Текст книги "Алексей Федорович Лосев. Раписи бесед"

Автор книги: Алексей Лосев

Соавторы: Владимир Бибихин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

Я как-то видел, продавали шесть томов Булгакова. Сколько стоит? Триста рублей. Бердяев написал сто книг, Булгаков много томов. Надо иметь их все, если хочешь заниматься по-настоящему.

Я читал Булгакова «Лествица Иаковля». Иаков увидел во сне лестницу, ведущую с неба на землю; ангелы то восходили, то нисходили по ней. Ангелология собственно то же что демонология. Этот вопрос почти не разработан. Конечно, существует почитание архангела Михаила, ангела-хранителя, но богословски оно до сих пор было мало развито. А там у Булгакова целая диссертация. Все отцы, начиная с первых веков, вся католическая, вся протестантская литература у него под рукой. В предисловии он дает тропарь, или стихиру, которая посвящена ангелам. Я прочитал – Господи, ведь это же надо, какую надо иметь веру и вкус, чтобы привести этот тропарь! В нем in nuce содержится вся ангелология, хотя всего там строк пять-шесть.

Интерес к вере есть у людей. Тут и религиозность врожденная, да и просто расширение кругозора.

15.8.1972. Семинарист отвечает на экзамене о чуде. Епископ напрямую спрашивает его, что такое чудо. Тот молчит. Епископ хочет ему помочь: если звонарь упал с колокольни и остался цел – это чудо? – Счастье, ваше преосвященство! – А если несколько раз падал и остается цел? – Случайность! – А если десять дней подряд? – Привычка!

Родовая мифология складывается в порядке отражения земного устройства. Как на земле есть община, так и на небе. Эпическая

некоторые мифология складывается в принципе так же, но она уже служит для удовлетворения потребностей того общества.

20. 8. 1972. По-старому 6 августа, по-новому 19 августа Преображение Господне. Потом целую неделю продолжается воспоминание об этом празднике. 28 августа Успение. 29 третий Спас. Первый спас на воде, 1 августа, когда делали крестный ход на воду и освящали ее. Второй Спас на горе, Преображение. Третий Спас на полотне. Потому что дали Христу полотно, чтобы он приложился. Лик Христов и запечатлелся на нем. Это 29 августа, Спас на убрусе, на полотне.

В «Добротолюбии» конца 18-го века есть трактат Паламы о сущности и энергии, который Феофан Вышинский в своем издании выпустил. Прекрасно в 18 веке переводили. Есть хороший перевод Платона, двух священников, конца 18-го века.

24. 8. 1972. «Не восхищением непщева», у Флоренского есть такая книга на текст ап. Павла [116]116
  «Связи с заграничными книжными магазинами у нас в Москве не было решительно никакой в течение нескольких лет» (Очерки античного символизма и мифологии, М. 1930, с. 685).


[Закрыть]: Христос «во образе Божии сый, не восхищением непщева быти равен Богу», т. е. не экстазом захотел быть равен Богу, а по существу был одно с Ним. Молитвенник внутренно, благодатно обожествляется. В чем ересь Мейстера Экхарта, за что хотели его отлучить: за мысль, что когда человек молится, то Бог нисходит в его душу ипостасно. Я поставил себе задачу определить, в чем точно отличие Мейстера Экхарта от католичества, и составил несколько пунктов. Потом мне попалось под руку дело инквизиции против Экхарта.

У Абеляра уже тенденция субъективная проявляется.

Варлаам как антипаламит мог иметь там (на Западе) значение.

Онтологический Восток отличается от субъективистского Запада. Блестящая диссертация Бриллиантова[117]117
  См. 30. 9. 1971.


[Закрыть] о разнице между Востоком и Западом.

Вячеслав Иванов мировой поэт, лирик и платоник. «Тонкий хлад души» – так он говорит, кажется, об экстазе. Это больше похоже на Паламу, а не на Николая Кузанского.

Троицкий учитель Болотова. А Болотов прекрасный знаток истории церкви,

но он говорил: «Вот настоящий историк церкви – это Иван Егорьевич Троицкий».

Один из католических критиков, Штейн, прямо говорит, что вся разгадка исихазма в пустых мозгах и пустых желудках. Слишком долгий, до психического истощения, пост, и в мозгах тоже ничего нет, так что надо вообще отбросить всякую мысль. Я знал афонских монахов, которые проповедовали исихию и обучали меня. Но я ведь пошел по части науки. А то ведь надо было бы всё оставить. Добиваться сердечной теплоты путем сведения ума в сердце – это требует многолетней практики.

Что-то подобное, кажется, было в Индии. Только содержание этой практики там другое. Здесь Иисусова молитва повторяется бесконечно, тысячи раз. Сначала вслух, потом замирают слова. Потом молитвенники тонут в этом океане божественного света, ничего не видят и не слышат. Как и заповедано, «непрестанно молитесь, о всем благодарите, сия бо есть воля Божия».

Обычный городской священник идет путем светского христианства. Тем более что оно и благословлено. Сам Христос благословил употребление вина. Светскость допускает это очень сильно. Только надо конечно помнить Иисуса Христа и заповеди, не воруй, не прелюбы сотвори. Получается более моральное чем мистическое христианство.

Бог боится, что человек займет его положение? Что за вздор! Это было такое учение о зависти богов.

Христианам, которые со мной, я могу говорить: как можно видеть противоречие в существовании благого Бога и зла в мире? Пока такой вопрос задается, человек не христианин. Нет: ты должен увидеть, что весь мир есть акт божественной любви. С этого момента ты христианин. «Как же так, у человека ногу ампутировали, а где же Бог? Ведь человек не ворует!» Кто так рассуждает, тому ничего не объяснишь; всё равно как слепому говорить о цветах. Пока его не коснулась благодать свыше, он ничего не поймет. Он сам в глубине сердца должен найти силу сказать: «Такова воля Божия».

Бог непознаваем. Но, обращаясь к иному, Он обращается к миру и проявляет Себя в нем.

На Западе есть новое издание Николая Кузанского. Признаться, я многое у Кузанского не понимал. Возможно, я перевел у него

некоторые вещи неправильно. Неясно было. Я трудился много, но многие места остались непонятными.

Я Софию разделил на (а) происхождение символа, (б) икону, (в) храм («на Софийке»), (г) современное толкование этого символа: Соловьев, Флоренский, другие. Учение о Софии было и у Шеллинга, и у Баадера, и у Бёме.

У Пинского мне не понравился атеизм. Атеизм мешает видеть предметы. Я ему сказал, мы же научные работники, занимаемся очень тонкими вещами, нам же волей-неволей приходится учитывать оценки авторов, их позицию, а они часто и не только верили, а были мистики, молитвенники. Строгий атеизм этого не понимает. Он говорит: «Я стараюсь понять».

Крывелев такой активный безбожник. У него Библия изложена в атеистическом духе[118]118
  118 Ср. 13. 2. 1972.


[Закрыть]. Крупный атеист, это его специальность. В философской энциклопедии печатается, в «Вестнике истории культуры», он там редактор. Я с ним говорил об античности, дескать, надо всё-таки и религиозный мотив учитывать. Нет, говорит, религия – это подонки. – Как подонки? А Аполлон? а Афина? а Прометей? – Ну да… В широком смысле…

В искусстве получают удовольствие от того, как художник изобразил. «Эх, как здорово изобразил». Если как доставляет удовольствие, то это искусство. А ты знаешь, Аристотель договаривается в эстетике до того, что там важно не трагическое и не мораль, а важен способ изображения. Татаркевич поэтому говорит: «Единственный философ во всей античности, который понял полную отдельность искусства от метафизики, был Аристотель».

У стоиков есть бытие положительное, отрицательное и нейтральное.

Причина есть неразвернутая цель, а цель есть развернутая причина.

Летчик Пегу показывал фигуры под Ростовом, красиво. Старый еврей подходил ко всем на поле и спрашивал: «А что, для евреев это хорошо или нет?» (с акцентом). Ставится вопрос, что такое слон, на эту тему надо написать статью. Француз предлагает «Слоны и любовь». Немец готовит «Введение в историю изучения слоновых стад в Индии». Русский: «Слоны и алкоголизм по

праздникам». Еврей: «Слоны и еврейский вопрос».

Дж-дзе парень пустоватый. Дыннику угождал, калоши подавал. Дынникумер, а этот остался сотрудником Института философии.

Материя – паршивый, дохлый, чахоточный бог. Материя вечна, неуничтожима, первична. Но не мыслит? Нет, она то, что производит разум! Так, как марксизм определяет материю, это прямо по православному катехизису митрополита Филарета, который мы учили: «Бог вездесущий, всемогущий». В материи всё есть, и воплощение в абсолютном, и всё… Нет, тюбингенский теолог, хотя он разрушает все новозаветные тексты, в отличие от материалистов знает, что такое Бог.

… Потому что 3-е лицо вовсе не есть лицо, а есть вещь. Оттого нет 3-го лица в греческом и в русском. Есть я – ты, Бубер прав.

Что главное в «Политике» Платона. (1) Подлинный закон выше всех законов, он одушевленное существо, а всё остальное обслуживает низкие уровни бытия. (2) Высший закон должен быть связан с космическими явлениями. Там правит судьба. В низшем мире правит вожделение, отсюда беспорядок, преступления и необходимость иметь законы наказывающие, каждый для своего места и времени. (3) Диалектика выше вульгарного, вещественного. (4) Ее отличие от риторики, военного дела и суда.

24. 9. 1972…. Отсюда видно, как миф, являясь душой, оказывается историей этой души; причем в «Политике» душа мыслится именно мировая. Так же, как о мире, надо говорить и о полисе.

8. 10. 1972. Мне лично нравятся все стили кроме скучных.

Я многое любил на свете…Ή δέ γνώσις άγάπν γίνεται, знание становится любовью, как говорит апостол Павел[119]119
  Ср. 30. 5. 1975.


[Закрыть]. Любящий видит то, чего другой не видит. Любовь есть знание, а знание есть любовь.

14. 10. 1972. 3-го октября[120]120
  См. 8. 8. 1971 и др.


[Закрыть] святой Дионисий Ареопагит, первый афинский епископ, 2-ая половина 2-го века, по самым отчаянным протестантским подсчетам. По церковному преданию апостол Павел, проповедуя религию,

завербовывая учеников, выступил в Ареопаге, говорил о воскресении мертвых, о том, что любимый человек будет жить в вечности. Просвещенные афиняне не стали его слушать и вежливо прогнали, «поговорим обо всем этом потом». Один только Дионисий, тоже член Ареопага, подступил к Павлу с расспросами; его захватило учение о едином Боге, о Спасителе, Его страдании, Голгофе, Воскресении. Павел почувствовал, что перед ним особый человек, и посвятил его в епископы. Но современные ученые уверяют, что тот ранний Дионисий, если он существовал, ничего на самом деле не писал. Приписываемые ему Ареопагитики, четыре трактата и 10 писем, предполагают уже существование сложной христианской литургии, а в раннем христианстве литургия была простая, не шла дальше того, что завещал на Тайной вечери Христос, когда сказал «сие творите в Мое воспоминание». В Ареопагитиках говорится о монахах, но монашество появилось только в 3, 4 веках. В них находят влияние Прокла, но ведь у Прокла же сложнейшая логика, диалектика; едва ли тот ранний Ареопагит мог самостоятельно развить всё это. Причем совпадения оказываются именно с Проклом, не с Пло– тином. Плотин хотя и друг Оригена, но был отъявленный язычник.

Несмотря на некоторые нерешенные вопросы, я склонен думать, что Ареопагитики это трактаты 5 века, неизвестного автора. Грузины говорят, что их написал Петр Ивер, епископ Майюмский, в Малой Азии. Так пишет Нуцубидзе, и независимо от него к тому же пришел один голландец[121]121
  См. 23. 5. 1976.


[Закрыть]. Грузины восторжествовали.

Но всё это неважно. Важны сами эти произведения, дошедшие до нас с неопределенным названием Ареопагитики. Ну, там проклизма нет в развитом виде, там проклизм очень слабый. Прокл ведь это уже гегелевская ученость. В Ареопагитиках трактаты (1) «О божественных именах», (2) «О церковной иерархии», (3) «О небесной иерархии», о девяти чинах ангелов, в которых можно находить триаду Плотина и Прокла и учение о едином, которое, по платоновскому «Государству» кн. VI, запредельно бытию, έπέκεινα τής οΰσϊας (4) «Θεολογϊαμυστική», «Таинственное богословие», тоже о Едином, хотя Единое можно понимать по-разному, нирвана ведь тоже единое. (5)

10 писем к разным лицам. Они более слабые, но там тоже очень много выражений интересных.

22. 10. 72. Дионисий Галикарнасский большой знаток античности. Цицерон имеет художественный вкус богатый. Демокрит крупный писатель. Но с Платоном их трудно сравнить. Хотя от Платона остались тысячи страниц, у него мало сочинений в привычном смысле трактатов, он прежде всего поэт.

Атомы Демокрита имеют обычно форму шара с крюкастой оболочкой. Но они могут и меняться в величине и форме. Они составляют буквы, алфавит всего сущего. Они обладают даже тяжестью и весомостью, хотя для этого нужна земля, чтобы на нее падать. В конце концов механицизм у Демокрита перекрывается пределом, объединением форм атомов в единое целое (алфавит), определенностью форм атомов (шар, конус). И время у него дышит.

У Аристотеля необходимость не всегда преобладает в природе. Даже и строгая силлогистическая логика не лишена моментов вероятности. Она ведь всегда в какой-то мере содержательна. Тем более искусство случайно. В идее вероятности огромная новость Аристотеля. И в Средние века прекрасно понимали, что есть богословие абсолютное, а есть предположительное. Идея вероятности страшно пронизывает всего Аристотеля. Платон в сравнении с ним был слишком абсолютен, догматичен.

Базаров дурак. Правда, не только дурак. Есть и другие черты, он там и бабник. Но в основе дикость такая, русская дикость.

Правило при молитве – серьезность. Если ты молишься серьезно, молитва настоящая. Если человек хихикает внутри, то лучше ему не молиться.

Непознаваемая сущность и познаваемая энергия.

3. 12. 1972. «Алексей Федорович, звонит Павел Флоренский, спрашивает, нужна ли справка о Булгакове!» Нужна, отвечает А. Ф., и поясняет:

А он, Павел, внук Флоренского, товарищ чуть ли не сына Булгакова. Учение Булгакова о Софии Премудрости Божией это вроде бы глава в книге «Невеста Агнца». Нужно узнать страницы, год издания. У Булгакова вообще чудные названия книг, например «Лествица Иаковля»…

Ленин профессора Грушка не принял. Отменил классическую филологию. Хотя сам был гимназист, знал греческий. Это уж конечно он пошел против своей совести. С 35 года Сталин классическую филологию разрешил. И в 30-е годы многое стало выходить. Договор на всего Эсхила был заключен с Пиотровским. Со мной был договор на 60 листов. Удалось мало что. Издали Николая Кузанского; и то не я начинал, а Лопашов, который перевел De docta ignorantia[122]122
  Соболькова.


[Закрыть]. И примечания смешные дал. У меня было три статьи к трактатам, которые я переводил.

6. 12. 1972. Μονάς, монада у Ямвлиха понимается как мера, принцип измерения, который сам неизмерим.

Для жизни достаточно сознавать свою греховность.

Патристика первых трех веков – жалкое зрелище. Стоический тон. Душа сделана из огня, опять превращается в огонь. Ориген, который тоже не отрицал круговорота, разошелся с Плотином. Признать субстанциальные формы, зависимость низших миров от высших он не мог. У Плотина строгая иерархия, вся его диалектика развертывается на одной плоскости. А Ориген, признавая иерархичность, говорил, что нельзя забывать главного, Творца и творение. Как бы ни был мир для обоих тоже богом, всё равно идея Творца, творения, создания расколола этих двух друзей. Ориген предпочел брать более простые стоические схемы, только чтобы сохранить монотеизм. Плотин в сравнении с этим развил очень тонкое и отточенное философствование; хотя дальше Платона не пошел.

Покаяние, искупление, вся эта драматическая история Плотину совершенно чужда. Никаких слез, никакого раскаяния; проблемы зла, греха, ничего этого нет. Есть холодное восхождение к Единому, безличное, бездушное. А для христианства ведь это действительно ужас, ужас и мерзость. Восходит умом – но к чему, а не к Кому. Никого наверху нет, там только холод и безличность. Общаться не с кем. Человек никого не находит там. Соединяются с вечным умом, а вечный ум – это никто. Правда, поскольку Единое есть всё, оно, конечно, и кто, но все эти кто слиты здесь в одну кучу и в одном котле варятся.

Ясно, что для него ум это никто. Стоит только спросить, чей это ум? кого? И окажется – никого, ничей ум.

Поэтому во всей античности космическая жизнь, космические трагедии воспринимаются удивительно естественно. Гераклит утешается тем, что всё гибнет, Эмпедокл готов к тому, что вечно будут кружить любовь и вражда. Как-то они умеют находить в этом утешение. Что, плохо жить? мучится человек, страдает? Ничего, тем лучше! Будет мировой пожар, всё погибнет, все муки, все трагедии. Хорошо, красиво – пожар! Всё горит! А для христианства это ужас.

Опять-таки, вечный круговорот. Дождевая капля падает на землю, потом испаряется, поднимается на облака, потом опять поднимается на небо, вечно. И так же душа. Христианство в ужасе от этого, это для него нигилизм, атеизм. А для неоплатоников, наоборот, христианство атеизм. Это что же вы, они говорят, создали божество всемогущее, бесконечное, вечное, а потом бросили его на землю, в человеческое тело, на страдания? Нет, товарищи дорогие, это у вас чистейший атеизм, безбожие, за которое нужно вас казнить. Вот у нас божественный ум – это ум, он не распинается, не вздыхает, не говорит: «Господи, Господи, почто Ты Меня оставил?» Никто не плачет, и нечего плакать.

Античная мистика – это ведь метеорология. Вот погода меняется: сегодня снег и град, а завтра опять хорошая погода, и так вечно. И никакого греха в этом нет, что сегодня снег, а завтра не будет. Отпадение от вечности – какой же это грех? Снег упал на землю – какой грех? Хорошо! Ни печали, ни воздыхания, и стремиться не к чему. Вот она где, античность. В этом она вся.

У христианства уже и слово другое для творения, κτϊσμα. А неоплатоническое исхождение, πρόοδος прошествие, как в старину у нас переводили, – это тот же бог, только в сокращенном виде. Наоборот, в христианстве если творение божественно, то только по дару, по благодати. Инобытие, которое есть ничто, восприняло в переносном смысле Бога, но не по субстанции. Тут водораздел между античной и христианской мыслью.

Я не беру промежуточные формы. Христианство, не имея своей философии, хваталось сначала за всё что попало, за манихейство, стоицизм. Взять Оригена, у него еще всё это смешано. И потому на Первом соборе его писания были осуждены. Оригена, Иустина Философа, Климента Александрийского было

решено признать образцовыми учителями церкви, но их учение осудить. Потому что тут уже созрело высокое христианство, неоплатонизм. И за всех прежних, за все прежние ошибки Арий ответил.

Но Арий был упорный, упорный, так и не раскаялся… Не понимал тварности! Что такое тварь не понимал, а всё изводил из Бога.

Бердяев доходит даже до учения о несотворенной свободе. Хотя не знаю, чем такая свобода отличается от Бога. У Бердяева же философия свободы. Он не хотел связывать себя ничем. Булгаков о нем говорил, что он «доходит до сатанизма» (в «Свете невечернем»). Но, кажется, это неправильно. Бердяева спросили однажды, религиозен ли он. Да, я православный русский человек. Человек раб Божий, но рабство у Бога есть высшая свобода. В других местах это может переходить в антропологизм.

У Бердяева есть о Достоевском, в «Опыте религиозной антропологии». Есть его «Диалектика человеческого и божественного в экзистенциализме». Он говорил: «Меня как социалиста и марксиста отовсюду изгоняли. Но это недоразумение». Незадолго до смерти он получил в подарок особняк. Стал почетным доктором религии, членом Королевского общества, знаешь, шапочки там надевают. И он говорил с удивлением о себе: «Я, который ютился в одной комнате, никогда не был профессором, никогда не был принят ни в одно официальное учреждение, не завел настоящую семью, – я, человек, который всегда выступал против собственности, умираю теперь собственником особняка, доктором религии, чьи книги переводятся на разные языки». Это в «Самопознании», духовной автобиографии.

Всё у него построено на свободе. «О смысле творчества» его главная книга. Он чувствует божественность своей свободы, как Ангелус Силезиус, который говорил: «Без меня Бог не мог бы совершить ни малейшего движения». Иногда у Бердяева что ни фраза, то афоризм. «Личность– тайна одного, брак– тайна двух, церковь– тайна трех». Или: «Два типа сатанизма, фашизм и коммунизм». Но это у него не политика, а отборная и выборочная философия.

Я как-то видел, продавали шесть-семь книг Бердяева по 50 рублей. Но я боялся провокации политической. Об этом ведь сразу же вся Москва узнает, куда тот человек продал. Там предлагали другие замечательные книги, как «Лествица Иаковля» Булгакова. Я полистал предисловие. Там всё. Он же

профессор. Из-за одной учености надо было бы купить. Но зато теперь я чист как ангел, никто не упрекнет. Да и что, я всё равно скоро умру.

Вписать в текст о Кузанском: учение о мудрости как о непостижимой первореальности, постигаемой однако в бесконечном приближении и являющейся простейшей первоформой и образцом каждой вещи.

Скажу по секрету, я христианин. Для меня величайшее достижение в смысле христианского подвига – исихазм. Это значит не о теле думать, а о Боге. Это выше разума, разум только разлагает.

Я, хотя всю жизнь занимаюсь наукой, всё же недостаточно воспитан. Как-то в жизни должно быть по-другому… Скорее всего, неудовлетворенность вызвана зачатками неевропейского типа. Меня привлекает идеал άπλωσις, опрощения; всё настоящее, мне кажется, настолько просто, что как бы и нет ничего. В том же смысле я понимаю и θέωσις, обожение. Человек становится как бы Богом, только не по существу, что было бы кощунством, а по благодати. В опрощении, в обожении происходит возвышение веры над разумом. Ничего рассудочного не остается. И даже о самом Боге человек перестает думать. Ведь Бог, если о Нем думать, это уже система богословия. А тут полная неразличенность. Исихасты называют такое состояние божественным светом. В нем нет ни более темного, ни более светлого, а один неразличенный свет…

Но я думаю, что мы искажены разными заседаниями, что психика не может добиться простоты, άπλωσις. А если может, то только если это кому-то дано от природы. Как от природы есть человек мягкий; или от природы злой. Есть люди, которые одарены такой способностью… Но не в нашей Европе. Может быть, последними были мистики, которые достигали Abgeschiedenheit… Флоренский?

Я его лично знал, человек тихий, скромный, с опущенными глазами, имел пять человек детей. То, что он имел пять человек детей, кажется, противоречит отрешенности. Я видел его несколько раз, даже ночевал у него один раз, идя из Троицы в Параклит. Ночь наступила. Пойду к отцу Павлу? Я был мальчишка, всё равно где спать. Пришел. Отца Павла нет, он ведь был тогда и инженер, занят. При Сталине было строго, работали до 12 часов ночи. Анна Михайловна меня немного знала. «Простите, говорю, некуда деться, пришел как нищий за

подаянием, иду в Параклит, идти еще далеко, в Москву возвращаться не хочу». Пожалуйста. Положила меня на диван. «У меня, говорит, пять человек душ». Думается, что наличие такого большого семейства должно озабочивать…

У него была идеальная семья. Эти пять человек детей, пока я сидел в гостиной на диване, баловались; Анна Михайловна чай готовила на кухне, но ни малейшего раздора я в течение почти часа не заметил. То пляшут, то играют. А родителей нет никого. Дети вели себя идеально. Это я собственными глазами видел, я и тогда удивлялся, и теперь удивляюсь. Я этот рассказ привожу как один из первых, когда спрашивают. Как всё получалось, не знаю. Ведь родители на работе.

Я знаком с внуком Флоренского, он живет здесь, геолог. Кирилл Павлович Флоренский, физик и астроном, втянулся в историю с лунным путешествием. Он большое лицо.

О Владимире Георгиеве, болгарском расшифровщике этрусской письменности: «Такой крупный человек, а не успевает за молодыми. Расшифровывает, да как-то неудачно».

Честность не очень явление желательное. Русская честность такая, что человек может и душу за тебя положить, и избить. Те, на Западе, понимают честность как-то более цивилизованно.

Да, есть великая сила, но когда она проявляется на земле, люди не могут ее осуществить. Мы это ощущаем на просмотре трагедии. Да, видишь ли, сила мировая, надмирная сила… Для Гегеля суть трагедии в том, что высшие силы здесь проявились.