Текст книги "Переплавка (СИ)"

Автор книги: Алексей Шепелев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

– Признанный архитектор. Его пригласили продолжить строительство собора после смерти ди Камбио. Но он тоже вскоре умер, успев сделать очень немногое. Но вот еще и строительство колокольни начал.

Хотя, конечно, для Средневековья это неудивительно.

Выяснилось, что друзья-приятели не отказали себе в удовольствии запечалиться на Соборной площади. И у подножия колокольни, и перед самим Санта-Мария дель фьёре и ещё возле невысокого многогранного строения, стоявшего напротив входа в собор и оформленного в той же манере, что и они.

– А это что такое? – полюбопытствовал Стригалёв, с интересом разглядывая украшенные металлическими платинами с чеканными панно большие двухстворчатые двери здания.

– Баптистерий, – пояснил Паоло.

Врач понимающе кивнул. Серёжка издал недоуменное восклицание.

– Крещальня, – дополнил объяснение Валерка. – Там маленьких детей крестили.

– А… – было видно, что после такого объяснения мальчишка сразу утратил к объекту всякий интерес.

Запись закончилась.

– Мы потом на колокольню полезли, – сообщил Валерка. – Хотите посмотреть на Флоренцию с высоты птичьего полёта.

– Хотелось бы, – признался Стригалёв. – Только скажу сразу: вы меня уже убедили. Конечно, всё это можно скомпоновать, но… Не кажется мне эта запись подделкой. Верю я ей. Как не странно это звучит, но получается, что вы действительно пришельцы. Как это правильно сказать? Из параллельного мира, да?

– Наверное, можно и так сказать, – согласился Паоло. – Конечно, Вселенная у нас одна и та же, но пространства действительно можно называть параллельными. По старшим измерениям.

– С этим мы определились. А теперь рассказывайте, чем я вам могу помочь?

– Помогите нам вернуться назад. В свой мир, – бесхитростно попросил Никита.

– Как? – растерялся Стригалёв. – Как я вам в этом помогу? Я же врач, а не физик. Честно сказать, я мало что в этом понимаю. Почему вы обратились именно ко мне?

– Но вы же ученый, – произнес Никита с такой интонацией, словно это всё объясняло.

– Во-первых, мы решили, что вас нам будет легче всего убедить в том, что мы говорим правду, а не разыгрываем, – Паоло, как всегда, пустился в обстоятельное изложение сути вопроса.

– Легче всего вам было убедить вашего друга, – улыбнулся врач.

Серёжка тоже улыбнулся, шаркнул по полу подошвами ботинок и немного порозовел кончиками ушей.

– Если бы Серёжка мог нам помочь, мы бы никого другого не спрашивали, – уверенно заявил Никита.

– Командира отряда, с которым мы пришли в Беловодск, нам бы убедить точно было бы сложно, – констатировал Валерка.

– А кстати, расскажите, как вы сюда попали? И в Беловодск и вообще в наш мир, – попросил Стригалёв.

– Ну, вообще-то это получилось случайно, – осторожно начал Валерка. – Мы были в лаборатории научно-исследовательского института, в которой проводился эксперимент над релятивистскими суперструнами.

– Над чем, над чем? – заинтересовался Серёжка.

– Я тебе потом расскажу, – пообещал Никита. Он уже давно уяснил, что познания друга в физике микромира простираются не дальше смутного качественного представления о резерфордовской планетарной модели атома.

– Эксперимент уже закончился, нам просто лабораторию показывали, – продолжал Валерка. – Но неожиданно что-то сработало, и мы оказались вот тут, на Сипе.

– Невероятно, – оценил Стригалёв.

– Совершенно невероятно, – подтвердил Паоло. – Но тем не менее это произошло.

– А дальше что было?

– А дальше мы сразу вот Серёжку увидели.

– А я-то переживал, как это вы так незаметно появились, – признался пионер. – Я ведь наблюдал за лесом, был уверен, что поблизости никого нет. А тут вы… Получилось, что я плохой разведчик…

– Да хороший ты разведчик, – подмигнул Никита. – Это мы неправильно появились. Р-раз – и мы есть.

Серёжку такое заявление успокоило, и Валерка продолжил рассказ о том, как они добрались до Беловодска. Под конец подросток высказал своё мнение и о Мурманцеве:

– Он нам каким-то странным показался. Вроде и нормальный парень, вроде и нет. Как-то уж слишком он любит из себя главного строить, чтобы все вокруг него бегали. Словно родился для того чтобы командовать. А знаний у него, похоже, маловато. Во всяком случае, по астрономии и информатике.

– Валер, да ты чего, – чуть не поперхнулся Серёжка. – У Игоря знаний мало?! Да он же… Он же Селенжинский Лицей закончил!

Валерка вспомнил, что во время путешествия по лесу Серёжка об этом уже говорил. Но тогда подросток особого внимания этим славам не предал. Ну, лицей и лицей. Бывает. В Валеркиной России лицеями назывались школы, ориентированные на глубокое гуманитарное образование. Некоторые из них считались очень престижными, но это не означало, что каждый, кто его закончил – Александр Сергеевич Пушкин. Не говоря уж о том, что Сергей Есенин или Николай Рубцов стали великими поэтами и без всяких лицеев.

– Ну и что, что он его заканчивал?

– Да ты хоть знаешь, что такое Селенжинский Лицей?

– Понятия не имею, – честно признался Валерка. – Откуда мне знать?

– Ах, да, конечно. Ну, в общем это один из самых-самых лучших лицеев в России. Может даже самый лучший. Там такая подготовка, что…

За отсутствием подходящих слов Серёжка зажмурился. Так выразительно, что слова после этого в общем-то были и не нужны.

– И главного он из себя не строит, просто он лидер по жизни, понимаешь? За ним люди идти должны.

– Кому? – словно невпопад спросил Никита.

– Что – кому?

– Кому люди должны за ним идти?

– Ты чего тупишь? – насупился Серёжка.

– Я не туплю, я понять хочу.

– Чего тут непонятного? России!

– Должны России идти за ним? – переспросил Никита.

– Ну да.

– Так то что же, судьба всей России зависит от одного этого Игоря? Без него вся Империя рухнет?

– Да нет, – досадливо сморщился Серёжка. Было видно, что он очень огорчен непонятливостью друга. – Ну как тебе объяснить… Дело не лично в Игоре, а в том, что он лидер, понимаешь? В Императорских Лицеях их как раз таких и готовят. Не зря же их не Министерство Образования, а лично Его Величество… это… патронирует, во…

– Каких – «таких»? Лидеров, что ли готовят?

– Ну да, именно лидеров. Даже в приключенческих стерео, если там есть дети, то почти всегда командуют лицеисты-старшекласники или выпускники, – довольно подтвердил Серёжка. Было видно, какое облегчение ему принесло то, что друзья наконец-то поняли его объяснение. Пионер ещё не понял, что поторопился считать вопрос закрытым. – Это называется "элита Империи". А если проще, то про них говорят "отборные люди из отборного материала". Потому что там такие суровые испытания, что их только лучшие выдержать могут.

– А не лучшие? – поинтересовался Никита. На самом деле не столько потому, что его действительно интересовал этот вопрос, сколько по инерции: начав спрашивать, не так-то просто остановиться. Даже если заранее знаешь ответ: – Уходят в другие заведения?

– Кто-то уходит… А кто-то погибает на испытаниях.

– Как – погибает? – недоуменно хлопнул глазами Никита. – Что, по-настоящему?

– Ты думаешь, можно погибнуть понарошку?

– Бред… – других слов у Валерки не нашлось. – Не может быть.

– Нет, это всё правда, – подтвердил Стригалёв. – В программе Императорских Лицеев заложены опасные для жизни проверки и испытания. При их выполнении действительно случаются смертельные случаи. И довольно часто. Класс, дошедший до выпуска без потерь на таких испытаниях, это огромная редкость. Такого почти не бывает.

Серёжка кивнул в такт словам врача.

– Бред, – повторил Валерка. – Кому это нужно? Зачем?

– Не понимаете? А у нас это знают даже дети. Вот ваш друг вам объяснит.

– Это нужно, чтобы точно знать, может ли человек вести за собой других или нет. Способен ли? Достоин ли?

– А не слишком ли велика цена? – глаза у Валерки нехорошо сузились. Но Серёжка этого, кажется, в пылу разговора не заметил.

– Конечно, нет. Ведь от них будут зависеть судьбы всей Империи, миллионов людей. Разве у вас не так?

– Нет, конечно. У нас никто во время обучения не умирает.

– А как вы узнаете, кому можно доверить руководство, а кому нет? Или у вас каждый кто хочет, тот и командует?

По выражению Серёжкиного лица было видно, что такой подход он категорически не одобряет.

– Разумеется нет. У нас считается, что для того, чтобы руководить, нужно иметь знания и умение. Знания приобретаются во время обучения, а умения проверяются на предыдущей работе. Понимаешь, у нас не бывает так, чтобы человек, который раньше никогда ничем и никем не руководил, сразу получал бы ответственный участок. Если кто-то связывает свою жизнь с административной работой, то он должен пройти всю лестницу снизу вверх. Хочешь, например, руководить заводом, стань сначала на этом заводе лучшим начальником цеха.

– Ну, а если вот так, неожиданно… – протянул озадаченный Серёжка.

– Можно и неожиданно. Смотри сам: нас ведь никто к путешествиям в параллельные миры не готовил. Но, вроде как, ведем себя не худшим образом без всяких тестов на выживание. Это раз. А два… Вот попали мы в ваш отряд. Не начали же сразу права качать, чего-то там для себя требовать, власть у Игоря отбирать. Потому что понимали: он для вас самый верный шанс на то, чтобы благополучно выйти к своим. И для нас тоже.

– Ну…

К некоторому удивлению Серёжки, никто не торопился обрывать возникшую паузу. Его ответа терпеливо ожидали. И если такое поведение друзей, чудесным образом обернувшихся пришельцами, можно было понять, то почему молчание врача пионера откровенно обижало. Всё-таки эти оппозиционеры нехорошие люди. Точнее даже не нехорошие, а ненадежные. Вроде бы всё при них, но в самый неподходящий момент на помощь не придут. Разве это честно?

– Понимаете, вы справились, но ведь могли бы и не справиться, – произнес Серёжка наконец. – Ведь могли бы?

– Ну, могли и не справиться, – согласился Валерка. Всякое ведь бывает. Никогда не стоит обещать то, что зависит не только от тебя.

– Вот, – обрадовался Серёжка. – А Игорь не мог. Он бы справился всегда?

– Всегда-всегда? – уточнил Никита.

– Угу.

– Потому что окончил этот самый Лицей и не умер на испытаниях?

– Ну да.

– То есть теперь ему можно доверить управление любым делом, и он обязательно справится?

– Конечно.

– Например, руководить этой больницей?

На Серёжкином лице отразилось неудовольствие. Руководство в сознании мальчишки было связано с чем-то важным и интересным. Возглавить экспедицию к неизвестной планете или хотя бы по изучению неизвестной части известной планеты, например. А больницей руководить – что может быть скучнее. Хотя, вопрос был законный: кто-то ведь и больницей руководить должен, иначе в ней никакого порядка не будет.

– Конечно, может.

– А космической станцией?

– Разумеется.

– А вот строительством моста через реку, на которой стоит этот город?

– Ну да, конечно.

– И всё это у него обязательно получится?

– Обязательно получится, – убежденно ответил Серёжка.

Никита тяжело вздохнул и почесал макушку. Последний раз в жизни он видел такую убежденность лет семь назад, когда соседка Анжела доказывала ему. Что к ней на Новый Год приходил самый настоящий Дед Мороз. Нет. Не семь, а шесть – им с Анжелкой тогда было по пять лет. А вот на следующий год, когда им уже исполнилось шесть, такого спора не возникло: Анжелка была уже большой девочкой и знала, что настоящего Деда Мороза не бывает. Жаль, конечно, что не бывает, с ним бы жизнь была интереснее, но раз нет – значит нет.

Описанная Серёжкой картина была столь же нереальной. Руководство каждым из названных Никитой процессов требовало специальных знаний и специфического опыта, который можно было получить только путем работы в низовой должности. Руководитель, если это действительно хороший руководитель, должен понимать, чем дышат его подчиненные. И не по отчетам, и даже не по задушевным беседам в кабинете или на рабочих местах, а по собственным впечатлениям. Считать, что всё это автоматически есть у Мурманцева по окончании его Особого Супер Лицея просто глупо. Вот выживать его научили, да, Никита очень проникся тем, как грамотно и умело Игорь руководил походом. Но командовать отрядами убегающих от врага – это не профессия. Во всяком случае, в нормальном обществе. Жить там, где профессией становится уводить детей поселенцев от желающих убить их аборигенов, Никита бы не хотел. Потому что там с руководством не в порядке на самом высоком уровне. И в очень большом непорядке.

Разговор разбавила длинная пауза, которую прервал Паоло:

– Может быть, Игорь может вырасти в очень хорошего руководителя. Со временем. Но вот сейчас знаний у него явно не хватает.

– Говорю же: не может у него знаний не хватать. Это невозможно, точно так же как полететь, вращая ушами, – Серёжка начал злиться. – Говорю же, он Селенгинский Лицей закончил. А там самое лучшее образование в Империи. Сколько раз надо повторять?

– Насчет полетов за счет ушей не знаю, а вот знания по астрономии у него практические нулевые. В нашем мире ему не то, что космической станцией командовать, ему туда в младший обслуживающий персонал туда, скорее всего, не устроиться: отбор для работы в открытом космосе у нас довольно строгий. Не пройдет по конкурсу.

– Ну и сами виноваты.

– В чем? В том, что не хотим доверять ответственную работу тем, кто ничего не знает? Пусть дуб дубом, зато человек хороший, так что ли?! Нет, хороший человек – это не профессия.

– Да может он знает получше тебя? У самого не хватает знаний, чтобы понять, что ему говорят, а на Игоря валишь!

– Вы только не ссорьтесь, ладно? – вмешался Никита. – Этого нам ещё не хватало.

– А чего он сразу… – обидчиво произнес Серёжка.

– Понимаешь, Серёж, мы с Паоло жили на космической станции, – пояснил Валерка. – И астрономия, астрофизика – наше увлечение с раннего возраста. Мы изучали её глубже, чем в обычной школе. И мы представляем себе, сколько знает наш средний школьник. Так вот. Игорь знает в разы меньше. И это при том, что ваша Россия в космос продвинулась куда дальше чем наша: мы-то из Солнечной системы не выбрались и непонятно когда выберемся, а вы летаете по всей Галактике. А Игорь с его лучшим образованием в астрономии почти ничего он не знает. Я ведь с ним тоже разговаривал, не один только Паоло.

– Ага, Ну вот сам подумай, как такое может быть: мы в космос прошли дальше вас, а наше образование – хуже. Это же глупость, так не бывает.

– Это действительно выглядит нелепо, – согласился Валерка. – Но тогда как объяснить то, что я вижу?

Серёжка пожал плечами.

– Откуда я знаю? Может, Игорь настолько лучше вас знает астрономию, что вы просто не можете его понять, поэтому его слова вам и кажутся ерундой.

– Мне это и самому приходило в голову, – признался Валерка. – Но, похоже, это неверное объяснение.

– И почему же? Не можешь признать, что чего-то не знаешь?

– Да нет, дело в другом. Помнишь, мы спрашивали тебя, как по-научному называется ваша Сина?

– Ага, помню. Я говорил, что не знаю.

– Вот и он не знает…

– А может, она у нас по-другому никак не называется. Сина – и всё тут.

– Для астрономов это неприемлемо. Все звезды, даже самые известные, имеют свои научные названия. Например, Сириус – альфа Большого Пса, Арктур – альфа Волопаса, Вега – альфа Лиры. И так далее.

– Может, у вас имеют, а в нашем мире – не имеют, – не сдавался Серёжка.

– В нашем мире тоже имеют, – вмешался молчавший до этого Стригалёв. Врач с интересом наблюдал за спором мальчишек, но не торопился принять в нем участие. – У Сины есть научное название…

– Погодите, – перебил его Паоло. – Пожалуйста, напишите его на бумаге и передайте Серёже так, чтобы я его не видел.

– Рассчитал всё-таки? – удивился Валерка.

– Сегодня утром закончил.

Врач написал что-то на маленьком бумажном квадратике, целая стопка которых лежала в специальном прозрачном контейнере на его столе, и передал его Серёжке. Пионер быстро прочел запись и вопросительно поглядел на Паоло.

– Триста двенадцатая Цефея, – произнес тот.

– Покажи, – немедленно потянулся к бумажке Никита.

Серёжка перевернул листок. На нём крупно и четко было выведено: "312 Цефея".

– А ещё говорят, что у врачей плохой почерк, – невпопад сказал Валерка.

– Правильно говорят. Нам очень часто приходится писать в спешке, а это хорошему почерку никак не способствует, – объяснил Стригалёв. – Но у меня вот сохранился с детства. Повезло.

– А как ты догадался? – спросил Серёжка у Паоло.

– Я не догадывался. Я рассчитал.

– Как рассчитал?

– Очень просто. Робик сделал для меня фотографии с высокой чувствительностью. Потом он перегнал их на мой коммуникатор. А это не только устройство связи, но и мощный вычислитель и очень вместительное хранилище информации. У меня там база данных по всем известным звездам нашей галактики, с координатами относительно Земли.

– Ух ты, – не сдержался Серёжка. – Понятно, почему вы такие здоровые и неудобные устройства с собой таскаете. На комбрасах память небольшая, а на ваших…

– Пятьсот терабайт.

– Я извиняюсь, а зачем такая память на коммуникаторах? – снова вмешался Стригалёв. – Зачем вам такая база данных на нём? Это же не рабочее место.

– Почему же не рабочее? – удился Валерка. – Как раз вполне рабочее. Всегда с собой. А автономные файлы потом можно синхронизовать.

– Да, но без приличной клавиатуры работать неудобно. Этой палочкой много не натыкаешь.

– Есть и клавиатура.

Паоло достал из кармана что-то вроде архаичной записной книжки, развернул ее как гирлянду, и на стол легла тонкая, но полноразмерная по ширине клавиатура с нарисованными клавишами и тонким хвостиком-проводом.

– Подсоединяем в гнездо – и готово.

– Сенсорная клавиатура? – уточнил Стригалёв.

– Она самая. У вас такие есть?

– Есть, но не в широком использовании.

– Я никогда не видел, – признался Серёжка.

– Так что, если в дороге или ещё где вдали от привычного места возникает желание заняться работой, то мы себе в нём не отказываем, – подвёл итог Валерка.

– Неплохо, – одобрил пионер. В глубине души он вынужден был признать, что Игорь был неправ, презрительно обозвав желание таскать с собой большие и тяжелые коммуникаторы вместо маленьких, лёгких и удобных в креплении комбрасов «потребляйством». Потребляйство – это когда человек хочет вещь от нечего делать. Ту, которая ему не нужна или почти не нужна. А Никите и его друзьям таки коммуникаторы были нужны для деля.

Но Игорь ошибся потому, что ему не объяснили настоящее назначение этих приборов. Вот и Серёжка сам не знал, что на них можно крутить записи, и держать базу данных по всем звёздам галактики и ещё много чего…

– После того, как я ввел вид звездного неба, оставалось только написать программу эмуляции картинки для произвольной звезды и начать перебор, ожидая совпадения.

– Ой, Паоло, только не говори, что ты так и сделал, – недоверчиво прищурился Валерка. – Знаю я тебя, скорее утопишься, чем станешь программировать ГСН-алгоритм.

– Что значит – ГСН? – полюбопытствовал Стригалёв.

– "Грубая сила и невежество", – расшифровал подросток. – Когда программист старается достичь результата не за счет своего умения, а за счет мощности имеющегося у него вычислителя.

Серёжка хихикнул.

– Ну, конечно я поступил по-другому, – признался Паоло. – Задал условия отбора. Во-первых, отсюда виден Млечный Путь. По его ширине можно определить местоположение этой системы относительно его плоскости. А вторым ориентиром было звездное скопление. Правда, Валерка меня подвёл немного. Это были не Плеяды, а Гиады.

– А вот не надо сразу "подвёл"? – возмутился Валерка. – Ты у меня что спрашивал? Какое звёздное скопление у русских называется Стожарами. Я тебе и ответил – Плеяды. Всё честно.

– Значит, Серёжка напутал.

– Ничего я не напутал. Стожарами мы эти звезды называем, кого хочешь спроси.

Паоло виновато улыбнулся и развел руками.

– Я судить не возьмусь, – признался Стригалёв. – Астрономия никогда не входила в круг моих интересов. Конечно, я должен знать, в какой звёздной системе работаю. Но на этом, пожалуй, всё.

– Вот нашли проблему на ровном месте, – возмутился Никита. – звездное скопление есть? Есть. Ну и назвали его по-русски Стожарами. А то, что эти Стожары совсем не те, что на Земле, так кому это важно? Название не официальное, что хотят, то и называют. Они ж здесь не астрономы.

– Наверное, так оно и было, – согласился Паоло. – В общем, тут я сделал ошибку, это условие пришлось менять. А так всё просто: по двум ориентирам рассчитывается сектор, а потом в нем отбираются все звезды класса К, они же желтые карлики, и для них строится модель карты звёздного неба. У триста двенадцатой Цефея совпадение оказалось девяносто восемь процентов. У остальных кандидатов не больше шестидесяти двух. Так что, всё очевидно.

– Так что, как видишь, Игорю в знании астрономии мы не уступаем, – подвел итог Никита. И тут же добавил: – Если, конечно, не считать меня.

Серёжка недовольно засопел, но промолчал: крыть было нечем. А после последней фразы Никиты и вовсе улыбнулся: сердиться на него было просто невозможно.

– А вы, молодой человек, чем увлекаетесь? – спросил Стригалёв. – Кстати, вы ещё и представиться не успели.

– А я с ними, – шустро ответил мальчишка, чем вызвал новую волну улыбок. – Если серьезно, то меня зовут Никита. Никита Кириллович Воробьев. Мы с Валеркой братья, только двоюродные. И живу я на Земле, в поселке Мурмино под Рязанью. Увлекаюсь квантовой физикой и футболом.

– Интересное увлечение для вашего возраста… Я не футбол имею ввиду.

– Я понял… А оно правда интересное. Последнюю сотню лет наука в этой области практически топчется на месте, значит, вот-вот должны последовать громкие открытия. хочется принять в этом участие.

– Уже последовало, – мрачно произнес Паоло. – И участие мы приняли.

– Ну и не смешно, – обиделся Никита.

– А я и не смеюсь…

– Парни, вы чего вообще? – удивился Валерка. – Нашли время… Виктор Андреевич, в общем, теперь вы знаете всё.

– Всё кроме главного: что теперь делать? Вы ведь рассчитываете, что я помогу вам вернуться домой, верно?

– Ну да, – подтвердил Никита. – Помогите нам встретиться с вашими специалистами по квантовой физики и убедить их в том, что мы говорим правду. Пусть они ещё не открыли технологию перехода с помощью возбуждения струн, но наш рассказ может им помочь её разработать. Ведь они будут точно знать, что это возможно, раз мы здесь.

– С этим будут проблемы, большие проблемы, – вздохнул врач. – Во-первых, здесь, на Сипе науки практически нет. Провинция. Захолустье, если вам знакомо такое слово.

– Приходилось слышать, – кивнул Валерка.

Захолустьем в древние, царские времена назывались отдаленные уголки России, фактически отрезанные от современной жизни из-за плохих дорог и отсутствия средств связи. Там люди жили словно в прошлом, порой как бы за полвека до своего времени. И уж точно никакой науки не было.

– Вам нужно отправиться на Землю, обратиться в РИАН. Но тут вторая проблема – война. То, что происходит здесь, на Сипе – только небольшой эпизод, фрагмент противостояния, которое поставило под вопрос саму судьбу Империи.

– Мы всё равно победим! – вырвалось у Серёжки.

Было видно, что сказано это не на показ, а от души, необдуманно, а на гребне волны нахлынувших чувств.

Стригалёв нахмурился.

– Я русский человек, поэтому не могу желать России поражения в войне и, конечно, его не желаю. Да, я, по выражению нашей власти, оппозиционер, но те, кто говорят, что все оппозиционеры – агенты ултов, либо не знают о чем говорят, либо намеренно лгут.

– А никто и не говорит, что вы за ултов, – поправился пионер. – Нормальный человек не может быть против своих.

– Я просто не знаю, насколько дорогие гости знакомы с политической ситуацией в нашей стране, – в голосе врача проскользнула ирония.

– Почти незнакомы, – сознался Валерка. – Знаем про Империю, про войну – вот и всё, пожалуй. А рассказы про оппозиционеров… Слышали, только пока не оценили что там правда, а что нет. Трудно разобраться. Хотя, встретили вы нас жестко.

– Вымотался после операции, – немного виновато признался Стригалёв. – Сложный случай был, пять часов от стола не отходил. Нервы…

– Вот и верь после того в сказки о добром докторе Айболите, – нарочито театрально вздохнул Никита. Мальчишки улыбнулись.

– С пациентом врач должен быть именно таким – добрым и внимательным, – ответил врач. – Но за это приходится платить в остальной жизни. Точнее – расплачиваться. Нервное напряжение даром не проходит. Вы, если уж честно говорить, легко отделались. Знаете, как могу отлаять операционную медсестру, если что-то идет не так? А бывает, у меня и корнцанги по операционной летают.

– Медсестру жалко, – серьезно сказал Никита.

– Жалко, – согласился Стригалёв. – Но мы с Татьяной Алексеевной работаем вместе уже больше двадцати лет, и она понимает, что это тоже часть работы. Ритуал. Молодую девчонку, которая только-только училище закончила, я ругать, конечно, не стану. Сдержусь. Хотя, конечно, иногда есть за что. А иногда даже и рукоприкладство необходимо.

– Так-таки и необходимо? – недоверчиво переспросил Валерка.

– Именно так. Люди иногда от вида крови впадают в ступор. Книги, виртуальные операции, присутствие наблюдателем – это все очень нужно, но гарантий, к сожалению, не дает. Бывает так, что новичок в операционной впадает в ступор. Кровь, вид операционной раны, запах, несмотря на вытяжку, нервное напряжение… В общем, бывает, что человека клинит. Редко, но такое случается. А времени ждать, пока он в себя придет, нет: это же экскурсант, у него свои обязанности есть. Причем от того, как они выполнены, иногда зависит жизнь человека. У нас ведь очень часто счет идет буквально на секунды. И вот тут ничего так не помогает, как старый дедовский метод: пару раз по щекам – и человек приходит в себя.

– Ну это не битье, это не считается, – заявил Никита.

– А ты что думал, мы на операционном столе провинившихся рогами порем? – усмехнулся Стригалёв. – Нет, так у нас не принято, конечно… Ну, ладно, пошутили немного, теперь вернемся к делу. Значит, вторая проблема – это война. Может, приходилось слышать: "Всё для фронта, всё для победы!"?

– Конечно, приходилось, – ответил Валерка. – Это был лозунг во время Великой Отечественной войны. И потом ещё во время Четвертой Мировой.

– Ну а у нас это лозунг сегодняшнего дня. Так что вся наука сегодня в первую очередь работает на оборону страны.

– Мы понимаем. Мы ведь и не предлагаем, чтобы всё бросили и занимались нашими проблемами.

– Тогда остается только третья проблема.

Валерка ожидал, что врач приступит к рассказу о новой проблеме, но тот почему-то замолчал. Подросток хотел спросить, но не успел: постучали в дверь кабинета.

– Есть здесь кто-нибудь? – поинтересовался мужской голос.

– Минутку, ребята, – произнес хирург, вставая с дивана. – Подождите здесь.

Он вышел из комнаты в кабинет, притворив за собой дверь.

– Доктор Стригалёв – это вы?

Через неплотно прикрытую дверь было отлично слышно, о чем говорят в кабинете. Незнакомца ребята не видели, но по голосу у Валерки в голове вырисовывался образ волевого, уверенного в себе человека.

– Доктор Стригалёв – это я. С кем имею честь?

– Лейтенант Черешнев. Пришел поблагодарить вас за ребят.

– Ну, благодарить нужно прежде всего сержанта Верещагина. За то, что головы не потерял, первую помощь оказал как нужно. За то, что тащил Вихрева на себе, пока помощь не подоспела.

– У нас правило: спецназ своих не бросает.

– Вас вот благодарить надо, за то, что этому научили. Ну и мы, конечно, постарались, чтобы все не зря. У Верещагина рана не опасная, через недельку выпишем. Вихрова, конечно, придется лечить дольше, но худшее позади. Печень и кишечник зашили обошлись без массивных резекций… в смысле – сохранили всё, что можно было сохранить. С перитонитом, будьте уверены, справимся. Так что, если всё пойдет как должно, что не просто жить будет, а в стой вернется. Конечно, от осложнений зарекаться нельзя, но организм молодой, крепкий, должен справиться. Знаю я вас, краповых. С полсотни через мои руки прошло, не меньше. Скажешь такому – должен выздороветь, выздоравливает в срок.

– Ну если так, то и Вихров обязательно выздоровеет. Он парень ответственный. Ещё раз спасибо вам, доктор.

– Ещё раз – спасибо вам, лейтенант. И за то, что ребят выучили, и за то, что из беды выручили. Мне уж рассказали, как вы их под обстрелом в винтокрыл забирали. Умеете, выходит воевать. Даром что звёздочек у вас меньше, чем крестов.

– Звёздочки не кресты, их снимать можно. Одну сняли, две повесили. А вот то, что кровью добыто у нас пока ещё отнимать не положено.

– Лихо. Это выходит вас из майоров в лейтенанты?

– Выходит так.

– И а что же, если не военная тайна?

– Да какая уж тут тайна. За Раду.

– За Раду? Вы были в экспедиции Мурманцева?

– Если бы я там был, то мы бы с вами не разговаривали: живых там не осталось.

– Но в газетах писали…

Стригалёв оборвал фразу на полуслове…

– В газетах и книгах ещё и не то напишут. Бумага – она всё стерпит.

– Лихо вы… Не боитесь?

– Война, доктор, бояться отучает. Есть у нас такая поговорка: "Дальше фронта не пошлют, больше пули не дадут". А свою пулю каждый из нас поймать в любой момент может, как Вихров. Да и стыдно бояться-то. Перед оставшимися там, на Раде, стыдно. Сначала один гад положил их ради того, чтобы в герои выбиться, а потом другие их смерть в кормушку себе превратили.

– Значит, всё, что писалось про Раду – это неправда?

– Не всё. Экспедиция Мурманцева действительно нашла её первой. Рейдеры ултов появились, когда шла уже вторая стадия исследования, которая предполагает посадку. Они действительно оба сели, прежде чем вступить в переговоры. Не знаю, чем объяснить такую глупость, но то факт. Сели и потребовали от Мурманцева убираться прочь в течение пяти часов, обещая в том случае не открывать огонь. Очень похоже на то, что то была правда. Во всяком случае, это был шанс спасти корабль и людей. Но Мурманцев его не использовал. Да, его выставляли с Рады самой грубой форме. Что-то вроде: "Землянам шесть часов на свёртку лагеря и взлёт, слово чести – обстрела на взлёте не будет!" Но офицер потому и офицер, что в таких случаях держит себя в руках и помнит о том, что он служит России, а не своему самолюбию. Нервов не хватает – иди бумажки из папки в папку перекладывай, а не в командиры корабля дальней разведки рвись. Там работа поспокойнее и ответственность поменьше.

– Да, тут я вас понимаю, – согласился Стригалёв. – Человек, который отвечает за других не имеет права ставить свои эмоции выше этой ответственности. Сначала долг, потом – всё остальное.

– Вот именно. А Мурманцев то ли психанул как институтка, то ли по другой причине голову потерял, но упустил и второй свой шанс: влететь и уничтожить рейдеры на взлёте. Конечно, вероятность успеха была невелика: научно-поисковый корабль не корвет и даже не разрушитель. Но всё-таки плазменные орудия на нем имелись. Это был бы большой, но осмысленный риск.