Текст книги "Новый учитель (СИ)"

Автор книги: Алексей Константинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

– Вчера у нас разговор не заладился. Ты уж прости, что так вышло, – начал Астахов. – Сам понимаешь, единственный ребёнок, после смерти жены кроме неё у меня никого не осталось.

– Это хорошо, что вы пришли, – прервал его Глеб. – Вчера я поспешно удалился, позабыв рассказать о самом главном. Мне всегда крайне неловко говорить об этом, поэтому, пожалуйста, не перебивайте. Я страдаю довольно редким заболеванием обсессивно-компульсивным расстройством.

Медленно, тщательно подбирая слова, Глеб пересказал свою историю.

– Аня об этом знает. Я рассказал ей всё, когда она стала свидетельницей одного из приступов. Тогда она и призналась в любви ко мне, а я...– он запнулся, – позволил себе лишнего и поцеловал её. Уверяю вас, если бы не приступ, этого никогда бы не произошло, но в такие минуты я эмоционально неустойчив, вот и получилось то, что получилось. Но сделанного не воротишь. С тех пор меня влечёт к вашей дочери, и я ничего с собой не могу поделать. Но решать, повторюсь, вам. У меня уже была одна девушка, с которой дело чуть не дошло до свадьбы. Когда её родители узнали о моих проблемах, они отказали, наговорили мне гадостей и стали грозиться принять меры, если я продолжу ухаживать за ней, хоть я и не собирался идти против их воли. А сейчас случай из ряда вон. Поэтому вам лучше узнать обо всём сразу.

Внимательно слушавший Глеба Астахов почувствовал себя виноватым. Он сильно ошибался на счёт этого парня. Очень сильно.

– А это лечится? – спросил Дмитрий.

– Полностью – очень редко. Но состояние можно стабилизировать медикаментозно.

Астахов тяжело вздохнул. Предстояло задать неприятный для Глеба вопрос.

– Передается по наследству?

– Не знают. Даже если передается, то с очень низкой вероятностью.

Астахов кивнул.

– Так отдаёте мне свою дочь? – неожиданно Глеб развеселился, его глаза заблестели. Астахову показалось, что парень просто близок к истерике, но не хочет этого показывать, вот и улыбается. – Я пойму, если ответите отказом.

– Отдаю, – совершенно серьёзно сказал Астахов. – Чего ж я поделать-то могу, если она в тебя влюбилась. Но очень тебя прошу, не за страх, а за совесть. Не обмани девочку, она мне очень дорога.

– Никогда в жизни.

Астахов снова кивнул.

– Тогда пойдёмте, выпьем за это, – Глеб поднялся с дивана. – Поговорим как зять с тестем.

– А пошли! – махнул рукой Астахов.

"Мне это пойдёт только на пользу", – подумал Дмитрий про себя.

...

Павел Андреевич недаром боялся бросать школу. Без работы его и без того скучная жизнь стала напоминать старую безвкусную жвачку. Страшно не хватало собеседника. Весницкий часто подходил к дому Игнатия Платоновича, на стене которого большими белыми буквами была выведена кривая надпись "Продаётся", а ниже номер телефона, садился на лавочку и ждал, словно бы и вправду верил в возвращение товарища с того света. Пытался Павел Андреевич подружиться с другими стариками и небезуспешно. Они охотно с ним болтали, но были людьми поверхностными, темы для разговоров оказались однообразными. Весницкий откровенно скучал во время этих бесед, поэтому появлялся в компаниях местных старожилов редко.

Заунывно тянувшиеся будни хоть как-то скрашивало чтение да длительные прогулки по деревне. Но свою небольшую коллекцию книг он быстро прикончил, а деревню исходил вдоль и поперёк несколько раз.

"Вот так и получается, – думал Весницкий, лежа на кровати и глядя в потолок, – что никому я не нужен. Помру, никто и не заметит. А кроме как умирать мне и делать-то больше нечего".

Даже смерть, казалось, о нём позабыла – на здоровье грех было жаловаться, спал крепко, за всю зиму ни разу не заболел. Но если физически Павел Андреевич был абсолютно здоров, его душевное состояние постоянно ухудшалось. Увидев, как Аня выбежала из дома Глеба на Старый Новый год, Весницкий ощутил себя преданным.

"Он настраивает её против меня, – думал Павел Андреевич о Глебе. – Хочет отомстить, вот и рассказывает девочке гадости обо мне".

Весницкий гадал, что же происходит между учителем и ученицей, порывался поговорить с Митей Астаховым о визитах его дочери к историку. Однако со временем обида на Глеба забывалась, а скука становилась невыносимой. Однажды, перечитывая затёртого до дыр Тита Ливия, Павел Андреевич вспомнил о коллекции Свиридова. Поначалу просить книг у своего недоброжелателя, каковым представлялся Весницкому Глеб, не хотелось. Но не без усилия Павел Андреевич убедил себя, что они с молодым историком не ссорились и ничего криминального в просьбе одолжить книги не будет.

И действительно, когда Весницкий пришёл к Глебу, тот радушно принял его и позволил порыться в шкафах. В который раз Весницкий восхитился коллекцией парня. Хотелось взять всё и сразу, он с трудом остановил свой выбор на нескольких дореволюционных журналах, книжке Типпельскирха на языке оригинала, да томике малоизвестного исследователя о великом переселении народов.

На этот раз книги и вправду помогли побороть скуку. Павел Андреевич не на шутку увлекся, восстанавливая позабытые навыки чтения на немецком, погружаясь в атмосферу царской России, читая редкие, всеми позабытые статьи, написанные старой орфографией. В одном из журналов – Киевской старине за тысяча восемьсот девяностый год – Весницкий наткнулся на жуткую статью о сожжении упырей в Малороссии во время эпидемии холеры в тридцатых годах девятнадцатого века. Рассказ о том, как невинных людей бросали в костёр, заподозрив в них живых мертвецов, сосущих кровь, произвёл на Павла Андреевича глубокое впечатление. Описанные автором картины кострами вспыхивали в воображении Весницкого.

"Насколько же безумным, отчаявшимся, жалким нужно быть, чтобы убить человека из-за диких, средневековых представлений!" – ужаснулся тогда Павел Андреевич.

Книги и журналы Весницкий прочитал за три недели и тут же пошёл к Глебу за очередной порцией. На Ульянова он столкнулся с Аней. Счастливая девочка пронеслась мимо и не сказала ни слова. Весницкий хотел было окликнуть её, да передумал. Пока добирался до калитки Глеба, заключил, что подруг у Ани здесь быть не может. Выходит, она ходила к историку. Но зачем? Павел Андреевич снова вспомнил Старый Новый год и определённые подозрения закрались к нему в душу. Он снова ощутил ревность и не смог просто отбросить её.

На дворе Глеба не было, он возился в доме со старым телевизором. Увидев Весницкого, учитель поздоровался.

– Вы за книгами пришли? Так берите, не стесняйтесь, – сказал Глеб.

Весницкий кивнул, всё ещё думая об Ане.

– Я старые книжки на стол кладу, – сказал Весницкий.

– Ложите, – отозвался Глеб.

"Грамотей!" – раздраженно подумал Весницкий.

Он начал было рыться в книгах, но никак не мог сосредоточиться, читал названия, но не воспринимал их, перекладывал книги с места на место, ничего не выбирая.

– Слушай, Глеб Максимович, – позвал Весницкий.

– Да?

– А Аня Астахова не от тебя случаем уходила?

Последовала продолжительная пауза.

– Да, от меня, – неуверенно ответил Глеб.

– Вот как. А чего она у тебя делала?

– Да я ей, – Глеб запнулся, – с историей помогал.

– Так у неё вроде проблем никогда не было.

– Просто она, – снова запинка, – планирует поступать. Ну а я ей помогаю.

– А куда поступать? – напирал Весницкий.

– Ну, не знаю.

Весницкий замолчал, закусил нижнюю губу и уставился неподвижным взглядом в стену. Глеб врал! Что происходило между ним и Аней?

"Мстит тебя, настраивает девочку против тебя", – отчетливо пронеслось в голове Весницкого, отчего он вздрогнул. Если раньше мысли звучали его голосом, то теперь с ним говорил кто-то другой.

"Померещилось", – заключил Весницкий, но ощущение постороннего присутствия только усилилось. Ухватив первую попавшуюся книжку, Весницкий вскочил на ноги.

– Всё, Глеб Максимович, выбрал, как прочитаю – верну.

– Хорошо. Не торопитесь.

По дороге домой Весницкий думал о случившемся, перебирая в голове варианты. Неужели Глеб крутит шашни с ученицей?

"Да как он посмел! – негодовал Весницкий. – Как только совести хватило! Если Митька прознает, забьёт Глеба до смерти".

Весницкий не на шутку разозлился, поносил про себя как Свиридова, так и Аню.

"Если это всплывет, полетят головы. Первой выкинут эту поганку Кулакову, следом за ней остальных. Может тогда поймут, что я не такой плохой учитель".

"Глупости, – возражал Павел Андреевич сам себе, быть такого не может, примерещилось. Аня не могла позволить. Если бы этот подонок к ней приставал, она бы мигом пресекла его поползновения. Нет, нет и ещё раз нет. Он был занят, вот и отвечал рассеяно. Он просто с ней занимается. Анечка всегда любила историю и решила поступить на исторический".

Но убедить себя Павел Андреевич не смог. На следующий день он отправился на прогулку и кружился вокруг да около Ульянова. Заметив Аню, он проследил за ней до дома Глеба, подобрался к самой калитке и услышал, как они здороваются. Аня сказала ему "привет"! Весницкий сжал руку в кулак, постучал в дверь к соседке Глеба. Он знал, что там проживала пожилая женщина, но видел её всего несколько раз и никогда с ней не разговаривал.

– Кто там? – спросили из-за калитки.

– Здравствуйте, я учитель, мне у вас спросить кое-что нужно, – ответил Весницкий.

– Какой такой учитель? – отозвалась женщина, открывая дверь. Увидев Весницкого она, похоже, его узнала.

– Я по поводу вашего соседа спросить хотел. К нему детки часто ходят заниматься?

– Ну да,– кивнула женщина. – Ходят.

От сердца немного отлегло. Может у себя дома Глеб позволяет ученикам фамильярно к нему обращаться? Кто их знает, какие там педагогические методы навыдумывали.

– И многих вы видели?

– Девочку видела, светленькую.

– А ещё?

– Да больше никого.

– Никого?! Выходит, одна к нему ходит заниматься?

– Нет, я слышала и других. Он парень хороший, отзывчивый, помогает отстающим.

Весницкий задумался.

– Но видели вы только одну?

– Да что там я видеть могла? Дома сижу да вязаньем занимаюсь, на улицу не глазею.

"Знаю я вас, как вы тут не глазеете", – подумал Весницкий.

– Ну ладно, спасибо, – сказал он и собрался уходить.

– Стойте. А вам это зачем?

– Да так, интересно.

Если раньше Весницкий сильно сомневался, то теперь был почти уверен, что Глеб спит с Аней. От одной этой мысли всё внутри Павла Андреевича переворачивалось. Но как поступить? Весницкий не знал, поэтому решил наблюдать дальше. Уже на следующий день он отправился на прогулку рано утром и бродил вокруг школы. Издали заметив Аню, затаился на лавочке под деревом недалеко от дороги. Девочка шла одна и мечтательно улыбалась. Павел Андреевич проследил за ней взглядом, но подходить ближе не решился. За ней следом брели девчата во главе с Тёркиной, которую Весницкий на дух не переносил. Он хотел было уйти, но тут услышал, что школьницы обсуждали Аню.

– ... не рассчиталась ещё, – тараторила Тёркина. – А она уже к новому липнет, видели как? Смотреть противно.

– Тут ты правду говоришь – Анька пришмондовка ещё та, – влезла другая. – К старому подлизывалась, на молодого виснет.

– А ему и нравится, – на лице Тёркиной появилась подлая ухмылка, – наверно поэтому ей оценки завышает. Ничего, мы Астаховой ещё покажем.

– Знаешь, что думаю, может разболтать, что у Аньки и... – влезла третья, но её слов Павел Андреевич не расслышал.

Виснет! Даже девчонки заметили! Возмущению Весницкого не было предела.

"Каков фрукт! Вскружил голову девочке, лишил невинности, а теперь отвязаться хочет!" – заключил он.

Слежку продолжил и болтался туда-сюда до самого конца уроков, которые проходили в одну смену. Ребята разбегались во все стороны, сколько Весницкий не старался, он не сумел высмотреть среди них Аню. Павел Андреевич хотел поговорить с девочкой, разузнать, почему так получилось. Вдруг Глеб заставлял её, запугивал оценками или придумал какую другую гадость?

Когда ребята разбежались со двора, Весницкий решил, что упустил Аню из-за невнимательности и тоже собирался уходить. Уже идя по дороге, он глянул в сторону школы, в окна родного кабинета истории. От увиденного Павел Андреевич застыл на месте. Стоя у самого окна Аня разговаривала с Глебом, потом встала на цыпочки и поцеловала его в губы. Глеб провёл рукой по волосам девушки, по её лицу, поцеловал в ответ. Весницкому показалось, что после этого Свиридов мстительно посмотрел на него.

"Он делает это специально! Он видел меня, намеренно показал, что отобрал не только работу, не только смысл жизни, но и единственную ученицу, которая меня ценила. Он мстит мне, мстит за то, что я хотел рассказать о его болезни", – отрывисто проносились мысли в голове Весницкого.

Он как можно скорее сошёл с дороги, свернул в первый переулок и направился, куда глаза глядят. По мере продвижения Весницкий успокаивался. Теперь он знал, знал наверняка, что Глеб спит с Аней. Павел Андреевич не мог понять, как этому мерзавцу удалось затащить девочку к себе в постель. Свиридов сумел заставить класс оболтусов целый урок сидеть молча, обдурил Весницкого, забрав у него работу, чего уж ему наивную девочку совратить! Но если в деревне и существовал человек, способный урезонить подлеца, им был Митька Астахов. Как только эта мысль оформилась в голове Весницкого, он даже застонал от предвкушения расправы над своим врагом. Говорят, Митька к дочери никого из деревенских не подпускал. Страшно представить, как он разукрасит городского, когда узнает обо всём.

Не откладывая в долгий ящик, он направился к Астаховым. Весницкий долго стучал в калитку, прежде чем дверь открыл заспанный Митька. Не поздоровавшись, он вопросительно посмотрел на старого учителя.

– Мне по поводу твоей дочери поговорить надо, – выдавил из себя Весницкий. Столько лет прошло, а он все никак не мог забыть искаженного яростью лица Астахова, до сих пор чувствовал себя неуютно под взглядом его злобных глаз.

– А что с ней?

– Разговор не для улицы. Давай хотя бы во двор зайдём.

По лицу было заметно, что Митька напрягся, но во двор Весницкого пустил.

– Ну, говори.

– Как бы это помягче, – Весницкий замялся. – Я проходил сегодня мимо школы, гулял. Тоскую иногда. Случайно глянул в окно моего кабинета, а там твоя дочь с историком.

Митька нахмурился.

– Они целовались, Дима. Я боюсь, что у них интимная связь.

Митька сжал губы, тихонько выругался.

– Вот что, Пал Андреич, пойдём в дом. Этой действительно разговор не для улицы, – предложил Астахов.

Весницкий был несколько озадачен – зная взрывной характер своего бывшего ученика, он-то думал, что Астахов начнёт рвать и метать, побежит искать Глеба, а тот остался относительно спокойным.

"Наверно не до конца понял, что я ему сказал", – решил Весницкий.

Они зашли в старую кухоньку, Астахов отыскал два стула, поставил их посередине, уселся сам, Весницкий последовал его примеру. Вздохнув, Астахов заговорил:

– Тут такое дело, Пал Андреич. Любовь у них. Жениться надумали. Глеб сказал, намерения у него серьёзные, отступать не станет. Такая вот история.

Ошарашенный Весницкий не сразу пришёл в себя.

– А ты что?

– А я что, – развёл руками Астахов. – Дочка сказала люблю, хочу замуж. Парень он вроде хороший. В общем, согласился я.

– Не знаешь, что за человек и согласился?

– Слушай, Пал Андреич, ты, по-моему, не в своё...

– В своё, в своё, – разошёлся Весницкий. – И ты, и дочь твоя у меня учились, уж имею право высказаться. Я ездил в город, разговаривал с директором школы, в которой работал Глеб. Он в похищении подозревался! В милиции его дважды допрашивали! А ты дочку за него выдаёшь?

– В похищении? – нахмурился Астахов.

– В похищении. Ну, это ещё что. Он шизофреник! С головой у парня проблемы. Да оно и так понятно – какой учитель позволит себе ухаживать за своей ученицей? Только пришибленный.

– Об этом он мне как раз рассказал, – мотнул головой Астахов. – Сразу признался и сказал, что болезнь его несерьёзная.

– Он тебе и не то расскажет. В общем, поступай, как хочешь, а будь я на твоём месте, никогда бы дочь за него не отдал, – Весницкий стукнул по столешнице ладонями.

Астахов призадумался, сделался хмурым.

– Не тебе мне советы раздавать, Пал Андреич. Детей никогда не было, а лезешь учить, как воспитывать, – по лицу было видно, что он хотел сказать ещё что-то, но сдержался. – В любом случае, спасибо.

– Да не за что, – недовольно буркнул Весницкий и думал подняться, но Астахов жестом остановил его.

– Я тебя об одолжении попрошу. Не рассказывай никому об Ане и Глебе. Сам понимаешь, сколько грязи на головы молодых выльется, если в деревне вдруг узнают.

– И не думал. А вот ты над моими словами подумай.

Астахов кивнул, не стал проводить Весницкого и, оставшись один, достал бутылку водки из заначки и налил себе полную рюмку. Весницкий же ушёл, понурив голову. Лучше бы он не ходил к Митьке, да теперь поздно жалеть. И тот и другой в деталях вспомнили эпизод, произошедший много лет назад.

Мите Астахову было тогда пятнадцать. Как и все деревенские мальчишки в этом возрасте, он довольно часто дрался и, как правило, побеждал. Лишь однажды один из старшеков поколотил его, да и то не слишком сильно. Поэтому когда намечались какие-нибудь междоусобные разборки, каждый хотел переманить Митю на свою сторону. Но тот случай был особый. Одного мальчишку недолюбливали всем классом и давно хотели поколотить. Мало того, что отличник, так ещё и нос задирает. Астахову он ничего плохого не сделал, но остальные ребята долго уговаривали Митю пойти вместе с ними и устроить зазнайке темную.

– Мы ему говорили, ты что, лучше всех что ли? Зачем пятерки получаешь? А ему хоть бы хны, в ответ огрызается, – убеждали они.

Долго уговаривать не пришлось – Митя согласился. После школы они вчетвером отловили его и уволокли подальше от жилых домов. Сначала наседали, толкали, а мальчишка даже не пытался сопротивляться, едва ли не ревел. Уже тогда Астахову разонравилась эта идея. Легко бить, когда противник брыкается в ответ, хочется доказать и ему, и себе, что ты сильнее. Но когда он даже не помышляет дать сдачи – нет, это не драка, не урок, а желание увидеть, как человек, который тебе неприятен, будет унижен. Было в этом что-то отвратительно-мерзкое, непереносимо-неправильное. Поэтому Митя принимал в толкотне довольно вялое участие. В конце концов, мальчишка упал на землю, его стали пихать ногами, плеваться, выкрикивать ругательства, оскорбляя не только его самого, но и его родителей. Астахов начал было успокаивать остальных, предлагать остановиться, но они его не слушали, с исказившимися от ненависти и злобы лицами продолжали пинать лежачего. Митя хотел уйти, но ему не хватило смелости, он боялся прослыть слабаком, потому стоял на месте и смотрел.

Вдруг все замерли, затаили дыхание – мимо проходил историк. Он бы не заметил их, да валявшийся мальчишка захныкал. Весницкий заинтересовался, обошёл невысокий заборчик, скрывавший место экзекуции от глаз прохожих, обвёл взглядом немую сцену. В глубине души Астахов был рад его видеть. Он взрослый, наверняка прекратит происходящее безумие. Но Весницкий отчего-то молчал, а лоб его покрылся испариной. И тут в голову Мити пришла безумная мысль: "Он боится нас! Он ничего не сделает! Он позволит продолжить!"

Весницкий сглотнул слюну, развернулся и ушёл, так не сказав ни слова. Хулиганы загоготали, а ошарашенному Астахову ничего не оставалось, кроме как подхватить этот нечеловеческий гогот.

Ночью после избиения того мальчишки Митя долго не мог заснуть. Он вспоминал, как беззащитного катают по земле, кроют его матами, а он, Астахов, принимает в этом деятельное участие. Стыд и жалость не утихали. Митя ворочался с боку на бок, сжимал кулаки и челюсть, злился на себя за свою трусость. Он мог, мог остановить это мерзкое действо в любой момент, но не осмелился. А потом вспоминал Весницкого, страх в глазах учителя, его подлое бегство и начинал злиться ещё сильнее, но не на себя, а на Павла Андреевича.

"Виноват не я, виноват он, и только он. Взрослый, старший, он должен был вмешаться, но остался в стороне!"

Под утро Митя сумел обелить себя и возложить весь груз ответственности за произошедшее на историка. С того самого момента он возненавидел Весницкого и пронёс эту неприязнь через года.

Что касается избитого мальчишки, он стал тише воды, ниже травы, превратился в жалкое подобие себя. Он перестал отвечать на уроках, скатился на двойки-тройки. Последний раз Астахов видел его, когда они переезжали – то был девятый класс. Митя попытался тогда с ним проститься, пожать руку, но мальчик лишь затравленно глянул на него, а протянутую руку проигнорировал.

Даже теперь, сидя на кухне, будучи на двадцать пять лет старше, Астахову было не по себе от воспоминаний об этом эпизоде. Опрокинув очередную рюмку, он живо представил себе выражение лица Весницкого, сморщился от отвращения. Пал Андреич ни разу даже поговорить на эту тему с Дмитрием не пытался, предпочёл сделать вид, что ничего не было. Нет, не мог такой человек перемениться. Весницкий был ничтожеством, ничтожеством и остался. Так чего же он тогда лезет в дела дочери, чего пристал к Глебу?

Вечером того же дня Дмитрий снова пришёл к Свиридову поговорить.

– Ты прости, что так поздно, но покоя не даёт одна мысль. Ты сказал, что болеешь, но насколько серьезно, не объяснил, – прямо с порога заявил Астахов.

– Я понимаю, – кивнул Глеб. – Присаживайтесь, поговорим. Только прошу вас, не наседайте, мне очень больно поднимать этот вопрос.

Астахов пообещал. Глеб выложил ему всё, что знал о своей болезни, убедил, что опасности для окружающих она не представляет. Дмитрий поверил ему.

– Спасибо за откровенность. Теперь скажи, у тебя с Весницким Павлом Андреевичем никаких разногласий не возникало? – спросил Астахов.

– Почему вы спрашиваете? – удивился Глеб.

Тогда Астахов пересказал весь его сегодняшний разговор с Весницким.

– Ой, – вздохнул Глеб. – Не пойму я его. То место он мне уступает, то шантажирует, теперь в личную жизнь лезет. Когда прознал про мою болезнь, грозился рассказать в деревне. Хотел, чтобы я бросил школу. Потом умер старожил этот ваш, он передумал, прямо на похоронах сказал, что уйдет на пенсию.

– Так и знал, – смачно ударил тыльной стороной одной кисти по ладони другой Астахов. – Он жуткий лицемер, в глаза улыбается, а за спиной держит нож. Ну, я с ним поговорю, я ему устрою.

– Не нужно, Дмитрий Леонидович. Он старый человек, его можно понять. Представьте, вас в старости выбросят, словно никчемную безделушку, а на ваше место поставят молодого. Ему сейчас плохо, а поддержать некому – семьи нету.

– Да боюсь, как бы он болтать о вас с Аней не начал.

– Вот тогда он хватит лишнего. А пока лезть не нужно. Нам бы оставшиеся три месяца продержаться, а в июне-июле свадьбу сыграем.

– Насколько всё-таки подлый человек, – покачал головой Астахов. – А ты какой добрый. Другой на твоём месте сам бы побежал ему морду бить, а ты терпишь.

Глеб слабо улыбнулся. Они немного поболтали и разошлись, у калитки Глеб сказал:

– Чуть не забыл. Вы Ане не рассказывайте о поступке Павла Андреевича. Он ей нравился и будет нехорошо, если девочка так рано разочаруется в человеке, которого считала авторитетом.

– Хорошо, – согласился Астахов.

Своё слово он сдержал, но дал себе зарок ни на шаг не подпускать Весницкого к дочери.

...

После того, как Дмитрий дал согласие на свадьбу, он, Аня и Глеб собрались в доме Астаховых. Мужчины долго рассуждали о том, когда будет уместно её сыграть и сошлись на конце июня. Ане объяснили, что рассказывать о её связи с Глебом нельзя – проблемы могут возникнуть как у учителя, так и у неё самой. Она пообещала хранить секрет, но как можно скрыть самое яркое, самое чистое и сильное чувство в жизни женщины?

Она по-настоящему любила Глеба, страдала без него, в школе не могла отвести глаз от него, перестала общаться с одноклассниками и подругами, на переменах поднималась к нему в подсобку и говорила, говорила, говорила. Встречаясь с ним в коридорах, Аня глупо улыбался, а он улыбался ей в ответ, они всегда заводили необязательную беседу. А после уроков, когда в школе оставались одни учителя, Глеб и Аня закрывались в классе и целовались – крепко, страстно, взасос. Глеб распалялся, ласкал её, а она не возражала. Но дальше определённой черты учитель никогда не позволял себе заходить. В такие мгновения они теряли счёт времени, забывали о том, что существует остальной мир, Аня тонула в глазах, голосе, объятиях и поцелуях своего возлюбленного. Ей трудно было расставаться с Глебом, чуть ли не со слезами она покидала кабинет истории и грезила только об одном – поскорее бы вернуться назад, к любимому.

Успеваемость поразительно выросла. Всё шло к тому, что и третью четверть она закончит с одними пятёрками. Если на пятерки удастся сдать и экзамены... Загадывать не хотелось. О своих планах поступить в университет она давным-давно забыла. Если Глеб согласится поехать с ней, тогда может быть. Если нет, она останется вместе с ним в деревне. Папа будет этому рад.

Чем больше времени они проводили с Глебом вместе, тем сильнее она влюблялась в него, тем крепче привязывалась. К концу четверти Ане стало казаться, что от переполнявшей её любви у неё кружится голова. Когда Глеба не было рядом, колени подгибались, стены шатались, она словно бы стояла на палубе корабля. И лишь обнимая любимого, она обретала почву под ногами.

Разумеется, их отношения невозможно было скрыть от глаз учеников и учителей. Все подозревали, но никто не осмеливался прямо высказать свои подозрения. Лишь мстительная завистливая Тома дожидалась удобного момента. Её новые подруги – глупые, бесчувственные, ведомые – плясали под её дудку, помогая строить козни. Ударить Тома решила в конце четверти.

На одной из перемен, она подошла к Аниной парте, жестами пригласив подружек. Тёркина вспомнила пощечину, которую получила в начале года из-за Астаховой, вспомнила, как задел Астахову намёк на её связь со старым историком. Бледная Аня мечтательно смотрела в окно и не обращала внимания на толпившихся рядом девочек.

– Анюта, умничка ты наша, – обратилась к ней Тамара.

Аня рассеяно посмотрела на бывшую подругу.

– На этот раз ты своего добилась, правда? Стала отличницей, как того и хотела.

Аня продолжала молча на неё смотреть. Тома разозлилась сильнее прежнего.

– Лесть тебе не помогла, так ты в постель к нему прыгнула?

Ни слова в ответ.

– Признайся, ты трахалась с Глебом, легла под него, чтобы он вывел тебе пятёрку и других учителей упросил! – не на шутку разозлилась Тома. Подружки у неё за спиной испугано отшатнулись. Планировался другой разговор.

Аня оставалась невозмутимой.

– Молчать решила? Отрицать будешь, проститутка?

Казалось, ничего не выведет Аню из равновесия.

– Тамара, глупая ты дурочка, – Астахова встала, пошатнулась. – Мы любим друг друга, мы поженимся, очень скоро я стану его женой, а ты удавишься от зависти.

Тамара непонимающе глядела на Аню своими свиными глазками. Та подалась вперёд, пошатнулась назад и упала.

Ане казалось, она полетела, очутилась на какой-то карусели и кружилась с бешеной скоростью. Сильно тошнило, в ушах шумело, хотелось лечь набок и уснуть. Только она успела подумать об этом и в глазах потемнело.

Аня пришла в себя в постели. Слабость продолжала растекаться по телу, голова кружилась, во рту чувствовался неприятный привкус. Над кроватью склонились отец и Глеб, на лицах у обоих застыло выражение тревоги.

– Анечка, доченька, очухалась! – дрожащими руками отец сжал кисть дочери.

Глеб ничего не сказал, только откинул голову назад и что-то тихо и быстро прошептал.

– Что случилось? – с трудом выговаривая слова, спросила Аня.

– Ты не помнишь? – ужаснулся отец.

Она отрицательно покачала головой.

– Ты упала в обморок на перемене после перепалки с этой своей толстой подругой, – сказал Глеб.

Тут Аня вспомнила. Тома мстительно поджимает губы и швыряет ей в лицо обвинения. Потом колени дрожат, подгибаются, стены раскачиваются, Аню швыряет в сторону-другую, она теряет равновесие и погружается в липкую мокрую черноту. Раньше с ней такого не бывало.

– Вспомнила? – оживился отец, заметив, как прояснилось лицо дочери

– Да, – кивнула Аня. – Ерунда какая-то. Закружилась голова, слабость в ногах. Наверное, из-за недосыпания. В последнее время мне снятся дурацкие сны, а большую часть ночи я просто ворочаюсь с боку на бок.

– Нужно съездить в район, к врачу, – высказал своё мнение Глеб. – Ты могла подхватить какую-то гадость.

– Не нужно, – слабо улыбнулась Аня. Как же приятно, что Глеб проявляет заботу. – Мне уже лучше, чуть-чуть отдохну и встану на ноги.

– Глеб прав, – твердо сказал отец. – Поедем в больницу сразу после того, как тебе станет лучше. Нужно разобраться, что с тобой приключилось.

– Папа, милый, если я говорю, что со мной всё хорошо, значит со мной всё хорошо, – улыбнулась Аня. Не смотря на происшествие, ей совсем не было страшно, наоборот она была опьяняюще счастлива. В этот момент она любила и папу, и Глеба, и даже Тому, наговорившую ей гадостей.

Отец хотел было что-то возразить, но Глеб его опередил.

– Дмитрий Леонидович, давайте отойдём на секундочку, – сказал он. Аня догадалась, что Глеб хочет посекретничать о ней. В другой день она и обиделась бы на такое поведение, но не сегодня. Пускай шепчутся, строят догадки, Аня знала главное – всё у неё будет хорошо, она выйдет замуж за Глеба, и вместе они будут счастливы.

Глеб прикрыл за собой дверь в прихожую.

– Вы заметили, что у нее кожа и белки глаз желтоваты? – спросил Глеб.

Астахов мрачно покачал головой. Ничего такого он не заметил.

– Я боюсь, у Ани гепатит. Тут откладывать нельзя, нужно вызывать врача и разбираться, откуда она его подхватила.

– Что это за гепатит? – буркнул Астахов.

– Желтуха, Боткина. Неужели не слышали?

О желтухе он слышал. Отчего-то ученость Глеба вызвала раздражение.

– Я не видел никакой желтизны у неё на лице.

– А вы присмотритесь. В любом случае, падать в обморок для семнадцатилетней девушки ненормально. Нужно обратиться к врачу и чем быстрее, тем лучше.

Астахов немного поразмыслил над словами Глеба и затем кивнул.

– Ты прав, но знаешь, какой пропоица у нас на участке работает?

– Тогда позвоните в район, нагоните страха, пускай пришлют скорую. Лучше перестраховаться.

– Хорошо, пойду звонить. Пока побудь с Аней.

– Куда ушёл папа? – спросила Аня, увидев, что с кухни Глеб вернулся один.

– Вызывать скорую.

Аня улыбнулась, как могут улыбаться только юные девушки.

– Глупенькие, вы так за меня переживаете, но это ни к чему. Всё будет хорошо, я же знаю.

Глеб подошел к краю постели, встал на одно колено, наклонился к ней низко-низко.

– Если с тобой что-нибудь случится, я никогда себе этого не прощу, – произнёс он. – Никогда. Поэтому лучше перестраховаться, чем ждать, когда жареный петух клюнет.