355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Алексей Лосев » Алексей Федорович Лосев. Раписи бесед » Текст книги (страница 6)
Алексей Федорович Лосев. Раписи бесед
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 18:46

Текст книги "Алексей Федорович Лосев. Раписи бесед"


Автор книги: Алексей Лосев


Соавторы: Владимир Бибихин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

Я спросил А. Ф. о Пушкине.

Пушкин? Как поэт он неплохой, а как человек… он по натуре мещанин, вел себя в молодости как разгульный мальчишка. То пьянствовал, в 18 лет заработал белую горячку, с декабристами путался, а они его считали хлыщом, ненадежным. Он нигде никогда по-настоящему не служил, финтил, метался, менял увлечения… Потом женился, правда, имел много детей. Но тоже, семейный человек, сделал глупость, затеял дуэль… Это шпана. Выродившееся дворянство. Однако стихи – хорошие. Сделал он, правда, не так много. Вот вещь, «Борис Годунов». А то – стишки, две-три поэмки, читать нечего. Но одаренность большая… За что его люблю – за напевность, немногие имели такой дар. Поэтому когда спрашивают, проза у него или поэзия, то все-таки поэзия.

Был поэт не менее одаренный, Бальмонт. Он мог писать прямо набело; легчайший стих, воздушный. Пушкин и Бальмонт – нет, легче их, поэтичнее никто не писал, и в смысле стиха, и в смысле словотворчества.

А Есенин? Что в нем такого? Не выношу. Алкоголик безнадежный, имел 20 жен, от всех имел детей, и милиция его сколько раз на улице поднимала – не выношу…

Да, Блок – не менее одаренный, тоже спился. Он был по политическим убеждениям эсер, ему поручили при Керенском проводить следствие в царском дворце. Наивность, хотели найти какие-то обличительные документы. Он там

что-то описывал, возился с доносами. И тоже сдох сорока двух лет от пьянства. Я таких не люблю.

– А кого вы любите? Тютчева.

– Не слишком ли он далек от жизни?

Рекомендую, с Вячеславом Ивановым ознакомься, если еще не знаешь. Возьми его «Cor ardens», возьми… «Прозрачность», «Кормчие звезды». В эмиграции он написал «Свет вечерний», чудные стихи. Твое это мещанство и твой быт, которые преклоняются перед Пушкиным, – это глупость. Конечно, Вячеслав Иванов поэт для избранных, надо глубоко читать, уметь понимать. Каждый стих у него образ. А это?..

Я помню чудное мгновенье —

нет образа.

Передо мной явилась ты —

нет образа.

Как мимолетное виденье —

пошлый образ.

Как гений чистой красоты —

пошлятина.

Передо мной явилась —

банальность.

Как гений – банальность, ничего не видит, никакого образа.

И божество, и вдохновенье, И жизнь, и слезы, и любовь —

гаже. Хорошее стихотворение, но – не поэтическое. Он издеватель, у него на все только пшик, ходит, поплевывает на всё:

Мой дядя самых честных правил, Когда не в шутку занемог, Он уважать себя заставил И лучше выдумать не мог —

никакого образа.

Но, Боже мой, какая скука С больным сидеть и день и ночь Не отходя ни шагу прочь!

кончается тоже полной пошлятиной. Племянник сидит у постели больного дяди и думает, «когда же черт возьмет тебя» – что за сволочь! И так там всё.

Месье Жаке, француз убогий, Чтоб не измучилось дитя, Учил его всему шутя,

и так далее, проза и издевательство.

Его отец понять не мог… Бранил Гомера, Феокрита, Зато читал Адама Смита —

пошлятина и проза и издевательство. Над всем издевается. Только вот Татьяна более или менее прилично. Ленский – так он над романтизмом Ленского издевается. Отвратительное произведение, «Евгений Онегин», отвратительное. Кроме Татьяны, всё остальное пошлятина. Безобразие.

Ну, «Борис Годунов» конечно классика, серьезная вещь. Но ведь и тyт тоже над всем издевается. Митрополит жалкая фигура. Чтобы со слезами умолять царя, люди трут луком глаза. Так что это окружение царя все насквозь пошлое.

Только сам Борис Годунов сделан более серьезно. Но опять же: тема взята не по плечу, тема шекспировская, а что там шекспировского?

И так всё. Или быт, или пошлость, или наплевизм. Поэт хороший, но не настолько, чтобы я перед ним преклонялся. Эпиграммы эти дурацкие, до неприличия грубые, хотя сам-то он барин. Стремился к народу, и если бы не погиб на дуэли, это был бы Некрасов в 60-х годах. В то время как Лермонтов это был бы Достоевский.

Последнее занятие перед дачей, А. Ф. дает задание по 'Ьягуоцц («Послезаконию») Филиппа Опунтского. На полстранички вступление – или на страницу, – потом композиция диалога. Вступление: кому принадлежит сочинение, на основании чего мы так думаем; хотя это и не чисто философское произведение, тем не менее присоединение его к Платону идет с древности, и оно настолько характерно, что и все цитируют «Επινομίς» как платоновский. Сначала без заголовка пойдет вступление, а потом, когда перейду к композиции диалога, сначала введение, всего может быть три-четыре римских цифры, потом с абзаца – арабские, но с указанием номеров страниц. Может быть, будет заключение, а не будет – не надо.

Критические указания к «Επινομίς». Указать на что-нибудь новое, отметить термины новые, места неясные, 5 страниц. Или 4–6. Сам диалог очень маленький. А композицию дать подробно. Если критические замечания будут не в моем плане, тогда перепишем.

Мудрость в «Послезаконии» исключительно космическая. Всё должно подражать небу. В этой мудрости очень мало духовного и мало возвышенно личностного. Само-то небо, конечно, возвышенное, но в физическом смысле слова. Небо жилище богов, высокое, гармоническое, но духовности я в этом не вижу, личности нет, личность пробивается очень слабо. Чувство греха, слезы, покаяния, исповедь, интимность чувств – всё это чуждо Платону, и Плотину тоже. Но кое-что пробивается, например речь Алкивиада в «Пире»: «Сократ, ты мне жить не даешь, ты со мной всегда… От тебя некуда деться, ты мне противен, ты меня разоблачаешь, хотя…» – тут покаяние, исповедь, раскаяние, личность пробивается. Конечно, не сравнить с христианством. В христианстве человек гибнет в яме, вылезти сам не может, молит об искуплении. Христос его спасает. Тут и слезы, и исповедь. Открывается другой мир.

У Платона, я говорю, всё это отчасти тоже есть, но у него всегда присутствует вечный фон: свет, небо, идеи. Личность там дана в спокойных тонах, нет чуда, слез. В христианстве почитается Мария Египетская, которая была проститутка, грешница, как Мария Магдалина. О Марии Магдалине мало что известно, а о Марии Египетской есть жития, расписанные более подробно. Ей сказали однажды, что пророк тут один появился, ты бы пошла посмотрела на него; кто знает, исправилась бы жизнь. Да что смотреть, отвечает, пустяки. Однако пошла. Как привели ее к Христу – она едва взглянула, пала ниц, сразу стала каяться, потом ушла навсегда в пустыню и так в слезах и покаянии там умерла. Ее память совершается на страстной неделе в среду. Житие написала инокиня Кассия, так ярко написала, куда тебе Достоевский. Тут полное превращение человека через раскаяние. Другой образ христианства – это разбойник на кресте. Низкая, позорная казнь. Самой низкой смертью Христа умертвили, и его тоже. Перед смертью он произносит только одну фразу: «Помяни мя, Господи, во Царствии Твоем». И слышит ответ Христа: «Днесь будешь со мною в рай». Вот такие переживания чужды античности, абсолютно чужды. Ну, в античных трагедиях плачут, но этой духовности, этой личности в язычестве нетy. Поэтому в «Послезаконии» холодное небо. В христианстве «несть человек, иже жив будет и не согрешит», и христианство серьезно относится к этому и к покаянию. В античности слез покаяния нет. Я должен быть точеным, правильным, как звезды. Нет места для греха.

Аристотеля превозносили католики, понимая его формально– философски. Они Аристотеля используют, чтобы стройно было всё в догматике. Платону, правда, объявляли анафемацию три или четыре раза за язычество. Отцы Церкви – они пользовались и Платоном, и Аристотелем, и неоплатониками, потому что выше этого не было мысли; но применяли всё по-своему.

Мысль Платона и Аристотеля, наверное, сильнее всех. Наверное, сильнее Гегеля. Явление редкое в смысле мышления и логики. Чудо-иищное явление. Платона «Парменида» ведь читать невозможно[49]49
  И. И. Ревзин, работы по моделям в языкознании, машинному переводу.


[Закрыть]
! Это же трудная вещь! Я вот несколько раз читал, и всегда вижу что-то новое. Но я же на этом собаку съел. А другие, прочитав страницу, бросают.

«Языческие добродетели для нас – блестящие пороки», говорил Августин. Ахилл герой, мужественный воин, но какая там у него добродетель, если он истерику задавал как последняя какая-нибудь баба. Потому все эти античные добродетели только блестящие пороки, гениально сказал Августин. Сам он был долго язычник, потом крестился, но глубоко пережил христианство. Он всё перевернул, приобрел огромный авторитет. И в его «Исповеди» появляется уже настоящая личность, первая в истории. У Платона и Аристотеля невероятно тонкая мысль, но они далеки от христианства.

А нужен мне отдых… Совсем не сплю…

26. 6. 1971. Письма Платона. Раньше считали, что они не платоновские; теперь пятое, шестое и седьмое признаются подлинными. Кондратьев[50]50
  Ср. Лосев, с. 134, 159–160 и ниже запись 7. 5. 1978.


[Закрыть]
был переводчиком этих писем. Он переводил еще «Дафнис и Хлоя», Павзания, Прокопия, византийского историка, два тома. Кондратьев, хотя глубоким стариком умер, не успел отчеканить перевод писем.

Terminus ante quern – знаешь что это такое? Крайняя дата, до которой нечто совершилось. [51]51
  51 Подразумевается человеческая, в таком случае получаем ересь несторианства.


[Закрыть]

3. 7. 1971. У Платона идея иногда существует прикровенно. Идея ведь вид не только внешний, но и внутренний.

Подражание категория диалектическая, потому что вещи подражают идеям.

Κλωθω– прядущая, Λάχεσιζ– дающая по жребию. Значит, имеется в виду нить определенного размера?

Это вздор (что нельзя повторяться)! Потому что они понимают статью как таблицу логарифмов[52]52
  Ср. 15. 7. 1974.


[Закрыть]
.

14. 7. 1971. Веды превосходят Гомера. Но Гомер превосходит Веды историзмом. Винкельман говорил (А. Ф. скандирует): «Впервые Гомер дал повествовательное изложение эпоса». Так называемые гомеровские гимны только приписываются Гомеру, на самом деле они более поздние. Вересаев их переводил. Гимн III – рождение и проделки Гермеса. Чего там только нет.

Это счастливый момент моей жизни, когда ты мне даешь эти бумажки. (Неделями составляем заготовки, потом вставляем их в рассчитанное место, и бумажка, над которой так много работали, не сохраняется.) Счастливый момент, уничтожаю с наслаждением. Какое удовольствие, взять и повесить на гвоздик, чтобы завалу и хламу не было.

Я работал безумно, и днем и ночью, не считаясь с едой, ни с чем; просидеть десять, двенадцать часов подряд мне ничего не стоит. Так вот получилось, что… Рефлексы нервной системы извращены, а не истощены. Я человек здоровый, не истощенный, могу кулаком дубасить по стене. Для человека неестественна научная работа. Какое животное будет десять часов сидеть в Ленинке? корректировать книгу в 900 страниц? Научная работа естественна до известного предела – я его перешел. Я был слишком сильный и здоровый человек, и я тогда плевал на всё это. Теперь – снотворные не помогают.

Теперь, когда я сдал третий и четвертый том, и всё это сделал я oт летних занятий до 1 февраля, два тома, по 45 листов – сейчас редактора читают и обещаются осенью пустить в набор, – я вижу, что очень пересолил, с апреля хожу больной. Руки-ноги болят. Восстановить нервную систему надо. Расстроить ее легко, а восстановить… Зa эти недели, как я здесь, ничего я еще не восстановил.

А тут прибавилась наховская диссертация. Я с большим удовольствием и пафосом делал о ней доклад на защите. Но после всего напряжения работать как-то не хочется. Зима была тяжелая. Теперь надо заткнуть фонтан красноречия», как говорил Козьма Прутков, ибо и фонтану надо отдохнуть».

Понятие античного раба – сложное понятие. Теперь так разъели его… Что будто бы античный раб это животное, при котором нужен погонщик, это ты оставь. Там же все воспитатели, учителя по-нашему, были ведь рабы.

Я всегда поражался скороспелости этой культуры. Один 5 век всё вместил.

На классическую Грецию дай Бог 50 лет падает. Это Виппер говорил. Я и сам тогда думал – что такое классическая Греция! Сначала это же ничтожество! В 6 веке – ничто, в середине 5 века – расцвет. Это загадка, между прочим, мировая загадка для историка. Я вот не знаю, как Тойнби об этом думает. Он ведь глубокий. Тут у него наверное какое-нибудь объяснение глубокое. Я думаю, Тойнби, который написал 12 томов истории культур, знает. Хотя он первоначально специалист по истории Рима. Когда стал знаменитостью, стал писать эти тома, где у него вся мировая история расписана по 21 культуре. Из этих культур некоторые, правда, абортивного характера.

Я бы тебя заставил Тойнби читать, но слишком много на руках дел.

Homo homini tignum est[53]53
  Ср. Лосев, с. 132.


[Закрыть]
, а не lupus. lupus – это слишком роскошно.

Путаница у Пиррона. Сам он был жрец[54]54
  Национал-социализм.


[Закрыть]
, а учил скепсису, утверждал, что мы ничего не знаем о богах.

Малеин, латинист. Его фамилия от греческого города Μάλέια. Н. В. Брюллова-Шаскольская ученица Малеина. [55]55
  См. Лосев 246


[Закрыть]

Театр… Расфуфыренные женщины… Античный театр, великая культура.

Элеаты – Парменид, Ксенофан… Ксенофан учил о едином бытии.

Киренаики – гедоники.

Жить-то надо, но ты не уверен…

По Платону и Аристотелю вещи даны прямо, а у скептиков – они даны-то даны, но в сознании преломляются, искажаются. Античность в целом, конечно, признавала существование вещей. Скептики тоже говорили: или я признаю объект и ищу его, или объекта нет.

У Фихте всё вытекает из Ich, из внутреннего субъекта. Фихте, ученик Канта, принял от Канта непознаваемость вещи в себе. Кант говорил, что мы не имеем интуиции Бога, души, мира. Когда начинаем обо всем этом рассуждать, наше сознание рассыпается на противоречия. Но идеи Бога, души, мира необходимы, потому что без них невозможно ничего знать. Бог необходимо существует как принцип единства и целостности мира, иначе мы лишимся мира. Поэтому – душераздирающее противоречие у Канта. С одной стороны, Бог существует априори с необходимостью, с другой – Он нам не дан никаким постижимым образом. Идея Бога есть таким образом регулятивное, но не конститутивное начало. Такая идея придает наблюдаемым вещам общность, единство. Так мы, например, говорим в целом об античности, о Средних веках и т. д. Мы умеем схватывать целостность явлений. Но признавать такую целостность еще не значит познавать Бога и тем более верить в Него. Кто же тогда Кант? Атеист? Ничего подобного. «Я, напротив, – говорил он, – хочу освободить веру от разума. Она должна верить свободно». Тут конечно у Канта путаница. У Гегеля здесь нет никакой путаницы. Абсолютный монизм.

Что же такое у Канта душа? и Бог? Они вещи в себе? Тогда я их не познаю и

в принципе не могу познать! Какая в таком случае у меня может быть идея? – Споры вокруг этой путаницы у Канта длились десятилетия. На Западе эти споры не прекращаются по сей день. Кант забил тут такой гвоздь, такой осиновый кол, что до сих пор неизвестно, как его надо понимать.

Поэтому Фихте, принимая это всё у Канта, говорит что вещи суть категории субъекта. Стоило после этого субъекта отбросить и оставить только категории, как получился Гегель.

Кант одной ногой стоит в 18 веке, своим дуализмом. Но он уже почувствовал, что в основе вещей есть что-то дубовое, непроницаемое. Он сделал много, но из путаницы не вышел. Канту говорят: смотри, люди молятся, значит есть Кто-то, кому они молятся. А он: разве я говорю что Бога нет? Научно я доказываю невозможность постичь Его, но ведь рациональное познание еще не всё. Есть область морали, в ней правит категорический императив. Он есть нечто субъективное, но и объективное тоже. Мы бы вместо категорического императива попросту сказали – совесть. Благодаря совести человек впервые знает, где добро, где зло.

Категорический императив у Канта это абсолютный критерий, который находится в самом же субъекте. В области морали можно обойтись без разговоров о Боге. Конечно, с объективно-исторической точки зрения мораль имеет ближайшее отношение к Богу. Но мораль ведь может быть и без Бога, например социализм, который учит, что правильно в человеческих поступках, а что неправильно. Руководясь каким-то критерием оценки.

Постой, щас, постой, Володя, я сейчас придумаю, что-то я хотел сказать…

18. 7. 1971. В Грузии идет подготовка к изданию «Первооснов теологии» Прокла. А. Ф. рад.

У них был Иоанн Петрици; это 12 век, грузинский неоплатонизм. Петрици считается продолжателем Прокла. Хидашели[56]56
  56 Большой театр, 1925. Брунгильда – К. Г. Держинская, Вотан – А. С. Пирогов, дирижер А. М. Пазовский.


[Закрыть]
написал о нем книгу «Мировоззренческие течения 12 века». Грузины мне заказали перевод «Первооснов теологии» для внутреннего употребления в их институте [57]57
  57 Е. М. Штаерман, исследования по истории рабства, в основном в Риме.


[Закрыть]
. Будет указано: «Перевод Лосева». Для них эта вещь

Прокла имеет гораздо большее значение чем для русского мужика, который больше пьянствовать всегда был расположен чем Проклом занимался.

«Первоосновы теологии» важный трактат. На Востоке от него зависят Дионисий Ареопагит, Максим Исповедник, Симеон Новый Богослов. На Западе Иоанн Скот Эригена, Фома Аквинский, который увлекся и Ареопагитом, и этим трактатом. Николай Кузанский в 15 веке базируется на нем. Поэтому Средние века нельзя изучать без этого трактата.

Только Лосев в России занимался этим периодом. Остальные отделывались: магия, мифология. Но если Прокла отбросить, то и Платона надо отбросить. Как различить, где у Платона философия, где религия? Народных богов, конечно, Платон, да уже и Сократ, не признавали. Переделывали. Например, Эрот у них – чистейшая философия. Учение о круговращении душ философски трактуется в смысле мироустройства. У Платона очень много гениального и интересного. Но в нем так мощно била эта сила гениальности, что он не мог свести всё воедино. Ни Аристотель не мог.

А неоплатоники – у них продумана каждая строка Платона. Десятки комментариев! Во – такие томины! И всё немцы издали, Прусская академия наук. Каждое платоновское слово для неоплатоников божественно. Каждое истолковывалось бесконечно глубоко. Сейчас, конечно, к платоновскому тексту относятся трезвее. Но и я тоже думаю, что не может быть, чтобы такой гениальный человек так небрежно иногда писал. Тут явно не обошлось без ошибок переписчиков.

Редактор солидный, Моисей Исакович Иткин, редактировал мой перевод Στοιχείωσιζ θεολογικη «Первооснов теологии». У него был в распоряжении и Доддс. Иткин всё это тщательно сделал. Но всё-таки еще раз посмотреть надо.

Философы в Грузии мои хорошие знакомые, отчасти даже приятели. Я решил печатать «Первоосновы теологии» там, место есть.

Я, как страдавший много и ущемленный, и отдельными людьми и издательствами…

В поле влияния А. Ф., среди его аспирантов, расширяется филологическая работа. Он внимателен и хорошо расположен к ней. Саша Дорошевич, говорит он с уважением. Его жена, Наташа, написала диссертацию «О типах античной буколики».

… Миллионы погибли в лагерях. Всего в целом пятьдесят миллионов

погибло в сравнении с тремя тысячами Робеспьера. Не снабжали во время войны. В чем дело? тип людей виноват? Нет, всякого типа люди пришли к власти. Чичерин дворянин, Ленин дворянин. Просто такой период истории пошел – алогический, зверский. Дирижер управляет палочкой, Ленин оглоблей. Куда повернет… Оглобля и Сталин. По нему формировался целый тип людей.

Наполеон вешал людей, города сжигал. Гитлер, Сталин, Наполеон – рядом с ними не было других таких деспотов. Наш Николай I, это же был сплошной либерализм. После восстания декабристов пять человек повесили, 150 сослали. Небывалый либерализм. За Пушкиным ухаживал. Такой же был Николай II, когда вся Россия гремела против православия и собрался вооруженный лагерь против самого Николая II. Когда Трепов был в Одессе, одна эсерка убила его шестью выстрелами в грудь – раз, два, три, четыре, пять, шесть, – и ушла[58]58
  Роберт Ф. Кеннеди, смертельно ранен 5. 6. 1968.


[Закрыть]
.

А сейчас в Америке какая преступность! Хлопают президента. Убийца неизвестен![59]59
  59 Д. М. Петрушевский (1863–1942), историк-медиевист.


[Закрыть]
Но ведь этого же не должно быть! Хлоп еще – брата президента. Убийца известен, это женщина-палестинка. С ней гуманно обращаются. Небывалый либерализм; результат высокой оценки личности. – Рассказывали о палаче, который расстреливал людей. У человека рыбьи глаза, пустота во взгляде. Спрашивают его, сколько убил; говорит, сколько волос на голове. Это действует обостренное чувство личности в нашей цивилизации. Нельзя убить безнаказанно. Личность вообще нельзя убить.

На Востоке иначе, там нет чувства личности. Власть человека режет как лимон. Японцы почему идут в огонь, когда им прикажут? Чувства личности нет.

Разговор Алексея Федоровича с редактором Платона в издательстве «Мысль», Сесиль Яковлевной Шейнман-Топштейн. Уступки А. Ф. в мелочах и огромная настойчивость в главном. «Платон отказался от учения об идеях? Да, но только в бытовом смысле». «Полицейско-абсолютистское завершение эстетики Платона» – да, мы должны говорить именно так.

Когда А. Ф. диктует, его мысль вращается в области, неподверженной чувственной судороге. Мысль не связана чувственностью, но при этом конкретна из-за привязки к идее. Абстрактные схемы перед такой мыслью легко падают.

1. 8. 1971. Кепка[60]60
  Константин Константинович Случевский(1837–1904), стихотворный сборник «Песни из 'Уголка'», 1902.


[Закрыть]
есть единое и непознаваемое. С другой стороны, кепка есть множественное. Но в любом случае кепочность имеется в каждом моменте кепки, одновременно и везде, одинаковая и неделимая.

… совсем нефилософское значение – районное что-то.

Платон более объективен, а Демокрит – идеалист.

Прижали, но конечно не как при Сталине. Надолго? Ненадолго. Очень меняются времена. С Солженицыным у властей полное поражение. У него везде адвокаты, везде его печатают. Солженицын пишет вполне по-советски. Единственная разница в том, что он пишет картины, которые мы скрываем. Это просто реализм! Зря его гонят. Так Хрущев глупо сделал, что уложил Дудинцева за роман «Не хлебом единым». Хвалить надо!

Хрущев вообще-то умный. Он поставил Россию рядом с Америкой. Вооружил, атомное оружие создал. Америка теперь не меньше, но и не больше нас. При Хрущеве была миллионная реабилитация. Он поссорился с бандитом Мао Цзедуном. Хрущев учел новые веяния. Но сама партия не доросла до того, чтобы печатать Библию в Госполитиздате. Печатают в Академии наук и не продают – это же смешно!

Я думаю, скоро все это должно кончиться.

8. 8. 1971. А. Ф. берется за тему стиля:

Меня интересует, первое: разграничение эстетического и художественного в стиле, и второе: классификация стилей. Хотя я тут не признаю никого, свою

Семья Соловьевых. Сергей Михайлович Соловьев, знаменитый историк. Владимир Соловьев, его сын, философ. Всеволод Соловьев, романист, написал «Вольтерьянцы», Поликсена Сергеевна Соловьева, поэтесса, писала под псевдонимом Allegro… Всё это у меня было, но пять тысяч книг погибло в августе 1941 года. Фугасная бомба попала в дом. Одна из самых больших катастроф в моей жизни.

У Allegro стихи грустные, благородные, далекие от суеты и красочные. Она поэт один из предсимволистов. Михаил Сергеевич был так себе, мелкопоместный публицист и переводчик. Но его сын Сергей Михайлович – крупный, исключительно религиозный символист. Он священник, католический, потом православный, потом католический, раза 3 переходил туда и сюда. Умер он пятидесяти трех лет, от мозгового заболевания, граничившего с психическим. Я в 20-х годах в Академии художественных наук, где я работал, там с ним встречался. Личность глубокая. Это его метание характерно для катастрофы русской культуры и переходного периода. У него сборники стихов «Апрель», «Цветник царевны», «Возвращение в дом отчий». Светская душа, погруженная в хаос, возвращается в дом отчий. Один из лучших поэтов.

По Канту, долг исключает удовольствие. Шиллер даже говорил: я должен испытывать безобразное чувство, вот тогда я совершаю долг.

Там у меня (в предисловии к I тому «Сочинений» Платона) дается портрет, который был чужд пятидесяти годам советской историографии.

Когда мне дают пятисотстраничную книгу, я могу освоить ее в час или два.

Поэтому профан тот, кто спрашивает, видя большой список в библиографии: «Вы это прочли?» Словарь разве читается? И книга. Какой метод? какой стиль у автора? – это узнается сразу.

Когда переводчик переводит, он выходит за пределы языка и переводит речь и дает речь, а сам язык остается непереводим. Французы говорят comprendre, немцы verstehen, в обобщенном смысле то и другое, поскольку одно и то же, не речь, а язык, – в общечеловеческом смысле. В языке можно выделить физиогномические черты. К каждому слову можно написать комментарий на две страницы.

9. 8. 1971. А. Ф. втянулся в книгу о стиле. Лео Шпитцер, Карл Фосслер, Борис Владимирович Горнунг (Проблемы современной филологии, Москва 1965, с. 89). «Скажи пожалуйста, тебе ничего не говорит имя Бурон?»

Искусство это сила выходить за пределы искусства. Один разбойник оказался перед Богоматерью Мурильо. На миг только посмотрел на нее – и раскаялся, стал просить: судите меня за это, за то… Стиль действовал всегда. Он художественное явление, но за ним тайна, которая заставляет преобразовывать действительность.

Имена и идеи только ведь и действуют в жизни, ничего другое не действует.

Алоиз Ригль: у него сложилась первая формальная система изучения искусства.

Стиль деловой проповеди, стиль приказов. Дьяковские книги, дьяки писали приказы. Но Татищев писал своим стилем.

«Модель мира», это выражение немцы часто применяют в отношении античной литературы. Weltmodell (Рейнхард).

Поэт: надо изучать то, что он дает.

Тимофеев, член-корреспондент. Его учебники ходовые; месиво ужасное. [61]61
  Константин Михайлович Фофанов (1862–1911), сборник стихов «Тени и тайны», 1892.


[Закрыть]

10. 8. 1971. Сейчас авторы Алексея Федоровича – Оскар Вальцель, Макс Дворжак, Генрих Вёльфлин. В стиле есть тайна, говорит А. Ф. Он хочет исправить позитивистскую односторонность австрийско-немецкого искусствознания. Стиль субстанция искусства, и у каждого художника тайна своя.

В настоящем искусстве есть момент эстетического становления, которое никогда не останавливается. В самом деле, почему картину смотрят несколько раз? Там струится бытие – становится, если говорить философским языком. Люди стоят перед Рафаэлем подолгу. Из его вещей постоянно эманирует субстанция. Теперешние исследователи бьются, стараются выразить, что здесь происходит…

Одного Веселовского год целый надо изучать.

Gestaltpsychologie превратилась в учение о символе, в учение о структуре.

Он (Андрей Белый) претендовал на роль Горького… Но это ему предоставить не могли. Ну, конечно, гениальный человек был в свое время. Один из последних обломков своего времени и символизма. При таком напоре и при такой живучести, как у него, мог бы еще двадцать лет писать.

Другой символист, Сергей Михайлович Соловьев. Его не тронули. Но он опасно заболел и умер и избавил советскую власть от необходимости писать ордер на арест.

Иванов остался заграницей и был заведующим русским отделом в Ватиканской библиотеке, преподавал английский итальянцам. Ни Белый, ни он не популярны. У них такая словотворческая сила и такай образность – кипучая. У Маяковского тоже словотворчество. Будем бить всех Луёв». Маяковский остался новатором и футуристом, не забывая себя и свою карьеру. Но все-таки его запретили и 1930–1934 годах в награду за то, что он так отчаянно прославлял Ленина и партию и революцию. Потом уж его родственники подняли бучу. Сталин в 34-м году разрешил пустить его. Достаточно было того, чтобы Сталин сказал о нем: «Один из величайших поэтов нашей эпохи…» И на другой же день пошли заказы из издательств.

16. 8. 1971. Троцкая. Я ее еще захватил. Дама парижского типа. Ни на что не нажимала, либеральничала.

Чудо. Поезд с Троцким.

Данте: тектоничность. Романская структурность и скульптурность.

18. 8. 1971. План выражения… В языке всё – выражение! Взять так называемые незнаменательные частицы. Например и. Оно ведь может выражать любую семантику. В неспособности это формализовать беда математической логики. В языке всё декоративно и всё конструктивно. Язык не есть логика, язык есть коммуникация. Все и, все или могут нести разные нагрузки. А в математической логике фигурируют только пустые, неповоротливые, неэкспрессивные логические знаки. Происходит такое ограбление языка… В настоящем языке каждое слово имеет свою интонацию. В данном случае ты его так понимаешь, а потом наоборот. Перевод слова на логику это вздор. Не верь этой логический редукции. Тут провал структурализма.

Язык ведь бесстыден. Он коммуникация. «Ну, я завтра поехал на дачу». С точки зрения логики тут вопиющее противоречие. Но с точки зрения коммуникации прошедшее время применительно к завтра указывает на предрешенность действия, категоричность решения. «Пошли, пошли отсюда». Подождите, как же это так, еще никто никуда не пошел. Логически – противоречие, а коммуникативно очень большая выразительность.

Точно так же различение знаменательности и незнаменательности. Ничего в языке служебного нет. Или, наоборот, всё служебное. Почему я вообще употребляю в речи частицы? «Ты-то вот умён, а вон Семен – дурак». То здесь служебное слово? Нет, оно несет напряженную семантику. Я им подчеркиваю свою мысль!

Мандельштам погиб в этих советских хлябях. Его замучили и выслали. Замечательный был поэт.

А. Ф. слушает по «Голосу Америки» Солженицына.

Там есть комментатор Гольдберг, так он иронические выражения не употребляет. Наверное, это ценят. Он с уважением, даже с подхалимством говорит о советских руководителях.

В «Августе Четырнадцатого» Самсонов генерал не знает, какие у него части, где расположены[62]62
  62 Вчитавшись впервые во вторую его часть, я начал неудержимо хохотать от восторra; добрался до конца в том же настроении, но чтения в привычном смысле, прав А. Ф., не получилось.


[Закрыть]
.

Горлов ли секретарь у Солженицына?

Геннадий Николаевич Поспелов[63]63
  См. 20. 9. 1976.


[Закрыть]
.

1. 9. 1971. В журнале «Вера и разум» была статья, посвященная символу. Этот журнал выходил с 1883 по 1917 годы. Там в 1893 или в 1892 году был издан указатель ко всем статьям за предыдущие годы. А потом, за последние 23 года?

А. Ф. говорит об участниках издания Платона. Всё-таки Аверинцев не философ. Хотя всё-таки он так, более или менее. Васильева из них знающая. Но самый знающий там, по-моему, будешь ты. Самого знающего человека не пригласили. – С Кессиди мы были даже приятели. Потом он начал на меня обижаться. Что я унижаю его нацию. Он расхолодился ко мне. – Утченко человек очень знающий в истории, но в языке – не знаю как… Даже Аверинцеву там ведь не очень под силу. Ему приходится потрудиться. Тем более что Аверинцев, он ведь с завихрением. И Васильева тоже с завихрением. Они стараются всё по-новому переделать. У Васильевой очень самомнение заметно, напор большой. Она, конечно, окончила классическое отделение хорошо, написала диссертацию. Но ее в узде надо держать. – Ойзерман вообще ничего не знает. Его вовсе нельзя принимать во внимание. – Васильева очень борзая. Издательству она доставила много лишней работы. И то перевод вышел не на высоте. Кессиди так просто ляпает. Он уж к этому привык.

Аверинцев в четырехтомнике Платона перевел «Тимея». Отсебятины много. Ведь он тоже модернист и декадент. Мне и Сесиль Яковлевне Шейнман пришлось сплошь всё переделать. Она человек упорный, негибкий, но у нее есть одно достоинство, она знает язык. У нее была диссертация по Аристофану. Все трудные места она обсуждала со мной. У Аверинцева в переводе «Тимея» столько отсебятины, что что граничит с ошибками. Он путал γίγνομαι и γεννάω – γίγνομαι становлюсь, γεννάω порождаю. Что из того, что если соблюдать это различение, то у Платона появляется противоречие? Пусть! Я в статье по "Тимею» на все эти противоречия указал. У Платона единобожие уже носилось в воздухе. Сократ, Платон, Аристотель были монотеисты. У Платона противоречия? Ну и что? Кант полон противоречий. Аверинцев сам понял потом, что загнул. Он ведь по-настоящему знает только Фрейда да Юнга.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю