Текст книги "Новый учитель (СИ)"

Автор книги: Алексей Константинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

Константинов Алексей Федорович
Новый учитель

Пролог.

Вечерело. Полная пучеглазая луна барыней катилась по небосводу, словно подразнивая не успевшее спрятаться за горизонтом солнце. Среди голых, окаймленных лесополосами полей тянулась колея, змеей выгибаясь вблизи островка автобусной остановки – небольшой заасфальтированной площадки, на которой возвышалась крытая каменная конструкция. Там стоял старый тощий человек – местный учитель истории Павел Андреевич Весницкий. Он был небольшого роста, узкоплечий, черноволосый. Густая шевелюра, до сих пор не отмеченная ни единым седым волосом, являлась предметом гордости учителя. Поникшие пугливые серые глаза, нахмуренные жидкие брови и поджатые напряженные губы выдавали нервозность и раздражение, которые испытывал Павел Андреевич в настоящий момент.

Изредка поглядывая на свои старенькие часы, он, сильно щурясь, смотрел на запад – оттуда должен был приехать новый молодой учитель. Директор школы попросила Павла Андреевича встретить коллегу и проводить к дому, который деревня выделила прибывшему специалисту.

– Как раз познакомитесь со своим помощником, – фальшиво улыбаясь, говорила она. – На меня он произвел самое благоприятное впечатление.

При этом и директор, и Павел Андреевич понимали: из центра едет не помощник, а преемник. Весницкому в очередной раз недвусмысленно намекали на пенсию. Но уходить из школы Павел Андреевич не желал. Убеждённый холостяк, он был безумно влюблён в свою работу. Правда она не отвечала ему взаимностью: коллеги холодны со стариком, директор не скрывает желания поскорее избавиться от него, ученики считают его чрезмерно строгим и из-за этого недобро подшучивают над ним, постоянно возникают проблемы с недовольными родителями. Тем не менее, Павел Андреевич продолжал настырно держаться за место.

"Рано вы меня со счёта списали, – часто вступал в мысленный спор с коллегами Весницкий. – Выжить меня не получится, как не старайтесь, работу я люблю, предан ей, в отличие от вас".

На самом же деле, как и всякий одинокий человек, он страшно боялся старости и осознания собственной никчемности, потому и не уходил. До сегодняшнего дня кадровый дефицит – извечная головная боль директора любой сельской школы – играл старику на руку, но с приездом нового предметника все менялось. Школа была небольшой, с избытком хватало и одного учителя истории.

Погрузившись в очередную воображаемую словесную баталию (на этот раз с директором), старик не сразу понял, что слышит шум двигателя, доносившийся издалека. Вскоре из-за поворота, весело сверкая фарами, вынырнул и сам автомобиль – старенький зелёный "Москвич". Машина подъехала к остановке, застыла, продолжая шумно сопеть. Услышав неровное тарахтение двигателя, Весницкий подумал о дыхании запыхавшегося толстяка или астматика во время приступа. Из автомобиля вышел старомодно одетый молодой человек. На нём были широковатая летняя рубашка, каковые носили лет десять назад, брюки не по размеру и сандалии по виду ещё советских времен Павел Андреевич сощурился, стараясь лучше рассмотреть черты лица новоприбывшего. Веснушчатый, скуластый, улыбчивый он наверняка пользовался популярностью у девушек.

– Здравствуйте, – приветливо произнёс мужчина. Вы, наверно, Павел Андреевич? Глеб, – представился молодой человек, протянув руку.

– Рад знакомству, – выдавив улыбку, Весницкий заставил себя пожать руку новичку. – По батюшке вас как? А то, знаете ли, неудобно к малознакомому, пусть и молодому человеку, панибратски обращаться.

Глеб широко улыбнулся, продемонстрировав крупные, красивые, идеально белые зубы.

– Глеб Максимович. Свиридов, если вас вдруг и фамилия заинтересует, – улыбнулся юноша. – А вы ведь не в селе родились. Сельские запросто на ты переходят, а об отчестве и не задумываются.

– Нет, как и вы родился и заканчивал институт в городе. Потом по распределению попал сюда, к этому месту и прикипел – настолько понравилась сельская жизнь, – сказал Весницкий.

Глеб кивнул, указал рукой в сторону машины.

– Ну, садитесь, поедем. Только подсказывайте, а то я был здесь всего раз и ехал не сам, а на автобусе.

"Она даже не раздумывала – взяла его, как есть!" – неодобрительно подумал о директоре Весницкий.

Мысль эта распекла Павла Андреевича, практически незнакомый ему Глеб уже вызывал неприязнь. Мечтая поскорее с ним распрощаться, Весницкий направился к автомобилю и по привычке решил сесть сзади. Однако молодой человек его остановил.

– Подождите! – сказал он. – Багажник у меня заклинивает, поэтому я ложу вещи на заднее сиденье. С трудом их утрамбовал, дверцу открыть – вывалятся. Садитесь вперёд.

"Ложу, – усмехнулся про себя Павел Андреевич. – И они хотят взять этого грамотея вместо меня!"

Спорить он не стал, уселся спереди, Глеб завёл машину, и они поехали.

– Сейчас до деревни добраться нужно. Пешком было бы быстрее, а так придётся круг сделать, – подсказывал Весницкий, про себя отмечая состояние автомобиля: сиденья рваные, кое-где прожжённые, переднее стекло в трещинах, бокового со стороны Павла Андреевича так и вообще не было. Закончив объяснения, Весницкий замолчал и, стараясь не смотреть на молодого человека, стал смотреть на дорожные столбы. Улыбчивость и вежливость юноши не смягчили предубеждённого старика, Глеб раздражал Павла Андреевича всё сильнее.

– Красивые места, – заговорил Глеб. – Но ребята тут должно быть озорные.

Весницкий пожал плечами.

– Ребята как ребята, – нехотя ответил он.

– Помню, к нам в детдом попал один сельский. Здоро-о-овый был. А баловень какой... Воспитательницы за голову хватались.

– А вы в детдоме работали? – из вежливости проявил интерес Весницкий.

– Нет, я сам детдомовский. Мать умерла, когда мне четырех не было, а от отца только имя и осталось. Бросил нас до моего рождения.

Павел Андреевич никак не прокомментировал слова Глеба, но устыдился своей предубежденности – парню в жизни и так нелегко пришлось.

– Правда, – продолжил Глеб, – тот мальчик умом не блистал. Разговаривал на каком-то кошмарном диалекте, суржик или что-нибудь в этом роде. Здесь-то дети сообразительные?

– Всякие попадаются, – ответил Весницкий. – Вам лет-то сколько, Глеб Максимыч?

– Не полных двадцать четыре.

– Молодой совсем. Поработать уже успели или это первое место?

– Пытался, да в городских школах сейчас туго с зарплатой.

– Здесь не лучше, – хмыкнул Весницкий.

– Ну как сказать. В городе квартиру снимать приходится, а в деревне жилье выдадут бесплатно.

– Я слышал, детдомовским выдают жилье.

– По закону оно может и так, да на деле имеем то, что имеем – даже комнаты в общежитии я не получил. По зарплате здесь может и хуже, но и расходы не такие. Опять-таки, на проезд тратиться не нужно. По продуктам я узнавал, тут дешевле. Плюс к тому местные из совхозов с овощами всегда помогут. Если на коммуналке экономить, зарплата на то и выйдет. Но в деревне к учителю отношение особое, не то что в городе.

– С чего вы взяли?

– Так говорят. А что, не правда?

Весницкий хмыкнул.

– Неправда. Никакого особого отношения не ждите.

– Понимаю, зависит от того, как себя поставлю. Но надеюсь, ребята меня полюбят.

"Как же, – подумал Павел Андреевич. – Меня за тридцать с лишним лет не полюбили, а тебя полюбят".

– Само собой, само собой, – протянул он вслух.

Снова в разговоре возникла заминка. Молчание затянулось. Когда они доехали до деревни, Глеб остановился на въезде и вопросительно просмотрел на Весницкого. Задумавшийся Павел Андреевич опомнился.

– Езжайте прямо метров сто, первую развилку пропускайте, а на следующей нам направо, – сказал он.

– Уютно, – заметил Глеб, разглядывая ухоженные деревенские дома, расположенные по обеим сторонам дороги.

На улицах кружилась детвора, многие с любопытством глядели на автомобиль, беззастенчиво тыкали в его сторону пальцем. Видимо опасаясь кого-нибудь ненароком сбить, Глеб сбавил скорость, и москвич тащился не быстрее черепахи. Весницкий рассеяно здоровался с ребятами, бродившими по обочине и не упускавшими шансов заглянуть в окна проезжавшего мимо них автомобиля. На повороте им попалась компания девушек, одна из которых – светловолосая – заметила Весницкого и кивнула ему. Павел Андреевич невольно улыбнулся и тепло ответил на приветствие. Это не укрылось от Глеба.

– А это кто? – спросил он.

– Моя ученица, Аня Астахова, – продолжая улыбаться, ответил Весницкий. – Дочка одного местного, Митьки. Тоже у меня учился. С детства был неприятным человеком. Но Аня в мать пошла. Вежливая, предупредительная, прилежная. Очень хорошая девочка.

– А что мать?

– Мать умерла в том году.

– И часто у вас такое случается?

– Какое такое?

– Ну, умирают люди часто?

– Да с каждым годом всё чаще. Молодые уезжают, старики остаются. Это вы какой-то странный, из города да в деревню, – как бы подшучивая, сказал Весницкий.

Глеб слабо улыбнулся, ничего не ответил.

Проехав ещё около полукилометра они очутились у довольно неряшливого домишки с заваленным забором-сеткой.

– Вот и ваш дом, Глеб Максимович. Неказистый, хозяева его давным-давно бросили. Зато глиной утеплялся, потому за зиму расход дров поменьше. Знаете ведь, что ни газа, ни воды у нас нет, только колодец да печка?

Молодой учитель рассеяно кивнул, осматривая дом со стороны.

– Работы не мало, – вздохнув, заключил он.

Весницкий про себя усмехнулся. Похоже, напрасно он боялся за своё место. Изнеженный горожанин максимум до зимы протянет, а там убежит, проклиная гиблую деревню. Эти мысли грели душу.

– Уж не мало. Вы ещё не видели, что внутри творится. Директорша наша заставила ребят прибраться, мебель притащить. Хотела уютный вид придать. Да только ничего у нее не вышло. Пойдемте, покажу.

– Калитка на щеколду закрывается, войти может любой, – продолжал он по дороге к дому. – Боятся у нас некого, некоторые даже на ночь не запираются, но в городе, говорят, жить привыкли по-другому.

– Мне приходилось гостить в деревнях, – сказал Глеб, окидывая беглым взглядом двор. – Знаю, что да как. Это сарайчик? – спросил он, указывая на небольшое деревянное строение с покосившейся крышей.

– Нет, свинарник. В огороде курятник есть. При желании хозяйством обзаведётесь.

– Посмотрим-посмотрим.

Они поднялись на невысокое крыльцо, Весницкий достал ключ из кармана и открыл тяжелый железный замок, висевший на двери.

– Замок только наружный, изнутри закрывается на щеколду, – пояснил Павел Андреевич, наблюдая за реакцией Глеба.

Они переступили порог. В небольшой прихожей постелили коврик, заляпанное краской оконце кое-как вытерли, в углу поставили тяжёлую железную вешалку. Разувшись, Весницкий проводил Глеба в зал, обставленный более чем скромно: голый свежеокрашенный пол, небольшой письменный столик, табурет, кресло качалка и широкая тумбочка да старый телевизор, установленный на ней. Предметы интерьера были расставлены беспорядочно, оттого пустующая комната казалась ещё уродливее. Когда Павел Андреевич включил свет, стало ясно, что убирались здесь небрежно – на полу и подоконниках отчетливо различима чёрно-серая пыль, в углах серебрились ниточки паутины. Заметив это, Глеб явственно поморщился.

– Дом, как видите, большой. Здесь у вас кухня, а там две комнаты и спальня. Кровать вроде бы сюда принесли, да где-то сундук стоял. С мебелью первое время будет худо, но уверен, вам помогут. У народа полно ненужного барахла, они с удовольствием поделятся, кто за копеечку, а большинство по доброте душевной, – сказал Весницкий. – В принципе всё. Вот ключ от замка. Если хотите, могу помочь разгрузить вещи.

– Разгружать особо нечего, – Глеб махнул рукой, – скромные пожитки.

– Ну как знаете, – напрашиваться он не стал. – Тогда обживайтесь, не буду вам мешать. До свидания.

Они пожали руки и старый учитель ушёл.

...

– Кто это был? – спросила рыженькая Катя Белкина у Ани Астаховой, когда зеленый москвич уехал прочь.

– Пал Андреич, – ответила Аня. – А с ним парень какой-то.

– То был новый учитель, – уверенно заявила Катя.

– Ты разглядела? Какой он из себя? – оживилась полненькая Тамара Тёркина.

– Нет. Темно, хоть глаз выколи, как я его разгляжу.

– А я знаю, где он жить будет, – сказала Белкина. – В брошенном доме на Ульянова. Там лет пять как никто не живет. Нас гоняли туда убираться, пока вы в лагере были.

Глаза любопытной Томы загорелись.

– А давайте сходим? – предложила она.

– Зачем? – удивилась Катя.

– Хоть посмотрим на новенького. Интересно же, – настаивала Тома.

Катя пожала плечами, посмотрела на Аню.

– Пойдём?

Аня не хотела признаваться, что как и Тома, хочет посмотреть на новенького, поэтому ответила неопределенно:

– Как хотите.

– Тогда идем, – постановила Тёркина.

Девочки свернули вслед за только что проехавшей машиной. Фонарей в деревне было немного, да и из имевшихся работали не все. Лишь необычайно яркая луна освещала поросшую травой грунтовку. Словно партизаны на разведке, девочки старались не шуметь, почти не разговаривали друг с другом. Заметив Павла Андреевича, бредущего с понуро опущенной головой и нашептывающего себе под нос невнятные речи, они затаились в тени ивы, растущей у дороги.

– ...говорить не обучен, – ворчал учитель, проходя мимо, – а ему детей доверяют. Будто мне не шестьдесят, а восемьдесят. Взять да и уйти, посмотрим как тогда...

Катя ухмыльнулась и покрутила пальцем у виска. Девочки захихикали, дождались, когда старый ворчун отойдет достаточно далеко, выбрались из укрытия и продолжили свой путь.

Машину нового учителя они увидели издалека благодаря свету фар, которые парень оставил включенными. Дверцы были открыты нараспашку – похоже, вовсю шёл процесс разгрузки. И правда: молодой парень выскочил из дома наружу, схватил какие-то ящики с заднего сиденья и потащил их обратно в дом. С позиции, которую заняли девочки, разглядеть новенького было невозможно.

– Ростом не удался, – язвительно заметила Катя.

– Зато плечистый, – возразила Тома.

– Вы как хотите, а я пойду ближе, – заявила Аня. – Раз уж пришли, глупо глазеть издалека.

Аня смело двинулась вперёд, подруги засеменили следом. Стараясь не попасться новому учителю на глаза, девчата перебежали через дорогу, обогнули дом и перелезли через забор в том месте, где он почти повалился. Подобравшись к окну спальни, они замерли чуть в стороне и стали наблюдать.

По всей видимости, свои вещи учитель сносил сюда – у стены возвышалась башня из пяти коробок. Вскоре в проёме появился и сам учитель, волочивший старый и на вид тяжелый матрас.

– Да он неряха, – заметила Катя. – Матрас словно с помойки. Не пойму, в земле он его вымарал что ли.

Свернув его, мужчина отложил матрас в сторону и начал двигать кровать, расположение которой ему не понравилось. Повернув изголовье к дверному проёму, он удовлетворенно хмыкнул.

– Еще и суеверный, – добавила Катя.

– Почему? – спросила Аня.

– Говорят же, спать ногами в сторону дверей нельзя, – пояснила Катя. – Вот он изголовье и разворачивает.

Положив матрас на кровать, он накрыл его клеенкой и только после этого стал стелить простыни.

– Не такой и неряха, – возразила сама себя Катя. – Может денег на новый не наберет.

– Странный он, – заметила молчавшая до того Тома. – Историки, наверно, все такие.

Произнесла это она довольно громко, её грубый утробный голос услышал учитель. Девочки начали шикать друг на друга, Аня собиралась убегать, но Катя удержала её и, приставив палец к губам, заставила остаться на месте. Учитель подошёл к окну и стал вглядываться в темноту.

– Здесь кто-то есть? – спросил он.

Девочки молчали. Учитель приятно улыбнулся.

– Ребята, я вас вижу. Что вы тут делаете?

Никто из троицы не решился подать голос. Учитель коротко хохотнул.

– Решили играть в молчанку? Как знаете. Если хотите, заходите в гости. Я пока не все вещи разобрал, но кипятильник и посуду достал, чаем вас напою, – сказав это, он как ни в чем не бывало продолжил наводить в комнате порядок.

– Пошли домой, лиц он всё равно не видел, за пацанов нас принял, – предложила Аня.

Но Катя не стала ее слушать, решив, что настал момент брать лидерство в свои руки. Белкина подошла к окну достаточно близко.

– Здравствуйте, – поприветствовала она учителя.

– Так вы барышни, – учитель широко улыбнулся. – А я думал, мальчишки балуются. И не боитесь по ночам под окнами незнакомых людей шастать?

– А чего нам бояться нашего будущего учителя, – улыбнулась в ответ Катя. – Вот познакомиться с вами хотим. Я Катя Белкина. Там две мои подруги – Аня Астахова и Тома Тёркина. Мы в одиннадцатый класс перешли. Ещё не знаете, вы у нас будете историю вести или Пал Андреич?

– Час назад приехал, откуда мне знать. В любом случае рад знакомству. Глеб Максимович, – представился учитель. – Теперь, когда познакомились, как насчёт чая?

– Уже идём, – сказала Катя.

– Тогда кипячу воду, – он вышел из спальни, а подруги подобно фуриям налетели на Белкину.

– Ты что делаешь! – шипела Аня.

– Если мамка узнает, что я подглядывала, мне из-за тебя влетит! – сердилась Тамара.

– Угомонитесь вы, он нормальный парень, никому ничего не расскажет. Пошли чай пить, хоть узнаем, что за человек, – отрезала Катя.

Когда девочки вошли внутрь, Глеб Максимович крутился на кухне.

– Идите сюда, – позвал он их. – Можете не разуваться, всё равно полы мыть придется.

– Хотите, мы вам поможем? – вызвалась Катя.

– Павел Андреевич сказал, что ребят уже заставили в этом доме прибираться до моего приезда. А злоупотреблять отзывчивостью учеников я не стану. Да и крепостное право сто сорок лет назад отменили, – пошутил Глеб Максимович. – Мебели у меня пока немного, поэтому садитесь куда хотите.

Девочки устроились кто на подоконнике, кто у стены, не сводя глаз с нового учителя. Короткие светлые волосы ежиком ёршились на голове; резко выступавшие скулы придавали его облику мужественности; ярко-красный румянец заливал щёки; алые, почти девичьи губы обрамляли крупные белые зубы; широкий, бугорчатый лоб придавал лицу выразительности; на выпирающем подбородке не различить щетину – то ли учитель идеально гладко выбривал волосы на лице, то ли борода у него совсем не росла. Несмотря на веснушки, густо усеивавшие нос и щёки вплоть до подглазничных борозд и придававшие его внешности детскость, он был по-мужски хорош.

Налив чай в небольшие кружки, Глеб насыпал в каждую из них по две ложки сахара и поставил на стол.

– Угощайтесь, – предложил учитель.

Поблагодарив, девочки разобрали кружки, стали пить.

– А где вы раньше работали, – нарушила затянувшееся молчание Тома.

– В городе. Правда, недолго.

– А почему уехали?

Глеб Максимович отвел взгляд и нахмурился.

– Приключилась неприятная история.

– Что за история? – беззастенчиво спросила Тома.

Новый учитель неприветливо посмотрел на девочку. Похоже, он уже жалел, что пригласил их на чай.

– Мне не хотелось бы говорить об этом в первый же день, – сказал он. – Лучше вы расскажите мне о вашей школе, учительском коллективе, одноклассниках.

Заметив, что Глеб почувствовал себя неуютно, когда речь коснулась прежнего места работы, Катя решила подхватить разговор и увести его в сторону от неприятной темы.

– Класс у нас живее, чем городской. Нелегко вам придется, Глеб Максимович, – она задорно улыбнулась. – Мальчишки городских вообще недолюбливают, несерьезные они.

– А девочки что же? Серьезные? – шутливо спросил учитель.

– Когда надо серьезные и ответственные, – ответила Катя. – Учителей у нас в школе мало, но все нам нравятся. Разве что... – хитро прищурившись, она пристально посмотрела на учителя. – Не сдадите меня, если посплетничаю?

Стараясь скрыть улыбку, Глеб Максимович кивнул.

– Наш нынешний учитель истории, гхм, проблемный, – заявила Катя.

– С придурью он, – прямо сказала бесстыжая Тома. Катя смутилась и посмотрела на подругу, но та и глазом не повела.

– Отчего ж вы так плохо о нём?

– Истеричный он какой-то, – продолжила Тома. – Когда рассказывает, глаза по классу блуждают, как у полоумного. Я-то знаю, у меня дядька в дурдоме.

"Видать наследственное", – подумала Аня, недовольная словами Тамары. В отличие от подруги к Весницкому она относилась хорошо.

– Вот у него, у дядьки, глаза точно так же вращались, – воодушевленно продолжала Теркина. – Бывает, говорит тихо-тихо, а потом как заорет: "Вы меня не слушаете, не уважаете! Я вам всем двойки за урок поставлю!" Особенно девочкам достается. А мальчишек он побаивается. Поговаривают, ему когда-то вмазал один ученик, так он с тех пор пацанов старается не трогать. Ко мне постоянно придирается и отца моего при всем классе начинает осуждать.

– Тома! – не выдержав, прервала её возмущенная Аня. Та только отмахнулась, мол, а что такого.

– Я терпела-терпела, а потом взяла, да батьке всё и рассказала. Он к Пал Андреичу сходил поговорить, с тех пор мне жизни нет на уроках истории. Каждый раз меня заставляет проверочные писать. Когда плохо получается, он так подленько усмехается и приговаривает: "Тебя отцу в глаза, Теркина, не стыдно будет смотреть, с такой-то оценкой". Так и подмывает послать его куда подальше. Но теперь-то историю вы у нас будете вести.

– Я же сказал, пока не знаю, – ответил несколько опешивший от такой откровенности учитель. – Ну а вы как к Павлу Андреевичу относитесь? – спросил он Аню и Катю.

– Да как к нему относиться-то, – обиженно буркнула Тома. Видимо её задело, что Глеб решил послушать кого-то ещё.

– У меня с ним проблем нет, – начала издалека Катя. – Но мне он не нравится. На уроках он и правда ведёт себя как-то не так, будто боится учеников. Рассказывает отрывисто, дергано, мандражит что ли, – она обреченно махнула рукой, отчаявшись подобрать нужное слово. – Может, как человек он и не плохой, да только учитель никакой. Видно, что старается, хочет нас заинтересовать, развлечь. Тома тут его прямо-таки драконом описала, а он нам и конкурсы устраивает, и с уроков отпускает. Но эти попытки подружиться у меня вызывают только жалость к нему. Мальчишки его совсем не уважают, уроки прогуливают, позволяют себе открыто ему хамить. Поэтому смотрите, как бы с вами такого не приключилось, – предупредила Катя.

– Ну а ты? – спросил Глеб Максимович Астахову. – Тебе Павел Андреевич тоже не нравится?

– Нет, мне нравится, – честно ответила Аня. – История вообще мой любимый предмет.

Она хотела добавить, что учителю некрасиво обсуждать своего коллегу с учениками, но не решилась на это.

Допив чай, девочки ещё немножко посудачили с новым учителем и ушли, по дороге начав перемывать кости уже ему.

– Ну как вам Глебушка? – с издевкой спросила Тома.

Катя неопределенно пожала плечами.

– Мне понравился, – сказала Аня.

– Да тебе все нравятся! – резко сказала Тома. – Ты нас там здорово подставила. Такая пай-девочка, учителя не обсуждаешь. Слушать противно!

– Ты чего? – удивившись, спросила Аня.

– А сама не понимаешь? Ну тогда и объяснять не буду.

– Да не ссорьтесь вы, нашли из-за чего, – прервала их Катя. – Я в нём еще не разобралась, но он симпатичный. Заметили, как на меня смотрел? Здорово, если он у нас историю будет вести.

– Согласна, – поддержала её Тома. – Обычный парень, даже слишком молодой. Будет интересно посмотреть, как он с нашим классом справится. По-моему, ничего у него не выйдет.

– Да ладно вам, девочки. Пал Андреич не такой плохой. Последний год остался, стоит ли обживаться с новым учителем? Я бы хотела оставить всё по-старому, – неуверенно возразила Аня.

Тома презрительно посмотрела на подругу, но ничего не сказала. Добравшись до перекрестка девочки попрощались и разошлись по домам.

...

Грузный, высокий, непропорционально сложенный мужчина сильно походивший на уголовника, насупив брови и угрюмо глядя на встречных, шёл домой. То был отец Ани, Дмитрий Астахов. Тяжелый острый взгляд из-под густых темных бровей, раздутый, поломанный в одной из бесчисленных драк нос, большие бледные губы, выступающий вперед подбородок, непропорционально узкий лоб и коротко остриженная голова неправильной формы довершали и без того убедительный образ бандита. Хотя на самом деле Дмитрий ни разу не сидел в тюрьме, к криминалу не имел даже отдаленного отношения и всю жизнь проработал комбайнером.

Внешность Астахова соответствовала его характеру – взрывной, не терпящий возражений, он был любителем драк, везде и всюду требовал к себе уважительного отношения, крепко держался за людей, которых считал друзьями, с остальными говорил прямо и грубо. За всю жизнь Дмитрий позволил собой помыкать лишь двум женщинам – своей жене и дочери, которых он без памяти любил. Неудивительно, что когда супруга умерла, он полностью посвятил себя Ане. Но в своей любви он часто терял чувство меры и забывал, что рука об руку с заботой бредёт её спутница – назойливость. Аня нельзя было назвать красавицей, она никогда не пользовалась популярностью у мальчиков. Тем не менее, и на нее обращали внимание, даже пытались неуклюже ухаживать. Однако, всякий раз прознав об этом, Дмитрий отлавливал паренька, осмелившегося подарить его дочери шоколадку, на улице и проводил разъяснительную беседу на повышенных тонах. Обычно запуганные мальчишки забывали дорогу к дому Астаховых, что абсолютно устраивало Дмитрия и ранило Аню.

Поначалу дочь не осмеливалась противиться воле отца, но со временем устоявшийся порядок все чаще нарушался. Аня узнавала отца лучше, постепенно стала догадываться, кто скрывается за личиной грубого и черствого мужика – податливый, как тесто, и ранимый, как щенок, человек. Она не стеснялась эксплуатировать эти отцовские качества в личных интересах, перечила ему и устраивала скандалы. Несколько раз после ссор Аня демонстративно переставала готовить и убираться в доме. Дмитрию приходилось уступать. Происходили и другие перемены: Аня подолгу гуляла, поздно возвращалась домой, никогда не отчитываясь о том, где была, разговоров с отцом девушка избегала, больше не ластилась к нему, как в детстве. Астахов понимал – это взросление, процесс не остановить, но смириться было очень трудно.

Он вошёл в дом – просторное кирпичное здание с крышей из шифера, которое построил ещё его дед – не разуваясь направился на кухню и обнаружил на столе две накрытые тарелки, а поверх них записку: "Папочка, я приготовила гречку с мясом, кушай на здоровье. Вернусь поздно".

Астахов поужинал, после достал упаковку "Примы", вышел на старое скрипучее крыльцо и закурил, любуясь медленно плывущей над горизонтом большой, оранжево-желтой луной. Запах табака смешивался со сладким ароматом увядающей травы, навевая воспоминания о былых временах.

Тогда была точно такая же ночь, только темнее. И лето не заканчивалось, а начиналось. Дневная жара отпускала только к вечеру, прохлада и особенное ощущение безнаказанности толкали на поиск приключений. Совсем молодой Астахов – едва-едва исполнилось двадцать – бегал на пасеку к дочери старого бортника. Единственная блондинка в деревне, пышногрудая, румяная, она считалась завидной невестой. Сколько к ней женихов приходило свататься – не сосчитать, но свой выбор она остановила на Митеньке. Влюбленный без памяти Астахов не знал, как к ней подступиться, что было на него не похоже – обычно с девками он не робел. А тут былая уверенность куда-то подевалась, и в своих полных романтики ухаживаниях он походил на влюбившегося в первый раз девятилетнего мальчишку. По дороге нарвав букет полевых цветов, он с трудом подобрался к забору пасеки, где его уже поджидала любимая. Перебравшись через ограду, он хотел было протянуть ей букет, но, ошеломлённый, примерз к земле. Она стояла перед ним абсолютно голая, вместо платья накинув отблеск тусклых звезд. Мрак ночи целомудренно скрывал детали, позволяя разглядеть лишь контуры, отчего Митя только сильнее распалялся. Он выронил букет и хлопал глазами; она прижалась к нему, одним лишь прикосновением заставив юноши затрепетать. Он ощутил тепло, исходившее от большой мягкой груди, нежность гладких тонких пальцев, ласковый ветерок её дыхания. А когда она плотно-плотно прижалась своей промежностью к его голой по колено ноге, и жар обдал его бедро, Астахов не выдержал, вцепился губами в её губы, трясущимися от возбуждения руками стал стягивать с себя одежду, неуклюже попытался обхватить её за талию. Но тут она тихо хихикнула, каким-то образом вырвалась из объятий и побежала прочь, в сторону яблоневого сада. Позабыв обо всём на свете, движимый одной лишь страстью, Митя бросился следом за ней.

Порыв холодного ветра вернул Астахова в настоящее. Даже теперь, вспоминая события двадцатилетней давности, он чувствовал, как учащённо начинает биться сердце, а внизу живота и паху разливается приятное тепло.

Оказалось, Астахов давно скурил сигарету и как последний дурак просто сидел на крыльце, любуясь застывшим во времени унылым ликом луны. Вернувшись на кухню, Дмитрий бросил короткий взгляд на часы – половина одиннадцатого. Аня давно должна быть дома. Астахов закурил очередную сигарету, а пачку с зажигалкой бросил в карман. Нужно идти искать дочь.

У самой калитки он столкнулся со школьным учителем Весницким. Они обменялись кивками, Астахов проводил его недоброжелательным взглядом. Словно бы восстанавливая баланс, своим появлением Весницкий напомнил ему эпизод куда менее приятный, чем встреча с женой на пасеке.

– Пал Андреич, – нехотя окликнул его Астахов. – Ты Анюту не видал?

Весницкий замер, неуверенно повернулся, вопросительно посмотрел на Астахова.

– Дочь мою не видал? Просил в десять вернуться, а ее всё нет, – пояснил Астахов.

– Аню-то? Видел. Встретил по дороге.

Выждав паузу, Астахов спросил:

– Ну и где ты её видел?

– Да как где, у дома новенького, Глеба Максимовича. На Ульянова.

– Ну ладно, – протянул Астахов, про себя назвав учителя идиотом. Уточнять, кто такой Глеб Максимович и прощаться Дмитрий не стал, а пошёл прямиком на Ульянова.

Не смотря на наступление ночи, деревня и не думала засыпать. По грунтовым дорогам проносились мопеды, в тёмных переулках дети играли в прятки, а парни лапали молодых девиц. Взрослых на улицах почти не было. Большинство мужиков прикованы к телевизорам, а хозяйки заняты на кухне. Из окон большинства домов лился уютный жёлтый свет, лишь завалюшки были окутаны темнотой – старики уже спали.

Астахов добрался до Ульянова без приключений, дочку так и не встретил. Фонарей здесь не было, куда идти дальше Дмитрий не знал. Двинувшись наугад, он заметил, что в давно брошенном доме почему-то горит свет. Вспомнив, что Весницкий говорил о новичке, Астахов догадался, кто там поселился. Бесцеремонно открыв калитку и войдя внутрь, он стал искать хозяина. Из дальнего конца дома доносился стук молотка. Миновав прихожую и гостиную, Дмитрий оказался в спальне, где обнаружил молодого конопатого парня, прибивавшего ножки своей кровати к полу гвоздями. Заметив незваного гостя парень растерялся, но не испугался.