Текст книги "Переплавка (СИ)"

Автор книги: Алексей Шепелев

– Интересно бы было посмотреть на них поближе, – признался Валерка. – Если бы не война…

– Да, если бы не война… Так вот, я это к тому рассказал, что среди наших дворян считается весьма благородным вызвать на поединок какого-нибудь человекоподобного аборигена и убить его. Да, разумеется, по меркам своего мира он может быть великолепным бойцом, и школы фехтования у них зачастую очень искусные, но… Про то, что делает с человеком вакцина Кругловой, я вам уже говорил. Абориген в таком поединке практически обречен на смерть. Иногда, правда, случаются чудеса и убивают дворянина. Эти случаи сразу становятся шумными доказательствами того, что поединки честные.

– Один раз из сотни? – прищурившись, спросил Паоло.

– Статистики я не знаю, но разве в ней дело? Такие поединки в принципе бесчестны, потому что равное оружие уравнивает шансы только у равных противников.

– Так ведь мы тоже так считаем, Паоло же сказал. И я с ним согласен, – на всякий случай напомнил Валерка.

– Дуэли дворян с недворянами случаются намного реже. Это осуждается. Тоже принцип: русский не должен убивать русского. Но если уж явно указать дворянину на его несостоятельность – за шпагу схватится непременно. Так что вы поосторожнее с эти вашим Игорем, я вас серьезно предупреждаю. Астрономия, астрофизика… Если он в состоянии продифференцировать многочлен с одной переменной, считайте, что у него уровень знаний заметно превышает средний по Лицею.

– А вас на дуэль никогда не вызывали? – поинтересовался Валерка.

– Было пару раз. В молодости.

– И как вы?

– Я – никак. Я не дворянин, вакцину Кругловой мне кололи обычным курсом. К фехтованию душа никогда не лежала, не обучался. Так что, дойди дело до поединка, шансы были бы такие же, как у обычного человека, то есть никакие.

– Почему же вы до сих пор живы? – спросил Паоло и тут же добавил: – Извините.

Подросток почувствовал, что вопрос получился очень невежливым.

– Да нет, ничего. Законный вопрос. Видите ли, дворянин может вызвать на дуэль, но его начальник может приказать поединок отменить. Вот и поединки со мной отменяли. Видите ли, дворяне наши очень любят рассказывать, какую могучую и прекрасную Империю они построили и как выстроят её ещё лучше, но в душе-то они понимают, что на самом деле они ничего не построили и построить ничего в принципе не могут. Знаний нет, без них никуда. Это таким как ваш Серёжка можно голову морочить "моральным здоровьем" и "ветром в лицо".

– Каким ветром? – переспросил Паоло.

– Да есть у нас в Империи один очень часто используемый лозунг: "Без ветра в лицо не достанешь до звёзд". Между прочим, кстати, в основе мысль очень здравая.

– Кажется, я понимаю, – задумчиво произнёс Валерка. – "Ветер в лицо" – это стремление к неизвестному, неоткрытому? Отказ от сытой и спокойной жизни в пользу поиска того, чего ещё нет? Пусть даже это сопряжено с опасностями?

– Именно так, – подтвердил врач.

– Хороший лозунг, – одобрил подросток. – Знаете, а он ведь мог бы быть и у нас в Российской Конфедерации. Жаль, не додумались…

– И не только у вас, – ревниво заметил Паоло.

– Конечно, и у вас тоже, – легко согласился Валерка. – И у амеров, и у Индии. Да у нас всё человечество по этому лозунгу живет. Только не задумывается об этом и всё.

– Только надо не упускать из виду, что это не более, чем лозунг. А любой лозунг всегда неполон, поэтому на нём одном далеко не уедешь. Да, без стремления вперёд звезд не достичь. Но дикарь никогда не достанет до звёзд, если даже будет идти против урагана.

– Это само собой.

– Да нет, не само и не собой. Во всяком случае у нас. Вы же сами оценили знания этого самого Игоря в области астрономии.

– Оценить-то мы оценили… – согласился Валерка. – Но… Понимаете, Виктор Андреевич, всё это никак в голове не укладывается. Я не хочу сказать, что мы вам не верим, считаем, что вы обманываете. Ни в коем случае. Но всё равно непонятно, как могут взрослые умные люди соглашаться со всей этой чушью. Ну ладно там несколько человек, но ведь в России живут десятки миллионов человек…

– С колониями – миллиарды, – поправил Стригалёв.

– Тем более. Миллиарды взрослых и умных людей мирятся с такой глупостью…

– Миллиарды взрослых и умных людей можно довести до того, что они будут мириться ещё и не с такой глупостью, – жестко парировал врач. – Число тут не имеет решающего значения. Важна система воспитания. Ещё раз говорю, большинство людей верит, потому что привыкло верить с детства. Как ваш друг. Видите же сами, как он обиделся, когда я роль дворян под сомнение поставил.

– А почему вы, те, кто понимает, не боритесь с этой системой?

– А как с ней бороться? Я же вам рассказал, как таким людям отдали власть. А уж взяв эту власть, они постарались сделать так, чтобы никто не смог её перехватить. Естественно в интересах России – как же это Россия переживет отстранение от власти всей этой братии. Отсюда и потомственное дворянство. Запомните ещё одно правило этого мира: у нас каждый занимается тем, для чего предназначен. То есть Игорь ещё до рождения предназначен руководить и командовать, а Серёжка – выращивать картошку.

– А если Серёжка картошку выращивать не захочет? – спросил Валерка. – А захочет стать врачом, как вы? Или астрономом? Или пилотом космического корабля? Или руководить?

– Зависит от обстоятельств. Никаких запретов на профессии у нас нет. Если всё получается, то просто будет считаться, что ты предназначен для того, за что взялся. Больше того, по достижении определенного уровня дворянство предоставляется, можно сказать, автоматически. Принято считать, что дворянство берёт тот, кто хочет его взять, но хотят немногие, поскольку оно налагает очень большие обязательства. И это, в общем-то, соответствует действительности. Но это все работает в том случае, если человек вписывается в систему. А если он в не вписывается, тут все сложнее. Профессиональному росту мешать как правило, не будут, но вот о какой-то руководящей должности мечтать не стоит. Система себя бережет. Да что тут говорить, перед вами сидит наглядный пример. С моей врачебной репутацией вы знакомы. Но возглавлять больницу даже здесь, на захолустной Сипе, мне никто не позволит. Разве что фельдшерский пункт в поселке или станице. Да и то сомнительно.

– А разве вы тут не главный? – удивился Валерка.

– Я? Я здесь главный хирург, мое руководство не выходит за пределы медицинских вопросов. А начальник госпиталя – майор Зубов. Дворянин. Кстати, дельный человек и неплохой врач.

– Выходит и дворяне иногда что-то знают? – задумчиво произнес Паоло.

– Разумеется. Я же говорю, что между принципами и жизнью есть заметная разница. Особенно здесь, в провинции. Нашим дворянам часто не до идеологии, работать надо. А тем, кто работает некогда думать о своем превосходстве над остальными: мысли заняты работой.

– Я никак не пойму, извините, – спросил Валерка. – Вот эти все рассуждения насчет "лучших людей" и превосходства… Неужели это всё серьёзно?

– Ещё как серьезно. А разве у вас этим шутят?

– У нас этим только и шутят. Вот допустим, наш товарищ Данила Швец, программист на нашей станции. Он получил образование в МИРЭА – Московском Институте Радиотехники, Электроники и Автоматики. Его коллега Андрей Королёв – в Физтехе, то есть Московском Физико-Техническом Институте. Вот один другого и подкалывает, что МИРЭА произошел от Физтеха, как человек от обезьяны.

– А, вот вы о чем… – протянул Стригалёв. – Это у нас тоже есть. Кстати, не хотите послушать? Заодно и передохнем немного.

– Давайте послушаем, – согласился Валерка, не очень понимая, что именно предстоит слушать. Врач им будет студенческие байки рассказывать, что ли? Разве это отдых? Нет, рассказывать Стригалёв ничего не собирался. Он вытащил из ящика небольшое плоское и прямоугольное устройство, на верхней стороне которого располагался динамик и несколько кнопок. Врач нажал одну из них, из динамика полились звуки: аккорды гитары и слова песни. Задорный юношеский голос заполнил комнатку:

 
Вспомни, друг, как ночь перед экзаменом
Проводили мы с тобой без сна,
И какими горькими слезами нам
Обходилась каждая весна…
Вспомни, друг, как мы листали наскоро
Пухлые учебников тома,
Как порой встречали нас неласково
Клиники, больницы, роддома…
 

Юноша явно не был профессиональным певцом, чувствовались и недостаток слуха и слабость голоса. Но всё это с лихвой искупалось искренностью. Это было не исполнение на публику, а песня для души.

И тут вступил хор: больше десятка голосов. Таких же молодых, задорных, мужских и женских вместе:

 
Уходят вдаль московских улиц ленты,
С Москвою расстаются молмичи…
Пускай сегодня мы еще студенты,
Мы завтра – настоящие врачи!
 

Второй куплет пела девушка:

 
Наши дни в учебе вместе тратили,
Хоть бывало ссорились не раз,
Пусть с тобою не были мы братьями,
Дружба крепче породнила нас.
Юность шла привычною дорогою,
Помнишь, друг, студенческий роман?
Были нам свидетелями строгими
Клиники, больницы, роддома.
 

Припев снова пели все вместе:

 
Уходят вдаль московских улиц ленты,
С Москвою расстаются молмичи…
Пускай сегодня мы еще студенты,
Мы завтра – настоящие врачи!
 

А третий куплет девушка и юноша пели вместе:

 
Смелые, с проверенными нервами
Смерти и болезням вопреки
В медицине всюду будут первыми
Нашей ММА выпускники.
Скоро жизнь свои откроет двери нам.
Впереди дорога нам ясна.
Встретят нас с любовью и доверием
Клиники, больницы, роддома.
 

В третий раз прозвучал припев. И всё. Песня кончилась. Стригалёв нажал клавишу на устройстве.

– Вот так. "В медицине всюду будут первыми нашей ММА выпускники". И, знаете, прокрутить эту запись перед коллегами, которые ММА не заканчивал, мне не стыдно.

– Так тут и стыдиться нечего, вообще, – ответил Паоло. – Валерио как раз про это и рассказывал.

– Именно потому я эту песню вам и дал прослушать.

– Это вы поете? – спросил Валерка.

– Только припев, в хоре. А соло – это мой одногруппник, Андрюшка Турков. Теперь он, конечно, Андрей Васильевич.

– Хороший врач? – серьёзно поинтересовался Паоло.

– Прекрасный… Потрясающий кардиохирург. Вот уж кому в самом буквальном смысле можно смело доверять своё сердце.

– А что значит – молмичи? – спросил Валерка.

– Выпускники МИМА – Московской Императорской Медицинской Академии. Тут всё очень запутано. Москва в нашем мире в ходе Третьей Мировой войны разделила участь Флоренции. Точнее даже, предвосхитила её. Ракеты с ядерными боеголовками буквально стерли её с лица Земли в самом начале войны, когда Италия ещё не испытала на себе последствия ядерных ударов. Сейчас на месте древнего города раскинулось озеро. Московское море.

– Не уберегли, – грустно констатировал Валерка.

– Я вам рассказывал, в каком состоянии была Россия перед войной. Какая уж там противоракетная оборона, мосты от старости в реки падали… Ну так вот, после победы в Минске несколько уцелевших выпускников Московской Медицинской Академии занялись обучением и подготовкой новых врачей. Сначала это назывались курсы, потом – стало считаться институтом. И тогда в память о своей, как хорошо сказал Паоло, alma mater они решили сохранить название ММА. Пусть в Минске, но всё равно Московская Академия. В память о предшественнице. Название прижилось, впоследствии, правда, буква И вклинилась, но это уже несущественная деталь.

– Понятно. Но почему всё-таки "молмичи"? – продолжал допытываться Валерка. Подростку никак не удавалось сопрячь абривиатуру названия учебного заведения с прозвищем его студентов и выпускников.

– Дело в том, что ММА – очень старое учебное заведение. До того, как за ним закрепилось это название, оно имела и другие. Переименовывалось несколько раз. Непосредственно перед тем, как стать ММА, во времена СССР, оно называлось МОЛМИ, то есть Московский Ордена Ленина Медицинский Институт. Тогда и была написана та песня, ставшая неофициальным студенческим гимном. Когда название сменилось, то гимн остался. Осталось и прозвище. Был, правда, вариант, где вместо «молмичи» пелось «москвичи», но он использовался реже: среди поступавших в ММА жители Москвы большинства никогда не составляли.

– Вот это нам понятно, – подвел итог Валерка. – А остальное нет. Ну вот не укладывается у меня в голове. что один человек считает себя на каком-то основании выше другого. Тем более, если это основывается на том, кто от кого родился. Получается, что ещё ничего не сделал, а уже предназначен командовать. Так?

– Не совсем. Не забывайте про эти самые испытания со смертельным исходом. Считается, что они отсеивают недостойных руководить. Так сказать, естественный отбор. Выживает сильнейший. Вот только не учитывается, выживает именно сильнейший по умению выживать, а не по умению руководить.

– Всё равно я этого не пойму, – вздохнул Валерка. – Паоло, ты понимаешь?

– Приблизительно, – дипломатично ответил итальянец.

– Хорошо хоть так. А я вообще не врубаюсь. Для меня это всё как игра. Ну вот когда мы были маленькими играли, например, в космонавтов. Построили на диване себе космический корабль и летали… На Проксиму Центавра, на Сириус… Но ведь мы понимали, что мы играем и на самом деле находимся в детской каюте. И взрослые понимали, что мы играем. Им бы не пришло в голову пустить нас в центральный пост настоящего космического корабля. Малышей туда даже на экскурсии не водят. А уж чтобы доверить им управление. Но ведь глупо же это…

– Глупо, конечно. Только есть большая разница. Вы понимали, что играете. А они не играют, они всерьёз. В смысле – многие из них всерьез. Я не знаю вашего Игоря, не могу про него ничего сказать, но скорее всего, он не допускает мысли, что может быть как-то иначе. Сразу после войны таких было мало, очень мало. Но я уже объяснял вам, как и почему они утвердились у власти. А потом, когда они начали воспроизводить себя в новых поколениях, таких стало появляться всё больше и больше. Дети фальши не терпят. Поэтому смену воспитывали именно те, кто верил в то, что говорил. И они эту веру перенимали.

– А куда же смотрели остальные? – возмущенно воскликнул Паоло.

– Остальные работали. Я же рассказывал: некогда было смотреть по сторонам. Не мешают работать – и ладно. А когда поняли что произошло… Вздохнули и продолжили работать.

– Почему?!

– Потому что мы так устроены. Помните, я сравнивал этих людей с печенью? Так вот, если следовать этой аналогии, то мы – сердце. Мы умеем работать, но совершенно не умеем защищаться. Тем более, защищать других. Наше возмущение всегда уходит вглубь, в себя. Чтобы сподвигнуть таких как я на борьбу, нужен очень сильный лидер. Сначала для того, чтобы оттащить нас от своих рабочих мест, а потом чтобы добиться хоть чего-то путного от такого войска. Такого не нашлось. Вот потому-то наше сопротивление и не идет дальше нашей работы. Вакцина Кругловой стала личным ответом Софьи Сергеевны на политику, давайте называть вещи своими именами, уничтожения даунов. Мало? Может быть. Но займись она общественной деятельностью, стольких жизней больных этой страшной болезнью ей бы ни за что не спасти. Вот и для меня моя линия обороны – моя работа. Моя операционная. Мое отделение. Я к своим пациентам неуча с дипломом Императорского Лицея и близко не подпущу. Мои ученики, которым я прививаю определенные взгляды на жизнь и науку. Будьте уверены, они не станут рассчитывать на то, что их происхождение возместит им в работе отсутствие знаний. Немного? Да, наверное, немного. Но что будет с нами всеми, если останутся только те, чье кредо в конечном итоге сводится к тому, что ничему учиться не надо: ты русский, ты особенный человек, ты биологически здоров, а значит, можешь добиться всего что захочешь. А знания и профессионализм – выдумки вырожденцев.

– Они действительно так считают? – всё ещё никак не мог справиться со своим недоверием Валерка.

– Именно так. "Математика ещё никого не сделала порядочным человеком", – эту фразу Стригалёв произнес, намеренно изменив голос, тем самым давая понять. Что цитирует очередной имперский лозунг. – Да, да, тысячу раз да. Наука и нравственность лежат в непересекающихся плоскостях. Выдающийся ученый может быть не менее выдающимся мерзавцем. Но и нравственность сама по себе не делает человека компетентном в том или ином вопросе. Чтобы вылечить больного, построить мост или сконструировать гипердвигатель, нужен не нравственный авторитет, а квалифицированный специалист. Если бы наша Империя полностью и окончательно воплотила бы в жизнь те принципы, на которых она построена, то уничтожила бы саму себя. По Земле бродили бы одичалые люди в одежде из кое-как выделанных шкур, вооруженные каменными топорами и копьями. Изготовить медное оружие – это уже довольно сложная технология, этому уже надо учиться. В тридцать лет – уже старик. Ужасающая смертность при родах и раннем детстве. И, конечно, ежедневные многочасовые рассказы о том, как славные вожди возродят великую космическую империю, вот только разберутся с очередным коварным врагом. Иначе и быть не может, ведь они русские и чувствуют, как ветер дует им в лицо. А больше ничего не нужно.

– Идиотизм, – зло процедил Валерка. Подросток, наконец, прочувствовал всю серьезность вопроса, и теперь в нём закипала злость.

– Да уж, дикари, – добавил свою оценку Паоло.

– Именно что дикари. Сейчас уже дикари, среди звездолётов и плазмомётов. Дикарь – это не шкуры и нечесаная борода, а отношение к жизни. Наши далёкие нецивилизованные предки, которые тоже ходили в шкурах и с каменными топорами, но стремились познать открытый перед ними огромный мир, в тысячу раз меньшие дикари, чем большинство современных дворян. Именно потому, что они познавали. А эти просто заставляют других смотреть на мир своими глазами. Именно поэтому с наукой и вообще с мыслью им не по пути: мысль всегда неуютно себя чувствует в путах мертвых догм. Поэтому и образование в этих Лицеях намеренно примитивное. А из-за этого, в свою очередь, возникает технофобия.

– Боязнь техники? – уточнил Валерка. Он уже отметил про себя несколько странную манеру речи Стригалёва: врач постоянно использовал иностранные термины там, где существовали русские аналоги. В Российской Конфедерации было иначе. Каждый мальчишка, например, знал, что такое «компьютер», но в обыденном разговоре, как правило, употреблялось сокращение ЭВМ, то есть "электронно-вычислительная машина".

– Именно так. К примеру, если информация о новой планете собрана с помощью автоматических зондов, то она не считается достоверной.

– Почему? – изумился Паоло.

– Потому что зонд может соврать. А человек не может.

– Бред, – горячо возмутился итальянец. – Зонд во много раз чувствительнее человека, он может зафиксировать то, что человек никогда не сможет заметить…

– Всё правильно, – согласился Стригалёв. – Но они этого не понимают. Попробуйте поговорить об этом с вашим другом. Ручаюсь, он просто засмеется и скажет что-то вроде: "Кто же поверит данным автоматики". И, между прочим, интуитивно будет прав.

– Почему это? – ревниво спросил Паоло.

– Потому что те, кто не знает принципов работы конкретного устройства, всегда будет испытывать недоверие к её показаниям. А те, кто руководят такими исследованиями, действительно не представляют себе, как устроены и как функционируют их зонды. Какие процессы происходят внутри, как формируется результат. Поэтому для них результат действительно ничем не подкреплен…

– Но раз они умеют обращаться с аппаратурой, то это значит, что они понимают, – упорствовал подросток.

– Не значит, – уверенно возразил врач. – И медведя можно научить нажимать кнопку, когда загорается лампочка. Я утрирую, конечно, но суть дела понятна. Есть понятие оператора технического комплекса. Такой человек знает, как обслуживать систему в штатной ситуации, но как только обстановка выходит за её пределы, становится совершенно беспомощным, поскольку не имеет представления о принципах её работы. Или имеет очень отдалённые представление. Конечно, попадаются и такие операторы. которые знают свою технику от и до, но речь сейчас не о них.

– Я понял, – согласился Паоло. – Наверное да, вы правы. Просто мне, как и Валерио, тоже трудно представить, чтобы экспедицию возглавлял человек, непонимающий принципа работы доверенной ему техники. У нас это невозможно.

– А у нас – в порядке вещей. Вот поэтому-то я и считаю, что честно делать свою работу на своем рабочем месте – это уже немало. Да, правительство сводит большую часть наших усилий на нет. Но меньшая-то достается людям. Причем в тот момент, когда людям это действительно нужно. Разве ради этого не стоит жить?

– Стоит, конечно, – согласился Валерка. – Но я бы, наверное, так не смог… Ведь получается, что эти самые дворяне вас обворовывают, присваивают себе то, к созданию чего не имеют никакого отношения.

– Да это так, – грустно согласился Стригалёв. – Но если с этим ничего невозможно сделать. Власть у них. Воевать мы не можем. А если бы даже и могли. Ну вот представьте, что мы получили власть. Объявить новые принципы не сложно. А как привести их в жизнь? Что вы будете делать с этими самыми выпускниками Императорских Лицеев, вроде вашего Игоря? Если ему пятнадцать лет, знаний у него ноль, зато твёрдая уверенность в том, что он сверхчеловек, перед которым обычные люди – ничто. Что единственная задача этих обычных людей – выполнять его приказы. Что у него есть неотъемлемое право убить любого, кто скажет, что он не имеет ни знаний, ни морального права кем-то командовать. Что с такими можно сделать?

– В клетку посадить, – зло бросил Валерка.

– Не понял, – удивленно ответил Стригалёв. – В каком смысле – в клетку?

– Да в самом прямом. Посадить в клетку в зоопарке. И ещё табличку повесить: "Люди, в той клетке сидит обезьяна, которая возомнила себя высшим существом по отношению к вам".

– Гм… А не жалко?

– Почему это мне его должно быть жалко?

– Он же русский. И искренне хочет как лучше.

В душе Валерки боролись противоречивые чувства. Он прекрасно чувствовал всю жестокость и унизительность своего предложения. Но русский характер неумолимо брал своё. Русские, как известно, долго запрягают, и вывести из себя их очень нелегко. Но если это кому-то удается, то едут они действительно быстро. Очень быстро. И не останавливаются на полдороги.

– Мало ли чего он хочет, важно что он делает. Если не понимает, то надо учить. И других учить на его примере. Я бы еще к той клетке экскурсии для малышей устраивал: смотрите, дети, на эту обезьяну, и никогда не будьте такой, как она.

– А ещё негров и китайцев и иномирян, – неожиданно добавил Стригалёв.

– С какой стати негров? – удивился Валерка.

– Все эти разговоры о превосходстве начались с того, что низшими существами были объявлены другие земные расы: негры, азиаты, латиноамериканцы. У нас официально считается, что они не были людьми, а человекоподобными существами, совершенно иного генетического происхождения.

– Бред какой, – возмутился Паоло. – Палеогенетика доказала, что все люди на Земле – и негры, и белые, и индейцы, и азиаты, являются потомками одной супружеской пары, ещё в конце двадцатого века.

– Поймите, если данные науки не соответствуют официальному взгляду на мир, значит, наука обманывает. Либо ученые неправильные. правильные ученые изучают не какую-то там палеогенетику, а расологию. Правда, наукой её можно было назвать разве что в девятнадцатом веке. А уже в двадцатом всё, что было в ней научного, эмигрировало в антропологию. Ну а что осталось, вроде выводов о превосходстве белых над неграми, к науке уже отношение иметь перестало. Зато вот у нас считается непреложной истиной.

– Ну вот, а вы говорите – "жалко"… – грустно произнёс Валерка. – Да тут уже руки чешутся детям бананы раздавать, чтобы обезьяну эту в клетке – да кожурой, кожурой… Чтобы на себе почувствовала…

– Извините, кажется я перестарался, – вздохнул Стригалёв. – Вижу, что вы наконец, поняли всю серьезность положения в котором оказались, но… Ни в коем случае не позволяйте себе, чтобы вашими поступками взялась управлять ненависть. Поймите, я не учу вас, как относиться к происходящему. Думайте что хотите, но, пожалуйста, будьте осторожны. Очень осторожны. Мне очень хочется, чтобы вы смогли вернуться назад, в свой мир. Потому, что вы мне очень понравились. Потому, что мне понравилось то, что вы о нём успели рассказать и показать… Совсем немного, но… Это прекрасно. Расскажи мне это кто-то другой, я назвал бы это прекрасной сказкой. Даже слишком прекрасной, чтобы быть правдой. Но теперь я убедился, что сказка может стать былью. Жаль, что я живу в другом мире… Думаю, в вашем я бы пригодился.

– Ещё как пригодились бы, – заверил Валерка. – Хороший врач нужен всегда и везде.

– Спасибо… Но сейчас мы находимся в другом мире, и не мы определяем его законы. Как бы они нас не возмущали, с ними необходимо считаться. Только это я и хочу до вас донести. До сих пор вы избежали серьёзных неприятностей в первую очередь потому, что вам сопутствовала удача. Но ведь вы понимаете, что везение не может продолжаться до бесконечности. Рано или поздно, но вы окажетесь с этим миром один на один. И я бы хотел, чтобы вы были к этому готовы.

– Знаете, Виктор Андреевич, – задумчиво ответил Валерка, – к этому, наверное, невозможно быть готовым. То. что вы рассказали… этот мир будет для нас чужим. Чужим и непонятным. Всегда. Но осторожными мы будем. Благодаря вам мы теперь примерно себе представляем, чего от него следует ожидать.

– Что ж, – вздохнул хирург. – Хорошо хоть так…