Текст книги "Алексей Федорович Лосев. Раписи бесед"
Автор книги: Алексей Лосев
Соавторы: Владимир Бибихин
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)
Проходим из сада в дверь террасы и я уступаю ему дорогу. А. Ф. мгновенно реагирует:
Ну што ты! – в такое время, когда такое происходит, когда и думать-то ни о чем больше нельзя, он ве-ежливость показывает… Ты вот послушай ту же передачу или в пятницу в 19. 45, или в субботу в 17. 45. Мне интересно узнать твое мнение.
А. Ф. говорит взволнованно как никогда. Похоже, что все его старые боли всколыхнулись и он внезапно нашел для себя ответ на вопрос: он пережил годы болезни общества.
30. 9. 1971. У меня – предубеждение против славян как мало продвинутых по путям культуры. Вот, правда, русские да чехи…
Проза Пушкина – очень архаичные выражения, глубокие и интересные, но старинным языком. В прозе он настоящий художник.
Зелинский [79]79
Ср. Лосев, с. 437–438.
[Закрыть], его «Язычество» – статья в какой энциклопедии? Помнится, была такая статья!
Леонид Наумович Столович [80]80
Л.Н.Столович. Категория прекрасного и общественный идеал. М. 1969; Природа эстетической ценности, М. 1972;
[Закрыть]. Он в Тарту работает. Я его ценю. И он меня ценит.
«Философский словарь» – детище хрущевской эпохи.
Я читал в художественных вузах и прежде всего в консерватории, десять лет, историю эстетики. По классицизму и романтизму обработал большой материал. Знания несовершенные, хотя занимался много, больше чем те, которые считают себя специалистами. Но вкус у меня есть. Так имею представление, что такое классицизм, романтизм. И вот могу тебе сказать, что статья о классицизме, которую написала Сегал в Краткой литературной
энциклопедии, удовлетворяет высшим требованиям[81]81
П. Н.Сакулин (1868–1930) читал курс истории русской литературы в Московском университете (1902–1911)
[Закрыть].
Языки ведь тоже проходят стадии развития. Стадии магического, мифического. Какую страну ни возьми, везде одинаковые процессы.
Восток до чистого духа не дошел. Как ни говори о «децентрализации европейской культуры», Европа создала монотеизм – раз, и вместе с монотеистической религией прокрались разные социалистические идейки. Свобода – где в классической античности свобода? Равенство, братство – где в Греции равенство? Там самый бедный эллин презирал самого богатого варвара. А с этими идейками равенства появился социализм. Социализм родился из христианства.
Я тоже знаю недостаточно Европу. Меня от многого в ней тошнит. Но все же великая культура. Никакой другой континент этого не создал. Китай дальше Лао Цзы никуда не пошел. Индия не пошла дальше буддизма. А Африка – прямо свалка. Одного белого поймали в Африке, привели к бургомистру. «Нет, его есть не надо, я с ним учился в Лумумбе». А одну нашу делегацию съели целиком, в одном затхлом государстве. Конго, хоть и говорит по-французски, но там теперь все туземцы между собой перессорились.
Надо азиатчину эту подчеркнуть. Назовем это фактологическим разбором! Вот как надо золотить пилюлю. Учись!
Первое. Где Жирмунский говорит, что «стиль есть прием»? Кажется, в 1928 году, в работе о стиле. Или там, где он об ОПОЯЗе?[82]82
[82] r. w. wallach. Uber Anwendung und Bedeutung des wortes Stil, 1919. 83 H
[Закрыть]Второе. Был сборник «Художественная форма» под редакцией Жирмунского. Там статья Вальцеля о взаимном отражении одного искусства на другое. Законспектируй. Третье. Надо разыскивать классификацию стилей.
Колмогоров всемирно известный математик, он решил какие-то формулы.
Аполлон, солнечное начало.
Русский Горький бандит, у него всё «зад», да «блохи»… Ромен Роллан ничто, нуль.
В России христианство поверхностное. Князь Владимир ввел его мечом.
Только в 13–16 века тут было сильное христианство. Сергий Радонежский, Алексей Московский, с которым тот был в молодости знаком.
Неразличенность первобытной мысли. Женщины бьют ладонью по скале: ничем не докажешь истинной причины, почему так обязательно нужно делать. Первобытная диалектика – оборотничество. Ворона корова. Баран выпил из лужи луну – проглотил настоящую луну. Луна и на небе, и баран ее съел. Нового по сравнению с этим что теперь? Только новые темы, новые предметы. Гегеля диалектика ничем не отличается от первобытной.
Революция сильно встряхнула и Россию и мир. Шире стали видеть. Ведь страшно был ограничен европейский буржуа, только то знал, что у него под носом, остальное для него была мистика.
3. 10. 1971. Я им говорю: вы же вроде бы знаете, что такое предложение. Я – не знаю. Есть 250 разных определений предложения. Какое считать правильным, согласия нет. А он, видите ли, уже знает, уже подсчитывает виды предложений, уже структуру предложения выводит! Нет, формализовать – так до конца! Прежде всего тогда надо формализовать подлежащее и сказуемое. Вы не понимаете предложения «Бык яростно спит», «девочка яростно бодается»? А я говорю, что не понимаю, чего вы тут не можете разобрать.
У них типичная ошибка petitio principii: они заранее уже решили, что считать предложением и что не считать, а потом ищут определения. Я тогда не понимаю, что такое фраза. А вот если полностью формализовать, то предложением будет механическая форма, которая относится ко всякой действительности.
Сначала дайте определение языка, подлежащего и сказуемого. Тогда «папа пишет письмо», «девочка яростно спит» будет одна структура. Отбросили все традиционное языкознание и начинают писать формулами. Так идите тогда до конца!
Полностью формализовать язык невозможно.
При Сталине они все пошли бы в тюрьму за безделье и пустоту. А при Хрущеве свобода вышла, пустоту проповедовать. – Но теперь, если уж убедились, что формализация языка вздор, так надо идти дальше. С логической точки зрения формализация эта ерунда на постном масле, но она хороша тем, что охватывает всё и наводит на мысль о едином типе предложения.
Человек ест, пьет, спит, ничего особенного тут нету. Но если это обобщить, до предела обобщить, то может получиться художественный образ. Обломов, Плюшкин. Здесь просто всё обычное доведено до общего, до понятия мертвой души.
Дурак с фанаберией (прозрачно, о ком).
Ήθος вот собственно стиль! Ήθος. Уже у Аристотеля он фигурирует как стиль. Ήθος в античности имеет как раз риторическое и поэтическое, но не моральное значение.
10. 10. 1971. С античной точки зрения вообще не было ничего чисто физического и ничего чисто ритуального. Я еще в 30-е годы об этом писал, правда, больше в эстетическом смысле.
17. 10. 1971. В античном космосе пока еще целомудренная природа. В Средневековье природа творение Божие. А в 20 веке знание о природе включает все что угодно, но только не учение о мировоззрении.
Шпет идеалист, монархист, анархист. Он идет за Гуссерлем: Philosophie als strenge Wissenschaft. Вам угодно знать, что такое ангел? Пожалуйста, мы вам дадим определение. Но вывод о том, существует ли он, вы можете делать у себя дома. Махизм так запугал идеалистов! А Рассел, мерзавец, дошел до того, что заявил: «Математика занимается, во-первых, неизвестно чем, во-вторых, неизвестно как».
Я пишу в Хюбшере[83]83
83 nohl. stil und weltanschauung. jena 1920
[Закрыть]: до сих пор идеализм обязательно или утверждал или отрицал, но еще никогда не было идеализма, который ничего не утверждает и не отрицает. Совершенный нигилизм осуществился только в конце 19 – начале 20 века. Стало возможно полностью отвлечься от любого содержания. Круглый квадрат? Пожалуйста! – Но позвольте, ведь этого не бывает? – Нам до этого дела нет. У нас тут некая идеальная сущность, с которой мы только и имеем дело.
Структурализм тоже стоит на этом.
Такого разврата античность еще не знала. Правда, были скептики, которые говорили, что ничего нельзя ни утверждать ни отрицать.
21. 10. 1971. Χάος от χάσκω, зеваю. «Раскрылась бездна…»
У Плотина не нус в душе, а душа в нем. Душа есть нус в состоянии брожения, то высокого, то неупорядоченного.
Асмус прислал мне свою книгу[84]84
Тимофеев Леонид Иванович, доктор филологических наук, профессор МГУ и др. вузов, в 1941—70 заведующий отделом советской литературы в институте мировой литературы АН СССР. Работы по стиховедению, поэтике, стилю, учебники по теории и истории литературы для вузов и школ: Советская литература. Метод, стиль, поэтика, М., 1964; Основы теории литературы, 4 изд., М., 1971; Советская литература и художественный прогресс // Новый мир, 1973, 11. Награжден 4 орденами.
[Закрыть] с характерной надписью: «Азе Алибековне Тахо-Годи и Алексею Федоровичу Лосеву – со смущением посылаю скорее грех молодости, чем философский подарок». Первая часть, история диалектики, действительно слабовата. А вторая, о марксизме, неплохая работа, так что он напрасно себя принижает.
Абаев[85]85
См. 30. 9. 1971.
[Закрыть] от Лосева отличается тем, что он публицист. А я, когда говорю, что у Ревзина модель в таких-то пяти смыслах, то это не публицистика.
Ахманова. Называет Успенского «Боренька». Ее все зовут Ахманиха. У нее странное поведение. Затравили Степанова[86]86
«Проблемы литературного стиля», 1970.
[Закрыть]. Хотя он с Ревзиным ничего общего не имеет, бросил кафедру, пришлось. Ахманова в тысяче своих брошюр высказывает странные идеи. Теперь она, правда, в стороне.
Зализняк очень талантливый человек. Моя аспирантка в восторге от него. У него прекрасная книга[87]87
Ср. 1. 1. 1971, 27. 9. 1971.
[Закрыть]. В общем моя аспирантка относится к нему с преклонением.
Русский человек материалист. Ему подавай по лбу: что такое форма, содержание, структура. Роскошных диалектических вещей он не понимает.
После классической диалектики мысль метнулась к позитивизму, иногда психологическому. Например, Тэн тоже позитивист, но тонкий. У него идея, прошедшая через темперамент.
Sub iudice lis est (неопределенность с защитой Ничева). Моя задача собрать материалы. Но я пишу связно. Без связности я бы управился в один, два дня. А я нарочно пишу складно, чтобы превратить в формальный отзыв.
Уваров Л. В. – путаная книга. Видно, школы не проходил логической. Потом, мозг, всё время лезет с этим мозгом.
Символ управляет всеми текстами, которые существуют в данном контексте. Палиевский, для него моя статья о символе, тексте и контексте. Надо передать через Шестакова Вячеслава Павловича, сказать ему, что рукопись готова для Палиевского. Где найти Шестакова? Он в Институте истории искусства.
Символ и контекст. Редактор спросит, а как вы это понимаете? У Гоголя вдруг открылось окно и в него вставилась свиная морда: «А что вы тут поделываете, господа?» И у меня символ это та свинья, которая влезает в контекст…
Я как Чичиков в бричке. Чичиков едет на своей бричке по мостовой, по булыжникам. При всяком малейшем толчке бричка вскакивает. Когда мостовая кончилась, как всякому страданию, пришел конец и мостовой. Так и я – доски под ногами подскакивают, подскакивают. Жить не дают! Давай скорей текст, давай скорей… А потом по году, по полгоду в редакции лежит. – Вот теперь опять булыжник. Секст Эмпирик, срочно нужна вступительная статья к тридцати одному печатному листу перевода!
Всё построено на безответственности. Везде взятка, подсиживание, интриги. Хоть ты передо мной ни в чем не виноват, но каждый раз я боюсь – придешь ли?
… Там сидят такие типы как Храпченко, академик-секретарь.
Французская работа об ecole alexandrine. Там говорят Monsieur в отношении древних греков. Monsieur Aristote, Monsieur Heraclite. Сразу веет французским духом, особенно эти Monsieur и Madame.
Музыка Прокофьева: очень оригинальная, очень находчивая, очень ценная – но нет эмоций.
17. 11. 1971. У. Пейтер тонко мыслящий исследователь, и глаз у него философский. Правда, это не чистый философ, а литературовед, у него очерки, но очень проницательный.
Романтический стиль небывалый. Огромный простор, уход в бесконечность, экзальтация. Причем говорится такое, что не говорилось никогда! После романтиков наступает реализм, потом новаторы, Плеяда французская, экспрессионизм, импрессионизм, эпоха декаданса. Тогда частично вернулись к романтизму, но уже без размаха. Тут и субъект, самолюбование своей оригинальностью. Ну, многое делалось теперь pour epater la bourgeoisie. А те романтики, Новалис,
Вакенродер, Тик, – они ни на кого не оглядывались, ничего не стеснялись. Или Шеллинг. Раннего Шеллинга не поймешь, то ли он поэт, или философ. Всё насыщено жизненностью, цельностью, оригинальностью. Но что касается учения о стиле, этого у них мало. Они больше занимались своим предметом, а не теорией стиля.
Фолькельт знаменитое имя. У него три тома «Эстетики»[88]88
Вошло в книгу: Гринбаум Н. С. Язык древнегреческой хоровой лирики (Пиндар). Кишинев 1973.
[Закрыть].
Чтобы историю стиля написать, далеко еще время не наступило.
У Азы Алибековны кафедра, которой она заведует. Пока я не умер, я велю ей заведовать, а как меня не будет, она на другой же день уйдет.
Бумаги, бумаги… Это всё после XXIV съезда. Я вижу по аспирантам. Чтобы оформить работу, ее же надо несколько раз на кафедре читать. Ведется подробный протокол. Потом Ученый совет; но это пока еще предварительно. Потом нужны оппоненты. Пустое мучительство. Если дали мне аспиранта как руководителю, так что я, неужели пропущу слабую работу? Ненужная формалистика. Так как по существу сделать ничего нельзя, то XXIV съезд делает это усиленной формалистикой. Сделает ли чего? Время покажет. Сейчас, кроме трепки нервов, пока ничего. А молодые по 900 учебных часов имеют. Это же каждый день преподавать надо. Когда тут успеешь что-то сделать. У всех же семьи. Нельзя же целый день быть на работе. Ведь все целый день на работе. Я думаю, ничего не будет, кроме культурного отставания.
Там, где будет сердцещипательное…
Яркий формалист, и формалист западный, культурный такой, грамотный, настоящий (Жирмунский).
Макарий Египетский проповедует мистическое восхождение, опрощение; человек расстается с отдельными вещами. "АлХсостц, АЬ– geschiedenheit. Но все это выражено в практической, а не философской форме. Для меня важнее Максим Исповедник, Ареопагитики, где сплошной Прокл. Это годится для исследования. А внутреннее…
21. 11. 1971. Говорили о большом стиле Гёте. Потом снова о Пушкине.
«Фауст» Гёте имеет стиль – потому что это не что-то отдельное субъективное или объективное, но это ведь изображение всей истории Европы с
Возрождения. Начиная с того, как этот доктор, окруженный своими колбами и книгами, решает броситься в человеческую жизнь, – это ведь всё Возрождение. Затем, конечно, влияние античности. Мефистофель ведь тоже, как в античности, неличное, космическое начало.
A lies Vergangliche ist nur ein Gleichnis —
это символизм.
Das ewig Weibliche zieht uns heran —
Вот он, оказывается, о чем говорит! Это тебе уже не психология. Тут конечно не личное. Действуют социально-исторические силы. Но Гёте все-таки слишком философски понимает слово. В конце концов слово есть нечто художественное. А Пушкин?
Прекрасное должно быть величаво…
Ты сам свой высший суд…
Можно сделать отсюда очень интересные выводы такого аристократически-платонического характера. Я это могу привести в контексте моей эстетики. Правда, если взять всего Пушкина, то он же там везде изображает простых людей, и у него просторечие, совсем не идеализм.
Когда балерина танцует и ты не чувствуешь никаких ограничений со стороны физической, то это искусство. Как будто бесплотно. Конечно, это художество долго создавали, но тем не менее – всё летает вне времени и пространства.
Немцы 18–19 веков хорошо раскусили сущность красоты. И это было еще более развернуто Гегелем и Фридрихом Фишером.
26.11.1971. А. Ф. говорил как главный оппонент на защите Александром Дмитровым Ничевым работы о катарсисе у Аристотеля, подчеркивая: катарсис явление не психологического, а интеллектуального порядка; трагическая вина предречена от века, так что и боги виноваты; трагическую вину надо рассматривать не как личное преступление, а в общей связи судеб богов и людей; 5оЈа – гносеологическое понятие, «результат познавательной способности»; Аристотель абстрактный философ, «аристотелевскую фразу могли понимать только верующие» (в философию).
И, отвечая на обстоятельные возражения Ничева ему и другим оппонентам: да, что касается русской традиции исследовательской работы и в частности Аристотеля с его катарсисом, то действительно, можно сказать, остается чего желать. И если даст Бог будет второе издание моей книги, то я приму в соображение мысли диссертанта. Наконец, о преувеличении значения религиозного элемента у Аристотеля. Мы никогда не сможем ответить на вопрос, каковы субъективные мотивы Аристотеля. Будучи материалистом, он возражает Платону или – защищает трагедию как достояние религиозного мышления? Мне кажется, что в связи со своей теологией Аристотель воздерживался от радикальных мнений, чтобы не вызывать отрицательное отношение к трагедии. Однако он не мог выступить с прямой защитой трагедии.
30. 11. 1971. Году в двадцатом книжные люди пишут в библиотеку университета: «Я, несмотря на военное время, приобретал книги и могу выслать…». Они, конечно, ничего не собирали, а просто Германия была полна книг. Купив у этих людей книги задешево, выиграл университет бы. Но: «мы не можем выписать книги…». Тут ведь заваруха началась, с 1918 по 1923 тут ералаш шел. Денег не было, всё шурум-бурум. Так что журналов с 1918 по 1923 в библиотеках нет. А в Ленинграде они были! Я посылал тогда запросы туда. Статью туда написал, «Геометрический стиль в Илиаде Гомера». А в Москве ничего нет, потому что это 1921 год[89]89
89 Результаты всей этой работы см. А. Ф. Лосев. Проблема художественного стиля. Киев 1994, с. 130 слл. и др. (Есть другие издания.)
[Закрыть].
Наш общий учитель Моммзен сказал: «Das Buch ohne Index ist kein Buch».
5. 12. 1971. Энгельс писал: революция отняла у француза спокойную жизнь, теплое и уверенное самочувствие, веру в Бога, свободу действия и движения, отняла детское и наивное мироощущение, и что же она ему дала взамен? Свободу торговли. Реакция на это – романтизм, который всю эту мелочь выкинул и ударился в потустороннее. Энгельс: романтизм был нужен; все эти 50 лет люди не могли удовлетвориться тем, что в состоянии теперь свободно торговать. Хотелось другого.
Наивность, простота, детскость пропадают после революции, начинается будоражение, опасность, надо бороться за свое существование, требуются усилия, чтобы его поддержать. Поэтому якобинство необходимое следствие революции, как и сталинисты. На гильотине казнили, и ты знаешь, какие безобразия творились? Из собора Парижской Богоматери взяли чашу, из которой все причащались, и заставляли всех ходить и гадить в эту чашу, так что чаша скрывалась.
Это чтобы удержать человека в состоянии тревоги. Хочешь хлеба купить в булочной? Нет, становись в очередь… А несколько лет и хлеба нет, а только вши. Наконец ввели НЭП, а то помирали с голоду.
Революция – ужасная мистерия жизни, человек теряет наивность. Якобинство неизбежно для сохранения нового порядка – а потом реставрация. Тут уже приходит философия без гильотины. Это философия с человеческим лицом, Дубчек. Он же проповедовал социализм с человеческим лицом, за что его и убрали.
– Революция болезнь общества?
Я читал «Социальные неврозы»[90]90
Виноградов Виктор Владимирович (1895–1969), академик АН СССР с 1946. Проблема авторства и теория стилей, М. 1961; Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика, М. 1963.
[Закрыть], французскую книгу в молодости. Может быть, она где-то есть. Так этот автор рассматривает все войны, революции, переселения народов как социальные неврозы. Робеспьер это социальная истерия, и Сталин тоже. Стало нельзя жить свободно и спокойно. Куда-то надо обязательно ехать, что-то покупать, что-то делать, сидеть на месте нельзя… А раньше жили свободно и спокойно, в меру своего достатка. Тут вдруг ни к кому нельзя стало обратиться, ничего попросить, остервенение возрастает с каждым днем… Ты не читал Тэна, «Origines de la France contempo– raine». Богатые ссылки, он же ученый-историк. Сначала о времени перед революцией вышел его первый том, «L'Ancien regime». Потом три тома о революции. Боже мой, что
он там изображает! Это ужас. Прочти. О якобинстве, о том, как Наполеон пришел к власти… Тэн ведь ученый, реакционный историк.
А ты говоришь – почему? Почему истерик дает по морде? А кто его знает? Истерия штука очень загадочная. Возникают реакции совершенно несообразные. На какое-нибудь маленькое событие реагируют до драки. Потом расстраиваются.
– Но некоторые страны этому, кажется, не подвержены.
Какие? Англия? Америка?..
8. 12. 1971. Гильберт, аксиомы геометрии. По сути это отбрасывание аксиом, потому что вопрос об истинности этих аксиом полностью отпадает. Гильберта интересует только, действительно ли система вытекает из принятых аксиом. Тут открывается другое пространство, безотносительное к содержанию. [91]91
Белецкий Александр Иванович (1884–1961), Избранные труды по теории литературы, М. 1964. Ср. Лосев, с. 201 слл.
[Закрыть]
ЛЕФ. Томашевский. Эйхенбаум знал литературу и, будучи формалистом, умел подать структуру. Тынянов, Шкловский, Энгельгардт, Жирмунский – это основные формалисты. Особенно Тынянов.
Потом они разбрелись. Их разогнали. По разным углам продолжали свои теории.
Задумывают сейчас издание Аристотеля. Там Ойзерман путался. А мне не предлагают… Сам я не напрашиваюсь. Когда предлагают, я не отказываюсь. Есть Асмус, но он ничего не делает. Самое большое, имя поставит. Он занят изданием своих сочинений. Ойзерман опять же не филолог. Он даже греческих букв не знает. Туда надо же какую-нибудь рабочую скотину. Кто же скотиной будет?
Это дело вообще-то интересное. Но оно рассчитано на много лет, и надо будет отказаться от многого. Что ж я запнусь в этот текст Аристотеля… Тут надо три скотины. Если предложат, я возьмусь. Только медленно буду делать. Однако не предлагают. И слава Богу, что обошлось без меня.
Потом, может быть, там думают, что Платона я понимаю, а Аристотеля нет. Так с точки зрения обывателя. А знающий, например ты, поймет, что Аристотеля я ценю очень высоко, не ниже чем Платона. Могу, конечно, дать несколько мест, заимствованных Аристотелем из Платона. Это вот людям не нравится.
Асмус… Его много колотили, и он выработал такой стиль, что комар носа не подточит[92]92
97 Томсон Александр Иванович (1860–1935), член-корреспондент Петербургской ДМ (1910), профессор Новороссийского университета в Одессе (1897–1932).
[Закрыть].
Сон у меня плохой…
10. 12. 1971. Он (?) ученик Аванесова. Изучить заголовки статей в газете за 200 лет – целая диссертация, кандидатская, и хорошая ученая работа. Аванесов очень почтенный человек и большой знаток языка. Это большой человек. Когда приходит его ученик, то тут уж явно надо ожидать диссертацию повышенного типа.
Лазарев анализировал рублевскую Троицу. Рублев ангелов не рисовал, а просто контуры обвел. Так вот, оказывается, если только одну орнаментику, один только рисунок формальный рассмотреть, то уже понимается очень музыкальный ритм. Да по-моему даже если дать этот рисунок отдельно человеку, который не видел целое изображение, всякий скажет: какая музыка, какой временной поток выражен в этом пространственном стиле. Дело в орнаментике, рисунке.
Он блестяще доказывал, что тут идет временное колыхание. А когда просто смотришь икону, понимаешь не всё. Стиль будет тогда, когда просматривается живая структура, снятая с произведения.
В «Истории византийского искусства» Лазарева икона здорово проанализирована с точки зрения качества пространства. Оно не однородно. По Евклиду ничего не получилось бы, лица у иконы не было бы. Не было бы разных уплотнений и разрежений. Вроде бы Эйнштейн дает понять разную сжатость и разжатость времени; и то же есть в произведении искусства. Главное – разная степень пространственности.
Конечно, всё сперто Лазаревым у австрийских искусствоведов, Дворжака и других.
У Сакулина[93]93
Рождественский Юрий Владимирович.
[Закрыть] есть маленькая книжка о русском синтаксисе, он там вводит шеллингианские понятия. Аллегория – басня; конь, который говорит с Ахиллом, – символ.
Александр Викторович Михайлов. Опрыскивал деревья ядовитой жидкостью, и он ослеп на один глаз. Его сейчас травят… Что он не умеет
переводить. Он делает в своих переводах так, чтобы соответствовать стилю романтиков. А этот дурак Григорьян[94]94
Юрий Сергеевич (р. 1930).
[Закрыть] говорит, что получается не по-русски. Михайловский перевод Жана Поля забрили. Михайлов и так был в плохом настроении, а тут еще несчастье с глазом.
Оля[95]95
Дынник Михаил Александрович (1896–1971), член-корреспондент АН СССР (1958), с 1943 старший научный сотрудник, с 1968 заведующий сектором истории философии Института философии АН СССР. Государственная премия СССР (1943) за участие в создании трёхтомной «Истории философии» (т. 1–2, 1940-41).
[Закрыть] его нашла. Он все сделал, и всё направил. Вот прислали вчера вёрстку. Такой симпатичный малый, Саша Михайлов. Он по Клейсту работает. Значит, ему надо брать переводы, работа для других, а для себя что остается? Его работа о Клейсте не подвигается. Вот теперь поспорил с Геннадием Николаевичем Поспеловым. Он – Геннадий Николаевич – смирный, но почему-то они поссорились.
… Как судьбы нет? Что же, мы судьбы не видим, которая может каждую минуту случиться? Судьба подлинная реальность; мы живем в мифологии. А ты говоришь – законы природы. Нет, раз уж ты обратился к истории, тут сплошь всё судьба. Поэтому античное учение о судьбе есть максимальный реализм. По крайней мере, античные честно о судьбе говорят. А тут у нас везде – обман!
12. 12. 1971. Под нравственностью в античности понимали не мораль, а особое духовное состояние, любви, магического и духовного обожествления. Магия начинается тогда, когда я = не-я. Вот Эмиль Золя. У него любовь дана как небывало острое ощущение телесного мифа. В любви человек действует не как он сам, а как тело. Поэтому любовь магия.
Urphanomen у Гёте то же самое, что платоновская первосубстанция.
Григорий Постников переводил Новалиса без системы.
Русский человек ведь это же каша и сумбур. Редактора всякие параграфы там, главы просто выкидывают из моей рукописи. Например, я писал «Античную мифологию в ее историческом развитии». Редактора упражнялись, ухудшили и замусорили, что-то кашеобразное получилось. Потом директор издательства еще посмотрел. Я привожу немецкого автора как положено, со страницами. Так он повыкидывал все номера страниц. Почему?! Русский сумбур. Надо, чтобы был сумбур. Иначе – буржуазный предрассудок. Ну что
могло руководить таким человеком, кроме такой… страсти к хаосу?
Другая редакторша, когда время было космополитическое, выкинула у меня все иностранные ссылки. Я говорю: не могу в таком виде печатать; я ведь излагаю Виламовица, Керна «Mutter Erde». Если оставить без ссылок, то скажут, что либо с ума сошел Лосев, либо плагиат. Я бился несколько месяцев. – Это же ведь записки, мемуары надо писать, как эта женщина истерически билась, чтобы не было иностранных имен.
В результате бессмысленной борьбы, бессмысленных встреч, словоизлияний я добился, что некоторых авторов снабдили ссылкой. Но отнюдь не всех. «Довольно, довольно, вы уже и так ссылались». И вот эта битва шла несколько месяцев. Я добился только того, чтобы ссылки были по крайней мере на самое главное. Остальное получилось плагиат. Слава Богу, что в России нет специалистов по мифологии. А то бы сказали, что здесь половина или четверть списаны у других без указания авторов.
Правда, такая книга у меня была только одна. Другие хотя и тоже пробивались с трудом, но уже больше по плоскости стиля, распределения материала. А в том случае ведь был фактически подлог! Ты бы живот надорвал! Это, говорю, «Античная мифология в ее историческом развитии».
Теперь чуть легче. Мои старые книги плод кровавой борьбы с редакторами. Например «Античный космос». Я же понимаю Платона живо, но всё живое оказалось выкинуто. Хотя редактора ничего не понимают, но у них есть инстинкт. Инстинкт это торжество механизма и смерти. Не имея ума, имеют инстинкт удушения жизни. Он всё удушил. В результате книгу читать нельзя.
Начиная с «Парменида», правда, уже мало трогали. Там труднейшая логика, которую никто не понимает. А живое, восхождение и так далее – всё выкинуто. Оставлено только трудное филологическое, которое никто не поймет. Пояснения живые выкинуты. Теперь всякий человек, увлекшись заглавием – «а, интересная вещь!» – на второй странице бросает читать. Только чистая логика оставлена. В моих объяснениях была структура космоса, но и она выкинута.
Ну просто невозможная была вещь. Сейчас стало легче. Этого ужасного периода ты не знаешь.
А вот все-таки даже и теперь. Идет мой первый том «Античной эстетики». Молодой человек, редактор, взял рукопись и задержал, надолго. Потом приносит: всё живое опять вычеркнуто. Всё переиначено, неузнаваемая картина. Это не мой труд, я так не могу писать! У меня логика, продумано, а тут сумбур. Я просто ушел в другую комнату, не стал разговаривать. Но тут вступилась Аза, стала умолять, упрашивать, доказывать… Ну, ладно. Через 2–3 недели он приносит – всё вставлено обратно. Но у меня были связующие фразы, а он их не вставил! Получилось фрагментарно. Это мне чуждо. Я очень слежу всегда за логикой, я сумбура не терплю.
Он либо забыл эти связующие фразы вставить, либо намеренно не вставил. Абзацы вроде бы мои, но связи между ними нет! Мне читали, я расстраивался, чуть не плакал… Меня успокаивали. Я вставил обратно связующие фразы – он вписал половину этих фраз, а половину не вписал. Так и вышла книга, в которой много мест фрагментарных. И никто не поверит, что это просто издевательство молодого человека над старым ученым.
И в результате всего издательство накладывает штраф! Я превысил допустимую правку! Больше 10 % от общего объема правки делать нельзя! Значит, всю эту мерзость, которую проделал редактор, он на меня навалил. Я должен был оплачивать. Слушай, я говорю, я не гоняюсь за деньгами. Возьми с меня за сверхурочную работу, я тебе охотно заплачу. Но ведь теперь мне несколько тысяч штрафа придется платить за твои же безобразия. «Да, говорит, неловко получилось… Ну да ладно, уж лучше вы заплатите штраф…» Пришлось заплатить огромные деньги, несколько тысяч.
Это можно написать десять томов, какие были редактора, как они невежественны и во что превратили мои труды. Сейчас стало легче, но всё равно то и дело получаешь по морде. Не поймешь почему. Какой-то инстинкт действует. Русского сумбура, и еще чиновничьего государства. Во-первых, редактор должен много делать. Надо напачкать, наворочать, наврать. Тогда начальство скажет: «Хорошо, много работает»…
А при Сталине – так было просто невозможно. Никто не знает тех страданий, тех унижений и тех оплеваний, которые я претерпел. А еще завидуют, что я так много напечатал… И тебя будут мурыжить. Не может быть, чтобы переводчика не били, не мучили и не мурыжили.
Или вот еще – вычитка. За пятьдесят лет я не могу понять, что такое вычитка. Я как-то спросил Кашкарова[96]96
«Ямбы».
[Закрыть], что такое вычитка, а он говорит, не знаю.
Вот с марта по декабрь мурыжат. И денег не платят. А жить надо. На что же жить? Я живу на иждивении жены, потому что вся моя зарплата уходит на оплату секретарей, перепечатку и так далее. Когда мне что-то делают, я-то плачу сразу. Я считаю это дикостью, сказать: «Володя, приди за деньгами в феврале». А им – ничего, хоть подохни. Ни копейки не платят. И всё сам делай, переписывай, исправляй, так что выдача денег в конце имеет чисто формальное значение, потому что всё давно уже оплачено помощникам, вымучено, роздано.
Мы тут сдавали с Азой «Античную литературу» в Учпедгизе, так там не то что ничего не дали во время работы, но заплатили только через год после печатания. Это же какое-то крепостное право, колониализм. Ну хорошо, я имею оклад, а масса же людей не имеет. Мало ли людей живет литературным трудом? Так спрашивается, на что же им жить, если им не платить? Вот как-то живут, оборачиваются.
15. 12. 1971. Когда мне не спится, я перевожу с русского на латынь и греческий. Что придется. Стихи, молитвы, разговоры… Когда переводим на латынь с аспирантами, то идут только стихи Пушкина, Лермонтова и Державина. «Я помню чудное мгновенье…» – это же и легче перевести. Это легче сказать по-латински, чем какую-нибудь тошнотворную гадость из Попова.
Как ни стараются сделать Кроче абстрактно-идеалистическим, но ведь у него правильное выражение есть эстетика. – У него было 60 тысяч томов, библиотека в несколько этажей. И когда он о чем беседовал, то говорил: «Вот это надо посмотреть», «сейчас это посмотрим». Смотрите, читайте! Так что это была голова… не русопетская голова.
Его всё время затыкают, игнорируют и воруют из него.