Текст книги "Переплавка (СИ)"
Автор книги: Алексей Шепелев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)
Глава 4.
Стальной холодный взгляд
И строг его наряд:
Пиджак из заграничного кримплена
Отличное пальто,
Роскошное авто —
Вот признаки любого джентльмена.
В костюме "от кутюр"
Он в центре авантюр.
И равных ему в этом деле нету.
И вам с его пути
Желательно уйти.
Прошу всех остальных запомнить это…
(Импровизация на к/ф "Джентльмены удачи")
То, что с приведенными Серёжкой незнакомцами будут проблемы, Игорь понял ещё до первого слова – с первого взгляда.
Андриоид. Аппарат, которые в Империи были строжайше запрещены. Создавать механизмы, имитирующее человека, считалось оскорблением человечества. Кроме того, была и ещё одна, более прозаическая причина: андроиды по своим физическим возможностям человека превосходили, а это подрывало один из краеугольных принципов, на которых была построена Русская Империя: правый всегда сильнее. Не просто силён, но обязательно сильнее – чтобы победить и покарать неправого. Но если под управлением неправого окажется андроид, которого, как не старайся, в силе не превзойти, то тут уже под сомнением оказывалась справедливость. Между тем как именно установление справедливости было одной из главных задач Империи и дворянства, поскольку именно дворяне занимали в ней все руководящие должности. А раз так, то при обучении этому уделялось огромное внимание. В элитных учебных заведениях Русской Империи, в том числе и в Селенгинском Императорском Лицее, который окончил сам Игорь, из отборного материала готовили отборных людей, которые потом мудро и справедливо управляли теми, кто не лучшие и не из лучшего.
Конечно, теоретически можно было допустить, что для каких-то очень важных целей в обстановке строгой секретности андроиды всё же создаются и используются. Но какая важная цель могла быть на захолустной Сипе? Уж кому-кому, а Игорю, как советнику губернатора, было точно известно, что представляет из себя эта планета на краю Галактики. Вся ее ценность была только в землеподобии, остальное внимания не заслуживало: стратегического положения она не занимала, редкими минералами богата не была, а аборигены были слишком примитивны для серьёзных союзников.
Ну ладно, сделав над собой огромное усилие, можно было поверить в то, что планета всё-таки оказалась местом проведения какой-то сверхсекретной операции. Настолько тайной, что не в курсе даже губернатор. Или только и он в курсе, сообщать кому-то не имел права или не счел нужным. И по ходу проведения этой операции понадобился андроид.
Но как только незнакомцы представились, сомнений в том, что это никакая не операция Русской Империи у Игоря не осталось. Потому что итальянец сказал, что он из Флоренции, а этого никак быть не могло. В ходе первой ядерной войны Италия была стерта с лица Земли. Там, где когда-то находился похожий на сапог Апеннинский полуостров, теперь из воды торчали лишь Апеннинские острова. Кажется, некоторые из них находились на месте бывшей Токсаны, но над самим городом Флоренцией, который находился в горной долине, сомкнулась водная пучина. Так что никакого Токсанского института во Флоренции не было, и быть не могло. И остальные "участники экспедиции", будь они себя теми, за кого себя выдавали, не знать про это не могли. Равно как не могли не понимать, что столь примитивная ложь будет моментально разоблачена. Ладно, местные ребята, выросшие на Сипе, могут не знать таких подробностей земной географии и истории. Но обмануть таким образом землянина и дворянина было невозможно.
И всё-таки ему врали. Врали откровенно, в лицо. Игорь буквально кипел внутри от уязвленной гордости: как они только смели. Негодяев следовало примерно наказать, если бы не одно «но»: если они не были экспедицией с Земли, значит, они были врагами. Шпионами ултов или кого-то из их союзников. Может даже таинственных рюжангов, о которых имелась только крайне скудна информация: они не принимали непосредственного участия в войне, но, судя по полученной информации, активно предоставляли ултам технологии и боевую технику. В результате этого флот и наземные армии ултов оказались намного сильнее, чем казалось землянам в начале войны. Поймать таких шпионов было бы невероятно ценной удачей.
Поэтому Игорь постарался сделать вид, что поверил в их легенду и разрешил присоединиться к отряду. Хотя в Беловодск – он доведет их до Беловодска. Вот только в городе их будет ожидать неприятный сюрприз.
Но оказалось, что сюрпризы ожидают самого Игоря, причем именно неприятные. Из книг и приключенческих картин юноша привык, что шпионы должны быть хитры и коварны, прикидываться честными людьми, а попадать под подозрение после какой-нибудь мелкой на первый взгляд ошибки. Эти же словно нарочно лезли под подозрение, совершая ошибки на каждом шагу. Андроид, Флоренция, какой-то «другой» подход к обучению. Какой «другой» подход может быть в Империи? Оппозиционеров, что ли выращивать? Или дохлятину, не способную даже на тридцатикилометровый марш-бросок? Так тридцать километров русский мальчишка отмахает и без всякого обучения, а эти – не могут. Ну, с итальянцем понятно, на то он и итальянец, какой с него спрос… Но Валерка и Никита назвались русскими, причем младший что-то ещё про дядю – Георгиевского кавалера вякнул. А ногами перебирали как инвалиды. Игорь бы на их месте сгорел со стыда, а им – хоть бы хны. В такую наглость даже верилось с трудом. Каким бы невероятным не казалось такое предположение, но Мурманцев в какой-то момент поверил, что они и вправду быстрее не могли. Что неопровержимо свидетельствовало о том, что русскими они не были, а только себя за таких выдавали.
Одним словом, незнакомцы словно нарочно напрашивались на обвинение в шпионаже со всеми вытекающими последствиями. И это настораживало Игоря больше всего. если враг явно пытается добиться от тебя какого-то действия, то, каким бы очевидным оно не было, нужно сначала попытаться понять, зачем ему оно нужно. Что он пытается достичь? Пусть "научная экспедиция" не более чем безмозглые марионетки, не способные понять, что предназначенные для принесения в жертву. Но что хочет получить в результате этой жертвы тот, кто её приносит? В чём смысл этого "сипского гамбита"? Никакого разумного объяснения Игорь придумать не мог, а ведь он был одним из лучших инфомколлектров в Лицее. Оценки по этой дисциплине у него были почти всегда отличные, редко когда в этот ряд удалось затесаться какой-нибудь случайной четверочке. Преподаватели говорили, что ту работу, которую он в состоянии проделать в своем мозгу за час, больше, чем когда-то выполнялась целым отделом из нескольких человек при помощи компьютеров.
И вот выходило, что совершенный мозг, столкнувшись с какой-то непонятной, нечеловеческой логикой, вынужден был работать вхолостую. Это раздражало Игоря, потому что было ужасно унизительно. Юноша вынужден был приложить огромные усилия, чтобы не показать своих эмоций. Он принял решение все-таки не торопиться с разоблачением. Пусть думают, что им поверили. Пусть идут в Беловодск под его контролем и наблюдением. Игорь не сомневался, что сможет обезвредить шпионов в тот момент, когда это потребуется. Реальную боевую силу, а значит и опасность, представлял лишь андроид, но если узнать, где у него уязвимые места, то справиться с ним будет нетрудно, оставалось только придумать, как это выяснить.
Но придумывать ничего не потребовалось. Выбранная Игорем тактика – делать вид, что рассказы встречных принимаются за чистую монету, оказалась невероятно эффективной. Успокоенные встреченным доверием, уверенные, что ужасно ловко провели всех вокруг, шпионы продолжали выполнять свои задачи и при том делать ошибку а ошибкой.
Во-первых, они постарались расположить к себе Серёжку Клёнова. Видимо, непосредственный и разговорчивый мальчишка показался им подходящим объектом для вербовки. Игорь не мог не смяться в душе над глупостью чужих. Представить себе, что звеньевой пионер именит Империи невозможно было даже в бреду. В том, что Серёжка с негодованием погонит от себя пришельцев, как только поймет их сущность, Игорь ни мгновения не сомневался. Но из-за своей доверчивости и отсутствия опыта (тут сказывались как жизнь на отдалённой планете, так и юный возраст) этой самой враждебной сущности мальчишка пока ещё не понял, и это сейчас было Игорю на руку. Серёжку Мурманцев заприметил ещё в самом начале практики и понимал, что тот слишком пылок и непосредственен, чтобы хладнокровно добывать вражеские секреты. К сожалению, рассказать ему, кто на самом деле "ученые земляне" было пока нельзя. Зато можно было воспользоваться их доверием к мальчишке и попросить его осторожно выяснить возможности "секретной техники".
Тем более что в первый же вечер образовался подходящий повод: андроид "неожиданно обнаружил" шпионское наблюдение за отрядом. Надо ли говорить, что блестящий информколлектор Игорь Мурманцев чего-то именно в таком роде и ожидал. Очевидно, что шпионы пытались отвести от себя подозрения с помощью фиктивного «разобачения». Укажи на врага, и тогда поверят, что ты – свой. Действенный, но очень подлый приемчик. В Русской Империи его никогда не использовали, поскольку он противоречил одному из главных принципов, на которых она была основана: "Своих не сдавать!" Но именно невозможность такого поведения для рядового человека делало его особенно уязвимым для готового на подлость врага: о чем не знаешь, того не опасаешься. Вот только не учли те, кто организовал эту операцию, того, что Игорь о возможности подобных подлостей знал. И, столкнувшись с ней, окончательно уверился в справедливости своей догадки и перестал испытывать сомнения: перед ним были сознательно пренебрегшие законами чести враги. Пусть в данном случае они никого не предали, наблюдательный зонд – это всего лишь наблюдательный зонд, но на наклонную плоскость труден только первый шаг, а дальше скатываются незаметно для самого себя. Сегодня уничтожить свой зонд, завтра – автоматический спутник… А что послезавтра? Нет, с этими «учеными» было ясно всё, кроме одного: каким образом их лучше всего обезвредить?
Клёнов не подвел. На следующий день после просьбы Игоря он доложил всю необходимую информацию об андроиде. По его словам для ведения боевых действий механизм был абсолютно не приспособлен. Защищен он был лишь от "незначительных внешних воздействий" вроде ударов или падений с небольшой высоты. Попадание пули или, тем более, разряда плазмы, должно было привести к серьезным повреждениям. Управляющий компьютер и источник энергии находились у андроида в груди, резервные системы – в голове. Никакого скрытого вооружения не имелось. Повторяя слова Никиты, Серёжка констатировал: "это абсолютно мирная конструкция, секретарь для научного учреждения, а не боевая машина".
Игорь предполагал, что здесь скрывается очередной обман и пару-тройку сюрпризов эта "мирная техника" способна преподнести, но всё равно почувствовал себя увереннее. Если потребуется, то он справится со шпионами самостоятельно, и никакой андроид им не поможет. Но всё-таки правильно будет довести их до Беловодска и там известить кого следует. Вполне возможно, со шпионами будет начата сложная игра, в результате которой врагам от души отольется переданная через контролируемый канал дезинформация.
Задачу Игоря облегчало то, что шпионы вели себя сдержано и смирно. Наверное, слишком выматывались во время дневных переходов, так что на всякую подрывную работу сил у них не хватало. Пытались, конечно, расспрашивать о том о сём, но не очень активно и казались вполне удовлетворенными всем известной информацией, и близко не лежащей к государственной тайне. Или изумлялись тому, что было в порядке вещей. Например, когда как-то вечером зашла речь о судьбе Борьки Камнева, старшего брата Марины.
Четырнадцатилетний Борька погиб прошлым летом: его загрызла лесная гиена, крупный и весьма опасный местный сиповский хищник. Хоронили мальчишку в закрытом гробу: на то, что осталось от тела после того, как гиена попировала, а мелкие трупоеды дозакусили, смотреть было невозможно.
На пришельцев произвела впечатление не столько сама его смерть, сколько то обстоятельство, что, имея при себе заряженную охотничью двухстволку и сидя верхом на трапе, запросто способном затоптать гиену своими мощными лапами, Борька сразился с ней с острогой в руках. Игорь видел, что понять этого они не сумели даже после подробного объяснения, хотя объяснять тут было нечего, всё понятно без слов.
Месяцем раньше Камнев победил другую гиену именно в таком поединке: лицом к морде и с острогой в руках. И новую встречу он, естественно, рассматривал как вызов со стороны судьбы, не принять который было бы трусливо и унизительно. Его победе завидовали окрестные ребята, им восхищались девчонки. Да и взрослые мужики, наверняка, стали после того случая относиться к парню с уважением, ведь такая победа красит мужчину вне зависимости от того, сколько ему лет.
Поэтому и во второй бой он мог вступить только в таких же условиях, иначе бы поставил под сомнение свою первую победу. Впрочем, Игорь был уверен, что о такой возможности Борька даже и не подумал. Он знал, что такое "ветер в лицо". Тот самый ветер, без которого не дотянуться до звёзд. Жаль, что ему это было не суждено, но по его пути пойдут другие, и дойдут до победы. Дойдут и обязательно вспомнят героизм не дошедшего до конца пионера Борьки Камнева. В их памяти он будет живым героем.
Вот о чем думать нужно, а не лить слёзы над обгрызенным телом и не спрашивать "зачем?" да "почему?". Точно так же, как воспитанники Лицеев относились к своим товарищам-одноклассникам, погибшим во время экзаменов. За право быть первым необходимо было заплатить, отдать настоящую цену этого права. А если юноша оказывался недостойным вести а собой других, не мог подтвердить свой статус лидера, "отборного человека из отборного материала", то за необдуманное намерение приходилось отдавать жизнь. Жаль ребят, они были неплохими друзьями, но Русская Империя держалась именно на этом принципе: "Ничего даром, за всё нужно отдать настоящую цену". Игорь отдал и заслужил свое право распоряжаться чужими жизнями. Другие не смогли расплатиться и потеряли свои.
Всё справедливо. Но, конечно, «учёным» с их ненормальной, вывихнутой, нечеловеческой логикой таких простых и ясных вещей было не понять… Хорошо хоть, что они ограничивались тихим изумлением, не пытаясь бросить тень на достойное поведение погибшего пионера.
Такое течение событий Мурманцева вполне устраивало. Единственный раз он забеспокоился, когда в разговоре у костра вдруг всплыла фигура доктора Стригалёва. Валерка пытался выяснить, какие имеются на Сипе научные кадры, и Колька Шаров вдруг некстати вспомнил об этом человеке. Естественно, "участники экспедиции" тут же проявили к нему интерес.
– Врач он, – пояснил Колька. – Очень хороший врач. Фельдшер наш поселковый его назвал «светило». Тетку Нюру он спас. У нее рак поздно обнаружили, затронуты какие-то важные сосуды были, говорили, что уже все, бесполезно, ни иммунотерапия не поможет, ни операция. А он приезжал в яснодольскую больницу и её оперировал. И все удачно закончилось, выписалась она из больницы и нормально себя чувствовала. И ещё оперировал на сердце Кузьму Рубанова, у него порок был. Врожденный.
– Это всё-таки не совсем то… – задумчиво произнес Валерка. – Но познакомиться стоит попробовать.
– Попробуйте, – нарочито безразличным голосом предостерег Игорь. – Только имейте ввиду, что Виктор Андреевич Стригалёв не только действительно хороший врач, но и оппозиционер.
– Оппозиционер? – переспросил Никита. – А что это значит? Кто такие оппозиционеры?
– Оппозиционеры это те, кому не нравится существующая власть, – разъяснил Игорь, делая вид, что поверил в такую наивность.
– Это что, он против Империи, да? – громко изумился Серёжка. – Разве такое бывает? Игорь, ты шутишь?
– Нет, я говорю серьезно. Есть такие люди. Их немного, но иногда они встречаются. даже газету вот издают. "Голос свободы" называется.
– Никогда не видел…
– И я тоже, – поддержал Серёжку Костик Румянцев.
– И я…. – добавила Марина.
– Сюда она вряд ли попадает, – пояснил Игорь. – Все-таки далековато везти. А на Земле её часто можно увидеть. Валерка может подтвердить. Наверное, он регулярно её читает. Да?
– Нет, – ответил "начальник экспедиции" после короткой паузы, которая, конечно, не укрылась от внимания Игоря. – Не приходилось как-то.
– А чего они хотят? – вмешался Серёжка. – Ну, вот не нравится им Империя. А что тогда вместо неё?
– А вместо неё "демократия на основе либеральных ценностей".
– Каких ценностей? – недоуменно переспросил мальчишка.
– Либеральных.
– А что это за ценности такие?
Последний вопрос задал уже не Серёжка, а сидевший рядом с ним Никита. Игорь улыбнулся, вот ведь, из кожи вон лезут, чтобы своими прикинуться. Не знаешь либеральных ценностей? Тогда чего лезешь якшаться с оппозиционерами?
– Спрашиваешь, что за ценности? Например, "права человека". Вот, например, чтобы у Клёнова было право убежать из дома и жить на улице.
– Да нафига мне такое право? – изумился Серёжка.
– Как это нафига. Дома тебя воспитывают?
– Конечно.
– Работать и учиться заставляют?
– Само собой.
– Наказывают?
– Ну… бывает… – засмущался Серёжка.
– Вот видишь. Значит, родители нарушают твои права и подавляют личность, не позволяя ей свободно развиться. Поэтому оппозиционеры выступают за то, чтобы оградить тебя от произвола родителей.
– Оградить?
– Именно, – кивнул Игорь. – Лучше всего учредить специальные детские суды, которые будут принимать решение, чтобы изъять тебя из семьи и отдать в интернат. Для твоего же блага. А для начала хотя бы объяснять детям, что у них есть право убегать из дома, а заставлять их вернуться в семью никто не вправе.
– А лопатой по рылу эти благодетели получить не бояться? – нехорошим голосом поинтересовался пионер. – А то я ведь могу…
Игорь не случайно выбрал этот именно пример применительно именно к Клёнову. Он знал, что родной дом и семья для мальчишки самое дорогое на свете после России. Правда, немного недооценил, насколько они для Серёжки дороги.
А для Серёжки Клёнова дом, семья и Россия сливались в одно единое и неразрывное целое. Огромную Русскую Империю, раскинувшуюся по Галактике на множестве планет и звёздных систем он так и воспринимал – как множество семей, где у каждого мальчишки и у каждой девчонки были родители. Если не родные (бывают в жизни всякие несчастные случаи), то приемные – родственники или близкие друзья настоящих родителей. Но в любом случае любящие и понимающие, но при этом одновременно строгие и требовательные. Потому что иначе было бы неправильно, а неправильно быть не должно.
Его и не было. Среди Серёжкиных друзей и приятелей никто бы не хотел оказаться от дома и жить на улице. Даже Гришка Комаров, которого отец по всякому поводу, а то и без повода воспитывал розгой.
Однажды, дело было ещё года три назад, Серёжка, забравшийся в поисках укатившегося винта за поленницу, а потому оставшийся незамеченным, слышал окончание разговора своего отца с Гришкиным, дядей Степаном.
– Ты, Михалыч, брось мне мозги сушить, – неприязненно горячился Степан. – Мой сын, мне его и воспитывать.
– Так я и говорю – воспитывай, – отец казался спокойным, но хорошо знавший его Серёжка по голосу сразу понял, что батя тоже на взводе. – Воспитывай, а не лупцуй задницу почем зря.
– А ты меня не учи, я-то взрослый уже. Мне лучше знать, как из парня человека сделать.
– Что-то не больно у тебя получается, если всякий раз за ним новую вину находишь…
– Значит, мало учу, коли вина находится.
– Мало? Да у него вся жопа в отметках о твоих уроках. А толку всё нет. Я тебе серьёзно говорю Степан – завязывай драть мальца без толку.
– А я тебе серьёзно говорю – завязывай меня учить, – судя по голосу, Комаров-старший рассердился уже всерьёз и очень сильно. – Закон мне дозволяет. Бил, бью и буду бить! Ясно? Потому как воспитываю. А на твои угрозы мне плевать!
– А я тебе, Степан, не угрожаю, а предупреждаю. И не только как сосед, но и как сельский староста. Общество мне доверие оказало, общество меня старостой выбрало для того, чтобы жизнь тут у нас была правильная: по закону и по совести. Потому и предупреждаю: охлони.
– Сказал тебе: плевать мне и точка!
– Точка – так точка. Только запомни, Степан: если ты плюнешь на общество, то оно утрется. А вот если общество на тебя плюнет – утонешь.
На том разговор и закончился. А спустя неделю в поселковом трактире Степан Комаров по пьяни крепко залетел. Вроде, ничего особенного и не было. Обычный мужской разговор на той грани, когда на соленую шутку можно обидеться, а можно просто рассмеяться и налить по новой. Обычно смеялись: все свои, все соседи, жили бок о бок долгие годы и судьба вроде как жить вместе всю оставшуюся жизнь, так чего ж в бутылку лезть из-за всякой ерунды. Но тут почему-то мужики на Комарова обиделись и от души намяли ему бока и поправили физиономию. Без членовредительства, но синяки с лица сошли не скоро.
Серёжка никогда не спрашивал отца об этом случае, он вообще не рассказывал никому, что слышал тот разговор, но иногда задумывался: была ли та драка случайной? Во всяком случае, Клёнова-старшего в тот вечер в трактире не было. Но Степан с тех пор присмирел, стал пороть Гришку с большим разбором, чему мальчишка был страшно рад.
Отец вообще порку не жаловал, своих порол в самых исключительных случаях, а в бытность сельским старостой никого к порке не приговорил, хотя по закону такие права имел: мелкие правонарушения в Русской Империи разбирались по месту совершения, там же и приводилось в исполнение наказание.
Это не значит, что Серёжке шалости с рук сходили. Наоборот, среди ровесников считалось, что у него отец строгий, порой даже через чур. Но наказанием обычно выступали дополнительные работы по хозяйству, которые у крестьянина всегда под рукой. В праве на прогулки и занятия в секциях отец сына не ограничивал, но только после выполнения "обязательной программы" трудотерапии. А если её падало столько, что хоть из кожи вылези, но раньше полуночи не закончишь (бывало с Серёжкой и такое), то все планы летели в тартарары. Так что иногда мальчишка даже завидовал товарищам, которые за аналогичный проступок получали свою порцию берёзовой каши и после этого с чувством искупленной вины могли заниматься своими делами, а он был вынужден "работать, как негр в Африке". Правда, чувство справедливости при этом всегда ехидно отмечало, кто именно "крепче запомнил урок", а ведь наказаниями родители хотели добиться именно такого результата.
Но дело вообще не в этом, а в том, что даже кода несчастного Гришку Комарова его отец порол как сидорову козу, тот и не помышлял о том, чтобы убежать из дома. Потому что это был его родной дом. И объяснять тут больше нечего, да и не нужно, даже дураку должно быть понятно. И обеспечивать право кого-то убежать и жить на улице всё равно что бороться за безопасность пролётов рыб над степью. Даже малыши знают, что рыбы над ней не летают, а на улице лучше чем дома быть не может. Получается, что оппозиционеры совсем глупые. Взрослые, а соображают хуже малых детей. А может, они просто больные? Или это всё нарочно? Они только говорят, что хотят как лучше, а на самом деле всё наоборот? Но от таких врагов свой дом и семью надо защищать, в этом и есть долг перед Родиной…
Вот где-то такие примерно мысли скрывались за парой фраз пионера Серёжки Клёнова начет лопаты для благодетелей. Развернуть их в рассказ у мальчишки, скорее всего, бы не получилось: не был он мастером говорить о таких вещах.
Зато Игоря искусству ведения споров обучали и обучали очень серьезно: лидер должен уметь говорить с людьми, должен уметь объяснить им их задачи так, чтобы люди не просто поняли, что они должны сделать, но и прониклись тем, что сделать это они действительно должны. Обязаны, какие бы трудности перед ними при этом не вставали. Преодолеть и сделать. И еще лидер должен убедить идущих за ним, что никакого другого пути к заветной цели нет и быть не может.
Поэтому он позаботился закрепить достигнутый эффект и привел ребятам ещё пару требований оппозиции:
– Кроме этого, например, оппозиция считает, что природные ресурсы должны быть не в государственной собственности, а в частных руках.
– Это как? – не понял Алёшка Емельянов. – Это что, вся нефть кому-то одному принадлежать должна? Или железная руда?
– Ну, не обязательно одному и не обязательно вся, но отдельно взятое месторождение должно принадлежать хозяину, которому государство – не указ.
– Как это – не указ? Откуда он узнает, сколько нефти нужно добыть, чтобы загрузить мощности? Это ж не репу выращивать?
– Так он и не должен знать. Добудет столько, сколько ему выгодно.
– Но если ему выгодно меньше чем нужно?
– Это уже не его проблемы. Он хозяин, понимаешь? Хозяин и всё тут. Сколько хочет добывает, по чем выгодно – продает.
– То есть выгодно ему цену в два раза задрать – задерёт?
– Непременно. Это называется свободный рынок.
– Не, они точно ненормальные, – подвел итог экономической дискуссии Алёшка.
– Причем опасные, – добавил Костик. – Ведь это получается, что из-за их глупости мы будем страдать. С какой это стати?
– Не страдать, а наслаждаться жизнью на основе либерально-демократических принципов, – гнул свою линию Мурманцев.
– Вот пусть сами ей и наслаждаются, если им так нравится. А к нам со своими советами не лезут, – заявил Серёжка.
Остальные поддержали его согласными восклицаниями. И только Шаров как-то неуверенно мотнул головой.
– Что, Николай, тебе эти ценности по душе пришлись? – подметил это Игорь.
– Нет, конечно. Уроды они, и ценности у них уродские. Вот только Виктор Андреевич… доктор Стригалёв… он не такой. Он тётку Нюру оперировал… шесть часов подряд операция шла. И Кузьму почти столько же…
– Видишь ли в чем дело, Николай. Науки человека человеком не делают. Можно изучить всю математику, и быть последней сволочью. А можно её вовсе не знать, но быть настоящим человеком.
Никита возмущенно фыркнул, но возражать не рискнул. Возразил сам Шаров:
– Да я не про науку говорю.
– А про что?
– Про то, сколько сил у него уходит. Я ж говорил, он несколько часов подряд оперировал. А потом ещё сколько после операции следил. Это у врачей называется "вести послеоперационный период".
Как любой мальчишка, Колька любил ввернуть в разговоре случайно запомненный сложный термин: это создавало впечатления глубоких знаний по обсуждаемому вопросу.
– Я знаю, как это называется, – сухо заметил Игорь. По его мнению, этой фразы было вполне достаточно, чтобы Николай вспомнил о том, что одна из профессий командира – полевой врач. – Только не понимаю, что ты этим сказать хочешь?
– Да то, что будь он таким оппозиционером как эти… – мальчишка немного промедлил, подбирая нужное слово, так и не подобрал, и продолжил: – Он бы не стал так стараться. Зачем бы тогда ему это? Эти ведь «оппозиционеры» они против Империи не потому, что хотят как лучше. Им надо, чтобы им спокойнее было.
– Спокойнее? – переспросил удивленный Серёжка.
– Ну да. Чтобы делать ничего не надо было. В империи все работают. А они работать не хотят. А хотят, чтобы у них все было просто так.
– А не слипнется у них в одном месте? – задохнулся от возмущения Серёжка.
– Да у них там давно и слиплось, наверное. Потому и не нужны они никому. А Виктор Андреевич… Он другой совсем. Он всё время с больными.
– Хм…
С одной стороны, Игоря порадовало, что Колька очень точно самостоятельно определил природу всех этих бездельников-оппозиционеров. С другой, конечно, его возражения пришлись некстати. Осложняло ситуацию то, что про Стригалёва сам Мурманцев практически ничего не знал. Так только, слышал краем уха, что тот – оппозиционер и всё. Подобная публика Игоря никогда не интересовала.
Но вдруг этот врач – честный русский человек? Может, осознавший свои заблуждения и порвавший с ними, а может, никогда их и не имевший. Бывает так: запустит какая-нибудь сволочь слушок, а потом замучаешься от него отмываться. В лицо, конечно, никто сказать не посмеет, на то у дворянина и шпага, чтобы защитить свою честь, но пристроится какой-нибудь гад шипеть за спиной, и замучаешься вытаскивать эту тварь на свет, чтобы рассчитаться с ней по заслугам.
– Я лично с Виктором Андреевичем Стригалёвым не знаком, поэтому говорить только о его репутации. А репутация у него именно такая: оппозиционер. Может быть, она и незаслуженная, но тут уж он сам должен разбираться и восстанавливать свое доброе имя. Верно?
– Верно, – согласился Колька, хоть и без особого энтузиазма.
– Так что доберемся до Беловодска и разберемся, если будет на это время, – подвел итог Игорь. На этом разговор и закончился.
К Беловодску вышли на шестой день пути после присоединения «экспедиции». Сначала ожили комбрасы. Игорь тут же отослал сообщение о приближении своего отряда, кратко упомянув и присоединении подозрительных чужаков. подробнее расписывать он не стал, такие вещи надо объяснять лицом к лицу.
Спустя час отряд повстречал казачий патруль: пятеро всадников верхом на трапах: если сипы передвигались верхом только в степи, то казаки приучили животных двигаться и по лесу. Переговорив с командиром, Игорь выяснил, что город ожидает нападения сипов: по данным разведки через лес к нему движется примерно двухсоттысячное войско. Город готовился к обороне, которую возглавлял командир гарнизона полковник Городов. Тем не менее, непосредственно в окрестностях Беловодска пока что не было замечено ни одного сипа. Зато один за другим подходят отряды беженцев из степной зоны. Всех их казаки отправляли к переправе, координаты которой они сбросили на комбрасы Игоря и его подопечных.
До переправы добрались часа за полтора. Белая, или как фамильярно порой её называли местные жители, Белка, оказалась рекой довольно широкой и быстрой. Городские кварталы и заводы расположились на её противоположном берегу, моста через реку не строили за ненадобностью. Поэтому переправляться беженцам предстояло на подручных плавсредствах.
Для такого случая на берегу на скорую руку срубили добротную пристань, у причала которой сгрудились пара больших катеров и десяток мелких моторных лодок. Дополняла картину трансрусовская военная амфибия на воздушной подушки со спаренными скорострельными плазмометами в носовой установке. Охраняли пристань солдаты. По знакам различия Игорь моментально определил их принадлежность к двенадцатой легкопехотной бригаде. Неприятно поразила Мурманцева их малочисленность: ответственную позицию прикрывал всего лишь взвод. Несмотря на имевшиеся у пехотинцев ручные станковые плазмомёты и штурмовые плазменные винтовки, атака крупных сил врага могла бы иметь успех, поскольку сипы имели хороший шанс задавить землян количеством. Как человек с блестящей военной подготовкой, Игорь прекрасно понимал, что здесь нужно минимум ещё полсотни стволов. А лучше бы сотню. Тогда даже от мощной атаки можно отбиться, продержаться до подхода подкрепления из-за реки, а потом устроить сипам кровавую бойню, так, чтобы на всю оставшуюся жизнь и много поколений вперёд запомнили, чем заканчиваются выступления против русских.
