Текст книги "Переплавка (СИ)"
Автор книги: Алексей Шепелев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)
– Ничего не глупо. Все так живут. Постоянно друг друга подкусывают, то тут, то там – что из-за этого – всем со всеми воевать?!
– Угу. И сдачи на кусачий рот никто получить не боится? Может и сипы тоже… покусать хотели? И воевать с ними не надо? Ты это предлагаешь?
– Нет, это ты придумал!
– Тогда почему если сипы полезли кусаться и им в ответ по ушам, то это правильно, а если в бой пошел капитан Мурманцев, то войны быть не должно? Это что, как у Чапаева с Петькой?
– А как у Чапаева с Петькой? – не удержался и встрял Алёшка.
Никита улыбнулся.
– Приходит Петька к Чапаеву и говорит: "Василий Иванович, пошли тем мужикам в морду дадим". Чапаев его тогда спрашивает: "А если они нам в морду дадут?" Тут Петька удивился: "А нам-то за что? Мы же хорошие".
Анекдот вызвал в классе приступ всеобщего бурного смеха. А Никита пояснил:
– Прежде чем открывать рот на укус, надо думать, что прилетит в ответ. А то вот когда-то одна страна пальнула пару раз по России из миномёта. Уверенны были, что войны не будет, кто ж из-за такого воюет. А Россия взяла. да и ответила за тех солдат, которых из этого миномёта убили. По всей границе ответила. И надовали этим любителям кусаться так, что надолго запомнили.
– Это когда ж такое было? – спросил Серёжка.
– Перед Великой Отечественной войной. Была война с белофиннами. Вот так укусы выходят, боком. И улты обязаны были про это подумать. Как и капитан Мурманцев. Стоит ли планета того, чтобы кусться с такими вот последствиями.
– Да как это стоит – не стоит? – возмутился Аннит. – Да ты хоть знаешь, сколько в космосе планет, подходящих для колонизации? Их же очень мало? О чем тут вообще думать можно? Взял – держи руками и зубами, если выхода нет – пузом ложись и прижимай, но не отдавай… Стандарт поведения…
– Чей стандарт? – в своем привычном стиле уточнил Никита.
– Русского исследователя, вот чей!
– А по-моему это стандарт хомяка. Вышел в поле, увидел зерно и давай набивать за щёки, пока никто не видит.
Пионеры восторженно расхохотались: деревенским ребятам было очень легко вообразить себе эту картину.
– Нет, конечно, каждый сам решает, что ему нравится, – хмыкнул мальчишка, глядя на багрового от злости Аннита. – Вот только я бы всё-таки такие идеалы на всю Россию разность поостерегся бы. Вот у нас одежды для путешествия по лесу не хватало, так ребята с нами поделились, вместо того, чтобы захомячить в рюкзаках и не отдавать.
– Так вы ж свои, – пояснил Димка Салугин.
– А с не своим поделиться жаба задушит? – в упор спросил Никита. – Снегом среди зимы не поделишься?
– Поделюсь, – недовольно буркнул Салугин. – И не только снегом, если надо.
– Ну и вот, – подвел итог Никита. – В общем сглупил капитан Мурманцев тогда на Раде. Хотел как лучше, а получилось паршивенько. Так что уж какой из него герой… По хорошему за такое звания лишают.
Эти слова Никиты стали для Игоря последней каплей. Всё. Наплевать на все планы, замыслы и соображения. Маленького негодяя, глумящегося над честью рода потомственных русских дворян Мурманцевых, следовало прикончить прямо сейчас. И гори всё потом синим пламенем.
– Ты оскорбил моего родственника. И я вызываю тебя на дуэль. Немедленно, – отчеканил Игорь.
Стало тихо, очень тихо…
– Ой, – негромко произнесла Ленка. Но в тишине звуки её голоса прозвучали чуть ли не набатом.
– Игорь, а может… – робко начал Серёжка, но Мурманцев сразу его оборвал.
– Этого требует честь рода. Итак?
– Если я не прав, то докажи.
– Я не стану попусту тратить слова. Дуэль докажет всё.
– Разве? Ну победишь ты меня. Что от того изменится в поступке твоего родственника? Разве он не останется таким же, как был до дуэли. Побеждает тот, кто сильнее.
– Побеждает тот, кто прав!
– Вот как? – зло сощурился Никита. – Значит, если победа в войне останется за ултами, то они будут правы? Так у тебя получается.
– Не волнуйся за своих хозяев, – снисходительно улыбнулся Игорь. – Улты будут разбиты, победа будет а нами.
– Улты мне никто, и я волнуюсь не за них. Есть такое понятие: «честь». И вот оно не зависит от победы. С честью можно и победить, и потерпеть поражение. Точно так же и то и другое можно сделать, потеряв честь.
– Не тебе рассуждать о чести!
– Я знаю о ней гораздо больше некоторых из тех, кто кричит про неё на каждом шагу. Ты вызываешь меня на дуэль? Каким оружием?
– Мне всё равно, – лениво пожал плечами Игорь. – Шпага, пистолет, плазмомёт. Выбирай сам. По правилам оружие выбирает тот, кого вызвали.
– Я не умею использовать ни шпагу, ни пистолет, ни плазмомёт, – вздохнул мальчишка.
– Зато ты умеешь поливать грязью тех, кто не может тебе ответить. Раньше надо было думать. Теперь это уже не мои проблемы. Того, кто боится принять вызов и убегает от честного поединка, остается только придавить, как гусеницу.
– Хорошо, – Никита встал со стула и вынул из кармана две небольшие металлические палочки, больше всего похожих на авторучки. – Вот моё оружие. выбирай любую.
– Не превращай дуэль в балаган, – процедил сквозь зубы Мурманцев.
– Это моё оружие, – с нажимом повторил Никита. – Ты сам только что сказал, что право выбора за тем, кого вызвали. Я выбрал.
– Я не знаю, такого оружия, – Игорь ответил не задумываясь, поэтому фраза оказалась сформулированной неудачно. Разумеется, подросток имел ввиду, что авторучка не имеет права называться оружием. Но можно было понять и иначе, на что и не преминул указать Никита.
– Зато ты умеешь вызывать на дуэль. Раньше надо было думать. Теперь это не мои проблемы.
Игорь чуть не зарычал от злобы.
– Ладно. Давай любую. Это тебя всё равно не спасёт!
– Посмотрим, – хладнокровно ответил Никита.
Наверное, ему казалось, что игрушечное оружие сохранит его от серьезных неприятностей, но он крепко ошибался. Прошедший многочисленные тесты на выживание, прирожденный лидер, отборный человек из отборного материала, Игорь Мурманцев умел убивать самыми безобидными на вид предметами. Авторучка, ну что же, пусть будет авторучка. Если загнать её в глаз, то будет вполне достаточно, чтобы заткнуть говорливому мальчишке рот раз и навсегда.
– Так какой? Правый или левый?
– Правый.
– Хорошо. Серёж, передай ему пожалуйста, – Никита протянул другу выбранный предмет.
– Ты что? Неужели ты… – пионер ещё надеялся, что обойдется без боя. Надеялся вопреки всему что видел и слышал. Вопреки здравому смыслу. Надеялся, потому что не хотел, чтобы насмерть столкнулись люди, каждый из которых был ему дорог. – У тебя же нет шансов.
– Помнишь, как мы с тобой при встрече стыкнулись? Я тоже не люблю сдаваться.
– Игорь, неужели ты… – только и смог сказать Серёжка, вручая палочку Мурманцеву.
– Я никому не позволю марать честь рода, – холодно ответил Мурманцев. И, глядя мимо пионера, спросил: – Здесь или пойдем во двор?
– Можно и здесь. С расстояния десять шагов. Валер, посчитай пожалуйста.
Внутренне холодея (расчеты – расчетами, а на практике риск в самом прямом смысле того слова смертельный), Валерка отсчитал десять шагов. Дуэлянты встали напротив друг друга, а остальные отступили к стенкам. Поединки хоть и считались делом нормальным, но в жизни никому из ребят видеть их не доводилось. Да и незнакомое оружие немного пугало.
– Кто даст сигнал? – спросил Игорь.
– Серёжка? – предложил Никита.
– Я не… не могу… – хрипло произнес мальчишка.
Игорь скривил презрительную гримасу.
– Я дам сигнал, – предложил Аннит.
– Давай.
– На счет «три». Раз… два… три!
Рывок Игоря был так быстр, что мог показаться списанным с фальшивого «подвига» Олега Летягина. Он пролетел разделявшие его с Никитой десять шагов столь стремительно, словно время и вправду текло для него чуть медленнее, чем для всех остальных. Зажатая в правой руке металлическая палочка была нацелена точно в глаз врага. Отразить удар у Никиты не было ни малейшего шанса.
А он и не пытался удар отразить. Мальчишка успел сделать совсем другое: активировать своё оружие. Игорь успел почувствовать, как против воли стремительно расслабляются его мускулы, в глазах сначала помутнело, словно он смотрел на мир сквозь толщу воды, а потом он будто провалился в другое пространство, где не было ничего. Ни верха, ни низа, ни звука, ни времени, ни жары, ни холода… Только тишина и мелькающие радужные пятна, которые то собирались в огромные переливающиеся диски, то распадались на мириады искорок. Которые снова сливались и снова распадались.
Сколько это длилось, Игорь не знал, да и не хотел знать. Выпав из реальности, он пребывал в абсолютной безмятежности, не помня ни о чём: ни о дерзком мальчишки, которого следовало наказать, ни о нависшей над Беловодском опасности, ни о галактической войне.
Растворившись в сверкающих пятнах, он не чувствовал, как его беспомощное тело мешком грохнулось на пол возле ног Никиты. Не слышал ни испуганного вопроса Ленки:
– Он… он умер?!..
Ни небрежного ответа мальчишки:
– Да нет конечно. Он только потерял сознание. Минут через пять придет в себя.
Не чувствовал, как Серёжка и Ромка подняли его с пола и усадили на стул.
Сознание начало возвращаться к Игорю, как и обещал Никита, минут через пять. Сначала возник лёгкий шум, который становился всё громче и громче. Цветные пятна потускнели, сквозь них начал проступать тусклый серый свет, который с прямо на глазах становился все сильнее. А потом вдруг словно кто-то одним мощным рывком сорвал с сознания Игоря этот дурацкий пёстрый занавес, и Мурманцев сразу вспомнил кто он такой и где находится. Вспомнил всё, что было перед тем как он потерял сознание, кроме самого главного: успел ли он нанести удар.
Не успел. Игорь разглядел целого и невредимого Никиту в окружении пионеров, расслышал его голос:
– …Вот и выходит, что на Раде капитан Мурманцев свершил все ошибки, которые можно было совершить. Поставь на его место человека. который сознательно бы делал всё что можно против России, он бы не смог навредить больше, чем Мурманцев.
Самое гнусное: ребята не протестовали. Нет, они не высказывали бурного одобрения, не выражали даже спокойного согласия. Кое-кто даже недовольно хмурился. Но всё равно, они позволяли говорить, они слушали. Слушали эту гнусную клевету на героя Русской Империи и никто, ни один пионер не заткнул негодяя. Да разве это пионеры? Разве это русские?
Ненависть в один момент вскипела в Игоре, он вскочил на ноги и…
Никуда он не вскочил: натренированное тело, всегда послушно выполнявшее всё, что от него требовалось и никогда не подводившее ученика Императорского Лицея Игоря Мурманцева на сей раз отказалось ему повиноваться. Категорически.
Он не смог не то что встать на ноги, а даже оторваться от стула. Мышцы стали словно ватными, да и органы чувств тоже едва-едва работали: взгляд оставался мутным и нечетким, а слова доносились откуда-то очень издалека, сквозь стеной стоявший в ушах мерный гул.
Но они всё-таки доносились, и вместо спасительного безмолвия Игорь был обречен выслушивать рвущий душу в кровь разговор.
– Если уж Мурманцев собрался воевать, то его единственный шанс был в том, чтобы взлететь и расстрелять ултов с орбиты, раз уж у них хватило глупости сесть. Конечно, это победы не гарантировало, но по крайней мере, могло получиться. А когда он заставил свою команду обороняться на земле это уже была безнадёга. Он их практически, на убой поставил.
– Взлетеееееть?! Нас на тактике учили: увидел взлетающий с атмосферной планеты корабль противника – бей, не жалей и не бойся, он как утка на гнезде! Его же из полевых орудий расстрелять можно! – возразил кто-то. Игорь не смел разобрать кто именно.
– Точно, как раз на взлёте-то корабль особенно уязвим. Практически беззащитен, – подтвердил кто-то другой.
– Учили? Да этого «учителя» самого учить надо. Наверное, на таких книгах учился, где закрылки кнопкой впускают. А может ещё и сам подобное писал. Бред редкостный.
– Почему это – «бред»?
– Да потому. Что вообще значит: «уязвим»? Во-первых, степень ущерба при попадании. Чем больше ущерб, тем больше уязвимость. Так?
– Ну, так…
– Во-вторых, вероятность самого попадания. Чем она больше, тем цель уязвимее. Теперь смотрим на космический корабль. Результат попадания не зависит от того, стоит он на земле или летит. Согласен? Или, может, пока он там стоит, на нём суперброня нарастает? А при взлете опадает, как скорлупа?
И снова смех. Мерзкий, противный смех над самым дорогим, что было у Игоря. Будто плевок в самую глубину души. Если бы он только мог, он бы заставил их всех подавиться этим смехом.
Но он ничего не мог. Тело по-прежнему отказывалось повиноваться. Но чувства потихоньку возвращались. Взгляд стал четче, а шум в ушах – меньше.
– А вот со вторым разница есть. Попасть в движущуюся цель всегда сложнее, чем в неподвижную. Потому, космолёт на взлете, конечно, уязвимая мишень. Только если сравнивать уязвимость с космолётом в космосе, где у него и скорость набрана, и маневрировать ничто не мешает. А по сравнению со стоящим на земле кораблём он уязвим намного меньше.
– Понятно… – Игорь даже смог различить кто это сказал. Клёнов.
– Не зря же ещё в старые времена, в Великую Отечественную войну, при налётах на аэродромы лётчики-истребители старались взлететь. Думаешь, они дураки были? Не понимали, что их на взлете сбить могут? Да нет, они это прекрасно понимали. Только понимали и другое: на земле их самолёт вообще практически бесполезен. А если смогут взлететь, то тогда и бой навязать врагу смогут.
– Понятно… – снова повторил Серёжка.
– А уж про полевые орудия… Вообще-то они потому и называются «полевыми», что предназначены для поражения целей в поле, то есть на поверхности планеты, а не в атмосфере. Попасть во взлетающий корабль из них, конечно, можно. В самый первый момент, когда он только от грунта отрывается и высоко подняться не успел. А дальше – извини. Зато если корабль не взлетает, то из тех же самых орудий его расстреливай – не хочу. Вот уж действительно утка на гнезде.
Игорь облизал пересохшие губы. Его сознание окончательно прояснилось. Мало того, он чувствовал, как мускулы снова наливаются привычной силой. Нет, рано радуются враги. Он ещё не проиграл. Ещё минута-другая и он снова будет способен вести бой. И тогда он уже не повторит прежней ошибки. А эти негодяи ответят за всё…
– А откуда ты так хорошо про Раду знаешь? – спросил между тем Алёшка. – Разве ты там был?
– Нет, конечно. И никогда не говорил, что был.
– Тогда откуда?
– Вчера один офицер рассказывал. Лейтенант Черешнев. Он был на Раде сразу после того боя.
– А что он здесь делает?
– Он офицер спецназа. Краповый берет, – пояснил Серёжка.
– Ух ты…
Восхищенная реакция ребят на такое сообщение была легко предсказуема: немногим удается вот так запросто поговорить с офицером элитного подразделения русской армии. А когда удается, то это, конечно, повод для законной мальчишеской гордости.
– Кстати он вчера тоже говорил, что капитан Мурманцев должен был влетать, – добавил Серёжка.
– Не было никакого капитана, – произнёс Игорь.
Разговор оборвался. Все повернулись к Мурманцеву.
– Игорь, как ты… – начал, было, Клёнов, но командир его решительно прервал: – Не было никакого капитана спецназа!
И поднялся на ноги. Это далось Игорю труднее, чем он предполагал, мышцы были ещё слабы, но наливались силой с каждой секундой. Поэтому подросток не хотя ждать, в той истории следовало ставить точку, она и так слишком затянулась. Хотя с другой стороны, может это было и к лучшему: окончательно выяснилось кто есть кто. Стали видны и душевная слабость местных ребят (правильно говорили в Лицее: русские уроженцы других планет, не пожившие в России – это русские второго сорта) и откровенное предательство Клёнова (а ведь пионер, звеньевой – а оказался с гнилью), согласившегося с выдумкой про какого-то там лейтенанта. Да не мог русский офицер сказать такого. Тем более – краповый берет, спецназовец. Кому, как не им знать, что такое честь. Да этот лейтенант, если бы он существовал, должен был бы мечтать отличиться подобно Радославу Мурманцеву, стремился бы во всём брать с него пример…
– Как то не было? – возмутился Серёжка. – Ты там не был, а я был. И своими глазами его видел… ой…
Да уж, это действительно было «ой». Из тех, что иногда случаются в жизни: одновременно со словами Серёжки дверь класса отворилась и внутрь вошел тот самый офицер, о существовании которого спорили, а следом за ним ещё и солдат. Оба в лесной камуфляжной форме и беретах, но без оружия.
– Ребята, Игоря Мурманцева помогите найти, – как ни в чем не бывало попросил лейтенант.
– Я Игорь Мурманцев, – повернулся к нему подросток. – С кем имею честь?
– Лейтенант Черешнев, – коротко козырнул офицер. – Вам задание от полковника Городова.
– Я слушаю.
– В связи с началом эвакуации Беловодска вам поручается её организация по размещенным в этом здании. Через полчаса все должны быть с вещами готовы к погрузке. Имейте ввиду: у вас очень жесткий график. Времени на эвакуацию осталось очень мало, враг у ворот. К тому же транспортный флот не должен долго задерживаться на орбите Сипы, существует большая опасность нападения ултских рейдеров, а конвойное охранение не слишком велико.
– Эвакуация? – Игорь не хотел верить своим ушам. – Лейтенант, вы это… серьёзно?
– Совершенно серьезно, – ни выражение лица Черешнева, ни его тон не позволяли и помыслить о розыгрыше.
– Но… это же невозможно!
– Это единственное возможное решение, господин Мурманцев. На город надвигается огромная вражеская армия, у нас нет достаточно сил, чтобы отразить её нападение. Если мы не успеем переправить в безопасное место гражданское население, после захвата города начнется настоящая резня.
– А армия?
– Я думаю, вам известен старый морской закон: "капитан уходит последним". До тех пор, пока город не покинет последний гражданский мы будем держать оборону.
– А потом? – в упор спросил Игорь.
– Юноша, приказ отдан и он касается всех. Будет проведена полная эвакуация планеты.
– Это измена… – тихо прошептал Игорь.
– Что?!! Молодой человек, думайте что говорите и выбирайте слова, – в голосе Черешнева, до того нейтральном, зазвучала явная неприязнь. – Вы здесь старший и вы дворянин, вы должны подавать им пример.
Лейтенант кивнул на притихших ребят. Но остановить Мурманцева словами было уже невозможно.
– Это предательство! – голос Игоря сорвался на крик. – Мы не можем отступать. Русские никогда не отступают. Над этим городом поднят русский флаг, и он будет развеваться над городом, чего бы это не стоило! Русские не отступают!
– Вы не митинге выступаете, сударь, – на щеках лейтенанта заиграли желваки. – Не думайте, что вы тут единственный, кто России присягал. Но сил для отражения вражеского удара недостаточно. Подкрепления нам не пришлют, такой возможности нет. Решение об эвакуации принято. Ваш долг, как русского дворянина, его выполнять. Что непонятно?
– Русские не отступают! – яростно повторил Игорь. – Если некому защищать Беловодск, то его будем защищать мы.
Он указал на притихших пионеров.
– Пусть мы все погибнем, но раньше, чем это произойдет, сипы в город не войдут.
– Вот что, сударь, извольте прекратить истерику. Если вам лично не терпится стать покойником – скатертью дорога в леса. А вот гробить ребят ради ваших фантазий вам никто не позволит. Здесь не Рада, где один мерзавец ради того, чтобы попасть в герои погубил ни за что весь экипаж.
– Предатель!
Игорь уже себя не контролировал. Он бросился прямо на Черешнева, чтобы растерзать его на месте. Вот только офицер спецназа был совсем не тем противником, на котором можно было безопасно демонстрировать своё превосходство. Даже в лучшей своей форме Игорь уступал ему во всём: и в силе, и в быстроте реакции, и технике ведения рукопашного боя. А уж сейчас, после недавнего неудачного поединка с Никитой и подавно.
Бой был яростным, но очень короткий. Валерка потом вспоминал, что не успел ни толком осознать, что происходит, ни уследить, как оно случилось. Какой-то миг перед ребятами словно в ускоренной киносъемке мелькали стремительные удары, блоки, уходы. И вдруг сразу все кончилось: правая рука Игоря попала в захват.
– Довольно глупостей, Мурманцев, – произнёс лейтенант. – Вы же русский дворянин, имейте хоть каплю чести!
– Изменник, гад… – процедил Игорь. – Ултский шпион.
– Остыньте…
– Трусливый шакал!
Подросток плюнул в лицо лейтенанту, но промахнулся. Точнее, плевок-то был направлен точно в цель, но Черешнев успел повернуть голову и слюни пролетели мимо.
– Да прекратите, наконец, истерику…
– Мы всё равно будем воевать! Пусть погибнем как герои! Всё равно мы победим! И о нас будут помнить, как и о героях Рады! А вас, трусов, будут давить как крыс!
Нервы у лейтенанта тоже оказались не железными. Упоминание о Раде вывело его из себя.
– Болтун! А ты слышал, что руку, поднятую на русского офицера, следует сломать? Наверное, сам не раз говорил. А ты знаешь, что это значит?
Резкий рывок и неожиданно громкий хруст.
– Вот теперь знаешь.
Игорь замычал. Не столько от боли, боль он умел терпеть, сколько от злости на свою беспомощность.
Этого не должно было быть, он должен был выйти из этого боя победителем, ведь за ним была правда. Не важно, что враг был сильнее и опытнее. Игоря учили, что не это решает, кому в итоге достанется победа. За счет свирепой решимости победить, за счет безоглядной отваги и какой-то непредставимой для тех, кто не рожден русским, готовности погибать, унося с собой врага. На этом держалась вся система воспитания в Императорских Лицеев. От их выпускников требовалось идти до конца всегда и при любых обстоятельствах. Потому что те, кто напротив, поняв, что для противника слово «смерть» не больше чем пустой звук, отступят, жалея себя.
Так показывали по стерео, так писалось в книгах, Игорь ни на секунду не сомневался в том, что это полная правда и был готов отдать всё для конечной победы над офицером-изменником. И он воспользовался тем, что тот ослабил захват, вырвал левую руку и нанес удар. Быстрый, неотразимый, смертельный. Удар, который должен был поставить точку в этом поединке. Потому что на большее сил у Мурманцева уже не оставалось, а если бы удар не достиг цели, то это бы значило, что то. чему учили Игоря и во что он верил было ложью…
Черешнев заблокировал удар издевательски легко и намеренно жестко. Хрустнула и вторая рука. Теперь Игорь был абсолютно беспомощен.
– Вас надо учить, Мурманцев, – произнес лейтенант, беря подростка за воротник. – Учить так, чтобы вы поняли, что такое героизм и что такое подлость. И сейчас вы такой урок получите!
Резким движением лейтенант нагнул подростка и, в следующее мгновенье зажал ему голову между своими бедрами. Игорь дернулся, всем телом, но с таким же успехом он мог бы рваться из слесарных тисков.
– Карамелев, ремень! – скомандовал лейтенант, не глядя протягивая руку.
В другое время пионеров наверняка бы позабавила мирная и даже какая-то несерьезная фамилия кряжистого солдата, совсем не вязавшаяся с его суровым обликом. Но сейчас ни на одном лице не промелькнуло и самой короткой тени улыбки – всем было не до того.
Карамелев молча расстегнул широкий кожаный поясной ремень и вложил его в протянутую руку. Игорь продолжал биться, но бестолку. Со сломанными руками выбраться из ловушки он не имел никаких шансов.
А Черешнев, не спеша готовился преподать обещанный урок. Поудобнее взяв в руку ремень, он сдернул с Мурманцева брюки и трусы, оголив ту часть тела. которую обычно деликатно именуют "пятая точка". А потом на эту точку посыпались тяжелые сочные удары. Нанося их, лейтенант приговаривал:
– Ты навсегда забудешь, как отправлять на смерть русских ребят для того, чтобы прослыть героем!
На ягодицах Игоря после каждого удара проступала широкая багровая полоса. После первой полудюжины багровой была уже вся задница, но Черешнева это не остановило. Он продолжал порку, подкрепляя каждый удар всё той же фразой.
Валерка подумал, что если бы это видел отец, то вспомнил бы пословицу "Повторенье – мать ученья". А ещё он подумал, что отец, хотя и был убежденным противником физических наказаний, в такой ситуации за Игоря бы не вступился. Потому что из каждого правила обязательно существуют исключения, и именно с таким исключением сейчас они и столкнулись. Ни малейшей жалости к Мурманцеву он сейчас не испытывал. То, что эвакуация была единственным возможным способом избежать больших потерь было очевидно даже для такого далекого от военных дел человека, как Валерий Белов. А уж Игорь-то, с его военизированным образованием понимать это был просто обязан. И его готовность положить людей без всякого смысла и пользы для дела Валерку ужасала. Тем более, когда речь шла о мальчишках, которые, не обладая необходимым опытом, просто доверяли своему командиру. Доверяли, а он с ними так…
Игорь продолжал безуспешные попытки освободиться. В какой-то момент его взгляд встретился со взглядом Карамелева. Русский солдат смотрел на Мурманцева с с брезгливым презрением. Так, как смотрит садовник, рачительно ухаживающий за большим, красивым и плодородным садом, увидав вылезшего из яблока червя-плодожорку, который, начинает поучать, что он в этом саду самый главный и самый полезный, что сад существует исключительно благодаря его усилиям, но он по доброте душевной не возражает против присутствия в саду и иных существ – при условии, конечно, полного ему, червю, подчинения и поклонения.
Отсчитав дюжину ударов, Черешнев прекратил порку и небрежно, словно ненужную тряпку, отшвырнул Мурманцева в сторону. Тот упал на пол, а когда поднял голову, то первое, что он увидел, был полный ненависти и презрения взгляд Серёжки Клёнова.
– Мы тебе верили, а ты… Гад… Мы для тебя не люди, а так… спички. Материал, да?! Использовал нас и забыл, и плевать тебе, что с нами будет?! Лишь бы только самому в герои пробраться! Сволочь!!
Серёжка плюнул на пол прямо перед лицом Игоря и, не в силах сдержаться, выбежал из класса. Никита рванул вслед за ним, а за Никитой Валерка и Паоло. Последним неуклюже покинул класс закутанный в плащ андроид.
Остальные ребята молча смотрели на Игоря и в их взглядах он видел тоже ненависть и презрение. Даже у Аннит не читалось ни понимания, ни сочувствия. За сильным Мурманцевым он бы не задумываясь пошел куда угодно и выполнил любой, самый страшный приказ, но побежденный и раздавленный Мурманцев его уже не интересовал. Парень давно уже усвоил, что всегда следует быть рядом с победителем, а неудачники пусть плачут в одиночку.
А Игорю и правда хотелось плакать. Потому что по глазам ребят он видел, что после произошедшего они будут считать его гадом и никакие его слова ситуации не изменят. Сколько угодно можно повторять лицейские лозунги:
" – Не лгать!
– Всегда говорить "За мной!", а не «Вперёд»!
– Любить Отечество больше себя!
– Знать! Уметь! Верить! Делать!
– Быть, а не казаться!
– Если делать, то невозможное!
– Помнить, что жизнь на время, честь – навечно!
– Не отступать и не сдаваться!
– Уметь больше всех, учить этому всех!"
но для ребят это будут лишь пустые слова, за которыми не стоит никакого дела, яркая блестящая мишура призванная скрыть неспособность сделать что-то полезное и неспособность отойти в сторону, чтобы не мешать делать тем, кто на это способен.
– Кто старший? – спросил ребят Черешнев.
– Я, – ответил Ромка Лобов. Вообще-то старшим должен был быть Серёжка, но раз его не было, значит пришел черед следующего принимать ответственность на себя. А следующим и был Ромка.
Остальные согласно промолчали. Аннит качать права не рискнул: понимал, что его ребята слушать всё равно не станут. А Ромку – будут.
– Подготовиться к эвакуации! Об исполнении доложить. У вас осталось всего… Восемнадцать минут.
– Будет сделано! – четко отрапортовал Ромка.
– Действуйте!
Лейтенант Черешнев повернулся и вышел. Вслед за ним вышел и Карамелев.
– Давай, народ, быстро собираемся! – скомандовал Ромка. – Времени мало.
– А Клёнов? – негромко спросила Ленка. – А ребята?
– Восемь минут им на всё про всё, – решил Лобов. – Не вернутся, пойдем искать.
В душе он не сомневался, что этого времени Серёжке Клёнву с лихвой хватит для того, чтобы взять себя в руки.
А на полу класса корчился, не в силах подняться, голожопый сверхчеловек из отборного материала. Но это никого не интересовало…
Серёжку Никита нашел на самой верхней площадке школьной лестницы, перед дверью на чердак. Не будь та дверь заперта, он бы забился там в самый дальний уголок: мальчишка не хотел никого видеть. Слишком велико было потрясение от произошедшего. Никого видеть не хотелось. И вообще ничего не хотелось. Точнее, хотелось, чтобы всё это закончилось, развеялось словно сон, вот только понимал мальчишка, что это никакой не сон, и чудесного счастливого окончания у этой истории не предвидится. Дальше могло быть только хуже…
– Ну что ты, Серега? Брось!
Вроде только что он был один, а уже рядом стоял Никита. А чуть позади от него – Валерка, Паоло и андроид. Можно сказать, вся экспедиция была в сборе.
– Не стоит он того…
– Не стоит, да?! – внутри Серёжки словно прорвало плотину и слова полились потоком. – А то, что верили я ему, понимаешь? Я с ним был готов куда угодно идти. А он… Он…
– Ну и черт с ним, – с чувством ответил Никита. – Жизнь-то продолжается. Что ж, умирать что ли из-за того, что он оказался гнидой.
– Тебе легко говорить…
– Почему это мне легко?
– У вас таких гнид нет…
– У нас они тоже есть… наверное… – не очень уверенно предположил Никита. – Только воли им не дают. У нас ведь никто не заморачивается на тему "для чего ты предназначен". У нас работают. И смотрят на дела, а не треп языком про то, как ты Родину любишь. Любишь – работай. Не умеешь – не трепись!
– Ну вот видишь…
– Да толку-то что? Всё равно мы здесь, а не там. Ничего, не пропадём. Здесь тоже хороших людей немало: Стригалёв, Черешнев, Ромка вон Лобов… Ну и ещё кое-кто, – прозрачно намекнул Никита.
– Всё равно, ты хотя бы раньше там был… А я – не был, – не согласился Серёжка. – Знаешь, как мне теперь хочется посмотреть на вашу Россию. И раньше, с самого начала, как я только узнал, хотелось. А сейчас…
Он не договорил, но всё было понятно без слов – по выражению лица.
Никита тяжело вздохнул.
– Я бы тоже хотел.
Он ещё собирался добавить "да толку-то что", но не успел. По глазам ударила нестерпимая яркая синяя вспышка ни с того ни с чего расчертившей воздух прямо перед ребятами изломанной молнии. От её ослепительного света мальчишки непроизвольно зажмурились.
Каждый из них невольно напружинился, сжался, ожидая взрыва, удара и боли, но ничего этого не последовало. Только еле заметно дрогнул пол под ногами, как бывает, когда мягко трогается вниз скоростной лифт, оборудованный высококачественными компенсаторами.
