жижолы. Убить она могла только при попадании в глаз, но если попадала в кожу, то рассекала её и вызывала жуткую боль, Император тогда из новобранцев сделал победоносную армию, теперь же нет-нет, а сержант бывает отдаёт при обучении приказ зарядить жижолой.

Вскоре вбежал стюард, с роскошно инкрустированным пистолетным ящиком и банкой варенья. Пока секунданты разбирались с пистолетами, незнакомые с жижолой съели полбанки варенья и отпивались холодной водой или шампанским, судя по лицам, жижоловое варенье, такое популярное на севере пришлось не всем по вкусу. Жжение от этой ягоды, если запивать водой только усиливается, поэтому бывалый стюард принёс ещё и протёртый шпинат, пострадавшие морщились, плевались, но держали во рту эту гадость, им постепенно становилось легче, северяне потешались над незадачливыми южанами от души. Майор смотрел на эту картину ошеломлённо, подполковник, имевший фамилию Ларсен и с детства приученный к варенью из жижолы только усмехался в усы.

– К барьеру господа! – воскликнули секунданты.

Эрик, имевший право первого выстрела, уступил его майору, тот был пьян, взвинчен и страшно нервничал, поэтому являл скорее гипотетическую опасность. Советник понимал, что завтра происшествие окажется в утренних газетах, а тем паче в качестве анекдота в салонах и такую дуэль следует красиво подать для общества. Столичная жизнь отличалась своеобразием, поэтому и вести себя надо было по-особому: дуэли строго запрещены в военную пору и не одобряются в мирное, однако постоянно случаются. Имперские власти на них смотрят сквозь пальцы, находя в этом отдушину для общества, погрязшие в судах о делах чести подданные других государств мечтают о возврате дуэлей. Там преследуют за сам факт дуэли обе стороны, имперские же власти скорее карают за нарушение правил дуэли и расследование проводят, если имело место серьёзное ранение или не приведи господь смерть, а ежели позвенели клинками-постреляли, ну и пусть. В обществе считалось: если брошен вызов – отказаться, значит лишиться чести, следовательно, положения в обществе и в итоге должностей, капитала и может быть жизни, поскольку любая собака будет думать, что ты струсил, а вот громкая дуэль, особо вычурная – это хороший способ заявить о себе в обществе. Другой вопрос, что советнику известность была не нужна и даже вредна, но как говорил его легендарный дед-дуэлянт: «вызов есть вызов, поздно сожалеть, сделай всё красиво, публика тебя полюбит, а император простит», вряд ли граф Нефёдов даже пожурит за дуэль, может быть поздравит.

Майор видимо был стрелком неважнецким – ствол гулял в руке, прищуренный глаз и хватка двумя руками выдавали в нём никудышного противника. Да, стоять под нацеленным пистолетом удовольствие небольшое, но скорее всего попадание принесёт только сильную боль, в детстве из озорства, мальчишками они пуляли друг в друга жижолой и три раза Эрика подстреливали более старшие ребята. Сказать, что это больно – ничего не сказать, следы на руке и спине остались до сих пор, зато это научило Эрика терпеть боль, не попадать лишний раз под обстрел и заставило упражняться в стрельбе до фиолетовых кругов в глазах. Дед и его камердинер, бывший егерь научили стрелять из всего, что может стрелять, не говоря о холодном оружии. Поэтому, когда в следующем году мальчишки стреляли жижолой, обидчики насчитали в себе каждый по три попадания, а попытка выздоровевших пересчитать зубы – натолкнулась на уверенный кортик в руке. С тех пор Эрик стал для местных своим в доску.

Чего нельзя сказать о майоре, тот, оказывается, забыл взвести курок и неумело это сделал, затем он, всё поглядывая на секундантов, постоянно сбивал прицел и снова тщательно целился, а когда был дан сигнал к стрельбе, дёрнулся всем телом и выстрелил. На правом рукаве белой сорочки Эрика быстро расплывалось ярко-красное пятно, секунданты бросились к нему, но тот показал, что заряд прошёл мимо, только забрызгав соком ткань. Затем советник вскинул пистолет одной рукой, быстро прицелился и выстрелил, майор со страшными воплями упал, держась за лоб, куда попала ягода или вернее косточка, зная по себе, как это больно, Эрик зачерпнув ладонью шпинат, бросился к майору и быстро приложил чёрно-зелёную жижу ко лбу. Вопли быстро стихли, майор лишь постанывал и было решено вернуться к возлияниям, благо в офицерском собрании бывало всякое, взять хотя бы случай, когда элефант проломил крышу и начал очумело бегать по пятому этажу.

Однако не тут-то было, наряд военной полиции, видимо прослышавший о событиях вырос, как из-под земли, сверкая ярко начищенными нагрудными бляхами, они с интересом поглядели на стонущего майора и на Эрика, окружённого довольными зрелищем гвардейцами. Лейтенант военной полиции, видимо лишённый какого-либо юмора зачитал императорский указ о запрещении дуэли и аресте всех присутствующих, на законный вопрос как он собирается арестовывать полсотни гвардейцев, лейтенант не нашёлся что ответить, но приказал своим арестовать Эрика, как зачинщика. Полицейские неуверенно направили на него винтовки с примкнутыми штыками, советник, понимая, что либо тут случится обычная гвардейская драка с полицией, либо всё выяснится в комендатуре и он отправится, наконец, спать, ибо время позднее, надел ремень со значком, жилет и сюртук, взял абордажный револьвер и помахал гвардейцам. Под неуверенными штыками полицейских, он проследовал с ними в расположенную неподалёку гауптвахту. Из-за позднего часа никого старше лейтенанта не случилось и он не нашёл ничего лучшего, как закрыть Эрика в камеру, пусть чистую и с удобной постелью, но камеру. Пожилой смотритель хотел было указать лейтенанту, что тайная служба не подотчётна военной полиции, но тот цыкнул, мол, капралы лейтенантам не указ. Извинившись, капрал принял у советника абордажный револьвер, патроны и значок, вздохнув, что утро будет видать весёлое и верно, утро выдалось весёлое.

Глава 6

«Известный бретёр Оллсон, застрелил в офицерском собрании героя битвы при Кивиыли, доколе общество будет терпеть выходки Оллсонов, дуэлирующих по поводу и без повода?!»

Газета «Имперские сведения»

– Ну что здесь происходит? – ворвался в сон голос Нефёдова, – кто смеет арестовывать тайного советника?

– Так мы это хотели…, – послышался голос лейтенанта, открывающего дверь камеры, – ваше благородие...

– Вот даже не начинай, – бросил граф, – ну что, голубчик, как спалось?

– Ну, до вашего пришествия неплохо, – ухмыльнулся Эрик, – хоть поспал немного.

– Вот и мне подумалось, что пока отпускают, пока домой доберётесь, половина ночи пройдёт, не выспаться, а голова сегодня понадобится. Я вчера просматривал сегодняшние газеты от «Имперского голоса» до «Биржевого вестника», пришлось кое-что в них подправить, – задумчиво сказал граф, оглядывая камеру, – происшествие опишут нейтрально в конце светской хроники мимоходом.

– Большое преимущество читать вчера сегодняшние газеты, – кивнул советник.

– Скандал будет в газетёнках помелче…, – покачал головой Нефёдов, – хотя это на руку, лишний факт о бесчеловечности тайной службы, однако представляю, что напишет Зачупыженко-Бертольдшварцкая!

– Уж эта напишет, особенно учитывая сегодняшнюю официальную колонку о дворцовых назначениях, дескать, новоиспечённый советник застрелил наповал гарнизонного майора, столица негодует, правительство скрывает преступника, – кивнул Эрик, – но не мог же я поступить по-другому.

– Да нормально всё и майор этот выздоровел почти, сам виноват, нечего пьяным по столице скакать и нарываться на гвардию, впаять бы ему неделю карцера, впрочем, сам себя уже наказал, – махнул рукой граф и поморщился, – давайте отсюда выбираться, мобиль вас отвезёт домой, приведите себя в порядок и в управление.

Нефёдов, громко стуча по каменным плитам гауптвахты окованной тростью, быстро шёл к выходу. К нему то и дело подбегал начальник гауптвахты с просьбой не губить, дескать, лейтенанта сгноит в гарнизонах, но сановник лишь морщился и отмахивался, Эрик на ходу одевался и принял от давешнего смотрителя оружие и значок.

– Ну что, экий у нас получился конфуз, – усмехнулся граф, усаживаясь в мобиль, – что за детство жижолой стрелять, а ежели бы в глаз попали?

– Заряд был половинный, максимум бы глаза лишился, ну поорал денёк-другой, – пожал советник плечами, – у нас это даже раной не считалось.

– Знаю, знаю, Оллсонов на дуэль вызывать самоубийство, сколько поколений вы людей дырявите всеми способами, – хмыкнул граф, – жду в управлении, трогай дружок.

Служебный мобиль быстро отвёз Эрика на квартиру. Взвившись к себе, советник быстро привёл себя в порядок и спустился вниз, там его поджидала знакомая журналистка в немыслимом брючном костюме горчичного цвета с ярким жёлтым шарфом. Она перегородила дорогу, и обойти её не было никакой возможности.

– Зачем вы застрелили бедного офицера? – набросилась она с ходу.

– Добрый день, – вздохнул советник, – как бедняга, орать перестал?

– Ужасно мучается, – задрав голову, воскликнула журналистка, – как можно быть таким жестоким? Пользуетесь своим положением?

– Да какое положение, любой, кто решил дуэлировать, оружие сначала пусть научится держать, – нахмурился Эрик, – если нужно, отвечу в суде.

– Пользуетесь значит положением, – кивнула журналистка, – как продвигается расследование?

– Какое расследование? – прикинулся дурачком советник, – я все дела сдал на заставе, тем более они не для газет.

– Вы прекрасно всё знаете! – вскинула голову журналистка, – дело об отравлении принца!

– А принц отравлен?! – вскричал Эрик голосом провинциального актёра и закинул руку к голове, – кто совершил эту низость?

– Аплодирую стоя, сразу видно хорошую актёрскую школу, – процедила журналистка, – так что?

– Принц жив-здоров, так и напишите, – нашёл таки возможность прошмыгнуть мимо приставучей дамочки советник, – всё расследуем и всех определим на каторгу или куда подальше.