Текст книги "Корпорация Томб райдерс (СИ)"

Автор книги: Алексей Ракитин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)

   Всё правильно. И аз воздам, так кажется ?

   Я провёл лучом фонаря по стенам колодца. Никто и никогда не осматривал так тщательно стены своей темницы. Я сильный мужик – нет, я очень сильный мужик !– я отжимаюсь на кончиках пальцев двести раз, пальцы у меня, как гвозди ! Мне бы щелочку, мне бы трещинку, зазорчик в кладке – уж я полезу так, что меня не остановить будет...

   Колодец, на дне которого я стоял, не был облицован плитами – его просто пробили в теле монолитной скалы. Не сказать, чтобы стенки его выглядели совсем гладкими, но трещины в них отсутствовали. Любая кирпичная стена имела бы куда больше неровностей. Интересно, многие ли бы решились лезть по отвесной кирпичной стене на высоту восьмого этажа ? Я вот не решился.

   Вспомнил, что давно не пил. А бутылка с водою осталась наверху. Что ж, стало быть не суждено мне задохнуться – скорее умру от жажды, вернее, от пули в башке. Я снял с предохранителя пистолет, взятый у Второго, дослал патрон.

   Стал отчего-то вспоминать прожитые годы. Итог жизни подводить, что ли ? Чтобы не захлебнуться в слезах от жалости к самому себе, принялся декламировать стихи Александра Новикова, Владимира Высоцкого, Сергея Есенина – что приходило на ум, то и читал. В склепе оказалась прекрасная акустика, которую украшало лёгкое отдалённое эхо, перекатывавшееся где-то в вышине ; странно, что я не обратил на это внимание раньше. В общем, стихи звучали здорово, я и не думал, что у меня, оказывается, имелся дар декламатора.

Не писать мне книжек и романов,

   Не читать фантастику в углу...

   "...в углу"– повторило за мной эхо в вышине. Я вздохнул – вот уж верно написал Высоцкий, прям про меня !

   Я лежу в палате наркоманов,

Чувствую – сам сяду на иглу,-

   закончило эхо недосказанное четверостишие. Я поднял вверх голову и включил фонарь. Чертовщина, так не бывает ! Неужели галлюцинации ? Я ведь точно знаю, что не произносил вслух последнее двустишие !

   – Кто здесь ?– крикнул изо всех сил.

   – Дядя Глеб, это я !– донеслось с верхотуры.

   Этого просто не могло быть !

   – Проша, ты ?! Живой, что ли ?

   – Живой !– донёсся детский голос. Не могло быть никаких сомнений – я на самом деле разговаривал с Прохором.

   – У тебя есть верёвка ?

   – У меня нет, но я знаю, у кого есть,– настоящим колокольчиком звенел знакомый голосок.– А вы разве сможете залезть по верёвке ?

   – Бросай сюда конец, я привяжу верёвочную лестницу, ты её вытащишь наверх. Там есть кольцо, вбитое в пол, осмотрись – увидишь ! Привяжи лестницу к кольцу и я поднимусь !

   Последовавшие несколько минут тянулись мучительно долго. Наконец, к моим ногам упал моток весьма грубой верёвки, явно приобретённой не в строительном гипермаркете. Прошло ещё немного времени и я, наконец, услышал долгожданное :

   – Я привязал, можете лезть !

   Перед тем, как покинуть склеп, чуть было не ставший моей могилой, я подобрал с пола три кольца с драгоценными камнями, которые Второй, торопясь, уронил, переворачивая ларцы. После этого со всей наивозможной скоростью вскарабкался наверх.

   Прохор сидел на корточках перед колодцем. Рядом с ним стоял большой, довольно грубо изготовленный масляной фонарь, дававший очень мало света – потому-то я и не увидел его огонь снизу. Мальчик оказался облачён в ту же самую одежду, в которой я видел его в последний раз. Выглядел он совершенно целым и невредимым.

   Я его с чувством обнял... Ещё бы ! он спас мою жизнь. Взъерошив на его голове русые волосы, задал самый главный в ту минуту вопрос :

   – Проша, Господи, да как же ты здесь оказался ?!

   Его слова поразили меня неимоверно, я мог предположить любой ответ, кроме того, который услышал :

   – Дядя Глеб, вы же сами мне сказали, чтобы я через неделю искал вас в этой пирамиде !

   Прохор пришёл в Лишт не один. С ним постоянно ходил пожилой уже мужчина, которого мальчик называл Мевером. Мевер служил жрецом в Лабиринте, тот самом огромном храме, который находился в Хаваре прямо напротив пирамиды Аменемхета Третьего. За два дня до той ночи, когда экспедиция Корпорации «Томб райдерс» нанесла свой визит в эту пирамиду, почти все жрецы и паломники оставили Лабиринт, спасаясь от ужасных врагов, шедших с севера. Мевер, впрочем, с небольшим числом самых ревностных служителей культа, храм не оставил – то ли решил умереть там, то ли по какой другой причине, понять из его лопотания Прохор не смог. В общем, пожилой жрец оказался свидетелем появления «яйца», счёл сие, конечно же, сверхъестественным знамением, а нас принял за Богов. Мевер видел, как Первый выстрелил в Прохора и бросил его прямо на площади между пирамидой и Лабиринтом. Разумеется, он не понял смысла произошедшего, но после того, как «яйцо» с людьми исчезло, вышел на площадь и обнаружил мальчика живым и невредимым. С той минуты он везде сопровождал Прошу, выказывая ему чрезвычайные знаки почтения и искреннего благоговения.

   Впрочем, не ему одному. Меня он, видимо, тоже принял за очередного Бога. Когда мы с мальчиком вышли из пирамиды, куда Мевер категорически отказался входить, бедный жрец распростёрся предо мною ниц и, подползя на животе, смиренно поцеловал десантный ботинок. Меня эта сцена, надо признать, поразила, но Прохор, привыкший к такого рода выходкам, отреагировал спокойно.

   – Это фигня, дядя Глеб, он и ко мне периодически подползает и целует ноги !– успокоил меня мальчик.– Подождите, он ещё молиться на нас по вечерам станет – вот это по-настоящему смехота окажется ! Просто ржачь...

   Я жестом показал Меверу, что тот должен подняться и ткнул себя пальцем в грудь : "Глеб !" Знакомство на этом закончилось. Я не знал, как попросить воды, и решив, что Прохор уже решил эту проблему, обратился к нему :

   – Попить бы !

   И получил бурдюк с удивительно вкусной водою ; впрочем, допускаю, что на моё восприятие сильно повлияла жажда.

   – Вода не из Нила, надеюсь ?– на всякий случай уточнил я.– Нил очень грязен, Наполеон потерял тут свою армию из-за плохой воды.

   – Нет, вода не из реки,– заверил меня Проша.– У них везде колодцы понакопаны, источники из земли бьют. Речную воду они не пьют, я уже заметил.

   Утолив жажду, я задал вопрос, который не давал мне покоя :

   – Проша, как же ты жив остался ? В тебя ведь Первый выстрели ! В упор !

   – Вы сказали, что меня постараются убить, но я бояться не должен, всё будет хорошо. Вот я и не боялся. То есть – нет !– всё равно боялся. Знаете, очень неприятное чувство, когда знаешь, что тебя сейчас убивать будут...– признался мальчик.

   – Угу... Ага...– признаюсь, я не на шутку озадачился.– Значит, я тебе такое говорил ?

   – Ну да.

   Я твёрдо знал, что никогда не говорил Прохору о том, что его хотят убить. Более того, я не подозревал о существовании таких планов до тех самых пор, пока Первый не выстрелил в мальчика. Если бы я знал, разве бы я допустил ! Я бы Первого в клочья разорвал, а Калитина заставил бы эти куски сырыми жрать !

   – А когда я тебе такое сказал, Проша ?

   – В четверг, накануне той пятницы, когда мы сюда... того... полетели.

   В тот день я вместе с Первым и Вторым ездил к Павлу Михайловичу Калитину и однозначно, того разговора, на который ссылался Проша между нами не происходило.

   – А где это произошло ?

   – Ну, где... На базе на этой... где мы жили. Я играл в "контр-страйк", сидел за столом возле окошка. А вы из кустов вышли... меня позвали.

   Разговор наш становился всё более интересен. Я твёрдо знал, что ни в тот четверг, ни другие дни, в кустах не прятался.

   – Так, ясно...– мне следовало зайти с другой стороны.– Но ведь я в четверг уезжал, ты помнишь ? Серёжа на белом "форде" меня увёз...

   – Да-да, как раз он вас увёз, а потом... не знаю, часа через полтора, может, через два, вы из кустов ко мне и вышли. И рассказали, как всё будет в пятницу, мол, Первый попытается в меня выстрелить, но он меня не убьёт, бояться мне не надо. Пули в патроне не будет... Дескать, надо, чтобы было так. Ну и... я останусь жить... и останусь в Египте... но бояться мне не следует, мы потом в Египте обязательно встретимся. Надо, чтобы я на седьмую ночь пришёл к пирамиде Аменемхета Первого в Лиште. Вы меня заставили повторить имя фараона, чтобы я не ошибся.

   – В самом деле ?

   – Да ! И я повторил : Аменемхет Первый. Заучил наизусть. Только дело в том, что они,– Прохор кивнул на египтянина, смиренно стоявшего поодаль,– слово "Лишт" не знают. Я Меверу и так, и сяк говорил – а он не понимает !

   – Ну да, всё верно – "Лишт" арабское слово и древние египтяне знать его не могли,– догадался я.

   – Но слова "Аменемхет Первый" Мевер понял,– продолжил рассказ мальчик.– Ну и привёл меня сюда ещё прошлой ночью. А этой ночью, когда "яйцо" появилось, Мевер брякнулся ничком и лежал целый час, закрыв голову руками. Смехота ! Я хотел сразу к вам подойти, как только вы из "яйца" вышли, но потом увидел Первого и сообразил, что делать этого нельзя. А потом, когда все ушли, отправился вас в пирамиде искать. Вот и нашёл ! Они хотели вас убить, дядя Глеб ?

   – Да, хотели...

   – Вот дураки-то ! Нашли с кем связаться. Я думаю, вы им рога-то пообломаете, да ?

   – Конечно, Проша, конечно,– я растроганно приобнял мальчишку за плечи.– Мы в обиду себя не дадим ! Не таковские мы !

   М-да, вот только хотел бы я знать, как именно пообломать рога нашим обидчикам.

   – А ты точно знаешь, что этот разговор у тебя состоялся со мной ? Ничего не путаешь ?– уточнил я на всякий случай.– Может, человек просто оказался похож на меня ?

   – Да вы шутите, дядя Глеб ! Конечно же, не путаю !

   Я решил разговор этот далее не продолжать, чтобы не сбивать мальчишку с толку. Не хватало только, чтобы заподозрил, будто я умом тронулся или память у меня отшибло. Хотя последнее, боюсь, было недалеко от истины.

   Я прекрасно понимал, что никакого разговора с мальчиком о встрече через неделю не вёл и вести не мог по той простой причине, что не знал о том, где окажусь через неделю. Тем не менее, разговор этот всё же состоялся, иначе как можно объяснить тот факт, что Прохор пришёл в нужное место к нужному времени ? Сам факт моего почти чудесного спасения лучше любых аргументов доказывал справедливость и точность рассказа мальчика.

   Вот только что это могло значить ? Да ни хрена...

   – Дядя Глеб, а что мы будем дальше ?– спросил меня Проша.

   Этого вопроса я ждал и очень его боялся. Потому что ответа на него не имел.

   – Я подумаю об этом.– ответил я как можно солиднее.– Для начала хотелось бы хоть немного поспать.

   – Пойдёмте в наше логово, мы там провели предыдущую ночь,– предложил мальчик.

   "Логовом" оказалась одна из мастаб, которых в окрестностях пирамиды оказалось с полтора десятка. Мастаба, как я знал из книжек по истории Древнего Египта, представляла собою вид захоронения, даже более древний, чем пирамиды. Склеп с саркофагом помещался на дне глубокой шахты, над которой возводилась внушительных размеров постройка с несколькими комнатами. Там помещались статуи, символически изображавшие усопшего и богов, а также алтарь. Мастабы, в отличие от пирамид, не закрывались и не опечатывались, строго говоря, они даже не имели дверей. Туда периодически приходили родственники усопшего и жрецы для совершения заупокойных служб. В отличие от храмов и пирамид обожествлённых фараонов, мастабы не являлись священной территорией, так что Прохор и Мевер не совершили святотатства, разместившись в одной из таких построек.

   Едва мы вошли в тёмную прохладную комнату, египтянин тут же завесил какой-то тряпицей проём, так что ветер пустыни перестал нас беспокоить. Мевер вручил мне толстое грубошёрстное одеяло, сложив которое в трое, я получил некий аналог топчана, пригодный для того, чтобы постелить его на пол. Едой путешественникам, как оказалась, служила вяленая рыба, которой не грозила порча в условиях египетской жары. Протянув мне пару рыбёшек, Прохор честно предупредил : "Рыбка вкусная, но есть её изо дня в день надоедает, да и водой потом опиваешься !" Таким образом я получил неприхотливый ужин и незатейливый ночлег – совсем даже неплохо для первой ночи в столь странном месте !

   Мне казалось, что уснуть толком у меня не получится, однако, тут я ошибся. Неожиданно глубокий сон сморил меня на удивление быстро, видать, здорово же я притомился за первую половину ночи !

   Снилось мне, что сижу я в кабинете Павла Михайловича Калитина, веду какой-то нелепый, сумбурный разговор. Знаю, что Калитин уже отдал приказ убить меня ; эта мысль жжёт мой разум, я хочу показать Калитину, что мне известны его замыслы, но подходящий момент в разговоре никак не представится. Наконец, прервав его на полуслове, я заявляю : "Вы имеете намерение убить меня, но ничего у вас не получится !" Калитин хватается рукой за сердце, сползает со своего кресла, а я сижу по другую сторону стола и думаю, что же мне теперь делать ? Решив, не терять времени даром, беру несколько листов, лежавших перед Калитиным. И тут же вспоминаю, что как-то видел в отражении стекла текст, показавшийся мне очень интересным. Пытаюсь вспомнить, что же это был за документ и почему он показался мне интересным, но не могу. Начинаю листать взятые бумаги и тут натыкаюсь на увиденный в стекле, который только что пытался вспомнить. Читаю текст : ""Считаю оптимальным направлять экспедиции с интервалом в неделю по календарю прибытия в следующие места : а) комплекс Аменемхета Третьего в Хаваре, б) Аменемхета Первого в Лиште, в) Снофру в Дашуре. Полагаю, что результативность при подобной организации работ, многократно превозойдёт....". Я очень хотел дочитать эту бумагу до конца, но сильный толчок в плечо буквально вырвал меня из сновидения.

   – Дядя Глеб, дядя Глеб !– услышал я взволнованный голос Прохора.– Там пацаны появились !

   По свету, сочившемуся из-под натянутого Мевером полога, можно было понять, что занималась зорька. Ночь миновала, хотя солнце ещё не взошло.

   – Какие пацаны ?– не понял я.

   – Да те самые, от которых египтяне убегают ! "Кокосы", или как их там ?

   – Гиксосы.

   – Да, именно так ! Они с оружием ! Шакалят тут кругом...

   До моего слуха донеслась громкая гортанная речь, чрезвычайно неблагозвучная, визгливая, с большим количеством согласных, точно кто-то пытался камни грызть. Трындели сразу несколько голосов, кто-то смеялся. Говорившие находились совсем рядом, буквально в нескольких метрах от мастабы, в которой мы спали. Люди вели себя как хозяева, они ничуть не боялись, что их услышат и явно чувствовали себя весьма уверенно. По камням застучали чьи-то ноги и я понял, что говорившие направляются прямиком к нам.

   Чтобы выхватить из кобуры пистолет Второго, отщёлкнуть его предохранитель и дослать патрон в ствол мне потребовалась одна секунда. За это же время я двумя перекатами ушёл с одеяла, на котором спал, и развернулся ногами в сторону проёма, через который должны были появиться незваные гости.

   "Стань в угол !"– приказал я шёпотом Прохору. Мальчик отбежал в дальний угол, где уже безмолвно стоял Мевер, сложивший на груди руки. По-моему, он молился.

   Полог, закрывавший проём, отодвинул кончик длинного, немного кривого меча. Человек, стоявший снаружи, видимо, обозревал внутренность комнаты. Меня он видеть не мог, я лежал в стороне от проёма. Через мгновение невидимая рука сорвала тряпицу и в помещение ввалился невысокий, кряжистый, ужасно вонючий мужчинка в каких-то лохмотьях из овечьих шкур с мечом в правой руке и круглым щитом, обтянутым кожей, в левой. "Кырлым-бырлым !"– завопил он, увидав меня. Следом тут же ворвались ещё два вонючих абрека с мечами и щитами. Бородатые, с кривыми носами-клювами, эти ребята очень отличались от безбородого Мевера, имевшего тонкие черты лица и в целом весьма благообразный вид.

   "Быр-быр-быр !"– загалдела троица, указывая на меня мечами. Самое забавное заключалось в том, что эти олухи даже не увидели стоявших за их спинами египтянина и мальчика. Не воины, а какие-то бандиты ! Не встречая сопротивления от повсеместно бегущих египтян, это чурбаньё, похоже, потеряло всякую осторожность.

   Не было никакого смысла тянуть кота за хвост. В плен брать этих ребят я не собирался, а потому имело смысл попрощаться. Без единого слова я трижды нажал на курок, последовательно уложив три пули в три грязных лба. Пулевые ранения в голову чрезвычайно кровавы, в первую секунду из черепа вылетает фонтан чуть ли не в метр и человек валится снопом. Так что произошедшее выглядело весьма эффектно. Думаю, особую зрелищность добавило то, что все трое оказались убиты практически бесшумно ; ПСС стреляет очень тихо, специальный патрон сделан таким образом, что пороховые газы не вырываются из гильзы в ствол, поэтому при выстреле нет ни огня, ни специфического треска. Так, лёгкое "пш-ш" ( которое даже не всякого спящего разбудит ) и как следствие – дырка в башке. Просто и удобно, как вермишель "доширак" руками из миски жрать...

   Нравится мне оружие спецназа ФСБ, эх, нравится. Сознаюсь и каюсь !

   Три трупа ещё не успели упасть, как я уже вскочил на ноги. Быстро подавшись к проёму, выглянул наружу. Признаюсь, боялся увидеть большой отряд гиксосов-абреков, но к немалой своей радости вообще никого не заметил. Разумеется, три подстреленных мною придурка бродили не в одиночку, а в составе какого-то отряда, но поскольку наша мастаба находилась на самом краю некрополя, внимание основной части братвы оказалось сосредоточено отнюдь не на ней. Гиксоский отряд, видимо, разбрёлся по постройкам, тем более, что помимо мастаб тут имелся и большой храм, и две пирамиды. Присутствие грабителей выдавало их ленивое перекрикивание ; гортанное "быр-быр-быр" проносилось над некрополем, но самих горлопанов заметно не было.

   – Вот что, ребятки,– проговорил я, повернувшись к Прохору и Меверу,– собираем манатки и бодрым шагом уходим в пустыню. Вдоль Нила идти нельзя, там, видать, полно этих охламонов бродит, так что бежим в пустыню !

   Собственно, всех пожитков-то оказались два мешка, две пары одеял, бурдюк с водою и несколько тряпиц непонятного назначения. Прохор и Мевер живо собрали нехитрый скарб, один мешок забросил за спину я. Покинув мастабу, мы направились в пустыню, причём я не выпускал из руки пистолет, опасаясь преследования. Но тревожился я напрасно : следов на каменистом плато мы не оставили, а собак, способных отыскать нас по запаху, гиксосы явно не имели.

   Взошло Солнце, неожиданно подарив мне один из самых замечательных видов, которые когда-либо я наблюдал за всю свою жизнь. Белоснежный отполированный известняк, которым были обложены пирамиды, отразил его лучи, словно зеркало. Зрелище получилось даже более фантастическое, нежели ночью, поскольку светимость Солнца намного больше, чем у Луны. Обе пирамиды горели над плоской пустыней огромными рукотворными кристаллами ; я никогда не видел ничего подобного и поэтому мне не с чем было сравнивать своё впечатление, я лишь чувствовал в ту минуту, что потрясён до глубины души.

   Отошли мы в пустыню не очень далеко, метров на восемьсот-девятьсот. Каменисто-песчаная равнина пересекалась в разных направлениях распадками и расщелинами и мы забились в один из них, чтобы переждать светлое время суток. Ясен пень, бродить по пустыне на солнцепёке никто не собирался, это было бы сущее безумие.

   В распадке растянули между большими камнями одеяла и тряпки, в результате получились два вполне приличных навеса, способных защитить от солнечных лучей. Закончив с обустройством "днёвки", мы залезли в тень и Прохор у меня спросил :

   – Дядя Глеб, что будем делать дальше ?

   Я вспомнил своё сновидение – собственно, мысль о нём не шла у меня из головы с самого момента пробуждения. Даже убийство трёх гиксосов не отвлекло меня от раздумий. Поэтому я поманил к себе Мевера и сказал ему одно слово :

   – Дашур.

   Египтянин вежливо улыбнулся и простёрся ниц. По-моему, он даже захотел снова поцеловать мои ботинки. Пришлось мне его поднять, усадить рядом и повторить :

   – Дашур.

   Изобразил пальцами идущего человека. Впрочем, я тут же укорил себя за наивность : "Дашур", как и "Лишт" являлся арабским словом и египтянин времён гиксосов, разумеется, не мог знать, что оно означает. Подумав немного, переворошив все свои невеликие знания о Древнем Египте, я зашёл с другого бока.

   Нарисовал пальцем на песке Ломаную пирамиду, по возможности, соблюдая её пропорции, и сказал :

   – Снофру.

   Мевер прищурился, глядя на мой рисунок, и по-моему, что-то понял.

   – Снофру,– повторил я и опять изобразил пальцами идущего человека. Затем показал на себя, него и Прошу и опять изобразил идущего человека.

   – Мы идём искать эту пирамиду ?– догадался мальчик.

   – Да, Проша, ты правильно меня понял.

   – А зачем ?

   – Видишь ли, у меня там назначена важная встреча, которую я очень не хотел бы пропустить.

14.

   День мы провели с толком. Закрыв лицо чёрной футболкой, чтобы не мешал дневной свет, я прекрасно выспался. И камни под боками мне в этом ничуть не помешали. Затем провёл с Прошей теоретическое занятие по огневой подготовке : рассказал об устройстве и принципах работы пистолета ПСС, провёл сборку-разборку оружия и подготовку его к ведению огня. Показал базовые движения при стрельбе, рассказал о факторах, которые следует принимать во внимание при применении оружия. Мальчику занятие чрезвычайно понравилось и я решил, что в те дни, что мы обречены провести вместе, надо будет позаниматься с ним воинскими дисциплинами.

   Мевер с общением не лез, сидел в сторонке под своим навесом, но таращился на нас во все глаза. Думаю, он находился на грани сумасшествия от всего пережитого : появление и исчезновение "яйца", беззвучное убийство трёх гиксосов – тут было от чего поехать крыше. Под вечер он зачитал нам свои молитвы – как и говорил Прохор, выглядело это на редкость забавно. Египтянин припадал то на одно, то на другое коленце, воздевал руки, то подползал к нам слева, то справа, целовал нашу обувь – в общем, устроил этакий театр одного актёра. Буффонада эта длилась минут двадцать и показалась мне несколько утомительной. Признаюсь, мне стоило больших сил просидеть всё это время истуканом, ни разу не улыбнувшись.

   Мевер прекрасно понял, чего я от него хотел. Поэтому когда Солнце, завершив свой путь по небосводу, закатилось, мы благополучно свернули свои покрывала и одеяла и двинулись на север. Когда спустилась ночь, я включил фонарик, ибо никто не отменял мириад скорпионов в Ливийской пустыне. Египтянин, увидавший, как скорпион начинает светиться зелёным в луче фонаря, испытал, по-моему, новое потрясение. Привычная картина мироздания с включением электрического фонаря рухнула окончательно и последние сомнения в нашей святости, если только они у Мевера ещё оставались, оказались похоронены отныне и навсегда.

   До Ломаной пирамиды мы дошли в течение одной ночи. Оказалось, что она находилась не очень далеко от Лишта – по моему субъективному восприятию мы прошли менее двадцати километров. Ночь была лунной и уже на полпути, я смог видеть выраставшую из-за горизонта громаду из белого камня, отражавшую молочно-белый свет.

   По мере нашего приближения стала видна и другая большая пирамида, расположенная восточнее Ломаной. Эта оказалась та самая пирамида Аменемхета Третьего, которую наша бригада благополучно ограбила. Именно во время этого путешествия мы натолкнулись на людей в зеркальных доспехах с электрическим оружием.

   Это воспоминание повлекло за собой другое – о маленьком пистолете, лежавшем в кармане моего разгрузочного жилета. За суматохой последних дней я совершенно позабыл о нём, теперь же, вспомнив, вытащил и ещё раз полюбовался его удивительным дизайном. Мягкий резиновый язычок всё также выдвигался из рукояти и цепко оплетал ладонь, а после того, как я прижимал к рукояти большой палец включалась индикация и высвечивалась надпись : "N 10". Красотища ! При случае можно было бы показать Меверу, пусть языком пощёлкает и прочитает пару молитв пистолету...

   Под конец пути Проша явно притомился и я посадил его на плечи. Так мы и завершили наш ночной переход : Мевер – впереди, я – сзади.

   К Ломаной пирамиде мы подошли со стороны пустыни. Строго говоря, этот пирамидный комплекс состоял из двух построек – огромной Ломаной пирамиды, высотою в сотню, если не больше, метров и куда более скромной пирамидки с южной её стороны. Пирамида-спутница просто-таки терялась на фоне своей громадной северной соседки. Хотя высота её тоже была весьма приличной – с десятиэтажный дом – впечатления она совершенно не производила. Оба эти сооружения оказались обнесены мощной стеной теменоса. Пройдя вдоль этой стены по северному краю, мы достигли широкой и длинной дороги, спускавшейся в долину. Дорога заканчивалась у весьма внушительного сооружения, длиною около полусотни метров, также обнесённого мощной стеной. Там, внизу горели пара огоньков, стало быть теплилась какая-то жизнь.

   Дорога, выложенная огромными каменными блоками и замощена поверх кирпичом, возвышалась над пустыней. Вскарабкавшись на неё, мы двинулись вниз, к огонькам. Пройти пришлось метров семьсот, меня поразил тот объём работ, который пришлось проделать строителям этой циклопической трассы.

   Занялась зорька, дело шло к рассвету. Наше появление не осталось незамеченным людьми на стенах. Нам что-то прокричали, Мевер ответил. Мы не успели даже постучать в широкие, обитые золотом ворота, как они приглашающе приоткрылись. В проёме стоял старичок в светлой одежде, замысловато закрученной вокруг торса ; рядом с ним расположились ещё четверо. Поодаль кучковалась дюжина полуголых парней с пиками и щитами в руках, двое держали луки. Выглядели эти воины довольно жалко – худосочные, малорослые, видать, мяса в детстве мало кушали, да на турнике не подтягивались.

   Встретившие нас люди в светлой одежде очень внимательно поглядели на меня и Прохора. Мы в свою очередь поглядели на них. Мевер что-то проворковал и вся эта компания неожиданно поклонилась.

   Нас – Мевера, Прошу и меня – разместили прямо в храме, выделив длинное и узкое помещение налево от входа. Видимо, служила эта комната кладовой : чуть ли не половину её занимали ряды запечатанных кувшинов, поставленные один на другой в три ряда. Что в них находилось – пиво, вино или уксус – я не проверял : это было бы, во-первых, невежливо по отношению к хозяевам, а во-вторых, совершенно ненужно, поскольку довольствие я и Прохор получили полное. Кормили нас и рыбой, и мясом, и салатами, так что жаловаться на оказанный приём мы не имели ни малейших оснований. Кроме того, нам поставили три широченных раззолоченных лежака, похожих на тахты, то есть без спинок и ручек. В качестве постельных принадлежностей выдали пару дюжин шикарно выделанных львиных и леопардовых шкур. Прохор обалдел от их вида и, погладив одну из них, лишь пробормотал : «Мне бы такую в дом, вот бы мамка порадовалась...» Признаюсь, я и сам поразился шкурам, вид они имели воистину шикарный. Спалось, кстати, на них замечательно, лучше, чем в самом дорогом «спальнике» на гагачьем пуху.

   У входа в нашу комнату постоянно дежурила пара худосочных мужчин с копьями, составлявших, типа, караул, призванный тщательно охранять покой. Как показали дальнейшие события, мера эта оказалась не лишней, поскольку храм дал приют довольно большому числу людей. Думаю, их тут находилось не менее пары сотен. Вся эта публика размещалась в большом храмовом дворе, где были сооружены навесы от солнечного света. Двор, помимо эстетических функций, служил, видимо, и молельней : в его дальнем конце, под портиком, находились шесть глубоких ниш с высоченной статуей фараона и жертвенным столом в каждой. Когда я впервые заглянул во двор, то он показался мне очень большим : думаю, площадь его составляла метров шестьсот, если не больше, там запросто можно было бы устроить пару волейбольных площадок. Слух о нашем появлении быстро облетел беженцев, нашедших приют под навесами. Все они, выходя из двора, норовили заглянуть в нашу комнату. В такие минуты караул у входа сердито загораживал щитами проход и толкал зевак древками копий.

   Вместе с тем, забота о нашем покое ничуть не мешала самим караульным вовсю таращиться на нас. С одной стороны это раздражало, но с другой, я находил такому поведению логичное объяснение, задавая самому себе вопрос : а как бы я сам смотрел на живого Бога ?

   В первый же день, после обеда появился тот самый старик в белой одежде, что встретил нас у ворот. Его всё также сопровождали четверо мужчин помоложе. Явившиеся вели себя подчёркнуто корректно и внимательно.

   С помощью простейшей жестикуляции, мы определились с именами. Оказалось, что старик носит очень замысловатое имя, похожее на "Хинджерапатах", которое я тут же сократил до ясного и простого "Хи". Далее я объяснил, что хочу рисовать и один из спутников Хи вручил мне палетку и довольно длинный рулон папируса. Про палетки – дренеегипетские аналоги современных школьных пеналов – я читал в книге Бажда, которую мне рекомендовала Катя, так что без затруднений разобрался с тем, как их использовать для рисования.

   Я нарисовал Ломаную пирамиду в аксонометрической проекции, изобразил штриховыми линиями внутренние коридоры и камеры. Надо сказать, что они устроены довольно замысловато ; это сооружение может быть по праву причислено к одним из самых сложных в древнеегипетской архитектуре. Я старался как мог, напрягая своё пространственное мышление, но не был полностью уверен в точности рисунка ; в конце-концов, малевал-то я по памяти, без шпаргалок.

   Но художества мои произвели на старика и его спутников весьма сильное впечатление. По мере того, как процесс рисования подходил к концу, дяденька в белой одежде начинал всё сильнее волноваться. Он обменивался со своими спутниками краткими замечаниями, иногда совсем короткими, буквально в пару слогов. В его интонациях ощущалось нараставшее волнение. Когда же я благополучно завершил свои художественные потуги и ткнул заострённой палочкой, служившей мне пером, внутрь пирамиды, строго сказав : "Мне надо сюда !" старик повалился на пол и запричитал. Самое забавное заключалось в том, что он понял меня даже не зная русского языка.

   Я жестом приказал спутникам старика поднять его на ноги. Затем показал пальцем на Прошу, Мевера и в собственную грудь, после чего опять ткнул палочкой на внутренности Ломаной пирамиды. "Нам надо сюда !"– повторил я строго.

   Старик завыл в голос и закрыл лицо руками. Вместе с ним заплакали и его спутники, видать, сильно расстроились. Сцена получилась на редкость волнительной, признаюсь, я даже испугался, не захотят ли они сейчас посадить нас на пики. Видимо, я требовал от жрецов совсем уж чего-то святотатственного.