Текст книги "Алексей Федорович Лосев. Раписи бесед"

Автор книги: Алексей Лосев

Соавторы: Владимир Бибихин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)

ему обязательно нужно, чтобы была революционность, – поразила меня как точная и гуманная.)

3. 6. 1971. У Нахова есть ссылка на ограниченность классической эстетики: её телесность. За малым остановка! У классиков ведь судьба, боги, природа и человек, в них космос, – всё по-своему телесно. Поэтому у меня их телесность рассматривается как реализация идеи. А у киников всё материально. Что же общего? У киников есть кое-какая личность, а для Платона по-настоящему существует только космос, единое. Личность для него это пустяки. Личность теряется. Круговорот в природе! То ты обезьяной стал, то на небо полетел. Словом, ничего общего.

4. 6. 1971. Об издательстве «Искусство». Рассыпали уже готовый набор сборника, 70 печатных листов. Там Аверинцев, другие много напереводили о западной эстетике. Некоторые плакали. Там сейчас бегают с дубиной в руках, размахивают, и не подходи. Там было выступление Штейна[37]37
  «Заросший пруд» В. Д. Поленова? «Проселок» А. К. Саврасова?


[Закрыть] на издательском совете об украденных трех томах испанской эстетики. Изложил в лояльных тонах, не в криминальных. Аникст сказал, довольно умеренно и скромно, что такие вещи нужны, «мне, например». Меня чуть было не дернуло так же сказать, но я подумал, что будет очень шутейно, – Лосев и вдруг об испанской литературе. (А. Ф. рассказал это, думая, что дело касается и меня с моим переводом Федерико Гарсиа Лорки.)

«Законы» – у Платона последняя вещь, не доделана. Оставлена Филиппу Опунтскому редактировать и издавать. Учение о наказаниях у Платона очень сильно в последних книгах. «Законы» относят уже к старческому периоду. Для философа старчество, конечно, не имеет значения. Старики философы в восемьдесят лет такие запузыривают томы.

У меня ужасное положение. Пишут, из провинции: требуют 20 листов своих сочинений присоединить к «Теэтету». Направляют требование прямо в ЦК. Но в ЦК дураков нет. Нам же шлют оттуда обратно: разберитесь, сообщите. Издательство рассмотрело и сообщило, что это абсолютный вздор. Один доказывает, что Земля стоит в центре… Это, между прочим, с точки зрения Эйнштейна верно. Неважно, как считать, что движется, а что стоит. Некоторые

астрономы говорят, Земля покоится в центре. А другие с равным успехом могут считать, что она должна двигаться. Все формулы остаются те же самые.

По поводу звонка какого-то автора «реферата», о котором А. Ф. почти забыл: «Я стал уже забывать. Так много разных дел…»

5. 6. 1971. Стараюсь делать изложение «Законов» структурно, а не аструктурно, как Константин Риттер.

О структурализме: передовое содержание. Так бывает и в науке, и в политике. Сперва пробивают дорогу положительные, очень правильные идеи, очень нужные, а потом… такой загиб начинается, такой перегиб, такой деспотизм, что прежние лозунги теряют смысл. Так же и со структуралистами. Ревзин[38]38
  Аристотель, Поэтика 1452b 34. Аристотель, Об истории животных 488Ь 16.
  [38] Кажется, о трехтомнике (фактически четырехтомнике) Платона в изд. «Мысль».


[Закрыть] не понимает математических формул, которые использует. Убожество!

Шаумян подходит здраво: я, говорит, занимаюсь логикой, я не лингвист, я фонолог. Его книга переведена на немецкий и французский. Я ему: Себастьян Константинович! у вас языкознание трудное, по-русски писать не умеете, загромождаете терминами. Но когда поймешь – получается простая и ясная мысль! Ему это нравится. Я в одной статье так и писал о нем (важно цитирует): «Шаумян раз навсегда отучил нас от применения математической логики в языкознании». Он просто строит свою логику без единого примера из языка. Читает в Инъязе курс «Логика науки».

Поэтому структурализм сейчас переживает кризис. Издают вот в Тарту Σημειοτικη|, выпустили 4 тома. Я смотрел первый том, там Лотман мне понравился. Именно не хватало ясного, планированного, логического отношения к языку. Лотман хорош, в отличие от примазавшихся к структурализму, которые сути не понимают. Их берут без разбора в издания Академии наук, вся каббалистика там…

Я упомянул о статье Флоренского «Предсмертное слово отца Алексея Мечева». А. Ф. поправил меня: а надо говорить Мечёв. Да, Флоренский был верующим, редкость среди просвещенных. Один очень важный человек – уклонюсь в сторону… В начале 30-х годов я тут встретил в одном месте не слишком официальном[39]39
  Аристотель Об истории животных 488b 16


[Закрыть] бывшего ректора Духовной академии, епископа

Феодора. Реакционер, твердый, все семинаристы трепетали. В него стреляли в 1905 году. На суде над стрелявшим епископ Феодор сказал только: «Я прошу этого постановления не принимать, а молодого человека отпустить на волю». Так властно, так твердо сказал, что этого молодого человека отпустили, и он так и пошел как ни в чем не бывало.

Компания, в которой я оказался с епископом Феодором, не очень казенная была. Я спросил: Как Вы такого декадента и символиста, как Флоренский, поставили редактором «Богословского вестника» и дали ему заведовать кафедрой философии? – Всё знаю… Символист, связи с Вячеславом Ивановым, с Белым. Но это почти единственный верующий человек во всей Академии был! – Как так? – Судите сами. Богословие читает профессор Соколов. Патрологию Иван Васильевич Петров. Иванцов читает психологию. Настолько все захвачены наукой, немецкой, тюбингенской, что комментируют текст Священного Писания – и разносят до основания. Например, в Евангелии есть фраза: «Крестяще их во имя Отца и Сына». Тюбингенские академики говорят, что тут позднейшая вставка, результат редактирования в 4 веке, на Втором вселенском соборе. И так далее. Получается в конце концов, что весь евангелист состоит из одних вставок: это отсюда, то оттуда, это из Индии, то из Египта. Срам! Но я Вам скажу, что недавно найдена армянская рукопись 2 века, там эти слова имеются… Словом, Флоренский был один верующий из всех. – Да он же декадент, и светский человек! – Да! Но вот лично я утвердил «Столп и утверждение истины» для защиты в качестве магистерской диссертации. Едва отстоял, ездил специально в Киев, добился принятия. И я его сознательно назначил на кафедру, именно потому что он единственный верующий человек в Академии. Вообще 1905–1911 годы были наказание Божие. Когда я стал ректором Академии и познакомился с тем, как ведется преподавание, со мной дурно было. Такой невероятный протестантский идеализм, хуже всякого тюбингенства. Тареев, например, пишет книгу «Самосознание Христа». Самосознание! А личность Его[40]40
  Кажется о трёхтомнике (фактически четырёхтомнике) Платона изд «Мысль»


[Закрыть] была? Ничего об этом не говорит…

Вот тебе эпизод. Интересно? Вот Духовная академия накануне развала.

Епископ Феодор умный. Он рассказывал мне, как в Академию приезжал митрополит Макарий, старец восьмидесяти лет. В богословии разбирался. Но его беда была, что он из семинаристов, не получил высшего образования. Тем не менее постепенно дошел до митрополичьего сана. Духовной академии Макарий боялся. Все же приехал, выразил желание посетить занятия. С дрожью в руках, рассказывал мне Феодор, даю ему расписание. Что выберет? А и выбирать-то нечего, ведь это же вертеп! Застенок! Выбирает – «психология». Я ахнул. Психологию ведет профессор Павел Петрович Соколов. Владыка думал, будут говорить о душе, что-то важное. Пришел, сидит, слушает. Ну, во-первых, душа набок, никакой души нет, «мы изучаем явления психики», вульгарный материализм. Сегодняшняя лекция – тактильные восприятия. И пошел: булавочки, иголочки, рецепторы, ощущения. Проводит опыты, вызывает студентов. И так вся лекция. Вышли. Смотрю, митрополит идет с поникшей головой, серое лицо. «Владыка святый! – говорю ему (все архиереи – владыки), – я вижу, у Вас неблагоприятное впечатление. Зайдите ко мне, я Вам все расскажу. Не обращайте внимания, владыка, на этих дураков. Это не профессора духовной академии, это дураки духовной академии. И как он смел при Вас излагать всю эту пакость! А знает, что Вы его начальство!» «Да, да… я убогий, не понимаю…», говорит Макарий. «А тут и понимать нечего! Все вздор!» Так и пошел митрополит оскорбленный, огорченный; я не смог его утешить. Ведь чтобы бороться с Соколовыми, всю сволочь надо разогнать… Так этот Соколов и остался на кафедре. И – до самой революции, когда революция его разогнала.

Вот тебе состояние развала накануне революции! Да, Флоренский символист, но в вере он не равнодушный человек, он искатель. Старое ушло; Пушкин, Лермонтов, они правду говорили, да они были давно, а тут на дворе двадцатый век. Официальная церковь повторяет старое, интеллигенты отошли от веры, а Флоренский и со всеми декадентами был близок, и искал новых путей.

Я все-таки человек системы, заниматься Флоренским и хотел бы, да здесь надо иметь всю литературу, а ее не достать. Да и писать нельзя. Никто им теперь не занимается. – Что, в Москве очень многие интересуются Флоренским? Некоторые и в «Философской энциклопедии»? Мальчишки, как ты. Вот Константинов, главный редактор «Философской энциклопедии», хочет за нее

Ленинскую премию получить, а в журнале «Коммунист» готовится статья: «Богословская энциклопедия». Не знаю, выйдет ли. Но если выйдет – ведь «Коммунист» это же орган ЦК!

Вячеслава Иванова изымали при Сталине и Жданове. Его жена, Зиновьева-Аннибал, была из аристократической семьи. Но он, поэт, символист, никакой политики – так все равно изъяли! Не знаю, сейчас, наверное, до этого не дойдут. Бальмонта напечатали, Анненского напечатали. А Иванов? Это же мировой поэт. Давно пора бы его напечатать.

О книге X «Законов» Платона. У Платона трансцендентальное доказательство бытия Божия, интереснейшее доказательство. Оно есть у Канта: нельзя мыслить предмет в его полной изоляции и несравнимости; переходя от одного предмета к другому, мы приходим к независимому первоначалу. Только у Канта все это происходит в субъекте, а объект есть вещь в себе, мы о нем ничего не знаем. А ведь объекты и надо было бы применять в доказательстве. Субъект был ошибка Канта. Но не ошибка, что для восприятия вещи нужно априорное пространство. В том же смысле Шеллинг говорил об априорной необходимости существования предмета.

Одно зависит от другого, другое от третьего, у всего есть свои причины. А когда же кончим? Платон говорит: мы либо уйдем в дурную бесконечность, либо придем к такой вещи, которая себя движет. Либо вообще откажемся от всякого объяснения, либо обязательно есть нечто последнее, само себя движущее. Дуализма, манихейства у Платона нет. Материя иррациональна, она служит для воплощения идеи. По-моему, здесь, в X книге «Законов», ничего нового, типично платоновское учение. Платон говорит, что в видимом Солнце нужно видеть невидимого бога, душу Солнца. Значит ли это, как писали в прошлом веке, что у Платона здесь наивное отождествление вещи и ее духа? Если ты меня читал, у меня же есть об этом, с документами из древнейшей истории… Мифология вообще начинается с фетишизма. Что такое фетиш? Полное совпадение тела и души. Потом появляется анимизм, более развитое состояние мышления. Дриада, хамадриада не привязана к этому вот дереву: дерево погибло, а другое дерево есть, древесность остается. Мысль переходит тут к более общему представлению. Души эти сначала очень слабые; потом все

крепче убеждение в разумности в основе вещей. Можно по источникам все это проследить. В конце концов мысль доходит до единого Бога.

Но как все-таки Платон в X книге «Законов» решает вопрос о зле? Для чего зло в мире? Зло – нужно… Августин говорит: первобытный человек, Адам мог грешить, природное состояние это posse рессаге; его потомки не могут не грешить, non posse nоn рессаге; спасенный человек не может грешить, поп posse рессаге[41]41
  Ср. 2.2.1975


[Закрыть]. Но грех так или иначе в мире есть. Ведь часть ангелов утвердила себя в Боге с самого начала и так держится, а другие нет, отпали. Оттого и зло. Божественное начало пробивается с усилиями среди преступлений, грехов. Добро творится постепенно, и пока все добро в мире не сотворится, мир будет лежать во зле. Как только всё добро исполнится, история мира кончается, жизнь и развитие будут продолжаться, но уже без мучения. Будет вечная жизнь. А вечность всегда юная. Процесс восхождения в царстве божественном есть, но без убыли, без болезни.

Так видишь, здесь у Платона, в десятой книге «Законов», христианский аргумент, с одним ужасным исключением. Зло существует для добра целого. Но тут нету того, что пришло с христианством, острого чувства отпадения от божества, когда Бог проклинает человека, оставляет его одного, и он должен сам все делать и тысячелетия варится. Скорбное падение и жажда искупления – этого у Платона нету. Кое-что, конечно, есть. Но нету чувства отчаяния, падения, природного греха. Он не жаждет искупления. Словом, нету личности, нет личного самочувствия.

В чем трагедия личного самосознания? Мир во зле, при том что Бог есть добро. Как это объяснить логически? Поступить, как Платон? Этого мало. Нужны слезы, покаяние; нужно, чтобы были люди в пустыне, которые по десять лет насекомыми питаются, – настолько христианин боится падения и рвется к искуплению. Вся новость христианства – откровение абсолютной личности. Личность! Не вода, воздух, элементы, а мы несем груз всего предыдущего человечества, взяли на себя все его заслуги, все пороки.

Потому христианство так трансцендентно. Что делать мне лично, чтобы исполнилась воля Божия? Человек не знает! Христос говорит на кресте: «Боже

мой, почто меня оставил?» А это было намерение Бога – довести человека до полного отпадения и оторванности его существа. Отпадение! Когда человек пройдет через это, наступит конец истории. Человека Бог проводит через этот предел, через это последнее отпадение, через полный мрак и ужас. И человек должен через всё пройти. Поэтому христианин так страдает и бьется. Мы как в океане – кругом волны, буря бушует, – что же делать, куда пойти? Везде ужас, везде зло и гибель, страдание, и человек на перепутье, один среди всего этого хаоса. Страшная жажда спасения, вечное волнение и беспокойство.

В платонизме такого страстного поиска нету. И в неоплатонизме, который тоньше, тоже нету. У Плотина, у Прокла – «умное восхождение». Как у индусов. Техника духовная, видимо, была очень сильна, люди действительно погружались в чистый Ум. Но – ни малейшего сознания своего греха, ни малейшего сознания грехопадения. Плакать не о чем. Все само собой сделается. В связи с этим нужно толковать и платоновское опровержение деизма.

Потом, с судьбой они тоже не умеют обращаться. Судьба у них высокая, выше богов в конце концов. Язычество безлично, и боги тоже должны управлять безлично, силою, которая сама не знает, что делает. Полный антипод христианству. Для христианина судьба – то, что неожиданно, случайно, второстепенно. Да, есть судьба, всё может неожиданно случиться, но на взгляд христианства «такова воля Божия»; по существу же никакой судьбы нет. И это недоступно Платону и Аристотелю. Греки доходят до чего-то подобного, например, в атомизме Демокрита. Гегель говорит, что демокритовский атомизм это принцип индивидуализации. Но абсолютная личность и ее священная история есть только в христианстве.

В «Законах», книга X, главы 14–15, Платон назначает смертную казнь – «и одной, и двух мало» – за нечестие, за непочитание богов. Он без дураков… За малейшее непризнание богов – смерть. Старческое? старческий стиль? Нет, не старческое. А просто – он натерпелся. Натерпелся! Настолько видел развал, что решил: всю эту сволочь пороть и на тот свет отправлять.

Откровения духа, данные в теле. Поэтому христианство считали безумием. Христианское откровение – абсолютнейший дух, явленный в абсолютнейшем теле. Неоплатоники тут бились, дошли до духовной характеристики, но всё

телесное у них тень и могила. Хотя у них была schone Individuality Винкельмана. И бились вокруг этого, и всё обреченное.

6. 6. 1971. Я много вечером не работаю, плохо сплю потом. Стараюсь поддерживать нормальное состояние. Так Асмус[42]42
  Смещение перигелия Меркурия на 43 секунды за столетие, важное экспериментальное подтверждение специальной теории относительности Эйнштейна.


[Закрыть] делает. Он говорит: «Я вечером не работаю, для гигиены мозга».

Σάθων, περδεσθαη, χάςει все эти неприличия допускала киническая παρρησιά Σάθων, так звал Платона Антисфен. Так греческие няньки называли маленьких мальчиков.

9. 6. 1971. Видимо, «Законы» это наброски, которые Платон не успел свести воедино. Поэтому Филипп Опунтский имел только восковые таблички в своем распоряжении. Прожил бы Платон еще 3–5 лет, дописал бы. Но дело не в старческой небрежности. Старость ни при чем. Вот Рембрандт в 90 лет написал «Данаю», которая есть шедевр произведения искусства. Гёте тоже в 80 лет хотел жениться на шестнадцатилетней. Родители едва ее спасли. Старик совсем с ума сошел. Девчонка не знала, куда ей деваться.

У Платона здесь не старческое, а, как я пишу, «полицейское государство фашистского типа». Здесь новый взгляд на вещи. Философы у него созерцают идеи и так управляют государством, это уже в «Государстве». Там есть класс ремесленников, они не рабы, а свободные люди, которые сами живут и кормят государство. Им дается полная свобода. Поэтому фашистские, или коммунистические, можно конечно делать выводы из «Государства», но это только в порядке реконструкции. А тут, в «Законах», другое. На тот свет, на тот свет за нечестие! За отсутствие веры – казнь. Попробовать убедить человека, и если он упорствует, смертная казнь. При этом все обязаны доносить, а то считаешься соучастник. Смертная казнь на каждом шагу. Особенно рабам, но и свободным, им тоже наказания, высылка. Поэтому я назвал «Законы» «полицейско-абсолютистским завершением». А не «последний этап творчества Платона». Это было бы не по-лосевски.

Ты же переводчик, ты должен знать… В переводе вопросы стиля важны. Понять дело маленькое. А передать на другом языке, вот что трудно. Всякий

язык неповторим. Поэтому для переводчика нужно и максимальное соответствие тексту, и общепринятый литературный стиль.

Возвращаясь к абсолютизму Платона. Фашисты в Киеве пятьдесят тысяч сожгли в один прием. А где-то сто тысяч, в Польше. Вот тебе демократия, социализм! Ведь это же социализм называется[43]43
  См Лосев с 242, 303, 354 – 356


[Закрыть]… Так здесь: добродетель, почитание родителей, всё чинно и благородно, а потом, раз ты неверующий, в кутузку тебя, не платишь налогов – за границу, народил больше детей, чем нужно – высылка. Пять тысяч сорок граждан должно быть в государстве, ни на одного больше.

А эти либеральчики, 19 век, немецкие филологи, которые создали филологическую науку, не удосужились изучить «Законы». Одни курьезы там находили. Ерунда, дескать, смертная казнь. Но – не ерунда в историческом плане! В первой половине четвертого века, в разгар классики один из крупнейших умов – и такую вещь говорит! Не важно ли? Все упражняются на моральном возмущении. Когда описывают рабство, говорит Энгельс, то только возмущаются и при этом думают, что произвели научный анализ. Всё это возмущение уже так обесценено. А ты скажи-ка лучше, что это такое, платоновские «Законы», чем они отличаются? Возмущение еще не наука. Ты хочешь равноправия, показываешь свою добродетель, только и всего.

А. Ф. надолго остановился на X книге «Законов» (религия) и быстро написал об XI и XII.

А. Ф. пьет валерьянку, волнуясь перед защитой диссертации Нины Павловой.

10. 6. 1971. Теперь, положение такое, что нельзя его (И. М. Нахова) слишком ругать. Я говорю мало, редко и совершенно точно о связи с социально-историческим процессом. У меня все это продумано. Я-то могу раздробить его совсем, так что он не пройдет. Дробить его не стоит. Я дробил за свою жизнь много диссертаций [44]44
  Хороший термин вместо имплицировано.


[Закрыть]. Всё это были чужие люди, источников у них не было, только бытовое обыденное.

А тут источники… Дробить не стоит. Конечно, то, что он пишет, против моей методологии и твоей, мы все-таки люди семидесятых годов. Но по крайней мере вместо голого противоречия он теперь находит в киниках и положительное, и отрицательное, его заслуга.

Конечно, чувственное как единственная основа знания… Получается текучка, рационализм. Ведь на самом деле нет ничего без идеи. Раз ты сказал «штаны» – они же имеют назначение! смысл! А если никаких идей, если у тебя нет ничего кроме чувств? Текучка будет, такая, что одно от другого не отличается. Я тебя спрошу о чем-нибудь: «Чем эта вещь отличается?» И ты, определяя, показываешь ее идею. Лампа освещает комнату; это уже идея, свет, хоть и на земле, неважно, он такой же, как и на небе. Киники философы липовые, не очень-то разбирались во всем.

Но так, как он их разбирает, это можно: не голое противоречие, не так, что идеализм однозначно плохо, а с учетом его достоинства; и то и другое, положительное и отрицательное. Поэтому давай исправим свой отзыв в смысле более вальяжного отношения к автору. Текучка, конечно, это скверно… Даже сенсуалисты до такого не доходили, как киники. Для сенсуалистов вещи всё-таки есть, отличаются одна от другой. Правда, идеи у них находятся в самих вещах. Но не так, чтобы вообще не было идей.

Мы всё уничтожили – и превратились в кафров. Они делать ничего не могут. Нанимают их на черную работу. Они, правда, постепенно выучиваются, и вот уже вам черный профессор. Один из кардиналов у папы негр. И к нам сюда приезжают негры профессора. Они ничем не отличаются от европейцев. Но это при хорошей культуре. А если молодой человек насилует девицу, а потом бросает с 10 этажа – такие случаи были, и советское правительство не решалось их судить, отправляло на родину, чтобы там судили, а тут не решались судить… Поэтому ни один негр, который убил девушку, не сидит в концлагере.

Эксплуатировали рабов потому, что те ничего не умели. Он неимущий, и он вне государства. Овца у волка находится в полном подчинении, потому что он ее может разорвать моментально. Но неимущий постепенно поднимается. Ранние христиане были люди простые. А вот уже Иоанн Златоуст профессор, который наизусть знал Платона и Аристотеля.

Нельзя же быть такому, чтобы все были одновременно культурные. Как ребенок, человек сначала говорит глупости, а потом учится. Как же иначе? Там на юге Африки негры должны быть наравне с англичанами – и американцами? Это же иллюзорно. Одна часть населения всегда растет, другая отстает, но это не значит что цивилизация есть эксплуатация. Люди ничего не умеют, вот их и берут на черную работу. А когда они вырастают, они тоже привыкают к культурной среде, так называемой буржуазной. Это же естественный рост человечества. Так и рост каждого человека. Сначала дети, сперва они ненадежны, глупы, спичками играют. Покамест им 3–4 года, за ними надо следить и они должны подчиняться взрослым, иначе катастрофа. Надо купать их, стричь. Потом в 20 лет молодой человек уже будет экзамены сдавать. А в 23 года вуз кончит и будет нормальным человеком цивилизации. А так что?

12. 6. 1971. Я никогда ни строчки о Флоренском не писал. А в 1926 году у меня…

Что нового в «Законах»? Три класса населения – это и в «Государстве» есть. Но здесь, в «Законах», появляется полиция! Тут тебе не какой-нибудь «Евгений Онегин» или балет в Большом театре, а хочешь не хочешь, ты, мерзавец, должен плясать законы, вытанцовывать. Отсюда и ужасающая регламентация. Всё регламентировано до последних мелочей. В государстве должно быть ровно 5 040 граждан. Такая кибернетика, что предписан механизм, и ты хоть убей, а должен так жить.

Ну, правда, в «Государстве» над поэтами тоже осуществляется цензура, браки планируются как на конном заводе. Но в «Законах» такое декретирование, такая полиция, что тебе в душу лезет. Ты должен быть воплощением закона, чтобы не просто исполнял, а танцевал бы его. «Надо жить веселясь» – а какое же содержание этого веселья?

Всякий гуманист сторонник свободы. Да, конечно, свободному существу все можно, но всё-таки лучше жить осуществляя абсолютные идеи. Все великие системы так говорят. Однако огромная разница в степени напора. Можно исповедовать общее бытие, разрешая всё же при этом какие-то слабости. Искусство слишком органично, чтобы всё ставить на принцип. Видишь ли, принципа одного мало…

Принципы хороши, но зачем же расстреливать людей. От «Государства» в «Законах» отличие не принципиальное, не в идеальном принципе, а в способе осуществления принципа. До общности жен в «Государстве» уже дошло. Но в «Законах» бесконечно больший зажим. Теория та же, но теория дается в полицейской форме. С доносами и так далее.

Я, например, человек верующий, но я не могу расстреливать неверных. Я даже уважаю некоторых атеистов. Но есть атеисты преступного типа. Если им дать власть, они установят чистенькую площадку такую, уничтожат всю веру. В «Законах», по Платону, ты с атеистом поговори, убеди его, а если после всего он скажет, что не верит, ты его казни. Я прожил всю жизнь без убийства и надеюсь умереть тоже не убивая. Вера начинается с того момента, когда ты знаешь, что Бог добр, что Он есть абсолютная любовь, и при всем том мир лежит во зле. А до тех пор, пока ты этого не принял, ты неверующий. В крайнем случае ищущий. Правда, искание вещь неопределенная. Можно искать, искать и найти филькину грамоту.

Человек не знает, откуда он, куда он; он бывает здоров или болеет, терпит удачу или неудачу, как жизнь пошлет. Так получается, что действительно все мы куклы. Знаем мы много, но можем поступить без всякого разума и часто неправильно поступаем. Последних причин того, что с нами происходит, мы не знаем.

13. 6. 1971. Пока я не умер… Я старик, эстетик, у меня есть «Диалектика художественной формы», которую сейчас можно переиздать без изменений. Поэтому я собираюсь об эстетике писать. Есть у меня и другое в запасе. Но если высшие силы потерпят мою греховность и еще подержат на земле, то я писал бы по эстетике. Я же много раз читал по эстетике. Классицизм, романтизм, столетняя эпоха модернизма, 19 век у меня в общем целый – всё это проработано. Может быть, мы дернем, в эстетическую область снова окунемся?

У меня в философской энциклопедии огромная статья «Эстетика». Они ее изуродовали, довели до неузнаваемости. Но кто знает Лосева, почувствует мои взгляды.

Я хотел бы… Многие мне сочувствуют. Правда, здесь сталинисты примазались, у меня с ними контакт маленький. Но все же какой-то есть. Словом, я, в частности, об эстетике техники хотел бы написать.

«Поэму экстаза» Скрябина слушайте – и молчите.

Ставили «Валькирию»[45]45
  Аби Мориц Варбург (1866–1929), историк Ренессанса. В создании библиотеки участвовала однако в разной мере вся большая благополучная семья финансистов и ученых Варбургов.


[Закрыть] Вагнера – так критики что угодно пишут об исполнении, о голосах, но только не о самом Вагнере.

Спрашиваешь в библиотеке Библию: занято. Вранье! Кем занято? И в читальном зале – я там много просиживал, когда еще лучше видел, – тоже говорят: вы придите, позанимайтесь какое-то время, а потом отдадите. Ты и читаешь, а через месяц уже обязан сдать. Такие были порядки.

Ревность? У Флоренского в «Столпе» есть целая глава о ревности, где он доказывает, что это высокое чувство. В быту оно извращено, а вообще ревновать – значит, ты заинтересован, за это готов сражаться.

«Законы» Платон писал с 354 до 347 года и не кончил. Задание: (1) Привести 10 примеров диких наказаний. (2) Признание рабства, впервые у Платона. Основания: (а) раб не имеет разума; (б) он имеет какие-то права, но низшее существо; (в) отношение к рабам, с ними нельзя дружить; (г) дикие наказания для рабов, хотя и свободным, правда, тоже дышать нечем; (д) но, кажется, причина рабства не экономическое положение, а сословно-правовое: некуда деться, вот он и обслуживает другого, а сам может быть даже богат. Штаерман[46]46
  Б. С. Чернышев (1896–1944), с 1940 зав. кафедрой истории философии МИФ– ЛИ, с 1943 декан философского факультета МГУ.


[Закрыть]пишет, что были интеллигенты, богатые люди среди рабов, имеющие собственных рабов. Рабство в широком сословном понимании. Раб это человек в особом положении. Он отвержен государством. Попал в такое положение на войне. У греков было презрение к рабам за то, что они сдались в плен. Из рабов иногда была полиция; Энгельс писал: аристократу было противно жуликов ловить и пьяниц. Рабы однако не машины, и кажется, что у Платона как раз эта точка зрения. Отпуск рабов на волю.

16. 6. 1971. Платон дошел до коммунизма. В требовании веры дошел до Евангелия; только христианину в вере надо каяться и просить о спасении души, а у Платона – плясать и петь. – Да между прочим и у нас ведь какой-нибудь композитор, вроде Хачатуряна, он же пишет «Уборочная», целая увертюра, красивая. Потом, каждый день ты можешь слышать по радио воспевание

крестьянского труда, трактора. В Художественном театре идет пьеса «Сердце не прощает». Романтическая. Одна моя знакомая пошла, посмотрела. Там жена поступила в колхоз, а муж не хотел, уехал; потом приехал обратно, но женское сердце не прощает. Развелась, или отношения сложились плохие. Это ж по Платону! Платонизм!

Свидетельство раба принималось лишь под пыткой. Если пытки не было, адвокат мог отклонить показания. Это в свободных Афинах! Сократ разговаривает с учениками; скоро будет его казнь. Пришел начальник тюрьмы и с ним мальчик раб, который нес яд. Сам начальник тюрьмы не брал яд в руки… Ха-ха. Смешно! Смешно, хотя и трагично.

Шпана всех не шпанистов называет фраерами и использует.

19. 6. 1971. В связи со скифами-полицейскими в Афинах и государственными рабами в детских домах у Платона А. Ф. вспомнил негра-телохранителя Кеннеди-младшего[47]47
  См. Лосев с. 233, 239, 240


[Закрыть]. Кеннеди, они же защитники негров. И тот погиб, и другой погиб. А власти не знают, кто убил, или делают вид что не знают. Как это может быть, что была комиссия Уоррена, 30 томов следственных документов, всех опросили, и решение вынесено такое, что убийца неизвестен. Значит, враги есть очень страшные, нельзя публиковать, а то голову оторвут. (Мне надолго сделалось жутко и страшно от этих слов.)

Это счастливый момент моей жизни, когда я получаю эту бумажку (с рабочими заметками, которые перечеркивались по мере использования), прячу в карман и при случае кидаю в ведро мусорное, чтобы не смущать моих сотрудников.

20. 6. 1971. Аза Алибековна: Петрушевский был учитель гимназии? – Нет, историк[48]48
  48 А. Л. Штейн, историк испанской литературы.


[Закрыть]. – Его кажется Ленин костил. – Да… А кого Ленин не костил.

Просят статью о методологии для сборника «Методология современного и исторического искусствознания». Только почему современного? Это, очевидно, для Главлита. (А. Ф. произносит подчеркнуто небрежно глафлит. Еще характернее в его произношении ЖЭК: джек.) Может быть, дать мои старые материалы… Я хочу широкому читателю напомнить, что не надо относиться к

античному тексту как священному. Он иногда попорчен, а широкая публика преклоняется перед каждой буквой. Надо поблагодарить за состояние текста тех червей и лягушек, которые там ползали и прыгали.

Лето я хочу отдохнуть, потому что я тут чуть не подох зимой.

Докторская защита состоит из одной формалистики, сама по себе она пустое дело. Начать с того, что без кворума диссертация провалилась, так что надо сидеть, изображать из себя кворум. Я ухожу при всякой возможности в другую аудиторию, и пока они так канителятся, я успеваю с несколькими человеками переговорить.

24. 6. 1971. Как всегда тихо в кабинете Лосева. Речь зашла о том, что человек в себе должен найти руководство. Надо, чтобы самому нравилось то, что ты делаешь. «Ты сам свой высший суд.»