Текст книги "Другая Грань. Часть 2. Дети Вейтары (СИ)"
Автор книги: Алексей Шепелев
Соавторы: Макс Люгер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 27 страниц)
Что такое бушприт, Женька запомнил на всю жизнь, прочитав рассказ про то, как Суворов экзамен на звание мичмана сдавал. А вот второе название вызвало у парнишки совершенно не морские ассоциации. Он рассмеялся:
– Артемон? Шутите? Артемон – это пудель Мальвины.
Сашка понятия не имел, кто такая Мальвина и чем знаменит её пудель, но Женькина шутка ему не понравилась. Казачонок маленького вампира вообще недолюбливал. Не за то, что тот вампир, в конце концов, это никому, кроме кагманца неудобств пока не причиняло, а за вредность характера. Гаяускас же по обыкновению с невозмутимым видом кивнул.
– Точно. Пудель – Артемон и парус – артемон. Так бывает. Вот смотри, балки, на которых укреплены рулевые вёсла, называются кринолинами. Но кринолином называется ещё и сорт ткани. Вообще, на флоте часто слова имеют совершенно иные значения.
Женька просто млел от счастья. Первый вопрос по устройству корабля он задал морпеху просто так, от нечего делать. Ну, может, совсем чуть-чуть из вредности: было бы забавно, если капитану пришлось признаться в своём полном невежестве в парусных судах. Оказалось, что в парусниках капитан Гаяускас отлично разбирается, да ещё и способен про них интересно рассказывать.
– А возвышения эти на носу и корме тоже как-то называются?
– Во-первых, не возвышения, а надстройки. Во-вторых, называются, конечно. Бак и ют.
– И кто из них кто?
– Бак – на носу, ют – на корме.
Привлечённый разговором, с юта спустился капитан. Русских слов он, разумеется, понять не мог, но по жестикуляции Балиса было не трудно догадаться, что тот объясняет мальчишкам устройство корабля. Бастен не спеша, вразвалку, подошел к пассажирам.
– Моряк? – обратился он к Гаяускасу.
– Есть немного, – скромно ответил морпех.
– Где плавал?
Будь дело в Советском Союзе, Балис бы не удержался от ядовито-вежливого уточнения, что плавают утки в пруду, а моряки по морю ходят. Но местный язык был, похоже, не столь великим и могучим и подобных эскапад не допускал. Пришлось ограничиться кратким:
– У Ольмарских островов.
Капитан понимающе кивнул. На своего легендарного земного однофамильца, забившему летом восемьдесят восьмого в финале европейского первенства по футболу феноменальный по красоте мяч в ворота Дасаева, он был похож разве что цветом волос. А в остальном… Лет на десять старше, сантиметров на двадцать ниже, неторопливый и спокойный, он напоминал Гаяускасу типичных капитанов портовых буксиров. Как правило, надёжные мужики. Звёзд с неба не хватают, но своё дело знают туго.
Если разобраться, то работа Бастена и его коллег не сильно отличалась от трудовых будней земных портовиков. Далеко в море на дромонах никто не заплывает, их дело – каботаж. Вон, берег серой линией тянется слева по борту милях в трёх от судна… Только это не значит, что жизнь у капитана лёгкая, а работа – не бей лежачего. Не бывает у моряков лёгкой жизни.
– Оклемался, значит, за ночь? – перенёс внимание с Балиса на Женьку капитан. Мальчишка кивнул и заученно произнёс:
– Это у нас с сестрёнкой нервное. Мы три года назад в шторм попали, чуть не потонули. Страшно, господин капитан.
И скорчил жалостливую рожу.
– Страшно… А ты – парень или тряпка? Держать себя в руках должен, и сестрёнке пример показывать! Море трусов не любит.
– Я постараюсь…
Если честно, так Женьке хотелось послать напыщенного капитана, что называется, далеко и надолго. Как же всё-таки взрослые любят воспитывать. Откуда у них берётся это дурацкое убеждение, что любому подростку решительно не обойтись без их мудрых воспитательных речей? Шел бы он лучше… румпелем управлять…
Но приходилось быть вежливым и почтительным: расположение капитана нельзя было терять ни в коем случае. От этого зависела судьба не только Серёжки, но и Наромарта, Анны-Селены и самого Женьки. Днём посреди моря вампиры были абсолютно беспомощны, и если что-то случится – шансов выбраться из переделки практически никаких. Вот он теперь и обречен молча выслушивать поучения от каждого желающего почувствовать себя великим учителем и воспитателем взрослого. А то ещё и благодарить за науку…
Хорошо ещё, что, посчитав разговор оконченным, капитан вернулся к себе на корму, то есть на ют. Но настроение всё равно было безнадёжно испорченным, изучать устройство корабля больше не хотелось. Маленький вампир грустно поплёлся в каюту. Там, конечно, не веселее, но, по крайней мере, энергия кольца в пустоту не расходуется.
Хоть дело было и не вечером, но делать всё равно было нечего. Это у экипажа корабля дел всегда невпроворот, только успевай оборачиваться. "Если хочешь спать в уюте – спи всегда в чужой каюте". А у пассажиров… Только и заботы – любоваться видами моря, да разговаривать о том, о сём. Морем Гаяускас налюбовался до обеда, а вот беспредметному трёпу непонятно о чём морпех предпочёл беседу с тёмным эльфом на очень интересующую его тему.
Разумеется, обсуждать свои проблемы в каюте, где их разговор могли слышать все путешественники, начиная от девчонки и заканчивая ящерицей, Балису не хотелось. Поскольку единственным языком, на котором они с Наромартом могли свободно разговаривать, был имперский, то пришлось после обеда пригласить эльфа на прогулку по палубе. Мирон проводил друга ревниво-любопытным взглядом, но тактично остался сидеть на месте: если Балису понадобится помощь – он скажет. А лезть без спросу в чужие тайны – недостойно. Если, конечно, это не тайны страны – вероятного противника.
Морпех и священник поднялись на бак, прислонились к фальшборту. Некоторое время молчали: после некрасивой истории с кольцом Балис чувствовал свою вину и не знал, как начать разговор. Наромарт выручил, заговорив сам:
– Я понимаю, что ты же по-прежнему ждёшь от меня ответа на свои вопросы?
– Жду, – согласился Балис. – Кроме тебя, мне ждать ответов не от кого. А ответы нужны. Магические способности, волшебный перстень… Что дальше?
– Дальше? Дальше – волшебный кинжал.
– Какой кинжал? – изумился Гаяускас. – Кортик?
Наромарт промолчал: последнее слово Балис произнёс на русском языке: в морритском ему не было аналога, и эльф просто не понял, какой из своих многочисленных клинков воин имеет ввиду. Мучимый предчувствием, капитан достал из-под плаща кортик. Священник утвердительно кивнул.
– Надеюсь, ты мне и без опытов поверишь? Во-первых, муки на корабле нет, а, во-вторых, на кинжале этот тест не сработает.
– Поверю на слово, – растерянно согласился Балис. Он и вправду верил, что кортик – волшебный. Наромарт пока ещё ни разу не обманывал и не ошибался. А нехорошее предчувствие в душе нарастало: всё лепилось один к одному. Случайно такое не бывает.
– Причём, кинжал не просто волшебный, на нём очень сильные и древние чары.
– Сильнее, чем на кинжалах Йеми?
Даже наброшенный капюшон не мог скрыть того, как, услышав вопрос, обеспокоился чёрный эльф.
– Почему ты решил, что у Йеми волшебные кинжалы?
– Он сам сказал, – недоумённо ответил морпех. – А что, приврал?
– Нет, – облегченно вздохнул Наромарт. – Кинжалы у него действительно волшебные. Просто, обычно хозяева таких вещей не склонны сообщать об этом своим знакомым.
– Ты, однако, рассказал мне про свой магический перстень. Рассказал сам, я тебя ни о чём не спрашивал.
– Здесь совсем другое дело. Во-первых, это было необходимо, чтобы убедить тебя в том, что и твой перстень тоже волшебный. А, во-вторых, ты помог мне спасти от верной гибели Анну-Селену. Ты мне больше чем просто знакомый, Балис.
– А мы с Йеми друг другу тогда кто? Вместе вот едем Серёжку выручать. И племянницу его тоже искать вместе будем. Кстати, и Анну-Селену без него мы бы неизвестно как нашли бы и как бы вытащили.
– Да, ты прав, – признался чёрный эльф.
– Не понимаю я, чего вы с ним друг друга невзлюбили?
– Я не могу сказать про Йеми ничего плохого, кроме того, что, он очень предубеждён против тех, кого считает мёртвыми.
Балис невесело усмехнулся.
– А как к ним ещё относиться? Это в книге или…
Слова «фильм» в морритском не оказалось, да и вряд ли бы подземный эльф понял, что это такое.
– В общем, слушать рассказы про восставших мертвецов многим интересно. Нервы щекочет. Ужасы, экзотика. А вот увидеть своими глазами… Куда подальше такую экзотику!
– Но ты же видишь то же, что и он, – не сдавался священник.
– Ну, у меня нервы покрепче. Бывает. Но вчера мне, если честно, не по себе было. Будто в морге ночевать остался. Нет, пошла такая экзотика куда подальше! – убежденно повторил морпех.
– Прогнал бы нас из каюты, если бы мог? – грустно переспросил Наромарт.
– Ну что ты ерунду городишь? – досадливо скривился Балис. – Вы нас с Серёжкой тогда на Дороге от смерти спасли. У нас в таких случаях говорят: "Долг платежом красен". В общем, вместе в этот мир попали – вместе и выбираться отсюда будем. Без всякой делёжки – кто тут хороший, а кто плохой. Устраивает?
– Устраивает, – серьёзно ответил эльф.
– А раз устраивает, тогда хватит всякую ерунду обсуждать, вернёмся к делу. Мы говорили о моём… кинжале.
– Конечно. Так вот, магия на твоём кинжале намного более сильная и древняя, чем на кинжалах Йеми. Даже сравнивать нечего.
– Хм… А древняя – это сколько? Двести, триста лет?
– Триста лет – огромный срок для человека, я понимаю, Балис. Но когда о древности говорит эльф… Два-три тысячелетия, вот, что я имел ввиду.
Балис облегченно вздохнул. Он понимал, что в ошибке Наромарта ничего хорошего нет, и всё же чувствовал себя, словно выбравшимся из затягивающейся петли.
– Это невозможно, Наромарт. Так давно в нашем мире сделать такой кинжал просто не могли.
– Почему? Разве это так сложно?
– Хм…
А действительно, почему?
– Во-первых, материал.
– Сталь? А что тут такого?
– Не самый простой сплав.
– Не самый сложный. Я долго жил среди свирфнебнинов…
– Среди кого? – Гаяускас не понял слова на незнакомом языке.
– Это один из гномьих народов. Поэтому, в металлах и горном деле я разбираюсь получше большинства моих сородичей.
– Я верю. Но в нашем мире нет ни эльфов, ни гномов. Я согласен, что сталь – не самый сложный сплав, но две тысячи лет назад люди её не знали. Это первое. Второе – я говорил, вообще-то, не о стали. Из чего сделана рукоятка?
– Похоже на кость какого-то животного.
– Это вовсе не кость. Такой материал у нас называется "пластмасса", – раз Наромарт не стеснялся использовать слова из своего родного языка, то и Балис, в свою очередь, обогатил его словарный запас русским словом. – В моём мире её научились делать совсем недавно, не более ста лет назад. И это, учти, не металлургия, а химия. Много гномы понимают в химии?
– В химии кое-что понимают карлики, но твой кинжал – явно не их изделие.
– Ну, и третье… Этот кортик – часть парадной формы военных моряков моей страны. Видишь, на головке рукоятки пятиконечная звезда?
– Пентаграмма широко известна по многим мирам.
– А вот этот знак? – Балис указал на оттиснутый на пластмассе герб Советского Союза.
– А вот этот знак мне не знаком.
– Это герб моей страны. Ему ещё ста лет нет, понимаешь? Эти знаки наносились на все кортики. Они должны были быть одинаковым у каждого морского офицера, а офицеров очень много, больше десяти тысяч.
– Десяти тысяч? – удивлённо переспросил Наромарт. – Сколько же человек живёт в твоей стране, если одних морских офицеров у вас больше десяти тысяч?
Из недр памяти выскользнула похожая на правду цифра.
– Кажется, двести сорок миллионов. Или около того.
Это, конечно, в Советском Союзе. В Российской Федерации, гражданином которой Балис стал после распада СССР, населения, конечно, меньше. Кажется, миллионов сто шестьдесят.
– Чуден мир… Одна страна – и двести сорок миллионов подданных…
– Это ещё что, – усмехнулся Гаяускас. – Есть в нашем мире такая страна – Китай называется. Так там жителей больше миллиарда.
– Тяжело же вашим королям управлять своими странами.
– У нас другая система управления, – дипломатично заметил морпех. – Без королей обходимся. Но мы опять отклонились в сторону. Так вот, по крайней мере, внешне мой кортик – обычный кортик, такой же как у других офицеров. Или, у всех нас они такие волшебные?
– Остальные я не проверял, но десятки тысяч клинков такой магической силы… Нет, это совершенно невероятно.
– Я тоже так думаю. В противном случае, волшебными должны были бы оказаться и остальные мои ножики.
– На остальных клинках я не чувствую никакой магии, – согласился эльф.
– Вот. Объясни мне, как можно предвидеть на две тысячи лет вперёд, как именно будет выглядеть оружие будущего времени?
– Невозможного в этом нет, хотя магия времени, конечно, – один из самых сложных разделов магии.
– То есть, ты хочешь сказать, что кто-то заглянул на две тысячи лет вперёд и создал кортик, который три четверти этого срока казался всем экзотической игрушкой… И ради чего?
– Не могу сказать…
– Неубедительно…
– Понимаю… Дай, я его ещё посмотрю.
Балис протянул кортик Наромарту, тот принялся задумчиво вертеть его в пальцах здоровой руки.
– Да, это действительно не кость.
– И по виду он совсем новенький. На старых мастера клеймо ставили.
В памяти всплыл прочитанный в детстве роман, который так и назывался – «Кортик». Волк, скорпион, лилия… Да, но какая-то маркировка на кортике, пусть и серийно изготовленном в середине двадцатого века всё-таки быть должна. А ведь нет её.
Эльф вздохнул, протянул оружие хозяину – также рукояткой вперёд.
– Понимаю твои сомнения, но всё же я уверен в своих ощущениях: этому кинжалу не одна тысяча лет… Даже не знаю, как тебя убедить. Жаль, если наш разговор прошел впустую.
– Зачем же так сразу: «Впустую»? Во-первых, в том, что перстень древний и волшебный я не сомневаюсь. А во-вторых… Перстень мне тоже достался от деда. Так что, как не крути, всё сходится к нему. Не так уж важно сколько лет кортику, важно, что ты придрался именно к нему, а не к чему-либо другому. Или остальные волшебные предметы ты оставил на следующий раз?
– Нет, кроме перстня и кинжала других волшебных вещей у тебя нет, – заверил священник.
– Точно? Что ты скажешь про это?
Отставной капитан достал из кармана и протянул Наромарту бумажную иконку – третью и последнюю часть дедова наследства. Имя изображенного на ней святого он уже давно забыл, но всегда носил её с собой, как и просил в завещании старый адмирал.
Наромарт молчал подозрительно долго.
– Ну, что?
– Пожалуйста, подожди…
Пожав плечами, Балис принялся обозревать горизонт. Ничего интересного: всё тот же берег милях в трёх слева, один дромон, идущий параллельным курсом, два, под вёслами, – встречным.
– Не могу сказать, что это такое, – наконец, заговорил Наромарт, – но могу совершенно точно утверждать, что о магии здесь речи быть не может.
– Просто портрет?
– Далеко не просто. Здесь дело связано с божествами.
– Я не верю в богов.
– Я знаю: ты говорил. Но ведь это не всегда принадлежало тебе, верно?
– Да, это тоже наследство от деда.
– Он верил?
– Он – верил. А какая разница? Кортик и перстень остаются волшебными, не важно верю ли я в это или нет, не так ли?
– Так, но это была магия. Впрочем, даже магии иногда не всё равно, во что ты веришь.
– Это как? – не понял Балис.
– Школа Иллюзий. Опытный иллюзионист может имитировать боевые заклинания, например вал огня. Если тот, кто окажется под воздействием такой иллюзии, поверит в то, что это реальность, то он может умереть в страшных муках, словно и вправду попал бушующее пламя. Но, если твёрдо верить в то, что это только иллюзия, то огонь не причинит тебе никакого вреда.
– Забавно.
– Для тех, кому хоть раз довелось испытать такое на себе, ничего забавного в этом нет.
Гаяускас хотел извиниться за неудачно вырвавшееся слово, но чёрный эльф не дал себя прервать.
– Но это, повторюсь, всего лишь магия, которая существует вне зависимости от того, признаём ли мы её существование или нет.
– А боги от этого зависят?
– Нет, конечно. Но они сами решают, где и как проявить свою волю. Любое вмешательство богов в происходящее в мире – это чудо, то есть то, что не обусловлено физическими законами этого мира. И вмешательства эти происходят по их воле, понимаешь? Если божество хочет что-то сделать – оно это делает. Если не хочет – не делает. Между верящим человеком и его божеством всегда есть связь и такие предметы, – священник вернул офицеру иконку, – часть этой связи, можно сказать, в какой-то степени её воплощения. Но, когда этот символ попадает в руки тому, кто не верит… Связи нет и не божество в этом виновато.
– Да я никого и не виню, я просто разобраться хочу. По твоим словам получается, что для деда эта иконка могла быть чем-то особенным, но в моих руках, в руках человека неверующего, это всего лишь простая картинка. Так?
Эльф на несколько мгновений задумался.
– Видишь ли, какое дело… Давай начнём с того, что простых картинок вообще не бывает. Любая картина – это либо больше, чем картина, либо меньше.
– Не понял, – озадаченно моргнул Гаяускас. – Что значит: либо больше, либо меньше?
– Это же совсем просто. Представь себе, что ты смотришь на какую-нибудь картину. Например, пейзаж. Опушка леса, горы, вид с холма, реку… Всё, что хочешь.
– Представил. И что дальше.
– А дальше, глядя на эту картину, ты начинаешь представлять себе настоящий лес или горы. Что-то вспоминаешь, что-то дорисовывает твоя фантазия. Картина – всего лишь символ. Чистая идея. Но идея, запечатленная таким образом, что становится для смотрящего на неё как бы окном в реальный лес или в реальные горы, хотя те и находятся где-то далеко, за много дней пути.
– Интересно…
– Это в том случае, когда картина – больше чем картина. А если символ не понят, то можно смотреть на картину и не увидеть леса. И что тогда перед тобой? Холст, да наляпанные пятна разноцветной краски, и только.
– И это значит, что картина – меньше чем картина, – задумчиво протянул отставной капитан. А ведь что-то в этом было. Очень странный взгляд на живопись, но по-своему логичный. Наверное, нечеловеческая логика. Интересно, был ли в истории земли хоть один человек, который бы глянул на изобразительное искусство под таким углом зрения.
– Верно. Для тебя это просто бумажка с портретом неизвестного тебе человека. А твоего деда она связывала с его богом.
Гаяускас вздохнул.
– Ладно. В любом случае деда с нами нет, а потому эта картинка нам ничем не поможет.
Теперь вздохнул Наромарт.
– Балис, ты думаешь о богах, как о каких-то купцах, всё время торгующихся с теми, кто в них верит. Вы нам – веру, мы вам – разнообразные жизненные блага.
– А что, неверно?
– Когда как. Боги бывают разные. Кто-то из них смотрит на смертных как на своих рабов, а кто-то – как на детей. Представь себе, что у тебя есть ребёнок. Представь, ты подарил ему красивую, яркую одежду, он радуется этому. Но прошло время, ребёнок вырос из этой одежды, ведь человеческие дети очень быстро растут. Одежду отдали какому-то другому, совершенно незнакомому тебе ребёнку. И вот ты случайно встречаешь этого незнакомого ребёнка в знакомой одежде. Неужели ты не испытаешь никаких чувств?
…Когда в сентябре девяносто первого, уезжая из Севастополя, Балис зашёл попрощаться к Козубским, на Маше было надето любимое платье Кристинки. Никто не виноват, так получилось случайно…
Увлечённый проповедью, священник только теперь глянул в лицо Гаяускаса, сразу понял, какую рану он случайно задел, и смущенно замолк.
– Извини, Балис, я, кажется…
– Не надо извиняться, Нар.
– В общем, ты понял, что я хотел сказать…
– Понял. Но я думаю, что уже вышел из детского возраста, и странно, что добрые боги этого не заметили.
Возражение вертелось на языке, но Наромарт осознавал, что более неподходящего случая для религиозного диспута придумать сложно.
– Мне кажется, тебе лучше немного побыть одному, – пробормотал он, медленно отступая к ведущему на палубу трапу. Балис ничего не ответил.
Впрочем, примерно через час отставной морпех вернулся в каюту в обычном бодром настроении и сообщил, что договорился с капитаном о купании для желающих. С борта судна действительно бросили на воду длинный трос, держась за который, купальщик не рисковал отстать от корабля.
Показать пример естественно, пришлось самому Гаяускасу, следом за борт отправился непоседливый Сашка. Третьим, к некоторому удивлению Балиса, к водным процедурам приобщился благородный сет, выдаваемый за жупанского воина. А уж после него необычное купание попробовали и Йеми с Мироном. В итоге, все остались довольны: не поплавали только Женька с Анной-Селеной и Наромарт с Рией. Но никто из них не чувствовал себя обделённым: для вампиров и калеки купание в море представляло собой смертельную опасность, а вейты, как выяснилось, воду недолюбливали по своей природе, хотя, в случае крайней необходимости, плавали вполне сносно.
Команда корабля не осталась в стороне, в полном составе высыпала на палубу, наблюдая за развлечением пассажиров. Матросам тоже хотелось искупаться, но, разумеется, допускать такое безобразие Бастен не собирался. В итоге, моряки освежились старым проверенным способом: поднимая наверх вёдра с водой, а потом окатывая ею друг друга с головы до ног.
В общем, первый день морского путешествия прошел на «ура». Но дальше оказалось всё не так хорошо. Ещё ночью опытный Балис почувствовал, что корабль стало покачивать, чем дальше, тем всё сильнее и сильнее. Выйдя утром на палубу позаниматься гимнастикой вместе с Сашкой, морпех с огорчением убедился, что это – только начало. Небо полностью затянуло серыми тучами, потемневшая поверхность моря смялось складками волн. В довершение неприятностей, ветер, вчера дувший почти точно в корму, за ночь сменил направление и теперь дул градусов с двухсот двадцати – практически бейдевинд. Балис не предполагал, что лишенный косых парусов и киля дромон способен эффективно лавировать, но пока что Бастену удавалось держать курс, используя довольно оригинальный способ: капитан усадил матросов за вёсла с подветренной стороны.
Заметив вышедшего на палубу Балиса, стоявший на юте капитан призывно махнул рукой.
– Эй, ольмарец, поднимайся ко мне.
Гаяускас, естественно, предложение принял и поднялся на ют, Сашка, тоже естественно, увязался следом.
– Доброго утра, капитан.
– Доброе утро было вчера. А сегодня утро, честно говоря, довольно паршивое. Видать, прогневали мы чем-то Ирла. Весна на дворе, а штормит, как поздней осенью.
– Да, ветерок паршивый, – согласился Балис.
– Не то слово. И всё крепчает. Ты вот что мне скажи, ольмарец: ты взаправду моряк или только корабельный плотник?
Гаяускас хмыкнул.
– Матросом быть могу, не сомневайся. Капитаном – не потяну.
– Капитан здесь я, и второй тут не нужен, – отрезал Бастен. – Да и матрос пока что тоже. Ты лучше друзей своих успокой, чтобы не бегали по палубе, как куры по птичьему двору.
– Сделаю, не сомневайся. Что-нибудь ещё?
– Пока – ничего. А там видно будет.
Неожиданно развернувшись к гребцам, капитан проорал:
– Суши вёсла!
Матросы торопливо вытягивали вёсла на палубу.
– А это зачем? – поинтересовался Сашка.
– Не знаю, – честно ответил Балис.
Бастен снова развернулся к пассажирам:
– Быстро идём. Вёсла проскальзывают, смысла нет силы тратить. Понял?
Честно сказать, Сашка понял не до конца, но, на всякий случай утвердительно кивнул.
– А раз понял – марш в каюту. Некогда болтать. Румпеля вправо переложить!
Протяжно заскрипели большие рулевые вёсла, с которыми теперь управлялись по два матроса, а не по одному, как накануне. Стараясь не мешать морякам, Балис и Сашка спустились с юта на палубу и вдоль борта добрались до каюты.
– А что значит: "вёсла проскальзывают"? – поинтересовался казачонок.
– Именно это и значит – проскальзывают. Корабль за счёт парусов идёт так быстро, что гребцы не успевают проворачивать вёсла.
Действительно, по самым грубым прикидкам дромон сейчас выдавал никак не меньше пяти узлов – скорость, предельная для гребли. Капитан разумно поступил, решив убрать вёсла, но теперь ему приходилось изменить курс, всё сильнее забираясь в открытый океан.
В каюте пока ещё спали, но вскоре путешественники один за другим начали просыпаться, и разговор получился не из приятных. К счастью, обошлось без паники. Больше всех испугалась, наверное, Рия, хотя догадаться об этом можно было только потому, как быстро и часто пульсировало горло ящерки. Остальные путешественники то ли отнеслись к плохим новостям намного спокойнее, то ли лучше умели скрывать свой испуг, а может, их убедили аргументы Гаяускаса: в морском деле его авторитет для спутников был непререкаем. Балис совершенно искренне объяснил, что на данный момент серьезной опасности нет: судно прочное, капитан – опытный моряк и знает, что делает. О том, что дромон уходит в открытый океан, морпех распространяться не стал. Другого выбора всё равно не было, так чего напрасно давать повод для волнения.
К тому же внимание очень быстро вынужденно переключилось на Мирона: у него проявилась морская болезнь. Смех смехом, но предусмотрительный Йеми сразу после отплытия заготовил на такой случай большой медный таз, который теперь пришелся как нельзя кстати. Наромарт же на скорую руку изготовил очередную травяную настойку, которая здорово облегчила страдания Нижниченко. Тем не менее, чувствовал он себя всё равно довольно паршиво.
Балис воспользовался моментом и настоял на том, чтобы из каюты никто не выходил, под предлогом того, что на палубе морская болезнь мучает непривыкших к морю людей намного сильнее. Ему поверили, тем более, что и так наружу никто особо и не рвался. Сам же морпех время от времени выглядывал наружу, посмотреть, что изменилось.
На самом деле всё обстояло не так плохо. Ветер и волны больше не усиливались. Бастен убрал артемон и лиселя, и теперь дромон шел только под прямым парусом. К сожалению, направление ветра тоже не изменилось, из-за чего корабль забирался всё дальше в океан. Берег уже исчез из виду, кругом было только тёмно-серое небо, да ещё более тёмное море.
Ближе к полудню начался сильный дождь с грозой, зато немного ослабел ветер. Когда в очередной раз Балис выглянул наружу, его внимание привлёк выставленный на баке впередсмотрящий. Какой-то момент морпех колебался, не воспримет ли капитан его предложение, как попытку подорвать его позиции командира на корабле, но решил, что обстановка слишком серьёзна, а Бастен – слишком умный человек, чтобы в такой момент предаваться амбициям. Приняв решение, Гаяускас поднялся на ют.
– Чего надо? – хмуро поинтересовался Бастен, закутанный в толстый шерстяной плащ. Наверное, это помогало мало: плащ давно промок насквозь и теперь не столько согревал, сколько охлаждал. Да, вот так и начинаешь по-настоящему понимать, всю прелесть такой простейшей, казалось бы, вещи, как прорезиненная накидка. – В каюте от страха уже голову потеряли? На палубу рвутся, за борт прыгать?
– Да нет, в каюте порядок. Верят в капитана и не хотят мешать и путаться под ногами.
Моряк одобрительно кивнул.
– Это хорошо. Тогда чего ты тут делаешь?
– Я смотрю, ты наблюдателя выставил?
– Есть такое дело. Нас несёт в район Типинских островов. Если повезёт, то сможем отсидеться в лагуне, вместо того, чтобы дальше в океан уходить.
– Хорошее дело. Кстати, у меня очень острое зрение. Может, мне посмотреть вместо твоего матроса.
Бастен смерил Балиса раздраженным взглядом. В душе капитана боролись разные чувства, победила осторожность.
– Вместо – не выйдет. Вместе с ним – можешь постоять, только чтобы от тебя лишнего шуму не было, иначе живо обратно в каюту загоню. Понятно?
– Так точно, капитан, – машинально ответил Балис.
– Действуй, – хмыкнул Бастен.
Гаяускас отлично знал, что наблюдать за горизонтом в такую погоду – задача не из лёгких. Море и небо сливались в одну серо-синюю мглу, различить в которой какие-нибудь детали было чрезвычайно сложно. Холодный дождь и пронизывающий ветер концентрации внимания никак не способствовали. Балису показалось, что его плащ вымок в мгновение ока, но приходилось терпеть. И только когда сменился дозорный матрос, морпех позволил себе на короткое время уйти в каюту, чтобы переодеться в сухую сменную одежду и позаимствовать плащ Мирона. Как не смешно, но у Наромарта нашлось «лекарство» и на этот жизненный случай, Балис был готов поклясться, что на спирту, но с сильным привкусом разных трав. Напиток отдалённо напомнил отставному капитану морской пехоты рижский бальзам, что породило в голове целую волну воспоминаний и ассоциаций, которая схлынула, только когда он снова вышел на добровольную вахту.
К счастью, она оказалась намного короче первой: не успел Балис ещё толком промерзнуть, как ему показалось, что он что-то заметил. Да, несомненно, в одном месте мгла была как бы гуще и темнее.
– Смотри справа двадцать, – обратился он к матросу-напарнику.
– Что – "двадцать"? – не понял тот.
Балис чуть не выругался. Естественно, в другом мире должны быть свои способы для обозначения направлений.
– Сюда смотри! – он вытянул руку по направлению к замеченной земле.
Вытянув шею, матрос старательно вглядывался в чернильную даль.
– Нет там ничего, – изрёк он, наконец.
Гаяускас глубоко вздохнул. Выбор был невелик: либо наорать на матроса, вся вина которого в том, что у него нормальное зрение, либо подождать, пока землю увидит и он. Остров, который заметил Балис, находился в стороне от курса дромона, но не слишком далеко и пока что можно было подождать без ущерба для дела. Разумеется, он предпочёл промолчать, а минут через десять снова привлёк внимание матроса к той же цели. Теперь уж остров заметил и абориген. С громким криком: "Земля, земля!" он устремился на ют к капитану. На палубу высыпала вся команда, спешно укрепляли банки и разбирали вёсла. Бастен ревел команды таким голосом, что в обычную погоду его было бы слышно на взлётно-посадочной полосе в разгар полётов.
Островок быстро приближался. К Балису подбежал взволнованный матрос.
– Почтенный, тебя капитан Бастен зовёт.
Что на сей раз может потребоваться толийцу, Гаяускас не представлял, но, естественно, на зов поспешил. Оказалось – ничего нового.
– Я узнал эту землю, – сообщил капитан. – Это остров Люнго. Похоже, боги смилостивились над нами: здесь есть лагуна, укрывшись в которой мы окажемся в полной безопасности. Но туда сначала нужно попасть: вокруг острова немало острых скал. В общем, отправляйся в каюту и скажи твоим друзьям, пусть сидят тихо, скоро всё будет хорошо. Если под ногами у моих ребят никто не будет путаться – через полчаса мы сможем выпить за наше счастливое спасение от шторма.
– Надеюсь, твои слова сбудутся.
Намёк был более чем прозрачен. Оспаривать решение капитана у Балиса не было ни желания, ни причины. Бастен был действительно мастером своего дела, ну а его нежелание в ответственный момент доверять что-то людям, которых он видел первый раз в жизни, понять было совсем несложно. В такой ситуации от матроса нужно многим большее, чем хорошее зрение или умение рассказать мальчишкам, как называются на дромоне паруса. Да и считать себя хорошим матросом Гаяускас никак не мог: навыков явно не хватало.
