Текст книги "«Будет жить!..». На семи фронтах"

Автор книги: Алексей Фомин

Соавторы: Михаил Гулякин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц)

Когда смолк треск пулеметов, из Арсенала вышел офицер. Он оглядел результаты кровавой работы юнкеров и приказал всем уцелевшим солдатам построиться. Затем их пересчитали и заперли в казарме. Весь день держали без еды и питья, а ночью выгнали рыть могилы, чтобы замести следы своего преступления.

Отец работал вместе со своими товарищами до поздней ночи. Схоронив погибших, решили бежать. Но как? Все выходы из Кремля были закрыты, там дежурили юнкера. Выручила солдатская смекалка. Раздобыли полотенца, связали их и с помощью такой вот веревки поднялись на стену, а затем спустились на набережную Москвы-реки. Под утро беглецы добрались до своих казарм и рассказали товарищам о трагедии…

Вместе с красногвардейцами и революционно настроенными солдатами отец участвовал в штурме Кремля, а позже охранял его до переезда из Петрограда в Москву Советского правительства. Потом воевал на фронтах гражданской войны, а когда отгремели битвы, вернулся в родное село, где стал в тридцатые годы первым председателем колхоза…

Дома меня никто не ждал. Мама растерялась. Смотрела на меня, и радости не было предела, но я вынужден был огорчить ее – ведь утром предстояло уезжать.

– На фронт? – тревожилась мама. – Да когда же только эта война кончится?!

Я спросил, пишет ли отец, как дела у Алексея.

– Отец служит во внутренних войсках, а Алеша заканчивает военное училище, – отвечала она. – Будет связистом.

Пока братья и сестра не вернулись из школы, решили обсудить наиболее важные вопросы. Меня беспокоило приближение фронта, потому и посоветовал срочно эвакуироваться.

– Нельзя оставаться здесь семье коммуниста, – убеждал я. – Знаешь, что за. звери пришли к нам войной?

– Саша скоро уедет в артиллерийское училище, так что останемся мы с Аней и Толиком, – говорила мама.

С трудом удалось доказать ей необходимость срочного отъезда.

Легли в ту ночь поздно. Младшие быстро уснули, а мама не спала – до самой зари слышались ее глубокие и печальные вздохи. Она и не подозревала, что я тоже не смыкаю глаз.

Неспокойно было уезжать из дому – враг приближался к родным краям. Но что я мог сделать? Чем помочь? Позже из города, где стоял батальон, я послал вызов маме и сестре, написал, что нашел квартиру. Но они так и не приехали.

Что случилось – я не знал.

…Коробочкин ушел к комбату. Колеса постукивали на стыках, поезд мчался к Москве. Все это время я с нетерпением ждал, когда же мы окажемся на фронте.

Подмосковье встретило крепким морозом, в вагоне стало заметно холоднее. Прильнув к окнам, мы пытались понять, куда нас везут. А эшелон несся по окружной железной дороге в кромешной темноте, и не сразу удалось определить направление движения. Наконец состав остановился, прозвучала команда, и началась разгрузка.

– Это где же мы? – спросил Мялковский, сразу оживший и повеселевший после отдыха.

– Никак, Люберцы! – воскликнул Коробочкин.

Да, это был подмосковный городок, от которого до Москвы рукой подать. Наша бригада разместилась в поселках Дзержинском и Капотне, другие части корпуса – в районах Люберец и Малаховки. Штаб корпуса расположился в здании управления Завода сельскохозяйственного машиностроения имени А. В. Ухтомского.

То, что мы оказались в тылу, никого не удивляло – воздушно-десантным частям совсем не обязательно быть близко к передовой, их ведь станут вводить в бой по воздуху. У всех на устах был другой вопрос: когда же это случится? Выяснилось, что корпус находится в резерве Западного фронта, и мы должны быть в постоянной готовности к действиям на любом направлении.

К большому моему сожалению, предполагавшийся сначала район выброски был изменен. Не пришлось действовать в родном краю. Однако не до огорчений было. В первой неделе декабря мы с великой радостью узнали о начале контрнаступления советских войск под Москвой и теперь с нетерпением ждали, когда придет наш черед бить врага.

Глава вторая
ПО ТЫЛАМ ВРАГА

Куда эвакуировать раненых? – Диверсии на рокадной дороге. – В домике лесника. – Бой за опорный пункт. – Первый опыт. – На Волховский фронт. – Снова в тыл врага. – Медпункт в огненном кольце. – Прорыв через линию фронта.

В конце декабря стало известно, что бригаде предстоит выделить диверсионные группы для действий в тылу врага в районах Вереи, Медыни и Юхнова. Цель – нарушение коммуникаций противника, блокирование путей его отхода.

Вскоре начальник санитарной службы бригады военврач 2 ранга Кириченко вызвал меня на инструктаж. Сообщил, что мне предстоит действовать с диверсионной группой, возглавляемой лейтенантом Иваном Семеновым.

– Ваша задача, – говорил он, – организовать помощь раненым в тылу врага, сбор их и эвакуацию в медицинские учреждения частей, которые подойдут с фронта в ходе наступления.

«Легко сказать… А если не подойдут?» – подумал я и спросил об этом.

– Тогда будем эвакуировать раненых по воздуху… – не совсем уверенно ответил Кириченко.

И вот один за другим поднялись в небо тяжелые самолеты. Вылетели с таким расчетом, чтобы десантироваться перед рассветом. Ровно гудели моторы. Десантники сидели молча. Рядом со мной примостились санинструктор Тараканов и санитар Мельников. Вот и весь наш небольшой медпункт. Фельдшер Мялковский и остальные санитары батальона вылетели с другими подразделениями.

Недолгим был полет в неизвестность, но о многом я успел передумать. Нужно сказать, что во время десантных операций работа врача мало чем отличалась от той, которую выполняли фельдшер, санинструктор или санитар, хотя, конечно, ответственность на нем лежала неизмеримо более высокая. Дело в том, что о всесторонней врачебной помощи в тылу врага и думать не приходилось. Комплект медикаментов, умещавшийся в санитарной сумке, позволял наложить 12–15 первичных повязок, лигировать в ране кровоточащий сосуд и без серьезной обработки ушить открытый пневмоторокс в том месте, где нет возможности устранить его наложением повязки. Конечно, мало, очень мало всего этого, а потому мы заботились о том, чтобы каждый десантник имел при себе индивидуальные перевязочные пакеты.

Забегая вперед, скажу, что, получив затем опыт действий в тылу врага и поняв, как важно уметь оказывать первую медицинскую помощь, наши бойцы в дальнейшем перед десантированием старались взять лишний индивидуальный перевязочный пакет, даже если приходилось при этом оставить что-то из еды. Но тот полет, в который отправили нас в конце декабря сорок первого, был для большинства боевым крещением, и особым опытом мы не располагали.

Десантирование прошло успешно: разброс приземлившихся подразделений не превышал полутора-двух километров. Это позволило быстро собраться в назначенном месте и немедленно выступить к указанному рубежу.

Преодолев около десяти километров, группа Семенова вышла на рокадную дорогу между Можайским и Калужским шоссе. Здесь лейтенанту было приказано организовать засаду, чтобы не позволить врагу перебрасывать резервы с одного направления на другое.

Еще не рассеялась предрассветная мгла, когда десантники оседлали большак около неширокого деревянного моста через скованную морозом речушку. Семенов выслал саперов заминировать мост.

Долго ждать не пришлось. Вскоре послышался гул моторов и показались огоньки автомобильных фар. Они быстро приближались. Колонна гитлеровцев шла на большой скорости.

Группа встретила противника плотным огнем. Ударил приданный миномет. Первая машина завалилась в кювет, вторую развернуло, и она загородила дорогу. Из кузова стали выпрыгивать вражеские солдаты, сразу попадая под меткий огонь десантников.

Однако противник быстро оправился от внезапного удара. Его пехота залегла на берегу, а к мосту, столкнув с дороги застывшую поперек нее машину, помчался бронетранспортер. Вот тут-то и сработали мины, установленные саперами. Мост взлетел на воздух, а бронетранспортер рухнул в реку, проломив лед.

Гитлеровцы открыли с противоположного берега сильный огонь. Завязался бой, напряжение которого нарастало с каждой минутой.

Тараканов и Мельников находились в готовности немедленно оказать медицинскую помощь десантникам. Вскоре работа у них появилась. А вот уже и мне доложили по цепи:

– Товарищ военврач, у дороги раненый!

Я прикинул, как лучше добраться до раненого, сделал одну перебежку в его сторону, но тут заметил, как вражеские пули взбили фонтанчики снега возле нашего пулеметчика, и он обмяк, выпустив оружие из рук.

– Мельников, к дороге! – распорядился я, а сам бросился к пулеметчику. Не составляло труда определить, что у десантника опасное ранение бедра: кровь буквально хлестала, окрашивая снег.

За пулемет лег лейтенант Семенов.

– В укрытие его, доктор! – крикнул он. – Сейчас еще жарче будет!

Где ползком, где пригнувшись, я доставил солдата в безопасное место. Быстро приготовил резиновую ленту и сделал два кольца на бедре выше раны. Кровотечение удалось приостановить, но я понимал, что это лишь временная мера. Закончив перевязку, как полагалось, подложил под жгут записку, в которой указал время его наложения. А сам подумал: «Для кого она? Два часа в распоряжении раненого, всего два часа… Разве за это время удастся доставить его в лечебное учреждение наступающей с фронта части?»

Подполз Мельников, доложил, что раненые, которым он оказал помощь у дороги, остались вести бой.

– Сколько их? – поинтересовался я, вспомнив, что докладывали лишь об одном.

– Двое… Ранения нетяжелые – у одного кисть руки зацепило, у другого щеку слегка.

– Возьмите плащ-палатку у раненого пулеметчика да пару жердей в лесу подберите, – приказал я. – Нужно носилки соорудить.

– Есть! – кивнул Мельников. – Сейчас сделаю, – и прибавил удивленно: – Что-то тихо стало…

Я направился к тому месту, где оставил лейтенанта Семенова. Тот стоял возле пулемета, внимательно разглядывая в бинокль противоположный берег. Уже совсем рассвело, и отчетливо видны были трупы гитлеровских солдат на подступах к мосту и несколько разбитых грузовиков.

– Куда делись фрицы? – спросил я.

– Ушли, – ответил Семенов. – Наверно, решили, что наткнулись на крупные силы. Теперь будут другую дорогу искать. Но ничего, их и там встретят.

– В группе есть раненые, – сообщил я. – Один – тяжело. Идти не может, жгут на бедре. Нужна операция, чтобы перевязать кровоточащие сосуды.

– Постарайтесь справиться побыстрее, – попросил Семенов, – надо двигаться дальше. Задача перерезать вот эту дорогу. – Он показал на карте. – Сейчас соберем фашистские автоматы с патронами, гранаты – и в путь.

– Что, боеприпасы на исходе?

– Да нет, но и запастись не мешает. Когда еще к своим выйдем? В общем, прошу поторопиться…

– Все первичные меры уже приняты, – заметил я, – а вот окончательно остановить сильное кровотечение можно лишь в теплом помещении, при ярком свете – иначе как делать операцию?

– Но где же взять это помещение? Район встречи со своими частями в сорока километрах. Будем там через несколько дней, а жгут всего на два часа? Что же придумать?

Он снова достал карту, еще раз провел карандашом вдоль нанесенной коричневой линии, которая обозначала маршрут движения десантников.

– Разве только вот сюда зайти? – показал он на небольшое, всего в три-четыре дома, селение в лесу, на отшибе. – Тут вряд ли немцы есть… Лес кругом. Крюк небольшой, да и будет где бойцам передохнуть и обогреться. Быстро управитесь?

– Постараюсь, – пообещал я.

Между тем десантники уже приготовились к движению. Семенов выслал вперед и на фланги дозорных. Диверсионная группа углубилась в лес.

Еще несколько минут назад, когда мы были на опушке, мороз обжигал щеки, а в тихой лесной чаще оказалось теплее. Но идти было очень трудно – снег достигал колен, а кое-где, в низинах, мы проваливались в сугробы чуть не по пояс. Однако удачное в целом начало действий радовало, придавало уверенность в успехе.

Бойцы по очереди несли раненого. Он тихо постанывал. «Вот так, первый раненый – и сразу тяжелый, – думал я, но тут же успокаивал себя: – Зато всего один тяжелый, а могло быть и больше…»

Добрались до хорошо укатанной дороги. Велик был соблазн продолжить путь по ней, по Семенов увел группу в лес. Встречи с врагом до указанного нам рубежа были нежелательны. К тому же каждое подразделение, выброшенное в тыл, выполняло свою конкретную задачу. Может, и эту дорогу где-нибудь дальше перехватывала одна из наших рот.

В пути мы находились свыше полутора часов, а строения все не показывались. И вдруг один из дозорных прибежал с сообщением о том, что в лесу, на поляне, обнаружен дом.

– Странно, на карте здесь его нет, – удивился Семенов. – Может, дом лесника, построенный недавно?

– Точно, – подтвердил дозорный. – Мы осмотрели все вокруг. Можно нести раненого.

Хозяева дома гостеприимно пригласили в горницу, освободили широкие лавки, составив которые, мы соорудили нечто похожее на операционный стол, правда чересчур низкий. Работать мне пришлось согнувшись. Операция несложная, но уж слишком были неподходящи условия, в которых она происходила. Я ослабил жгут, определил поврежденные сосуды и перевязал их лигатурой. Наложив повязку, сказал Семенову, что все готово.

– Выходим! – решил он и назначил двух бойцов нести раненого. Однако хозяева забеспокоились: куда, мол, его брать и так на ладан дышит.

– Чай не на прогулку собрались, – говорил лесник. – Бои впереди, а его куда? Оставляйте. Передадим в госпиталь, как наши придут. Видать, уж скоро, канонада-то гремит – сердце радует.

Семенов спросил у меня совета. Что делать? Конечно, ранение бедра обширное и нести раненого по лесу опасно. Надо было соглашаться с предложением хозяев. Я оставил им необходимые медикаменты на случай, если потребуется перевязка, стал пояснять, как лучше ее сделать.

– Знаем, знаем, – сказала хозяйка. – Бывает, что и без врачей обходимся. Лес лечит – тут у меня травки всякие, выхожу.

И снова в путь по лесной чаще. Днем сделали привал в тихом, безветренном месте, перекусили, а как стемнело, вышли на дорогу и устроили засаду.

Позиция была снова выбрана на берегу речушки. Семенов хотел создать пробку на дороге, разгромив колонну и уничтожив мост, – саперы быстро подготовили его к взрыву.

Одиночные машины гитлеровцев не задерживали, ждали, когда покажется цель более серьезная.

Колонна врага появилась не с той стороны, с которой мы ее ждали. Семенов приказал саперам:

– Пропустите машин пять и взрывайте мост. Разрубим колонну пополам и но частям уничтожим…

Однако всех уничтожить не удалось. Те машины, что уже миновали мост, после взрыва умчались вперед на огромной скорости.

– Тьфу ты, – досадовал Семенов, – никак не думал, что они своих бросят… Упустили…

– Не тот немец пошел, – проговорил сержант, который уже успел побывать в летних боях. – Тогда бы все на нас навалились.

После короткого огневого боя, в результате которого дорога оказалась запруженной горящими автомобилями, группа отошла в лес и направилась к новому району действий. Мы, медики, в схватках с врагом не участвовали и находились обычно за боевым порядком десантников в готовности к оказанию помощи раненым. Однако оружие имели, поскольку уже в первые месяцы войны стало известно, что гитлеровцы не соблюдают никаких международных правил и норм. Всем был хорошо известен их «гуманизм» в отношении раненых. «Воевать» с людьми, лишенными возможности защищаться с оружием в руках, фашисты любили больше всего. Их садизм не знал границ. Захватчики не просто убивали раненых, но и издевались над ними: срывали повязки, заставляли людей страдать от нестерпимой боли, посыпая раны солью. А к политработникам, десантникам и партизанам гитлеровцы были особенно жестоки. Все это и обусловило то, что медперсоналу переднего края стали выдавать оружие, которое предназначалось главным образом для защиты раненых, да и для самообороны.

Когда углубились в лес, я попросил лейтенанта Семенова сделать остановку, чтобы осмотреть раненых. Их было всего двое, причем оба желали остаться в строю.

– Как, доктор? – спросил Семенов.

– Если бы речь шла об одном бое, тогда бы можно было оставить. А длительный марш они не выдержат, – ответил я. – Придется тогда нести их.

– Что предлагаете?

– Отправить к леснику. Может, согласится оставить и этих. Ушли-то недалеко.

Чтобы не ослаблять и без того небольшую нашу группу медиков, я не стал посылать с ранеными ни Мельникова, ни Тараканова, а попросил назначить для этого нештатного санитара. Семенов согласился. Он подозвал к себе раненых, один из которых уже ковылял, опираясь на палку.

– Вот, – сказал лейтенант, – а храбрился…

Боец отвел глаза.

– Пойдете по нашим следам. На дорогу ни в коем случае не выходить. Если обстановка позволит, переждете в домике лесника, если нет – найдите укромное место. Наши уже близко. Когда подойдут и освободят этот район, вы, – обратился он к нештатному санитару, – найдете полковой медпункт или медсанбат, сдадите раненых, а сами – в бригаду.

– Ну что теперь? – спросил я Семенова, когда раненые с сопровождающим скрылись и десантники продолжили путь.

– Предстоит разгромить штаб немецкой части. Вот здесь, – указал он на карте населенный пункт на развилке дорог.

Под вечер Семенов выслал туда разведчиков. Ждали их возвращения в лесной чаще. Десантники отдыхали, кто как мог, готовились к ночному бою.

Наконец разведчики вернулись. Семенов отошел с ними в сторонку, раскрыл карту, сделал на ней пометки, затем, оставшись один, долго что-то прикидывал. Когда он закончил расчеты, я подошел, чтобы выяснить, где и как будут действовать десантники, а уж исходя из этого продумать организацию медицинского обеспечения. Военным врачам тоже ведь приходится уяснять задачи, оценивать обстановку, принимать решения…

Выслушав Семенова, я решил послать с группами обхода Тараканова и Мельникова, а самому остаться с основными силами подразделения. Тщательно проинструктировал своих помощников, указал место сбора раненых, порядок их эвакуации в лес.

В полночь в разных концах населенного пункта прогремели взрывы гранат, и тут же вспыхнула перестрелка. Гитлеровцы выскакивали из домов, беспорядочно отвечали на огонь десантников. Спустя несколько минут бой уже шел в центре населенного пункта. Там вспыхнуло несколько факелов – это десантники подожгли легковые автомобили и мотоциклы, загорелся и штаб, разместившийся в каком-то большом деревянном строении.

Наконец в небо взвилась ракета – сигнал к отходу. И тут ко мне подбежал высокий боец, нештатный санитар.

– Товарищ военврач, раненый…

– Где он?

– На околице, возле баньки, вон там.

Баня была на отшибе, у самого леса. Я поспешил туда, а навстречу уже перебегали, отстреливаясь, десантники, организованно отходя к лесу.

– Доктор, вы куда? Назад! – закричал Семенов.

– К раненому! – коротко ответил я.

– Прикройте его! – приказал кому-то лейтенант, и вслед за мной побежали бойцы.

У бани я нашел санинструктора роты красноармейца Сидорова, который, склонившись над раненым, заканчивал перевязку. А рядом сидели еще несколько бойцов. Из-под десантных комбинезонов при свете не так уж далеких пожаров просматривались бинты.

– О, да здесь целый медпункт! – сказал я и, повернувшись к Сидорову, уточнил: – Вы сигнал на отход видели? Самостоятельно все могут передвигаться?

– Все, кроме одного, – ответил сержант с рукой на повязке и указал на лежавшего на плащ-палатке бойца.

– Что с ним? – спросил я у Сидорова.

– Проникающее ранение в живот… Не жилец, – ответил он тихо, склонившись ко мне.

Мы вынесли тяжелораненого в безопасное место. Сидоров, к сожалению, не ошибся – рана оказалась смертельной. Даже если бы сейчас в моем распоряжении была хорошо оборудованная операционная, и то вряд ли бы удалось спасти бойца. А в лесу? Можно было лишь немного облегчить его страдания…

Я поправил повязку бойцу, распорядился нести его на изготовленных из веток и плащ-палатки носилках, а сам поспешил к пункту сбора раненых. Там уже работали Тараканов и Мельников. К моему приходу все раненые, которых они собрали, были аккуратно перевязаны. Моего вмешательства не понадобилось.

Между тем диверсионная группа быстро отходила в лес, подальше от опушки, с которой все еще доносились выстрелы. Наконец все стихло, преследовать нас ночью фашисты, видимо, не решились. Да и не до десантников им было – с фронта нажимали наши наступающие войска.

Бойцы по очереди несли тяжелораненого. Когда позади осталось километра четыре, ко мне подошел Тараканов и огорченно доложил, что десантник скончался.

На небольшой полянке выдолбили в мерзлой земле могилу, похоронили бойца и поклялись дать прощальный салют в первой же схватке с фашистами.

Новый день провели в лесу. Я проверил повязки у раненых, некоторым сменил их. Медикаменты были на исходе, а сколько еще боев впереди, сказать трудно.

Лейтенант Семенов занимался картой. Я поинтересовался, какие у него планы.

– Вот, видите станцию, доктор? Послал разведчиков. Посмотрим, что там.

Вскоре вернулись разведчики с известием о том, что вокруг станции усиленные посты, а возле эшелона, подготовленного к отправке, много гитлеровцев в эсэсовской форме.

– Гарнизон большой? – спросил Семенов.

– Да, немалый, – ответил сержант, ходивший в разведку. – Думаю, до полка будет.

Совершать нападение на станцию было бессмысленно. И в то же время не хотелось Семенову упускать эшелон с эсэсовцами и вагонами, полными награбленного добра. Он снова раскрыл карту, провел карандашом вдоль железнодорожной линии.

– Гляди-ка, мост через реку! Надо его взорвать, и эшелон не уйдет, – решил лейтенант.

Я не принимал участия в планировании действий, не старался запомнить названий рек, деревень, где приходилось действовать, – не до того было, на моем попечении находились раненые. И хоть не были они в тот раз тяжелыми, долгие переходы по глубоким тылам могли вконец измотать их, если внимательно не следить за каждым.

Перед выходом на подрыв моста, когда десантники уже построились на небольшой лесной полянке, Семенов подошел ко мне и сказал:

– Доктор, оставайтесь с ранеными. Со мной пойдут ваши помощники. Рванем мост – и назад.

Раненые… Они лежали и сидели на еловом лапнике, отдыхая и набираясь сил перед новыми переходами, очень тяжелыми для них. Сколько испытаний еще впереди! Лес, глубокие сугробы, лютый мороз. Выдержат ли? Я не запомнил их по именам и фамилиям. Да и как запомнишь? Через мои руки за годы войны прошло около четырнадцати тысяч человек, которым довелось сделать хирургические операции, различные по сложности. Но врезались в память простые лица десантников, вчерашних рабочих парней и студентов из Москвы, Ленинграда, Горького, Куйбышева, других мест. Подбирали к нам людей наиболее подготовленных, стойких, выносливых. Не помню, чтобы кто-то жаловался на трудности. Если и жаловались, то на ранение, которое мешало идти в бой. Ко мне в таких случаях у всех был один вопрос: когда удастся вернуться в строй? Так и в ту ночь, в лесу. Но что мог я ответить? Какие прогнозы дать? Многое зависело еще и от того, как скоро мы попадем к своим и сможем передать раненых в лечебные учреждения…

Вдали прогремел взрыв и сразу же послышались автоматные и пулеметные очереди. Звуки боя нарастали. Раненые мои оживились, заговорили, пытаясь предположить, как развиваются события, угадывая, чей огонь мощнее – наш или противника. Впрочем, угадать это было практически невозможно, ведь многие десантники вооружились на всякий случай кроме своего, штатного, и оружием противника, подобранным в предыдущих боях.

Я с тревогой ждал возвращения диверсионной группы. И вот она появилась. В темноте не разглядеть лиц, но по тому, что шли десантники молча, без шуток и прибауток, понял: без жертв не обошлось. И действительно, у нас были убитые и тяжелораненые. Я осмотрел, как наложены у раненых повязки, спросил о самочувствии. Затем присел рядом с Семеновым, который сосредоточенно изучал карту, посвечивая крошечным трофейным фонариком.

– Все, – наконец сказал он, – задачу мы выполнили, пора выходить в район встречи со своими. Вот, здесь он… А неподалеку сильный опорный пункт гитлеровцев. Перекрывает дорогу.

Семенов некоторое время молчал, потом сказал решительно:

– Надо его захватить внезапным ударом с тыла и удерживать до подхода наших.

– А что делать с ранеными? – спросил я. – Их-то куда девать?

– Укроем в лесу, поближе к опушке. Оставим охрану. И пусть ждут наших… А сейчас первым делом похороним погибших.

…Марш на этот раз оказался особенно тяжелым, потому что далеко не все раненые могли передвигаться без помощи. Многих пришлось нести на самодельных носилках.

К рассвету достигли опушки леса. Семенов расположил группу в небольшой заснеженной балке и отправился с несколькими десантниками на рекогносцировку – рассмотреть, насколько это возможно, опорный пункт противника.

Возвратившись, сказал:

– Как стемнеет, ударим!

Это означало, что еще целый день мы проведем в лесу, на Сильном морозе. Я взглянул на измученных долгими переходами ребят. Они не унывали. Несмотря на усталость, на скудное питание – только сухой паек, выглядели десантники бодро, рвались в бой. Все им нипочем! И откуда у них только силы брались? Устроившись прямо в сугробах, многие отдыхали, но я знал: стоит прозвучать команде – и все мгновенно будут готовы к действиям.

Семенов прислушивался к канонаде.

– Тут ведь поспешить нельзя, – сказал он. – Если слишком рано опорный пункт захватим – отбить могут. Навалятся на нас – это уж как пить дать. Впрочем, думаю, к утру наши будут здесь.

Когда стемнело, Семенов собрал самых отчаянных парней и направил их вперед.

– Разведка? – поинтересовался я.

– Отчасти… Надо попробовать снять часовых и забросать гранатами фрицев прямо в блиндажах. Тогда и нам легче будет с остальными расправиться.

Не рано пошли? – высказал я сомнение. – Может, лучше под утро, когда наши приблизятся?

– Сейчас в опорном пункте не так много гитлеровцев, – возразил Семенов, – а за ночь вполне могут подойти их отступающие подразделения и занять здесь оборону. К тому же мороз загнал фашистов в блиндажи.

Потянулись томительные минуты ожидания. Я до рези в глазах всматривался в кромешную темень. Мечтал лишь об одном – обошлось бы без потерь. Перевязочные средства кончились, помочь раненым было нечем. Одна надежда фронт неуклонно приближался.

Как ни ждали мы, но взрывы в опорном пункте прозвучали внезапно. Они озарили яркими вспышками участки траншей, раздались истошные вопли, – очевидно, выскакивали из блиндажей испуганные и оглушенные внезапными взрывами фашисты. И тут же затрещали автоматы.

– Наши бьют, – определил Семенов.

Он специально велел десантникам взять только свое оружие, чтобы ориентироваться по стрельбе, где находятся наши.

Стрельба оборвалась. На высоте несколько раз мигнул огонек.

– За мной, вперед! – крикнул Семенов и первым побежал к опорному пункту.

– Тараканов, Мельников, следите за ранеными! – приказал я, понимая, что если кто-то из раненых останется незамеченным в темноте, то может в конце концов погибнуть. Одного своего помощника я послал на правый, а другого – на левый фланг подразделения. Сам побежал за Семеновым.

Через несколько минут опорный пункт врага оказался в наших руках. Было захвачено два исправных миномета с полным боекомплектом, остались на позициях и пулеметы противника. Все это Семенов приказал тоже подготовить к бою.

– Что, доктор? – спросил он весело. – На сей раз без работы оставили?

– А я люблю, когда нет работы, – в тон ему ответил я.

Десантники начали занимать позиции, готовиться к бою. Мы же с Таракановым и Мельниковым отправились к раненым. Беспокойство за них не покидало. Думал, как лучше поступить: оставить их в лесу или перевести в один из блиндажей на высоту? С одной стороны, в лесу безопаснее – за опорный-то пункт бой будет, с другой– если гитлеровцы, отказавшись от попыток овладеть высотой, станут обходить ее по лесу, еще, чего доброго, наткнутся на пункт сбора раненых, и тогда быть беде…

Поразмыслив, решил все же перевести раненых в блиндаж на высоте – там надежнее. Да и не сомневался, что десантники удержат опорный пункт. К тому же мороз не ослабевал, и лишь в укрытии можно было хоть немного отогреть раненых.

Уже в тепле я еще раз осмотрел каждого раненого, некоторым поправил повязки. Ночь пролетела незаметно. Чуть забрезжил рассвет, когда на дороге, ведущей к высоте со стороны фронта, послышался гул двигателей. Я поспешил к Семенову, который уже был на своем командно-наблюдательном пункте. Десантники изготовились к бою.

– Смешанная колонна, – определил Семенов. – Танки, автомобили. Пойдут, видимо, по дороге, огибающей высоту. Как машины приблизятся, ударим!

– А танки?

– Танки в хвосте идут, пока еще доберутся. Главное, дорогу машинами загородить. Обойти будет сложно – фашисты не зря здесь опорный пункт выбрали – местность труднопроходимая.

Действительно, даже сейчас, в предрассветной мгле, можно было заметить, что поле перед высотой разрезают глубокие заснеженные овраги, танкам их не преодолеть.

Головные автомашины врага сделали поворот перед высотой, и Семенов подал сигнал. Очереди из автоматов и пулеметов раскололи тишину.

Сначала десантники открыли огонь только из трофейного оружия, чтобы сбить с толку противника. И гитлеровцы «узнали своих». Некоторое время они что-то кричали по-немецки, но вскоре, видимо, все-таки сообразили, кто перед ними.

На дороге уже горело несколько машин, но подходили все новые и новые. Едва посветлело, до двух рот с танками пошло в атаку.

Я с тревогой посмотрел на Семенова, но он был спокоен.

– Всего два танка, да и те легкие, – громко, чтобы слышали находившиеся поблизости десантники, сказал он. – К тому же они и не доберутся до нас, сейчас остановятся.

– Ребята! – крикнул я. – Помните, что в блиндаже ваши раненые товарищи!

– Не волнуйтесь, ответил за всех невысокий сержант. – Не пустим!

Глубокий покров снега мешал врагу. Танки вскоре завязли и открыли огонь с места. А из леса появились новые.

– Что они так торопятся? – удивленно спросил Семенов и тут же сам ответил: – Припекло их, вот как припекло!..

Лейтенант как в воду смотрел: вскоре вслед за танками гитлеровцев из леса показались наши тридцатьчетверки с десантом на броне. Фашисты прекратили атаку опорного пункта и бросились в разные стороны, обтекая высоту.

Семенов отдал несколько распоряжений, и десантники заняли позиции, с которых было удобнее стрелять по убегающему противнику.

А внизу, на поле, уже шел бой между вражескими танками и нашими тридцатьчетверками. Несколько фашистских машин загорелось.

Наши подразделения пошли вперед, а я тут же занялся ранеными. Их надо было немедленно отправить в ближайший медпункт.

Всего раненых было восемнадцать, но особенно беспокоили трое. Двое имели тяжелые ранения в живот, третий – обширное в область таза.