Текст книги "Другая Грань. Часть 2. Дети Вейтары (СИ)"
Автор книги: Алексей Шепелев
Соавторы: Макс Люгер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 27 страниц)
Наместник задумчиво потёр морщинистые щёки.
– Мне кажется, если при дворе станет известна эта история, то проницательности и мудрости благородного Контия Глабра будет воздано должное, – добавил Гравлен.
Повисло продолжительное молчание. Тишину нарушали лишь птичьи трели, да шелест ветра в кронах олив и кипарисов.
– Звучит заманчиво, – повторил, наконец, наместник. – Возможно, Нурлакатам и вправду честный человек, а три мерзавца клевещут на него, чтобы спасти свои жалкие шкуры. Но он не приходил ко мне с сообщением о заговоре.
– Кто может знать об этом наверняка, – пожал плечами молодой человек. – Лишь два человека: ты и он.
– Двое – слишком много. Он может проболтаться, и тогда…
– Тогда погибнет твоя карьера, а он потеряет жизнь.
– Неравноценный обмен, – покачал головой Контий. – Карьера морритского сета стоит больше, чем жизнь сотни ангандских дикарей.
– Разумеется, но, хвала богам, мир устроен так, что сами дикари об этом не подозревают. Это быдло очень дорожит своими никчемными жизнями, и готово на что угодно, лишь бы их сохранить.
– Понимаю, но всё же, тайна, в которую посвящен неблагородный человек, не может считаться надёжной тайной.
– Можно принять меры предосторожности. Во-первых, дикаря следует осыпать благами. Может даже, выхлопотать ему особое покровительство Императора. Кстати, это понравится народу, чернь любит, когда кого-нибудь из её рядов щедро вознаграждают за службу.
– Это будет не слишком сложно. Но что потом?
– А потом его следует отправить подальше от этих мест. Скажем, в ту провинцию, которую божественный Император Публий по своей великой милости отдаёт в моё управление. Я смогу проследить за тем, чтобы этот человек не причинял тебе хлопот.
Наместник только раздраженно хмыкнул.
– Впрочем, – поспешил добавить отлично понявший невысказанную мысль Гравлен, – опекать его ежечасно и ежеминутно мои люди всё равно не смогут. И, если с ним приключится какой-нибудь досадный несчастный случай, то мне останется лишь известить тебя об этом печальном событии, благородный Контий.
– Да-да, несчастный случай. Несчастный случай со смертельным исходом, – произнёс наместник нарочитым голосом и выразительно посмотрел на собеседника. Гравлен утвердительно кивнул.
– Полагаю, что Келю будет угоден такой исход дела. Надо принести жертву.
– О, за богатой жертвой Келю дело не станет.
– В таком случае, я полагаю, что эта история пойдет всем на пользу. Заговорщики будут казнены, Император получит зримое подтверждение верности своих слуг, ты, вероятно, станешь сенатором, доходы которого милостью Императора превышают доходы наместника, даже такой прекрасной провинции, каковой, несомненно, является Кервина. Ну, а я… Я быстрее получу назад одолженные тебе деньги.
Верховный Инквизитор Толы отец Сучапарек избавился от наивности в далёком босоногом детстве. Это не значило, что он не верил в успешный исход тех предприятий, в которые ввязывался, напротив. Их-то он всегда пытался довести до нужного ему окончания и, как правило, это удавалось. Но победы не падали в руки в результате благоприятного стечения обстоятельств, а добывались трудом и терпением. Сучапарек находил это правильным и разумным: ежели благодеяния будут сыпаться без труда, то на вершину власти сможет забраться каждый дурак. Заберётся, а потом таких дров наломает, что ой-ой-ой… Нет уж, установленный богами порядок куда как правильнее: чтобы влезть на новую ступеньку, надо сокрушить того, кто там обосновался. А у того тоже челюсти крепкие, и неизвестно наперёд кто кого съест. Жизнь – борьба, выживает сильнейший.
Из тех же принципов инквизитор исходил и в оценке тех проблем, которые ему, в соответствии со статусом, надлежало решать и за решение которых предстояло отвечать перед наместником Императора и Центральным Капитулом. Самым важным на текущий момент было изничтожить оборотня. Каждый день, пока тварь оставалась в живых, мог принести отцу Сучапареку массу самых серьёзных неприятностей. Инквизитор ещё четверо суток назад велел брату Флахбарту будить себя в любое время ночи, если придёт весть о нападении твари на людей, но, хвала богам, пока обходилось. И эта ночь прошла столь же спокойно, как и предыдущие. Другое дело, что столь необычное поведение оборотня само по себе усиливало тревогу: непонятное всегда пугает. Пять ночей оборотень не покидает город – и ни одного нападения. Это нуждалось в объяснении, если не для наместника, то хотя бы для себя, но никакого объяснения не было ни у самого отца Сучапарека, ни у подчинённых ему инквизиторов Меча.
Увы, в этом плане ночь новых вестей не принесла. Проснувшись, отец Сучапарек первым делом посетил тайную комнату, дабы взглянуть на Древо Долга. Ярко-красный рубицель всё так же мерцал кровавым светом, подтверждая, что оборотень находится где-то в черте города. С соседней ветки отбрасывал зеленоватые отблески огранённый в виде сосульки берилл, чувствовавший присутствие Приёмной Дочери Императора. Верховный Инквизитор позволил себе улыбнуться: при других обстоятельствах блеск почуявшего присутствие эльфа камня послужил бы поводом к жуткому переполоху, но сейчас можно было ничего не опасаться. Ни одному эльфу в мире не могло прийти в голову выдать себя за Истребительницу. Дело даже не в риске, хотя жестокость казни такого самозванца, конечно, превзошла бы все известные до сего времени расправы. Гораздо важнее была сила ненависти, которую испытывали нечки к тем, кто предали себе подобных и обрекли на уничтожение весь эльфийский род. Когда-то, во времена большой войны с лесным народом, их было чуть больше трёх дюжин – тех, кто решил купить свою жизнь ценой жизни своего народа. Император Констанций заплатил честную цену. Все ушастые стали его приёмными детьми и получили право на жизнь, но только до тех пор, пока занимались истреблением нечек и чудовищ. Эльфы не умирают от старости и болезней, их жизнь можно отнять лишь силой. Пульхерий заставил предателей играть со смертью и в этой игре мог быть только один конец. Как бы не были опытны и искусны Истребители, но рано или поздно они совершали ошибки – и тогда те, с кем они боролись без пощады и правил, уничтожали оплошавших – так же без пощады, правил и милосердия. Сколько сейчас осталось от тех трёх с небольшим дюжин? Не больше полудюжины, это точно. Не зря же отец Сучапарек, услышав, что его ожидает эльфийка, даже не подумал о том, что это может быть Приёмная Дочь Императора. Раньше он с Истребителями никогда не встречался, а ведь ему, между прочим, уже тридцать седьмая весна, большая часть жизни уже прожита.
Взгляд Инквизитора перебрался на изливающий густо-зелёный свет изумруд. Дракон. Как бы ни было важно разобраться с оборотнем, но о драконе забывать было нельзя. Потому что о драконах нельзя забывать никогда. Эти твари слишком злобны, коварны, хитры и неимоверно сильны. Сильны даже сейчас, когда растеряли большую часть своего былого могущества. В старину, пока богоугодный Каррад не связал их заклятьем, выпившим из крылатых чудищ большую часть их сил, драконы просто не имели себе равных противников. Говорят, древние драконы размерами превосходили теперешних втрое, а то и вчетверо. Говорят, они могли изрыгать пламя, сжигающую кислоту или удушающий газ. Говорят, они наводили вокруг себя парализующий всё и вся ужас. А ещё говорят, что они были столь искусны в маги, что лучшие из человеческих чародеев не могли с ними соперничать в силе и мастерстве.
Возможно, что в этих рассказах есть изрядная доля преувеличений, и всё же большая их часть была абсолютно правдива. В юности, проходя обучение, Сучапарек прочел немало древних рукописей, повествующих о могуществе драконов. Даже сейчас, лишившись многого, выродившись и одичав, драконы всё ещё не превратились в жалких тварей, которых бы мог зарубить первый же встречный воин, но оставались сильным и опасным противником человечества.
Увы, слишком многие этого не понимали. Отец Сучапарек досадливо поморщился, вспоминая ланисту Луция Констанция. Старший гражданин, бывший легионер, ослепленный блеском золота, видел не дальше собственного носа и вел себя столь же глупо, как последняя базарная торговка. Понятно же, что долг каждого честного человека – уничтожить дикого дракона. Только те, кто вылупились из яиц на императорских фермах, могут из милости людей получить на жизнь. Дикарей же надо истреблять без жалости и рассуждений.
Казалось бы, не понимать этого невозможно, но богатство развращает людей. Ланиста хочет заработать на боях с участием твари. Заработать-то можно, но дракон всегда останется драконом, а значит – врагом людей. И при первой же возможности попытается бежать. То, что Луций «укрощает» тварь – даже не смешно. Сказка для тех, кто никогда не видел драконов и ничего о них не знает. Лишение воды и питья способно сломить всякую мелочь вроде огров и людей-ящеров, но драконов – никогда. При первом же удобном случае запертая в школе Луция тварь покажет зубы, в этом отец Сучапарек был уверен. Хорошо, если при этом пострадает только ланиста и его люди: дураку и смерть дурацкая. Но вот допустить того, чтобы дракон вырвался за пределы школы и принёс хаос и смерть на улицы Толы, было никак нельзя. Поэтому Верховный Инквизитор каждую додекаду наведывался к Луцию Констанцию и склонял его к тому, чтобы забить тварь. Отставной додекан, хоть и признавал, что дракон никак не желает смириться со своей участью, до сих пор всё же не потерял мысли вытащить тварь на Арену и с предложения инквизитора категорически отвергал.
Итак, оборотень и дракон. Оборотень и дракон. Остальные дела могут подождать. Утвердившись в целях на день, Верховный Инквизитор покинул тайную комнату: подошло время утренней молитвы.
В это утро молитву в кумирне Вальдского замка совершал и отец Гален, старший из жрецов Аэлиса в Толе. После молитвы Верховный Инквизитор пригласил священника к завтраку. Честно говоря, сотрапезником Гален был отвратительным, но отцу Сучапареку было просто необходимо обсудить с адептом бога смерти один крайне важный вопрос.
Завтрак накрыли в пиршественном зале, размещавшемся в правом крыле замка. Сказать по правде, Сучапарек чувствовал себя немного неуютно: холл подавлял размерами. В нём было приятно устраивать большую громкую пирушку, чтобы вино рекой, чтобы песни, чтобы много смеха. А когда за длинным, способным вместить не одну дюжину сотрапезников, потемневшим от времени столом сидят всего два человека – это действует угнетающе. Сразу и гобелены начинают казаться тёмными и зловещими, и потолок теряется где-то во тьме, лишь еле различаются отдельные тёмные балки перекрытия, и свет Ралиоса, льющийся сквозь высокие застеклённые окна кажется тусклым, хотя за ночь ветер с моря разогнал тучи, а стекло куда как прозрачнее слюды.
Верховый Инквизитор бросил украдкой взгляд на священника бога смерти. Тот, казалось, никаких неудобств не ощущал. Равно как и удобств. Ради высокого гостя брат Флахбарт сервировал стол золотыми приборами, но Гален этого словно не заметил. Не сказал ни слова, да и ел с таким видом, словно с простого оловянного, а то и с деревянного блюда. Да, городской первосвященник бога смерти давно стал человеком не от этого мира. Ему всё равно, что есть, что пить, какую одежду надевать, на каком ложе спать… От того и выглядел он совершенная развалина: плешивый, с глубоко запавшими глазницами, трясущимися руками. Лоб, щёки и шею Галена избороздили глубокие морщины, на тёмных, усыпанных пигментными пятнами, кистях рук вспухли жилы. А ведь с инквизитором почти ровесники, одна или две весны разницы. На вид же – не меньше дюжины.
"Наверное, скоро у Аэлиса в Толе будет старший жрец", – подумал отец Сучапарек. – "Интересно, кто? Конечно, не Ойер – тот сам того и гляди помрёт. Кромкамп? Време? Схют? Может, Тиммер? Нет, этот точно старшим не станет, его ничего кроме звёзд не интересует. Кстати, о звёздах. Пора, пожалуй, переходить к делу".
– Отведайте этой рыбы под маринадом, брат Гален. На мой взгляд – чрезвычайно вкусна.
Жрец улыбнулся бледными губами.
– Благодарю за заботу. Пища есть пища, не более того. Не следует воздавать ей внимание, больше должного.
Впрочем, Гален тут же положил на своё блюдо немного рыбы, продолжая при этом наставлять инквизитора.
– Сытость отвращает от душевной жизни. Сытый человек доволен, ему не хочется мыслить ни о чём, кроме наслаждений.
– А разве наслаждения – это плохо? Мы, воинствующие отцы служим богам мечом, а не словом и, конечно, уступаем вам, мудрым, в познании воли богов, но что-то мне не приходилось слышать, чтобы сытная еда считалась делом богопротивным.
– А она и не является таковым. Простым людям не возбраняется есть много и вкусно, лишь бы не забывали о жертвах во имя Аэлиса. Да и вам, воинствующим отцам надлежит достойно питать своё тело: воин нуждается в хорошей пище ничуть не меньше, чем в ежедневных упражнениях с оружием.
– Благодарю за мудрое разъяснение, брат Гален. Хотелось бы мне, чтобы на все вопросы, которые встают передо мною, можно было получить столь же мудрые ответы.
– Не стоит прибедняться, брат Сучапарек, не стоит. Тебя боги мудростью не обидели.
– Я не ропщу на богов, но всё же жизнь задаёт мне порой столь сложные вопросы, что я не в состоянии их решить. Вся надежда – послушать мудрого человека, который сможет мне помочь.
– Уж не меня ли? – иронично поинтересовался адепт Аэлиса.
– Именно тебя, брат мой. Брат Флахбарт, налей-ка почтенному отцу ещё фрамбуаза.
Прислуживавший за столом юный инквизитор торопливо схватился за золотой кувшин с малиновым пивом.
– Нет-нет, – Гален решительно прикрыл ладонью кубок, – на сегодня довольно пива. Лучше пусть он нальёт ягодной воды.
– Как скажешь, – кивнул Верховный Инквизитор.
– Малиновой или сливовой, господин? – робко поинтересовался брат Флахбарт.
– Малиновой, мой мальчик, – ласково кивнул отец Гален.
Подхватив другой кувшин, юноша наполнил кубок. Священник сделал крупный глоток, отставил кубок. Поднял взгляд на сидящего напротив Сучапарека и поинтересовался:
– Так о чём бы ты хотел узнать от меня?
– О знамении. Всем известно, что первым его увидел священник Аэлиса, мудрый отец Тиммер. Это и не удивительно, ибо он лучший астроном в городе. Но что оно обозначает? Вчера по городу ходили самые разные слухи.
Отец Гален снова пригубил кубок.
– Первое правило мудрости – не делать поспешных выводов. Отец Тиммер всего лишь наблюдал новую комету, которой нет в табличках. Пока что ничего более сказать невозможно. Во всех городских храмах вчера были проведены обряды вопрошения, но ни один из богов не пожелал изречь свою волю.
– Но люди говоря…
– Быдло, брат мой, быдло… Примитивные религиозные чувства черни надо всячески поощрять, в этом основа благосостояния храмов. Но простолюдинам ни к чему тайные знания. Если бы богам было угодно дать толкование появлению хвостатой звезды – в первую очередь об этом стало бы известно в базилике и здесь, в Вальдском замке.
Отец Сучапарек задумчиво забарабанил пальцами по дубовой столешнице.
– Прости моё невежество, брат Гален, но случалось ли ранее, чтобы появлялись кометы, не внесённые в таблички?
– Случалось ли? Да столько раз случалось, что можно сбиться со счёта. Наши таблички позволяют делать предсказания не так уж и часто. Большинство же комет появляются неожиданно и исчезают неизвестно куда.
– А мне казалось…
– Всем кажется, брат Сучапарек. Когда мы предрекаем появление кометы и она появляется на небосклоне, это оказывает огромное воздействие и запоминается надолго. Когда же комета появляется неожиданно, то мы просто даём ей какое-нибудь объяснение – и народ успокаивается.
– И какое же объяснение ты намерен дать в этот раз? День, два, три можно кормить народ слухами. А потом?
– А потом можно будет напомнить людям, что пути богов неисповедимы. Может быть знамение предвещало смерть какого-нибудь из известных горожан. Братство похоронщиков вроде не жалуется в эти дни на отсутствие работы. Или вот третьего дня был пожар в одной из красилен на левом берегу Ленты. Ничего особо страшного, но красильня выгорела дотла. А ведь огонь мог перекинуться на соседние постройки. Представляешь, брат Сучапарек, какие убытки в этом случае понёс бы город?
– Вероятно, весьма значительные. Затрудняюсь оценить точнее, меня мало интересуют подробности купеческого ремесла.
– Напрасно, брат мой, – назидательным голосом произнёс Гален, осуждающе покачав плешивой головой. – Ты слишком увлекаешься истреблением нечек и прочих тварей, но забываешь, ради чего всё это.
– Я защищаю людей!
– Вот именно. Это почетная задача, и тот, кто берётся за её исполнение, должен знать, кого он защищает и от чего имени. Иначе может статься, что защищаемые возненавидят защитника более, чем тех, от кого их защищают. Инквизицию не слишком любят в Толе, брат мой.
– Нас не должны любить, нас должны бояться.
Первосвященник бога смерти снова покачал головой. Брату Флархбарту показалось, что с его наставником говорят, как с неразумным и упрямым малышом.
– Одно другого не исключает, брат мой. Не исключает, да… Скажу больше, самое лучшее, если простолюдины испытывают страх и любовь одновременно. Ты должен это знать, ведь Орден стремится к тому, чтобы люди помогали ему не только из страха, но и из искренней симпатии.
– Это касается каких-нибудь Кагмана или Айявы, где властвуют местные царьки. К чему нам какая-то глупая любовь черни в тех краях, где утверждена власть благословенного Императора Кайла? Огнём и железом, брат Гален, огнём и железом.
– Ты спрашивал мудрости, брат Сучапарек…
– Прости меня, брат Гален. Возможно, то, что ты говоришь мне – действительно мудро. Возможно, эта мудрость угодна Аэлису, которому мы сегодня вместе усердно молились и которого Орден почитает, как и прочих богов нашего мира. Но мне известно, что Аэлис жестоко карает души недостойных людей, не так ли?
– Истинно так, – согласился жрец. – Праведные получают забвение, а неправедные души подлежат мукам.
– Вот это мне ближе. Мы, инквизиторы, существуем для того, чтобы исполнять волю богов уже в этом мире. Неправедные, творящие то, что неугодно богам, должны получить наказание уже здесь – и пусть они трепещут от страха, при виде инквизитора, несущего им суровое возмездия. Те же, кто не совершил ничего, оскорбляющего богов… Да получат они награду из твоих рук, отец Гален и рук твоих сотоварищей. Мы – карающий меч, мы – месть богов. Нам не пристало расточать благодеяния, это мы готовы предоставить кому-нибудь другому.
– Что ж, – согласно кивнул Гален, – ничего не имею против. Милость Аэлиса да прибудет с тобой и с твоими людьми, брат. Надеюсь, что я всё же чем-то смог тебе помочь.
– Несомненно, брат мой, несомненно…
Верховный Инквизитор Толы не лгал. Первосвященник Аэлиса и вправду ему помог, внеся ясность в историю с появлением хвостатой звезды. Никто из городских священников не мог истолковать знамение, но это совсем не означало, что толкования не существовало. Вполне возможно, что хвостатая звезда явлена в небе для того, чтобы указать ему, отцу Сучапареку, серьёзность истории с оборотнем.
– И я бы попросил брат Гален об одном одолжении. Не торопитесь давать толкование этой комете. Тайное всегда становится явным, но иногда для его проявления нужно немало времени. Возможно, боги и вправду посылают нам знамение, но не желают, чтобы его суть стала известна кому-нибудь, кроме тех, кому знамение адресовано.
– Очень может быть, брат мой, очень может быть… Но не мог бы ты выразиться яснее?
– Пока что – нет, – жестко отрезал Верховный Инквизитор.
Адепт Аэлиса понимающе кивнул.
– В твоих словах я вижу отблеск истинной мудрости и обязательно последую твоему совету. Кстати, могу ли я передать его первосвященникам других храмов?
– Разумеется, брат Гален. Но – только им. Мне бы не хотелось, чтобы наш разговор обсуждали те, кто недостоин принятия высокой мудрости.
Священник кивнул ещё раз.
– Мы с тобой отлично поняли друг друга – как и подобает братьям по вере. Можешь не сомневаться, брат, священники правильно воспримут твой совет и поступят надлежащим образом. У нас с тобой одни боги, и все мы исполняем их волю.
Молодой наёмник пришел в трактир ранним утром, когда город уже просыпался после недолгой весенней ночи. Выглядел парень уставшим, но держался бодро. С усмешкой попросил кружку пива и чего-нибудь перекусить, а, получив просимое, прямо у стойки разделался с ранним завтраком и потащился наверх – отсыпаться после бурных похождений. К общему завтраку он вниз не спустился, ну да его друзья на аппетит не жаловались, умяли и свои и его порцию.
Госпоже и огру Хесселинк продолжал носить еду в номера, нечки вели себя смирно, хлопот не доставляли. Трактирщик после завтрака окончательно пришёл в хорошее расположение духа: если разобраться, то получалось, что инквизиторы подослали ему очень выгодных клиентов. Коли дело пойдёт так и дальше – так пусть живут хоть додекаду, хоть целый месяц. Впрочем, в глубине души опасения оставались: какими бы смирными не были нечки и наёмники, но ухо с ними надо было держать востро. Никогда не знаешь, что они способны учудить в следующую минуту. Но о возможных неприятностях Хесселинк старался не думать. Всё-таки, за постояльцев поручился Орден Инквизиции, люди серьёзные, чьи возможности и власть с точки зрения простого обывателя казались неограниченными.
Ближе к обеду трактирщик получил ещё один добрый знак: припожаловал отец Мареш. Едва дочка Гильда прибежала на кухню с этой вестью, Хесселинк бросил приготовление обеда на жену и дочь и поспешил в зал.
– Доброго здравия, отец Мареш. Не желаешь ли чего?
– И тебе не болеть, Хесселинк. Пивком угости-ка. Жарко нынче, пива хочется – спасения нет.
– Да, погодка разгулялась, – согласился трактирщик. – А пивом – как не угостить. Какого угодно?
– Да нечего мудрить. Налей-ка ламбика. Есть ведь у тебя?
– А то как не быть, – усмехнулся хозяин трактира. Зачерпнув из бочонка под стойкой, он поставил перед инквизитором пузатую глиняную кружку.
Отец Мареш пил неторопливо, но жадно, было видно, что и впрямь в горле у него основательно пересохло.
– Как там мои подопечные? – поинтересовался он, наконец, отставив почти пустую кружку.
– Чтоб все наёмники были такими, – откровенно признался трактирщик. – Нечки из комнат носа не кажут. Наёмники – те, конечно, шастают, но не хулиганят, смирно себя ведут. Во только молодой на всю ночь загулял – поди, в лупанарий подался или в бордель.
– Ну, это нормально. А подозрительного ничего не заметил?
Хесселинк развёл руками.
– Да кто этих наёмников разберёт? Врать не стану.
– Это правильно, – неожиданно энергично согласился отец Мареш. – Врать не надо. Тут дело такое – нам правда нужна.
Трактирщик хмыкнул. По всей Империи гуляли слухи, что отцы-инквизиторы не брезгуют доносами и далеко не всегда при рассмотрении дел стремятся к поиску истины. Попавший к ним в лапы считался почти покойником: доказать свою невиновность и вернуться домой удавалось лишь немногим счастливцам. Поэтому Хесселинка изрядно удивляло отношение к нечке и её воинам: вроде и подозревают, а обращаются аккуратно и бережно. Где и когда такое бывало?
Отец Мареш допил пиво, утёр рот ладонью и произнёс:
– Ну, проводи-ка меня к госпоже Инирэль. Покажи, куда её поселил.
– Прошу, по лестнице вверх, направо, вторая дверь с правой стороны.
Разумеется, Хесселинк проводил инквизитора до дверей комнаты Приёмной Дочери Императора: отправить отца Мареша одного означало проявить неуважение, а Нимэйн-мстительницу в Ордене почитали ничуть не меньше других богов. Разумеется, он не мог не попытаться подслушать беседу нечки и инквизитора – иначе какой он, Кель его покарай, трактирщик. Но беседы, как таковой, не оказалось. Едва переступив порог комнаты, отец Мареш, совершенно не заботясь о том, что его слышно в коридоре, оповестил:
– Госпожа Инирэль, тебе со своими воинами надлежит немедленно отправиться в Вальдский замок: Верховный Инквизитор провинции отец Сучапарек готов заключить с тобой контракт.
Ответ нечки был тише, но и расслышать его сложности не представляло.
– Я рада, что могу послужить Императору и Ордену. Мы без промедления спешим на зов отца Сучапарека.
Инквизитор вышел обратно в коридор, только теперь обратил внимание на мнущегося хозяина.
– А ты что тут делаешь, почтенный?
– Дык, это… – в таких ситуация самым верным было прикинуться глупее, чем ты есть на самом деле, – ты ж меня отпустить не изволил. Вот, стою: мож, надо чего?
– Ничего не надо, – вальяжно изрёк отец Мареш. – Ступай себе.
Хесселинк вернулся за стойку, а минут через пять инквизитор и постояльцы прошествовали мимо него к выходу из трактира. Первым шел отец Мареш, следом – госпожа, чью фигуру с головы до пят скрывал тёмный плащ. Догадаться о том, что под ним скрывается нечка, не было никакой возможности. Следом за своей хозяйкой шли двое наёмников, с топорами за поясом, дальше – огр в рабском ошейнике, и замыкал шествие мощный северянин, которого, как уже выяснил трактирщик, звали Глидом. Заметив взгляд Хесселинка, Глид подмигнул хозяину трактира, а тот ответил лёгким кивком головы. Контракт с инквизиторами был хорошей новостью и для наёмников, и для трактирщика. Наёмники при действующем контракте бедными не бывают, значит, обязательно оплатят всё, что должны. И времени свободного у них будет поменьше, а значит и меньше шансов, что всё же учинят в трактире какое непотребство. Нет, как не крути, для Хесселинка контракт постояльцев был очень хорошей новостью.
Брат Мареш подметил, что, входя в двери замка, наёмники и огр немного заволновались, а уж порог кабинета Верховного Инквизитора переступали в величайшей робости. Всё правильно: для них это если не в первый раз, то уж точно в большую диковинку. Приёмная же Дочь Императора, напротив, не проявляла никаких эмоций, словно ледяная баба. И это тоже можно было понять: за три с лишним сотни вёсен можно ко всему привыкнуть. Хотя, как можно эти три сотни вёсен прожить, брат Мареш никак не понимал. Знал, что такое возможно, что эльфы, драконы и некоторые другие существа не стареют и не умирают естественной смертью, но понять, как такое возможно ему не удавалось. В представлении простодушного уроженца Лагурии с такой длинной жизни неизбежно сойдёшь с ума. Но вверенная его попечению эльфийка на сумасшедшую никоим образом не походила.
Кроме самого отца Сучапарека в кабинете их ожидали ещё два человека: служка Верховного Инквизитора, юный брат Флахбарт за малым столиком у окна корпел над бумагами, а брат Горак, Инквизитор Меча, спал в углу, сидя на табурете. Сидевший за столом отец Сучапарек прекрасно такое поведение своего подчинённого, но не считал нужным делать замечание, значит, не находил в этом ничего предрассудительного.
Впрочем, сон брата Горака оказался чуток: не успел ещё шедший последним наёмник-северянин прикрыть за собою дверь, как инквизитор уже пробудился и окинул вошедших внимательным взглядом.
– Вот все и в сборе, – произнёс отец Сучапарек, вставая из-за стола. – Брат Флахбарт, бумаги готовы?
– Конечно, отец мой, – поспешно откликнулся юноша.
– Прекрасно. Итак, брат Горак, познакомься с госпожой Инирэль, Приёмной Дочерью Императора.
Эльфийка протянула незнакомому инквизитору правую руку, украшенную стальным перстнем, тот почтительно облобызал знак императорской воли. Наёмники скорчили серьёзные лица, соответствующие важности момента, полуогр смотрел себе под ноги.
– Итак, Истребительница, Орден заключает с тобой официальный контракт, – продолжал Сучапарек. – Блат Флахбарт покажет тебе, где нужно подписать бумаги.
– В чём заключается наша задача? – поинтересовалась эльфийка, не двигаясь с места.
– В Толе завёлся оборотень. Найдите его логово и сообщите его местонахождение брату Гораку.
– Оборотень… – начал, было, северянин, но не успел произнести больше ни слова. Эльфийка стремительно развернулась к наёмнику, её глаза метали гневные молнии.
– Закрой рот, Глид! С отцами-инквизиторами здесь смею говорить только я и никто другой.
Сраженный таким напором, здоровяк даже отступил назад и потупил взор, признавая свою ошибку. Инирэль, как ни в чём не бывало, повернулась обратно к Сучапареку.
– Я прошу простить меня, отец. Мне стыдно, что приходится устраивать выволочку наёмникам в твоём присутствии и в этом святом месте, но они должны знать своё место.
Верховный Инквизитор Толы одобрительно кивнул. Нет, решительно жаль, что эта женщина не была человеком. Конечно, вступать в Орден женщинам не дозволялось, но о таком начальнике над кнехтами можно было только мечтать. Нынешний командир, капитан Кавенс – неплохой вояка, но при Истребительнице достоин, разве что, быть лейтенантом.
Вслух этого он, конечно, сказать не мог, пришлось ограничиться лёгким одобрением, совмещенным со слабо прикрытым намёком:
– Ты верно сказала, каждый должен знать своё место. Это богоугодно. Для того, и существует Вальдский замок, чтобы каждый знал своё место. Каждый.
Инирэль поняла намёк правильно и скромно склонила голову, показывая, что своё место она знает.
– Руководит поисками брат Горак, ты будешь сообщать ему все новости, которые сумеешь узнать. Его приказы обязательны к исполнению. Если он посчитает нужным, чтобы ты и твои бойцы приняли участие в захвате или уничтожении оборотня, то так тому и быть.
– Мы готовы сделать всё, что прикажет Орден, – твёрдо сказала эльфийка, подходя к столику брата Флахбарта. – Во славу Императора!
Юный инквизитор подвинул воительнице свитки, она быстро пробежала глазами текст контракта, затем недоуменно повернулась к отцу Сучапареку.
– Не хватает подписи префекта города.
– Пусть это тебя не беспокоит. Он подпишет бумаги ещё сегодня. А завтра ты сможешь получить на руки свой экземпляр.
– Да, но пока у меня нет бумаги, я не могу говорить, что работаю на Орден. Кто мне поверит?
– Если ты беспокоишься о своём пребывании в городе, то у тебя есть право жить здесь додекаду, а прибыла ты лишь вчера. Если же ты прямо сегодня хочешь поговорить с кем-то именем Ордена, то можешь пригласить с собой на эту беседу отца Мареша. Он по-прежнему будет опекать тебя и твой отряд, и всегда готов засвидетельствовать, что твои старания идут на благо богов и Императора Кайла.
– Склоняю голову перед твоей мудростью и предусмотрительностью, отец Сучапарек, – приняв из руки брата Флахбарта бронзовое стило, эльфийка один за другим подписала все три подвинутых ей свитка. – Я видела немало твоих братьев, но не многие из них были столь точны в делах.
– А вот с твоей стороны не слишком мудро делиться своим мнением на этот счёт с кем бы то ни было, – жестко заметил Верховный Инквизитор Толы. Похвалы и лесть в разумном количестве услаждали его сердце, но нечке никогда не должно быть не дозволено осуждать людей. Пусть даже нечка, вопреки своему происхождению, обладает немалыми достоинствами, а подлежащие осуждению – позор рода людского. Всё равно, между человеком и не человеком лежит пропасть, преодолеть которую возможно лишь чудом: если богам будет угодно даровать нечке человеческое тело. Пока же этого не случилось, тварь должна знать своё место.
