Текст книги "Подноготная любви "

Автор книги: Алексей Меняйлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 52 (всего у книги 55 страниц)

В.: Что ты видишь? Какой образ связан с больницей?

П.: М-м-м… Ого! Капкан!

В.: Капкан? В какой части тела?

П.: Ни в какой. Просто вижу. Железный. С зубьями. Но – странное дело! – закрытый. Правда, есть некоторое противоречие: капкан, но закрытый? Если капкан, то он должен быть открыт.

В.: А кто его поставил?

П.: Кто? Зина!.. Зина? И мне тоже?

В. (с интонацией чуть-чуть язвительной): Как ты, однако, чувствуешь… И что она?

П.: Она явно чувствует себя женщиной.

В.: Ещё бы!

П.: Я это по её взгляду понял. На следующий день после того, как я тебя откачивал, можно было, наконец, вокруг посмотреть. Я тогда внимательно всех осмотрел: не пропустил ли ещё какого некрофила? И – она! Под контроль поставить может и, возможно, тебя уже и поставила. И ещё – женщиной себя чувствует.

В.: Так. Продолжим. Что будешь делать с этим капканом?

П.: Сейчас порассматриваю… Всё! Ой-ой!! Ой!

В.: Что такое?

П.: Сердце! Ой!

В.: Что там в сердце?

П.: Тоже капкан. Второй. Сейчас разожму… Сердце рвёт!.. Ой! Всё! Нет. Ой!

В.: Что?

П.: Там что-то ещё есть. И тоже от Зины. Ох, как больно!

В.: Так. Спокойно. Всё будет хорошо. Что это?

П.: Арбалет. Со стрелой! И стрелой – прямо в сердце!

В. (с интонацией язвительной): Какой ты, однако, чувствительный.

П.: Ты второй раз уже эту фразу говоришь. И интонация какая-то… особенная.

В.: Так… Продолжай работать.

П.: С сердцем всё… Всё?.. Ага!.. Всё, не болит больше. Хорошо. Открываю глаза… Уф! Вот тебе и Зина! Один раз-то на неё всего и посмотрел – а столько нахватался. Впрочем, может, если бы и не смотрел, то всё равно всё те же самые штуки от неё и были бы. И не заметил бы, от кого.

В.: Зато она тебя заметила.

П.: В каком смысле?

В.: В таком. Пробудил ты её. Говорит, что вся не своя становится – так ей хочется тебя потрогать. Хоть руки в наручники заковывай.

П.: Что-о-о-о?!?!!

В.: То самое. Много лет, говорит, никто не мог смутить её женского спокойствия – а тут н`а тебе, в больнице! Так влюбиться!

П.: Что-что?!! Это она такое тебе говорила?

В.: Да. Она.

П.: Тебе? Почему тебе?

В.: А кому? Дежурному врачу, что ли?

П.: Тоже верно… И что же ты?

В.: Ничего. А что я должна была сделать?

П.: Не знаю. Но, согласись, ситуация странная. Она же тебя воспринимала моей женой… И тебе же душу изливала. Оно конечно: лежали рядом, ты её подкармливала, в сущности, от тебя одной тепло к ней шло, но… Однако, интересные у тебя должны были быть переживания! Одна-единственная в палате нестарая женщина – и та влюбляется в твоего мужа. Как же я сразу не заметил? Ну и дела…

В.: Ой-ой! Разулыбался! Вы только посмотрите на него! Кот ты! Кот!

П.: Да, улыбаюсь! А что, плакать, что ли? А что касается кота, то я… Да что ты такое говоришь!

В.: То самое! А то, пожалуйста, возвращайся, она там тебя ждёт. Женщина состоятельная. Приятно-то как ему, надо же!

П.: Послушай, я, конечно, после твоего возвращения никак не успокоюсь, восторженный, соображаю слабо, но не настолько, чтобы не заметить некоторую несообразность: ты была предана твоей сопернице. Это неестественно. А меня ты уничтожала.

В.: Потому и уничтожала.

П.: Ах, иуда. Это была как бы не ты. Но ты допустила. Это значит, что какой-то корешок зла в тебе остался.

В.: Оставим. Про кота беру обратно.

П.: Ты не подумай, я не спорю: мой недостаток – самолюбование, прихвастнуть опять же… Ну так у кого нет выкрутасов? А что лучше: самолюбование или подпадать под зависимость от разных Зин?..

В.: Всё, проехали.

П.: Ладно… А что ты чувствовала, когда она тебе признавалась в том, что в меня влюбилась?

В.: Ну-у…

П.: Первое чувство?

В.: Первое? Приятно.

П.: Знай, дескать, наших! Да?

В.: Кот ты!

П.: Милая, да разве кто может мне быть нужен, кроме тебя?.. Да и вообще, чудеса какие-то: повадились в меня влюбляться эти самые со своим металлом… Проходу нет от этих экстрасенсорш-целительниц! Просто замучили! Стоит где появиться, так сразу…

В.: Бедная я, несчастная! И как только мне жить дальше!? Я уж чувствую, что мне с тобой придётся претерпеть! Больница – ладно! В Хаббард-центр придёшь – так от посетительниц до сотрудниц! Но ведь и в церкви тоже! Казалось бы: такое место – церковь. И день святой, а не успела руку твою отпустить, не успела отвернуться – тут как тут! В лучшем случае, делает вид, что вопросы задаёт, а то и вовсе по-простому… Я этой Зине так и сказала: бабы попросту липнут!

П.: Всё. Пора завязывать.

В.: С чем?

П.: С психоанализами и психокатарсисами. А то совсем в биогиганта перекуюсь! А ведь раньше так не было! То есть бывало – набрасывались, но ведь не в такой же степени! И чего им только не хватает?.. А когда она тебе в первый раз призналась?

В.: Да сразу же. После твоего первого ко мне посещения.

П.: Сразу… Ну, бабы! Ну, бабы!.. И ты всё знала! И мне ни единым звуком! В кресле разложила и пытать: что там у меня внутри от Зины осталось! Абсолютный контроль своего мужчины! Ну ты и… Ну ты и… женщина!

В.: Преувеличиваешь.

П.: Ты ещё смеешь шутить?!

В.: Абсолютный контроль! Кто бы говорил! Это я, наивная, всё тебе сны мои рассказывала, не знала, что ты их умеешь прочитывать. А кто невестку мою, Олю, проверял, как её подсознание на меня реагирует? А кто других насчёт меня проверял? Этим, между прочим, ты очень меня обидел.

П.: Обидел? Так ты же гордиться можешь: так не проверяют даже в секретных службах. Ты не обижайся. Войди в моё положение: я уже сам себе не доверяю. А как мне было убедиться: подавляющая ты или нет? Тоже ведь влюбилась? А до сих пор это мне кроме неприятностей ничего не доставляло. Но и ты можешь меня на чужих подсознаниях проверять, я не против. Пожалуйста! Я не думаю, чтобы тебе был нужен такой человек – близкий, – который от тебя хоть что-нибудь скрывал. Я имею в виду нечто существенное для взаимоотношений.

В.: И всё-таки…

П.: То-то я смотрю, что ты, после того как из больницы выписалась, вроде как уважительней стала ко мне относиться.

В.: Это не из-за Зины. Я… Ты… Это из-за другого. А из-за чего – не скажу. А вообще-то ты выдумщик! Писатель!

П.: Может, я и выдумщик, но рассказываю всегда так, как и было на самом деле. Но, как бы то ни было, стрелой в сердце – это не шутка. Да ещё когда сверху капканом застёгивают, чтобы незаметно было! И что они так на меня повадились? А?

Глава пятьдесят четвёртая

Характерная деталь

Рукопись своего рассказа «Дьявол» Толстой прятал в обивке кресла – от своей непомерно ревнивой партнёрши. Прятал до времени посмертных изданий. Но он был уже стар, и ждать их оставалось недолго. А что делать автору этой книги с тем, что ещё в большей мере достойно обивки кресла, если автор всего лишь в том возрасте, в котором Лев Николаевич работал над «Войной и миром»? Ждать посмертных изданий в таком возрасте не стал бы даже Толстой. Так что, не взыщите… Единственное незавершённое дело великого Льва Толстого надо довести до конца.

* * *

П.: …Сколько себя помню – иначе как в крепкой дружной семье верным мужем я себя не мыслил. Совсем не в такой семье, как у моих родителей. Естественно, что всякий союз был навсегда. Но на удивление из раза в раз оказывался в положении, которое называют любовным треугольником. Причём всегда одного и того же качества.

Нет, я не наставлял рога никому и никогда (разве что по незнанию), хотя такие предложения мне делали жёны, пожалуй, всех моих знакомых. Из десятков семей! Подчёркиваю – знакомых, не друзей. Но, несмотря на такой, казалось бы, успех, в треугольниках всегда уходили не ко мне, а от меня. И только с жизненным опытом понял, что, как бы женщины ни отличались друг от друга внешне или своим образованием, с любой из них у меня всегда воспроизводился, в сущности, один и тот же тип взаимоотношений: подбирал какую-нибудь растрёпанную (или, наоборот, очень аккуратненькую), она рядом расцветала, а потом – бац, треугольник, она уходила, быстренько вновь становилась ободранной или лихорадочно оживлённой. Так ей было лучше… Да, всякий раз одно и то же: вначале лихой кавалерийский наскок очередной офицерской дочки, утрата ею фригидности, а потом… потом как-то разом я из их памяти исчезал. Забывали ещё до разрыва. Не так, как обычно показывают в кино: трагические расставания, слёзы и истеричные сопли, а… Просто забывали. Обидно всякий раз было… Упорно напрашивался вывод, что я хуже других… Но если так, если хуже, то чем? Естественно, для того, чтобы это понять, я присматривался к тем мужчинам, к которым от меня уходили. И выяснялось, что всякий раз предпочитали мужчин, которые, с точки зрения словесно возвещаемых в нашей культуре ценностей, мне многократно уступали. Во всех смыслах. В мускульном. Интеллектуальном. Физиологическом, – я имею в виду не только потенцию, но и внешность тоже.

К примеру, женщины как заведённые повторяют, что им нравятся мужчины высокого роста. Пожалуйста – в строю стоял одним из первых. Широкие плечи, говорят, нравятся? И это – пожалуйста. Следующий после максимального размер пиджака. Сила? В прошлом борец. Второй полутяжёлый вес. Образование – высшее, язык неплохо подвешен, начитан, приключений жизненных – море, есть о чём рассказать. Не изменяю. Не пью. Курил – бросил. Деньги зарабатывать умею. Руки – ювелира. Опять же, выражаясь языком В., – оранжевый. Это я про половую чакру. Но уходят! Чего-то, значит, не хватает. Но чего?

Женщины, разумеется, сами себя за тысячелетия объяснять не научились, не в силах осознать, чего же им хочется. Слова – пустое, произносятся те, какие первыми на язык подвернутся. Скажем, одна дама всё время повторяла нашим общим знакомым, что ушла от меня из-за того, что у меня нет постоянного заработка, денег мало, поэтому она чувствует себя неуверенно, тревожно. Да, у меня тогда работа тоже была гонорарная (не писательская – ювелиром был), в один месяц могло выйти меньше, чем в другой. Но в среднем за год получалось существенно больше, чем у многих. Чем у большинства. Но она в поисках «уверенности» уходит к другому, а потом мне знакомые передают, что достоинство новой связи она объясняет именно большими доходами. Приходила к нашим общим знакомым и часами рассказывала, на что и как она тратит твёрдый оклад своего мужа-станочника: столько-то на питание, столько-то ему на сигареты и выпивку, столько-то на то, столько-то на это, и вот столько остаётся. И говорила, что ей хорошо. Всё бы так, всё было бы очень похоже (жадна она просто патологически, за деньги с родных кожу живьём готова была содрать, они её даже боялись), и всё, повторяю, было бы похоже на правду, если бы… если бы я в то время не зарабатывал в три раза больше, чем та, третья сторона треугольника. И даже больше, чем в три, потому что тот выпивал, а следовательно, часть пропивал, а я – нет.

Тот ещё и курил. Причём дешёвые. Самые дешёвые и вонючие кубинские сигареты. Но и крепкие, конечно. Лучшие в смысле раскачивания садомазохистского маятника… Да, вот так она себя объясняла – при деньгах стала, потому и счастлива. И это не дура какая-нибудь говорила, с тремя начальными классами образования; наоборот, образование высшее, родители интеллигентные, причём не в первом поколении, все начитанные, да и она сама тоже… Да и я хорош: верил, что человеческие объяснения мотивов собственных поступков соответствуют действительности… И от попыток понять и совместить воедино услышанные рационализации только начинало ломить в висках.

Можно и другие примеры привести. Но надобности нет – все они, в сущности, одинаковые. Всякий раз возникновение треугольника объясняли одним, но истинное во мне «не то» было что-то иное, чего выразить не то чтобы не хотели, а просто не могли. Первое, что я понял, так это то, что если и предпочитают высоких, то не всяких. Потом понял, что враньё и то, что любят умных. И то, что верных. И то, что нежных… А что любят?.. Думаете, эротические утехи? Двенадцать бородавок? Только на словах. А любят на самом деле – кайф! Предсмертное состояние любят! Умопомрачение! Безмозглость. Ох, не сразу я понял, что стержень этого мира тот, что кайф правит миром! А остальное – марионетки! А кайф – та же смерть.

Итак, высшая бессознательная цель – забыться! Для всех. С той лишь между мужчинами и женщинами разницей, что мужчины по нечувствительности предпочитают метод химический, а женщины – энергетический. Но цель одна – восторг!..

Предавали меня все. Была, правда, одна девушка, которая была предана мне более других. Ей доставляло удовольствие надо мной издеваться и раз удалось довести меня просто до бешенства, намотал я на кулак её волосы, сунул её головой в унитаз – и спустил воду… Так она мне потом такие письма с объяснениями в любви писала – куда там Софье Андреевне или последней российской императрице!..

Да… И во всех этих историях была одна характерная деталь. На третьем, так сказать, этапе. На первом кавалерийские наскоки с объяснением в любви и утратой фригидности. На втором – измена. Уход к другому. Но всегда почему-то очень быстро возвращались. Впрочем, на время, чтобы потом уже уйти навсегда. Таким образом, после измены всегда был период, когда они пытались ко мне приспособиться! А почему бы и не попытаться, раз современная культура внушает, что развод или краткосрочные связи не столь практичны, как брак: скажем, есть опасность заразиться каким-нибудь вирусом… Словом, дань логическому мышлению. Но не подсознанию. Со мной, как я теперь наконец понимаю, не было кайфа. Не восхитительный я, как этот клавишный дятел Танеев! Значит, надо приспосабливаться. А приспособиться они могли одним только способом: символическим! Выискать во мне что-то некрофилическое!

И в поисках этого если не поля, то хотя бы его невротизирующего суррогата, делали весьма примечательное открытие: для того чтобы возбудиться, чтобы им стало особенно хорошо, им необходимо было сакральное отверстие – да что мне всё время прятаться за эвфемизмами?! – чтобы в постели некрофилкам стало хорошо, им нужно было мне сраку вылизать!! И если бы так поступала одна только дама, то можно было бы подумать, что случайность, какое-то психическое отклонение. Но когда одна, другая, третья!..

Причём эта характерная деталь поведения появлялась строго при одних и тех же условиях. После измены. Не до измены, не в какой-нибудь момент, когда, казалось бы, ей могло хотеться меня ублажить, – нет, это было после, это было для неё… Это теперь я понимаю, что измена – лишь один из поступков, приводящий к повышению анальности. Таким поступком может быть и переезд из Яснополянской усадьбы в столицу, кража в магазине, немотивированный испуг, наконец. Да и мотивированный тоже. Испугалась, предположим, дама сверх комфортного для неё уровня, и, чтобы забыться, ей нужен уровень некрополя больший, чем она в своём доме создала, выбрав соответствующего мужа. А как это сделать? Она должна у партнёра повысить уровень опьяняющего некрополя. Что она сделает? Бутылку спиртного партнёру преподнесёт, блок сигарет, якобы необычных. А он будет пыхтеть ими усиленно, превращаясь в заплёванную пепельницу… Но есть и чисто психологические способы: разозлит своей анальной тупостью или заставит ревновать, вплоть до покушения на убийство, – тоже приятно.

А со мной что? Не пью, не курю, с ревностью тоже сложно. Вот на анальную тупость, каюсь, реагировал. Порой бурно. А можно проще, без всяких психологий: ноги мне закинула – и языком , в … Ка-а-айф!

Но это сейчас я в состоянии объяснить, потому что знаю про групповухи, про участие в них импотентов, про любовь народа к копрофилам, про анальный тип характера и про редкий генитальный…

А тогда я ведь ровным счётом ничего не знал ни о Гитлере – коммунисты сведения о третьем рейхе скрывали, – ни о вкусах «любящей матери» Софьи Андреевны…

Да и самое главное: не знал, что с половинкой у меня всё совсем по-другому! Да ещё помог психокатарсис с его возможностями прочтения приказов от вколоченного железа!

Так что же для некрофилок, жухлых и ярких, в мужчине важнее всего?! Некрополе! Дарующее чистейший, незамутнённый кайф. А испражнения – символ, ключ к проваливанию в невроз, где этого некрополя было с избытком. Но эта имитация кажется невротической только для внешнего наблюдателя. А для них – счастье. По-о-о-о-лное погружение… В говно.

Сейчас-то я, конечно, понимаю, что с предпочтённым пьющим и курящим партнёром они, возможно, занимаются сексом вполне нормативно, то есть манипулируя (или делая вид, что манипулируют) зонами, о которых традиционно внушают, что они эрогенные. И это естественно: дешёвые вонючие сигареты не только раскачивают маятник садо-мазо, но и создают ощущение вылизывания в загаженном общественном туалете плевательницы, что и без проникновения языком в анус создаёт у жухлой ощущение того, что она теперь уже полностью погружается в то место, в которое со мной могла дотянуться только кончиком языка. Да-да, в надежде хоть кончиком языка выискать случайно не смытые кусочки экскрементов, пусть раскисшие, а не твёрдые, или, наоборот, лучше – раскисшие! А новый-то партнёр теперь такой весь!..

Да, такие вот дополнительные и необходимые сведения о некрофилии вообще, а об идеальных жёнах и любящих матерях в частности… Образцовых, в понятии толпы, христианках.

Гадостно рассказывать, но что поделаешь?!.. И хотя противно и неприятно, говорить обо всём этом надо. Именно потому Толстой и намеревался обо всём этом написать, что истинные закономерности происходящего на нашей планете только и постигаются что через научное рассмотрение крайних, предельных случаев. И вот только при таком рассмотрении и выясняется, что для средней и не очень средней женщины в мужчине самое важное не то, что он при деньгах, не то, что он удачлив, не то, что он ярко-оранжевый или умеет понимать Веласкеса или Рафаэля, а то, что он – говно. Что такова его глубинная сущность. Всё же остальное – общие интересы, марка машины, симфонические концерты – только арабески на основном материале… Глазурь на торте.

Ведь до каких пределов ехидства простирается грех! Узнает какая, что подруга до судорог наслаждения тянется языком (буквально или символически) – разыграет тошноту, причём так по-адлеровски, что ей же самой тошнота покажется естественной. Это, видите ли, – отвратительно! А встать в кружок и начать хвастаться мужьями – где и чего тот урвал или как быстро добился очередного повышения в иерархии, – от этого не тошнит! А ведь это – то же вытягивание языка! Одним словом, язычество: дескать, смотрите, что удалось слизнуть! Хвастовство – это гордость, жадность, желание опередить, а это – некрофилия. А некрофилия – это основной материал на кончике языка! Это же сверх-архисимвол нашей падшей планеты – хвастающиеся, становящиеся в кружок, с до судорог вытянутым языком, дескать, вот, вот, вот!!.. И всё – в ж… ! Добровольно!!!

А то, что для обычной и яркой женщины главное в мужчине, чтобы он был говно, – так это весьма библейская мысль. Библейская, если довериться оценкам пророков, что мир этот избрал грех. И поэтому биофил – если он действительно развивающийся биофил, – оказавшись под ярмом с некрофилкой даже всего лишь жухлой, в конечном счёте обречён со временем оказаться в положении пренебрежённой стороны треугольника. Это неизбежно. Неизбежно, как неизбежно было то, что от апостола Павла ушла жена (а интересно, длинный ли у неё был язык?), потому что выходила она не за христианина, а за будущего или уже состоявшегося раввина национал-признанной религии. Неизбежно, как неизбежно то, что любая фуфела не могла не изводить Льва Николаевича. И не могла не лезть ему языком в определённое место. Всё повторяется, и нет ничего нового под солнцем… Ненависть ко всякому, чья речь хоть отчасти разумна.

А что поделаешь? За удовольствия вечной жизни надо платить.

Глава пятьдесят пятая

Шабаш

Те, кому случилось подсмотреть ш`абаш, впоследствии рассказывали, что это такое мероприятие, на которое собираются женщины (как принято полагать, ведьмы) и совершают сношения с мужчинами (как принято полагать, колдунами) и невидимыми духами (как принято полагать, бесами). Но это – лишь толкование. Попытка объяснить следующие феномены:

1) участниц-женщин больше, чем участников-мужчин, что всегда наблюдается на мероприятиях, которые традиционно принято называть религиозными (в смысле общения с существами более могущественными, чем люди);

2) женщины на шабаше изгибались так, как они обычно изгибаются при действе, которое традиционно называют совокуплением, т. е. каждая из участниц лежит, катается по земле или конвульсирует (иногда ритмически) с раздвинутыми ногами, руки её как будто кого-то обнимают; при этом между её ногами партнёр может быть, а может и не быть.

Толкование шабашей как разнузданного эротического поведения встречает ряд трудностей. Если избыток женщин пытаются объяснить присутствием на шабаше совокупляющихся бесов, то обретённое знание об участии в групповухах импотентов, похоже, полностью лишает теорию о массовом на шабаше совокуплении всякого основания.

Ну а позы соития, которые на шабашах принимают женщины, что они означают? Разве эти позы не достоверное свидетельство о происходящем половом сношении? Что это, если не это?

Ответ прост. Всякому состоянию психики соответствует своё положение тела, поза. Если человек доволен, он улыбается. Если человек хочет выглядеть довольным, он тоже улыбается, хотя и несколько натянуто. Если человек собирается кому-то сделать внушение, его тело группируется в некое подобие готового к удару кулака. Когда человек хочет впасть в состояние восторга – обезуметь под действием некрополя – он раскидывает руки, запрокидывает голову и раздвигает ноги.

Ошибочное толкование подсмотренного на шабаше основано на анальности мышления. Причина и следствие перевёрнуты местами. Не шабаш есть некое подобие супружества партнёров, а супружество партнёров есть небольшой шабаш!

А вы спрос`ите партнёра страстно влюблённой женщины, у которой клитор полностью нечувствителен, а влагалище более напоминает могилу, чт`о она ему, своему партнёру, во время соответствующего времяпрепровождения говорит? «Мне и так хорошо!» А что говорит мужу ваша соседка справа? А слева? Не то же ли самое? Не и так хорошо, а только так и хорошо!

Глава пятьдесят шестая

«Нет ничего нового под солнцем…»

Теперь рассмотрим подробнее особенности психологии той патологически жадной (накопительского типа) дамы, которая предпочла мужчину, зарабатывающего в три раза меньше, чем пренебрежённый П. На первый взгляд может показаться, что это предпочтение говорит о том, что она от жадности освободилась, но на самом деле как раз наоборот: её поступок – закономерное развитие её накопительского (точнее, анального) характера. И совершенно естественно, что, встречаясь с общими знакомыми, она искренне объясняла своё счастливое состояние тем, что наконец-то в её доме появился денежный мужчина. Парадоксально не только учение Христа, но и поведение тех, кто следует противоположному принципу. Итак, какие характерные детали жизни этой дамы полнее всего характеризуют этот тип характера? Какие подробности наиболее существенны для осмысления закономерностей её судьбы?

Её взаимоотношения с П. были длительными, с частыми расставаниями (по её инициативе), порой на несколько лет, и именно вследствие этих расставаний она как объект изучения особенно интересна: точки перехода из одной «фазы» в другую всегда насыщены информацией – это всегда конфликт.

Она соблазнила П., будучи девственницей, и через год к клиториальной возбудимости прибавилось и вагинальное оргазмирование. Но вот дама страстно влюбилась и сошлась с другим. Но там всё кончилось быстро, буквально два-три коитуса – и её отослали прочь. Она вернулась обратно к будущему П. вся в стенаниях о своей «случайной» ошибке. Будущий П. по молодости ещё не успел сделать того вывода, что если женщина хотя бы раз предала, то непременно будет предавать и впредь, – а может, просто себя не контролировал, – и простил. Фаза страстного влюбления у этой дамы, разумеется, повторилась, вернее, повторялась периодически, пока после одного особенно гнусного предательства (несексуального характера) они расстались надолго.

Вновь они сошлись уже года через три. В культурном отношении она осталась прежней (впадала в восторг от тех же, что и прежде, книг, кинофильмов, живописи, музыки), но «сексуальные» предпочтения у неё совершенно изменились! Собственные её гениталии утратили для неё интерес. Клиториальная возбудимость сохранилась, но манипуляции с клитором для неё были ничто по сравнению с тем удовольствием, которое она теперь получала, делая минет. «Оргазмировать» ей нравилось только так, а «генитальный вариант» ей стал попросту скучен. Именно с ней молодой П. впервые наблюдал, что в процессе минета дама вытаскивает изо рта эрегированный объект, нюхает, – жадно нюхает, – затем продолжает прерванное занятие, и вновь – вытаскивает понюхать. (Так поступают многие девушки и женщины, но не все – некоторым удаётся нюхать, не прерывая процесса.)

Потом опять расставание, после которого дама активно знакомилась с мужчинами, причём довольно-таки простым способом. Рядом с её многоэтажкой был парк, где собирались любители поиграть в волейбол. Она присоединялась к играющим, делала несколько передач, потом минут через пять выходила из круга, и всегда оказывалось так, что ещё кто-нибудь тоже выходил – и она вела его к себе домой.

Такое времяпрепровождение развивает не столько навыки, сколько душу, – и это неизбежно. В следующее с будущим П. примирение она добралась, как вы уже догадались, и до его ануса…

В это время ей минуло тридцать лет – возраст, в котором подводят первые итоги жизни и решают, как распорядиться следующим десятилетием. Если через несколько лет именно в этом возрасте и даже раньше (в 29: дама была его старше) П. присоединился к Церкви, то она, напротив, особенно рьяно занялась накопительством, причём, подобно Софье Андреевне, за счёт родственников и не гнушаясь никакими приёмами. В это время и образовался очередной «любовный» треугольник, для П. уже привычный, в котором, естественно, вновь предпочли не его. Особенность ситуации заключалась в том, что на этот раз он решил с соперником бороться.

Причина? В таких случаях, перефразируя известную поговорку, можно сказать: ищите третьего. Казалось бы, третьим должен был быть очередной претендент на «любовь» той накопительской дамы. Однако, это не так. Именно в эти дни у будущего П. умер отец. Узнав о его смерти, будущий П., придя в совершенно немыслимое состояние, отправился к той даме сообщить, что вчера умер отец, что ужасно плохо, а в ответ… услышал, что оформился очередной треугольник, более того, она выходит замуж и потому все «эротические» отношения прекращаются. Но П. решается за это дрянцо бороться и с претендентом на положение супруга встречается. Вёл себя будущий П. гнусно. В частности, глядя на испещрённое морщинами (П. тогда назвать их характерными ещё не мог – по незнанию) лицо «счастливого» соперника, он зачем-то рассказал ему о многочисленных «увлечениях» его будущей жены. Но обилие предшественников на счастливца впечатления не произвело, он сказал только, что всё утрясётся, ничего, идёт процесс притирки, всё утрясётся, ничего, всё будет хорошо… Словом, всё как в кино о «настоящей любви». Только было непонятно, что должно было утрястись, и к чему эти слова, как-то всё это не к месту, когда речь идёт о вкусах матери возможных его детей. Доведённой до автоматизма гипнотической формулой П. эти слова тогда назвать не мог – по незнанию.

Про анус, однако, П. рассказывать не стал.

Но лицо брачующегося П. запомнил: такие на нём борозды, столь отчётливо выдающие порочность натуры, он видел только у отца (!) самой дамы, одного священника, одного очень результативного «евангелиста» и у десятка преступников.

Замуж дама вышла. Свадьбу молодые отметили своеобразным образом: выбрав время, срубили в общественном парке ёлку и приволокли домой. Спёрли, если попросту. Скоммуниздили.

Потом она стала рожать. Родила она не меньше четырёх детей, – по нынешним временам это непривычно много, следовательно, по идиотическому мышлению обывателя, это есть вернейший признак любви к детям. Да, славную бы историю на этом материале могли состряпать женские журналы! Или иерархохристианские. Дескать, была плохая, встретила настоящую любовь, полюбила (покаялась) и посвятила свою душу детям. Верная жена, любящая мать, хранительница дома… Он же, видимо, идеальный любовник (двенадцать бородавок? высоконравственная натура?), раз смог «возродить» к семейной жизни минетчицу, копрофилку и шлюху…

То, что она не притворяется, а действительно «счастлива», следует хотя бы из числа её детей. Если женщина более подавляющая, чем муж, то в их семье непременно воспроизводится семья её детства, но не семья детства мужа. Дама была старшей сестрой из двоих детей. У матери её матери детей было трое, но снижение числа детей в поколении той голодной эпохи – явление всеобщее. Это снижение связано не с психологическими процессами и наблюдается во время всех голодовок. Просто нечем кормить. Итак, если бы «вела» дама, то детей бы у неё было непременно двое, может быть, трое (маловероятно), но уж никак не четверо (если сейчас уже не больше). Да и само толкование ею причины состояния «счастья» (денег в доме больше появились, чем при П.) говорит о том, что она, как говорится, «от счастья одурела». Словом, состояние ума дамы ничем не отличается от интеллекта любой женщины из комбинации «яркий некрофил – жухлая» (жухлая – в том лишь смысле, что она менее некрофилична, чем партнёр).

Что бы нынешний П. посоветовал себе, семнадцатилетнему? Тому пареньку, который оказался с женщиной более старшей (хотя и девственницей). Как можно распознать типично авторитарных дам, скрывающих свою анальность, как отличить их от потенциально генитальной женщины, которая, став половинкой, чудесным образом превратится в интереснейшую собеседницу, великолепную любовницу, хотя и непохожую? Признаков анальности множество – сотни и тысячи. Курение и удовольствие от выпивки – это признаки анальности, конечно, откровенные, поэтому в интеллигентных слоях населения девушки стараются хотя бы не курить. (Дама, о которой мы рассказываем, не курила, хотя выпить при убедительном поводе не отказывалась.)

А каковы более тонкие признаки авторитарности?

Несочетаемость этой дамы с П. просматривалась ещё до того, как она «сложила на жертвенник любви» свою девственность. Эпоха та была, разумеется, ещё коммунистическая, хотя за анекдоты уже не расстреливали и даже сажали редко. Люди начали петь не только то, что нравилось партийным бонзам. В частности, в шестидесятые годы зародилось, как они сами себя мыслят, духовное коммунистическому режиму сопротивление. Одной из достаточно популярных интеллигентских форм были так называемые Клубы самодеятельной песни – КСП. В каэспэшных песнях встречались намёки на тупость государственных чиновников, бредовость коммунистических идей и призыв, как и в прежние времена, склониться перед иконами. Песни пелись под гитару, желательно, в походах, у костра, – и не только среди близких знакомых. Несколько раз в год устраивались так называемые «слёты каэспэшников». «Слетались» в лесу, местонахождение было окутано демонстративно строгой тайной, якобы для того, чтобы на слёты не проникали случайные, сторонние, «бездуховные» люди – приглашались только свои. Итак, конспирация, психологически возводящая участвующих в ранг если не императоров, то хотя бы признанных, палатки, маятники бликов от костра, истомляющее всенощное бодрствование – а то и на две ночи закатывались, – выпивка. Последнее не возбранялось, и хотя культа водки не было, – приносили с собой все. Нравы «дружеские» – тот, кто на гитаре играть не умел, мог переходить из одного кружка в другой. Всё это называлось романтикой, и на эти слёты страстно стремилась та нюхоминетчица, монетчица и копрофилка.