Текст книги "Новый учитель (СИ)"

Автор книги: Алексей Константинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

– А, Дмитрий Леонидович, здравствуй. Зачем пришёл?

Астахов был довольно близко знаком с Галушкой, несколько раз помогал ей решать бытовые вопросы и теперь рассчитывал на взаимность.

– Да хотел поговорить с тобой о моей дочке. Знаешь её, наверно. Учится в одиннадцатом классе.

– Аня, светленькая такая. Конечно, знаю. Прилежная хорошая девочка. А что ты хотел узнать?

– Поступать она в университет хочет.

– Молодец. А куда?

– Да пока не решила.

– Хочешь со мной посоветоваться?

– Можно и так сказать, – Астахов несколько замялся. – Она неплохо учится, но вот по математике да геометрии у нее тройки, с астрономией и физикой не всё гладко. Точные науки не её.

– Девочки обычно с гуманитарным укладом. Оно и лучше. Сейчас юристы да экономисты востребованы, не пропадёт.

– Вот об оценках я и хочу поговорить, – позволив директрисе закончить и не став поправлять после упоминания "гуманитарного уклада" продолжил Дмитрий. – Возможно ли посодействовать тому, чтобы оценки поправить. Не прошу пятерку, но уж на четвёрку её можно подтянуть. Само собой, в долгу не останусь. Ты меня хорошо, знаешь, Лида.

Директор, наконец, поняла о чём речь, изобразила задумчивость и кивнула.

– Нужно будет поговорить с учителями-предметниками. Само-то я не... – тут в дверь кто-то постучал. – Войдите! – крикнула Лида.

Внутрь заскочил какой-то запуганный мальчишка – худой, немытый, бледный и в очках – и замер в дверях.

– Лидия Лаврентьевна! – начал он, но осекся, заметив Астахова.

– Что случилось? – настороженно спросила директриса.

– Там Демидов из школы убежал, – мальчишка боязливо обернулся и, видимо убедившись, что в коридоре никого нет, добавил, – его историк побил.

– Как побил?! – Лида подскочила с места, глаза ее округлились. – Выйди, подожди снаружи!

Мальчишка подчинился.

– Извини, Дима, – обратилась директриса к Астахову. – Я на минутку.

Она вышла в коридор, из-за стены донёсся её грозный голос:

– Рассказывай!

Мальчишка начал строчить, но слов Астахов не разобрал. Директриса шумно возмущалась, потом куда-то пошла. Не прошло и двух минут, когда она влетела в кабинет, а следом за ней плелся Весницкий.

– Оставь нас на минуту, Дима, – попросила директор.

Астахов кивнул и послушно вышел наружу. Коридор уже наполнился детьми и когда из-за двери директора донёсся разъярённый крик, все вдруг замерли и стали прислушиваться. Каким-то образом дети сумели оттеснить Астахова к стене. Тут он заметил Аню, разглядывавшую толпившихся у дверей директора ребят. Меньше всего хотелось, чтобы о его сегодняшнем визите в школу знала дочь. Начнутся ненужные расспросы, в ответ придется врать. Дабы избежать этого Астахов быстро пересёк коридор и спрятался за распахнутой дверью одного из кабинетов. Он простоял там некоторое время, пока скандал в кабинете директора не подошёл к концу. Писклявым голосом Весницкий выкрикнул что-то и, резко открыв дверь, ушёл. Дети принялись перешёптываться, а Астахов аккуратно выглядывал из-за двери. Убедившись, что Ани поблизости нет, он пересёк коридор в обратном направлении и тихо проскользнул внутрь кабинета Лиды.

Она сидела на стуле – злая, взъерошенная и красная – и смотрела куда-то в пустоту. Заметив появление Астахова, Лида опомнилась, слегка встряхнула головой.

– Оттягал за ухо Демидова, – пояснила она. – Сын агронома, которого нам из центра прислали. Я сама с ним дела не имела, но говорят мужик старой закалки. Этому старому, – по лицу было видно, что она хотела выругаться, но сдержалась, – теперь перепадёт. Тем лучше. Давным-давно от него избавиться хотела, всё повод искала. Не представляешь, как он тут всем надоел. Коллектива чурается, все по-своему и наперекор делает, скандалит, как базарная баба. Его ни учительницы, ни учителя не переносят. Ну да это ещё ничего. Стерпеть можно. Так он и с детьми умудряется конфликтовать. Родители приходят и постоянно жалуются на него. Один отец открыто его увольнения требовал. Я бы и рада, да где историка найду? Теперь вот нашла. Радовалась – ну всё, избавлюсь от старика. Год отработает, а там на нового все часы перепишем. Сказала Весницкому об этом. Так он заартачился. Не хочу, говорит, из школы уходить. Вы меня увольняете что ли. Нет, говорю, на пенсию вам давно пора, Павел Андреевич. А он знай своё, одно и то же талдонит, как попугай. Ладно, думаю, год отработай, там придумаем, как тебя сбагрить. Нет же, в первый учебный день умудрился создать проблемы. Да может оно и к лучшему – теперь уж уволю его и имени не вспомню.

Выплеснув накипевшее, Лида немного успокоилась.

– Ты по какому поводу пришел? Ах да, оценки дочери, – напомнила сама себе директриса. – Год только начался, тут подождать надо, но я с предметниками обязательно поговорю. Четверки, говоришь, тебя устраивают?

Астахов кивнул.

– Ты не стесняйся, если хочешь пятерку для дочери, так и говори. Девочка она славная, ни с кем никогда не ссорилась, вредить нам ей незачем.

– Пятерки, конечно, будут лучше.

Лида кивнула, выдавила из себя улыбку.

– Значит, будут пятерки, – сказала она. – Сам понимаешь, может что-то где-то придется...

– Да не вопрос, – энергично принялся кивать Астахов. – Я же сразу сказала – в долгу не останусь.

– Значит договорились.

– Спасибо, Лида. Я очень ценю твою помощь. И ещё одно. У тебя, случайно, нет никаких связей в городских университетах? Так, на всякий случай. Я переговорю с дочерью, узнаю, куда она планирует и потом, если что, снова к тебе обращусь.

– Таких прям связей нет, но знакомые найдутся. Поэтому не стесняйся, обращайся. Чем смогу, тем помогу.

– Ещё раз спасибо.

Они попрощались, и довольный собой Астахов пошел домой. По дороге он немного позлорадствовал по поводу участи Весницкого, которого терпеть не мог, но по большей части раздумывал о будущем дочери. Сегодня-завтра надо будет обсудить, куда она планирует поступать. Решив это, Астахов снова погрузился в меланхолические воспоминания о детстве Ани и черную тоску о прошлом.

Урок нового учителя.

Иногда судьба выделывает удивительные кульбиты. Кажется, ты пропал и выхода нет – раз! – и ситуация зеркально отразилась. Случается такое не часто и по какому-то странному стечению обстоятельств в самые беспроглядные и отчаянные моменты жизни.

Павел Андреевич был готов ко всему – выговору, очередному скандалу, вычету премии, увольнению и даже избиению разгневанным отцом. Чего он никак не ожидал, так это благодарности. У самой школы ошивался понуривший голову Демидов и сурового вида мужик. Молодой, но уже лысый, он был чрезмерно серьёзен. Весницкий морально приготовился выслушать очередную порцию ругательств, когда мальчишка кивнул головой в его сторону, но вместо этого отец подошёл к учителю и двумя руками пожал его руку.

– Здравствуйте, Павел Андреевич, – почтительно поздоровался он, повернулся к сыну. – Иди сюда! Быстро! Говори! – отдавал он короткие приказы мальчишке.

– Простите меня, пожалуйста, Павел Андреевич, – сказал Демидов, не поднимая головы.

– А теперь тоже самое, только в глаза смотри! – потребовал отец.

– Право слово не стоит, – смутился Весницкий.

– Стоит-стоит, Павел Андреевич. Этого оболтуса давно на место поставить пора. Ты глухой?! – обратился мужик к сыну.

– Простите меня, Павел Андреевич, – мальчишка поднял заплаканные глаза. – Такого больше не повторится.

– Ты меня тоже прости, – выдавил из себя приятно удивленный Весницкий. – Я поступил непедагогично.

– Да что вы, Павел Андреевич, с ним по-другому никак. Педагогики он не понимает, – строго произнёс отец. – Давай дуй отсюда и смотри у меня! – для пущего эффекта он отвесил сынишке ощутимый подзатыльник. – А я с твоим учителем поговорю.

Мальчишку словно ветром унесло. Черты лица лысого мужичка смягчились, он посмотрел Весницкому в глаза.

– Я отец этого хулигана, Егор Демидов. Ну, вы наверняка догадались, – он слабо улыбнулся. – Простите в первую очередь меня, не уследил я за ним.

– Что вы, – ошарашенный Весницкий невольно заулыбался. – Вас винить не в чем.

– Как же не в чем, когда я его отец, – Егор тяжело вздохнул. – Мы как сюда переехали, так сразу на особое положение – все нас обхаживают, как с неграненым алмазом маются. Мальчишка зазнался, а мать ему потворствует. Представляете, звонит мне на работу – приезжай, сына избили. Я перепугался, с места сорвался, приехал, а у него ухо синее, а глаза злющие-злющие. Спрашиваю – что такое? Они мне наперебой давай рассказывать – такой-сякой учитель избил ребёнка. Я им – где ж избил, когда только ухо синее. Жена возмущается, грозит, что если пустить дело на самотек, то и изобьют рано или поздно. Ну, я к своему лоботрясу. За что, спрашиваю, наказали? Он и так и этак выкрутиться хотел, в итоге сказал, что не слушал вас на уроке и стал спорить, когда двойку ему хотели поставить. Хоть правда?

– Ни в малейшей степени, – заявил Весницкий. – При всем классе стал меня высмеивать и оскорблять.

Отец Демидова побагровел.

– Паршивец! Сегодня на нем живого места не останется! Я его предупредил, соврешь – выпорю, и он посмел обмануть! – разозлился Егор не на шутку. – И жена за него заступается. Ну, нет, можете быть уверены, Павел Андреевич, я этого так не оставлю. Мы когда в школу ходили, учителю слово поперёк сказать боялись – разом указкой по рукам получим. А нашего царевича за ухо оттягали, да ещё за какую провинность! Я-то думал, он просто оговаривался, а он оказывается хамил. Даю вам слово, – разгорячённый Демидов снова положил руку на плечо учителю, – никогда больше он не посмеет так себя вести. После сегодняшнего разговора дня два сидеть не сможет.

– Право слово, не хочу, чтобы из-за меня у вас портились отношения с сыном и супругой, – сумел ввернуть свою реплику Весницкий.

– Не переживайте, Павел Андреевич. Я давно заметил, какой вы хороший учитель. Все ему пятерки-четверки ставят, только по истории двойки и тройки. Жена на вас бочку катит, а я мальчишку по учебнику прогнал, так он ни бе, ни ме. Нет, говорю, прав историк. Это к другим преподавателям вопросы, почему такие высокие оценки ставят. А тройку наш оболтус заслужил. Одним словом, спасибо вам огромное, Павел Андреевич. У них сейчас такой возраст, запускать нельзя, а то решат, будто им всё можно. Хорошо, что вы открыли мне глаза на то, кого я ращу. Теперь он у меня узнает, что такое дисциплина. А вы впредь не стесняйтесь его наказывать. Понадобится за ухо оттягать – так действуйте, считаете, ремня надо дать – можете брать и бить! Совсем он оборзел. Ничего, я с ним ещё поговорю, – всё это время Егор смотрел куда-то в сторону. Закончив речь, он тяжело вздохнул, почтительно пожал руку Весницкого. – Ещё раз спасибо. Если когда-нибудь что-нибудь понадобится – не стесняйтесь, обращайтесь прямо ко мне. Больше не буду вас задерживать, до свидания.

Довольный Весницкий кивнул и уже собирался идти в школу, как вдруг вспомнил о вчерашнем разговоре с директором. Очень хотелось утереть ей нос, поэтому Павел Андреевич окликнул отца Демидова.

– Егор, – он запнулся, – простите, не знаю как по-отчеству.

– Не стоит со мной церемонничать, – остановившись, заявил Демидов. – Называйте Егором и можно на ты.

– Понимаете, – Весницкий замялся. – Вы могли бы мне помочь прямо сейчас.

– С удовольствием.

– Из-за вчерашнего инцидента мне порядком влетело от директора и было бы неплохо...

– Всё понял, пойдёмте, поговорю с ним при вас, – Демидов энергично зашагал в сторону школы. Весницкий засеменил следом за ним.

– Как его зовут-то? – спросил Егор по дороге.

– Не его, её. Лидия Лаврентьевна.

Демидов кивнул.

Искать директора не пришлось, она дожидалась Весницкого у входа с какой-то бумажкой в руках. Увидев Егора Демидова, Кулакова оторопела, что-то прикинула у себя в голове и, видимо придя к неправильному выводу, начала подлизываться:

– Вы напрасно пришли, Егор Федорович. Мы вопрос этот решили быстро и жёстко. Этого негодяя, – директор поджала губы и бросила в сторону Весницкого испепеляющий взгляд, – мы из школы вышвыриваем, к детям он на расстояние пушечного выстрела не подойдёт. На его место уже назначен молодой благонадежный специалист. Если хотите решить вопрос с нашим бывшим сотрудником в частном порядке, ради бога, но, надеюсь, школе вы претензий предъявлять не будете.

Демидов по-хозяйски деловито забрал листок из рук директрисы, пробежал его глазами.

– Проявил некомпетентность, повел себя непедагогично, – хмыкнул он. – Лидия Андреевна, а как по-вашему мнению, должен вести себя человек, которого оскорбляют?

Разговор принял неожиданные для Кулаковой поворот. Она думала, что Демидов начнет скандалить, грозиться судом, связями, поэтому решила заблаговременно уволить Весницкого. Но ничего подобного не произошло, потому она стояла и молчала, не зная, как себя вести.

– Почему вы молчите, Лидия Лаврентьевна? Я задал вам вопрос, – пристально глядя на неё, сказал Демидов.

– Я не очень понимаю, к чему задан ваш вопрос.

– Ну как к чему – пытаюсь понять вашу позицию. Вам станут грубить, вы смолчите и поблагодарите человека, так?

– Нет.

–Тогда давайте вернемся к инциденту. Я считаю, – Демидов сделал особое ударение на я, – что Павел Андреевич имел право в такой форме отстаивать свою честь и достоинство. Оболтусов, Лидия Андреевна, надо уму-разуму учить, а не поощрять, увольняя учителя, которому они хамили. Ведь задача воспитателя не только научить азам наук, но и объяснить в доходчивой форме простые истины: старших нужно уважать, например. Вы называете действия Павла Андреевича некомпетентными и непедагогичными, но разве физическое наказание не является одной из форм вопистания молодежи?

– Но учителя не имеют права... – начала было Кулакова.

Демидов строго посмотрел на неё.

– А ученики имеют, получается? Вы такими методами только развращения молодежи добьетесь. Поэтому я, – опять ударение, – рад, что остались ещё учителя старой закалки, – он указал в сторону Павла Андреевича, – которые знают, как нужно воспитывать детей. И я искренне надеюсь, вы не станете разбрасываться такими учителями по надуманным предлогам до тех самых пор, пока они сами не пожелают уйти на заслуженный отдых. Понятно вам?

Она снова кивнула.

– Вот и славно, – он повернулся к Весницкому. – Павел Андреевич, можно вас на минутку.

Осчастливленный Весницкий не сразу понял, что обращаются к нему. Как же давно он мечтал, чтобы директрису, чинившую ему козни, кто-нибудь отчитал.

Он вышел вслед за Демидовым из школы, тот принялся энергично разъяснять ситуацию:

– Я с ней мягко поговорил, – он фыркнул. – но могу и жёстче. Если вдруг возникнут какие проблемы, без всякого стеснения сразу ко мне. Я так смотрю, коллектив у вас ещё тот – сразу своих сдают. Если эта Лидия Лаврентьевна надумает вам как-нибудь отомстить, обязательно сообщите. Её на место надо поставить. Чем она вообще детей научить может! – Демидов бросил беглый взгляд на свою левую руку, где красовались блестящие часы "Восток". – Так, мне нужно бежать. Помог, чем смог, Павел Андреевич. Уж не обижайтесь. Еще раз до свидания, – он пожал руку Весницкого и, несколько раз энергично кивнув головой, побежал вниз по ступенькам и покинул школьный двор.

Полностью удовлетворенный Весницкий вернулся внутрь с гордо поднятой головой. Директора на входе не было. Он без раздумий поднялся к себе в кабинет и замер в дверях – у доски уже хозяйничал Глеб.

– А ты что здесь делаешь? – опешив, спросил Весницкий.

– Павел Андреевич, здравствуйте! – приветливо улыбнувшись, сказало Глеб. – А я свой первый урок собираюсь проводить.

– Ты что-то путаешь, Глеб, – нахмурившись сказал Весницкий. – Сейчас урок у меня.

– Я ничего не путаю, мне директор сказала сегодня явиться. Видимо, одиннадцатый класс мне отдают.

– Значит, директор напутала, – настырно заявил Весницкий. – У неё такое случается. Не обижайся, но я сам проведу урок.

– Как же так, я же готовился, – Глеб растерялся.

Упорство Глеба стало раздражать Весницкого.

– Прости, конечно, но придётся подготовиться к другому уроку. Этот проведу я.

Глеб тяжело вздохнул, отложил мел в сторону и замер у доски, по всей видимости, не зная, что предпринять.

– Давайте к директору сходим, – предложил он.

Глядя на растерянность юноши, Весницкий неожиданно ощутил стыд.

"На него-то я чего взъелся? – подумал Павел Андреевич. – Он мне ничего плохого не сделал. Парень пришел на новое место, а я ему нервотрепку устраиваю. И опять все из-за этой стервы! А новенькому в любом случае кого-то отдать придется. Конечно, не одиннадцатый класс, но дела это не меняет".

Рассудив так, Весницкий смягчился, махнул рукой.

– Бог с ним. Напутала и напутала. Готовился, так проводи, – сказал он.

Лицо Глеба озарила улыбка. Похоже, парень любил свою профессию и действительно хотел провести сегодняшний урок.

– Спасибо, Павел Андреевич. Знаете, я тут кое в каких материалах не уверен, стоит ли их давать, может подскажете, у вас опята больше.

Весницкий, наконец, тоже заулыбался. Этот жест Глеба ему очень понравился.

– Давай посмотрим, что у тебя там.

И он стал давать какие-то рекомендации, хотя по большему счету они были ни к чему – Глеб и правда подготовил отличный урок. Весницкому даже стало немного обидно – парень столько старался, собирал материал по книжкам и мемуарам, а ученики не станут его слушать. Поэтому по окончанию обсуждения урока Павел Андреевич заявил:

– Ты смотри, если ребята не будут внимательными сильно не расстраивайся. Все-таки начало года, сам понимаешь, у них сейчас другое в голове.

– А почему они не будут слушать? – удивился Глеб. – В городе таких проблем даже в начале года не возникало, а там они друг друга всё лето не видели, поболтать хотели.

Павел Андреевич вздохнул. Совсем парень неопытный.

– Пойми, в городе и селе к учебе разное отношение. Девочки ещё куда не шло, а вот мальчишки... В общем, будь готов к тому, что ребята могут галдеть.

Глеб пожал плечами и ничего не ответил, продолжил чертить на доске таблицы. Прозвенел звонок с урока, коридоры наполнил гвалт и веселый шум.

– Не против, если я посижу, послушаю? – спросил Весницкий.

– Нет, конечно, оставайтесь, – застенчиво почесав голову, ответил Глеб.

Весницкий как раз устроился на последней парте, когда в дверях возникла директор. Она холодно посмотрела на Павла Андреевича, вошла внутрь и села рядом с ним.

– Не знаю, как вам это удалось, – сквозь зубы прошипела она. – Но поверьте, вы ещё пожалеете, что не ушли из школы сегодня.

Весницкий хмыкнул.

– А вот отец Демидова говорит, что присмотрится к директору нашей школы, – парировал Павел Андреевич. – Рекомендовал мне обратиться к нему, если сочту себя обиженным. Кстати, одиннадцатый класс придётся оставить у меня, Лидия Лаврентьевна. Не дело это перед выпуском менять учителя.

– Это мы без вас решим, – взбрыкнулась директор.

– Смотрите, как бы это без вас не пришлось решать, Лидия Лаврентьевна, – с холодной угрозой произнёс Павел Андреевич.

– Думаете, Демидов всесилен?

– Думаю, вы не всесильна. И на вас управу найдём. Надеюсь, с одиннадцатыми классами вопрос решён или мне посоветоваться с кем-нибудь из знакомых, как быть?

– Решим его в ближайшее время, – неубедительно огрызнулась директриса.

– Надеюсь на вашу сговорчивость, – ухмыльнувшись, заявил Весницкий.

Директриса хотела ответить что-то ещё, но тут в класс стали подтягиваться ученики. Озадаченные парочкой, сидевшей на задней парте, они сбавили тон, тихо расселись по местам, бросая в сторону директора и Павла Андреевича короткие взгляды.

"Тем лучше, – подумал Весницкий. – Будут сидеть тише травы ниже воды, а парень решит, что из-за его урока. Поднабраться уверенности ему не помешает".

Павел Андреевич и предположить не мог, чем всё обернется в итоге, потому думал о Глебе в снисходительной манере. Продолжалось это аккурат до звонка.

...

Аня как раз поднималась в кабинет истории, когда на ступеньках столкнулась с Катей. Подруга взяла Астахову под руку и отвела в сторону.

– Представляешь, а Томка-то своего добилась. Новенького нам поставили.

– Какой же она подлый человек, – нахмурилась Аня.

– Как раз об этом я с тобой и хотела поговорить. Не нужно ничего выяснять. Оставь её в покое. Она хоть и заявила, что не обиделась, все равно дуется. Поэтому не стоит поднимать вчерашнюю тему заново, хорошо?

Аня кивнула. По правде говоря, у неё не было ни малейшего желания снова ссориться с подругой. Поразмыслив хорошенько, она сама пришла к выводу, что Павел Андреевич не самый замечательный учитель, и заступаться за него она не обязана.

А Тома была довольна собой: широкой улыбкой, обнажавшей мелкие зубы, и блестящими от радости глазами она встретила подруг у класса.

– Девочки, – начала она, – там на задних партах директриса со старым... – она осеклась взглянув на Катю, – в общем, с Пал Андрееичем сидят. Смотрите не ляпните чего-нибудь, когда в класс зайдёте.

– А что им надо? – поинтересовалась Катя.

Тома пожала плечами.

– Может новенького проверить решили, не знаю.

Тут раздался звонок. Девочки вошли в класс, поздоровались с вышедшим из подсобки Глебом и сидевшими на задних партах директрисой и историков, расселись за свои парты. Подождав немного опаздывающих, новый учитель коротко кашлянул и поприветствовал класс.

– Здравствуйте, садитесь, – произнёс он зычным голосом. – Меня зовут Глеб Максимович Свиридов, и так получилось, что этот урок истории проведу у вас я. Дежурных прошу составить список отсутствующих, если таковые есть. Надеюсь, Павел Андреевич и Лидия Лаврентьевна не станут сильно возражать, если на своем первом уроке в этой школе я позволю себе немного поимпровизировать и немного отойду от плана. Мне очень бы хотелось рассмотреть сегодня мою любимую тему в истории двадцатого века – Столыпинские реформы, а именно реформу аграрную. Пожалуйста, записывайте в тетрадь, – дал указание он и отошёл в сторону от доски, на которой большими красивыми буквами было выведено: "Аграрный вопрос в период правления Николая II". – В современной исторической науке некоторыми специалистами принято высоко оценивать результаты этих реформ. Объяснить это довольно легко – после развала Союза многие стали считать Российскую Империю чуть ли не передовым государством, которое метило в лидеры. На мой взгляд, и авторы вашего учебника в этом со мной согласны, – после этой фразы Глеб улыбнулся и словно по мановению волшебной палочки, на лицах ребят тоже появилась робкая улыбка, – действительность несколько приукрашивается. Постараюсь убедить в этом и вас на примере земельного вопроса и попыток его решения в поздней Империи. Для этого прибегну не только к скупым цифрам и пространным рассуждениям, но обращусь также к мнению современников, доводам как противников, так и сторонников проводившихся реформ, жалобам крестьян и простого народа. Прежде всего, хотелось бы поговорить о личности самого реформатора, Петра Аркадьевича Столыпина. Личность это бесспорно масштабная, а спектр оценок её бесконечен. Лев Толстой в своем очерке "Не могу молчать!", осуждал военно-полевые суды, введенные по инициативе реформатора, а самого Столыпина называл палачом. Надеюсь, небезызвестный вам Витте рьяно критиковал Петра Аркадьевича, практически ненавидел его. С другой стороны, видный философ Розанов и не слишком-то известный публицист Шульгин высказывались в пользу реформатора. Кто из них был прав? Для начала обратимся к фактам.

И Глеб начал углубляться в начерченные на доске таблицы. Юноша был эрудирован, свободно ориентировался в предмете, когда он говорил, лицо его словно бы озарялось ярким сиянием. Поначалу настроенная скептически Аня всё больше проникалась ходом мыслей и словами историка. Его манера держаться, его уверенность, его мужская красота и бьющая ключом молодость подкупали, располагали к себе. Глеб рассказывал настолько красочно и ярко, что казалось, он сам видел происходящее своими глазами. Мельчайшие детали крестьянского быта, причины недовольства правительством, тяготы жизни простого человека – он знал обо всем, рассказывал не спорадически и как бы между прочим, а слаженно и чётко. Каждый приведённый факт, любая упомянутая деталь гладко ложились в версию событий, излагаемую Глебом. За один урок он каким-то образом сумел сформировать целостную картину той эпохи, передать умонастроения и чаяния людей, процитировать десятки современников, убедительно доказать, что ни царь, ни его министры не были блистательно благородными и безвинными жертвами обстоятельств, они и сами здорово постарались, бездействуя и хватаясь за прошлое, когда ситуация усугублялась всё сильнее.

– Столыпинский террор принято оправдывать якобы узаконенностью действий палачей, аграрную реформу нахваливать за якобы невероятные результаты, к которым она привела. На самом же деле ни террор, ни реформа не решили ни одной из стоявших тогда перед правительством проблем – остудить общество, избавиться от террористов-революционеров, перевести землю из собственности общинной в собственность частную. Сам Петр Аркадьевич пал жертвой террориста, не смотря на повторявшуюся из года в год браваду о победе над терроризмом, что со всей очевидностью продемонстрировало низкую эффективность предпринятых им действий. Не поймите меня не правильно – я не виню этого человека, скорее всего Столыпин был патриотом, но реформатора и политика принято оценивать по итогам его деятельности. А итоги оказались неутешительными: недовольство среди крестьян продолжало расти, а ненависть, которую широкие слои населения питали к Николаю после Кровавого воскресения, введения военно-полевых судов и разгона Думы, росла. В итоге все это выльется в Февральскую и Октябрьскую революции и крушение монархии. Поэтому тем, кто желает оставаться объективным и беспристрастным, нужно признать – аграрный вопрос так и не был решен, знаменитые столыпинские реформы своей цели не достигли, а сам Петр Аркадьевич был слабым реформатором, в глубине души считавшим, что сможет запугать народ и потому относившийся к простым людям, как к черни.

Звонок прозвенел минуты две назад, но никто не сдвинулся с места. В классе царила удивительная тишина, а довольный собой Глеб перевёл дыхание, приосанился и, окинув взглядом задние парты, поблагодарил за внимание и попрощался. Аня с удивлением обнаружила, что не хочет уходить. Она бы слушала и дальше. Никогда раньше урок не пролетал так быстро и не был таким увлекательным. Катя, похоже, придерживалась того же мнения, посмотрев на подругу округлившимися глазами.

– Подождите, ребята, задержу вас на одну секундочку, – заголосила директор. Лицо её озаряла радость и воодушевление. Она выскочила к доске. – Спасибо вам, Глеб Максимович, за столь замечательный урок. Но тут у нас возникла маленькая проблема. Кадровый вопрос, так сказать. Павел Андреевич считает, что вам, ребята, лучше остаться у него. Я же хочу чуть разгрузить его график и позволить Глебу Максимовичу и дальше вести у вас уроки истории. Вы-то сами кого хотите? Глеба Максимовича или Павла Андреевича.

Аня мгновенно смекнула, каков будет ответ. Класс тут же заголосил, выкрикивая имя нового историка. Астахова молчала, обернулась посмотреть в сторону старого учителя. На его лице застыло выражение боли и обиды. А директор всё не унималась.

– Так что, Павел Андреевич, будете настаивать на своём или всё-таки отдадите класс Глебу Максимовичу. Класс вы слышали, они хотят не вас, – с ехидной ухмылочкой произнесла она.

Павел Андреевич встал, хотел что-то возразить, но шанса ему не предоставили.

– Но не будем задерживать ребят, этот вопрос мы разберём сами, – заявила директор. Школьники стали расходиться, оживлённо шушукаясь. Все поняли, что именно произошло на уроке – директор практически легализовала травлю Павла Андреевича. Поэтому одноклассники Ани были настроены весьма агрессивно по отношению к историку.

– Пусть только посмеет остаться, я ему жизни не дам! Да ну, новый в тысячу раз лучше! Глеб Максимович такой хорошенький, – доносилось со всех сторон.

Ане было неприятно признаваться в этом, но мнение одноклассников она в целом разделяла. Однако девушка не могла не испытывать жалости к Павлу Андреевичу. Она снова и снова вспоминала выражение его лица в конце урока, и сердце её сжималось от сострадания.

– Видели, какой он классный? – откуда не возьмись, выскочила Тома.

– Так интересно рассказывал, – согласилась Катя. – Он однозначно лучше Пал Андрееича. Аня, теперь-то ты согласна, что Тома правильно сделала, попросив поставить нам новенького?

Аня ничего не ответила, сделала вид, что не услышала вопроса. Катя всё поняла и переспрашивать не стала, они с Томкой принялись делиться впечатлениями от урока. Для себя Аня твердо решила наведаться к Павлу Андреевичу. Он одинокий старый человек, ему особенно нелегко переживать предательство. Аня представила себя на его месте, и от этого девушке стало вдвойне не по себе. Старому учителю наверняка нужна поддержка и он получит её, пусть даже от одной-единственной ученицы, которая была благодарна ему за те годы, что он потратил на школу.

...

И снова поворот судьбы, на этот раз в противоположную сторону. Только-только Весницкий счёл себя победителем, как один урок перечеркнул удачу сегодняшнего утра. Он пристально наблюдал за тем, как лицо Лидии Лаврентьевны претерпевает метаморфозы. Когда стало ясно, что Глеб действительно хороший учитель, а дети сидят тихо не из-за страха перед директором и старым историком, а потому, что захвачены повествованием, которое вёл Глеб, дирекор бросила в сторону Весницкого короткий взгляд, полный ненависти и чувства собственного превосходства. Историк понял – она собиралась отомстить, только не догадывался как.

Из рекреации донесся звонок, но ребята не сдвинулись с мест, пока Глеб не разрешил. Тут директор снова глянула в сторону Весницкого и выскочила на середину класса, произнесла свою сбивчивую и подлую речь. Когда ученики стали выкрикивать имя Глеба, она мстительно улыбнулась, глядя прямо на Весницкого. Павел Андреевич хотел было возразить, но ничего в голову не лезло, он встал и замер, не зная, что сказать. К счастью, директор и не предоставила ему шанса, отпустив детей. Когда они покинули класс, Глеб скромно устроился в сторонке, а директор не сводила глаз с Весницкого.

– Так как, Павел Андреевич, мы договорились? Или может быть вам не понравился урок Глеба Максимовича? Считаете его плохим специалистом?

Весницкий искренне надеялся, что новенький окажется таковым, высмеивал про себя его возраст и неопытность, но возразить теперь значило нагло соврать. Пришлось пойти на попятную.

– Нет, Глеб Максимович очень хороший учитель.

– А заметили, какая дисциплина в классе была? Вам до такого далеко! – добивала Весницкого директор.