Текст книги "Другая Грань. Часть 2. Дети Вейтары (СИ)"
Автор книги: Алексей Шепелев
Соавторы: Макс Люгер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 27 страниц)
– Каменные статуи – наверняка големы, – шепнул Реш.
– Согласен, – кивнул Скаут. – В крылья вдето толстое кольцо. На передних лапах цепи, крепятся к каменным столбам. Задние отсюда не разглядеть, но, наверное, они тоже прикованы.
– Скорее всего, – согласился человек. – Здесь ко всему подходят основательно. В сторожке может быть охранник. Или охранники.
– Спят крепко, как дети или профессиональные предатели, – хмыкнул полуогр. – В окошке темно, а через плёнку ничего во дворе не различить. Но вот звери в клетках могут поднять тревогу.
– Даже если не поднимут, громкую возню во дворе наверняка услышат стражники в башне.
– Согласен. Пожалуй, всё. Никаких ловушек я не заметил.
– Я тоже. Да и быть их не должно. Днём тут наверняка шатается скотник, вряд ли кто-то будет рисковать его жизнью. Двух големов для охраны дракона вполне достаточно.
– Уходим, – Олх ещё раз бросил внимательный взгляд на внешнюю стену. – Уходим здесь.
Ещё раз возиться с решёткой и засовом смысла не имело: проулок, в котором сейчас находились разведчики, упирался в ту же стену, светильники наверху стояли достаточно далеко, а, главное, стражники за прошедшее время не стали внимательнее относиться к своим обязанностям. Никто из них не заметил, как огр и человек перебрались через стену на улицы города.
В последнее время у Тейса испортились и характер, и товар. Содержатели трактиров и харчевен за глаза стали называть пивовара "старым козлом", да подыскивать себе других поставщиков, благо недостатка в зарабатывающих себе на жизнь изготовлением пива в Толе не было.
А как не горевать мужику, если болеет самое дорогое? Боли, рези, невозможность ублажить дражайшую супругу… Тут уж ничего не радует, да и не до работы…
Тейс обращался к лекарям, пил отвары, заплатил кучу денег, но облегчение не приходило. Болезнь не отступала. И каждую ночь он раза три-четыре просыпался, чтобы использовать ночную вазу. В такие минуты гнев пивовара был особенно силён. К счастью, его домочадцы в эти минуты мирно спали, а до той степени озверения, при которой детей или супругу вытаскивают из постели, Тейс пока ещё не дошел.
Вздохнув, стареющий пивовар бросил полный горечи взгляд в раскрытое окно, и неожиданно узрел, как по стене гладиаторской школы спускалась тёмная фигура. От неожиданности Тейс замер на месте, а таинственный незнакомец, закутанный в тёмный плащ, достиг земли и тут же исчез в переулке.
Дело было ясным: кто-то из гладиаторов втихаря пошел в ночь по бабам. От мысли о том, что какой-то вонючий раб проведёт ночь в страстных объятиях женщины и получит наслаждение и удовольствие, а он, Тейс, этого лишен, пивовар ощутил приступ горячего бешенства. Нет, так быть не должно.
Завтра утром непременно надо сходить к ланисте и рассказать ему об увиденном. Пусть любвеобильному рабу сполна отвесят плетей, забудет, что такое ночами по девкам шастать. Тейс представил, как будет корчиться под плетьми нарушитель порядка, и бешенство сменилось в нём злобным удовольствием. Наконец-то кое-кто расплатится за его страдания. Жаль, что нельзя будет посмотреть на это зрелище. Зато, как забегают по стене ленивые стражи, получив от ланисты надлежащее внушение, он сможет наблюдать уже следующей ночью. Должна, должна быть на свете справедливость…
Утренний посетитель не понравился Луцию Констанцию с первого взгляда. Во-первых, он был неприятно рыж, а, во-вторых, тошнотворно бледен. Вообще-то, на рыжих всегда загар плохо ложится, но в нездорово белом цвете лица гостя было что-то зловещее, отталкивающее.
– Зачем я тебе понадобился, почтенный? – недовольным голосом поинтересовался ланиста.
– Я исполняю волю благородного Зония Севера Глабра, благородный Луций, – ответил визитёр. Ко всему прочему, он ещё и сильно картавил, что, естественно, привлекательности ему не добавляло.
– В первый раз слышу это имя, – напрягся Луций.
– О, да, господин, вряд ли оно вам знакомо. Владения благородного Зония расположены далеко отсюда, в Кагмане и Шофе.
Ланиста пожал плечами: лагаты, конечно, очень благородные, но всех благородных в Империи запомнить выше человеческих сил.
– И что же желает твой господин? Приобрести нескольких гладиаторов?
– Не совсем так, благородный Луций. Видишь ли, произошла досадная ошибка. Нерадивый виллик моего господина продал купцам малолетнего раба, продавать которого господин вовсе не собирался. Мне приказано выкупить этого мальчика и вернуть его обратно. Поэтому я здесь.
– Посылать человека из Шофа ради какого-то мальчишки? Он что, мальчик для удовольствий?
Рыжий возмущённо запыхтел.
– Не к лицу тебе, благородный Луций, кидать тень на моего господина. Он верен своей супруге, благородной лагате Клеметии Глабр, союз с которой благословлён богами, и…
– Нет-нет, – спешно перебил ланиста. Выслушивать восторженного дурака, да ещё и низкорождённого, у моррита не было ни малейшего желания. "Верен супруге"… Луций любил свою супругу не меньше других мужей, скорее даже, побольше многих. Но это не мешало ему время от времени воздавать должное прелестям иных женщин. Дело насквозь житейское. Но те, кто строго блюдут супружескую верность, не желая замечать разницы между связью с женщиной и использованием ребёнка, этого, конечно, не поймут.
– Обереги меня Ренс, я не обсуждаю верность благородного Зония. Я лишь не понимаю, зачем ему столь сильно понадобился какой-то мальчишка-раб.
– Этот мальчишка – любимый слуга юного Порция, сына и наследника моего господина.
Луций Констанций кивнул: это всё объясняло.
– Итак, почтенный… почтенный…
– Рулон, благородный Луций. Рулон, сын Обоя, – суетливо представился рыжий посланник.
– Давай оставим в покое твоего отца, – досадливо отмахнулся ланиста. – Лучше скажи, о каком именно мальчишке идёт речь?
– Его имя Сергей. Ты купил его несколько дней назад.
– Ах, вот как…
Ну, ещё бы. Потому и норовист Шустрёнок, что любимцу сына и наследника наверняка сходили с рук многие шалости и шкоды. Потому, наверное, виллик и продал мальчишку втихаря проходящим купцам.
Ланиста поскрёб лысеющую голову. Посмотрел на мявшегося у порога рыжего Рулона, так и не получившего от хозяина комнаты приглашения присесть.
– Приходи завтра, – решил ланиста.
– Господин?!
– Завтра, говорю тебе. Я должен поразмыслить над твоим предложением.
Тяжело вздохнув, рыжий вышел из кабинета. И тотчас в дверь проскользнул Атрэ.
– Господин, к тебе пришел пивовар Тейс. Говорит, что у него очень важное дело.
– Я что, трибун, принимающий жалобы граждан? – раздражённо рыкнул Луций Констанций.
Подросток попятился и пролепетал:
– Важное дело, господин… Он говорит: очень важное дело…
Ланиста устало махнул рукой:
– Зови!
Глава 14
Как лиана сплетен, вьется Закон,
В обе стороны вырастая:
Сила Стаи в том, что живет Волком,
Сила Волка – родная Стая.
Р.Киплинг
– Яшкин!
– Что – Яшкин?!
Тарас Степанович Ткачук знал мальчишку почти пять лет, с того ясного сентябрьского утра, когда Серёжка, вместе с другими первоклассниками, впервые вошел в двери школы. И прекрасно понимал, что означают такие вот взгляды из-под нависшей чёлки. А ещё директор школы знал, что должен объяснить мальчику свою правоту. Не знал он только одного – как это сделать. Из пятидесяти прожитых Тарасом Степановичем лет военными были лишь первые два года, когда он и подумать не мог о том, что когда-нибудь станет учителем, да и вообще думал, наверное, только об одном: была бы рядом мама. А когда он повзрослел и стал учителем, то не думал о том, что когда-то окажется на войне. Нет, конечно, он отслужил положенные три года в Армии, но это были мирные годы. Разумеется, Тарас Сергеевич знал и холодной войне и о Карибском кризисе, но это было где-то в дали, словно в другом мире. Далеко в Москве, работали большие и важные люди, которые должны были защитить, сделать так, чтобы в маленький городишко почти на самой границе станы не пришла беда. И эти люди действительно защищали и спасали.
А вот сейчас не защитили и не спасли…
И пятидесятилетний мужик, отец и дед ощущал сейчас себя перед надвинувшейся грозой таким же застигнутым врасплох, как и стоящий перед ним одиннадцатилетний мальчишка.
Но быть неподготовленным – не значит быть беспомощным и растерянным. Пусть Ткачук, как и другие жители Приднестровья, были мирными людьми, но ситуация заставила быстро разобраться, что нужно делать. Одной из самых главных задач стало обеспечить безопасности детей, многие из которых рвались сражаться на ровне со взрослыми. Нельзя было этого допускать, ни в коем случае нельзя. Не место на войне детям. Вот только как это объяснить это мальчишке, в один день потерявшему и отца, и мать?
– Серёжа, хватит упрямиться, ты же уже взрослый и должен понимать. Так нужно. Тем более, ты теперь в семье остался за старшего и должен заботиться о сестрёнке.
– Вы сами сказали, что в Тирасполе о нас будут заботиться.
– Сказал…
– Ну и вот! Иришке там будет хорошо. А я здесь останусь. Вместо папы…
Голос предательски дрогнул. Серёжка замолчал: не хватало ещё расплакаться, словно он и вправду маленький.
– Ты же ничего не умеешь.
– Научусь.
– Серёжа, сколько можно упрямиться? Пойми ж ты, наконец, что не нужно тебе сейчас воевать. Ты ещё ребёнок. Вот вырастешь, пойдёшь в Армию. И, если что-нибудь случится, то тогда…А сейчас на войну рваться с твоей стороны не смелость, а глупость.
Серёжка вспыхнул.
– Глупость? Значит, вы нам раньше врали, да? Когда про войну рассказывали, про пионеров-героев. Валя Котик, Володя Дубинин, Марат Казей… Значит, они никакие не герои, а дураки, да?
Голос мальчишки дрожал от обиды, но теперь Серёжка не обращал на это внимания: не до того было.
– Они были герои, – уверенно ответил директор. – Но у них была иная ситуация.
– Почему – другая?
– Потому что у них выбора не было. Они ведь все воевали у фашистов в тылу, правильно?
Серёжка без особого энтузиазма выдавил:
– Правильно…
– Вот видишь, – Тарас Степанович почувствовал, что попал в точку и теперь обретал уверенность с каждым словом. – Если бы сейчас в городе были враги, тогда ты был бы прав. Но ведь мы отстояли город…
– А если снова нападут?
– Снова отстоим, – твёрдо ответил директор школы. – Теперь мы настороже. И российские войска должны помочь. И добровольцы приехали. Помнишь: «Когда мы едины – мы непобедимы».
Мальчишка согласно кивнул: он уже два года через школьный КИД переписывался со своим ровесником из Гуантанамо Альсино Кольясо. Кубинский пионер в каждом письме рассказывал советскому другу что-нибудь интересное про историю своей страны: то про штурм казарм Монкады, то про разгром предателей в заливе Кочинос (по-русски – в заливе Свиней), то про изгнание диктатора Батисты… Серёжка раньше завидовал Альсино, живущему в такой интересной стране. Теперь-то он понимал, что в постоянной угрозе войны нет ничего интересного. Сейчас мальчишка был готов отдать что угодно, лишь бы не было штурма города и были бы живы папа и мама…
Но это уже было, а сделанного – не воротишь.
– Сами говорите «едины», а меня гоните…
– Дети не должны воевать! Самое последнее дело, когда оружие в руки берёт ребёнок.
Серёжка вздохнул. Конечно, последнее дело. А то, что творили в Приднестровье опоновцы – разве не последнее дело?
– Всё равно не уйду. Не уйду – и всё!
Тарас Степанович незаметно для мальчишки облегчённо вздохнул. Теперь ему придётся иметь дело не с упорством, а с упрямством. Ну а побеждать упрямство таких, как Серёжа Яшкин, директор умел очень хорошо, он ведь и вправду был отличным учителем.
– Жаль. В таком случае, придётся тебя в автобус втаскивать. Подумай, как это будет выглядеть. Ты пионер, и не просто пионер, а звеньевой. Пример ребятам должен подавать. Вот им и будет пример. И сестрёнке твоей, кстати, тоже. У неё кроме тебя никого теперь нет, ты за неё отвечаешь. А получается, ты ещё за себя отвечать не научился… Я уж не говорю, что в такое время каждый взрослый на счету. А ради тебя придётся лишнего человека с автобусом посылать.
Ткачук замолчал, вопросительно глядя на мальчишку.
Серёжка молча сопел, в свою очередь настороженно глядя на учителя из-под чёлки.
Молчание длилось долго, каждый думал о том, что недосказано. Тарас Степанович признавался себе в том, что если бы посёлок всё же заняли пришедшие из-за реки националисты, ему бы всё равно не хотелось, чтобы оружие взяли в руки Серёжка или кто-то из его сверстников. Или даже ребята постарше. Ну, не детское это дело – убивать людей. Да и не дело это вообще. Но ведь не приднестровцы же пошли с оружием в руках на Кишинёв, чтобы устанавливать там свои порядки. Наоборот, это в их край чужие люди пытались принести «новый порядок» силой оружия. И остановить пришельцев добрым словом и ласковым взглядом было невозможно. Они-то не разбирали они кто перед ними – ребёнок или взрослый. В Бендерах, как говорили, расстреляли выпускной класс, целиком. Может быть, было бы лучше, если бы у десятиклассников были свои автоматы и гранаты?
Легко учить детей быть похожими на героев прошлых войн, когда над головой мирное небо. Но как же трудно потом смотреть им в глаза, если в дом приходит настоящая война, а дети ещё не успели вырасти…
А Серёжка думал о том, что даже если бы он мог найти слова для того, чтобы выразить то, что лежало у него на душе, то Тарас Степанович всё равно бы его не понял. И не потому, что директор – плохой человек. Наоборот, очень хороший. Но только он не понимает, да и не может понимать, что это означает: когда тебе только одиннадцать лет, а у тебя нет ни отца, ни матери. И не потому, что заболели и умерли, это другое. Даже несчастный случай, катастрофа какая-нибудь – тоже другое, потому что никто специально катастрофы не устраивает. А здесь – пришли, чтобы убивать, и убили…И теперь он никогда, никогда больше не увидит своих родителей…
Мальчишка почувствовал, что сейчас он либо расплачется, либо психанёт. Тарас Степанович, конечно, будет утешать, но всё равно в Днестровске его не оставят. И вообще, дорогу на позицию он может положить себе не слезами, а только смелостью. Ну, и хитростью, раз уж одной смелости недостаточно.
– Ладно, – сглотнув слёзы, сказал Серёжка охрипшим голосом. – Я поеду в Тирасполь. Не надо никого посылать. Честное пионерское, поеду и буду вести себя тихо.
– Вот и договорились, – подвёл итог Ткачук. Он не сомневался, что Яшкин не нарушит данное слово. Он только не подумал о том, что не убегать из Тирасполя Серёжка ему не обещал.
Поговорить перед обедом ребятам не удалось: Вен привёл в казарму врача. Господин Мика оказался низеньким лысым толстячком, своим видом и суетой показавшимся Серёжке похожим на жука. А вот на врача он совсем не походил: ни белого халата у него не было, ни трубки, чтобы лёгкие слушать. Да господин Мика их и не слушал. Вместо этого заставил Серёжку самостоятельно встать, ходить и касаться кончика носа указательным пальцем правой руки с закрытыми глазами, потом зачем-то смотрел мальчишке в глаза, оттянув веки, и, наконец, поинтересовался:
– Что болит?
– Ничего, – буркнул в ответ Серёжка.
– Говори правду господину врачу, – ровным голосом посоветовал Вен. – Или сейчас отправлю обратно во Двор Боли, и Аскер выдаст тебе три дюжины горячих.
Серёжка поёжился и с обидой в голосе пояснил:
– А я и говорю правду. У меня ничего не болит, у меня всё тело ноет.
– Ноет… Ага… Ну-ка, ляжь на спину.
Мальчишка пожал плечами и улёгся обратно на матрас. Господин Мика присел рядом, пощупал живот, зачем-то постучал по нему пальцами и изрёк:
– Я полагаю, что всё произошедшее этого раба к могиле не приблизило… Да… Определённо, никакой угрозы для жизни нет…
Стоящие за спиной Вена синие улыбнулись. Серёжка не удержался и прыснул от смеха. Не смотря на всю комичность ситуации, врач ему понравился. Чем-то неуловимым он напоминал мальчишке участкового врача, доктора Беликову по прозвищу «Мёд-малина». Ребята звали её так потому, что все рецепты от самой популярной детской болезни – ОРЗ она неизменно начинала с этих двух лекарств. Девчонкам и мальчишкам это очень нравилось: куда приятнее пить чай с малиной или мёдом, чем глотать таблетки.
– А когда ему можно будет заниматься? – поинтересовался Вен, единственный, сохранивший серьёзность.
– Хоть завтра, – беспечно ответил господин Мика, поднимаясь на ноги. – Ты доктор умный и опытный, лишней работы ему не задашь. Про пользу горячих ванн тебе тоже хорошо известно.
– У них и так горячие ванны почти каждый вечер, – проворчал надсмотрщик, почему-то называемый доктором.
– В общем, мне здесь больше делать нечего, – подвёл итог врач, которого почему-то не называли доктором, и направился к выходу. Вен – за ним. Снаружи ударили в било: пришло время обеда.
– Шустрёнок, садись за стол, мы тебе принесём, – предложил Лаус.
Серёжка согласно кивнул. Конечно, мог и сам сходить за едой, не развалился бы, но, раз предлагают – почему бы и нет.
В обед ученикам гладиаторской школы снова давали миску пюреобразного супа, только в этот раз не из гороха, а из незнакомой Серёжке чечевицы, которую мальчишка принял за местный продукт. Аппетита он, несмотря на пропущенный завтрак, не чувствовал, сначала ел вяло и неохотно, но постепенно увлёкся и расправился со своей порцией лишь немного позже остальных синих.
Потом Вен увёл ребят на занятия, а Серёжка остался в казарме один. Растянувшись на матрасе, мальчишка принялся обдумывать своё новое положение. Времени до вечера у него было более чем достаточно, но ничего нового он так и не придумал. Бежать из гладиаторской школы было и невозможно, и некуда. Оставалось ждать, пока его, наконец, найдут и выручат. Этими словами Серёжка утешал себя с самого момента пленения. И хотя с тех пор прошло уже немало времени, а его всё ещё не нашли и не выручили, надежды мальчишка не терял. Самое простое объяснение медлительности друзей заключалось в том, что Балис Валдисович и его друзья решили сначала освободить девчонок. Такое решение Серёжка считал абсолютно правильным: он – мальчишка, он может и потерпеть. Тем более, что Анна-Селена – не просто девочка, а ещё и вампирка. Серёжка очень беспокоился о том, что стало с ней после того как они расстались: ведь теперь подкармливать его было некому. Оставалось только верить и надеяться, что она сумеет продержаться до прихода помощи. Во всяком случае, Наромарт знал тайну Анны-Селены, а значит, должен был убедить спутников, что именно её нужно освободить в первую очередь.
К тому же, сам Серёжка тоже не сидел, сложа руки. То, что он сумел стать своим у синих определённо было победой. Во всяком случае, дожидаться помощи теперь будет гораздо легче. А, если повезёт, то можно будет использовать это обстоятельство с пользой. Например, как-нибудь помочь Шипучке. Или дракону. Помочь по-настоящему. Напоить страдающего от жажды дракона, конечно, тоже было помощью, но мальчишка не обольщался её значительностью. Дракон всё так же оставался в неволе, в цепях, и ланисте ничто не мешало продолжать издеваться над несчастным… Здесь Серёжка подумал, что слово «животное» не очень-то подходит для умеющего думать и разговаривать существа. В общем, ланиста Луций по-прежнему был полновластным хозяином над всеми рабами и узниками гладиаторской школы, людьми и нелюдьми.
И всё же мальчишка не терял надежды, что может подвернуться случай, когда он сможет обмануть и ланисту, и стражу, и докторов. В конце концов уж кто-кто, а он, Серёжка Яшкин, точно знал, что порой случаются самые удивительные чудеса. Только такие моменты нужно правильно использовать. В прошлый раз он допустил ошибку, не подумал, что в башнях могут быть стражники, вот и попался по-глупому. В следующий раз нужно быть осторожнее и осмотрительнее, и тогда всё у него непременно получится.
Вечером синие специально зашли за Серёжкой по пути в ванные и на массаж. На недоумённый вопрос мальчишки Вен охотно пояснил, что рабам ходить за пределами двора разрешается только в сопровождении докторов или стражников.
– Есть, конечно, те, кому это разрешено, но ты к ним не относишься.
– А Лаусу можно… господин доктор? – не утерпел Серёжка.
– Всё запинаешься? – усмехнулся доктор. – Ну-ну… Нет, Лаусу тоже нельзя. Из учеников этого нельзя никому. Свободно ходить по территории школы могут только настоящие гладиаторы, и то не все. Ну а нарушителей отправляют…
– Во Двор Боли, понятное дело, – кивнул мальчишка.
– Верно. А ещё туда отправляют тех, кто осмеливается перебивать наставников.
Взгляд Вена моментально наполнился такой злобой, что Серёжка не выдержал и инстинктивно сжался.
– Из тебя может получиться хороший гладиатор, Шустрёнок. Может быть, однажды на арене ты завоюешь себе свободу. Может быть. Но это будет не скоро. А пока не на секунду не забывай, что ты – раб. И имей ввиду, всю дурь я из тебя выбью. Понял?
Мальчишка уже успел взять себя в руки и мысленно выругать за трусость.
– Понял… господин доктор.
Пауза вырвалась автоматически, Серёжка даже не успел подумать, что как это выглядит со стороны. А когда понял – похолодел.
Но Вен только усмехнулся.
– Вижу, как ты понял. Но торопиться не буду: время у меня впереди достаточно. Хватит болтать, пошли в термы.
Вставший в последней паре к Серёжке Ринк прошептал:
– Шустрёнок, ты зачем нарываешься? Мало с утра заработал?
– А я и не нарываюсь вовсе, – виновато-растерянно ответил мальчишка.
– Ничего себе "не нарываюсь". Скажи спасибо, что это Вен, он дерзких любит. Другой бы тебе сразу плетей прописал. А уж если бы это был дурак вроде Край Ло, то одними плетями бы не отделался.
– А кто такой этот Край Ло? – полюбопытствовал Серёжка.
– Да есть тут один придурок. Нечек тренирует.
– Нечек?
– Ага, нелюдей. Всяких там минотавров, ящериц…
Ринк с удивлением посмотрел на мальчишку.
– Ты чего сразу кислым стал?
– Да так, – уклончиво пожал плечами Серёжка и подумал: "Хоть бы этот дурак Край Ло Шипучку не сильно доставал".
После ужина ребята, наконец, смогли поговорить. Не слишком свободно, правда: Вен, естественно, загнал всех в казарму, велел спать и ядовито пообещал, что если патруль пожалуется на шум, то каждому синему достанется по два десятка плетей.
– Пугает, – пояснил Лаус, когда шаги во дворе стихли. – Стражники ночью только по стене ходят, да и то через три раза на четвёртый. Очень нужно им в темноте тут по школе бродить.
– А если они так редко ходят, так можно и со двора уйти? – изумился Серёжка. Такая простая мысль ему раньше в голову не приходила.
– Легко. Только – зачем? В темноте шататься – чего интересного?
– Ну…
Рассказывать о своём желании проведать Шипучку мальчишка не стал. Тем более, что следующая мысль заставила учащённо забиться сердце.
– Так ведь и внешнюю стену можно перелезть?
– Можно, – всё так же лениво отозвался Лаус. – Взрослые гладиаторы иногда и перелезают – по девкам пройтись. А к утру возвращаются.
– Зачем возвращаются? – изумился Серёжка. – Почему они не убегают?
– А зачем убегать? – ещё больше удивился Лаус. – Куда ты убежишь?
– Ну… – опять задумался мальчишка.
Бежать ему было некуда. Но это ему, чужому в этом мире. А тем, кто здесь родился, прожил всю жизнь, знал все его законы и обычаи – неужели им тоже некуда было податься?
– Я бы убежал туда, где буду не рабом, а свободным человеком… вот, – наконец, сумел туманно сформулировать свои мысли Серёжка.
– Это где же такое место? – ехидно поинтересовался невидимый в темноте Морон.
– Да, интересно, – поддержал его кто-то из товарищей, мальчишка не сразу узнал голос Ринка. – Не оттуда ли тебя сюда привезли?
– Не совсем… – смутился Серёжка.
– Да, Шустрёнок, давай-ка, расскажи про себя, а то мы ничего о тебе не знаем, – предложил Лаус.
– Я о вас тоже почти ничего не знаю. Даже не всех знаю, как зовут.
– Не знаешь, как зовут? Кого? – искренне удивился предводитель синих.
– Ну… – Серёжка совсем смутился, – чернокожих не знаю
Ребята в темноте расхохотались.
– Сказал тоже: чернокожих, – сквозь смех простонал Ринк.
– Ну, не знаю я, как их назвать, – недовольно пробурчал мальчишка. Аналога для слова «негр» в местном языке не было – хоть ты тресни.
– Аргандцы они, аргандцы. С земель Арганды, значит, – ответил Ринк. – Все их так называют. А ты додумался: чернокожих.
И со всех сторон понеслось:
– Хорошо хоть – не "черноногих".
– Черноухих.
– Не, черномордых.
– О, черномазых!
– Вот пошлют глину или навоз месить – все будем черномазыми.
– А вот нет. Мы-то помоемся и опять белыми будем. А они чёрными останутся.
Казарму накрыл новый взрыв смеха. Серёжка смеялся вместе со всеми, не смотря на то, что было больно губам.
– Меня зовут Биллонг, а его – Бианг, – пояснил тот же голос, что первым сказал про «черноногих», когда смех немного утих.
– Ага, только я не вижу, кто из вас кто… в темноте, – хмыкнул Серёжка.
Синие совсем развеселились.
– Ой, не могу, – выдавил из себя кто-то.
– Счас лопну от смеха, – простонал другой.
– Мы тебе завтра утром покажем, кто из нас кто, – совершенно серьёзно пообещал Биллонг.
Судя по звуку, кто-то из ребят сполз с матраса и бился в конвульсиях на полу.
– Ладно, хорош, – простонал Лаус. – Такое и со стены услышать могут.
– Стражников не надо, зелёные наябедничают, – мрачно напророчил Армеец.
Казарма зелёных отделялась от казармы синих лишь деревянной перегородкой, которая, конечно, такие взрывы смеха скрыть не могла.
– Наябедничают – начистим им рыло в стыке, – заявил Кау.
– Рыло мы им и так начистим, – усмехнулся Лаус. – А наябедничать могут. Чья очередь на себя брать?
– Моя, – откликнулся Биньниг. – Переживу, больше дюжины плетей не назначат.
– Это что – ему одному плетей? – Серёжка присел на матрасе.
– Конечно одному. Нужен виноватый – будет виноватый, – разъяснил Лаус.
– Это же не честно! – возмутился мальчишка.
– Купцы честно торгуют, храни их Кель, – с издёвкой в голосе ответил вожак. – А мы – гладиаторы. Какой смысл всем плеть ложиться, если доктору вполне достаточно наказать одного? Сейчас – Биньниг, потом – Кау, следующий кто у нас?
– Я после Кау, – сообщил Армеец.
– Понял, Шустрёнок? У тебя, небось, раньше такого не было?
– Не было, – честно согласился Серёжка.
Родители Серёжку Яшкина не били никогда. Нет, под горячую руку можно было получить по затылку, бывало и получал, но чтобы обдуманно, ремнём… И никого из друзей или знакомых Серёжки тоже не били. А уж тем более невозможно было представить, чтобы распускали руки учителя в школе или преподаватели в секции. Это когда-то давно, при царе… Как-то в школе Серёжка задали читать книжку: "Детство Тёмы", там про такое много рассказывалось. Книжка мальчишке не понравилась. Даже отрывок, где этот Тёма доставал из заброшенного колодца маленького щенка. То есть, то, что щенка достал – это, конечно, хорошо, а что потом разболелся – плохо. Подумаешь, подвиг какой в колодец слазить… Тошка Климанов лазил и не в заброшенный, а в самый настоящий: часы уронил. Электронные, дорогие. Серёжка тогда страховал друга наверху. А заодно и поглядывал, чтобы никто не заметил. Обошлось…
– Конечно, не было, – прервал воспоминания Лаус. В его голосе ощутимо слышалось превосходство. – В поместьях всегда – каждый за себя. А у нас – все друг за друга. Так что, придётся тебе тоже в очередь на наказания вставать.
– Ой, я, кажется, от страха сейчас мокрый буду…
Вожак синих говорил с таким пафосом, что Серёжка не удержался от язвительной шутки. Смех забушевал по казарме с новой силой.
– Ну, Шустрёнок, с тобой не соскучишься, – еле выдавил Лаус.
– Пусть зелёные скучают, – пренебрежительно откликнулся Серёжка. – За кем моя очередь?
– За мной, – сообщил Ринк.
– Я запомню.
– Запомни, – уже серьёзным голосом посоветовал Лаус. – Ладно, а теперь рассказывай, откуда ты такой сюда свалился.
Серёжка вздохнул. Этого он боялся больше всего. Придумать убедительную историю было почти невозможно: об этом мире он знал очень мало, рано или поздно его наверняка поймают на вранье. Единственным выходом было переключить внимание ребят на караван и путешествие по морю.
– Да чего рассказывать, всё как у всех.
– У всех по-разному, – подал голос Ринк.
– Ну, жили мы юге, вот… А потом на деревню бандиты напали. Многих убили, а меня вот продали работорговцам. А караван один наёмник охранял, он меня выкупил и сюда продал. И ещё со мной Шипучку.
– Какого Шипучку? – переспросил всё тот же любопытный Ринк.
– Ну, ящера такого. Он тоже гладиатор.
– Точно, Олес с Малудой рассказывали, что там сначала ящера покупали. Говорили, дерётся здорово, сам Тхор с ним справиться не мог, – подтвердил Армеец.
– Тхор – это такой большой и зелёный? – поинтересовался Серёжка.
– Ага. Он огр. Мощный боец.
– Ха, справиться… Да Шипучка его по всему двору гонял…
Вообще-то Серёжка понимал, что всё было не совсем так, но не мог отказаться от возможности лишний раз похвалить своего товарища по несчастью.
– Ты что, Тхор сам кого хочешь погонит…
– Значит, не кого хочешь…
– Да Малуда говорил…
– А что про меня Малуда говорил? – ехидно спросил Серёжка. – Наверное, как кидал меня по всему двору?
В углу кто-то хмыкнул.
– Говорил, что споткнулся, – нехотя ответил Лаус.
– Угу, – согласился Серёжка, – конечно споткнулся. Четыре раза подряд споткнулся. Бывает.
– Да понятно, что врал, – с досадой произнёс вожак. – Если ланиста взял такого малыша, то наверняка не за просто так. Где ты так бороться научился?
К этому вопросу Серёжка был готов.
– У нас в деревне жил один воин. Ну, раньше он был воином, а потом стал жить у нас. Вот он учил борьбе ребят, которые хотели. Я – хотел.
– Наверное, хороший воин был, – задумчиво произнёс Армеец.
– Отличный, – горячо ответил Серёжка.
Каким был солдатом Виорел Петревич мальчишка, конечно, не знал: про то, как он служил в Армии тренер ребятам не рассказывал. Но борцом был классным, две медали чемпионата СССР по самбо – это дорогого стоит. Серёжка о таком даже и не мечтал. Ну, если только совсем чуть-чуть, самую капельку… И вообще, не это главное. А главное – дядя Виорел был хорошим человеком.
Конечно, этого рассказать гладиаторам Серёжка не мог, но, говоря о своём придуманном воине-наставнике, думал именно о Виореле Петревиче.
– А что же он с бандитов не прогнал, которые на деревню напали? – это, конечно, был Морон.
– Много их было, – глухо ответил Серёжка. – И оружие у них было лучше.
– Конечно, лучше, – тоном знатока поддержал Армеец. – Бандитом терять нечего, у них и мечи всегда есть. А у честного человека – только топор или копьё. Против меча много не навоюешь.
– Если такой хороший воин, то и с копьём против мечника справиться должен, – не сдавался Морон.
– Дурак ты, – с чувством сказал Армеец. – С одним можно справиться, с двумя. А если много на одного, то ничего не сделаешь. И потом бандиты тоже дураки, мечами не хуже многих легионеров владеют.
