Текст книги "Переплавка (СИ)"

Автор книги: Алексей Шепелев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

– На чём? – переспросил Серёжка.

– На авторотации. Понимаешь, когда вертолёт начинает падать, поток воздуха начинает раскручивать винт, без всякого мотора. За счет этого возникает подъёмная сила. И пилот получает возможность управлять снижением. При авариях на больших высотах именно за счет этого вертолёты и сажают. Если Олег действительно умел управлять вертолётом, то обязан был об этом знать. А у него даже мысли об этом не возникло.

– Что ты за чушь несешь, – презрительно скривился Аннит. – Придумал какую-то там авторотацию. Кто тебе поверит?

Ответить Никита не успел, совершенно неожиданно для мальчишки его опередил Ромка Лобов.

– И ничего не чушь! Авторотация существует, и вертолёты в случае аварии на таких высотах по инструкции надо сажать именно на ней.

– Тебе-то откуда знать? – всё так же презрительно процедил Аннит.

Валерка заметил, как в серых Серёжкиных глазах полыхнула злость, и понял, что новичок совершил очень крупную ошибку. Задевать таким образом Ромку ему никак не следовало.

– Мне это знать оттуда, что мой отец был пилотом вертолёта. Сержантом вспомогательного транспортного корпуса. И он награжден медалью за то, что на той самой авторотации посадил вертолёт, на котором в госпиталь эвакуировали раненых бойцов. Понял? Так что если не знаешь, то не вякай!

Аннит помолчал. Видимо, оценив ситуацию, понял, что если что, то дело придется иметь не с одним Ромкой, а со всем отрядом. И тут уже два года разницы в возрасте не спасут.

А Лобов повернулся к Никите.

– А ты, кстати, неправ.

– Почему? Объясни.

– Потому что в аудио ясно сказано было, что винт остановился. Значит и авторотации никакой быть не может.

– Вот я и говорю, что это невозможно.

– Возможно. Если винт механически заклинило. Раз набиски вывели из строя мотор, то почему бы им и механику не вывести из строя?

– Наверное могли, – согласился Никита. – Этого я не предусмотрел.

– А ещё критиковать берешься, – тут же встрял Аннит.

– Всё равно об авторотации грамотный пилот должен был подумать, – объяснил мальчишка, словно не замечая явно недружелюбного тона. – Подумать и удивиться. Верно, Ром?

– Должен был, – кивнул Ромка.

– Ребята, как уже было сказано, автор пишет не про вертолёты, – попытался ещё раз направить разговор в нужное русло Игорь. – Главное здесь – как Олег спасал своего друга. Ну, упомянул бы автор про авторотацию? И что? Кому это интересно кроме вас двоих? Большинство бы ребят просто не поняло, зачем вообще об этом писать. Это бы только отвлекло их внимание от главного и всё. Можно не сомневаться, что Олег был опытным и умелым пилотом. И про авторотацию он знал, всё что нужно. Но в рассказе это лишнее. Главное – это спасение Пашки.

– Спасение? – переспросил Никита. – Хорошо. Но ведь оно тоже описано так, что ни Олег ни автор не понимают, что происходит в вертолёте.

– Что ты имеешь ввиду?

– Как там сказано? У Пашки не было даже пары секунды, чтобы занять место в кресле? Верно?

– Точно, – подтвердил кто-то из ребят.

– Ну так вот, у него было в десять раз больше времени.

Никита подошел к висящей на стене грифельной доске и взял в руки кусочек мела. То, что ребята разместились в школьном классе, оказалось ему очень на руку. Несколькими уверенными движениями мальчишка набросал рисунок.

– Итак, что мы имеем? В момент аварии вертолёт двигался горизонтально на постоянной, не поднимался и не спускался. Для съемки самый подходящий способ движения. Считаем, что с прекращением работы винта подъёмная сила исчезла моментально. Сопротивлением воздуха пренебрегаем. Значит, движение вертолёта по оси Y происходит только под действием силы тяготения и описывается формулой Эс равно А Тэ квадрат пополам. Поскольку сказано, что Шумерла по своим параметрам практически совпадает с Землей, то заменяем А на Же и считаем его равным десяти. То есть время, которое мы получим в расчете, будет даже несколько меньше, чем Пашка имел на самом деле.

Ребята внимательно следили за его объяснением.

– Едем дальше. Вертолёт потерпел аварию на высоте три километра. Катапультироваться на высоте один километр абсолютно безопасно. Значит, вопрос: сколько времени займет снижение машины до высоты один километр?

Никита немного подправил рисунок, добавив пару черточек, обозначающих высоты в три и один километр и обозначив разницу между ними латинской буквой h.

– Переносим сомножители, получаем: Тэ равно квадратному корню из два Аш деленное на Жэ. Подставляем цифры, получаем корень из два умноженного на две тысячи и деленного на десять.

– Почему две тысячи, а не два? – спросил кто-то из ребят.

– Потому что расчет ведем в СИ, значит и расстояние нужно указывать в метрах. Сокращаем и получаем корень из четырехсот, то есть двадцать. Итого, в распоряжении Пашки было двадцать секунд, чтобы добраться до кресла. На самом деле даже больше. Во-первых, потому что ускорение свободного падения несколько меньше десяти, а раз мы увеличили знаменатель, то уменьшили результат. Во-вторых, мы пренебрегли сопротивлением воздуха, а оно окажет влияние и немного затормозит падение.

– Вот только Олегу некогда было решать задачи, – не утерпел Аннит.

– А ему и не нужно было это решать. Грамотный пилот в состоянии оценить время, за которое его машина снизится на определенную высоту. И не станет панически метаться по кабине, имея в запасе уйму времени. А своим суперспособностям он мог бы найти и лучшее применение.

– Какое же? – не утерпел Серёжка.

– Починить двигатель, – не моргнув глазом ответил Никита.

Пионеры весело расхохотались. Даже Игорь присоединился к их смеху. В эту минуту он почувствовал, что ситуация начинает возвращаться в норму. Да, чужаку удалось на время смутить ребят, но он должен был допустить ошибку и вот он её допустил.

– А что я смешного-то сказал? – как ни в чём не бывало поинтересовался Никита., когда смех стих.

– Как он мог его починишь? – спросил Серёжка. – С гаечным ключом туда лезть? Сказано же, что набиски выводят из строя механизмы так, что те кажутся полностью исправными. Крути, не крути – никакого толку. Да и времени на это у Олега не было. Что можно собрать за двадцать секунд?

– Я ничего не говорил про гаечный ключ, – парировал Никита. – Пусть бы он починил двигатель так же, как набиски его сломали. Силой своего разума.

– Это как?

– А я знаю? – пожал плечами мальчишка. – Просто логика: то, что можно сломать, можно тем же способом и починить.

– Не всегда…

– Конечно не всегда. Но раз сказано, что двигатель оставался целым, то ведь можно было попробовать. Олег же сумел защитить себя и экипаж дирижабля от атаки командира набисок-пограничников. Так почему же в вертолёте он заранее сдался?

– Он не сдался, – возмутился Аннит.

– Он даже не попробовал использовать свою силу, – жестко заявил Никита. – Одно из двух: либо он даже не подумал, что его сила может помочь, тогда получается, что он не умел ей пользоваться и вообще не понимал, чем владеет. Либо же был уверен, что она не поможет, тогда получается, что он признал в душе поражение от набискок. Без всякого боя, просто сдался и всё.

Ребята молчали: возразить на то было невозможно. То, что подавалось как геройский поступок на проверку оказалось истерикой несмышленыша, получившего огромное могущество, но оказавшегося не в состоянии не только им разумно распорядиться, но даже просто понять, чем он обладает.

– А тебе не кажется, что ты оскорбляешь русского дворянина? А тот, кто оскорбляет русского дворянина оскорбляет Россию, – холодно и очень спокойно спросил Игорь. Его растерянность ушла. Он точно знал, что он должен сделать. Конечно, его поступок нарушит планы Городова, но полковник, как дворянин и офицер, его наверняка поймет. А если даже и не поймет… Всё равно, Игорь Мурманцев знал, что он прав: такие мерзавцы права на жизнь не имеют. Россию от них надо очищать так же холодно и безжалостно, как и от умственно неполноценных. Даже ещё безжалостнее: неполноценность по крайней мере не заразна, она способна передаться только по наследству. А эти каждым словом отравляли всё вокруг себя, заражая хороших людей подлейшим неверием в высоту и справедливость русского дела.

– Я оскорбляю? – изумился Никита. – Я просто оцениваю то, что сказано. Я что ли виноват, что автор изобразил губернатора глупым неучем, который не знает возможностей спутниковой картографии? Я виноват, что Пашка не понимает возможностей пушек и не умеет обращаться с пулемётом? Разве я заставил этого Олега истерично метаться по кабине, когда у него в запасе уйма времени? Или я виноват в том, что он даже не попытался побороться с набисками своими умениями? Конечно, Пашку он спас красиво. Только ведь Пашка мог спокойно сесть в кресло и катапультироваться. Это факт. Вот скажи, спасти утопающего – это подвиг?

Игорь видел, что на него устремлены взгляды всех сидящих в классе. Пионеры ждали его ответа, и он вынужден был его дать:

– Ну, подвиг не подвиг, а уважения заслуживает.

– Заслуживает, – согласился Никита. – А если кто-то кидается "спасать утопающего" там, где воды ему всего по грудь, тогда как?

– Бывает и на мелководье тонут, что ж их, не спасать теперь? – вмешался Аннит и снова некстати: неожиданно попал под Ленкину раздачу.

– Ага, пьяные в луже, – резко встрепенулась девчонка. – Если это подвиг, то я многократный Герой России.

Ленкин отец, человек добрый и хороший, имел один недостаток: не знал меры в выпивке. Хмельное он употреблял не часто, но если начинал, то уже не мог остановиться, пока не напивался до полной потери самосознания. Так что Ленке не раз приходилось тащить на себе домой пьяного родителя. А однажды он и вправду чуть не захлебнулся в канаве. При том, что воды там было, как говориться, воробью по колено.

– Не обязательно пьяные, – упорствовал Аннит. – Малыши беспомощные, например.

– За каким фигом беспомощного малыша в вертолёт понесло? – возмутился Лобов. – И за каким фигом его Олег такого беспомощного взял?

– Не надо ничего придумывать, – не отказал себе в возможности поучаствовать в разговоре Паоло. – В записи не сказано, что Пашка был беспомощным малышом и не знал, что ему делать. Там сказано, что у него не было времени, чтобы занять место в кресле. Никита рассчитал, что время было, только и всего. Олег ошибся, неверно оценил грозящую им опасность.

– То есть автор не удосужился разобраться, как устроен вертолёт, и из-за этого Олег ведет себя так, как будто ничего не умеет. Думаете, я все его ошибки перечислил? Если бы… Там ещё полно.

– Закрылки? – предположил Ромка. – Глупость, разумеется.

– Точно, закрылки, – кивнул Никита.

– Почему глупость? – быстро спросил Серёжка. Ему очень хотелось получить ответ не от Никиты, а от Ромки, с которым они знали друг друга чуть ли не с пелёнок.

– На вертолётных крыльях закрылок не делают, – пояснил Лобов.

– А почему?

– Не знаю. Наверное потому, что это ничего не дает.

– Именно поэтому, – подтвердил Никита. – Подъёмная сила крыла рассчитывается довольно просто. Она прямо пропорциональна его площади и углу атаки, а вот от скорости аппарата она зависит во второй степени.

– А что такое "угол атаки"? – полюбопытствовал Серёжка.

– Сейчас объясню.

Быстрыми движениями мальчишка набросал на доске картинку, которая должна была изображать крыло в разрезе.

– Вот крыло не совсем параллельно воздушному потоку, и этот угол и называется углом атаки. Чем он больше, тем больше подъёмная сила.

– Бред, – рассмеялся Аннит. – Если бы так было, то крылья бы просто развертывали перпендикулярно. Самый большой угол атаки, самая большая подъёмная сила. Так что ли получается?

– Так и получается, – спокойно подтвердил Никита. – Только надо учесть, что подъёмная сила – не единственная, которая действует на крыло. Есть ведь ещё и сила торможения воздуха, которая тоже от угла атаки зависит. Чем сильнее мы крыло повернем, тем больше торможение. Чем больше торможение, тем ниже скорость. А от скорости, я уже сказал, подъёмная сила зависит во второй степени. Так что разворачивать крыло на девяносто градусов совсем даже не выгодно.

Мальчишка выдержал короткую паузу, внимательно посмотрел на слушателей. Никто не сказал ни слова.

– Теперь дальше. Что вообще могут дать закрылки? Площадь крыла они увеличивают очень не на много. Кто хоть раз летал, это знает.

– Да знаем, знаем, – за всех нетерпеливо высказался Ромка.

– Скорости вертолёту они точно не прибавят. Получается, могут только увеличить угол атаки. Но подъёмная сила при этом увеличится ненамного, причем платить придется увеличением торможения. Поскольку двигатель не работает, то увеличивать скорость будет нечему. А от скорости, как я уже сказал, подъёмная сила зависит в квадрате. Упала скорость в два раза, подъёмная сила в четыре. Скорость – в три, сила в девять. Так что, никакое планирование на закрылках невозможно. Это раз.

– А что два? – сразу спросил Лобов.

– Тебе-то чего так неймется, – злобно прошипел Аннит.

– Мне? Я тоже хочу быть вертолётчиком, как отец! Понял? И не хочу делать глупости, как этот Летягин. Не хочу подводить людей, которые будут зависеть от того, как я свое дело сделаю. Понятно?

– А кто тебя глупости делать заставляет?

– Никто не заставляет. Только чтобы их не делать, надо чужие ошибки изучать. Отец говорил, что все инструкции по управлению вертолётом написаны на анализе ошибок. Пилот должен их знать и не повторять. И понимать, как работает машина, которой он управляет, чтобы не делать то, от чего не будет никакого толку. Ещё не хватало бы мне при такой аварии по авторотацию забыть и попытаться закрылки выпускать.

– Между прочим, выпустить закрылки это ещё далеко не всё, – заметил Никита. – Ими управлять надо. Не отвлекаясь на затаскивание в кресло Пашек. Кнопка это ведь что такое? Да или нет. Выпустил – не выпустил. А результат применения закрылок очень сильно зависит от того, под каким они выпущены углом. Поэтому закрылками управляют не с помощью кнопки, а специального рычага. Чем сильнее его сдвигаешь, тем больше угол. И одним махом большой угол давать нельзя, его надо увеличивать постепенно. А в промежутках между увеличением выравнивать летательный аппарат с помощью штурвала. Иначе вместо планирования получится "камнем вниз".

– Сложно, – уважительно протянул Серёжка.

– Это только у дураков всё просто, – ответил Лобов. – А вертолёт – это знаешь какая техника, ей управлять надо умеючи. А то и вправду ерунда получится, а кому-то потом эту ерунду расхлебывать.

Валерка понял, что Ромка полностью и однозначно на Никитиной стороне. Удивляться тут было особенно нечему: судя по всему, мальчишка был отчаянно влюблен в вертолёты, так же как сам Валерка в астрономию. Поэтому любое вторжение в его мечту с демонстрацией невежества рассматривалось как кощунство и вызывало бурный протест. На его месте Валерка вел бы себя точно так же, попробуй кто-то соблазнить его приключенческим романом, в котором звёзды – какие-то холодные игрушки. А Луна сделана из голландского сыра и отлично идёт на закуску к коньяку (эту шутку очень любил повторять отец, он коллекционировал не только пословицы, но и вообще любые меткие изречения).

– А ещё большая ерунда тут в том, что закрылки выпустились. Если бы они даже были у вертолёта и могли помочь, то всё равно бы не были должны сработать.

– Почему? – изумился Серёжка.

– Да потому, что мы набиски сломали вертолёт. Как к закрылкам сигнал идёт с панели управления? Сначала электрический ток, потом работает механика. Но сипы обесточили вертолёт, раз отрубился весь пульт. И блокировали механику, раз винт заклинило так, что авторотация его не смогла раскрутить. Так каким же волшебным образом вдруг закрылки отработали?

– Чушь, – резюмировал Ромка.

– Вот-вот. А Олег, что характерно, словно рассчитывал, что эта чушь сработает. Поэтому я и сказал, что похоже на сказочку для малышей. Когда меч-кладенец разрубает танковую броню это нормально. Только главное в жизни с настоящим мечом на танк не бросаться. Не разрубит брони, потому что это уже не сказка.

– Так что же получается, – удивленно спросил Емельянов, – Олег никакой не герой?

– Ну ты и спросил… – вздохнул Никита. – Я так понимаю, что герой – это тот, кто совершил подвиг по-настоящему, по правде. А если подвиг оказывается выдуманный, то героем такого человека назвать нельзя. Так что Олег если и герой, то только сказочный, и не больше. Я вот так думаю. То, что он товарища не бросил в беде – это хорошо. То как он принялся его спасать – вроде как медведь мужика. Знаешь эту историю?

– Не…

– Дружили мужик с медведем. Как-то мужик лег спать, а медведь рядом сидел. И увидел, что мужику на лоб сел комар. Решил тогда медведь другу помочь. Взял дубину да этой дубиной мужика как по лбу треснет.

– Ну и?

– Комара он убил. Но и мужика, правда, тоже.

– Вот про такие случаи народная мудрость и говорит: "услужливый дурак опаснее врага", – снова счел нужным вмешаться Валерка. Отец в подобных случаях всегда вспоминал эту поговорку, и самому Валерке она тоже нравилась. Коротко и точно в цель.

Пионеры расхохотались. Никита видел, что Игорь из последних сил сдерживает рвущееся наружу бешенство. И расчетливо добавил огоньку:

– Я думаю так: учиться надо на настоящих подвигах, а не на выдуманных. Потому что если подвиг такой, что на самом деле его невозможно совершить, то есть опасность, что, оказавшись на месте героя, человек повторит его ошибки вместо правильных действий. Будет шариться по вертолёту в поисках кнопки выпуска закрылок…

– Да кто его, такого знатока, к штурвалу допустит, – пренебрежительно усмехнулся Ромка Лобов.

– Ну, я не знаю, кто допустит, – пожал плечами Никита. – Летягина же допустили…

– Выходит ошибка произошла, – нехотя признался пионер.

– Ошибка? – Никита хитровато посмотрел на Серёжку, тот недовольно насупился. – А меня убеждали, что таких ошибок не бывает.

– В жизни не бывает, – постарался исправиться Ромка, – а в книжках, выходит, случаются иногда.

И вздохнул: понял, насколько неубедительно звучит такое оправдание. Вот только лучшего объяснения у него не было.

– Схалтурил автор, – безжалостно подвел итог Никита. – Всё-таки прежде чем сочинять, надо разобраться в том, что будешь описывать. А то вместо подвига дурь получается. Не знаю, мог ли Степка успеть спасти ребят, тут расчеты посложнее. Но если бы он их стал спасать таким образом, то точно бы угробил.

– Думаешь, Женька винтом бы парашют "затушил"? – предположил Ромка.

– Не знаю, – честно признался Никита. – Надо смотреть, как далеко внизу чувствуется поток воздуха.

Судя по тому, как сморщился Серёжка, до него только сейчас дошла суть проблемы: ведь вращающийся винт вертолёта гонит вниз мощный воздушный поток. Это известно всем, кто хоть раз видел вертолёт хотя бы на экране, не говоря уж про реальную жизнь. Если парашют попадёт в такой поток, то ой-ой-ой…

А он ведь, когда слушал аудио об этом даже и не задумывался. Не до того было: восхищался подвигом Стёпки, спасшего Олега и Пашку от неминуемого плена. Попади ребята в лапы набисок, ой и туго бы им пришлось. И совершенно не тянуло рассуждать, можно ли вообще спасти парашютистов таким образом.

А вот дотошного Никиту потянуло. И очень бы хотелось от его сомнений отмахнуться. Вот только сделать это было можно только в одном случае: доказав ему, что поступая как Стёпка, друзей спасти можно. Вот тогда было бы полное право сказать: "Заткнись и не мешай!", как Ромка заткнул Аннита. Но беда в том, что все сомнения Никиты оказывались обоснованными, а Олег и другие герои аудио чем дальше тем больше представали «ряжеными». Так в народе называли тех, кто когда-то пытался присвоить себе несовершенные подвиги и незаслуженные награды. Таких «героев» откровенно презирали. Серёжка думал, что такие люди остались в далёком прошлом, во временах Серых Войн и даже раньше. Как и подлость вообще. Ну, не приходилось ему никогда в жизни видеть, чтобы так вот нагло и откровенно врали в лицо. Поэтому мальчишка и был уверен, что такого не бывает. Раньше когда-то было, а потом ушло, как и многие другие плохие вещи. Но теперь получалось, что никуда не уходило, а только спряталось, натянув на себя отвратительную маску.

Как же не стыдно так пользоваться доверием и незнанием? Нельзя же за автором поверять каждое слово. Он пишет так. что ему хочется верить, а получается, что поверишь, будешь как его герои – и дела не сделаешь, и всех вокруг подведешь. Подло это – лгать, прикрывая свою ложь тем, что людям особенно дорого, тем, во что верят и потому доверчиво относятся к тем, кто об этом говорит.

И мальчишка чувствовал, как его всё сильнее охватывает злость.

А тем временем спор вокруг аудио про приключения героического Олега Летягина продолжался.

– Есть хороший показатель, – разъяснял Ромка. – Три диаметра винта вниз от днища. Ниже работа винта уже практически не чувствуется.

– Ну и сколько винт у вертолёта, на котором летели Женька со Стёпкой? – спросил Валерка.

– Не знаю, модель не указана, – пожал плечами Лобов. – Мало ли, что разведывательный Ка, они разные бывают.

– Ну всё равно же не меньше трёх метров. Значит, на беседке Стёпка спустился метров на десять. На гибком тросе. Наверняка его там из стороны в сторону ветром качало. И разве может вертолёт снижаться с той же скоростью, что и парашют?

– Да не в этом дело, – досадливо махнул рукой Никита. – Может может, может нет. Тут проверять надо. А есть такая ошибка, что и без проверки ясно: кранты парашютистам.

– Какая ошибка-то? – спросил Емельянов.

– Кресло с ребятами по-любому находится в проекции купола.

Никита быстренько нарисовал прямоугольник, обозначавший парашют-крыло, и небольшой кружок внутри него, соответствовавший креслу.

– Внести из проекции их может только при очень сильном ветре, но тогда и Стёпке в беседке ничего не светит. А если ветра нет, тогда ему до ребят не добраться: трос, на котором он висит, сомнет и потушит купол. Крыло в этом отношении очень неустойчиво, это знает каждый, кто хотя бы раз с ним прыгал.

– А ты прыгал? – спросил Аннит.

– С обычным купольным пару раз прыгал, – ответил Никита. – С крылом ни разу. Это ведь не простой парашют, а специальный. Его главные достоинства – в высокой точности приземления и возможностях управления полётом. А для спасательного парашюта главное совсем не это.

– А что главное? – спросил Серёжка.

– Надежность, конечно. И в этом плане обычный купол даст крылу сто очков вперёд. Там даже если несколько строп порвалось, то всё равно можно нормально приземлится. Если, конечно, не в ряд по краю купола. А вот с крылом такие шутки не проходят.

– Да уж… – пробормотал пионер. Представить себе, что произойдёт с парашютом-крылом при обрыве нескольких строп было несложно. Несложно. Но страшно.

– Присобачить к креслу пилота спасательный парашют-крыло это всё равно что… пассажирскому океанскому кораблю в качестве спасательной шлюпки подвесить гоночный скутер. Можно, конечно, вот только нафига?

Ответом Никите был очередной взрыв смеха. Идею со спасательным скутером пионеры оценили по достоинству.

– А так вообще сказочка как сказочка. Если не воспринимать ее буквально, то даже интересно, – великодушно подвел итог Никита.

И это снисходительное одобрение ужалило Игоря гораздо больнее, чем все предыдущие упреки. Никита словно нарочно старался посильнее унизить Летягина и последней фразой сравнял героя, на которого ровнялись миллионы мальчишек по всей Галактики с каким-то… каким-то…

– То есть, у тебя Олег Летягин кем-то вроде Иванушки-дурачка получается? – словно прочитав мысли Игоря спросил Валерка.

– Мог бы получится. Если все эти глупости про "времени не было", закрылки и парашют-крыло убрать. Просто "по щучьему велению, по Олегову хотенью пусть ляжет перед губернатором планеты подробная карта". Иванушка же не пытался всех убедить, что он великий специалист по моторизации печей. И сказка не предлагает в жизни всерьез рассчитывать на волшебную щуку. А так получается обман какой-то. Словно Олег этот придумал себе подвиг и всех вокруг убеждает, какой он герой.

Серёжка даже вздрогнул внутри от того, как его мысли, оказалось, текли параллельно с мыслями Никиты.

– А то наслушаются в детстве таких сказок, поверят чудесную силу глупости и получается, как на Раде, – добавил Никита. И в комнате вдруг стало тихо-тихо. Наверное, было бы слышно, как звенит комарик, если бы комарик в это время в классе был. Но комара не было, поэтому Серёжка, например, слышал как учащенно бьется в груди собственное сердце.

– Что ты хочешь сказать про Раду? – первым прервал молчание Аннит, единственный человек в классе, не осознавший значения того факта, что у Радослава и Игоря Мурманцевых одна и та же фамилия. Просто потому, что получая направление в штабе, он совсем не придал значения фамилии своего нового командира.

– Хочу сказать, что если бы капитан Мурманцев не глупил, то мог бы стать настоящим героем, – спокойно пояснил Никита.

– Мог бы?! – возмутился Аннит. – Да он и есть герой! Он и его команда совершили подвиг! Как экипаж крейсера «Варяг»!

– "Варяг"?! – в свою очередь напружинился Никита. – Ты вообще хоть что-то про «Варяг» знаешь, кроме названия?

– Про крейсер «Варяг» знает каждый пионер, – включился в разговор Серёжка.

– Хорошо, расскажи, пожалуйста, что известно каждому, – попросил Никита.

– Крейсер «Варяг» и канонерская лодка «Кореец» были блокированы японской эскадрой в нейтральном порту в начале русско-японской войны. Поскольку войну начала Япония, то они смогли напасть неожиданно и заблокировать крейсеру выход из порта. Японцы предложили командиру корабля капитану Рудневу сдаться, обещая всему экипажу жизнь, но он отказался. «Варяг» и «Кореец» пошли на прорыв. Они нанесли врагу серьезный урон. Повредили несколько крейсеров. Потопили один миноносец, но силы были неравны. «Варяг» получил большие повреждения и вернулся в порт, чтобы починить их и попытаться снова прорваться. Но в порту выяснилось, что быстро починить крейсер нереально. И тогда Руднев приказал затопить «Варяг» и «Кореец», чтобы они не достались врагу.

– Так, а вот теперь скажи, зачем капитан Руднев всё это делал? – задал мальчишка следующий вопрос.

– Потому что он был русский офицер, для которого честь и долг были важнее сохранения своей жизни, – отчеканил Серёжка.

– Нет, я не об этом. Я о тактике. Чего он добиться хотел? Просто дорого продать жизнь или чего-то ещё?

– Конечно чего-то ещё. Я же сказал: «Варяг» шел на прорыв. Ты что, не слышал?

– Да, слышал, конечно. Но вот если бы он прорвался, что бы Руднев стал делать дальше?

– Ну, спросил… Не знаю. Наверное, присоединился бы к остальным кораблям русского флота.

– Я тоже так думаю, – кивнул Никита. – Если бы «Варяг» смог вырваться из ловушки, которую ему устроили японцы, то капитан Руднев повел бы крейсер в Порт-Артур или во Владивосток, на соединение с основными силами Тихоокеанской эскадры.

– Ну и? – Серёжка пока что не мог взять в толк ход мыслей товарища.

– А вот как думаешь, если бы японцы предложили бы Рудневу уйти куда угодно без боя, он бы согласился?

– Э… – пионер почесал лохматый затылок. – Наверное, согласился бы. Раз он ради этого прорывался.

– Вот и выходит, что Мурманцев отказался от того, за что погибали моряки-герои на крейсере «Варяг». Так что уж надо выбирать что-то одно: либо Мурамцев сглупил, либо экипаж «Варяга» погибал по-глупому.

– Не надо ничего выбирать, – постаралась примирить разошедшихся мальчишек Ленка. – Оба они герои, просто по-разному. Мурманцев по-своему, Руднев по-своему.

Но Никита явно не был настроен на мировую.

– Что героического сделал Руднев я понимаю: использовал все возможности, чтобы прорваться к главным силам русского флота. А в чем у Муманцева героизм?

– Он добыл для России планету. Не зря же её назвали Радой – в честь него, капитана Радостава Мурманцева, – ответил Димка Салугин.

– Добыл? Минуточку. Разве сейчас на Раде есть хоть один русский солдат или колонист?

– Какая разница? – пожал плечами Аннит. – Сейчас нет, после победы будут.

– Вот именно, что после победы. Чтобы добыть Раду, надо выиграть войну.

– Ты сомневаешься в нашей победе? – Игорь думал, что наконец-то пригвоздил нахального мальчишку. Прижал его так, что отступать некуда. Скажи он «нет» и ребята, не смотря на то, что явно прониклись к нему симпатией, зачислят его во враги. Должны зачислить, не имеют права поступить иначе. Скажет «да», и вот тогда Игорь шаг за шагом медленно и неотвратимо придавит его убийственной логикой.

Но Никита словно не заметил ловушки. Он обошел её легко и изящно, словно походя легкую паутинку смахнул:

– Я сомневаюсь в том, что если была война, то не нужно считать что её солдаты добывали результат победы. Мурманцев добыл России Раду? А те кто, погибали в битвах у Спики и Канопуса, выходит, не при чём?

– Ты перевираешь мои слова, – Игорь сдерживался из последних сил. Негодяй бил по самому дорогому. Мало того, что битвы на орбитах Спики и Канопуса были самыми славными страницами войны с ултами, самыми блестящими победами землян, так ещё и отец Игоря геройски погиб как раз в первом из этих сражений. – Я не говорил что они не при чём. Каждый сделал своё дело. Солдаты участвовали в боях, а Радослав Мурманцев поднял над Радой российский флаг.

– Насколько я помню, это произошло до того, как на планету прилетели улты, – уточнил Никита.

– Ну да, – подтвердил Серёжка.

– Так что тогда мешало Мурманцеву улететь?

– И отдать Раду ултам? – ехидно спросил Аннит.

– Это с какой стати "отдать"? – парировал Никита. – Мало ли какие территории Россия во время войны теряла, но возвращала после победы. Если бы мы отдавали всё, откуда уходили, то и границы у России были бы… Да какие там границы, России бы самой не было. Попробуй, найди на Земле хоть кусочек России, который под чужой властью временно не побывал. И ничего, вернули. И Раду бы вернули, если надо. Или ты сомневаешься?

Последняя фраза была адресована Игорю.

– Что значит "если надо"? – взвился тот.

– Я думаю, что не дело капитана исследовательского космического корабля начинать войны, в которых гибнет по нескольку космических линкоров, – охотно пояснил мальчишка. – Исследовательских кораблей то у России побольше чем линкоров, на каждого такого «героя» не напасешься.

– Да как ты смеешь?!!!

– А что не так? Благодаря Мурманцеву война началась? Началась. Линкоры у Шумерлы уничтожены? Уничтожены. О том, сколько людей погибли, я уж молчу.

– Дурак! – Игоря душила ярость. – Он же не думал, что будет война!

– Это как? Он думал, что улты его попугают и убегут, увидев, что он не испугался?

– А почему нет?

– Потому что это глупо с их стороны.