Текст книги "Десну перешли батальоны"

Автор книги: Алексей Десняк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

Из-за печки он вытащил винтовку, разобрал ее, стал смазывать части. Глядя на отца, и Иван стал чистить оружие. Они делали это молча. Договариваться незачем было, отец и сын без слов понимали друг друга.

Вечером, когда через Боровичи проходил конный отряд гайдамаков, Иван оседлал коня, надел синюю праздничную чемерку, смушковую шапку, стянул грудь патронными лентами и подошел к отцу.

– Там виднее, тато. Благословите!

Писарчук взял коня за повод, снял шапку и с обнаженной головой вывел всадника за ворота.

– Счастливой дороги!.. Не забудь, Иван, чья кровь течет в твоих жилах…

Всадник дал шпоры. Конь затанцевал, рванул с места и споткнулся. Иван едва усидел в седле. Отец заломил руки. С губ его сорвалось проклятие. Сын этого не слышал – конь уже вынес его на самый конец улицы… Писарчук долго стоял у ворот. С севера дул декабрьский ветер со снегом. Ветер приносил эхо выстрелов, и Писарчуку иногда казалось, что он слышит возгласы победителей. Затем он вернулся в дом, набросил на плечо ремень винтовки и ушел со двора. Улицы были безлюдными. Наступала ночь – снежная и морозная. Молчаливо стояли хаты – темные, неосвещенные. Трещал лед на Лоши – эхо долго катилось по реке… Писарчук постучал в окно к Маргеле и слышал: в хате кашлянули, но к дверям никто не подходил.

– Открой! – уже со злостью постучал Писарчук. Скрипнул засов наружных дверей, и Федор Трофимович переступил порог. Маргела стоял в одном белье, загораживая двери в комнату.

– Оденься!.. Позовешь всех наших!

Маргела засуетился, застучал сапогами, чиркнул спичкой.

– Не нужно света!

Маргела молча выбежал из хаты. Писарчук, не раздеваясь, сел у стола. Под печкой пел сверчок. Скребла мышь. За дверью в комнате кашлял во сне ребенок. За окнами завывала метель. Земля вздрагивала от далеких орудийных выстрелов. «Это конец», – подумал Писарчук. Вскочил, забегал по комнате, расстегнул ворот кожуха – ему не хватало воздуха. Комната стала тес* ной, словно гроб. Потолок падал на плечи, давил к земле. Писарчук толкнул ногой дверь в сени, ворвалась струя морозного воздуха. В хате похолодало.

– Ребенка простудите… – крикнула женщина из второй комнаты. – Закройте…

Писарчук прикрыл двери и в изнеможении снова присел, нащупал табак на печи – вдруг захотелось курить. Из какой-то книги он вырвал кусочек бумаги, растер на ладони лист махорки-рубанки, задубелыми пальцами свернул цыгарку и вспомнил, что Маргела забросил спички на печь… Писарчук долго шарил пальцами в темноте, пока, наконец, не нашел их. Он затягивался дымом, кашлял, чувствовал горечь во рту и долго сплевывал на пол. Немного успокоившись, Федор Трофимович присел к окну. Теперь он снова мог думать и принимать решения. Он должен знать, что говорить своим людям. Вот сейчас они придут…

…Они вошли все вместе, принесли с собой холод и тревогу. Расселись на скамьях подальше друг от друга. В хате запахло дублеными кожухами. Никто из вошедших не начинал разговора.

– Спите? Пушки большевистские вас не тревожат? – сквозь зубы процедил Писарчук.

Кожухи задвигались в темноте. Кто-то кашлянул, прикрывая ладонью рот. Под печью затихли сверчок и мышь. Громче завыл ветер за окнами. Один за другим донеслись глухие удары орудий.

– Конец… – тихо прошептал один из сыновей Луки Орищенко.

Писарчук услышал.

– Конец? Кто сказал?.. Я этого не хочу! Сына проводил сегодня! Оружие почистил, патроны просушил! А вы готовы?

– Куда?.. – не поняв его, спросил Орищенко-отец.

– A-а, куда? Берите оружие и выходите. Не пустим их!..

В хате снова стало тихо. Затем, в углу поднялся Лука и подошел к столу.

– Какие из нас воины, Трофимович? Мы с нашими односельчанами умеем воевать, а винтовки я и в руках никогда не держал… Закопайте хлеб, добро, с властью как-нибудь перемелется… Я о себе и своих сыновьях скажу… Разве люди видели, чтоб мы что-нибудь затевали против их власти, пусть она вовек не возвращается!.. Мы немцев и гайдамаков не водили к Надводнюку, и в старосты нас не избирали. Может, нас беда как-нибудь обойдет… Вот вам, Трофимович, другое дело! Вы уж как-нибудь подумайте… Так что с этими словами мы и домой пойдем, и не задерживайте нас, Трофимович, время позднее… – он надел шапку и направился к дверям. За ним встали его сыновья. Писарчук этого не ожидал. Слова старого Орищенко оглушили его. Он даже не смог подняться, чтобы задержать Орищенко, хотя это и было единственным его желанием. Под ногами зашатался пол. Потолок снова давил на плечи. Писарчук глубоко дышал, но воздуха не хватало.

– Шкуру спасаете!.. – прохрипел он и застыл над столом.

Маргела и Варивода придвинулись ближе. Молчали. Им не о чем было говорить. Как три волка, которых охотники отбили от стаи и выгнали на опушку, они искали дорогу и не знали, куда бы можно было податься. И они выбрали свою дорогу – быть готовыми к бегству.

* * *

В тот вечер на гору вышли две женщины. Злой ветер бросал им снег в глаза. Женщины, прижавшись друг к другу, стояли под дикой грушей – лицом к северному ветру. Холод не пугал их. Ветер был не страшен. Они не вздрагивали от далеких орудийных выстрелов, считали взрывы снарядов, напрягали зрение и слух, но густой снег закрывал отблески выстрелов. За спиной женщин поднимались очертания пожарища. Стояли черные столбы – немые свидетели ненависти Шульца. На кучи обгорелых обломков ветер наметал сугробы снега. По сугробам со свистом плясала метель. Позади пожарища видно было все село – готовое взбежать на эту гору, встретить тех, кто подает о себе весть орудийным гулом.

– Это уже, верно, через Сновск прошли, – прошептала Ульяна на ухо Наталке. Наталка обняла подругу, прижалась к ней. На щеку Ульяны скатилась слеза Наталки.

– Летите, соколы, летите быстрее!.. Пусть вам ветры дуют в спину, пусть ваши лошади не знают усталости!.. Пусть ваши винтовки метко стреляют и пули не пропустят врага!..

И словно в ответ женщинам все чаще и чаще за Десной стреляли орудия, ветер доносил протяжные взрывы снарядов. Метель завывала все сильнее, словно справляла поминки по погибшим.

Женщины стояли до тех пор, пока не смолкли выстрелы. Ветер мчался издалека через Лошь, вихрем взбегал на гору, засыпал снегом глаза, но уже не слышно было орудийных раскатов. Кто-то победил в этом бою. Но ветер не назвал имени победителя.

Женщины ушли из-под дикой груши и направились в хату Гната Гориченко, который после пожара принял их к себе. Если завтра с утра орудия загрохочут еще ближе – победили Дмитро с Григорием…

Женщины постелили на скамье и легли рядом, как сестры. Мишка прижался к матери.

– Красные уже недалеко… Скоро к нам придут! – оказал мальчик и замолк. Затем он еще тише прошептал: – Я насобирал сотни три патронов и спрятал их под сараем у деда. Отцу отдам для пулемета… Им теперь трудно с патронами… – деловито заключил Мишка.

Руки матери нежно погладили мягкие волосы сына.

В трубе глухо завывала метель.

* * *

Через два дня снаряды уже перелетали через Десну, падали под Забужиным хутором, поднимали столбы льда и воды в Лоши, перекапывали огороды в Боровичах. От разрывов вздрагивали стены хат, вылетали стекла из окон. Люди сидели в погребах и оврагах.

Писарчук и Варивода, притаившись в саду, с горы наблюдали за разворачивающимся над Десной боем. Синими густыми пятнами на заснеженном лугу перед Макошином рассыпались гайдамацкие части. От Забужина хутора, прячась в перелесках, к Десне направлялся конный отряд гайдамаков, среди которых был и сын Писарчука, Иван.

Из лесу выполз бронепоезд, сухо кашлянул, и на Макошин, рассекая воздух, полетели снаряды. Падали они где-то в селе, поднимая столбы густого дыма. Высокая Макошинская круча начала дымиться.

– Тю-у-у-у… – резко загудело над лугом, и снаряд разбросал мерзлую землю недалеко от железнодорожного полотна. Бронепоезд отвечал все охотнее, снаряды нащупывали цель.

– Стреляют, чтоб им руки отсохли! Мост нужно взорвать! – шептал Писарчук, недовольный артиллеристами гайдамацкого бронепоезда.

– Ну и что? – тоном знатока сказал Варивода. – Десна замерзла, по льду перейдут.

На Макошинской горе застрочили пулеметы. Пули падали вокруг гайдамаков, рикошетом поднимались вверх и гудели, как шмели, над Боровичами.

Кавалерийский отряд спрятался за деревьями. Огнем пулеметов и винтовок отвечала Макошину пехота. Бронепоезд зачастил из орудий. В Макошине вспыхнул пожар. Ветер разбрасывал огненные факелы, клубы дыма вились над мостом, обвивая Десну. В огонь падали снаряды и снова поднимали в небо обломки зданий, землю, горящие крыши… Синие жупаны «сечевиков» замелькали на подступах к Десне и исчезли из глаз Писарчука. Ветер разнес по лугу и забросил в Боровичи:

– Ненька-а!..

За перелеском блеснули сабли. Кавалерийский отряд развернутым фронтом понесся к Макошину.

– Бьют большевиков… Ура-а-а! Бей!.. – Писарчук выхватил из-под плетня винтовку и устремился вниз с горы. Не оглядывался, не звал своего союзника, оставшегося наверху, а бежал по лугу против ветра. Перед глазами Писарчука на снежном фоне поднимались в пламени дома Макошина, мелькали пятна жупанов, блестели сабли кавалеристов. Он бежал изо всех сил и скоро устал: ему мешал тяжелый дубленый кожух. Писарчук бросил его под куст боярышника и побежал быстрее. Проверил патроны в винтовке и молил бога, чтобы тот оставил ему хоть одного богунда для расправы. От быстрого бега Писарчук задыхался, падал, хватал ладонями снег, глотал его и боялся опоздать. Глаза ел дым пожара… Быстро приближались горбатые, поросшие лозой откосы Десны. Писарчук собрал последние силы и прыгнул вниз.

– Ура-а-а!

– Да здравствует революция-я!

Победный клич богунцев заставил его вскочить. Писарчук выстрелил наугад. Кто-то крикнул:

– Беги, богунцы бьют наших!

Он оторопел и растерянно оглянулся. Гайдамаки взбирались вверх по откосу. Кавалерийский отряд сбился на единственном пологом спуске. Пулемет богунцев поливал их свинцом. По Десне катилось победное «ура!..» Дикий страх охватил Писарчука. Он пополз на откос. Пальцы не слушались, из них текла кровь. Обессилел, бросил винтовку, ухватился за ветку лозы, выбрался наверх, поднялся, чтобы побежать, и вдруг упал лицом прямо в лозу. Спину рассек огонь.

«Это смерть», – шевельнулась догадка в глубине сознания. Писарчук еще раз поднял голову. В глазах стояла муть. В этой мути колесом мелькали синие жупаны и одинокие всадники на лугу. «Конец». Он закинул голову, сжал кулаки, зашатался и упал, подгребая под себя снег.

…Десну перешли батальоны богунцев.

* * *

Кто-то с силой открыл двери погреба. Люди припали друг к другу. Ульяна прижимала к себе Мишку. Наталка загораживала их своим телом. Старый Гнат, затаив дыхание, прятал женщин в глубине погреба. Все впились глазами в темноту, туда, где должна была быть ляда, – ее кто-то пытался сорвать с крючка. Снова пришли жупанники? Им еще мало крови, слез, огня? Когда уже все это кончится?

– Не открывайте, не открывайте, – шептала Наталка. Но тот, кто стоял снаружи, был очень настойчив: он дергал за край ляды, стучал кулаками и, наконец, закричал:

– Отзовись, кто жив!

Как гром, прозвучал этот голос в погребе. Мишка плакал, обхватил шею матери, весь дрожал. Мать, чтобы заглушить плач, прикрыла ладонью его рот. Наталка тихим шепотам умоляла мальчика не плакать.

– Да откройте же, дядя Гнат! Это я – Григорий!..

– Григорий!.. Наши!..

Все бросились к лесенке. Хватались руками за перекладины, за ноги того, кто первым добрался к ляде, все вместе открывали ляду и тянулись к Григорию. Он вытаскивал их из погреба, целовал, ставил на ноги.

– А мой Дмитро? – вскрикнула Ульяна.

– Жив, здоров! Сейчас караулы расставляет. Он командиром у нас. Натерпелись, родные?.. – и снова обнимал всех по очереди, незаметно смахивая непрошенные слезы.

– Все глаза проглядели, ожидая вас! Ведь как народ страдал!..

Мишка потрогал пальцами пулеметные ленты на груди у Бояра, опустил голову.

– А я думал – придете, патронов для вас припрятал, а у вас своих вон сколько!..

– Спасибо, Миша, давай их сюда, богунцам они очень нужны!

Мальчик вытащил из-под сарая мешочек с патронами.

– Мы с хлопцами у немцев стянули! – сказал он степенно, как взрослый. Все засмеялись.

– Идемте же в хату! Молодицы, угощайте гостя, – засуетился Гнат.

– После, после! Сейчас все в школу!

Григорий, тяжело вздыхая, смотрел на пожарище и пожимал руку Гнату, приютившему его жену.

По улице ехали подводы с боеприпасами, орудия, санитарные повозки, быстро пролетали всадники, твердым шагом проходили дозоры. Над крыльцом школы уже развевался красный флаг. Люди спешили к школе. На пороге стояли два богунца в походной форме и козыряли каждому боровичанину. В школе и возле нее собирались кучки боровичан, везде были слышны дружеские беседы.

Тут Гордей собрал кружок, там – Шуршавый, а вон там – Дорош рассказывает. В комнате уже успели накурить. Ульяна с Мишкой и Наталка проталкивались к Клесуну.

– Павлуша, а Марьянка?

– Сейчас мать приведет! – он тепло поздоровался с женщинами.

– А мы уже здесь! – послышался голос у дверей. Женщины бросились друг другу в объятия.

– Ишь какая ты богунка! – с легкой завистью сказала Ульяна, оглядывая Марьянку, которая была в шинели и военных сапогах. Ничего в ней не осталось от забитой батрачки. И узнать трудно! Женщины обнялись и отошли в угол, зашептались о своем, интимном. Молодицы допытывались, пустят ли их мужей хоть на часок домой.

– Ты всегда со своим Павлом! После боя как-нибудь да урвете минутку, чтоб повидаться. А мы уже с каких пор своих не видали, – жаловались они Марьянке.

Ульяна внимательно приглядывалась к молодой богунке.

– А на лице у тебя уже есть значки! – хитровато повела черной бровью Ульяна. – Сына родишь, Марьянка!

– Богунец будет!

Женщины счастливо рассмеялись.

Харитина Межова обнимала Павла.

– Здоров, сынок! Как душа моя исстрадалась, детки… Ведь вы завтра дальше махнете?

– Нужно, мама! – Павло впервые назвал Харитину мамой. – Всю Украину освободим от петлюровцев и тогда вернемся домой.

– Конечно, конечно!.. – кивала Харитина, утирая слезы. Мирон в длинной шинели и солдатской шапке ходил среди боровичан.

– Не видали ли вы моего товарища, соседа Гната Гориченко?

– Да где тебя, к черту, узнать! – воскликнул Гнат. Они скинули шапки, долго всматривались друг в друга, потом крепко обнялись.

– Ну, теперь уже пусть пан распрощается с землей! – шептали они. – А Кирей не дождался!… – старики опустили головы.

Дверь широко распахнулась. Богунцы и боровичане почтительно пропустили командиров.

Надводнюк окинул взглядом густую толпу.

– Дмитро! – Ульяна и Мишка бросились ему на грудь.

Толпа снова сомкнулась.

– Кто это рядом с Бровченко, будто знакомый? – спросил Гнат у Мирона.

– Забыл?.. Комиссар Воробьев!.. Золотой человек!..

Воробьев поднялся на парту – крепкий, в шинели, туго стянутой поясом, с биноклем на груди. Поднял руку. В зале стало тихо.

– Дождались? – спросил и умолк. На лице разгладились морщины. Он улыбнулся тепло и ласково, как родной брат.

– Дождались!.. – вырвалось из сотни грудей.

– Дождались!.. – боровичане и богунцы руками, шапками, платками приветствовали победителей.

– Думаете, легко бить врага? Не легко! Но Щорс врагов умеет бить! Он и нас научил, как громить гайдамаков!

– Щорс!..

– Жить ему до ста лет!

– Пусть гремит слава о нем по всей земле!

– Гомель наш! Городня наша! Щорс уже под Черниговом. Наша часть займет Бахмач! Петлюра с гайдамаками удирает на Киев. Туда бежит всякая погань и контра! И из нашего села туда подались Рыхлов, сын Писарчука, Варивода! Знаем! Помещик Соболевский не дождался нас, с перепугу дал дуба!

– Его счастье! – выкрикнул кто-то.

– Да, да! – рассмеялся комиссар Воробьев. – И те не удерут! Догоним! Теперь начало января, а в первых числах февраля мы будем в Киеве! Наша красная дивизия растет! Разве мало вас тут, таких, что завтра пойдут с нами добивать контру?

– Пойдем, товарищ комиссар!

– Хоть сейчас ведите!

– И так в каждом селе! Гайдамаки даже духа щорсовцев боятся… Да и кто сильнее нас? Кто устоит против нас, рабочих и крестьян, когда мы вместе выйдем против врага?

– Правильно, товарищ комиссар! Мы – сила!

– Сейчас нам нужно избрать ревком, чтоб он охранял село, ведь не все кулаки удрали к гайдамакам. Есть такие, что и притаились. Смотреть за ними надо. Сегодня отдохнем, а завтра двинем дальше в поход!

…Поздно вечером боровичане расходились из школы. Хаты были весело освещены. Угощали богунцев всем, что было лучшего в хате. Хотелось вдоволь наговориться, – ведь при немцах и гайдамаках не с кем было отвести душу.

Хозяйки готовили мужьям и сыновьям еду на дорогу и втихомолку плакали. Не одна из них, как Харитина Межова над Павлом и Марьянкой, просидела ночь у изголовья и, может быть, в последний раз, перебирала мозолистыми руками волосы своих детей.

* * *

Рано утром колонны богунцев двинулись в путь.

Февраль 1936 г. – ноябрь 1936 г.

г. Чернигов.

Алексей Десняк

Славное имя талантливого украинского писателя Алексея Десняка, погибшего смертью храбрых на 34-м году жизни в грозный час Великой Отечественной войны, надолго сохранится в памяти советских людей. Его творчество – яркий образец того, как нужно художественным словом беззаветно служить своему народу и родной Коммунистической партии. «Партия и комсомол взрастили и воспитали меня. Им, народу советскому, служит мое творчество», – писал А. Десняк в 1938 году.

Алексей Игнатьевич Десняк (Руденко) родился 17 марта 1909 года в семье крестьянина-бедняка на Черниговщине. С малых лет он познал ужасы помещичье-кулацкого произвола над бедными крестьянами, а затем был свидетелем хозяйничанья на Украине немецких оккупантов и их петлюро-гайдамацких сообщников. Впечатления детства, пробудившие в нем классовую ненависть к врагам-эксплуататорам, оставили глубокий след на всю жизнь и послужили впоследствии поводом к написанию многих замечательных произведений, среди которых особо выделяется известный роман «Десну перешли батальоны».

Благодаря Великой Октябрьской социалистической революции, свергнувшей строй помещиков и капиталистов и установившей Советскую власть, Алексей Десняк получил возможность учиться и развить свой писательский талант. В 1926 году после окончания средней школы он поступает в Борзненский сельскохозяйственный техникум, а затем в 1931 году оканчивает Черниговский институт народного просвещения.

Годы учебы А. Десняка в техникуме и институте были наполнены юношеским горением и творческими дерзаниями. К этим годам относится его проба пера. В газетах он печатает свои первые рассказы, принимает активное участие в работе Черниговского литературного объединения.

В 1932 году комсомол рекомендует А. Десняка в областную газету «Більшовик» на журналистскую работу. В газете А. Десняк по-настоящему сформировался как художник слова. Семилетний опыт работы в партийной печати выработал у него чувство нового, научил познавать жизнь, разбираться в сложных идеологических вопросах. А. Десняк никогда не любил сидеть в аппарате редакции, он постоянно ездил в командировки, изучал жизнь, держал связь с народом, зорко подмечал ростки нового, социалистического отношения людей к колхозному труду. Появлявшиеся часто в печати его рассказы служили как бы зарисовками или эскизами к будущим художественным полотнам.

Две темы особенно волновали его в это время: тема коллективизации села и тема гражданской войны. Они проскальзывали в многочисленных газетных очерках и рассказах: «Колхозница-энтузиастка», «Везут хлеб», «Благодарность», «Любовь деда Андрея», «Решил», «Микола Чечет», «Лакированные ботинки» и другие.

В 1937 году выходит из печати большой роман писателя «Десну перешли батальоны», сразу поставивший автора в число лучших писателей советской Украины. Успех романа был необыкновенным. Через год появляются одновременно еще две книги – роман «Удай-река» и повесть «Полк Тимофея Черняка», затем в 1939 году в журнале «Молодий більшовик» печатается роман «Высокое» – первая часть трилогии «Революция продолжается», в 1940 году – роман «Тургайский сокол» и много рассказов. Писатель разрабатывает различные темы, подсказанные жизнью. Главные из них – гражданская война, труд новых людей колхозного села, дружба народов. Его охватывают все новые и новые творческие планы. 5 марта 1939 года Указом Президиума Верховного Совета СССР А. Десняк был награжден орденом «Знак Почета».

С 1940 года А. Десняк работает председателем Львовской организации Союза писателей Украины. Нужно было тщательно разобраться в творчестве западноукраинских писателей разных направлений, помочь им стать «а позиции Советской власти, овладеть методом социалистического реализма. С этой задачей А. Десняк справился блестяще. Верными помощниками ему были С. Тудор, Я. Галан, П. Козланюк, А. Гаврилюк, Я. Кондра и другие. Во Львове под редакцией А. Десняка выходил журнал «Література і мистецтво», вокруг которого группировались передовые силы местных литераторов.

А. Десняк всегда умел совмещать творческую работу с большой общественной деятельностью. Он был избран депутатом Черниговского областного Совета депутатов трудящихся.

С первых дней Великой Отечественной войны А. Десняк словом и штыком принимает активное участие в борьбе против фашистских захватчиков. До последнего дня обороны Киева он вместе с Миколой Шпаком, Юрием Корецким и Миколой Шереметом работает корреспондентом фронтовой газеты «Боевая красноармейская».

Очерки и рассказы А. Десняка фронтового периода зажигали у советских людей чувство ненависти к фашистским захватчикам, воспитывали беззаветную любовь и преданность родной Отчизне, непоколебимую веру в окончательную победу, прославляли героизм и мужество наших воинов. Ярким образцом фронтовой публицистики А. Десняка может служить очерк «Ненависть», который перекликается с известной «Наукой ненависти», написанной в то же время М. Шолоховым. В очерке «Побег» автор показывает неодолимость советского народа в тяжелой борьбе с фашизмом. Герой очерка, советский патриот, верный сын народа, бросает в лицо фашистам: «Вам никогда советскую землю не покорить. Никогда! Запомните!»

Солнечная вера в победу Советской Армии над гитлеровскими бандами пронизывает все фронтовое творчество А. Десняка. И хотя он не дождался славной победы (писатель-боец геройски погиб 25 мая 1942 года), его чудесные произведения служили грозным оружием в борьбе против фашизма, они вселяли в сердца советских воинов мужество, стремление преодолеть все трудности на пути к победе.

* * *

Роман «Десну перешли батальоны» освещает героические события, происходившие на Украине в годы Октябрьской революции и гражданской войны. В нем правдиво изображена борьба трудящихся за Советскую власть, борьба против немецких оккупантов, кулаков, петлюровцев и других врагов революции.

Главный образ романа – Дмитро Надводнюк воплощает в себе черты нового человека, рожденного революцией, мужественного борца за коммунистическое будущее.

Под влиянием идей Коммунистической партии Дмитро Надводнюк из простого крестьянина-бедняка вырастает в передового коммуниста-борца, настоящего вожака трудящихся масс. Возвратившись с империалистической войны в родное село Боровичи, Дмитро Надводнюк сколачивает вокруг себя крестьянскую бедноту, бывших фронтовиков на борьбу с кулачеством, за новую жизнь. Но положение усложняется тем, что на помощь помещичье-буржуазному строю приходят немецкие войска. «Конец революции», – думают некоторые неустойчивые элементы. На этом фоне раскрывается мужественный образ Дмитра Надводнюка, его светлый ум и твердая большевистская воля. Временно попав в руки врага, Надводнюк не склоняет головы, ведет себя геройски. «У партии хватит сил поднять восстание против немцев», – уверенно заявляет он.

Наряду с главным героем писатель также мастерски раскрывает образы других представителей народа – Павла Клесуна, Марьянки Межовой, деда Кирея. Они верные помощники коммуниста Надводнюка в борьбе за Советскую власть.

Воплощением братской дружбы украинского и русского народов; выступает в романе образ русского рабочего-коммуниста Михайла Воробьева. Он передает свой опыт подпольной работы молодому поколению революционеров, помогает им подняться до уровня сознательных бойцов пролетарской революции. Опытный коммунист Михаил Воробьев раскрывает Дмитру Надводнюку программу действий: «В селах нужно создавать крестьянские комитеты и немедленно отбирать помещичьи земли». В условиях немецкой оккупации коммунист Воробьев ведет активную подпольную работу по разложению кайзеровской армии, держит тесную связь с партизанскими отрядами. Он советует Дмитру Надводнюку присоединиться со своим отрядом к полкам Николая Щорса.

В последних главах романа очень тепло нарисован образ легендарного героя гражданской войны Николая Щорса, который по заданию Коммунистической партии и В. И. Ленина формировал первые регулярные части Красной Армии для борьбы с германскими захватчиками. Щорс всегда был для бойцов чутким товарищем и в то же время воспитывал их в духе железной, сознательной дисциплины.

Роман «Десну перешли батальоны» с честью выдержал испытание временем. Эта книга до сих пор сохранила свою большую идейно-эстетическую и воспитательную ценность. Она учит наших людей, особенно молодое советское поколение, как нужно любить свою социалистическую Родину и как нужно защищать ее от посягательств врагов.

Мусий Богуцкий.