Текст книги "Переплавка (СИ)"
Автор книги: Алексей Шепелев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 18 страниц)
И больше ничего…
Валерка осторожно приоткрыл глаза.
Они стояли в похожей на внутренности хоккейной шайбы лаборатории, совершенно пустой, если не считать столика в центре, лежащего на нем шара и нависавшего над ним стержня-сталактита (или сталагмита, кто их разберет..). Сколько времени их отделяло от того момента, когда они в её покинули, понять было невозможно. Может быть – секунда, а может и целая вечность. Здесь, глубоко под землей, время ощущалось совершенно иначе, чем на её поверхности.
Можно было бы подумать, что они и вовсе никуда не исчезали, а несколько дней на Сипе были всего лишь игрой не в меру расшалившегося воображения, если бы теперь в лаборатории не было одним человеком больше. Рядом с Никитой стоял Серёжка Клёнов и огромными от удивления глазищами осматривал незнакомое место.
Какое-то время в лаборатории царило растерянное молчание. А потом открылась дверь и в комнату ворвались Воробьёв-старший, Симонов, кто-то ещё из сотрудников института. Ворвались – и застыли на пороге. Лица у них были белее мела, Валерка никогда не видел такой бледности.
И снова повисло долгое молчание, пока его, наконец, не прервал звонкий Никитин голос:
– Папа, это мой друг Серёжка Клёнов. Он немного поживет у нас. Вы ведь с мамой не будете против, правда?
Эпилог.
"– Как у вас там с мерзавцами? Бьют?
Поделом! Ведьмы вас не пугают шабашем?
Но, не правда ли, зло называется злом
Даже там, в добром будущем вашем?
И вовеки веков и во все времена
Трус, предатель – всегда презираем.
Враг есть враг,
И война всё равно есть война.
И темница тесна, и свобода одна.
И всегда на неё уповаем!"
(В.Высоцкий. Баллада о времени)
Подляшье относилось к тем редким уголкам Российской Конфедерации, в которых, на первый взгляд, не было заметно ничего русского. Архитектура здесь была ощутимо иной, «европейской», как бы сказал тот, кто никогда не бывал в Европе западнее российской границы. Православные храмы попадались редко, зато практически в каждой деревне обязательно имелись костелы – с двумя симметричными башенками над фасадом и остроскатной красной черепичной крышей. Все крупные, бросающиеся в глаза вывески были выполнены латиницей на польском языке, так что приезжий откуда-нибудь с Урала или Байкала первое время обязательно шугались от обилия надписей, пока не выяснял, что по-польски это означает «магазин». А на улице вместо русского языка царил местный говор, в котором для человека, не знакомого с другими славянскими языками, кроме русского, непонятными оказывались примерно половина слов и восемьдесят процентов смысла сказанного.
Но это на первый взгляд. На самом деле жители этих мест всегда были готовы прийти на помощь потерявшемуся путешественнику и подробно ответить на все его вопросы. Так что нагрузка на интерактивные информационные киоски, щедро раскиданные по площадям и перекрёсткам населенных пунктов России, в Белостоке была ничуть не выше, чем, например, в Твери или Саратове.
А если и попадался кому гордый «незнатец» русского языка, то уже через четверть часа столкнувшийся с ним человек осознавал, что ему удалось стать очевидцем редкого природного явления, наподобие лунного затмения или метеоритного дождя. Потому что встретить второго такого на пути было решительно невозможно, зато другие местные жители демонстрировали прямо противоположное поведение.
Тем не менее, попавшему сюда в первый раз ориентироваться было всё-таки сложновато, а старший лейтенант Клёнов на двадцать шестом году жизни оказался в Белостоке именно впервые. И найти корчму "Злата рыбка" в пригороде главного города Подляшья стало для него не самой простой задачей, пусть даже название перевода и не требовало. Связываться с Никитой и запрашивать подробную инструкцию очень не хотелось, а вот чья-нибудь посторонняя помощь бы не помешала.
И она пришла. Пришла в лице лейтенанта воздушно-десантного корпуса Адама Пржялковского, подбросившего до авиапорта родного города дальнего родственника, и уже собиравшегося вернуться домой, когда на глаза попался явно потерявший курс офицер морской пехоты.
Всем известно, что для десантников именно морпехи являются главными соперниками. Обставить пехоту или бронемотрных, конечно, приятно, но ничего необычного в этом нет. Как в таких случаях говорят русские "сам Бог велел" голубым беретам быть в этом случае впереди. А вот с беретами черными такие шутки не проходят, они ребята серьезные и сами способны обставить кого хочешь. Чтобы утереть им нос, нужно выложиться изо всех сил, но зато и удовлетворение в случае успеха такое, что мало с чем сравниться.
Но это на службе. А за ее пределами офицер всегда поможет офицеру, какое бы острое соперничество не велось между родами войск. Всё равно вместе они – Российская Армия, а по отдельности – просто непонятно что.
Так что ничего удивительно, что меньше чем через полчаса электромобиль Адама притормозил на площадке перед корчмой.
– Все, доехали. Вот твоя "Золотая рыбка".
– Дзенькую бардзо! – этой фразе Сергей обучился в училище, у однокурсника Славки Модлинского.
– Давай, счастливо!
Старлеи обменялись крепким рукопожатием, после чего Пржялковский поехал домой, а Клёнов прошел внутрь корчмы. Его внимательный взгляд сразу засек братишку, сидевшего за дальним столиком в компании двух коллег.
Коллеги, надо признаться, имели вид весьма колоритный, так с ходу и не скажешь, что ученые-физики. Один словно пришел в корчму из фильмов про конец двадцатого века, когда в России и окрестных странах бушевал разгул преступности. Среди тогдашних «боевиков» (то есть непосредственных исполнителей бандитских налетов и прочих "акций") была весьма популярна стрижка наголо. Если добавить к этому не слишком приветливое выражение лица, то получался вполне готовый актер для такого рода фильма.
Второй коллега тоже был готовым типажом для киноактера, но только о фильмах другой эпохи. Именно такими принято было изображать скандинавских викингов, когда-то в давние времена наводивших ужас чуть ли ни на всю Европу. Светловолосому богатырю с крупными чертами лица не хватало только бороды. А так шлем на голову, секиру в руки – и можно сразу на съемочную площадку.
Никита с его вполне типичной внешностью рядом с такими оригиналами внимание стороннего наблюдателя наверняка бы не привлек, но Сергей сторонним наблюдателем и не был. И, если уж на то пошло, то руководителем лаборатории был именно кандидат физико-математических наук Воробьёв.
– Серёжка! Ну наконец-то!
Заметив пробиравшегося к столику Клёнова, Никита порывисто вскочил со стула, а ещё через несколько секунд они заключили друг друга в плотные объятья. Всё-таки, они не виделись уже больше года: защитив диссертацию, Воробьёв-младший получил место завлаба в Белостокском филиале института квантовой физики Российской Академии Наук и с головой ушел в работу. Даже на день не смог вырваться в Мурмино, когда прошлой осенью лейтенант Клёнов приезжал туда в краткосрочной отпуск. А уж о том, чтобы на выходных заглянуть в Севастополь, где протекала основная часть службы Сергея, и говорить не приходилось.
Между прочим, упорно не желающие менять пояс Койпера на какое-нибудь более близкое к Земле место постоянного проживания друзья-астрономы Валерий Белов и Паоло Вентола, в гостях в Севастополе побывали. Валерка так и вовсе два раза.
– Привет!
– Знакомься. Мои коллеги и вообще мировые ребята. Войцех Ковалевский.
Бритоголовый физик приподнялся и протянул руку.
– Рад познакомится, – в отличие от многих знакомых Сергея, на русском языке польский ученый говорил без малейшего акцента.
– Взаимно.
– А это Хольгер Нильссон.
– О… Представителям Европейской Конфедерации наше почтение…
– Нет, – решительно пояснил Нильссон, крепко пожимая протянутую руку. – Я есть швед, но я есть гражданин России.
– Хольгера я из Университета Тампере переманил, – скромно пояснил Никита.
Все в жизни когда-то случается в первый раз. Разумеется, о финских шведах Сергей был наслышан, но в жизни до сих пор не пересекался.
– А ты быстро добрался, братишка. Я думал, что будешь где-то через полчаса, не раньше, – продолжал Воробьёв.
– Служба у нас такая: появляемся когда не ждут, – не отказал себе в удовольствии пошутить старший лейтенант.
– Получается, успел к началу трансляции. Даже раньше: до матча ещё где-то четверть часа.
Никита потому и попросил Сергея подъехать в корчму, что загодя пообещал коллегам свое участие в просмотре финального матча чемпионата мира по хоккею. Россия в финале для российского болельщика – это событие, которое невозможно пропустить, а уж если соперником оказывается Канада… Не зря же во всех международных соревнованиях по хоккею наряду с государственными сборными участвуют и сборными "исторических регионов, внесших вклад в развитие хоккея".
– Вот и отлично, значит, успел даже на разминку, – улыбнулся Клёнов.
– Точно! Пиво будешь?
– Почему нет? Болеть так болеть.
– Какое?
– Какое у них есть?
– Здесь богатый выбор, – пообещал Никита. Войцех, подтверждая его слова, кивнул бритой головой.
На виртуальном экране в центре стола замигали голубоватые строки меню. Сергей сделал выбор и через минуту официант принес ему полулитровую стеклянную кружку с темным напитком и шапкой белой пены.
– Сразу видно, что вы братья, – усмехнулся Войцех, легким кивком указывая, что выбор Сергея и Никиты по части пива совпал: оба остановились на «Гинесе».
Офицер улыбнулся. Никиту он действительно воспринимал как брата и это было взаимно, точно так же как его родители заменили Серёжке Клёнову настоящих настолько, насколько вообще это дано чужим людям. А может даже и больше. Семьи в новом мире были, откровенно говоря, похлипче, чем в Серёжкином родном, но это отчасти компенсировалось тем, что здесь практически всегда неродные родители любили приемных детей ничуть не меньше, чем своих. Дети очень остро чувствуют любую фальшь, и если бы Серёжка оказался в неравном положении с Никитой, то, конечно бы, это заметил. Конечно, он бы всё равно остался им очень благодарным, но знал бы, что для них он всё-таки чужой. Но ни малейшей фальши он никогда не чувствовал, а потому и сам вскоре стал воспринимать себя членом семьи без всяких оговорок. За исключением того, что не стал менять фамилию: чтобы не случилось в жизни, он всё равно оставался Клёновым и не мог быть никем иным. Да и никто ему отказаться от своей фамилии и не предлагал, даже в шутку.
Но Ковалевский, конечно, этого не мог даже и подозревать. Скорее всего, он не знал о том, что Сергей и Никита не родня по крови (они это никогда не афишировали). И уж точно не догадывался о том, что сидит сейчас за одним столом с тем самым "космическим Маугли", о котором много писали новостные издания всего мира чуть больше десяти лет тому назад.
Секретить информацию о «пришельце», к большому удивлению мальчишки, даже не пытались, наоборот, в ученом мире она обсуждалась очень широко и привела к довольно серьезному прорыву в изучении Вселенной. Правда, в чем именно заключался этот прорыв, Сергей так и не понял, хотя Никита и пытался ему это объяснить. Ясно было лишь то, что до экспедиции в "параллельные миры" ещё далеко.
Но дело было не в том. А в том, что при всей открытости этой новой для Серёжки России, здесь умели охранять личную жизнь. Ни одна публикация о "мальчике из космоса" не раскрывала его имени и места жительства. А самому мальчишке меньше всего хотелось об этом рассказывать. Поэтому даже в Мурмино многие не подозревали о том, что пришелец из далёкого мира и Серёжка Клёнов с Выселок – один и тот же человек. Что уж говорить о более удаленных местах.
– За что мы будем пить? – спросил Хольгер. – У нас не принято пить за победу до финальной сирены. Это есть может спугнуть удачу.
– А я и не думал, что ученые такие суеверные, – по-настоящему удивился Сергей.
– Бывает, бывает, – с притворным вздохом ответил Никита.
– Тогда давайте за Россию, – предложил Войцех. – За Россию, за нашу команду!
– За Россию, за нашу страну! – поддержал Нильссон, поднимая свою кружку.
– За Россию, которая объединяет нас всех! – вставил своё слово Никита.
– За Россию, которой мы все служим, каждый на своем месте! – подвёл итог Сергей.
Стеклянные кружки звонко цокнули, столкнувшись пузатыми стенками.
А на свисавших с потолка панельных экранах, где вот-вот должна была начаться трансляция финального матча чемпионата мира по хоккею, пока ещё шел концерт, составленный старых записей далекого двадцатого века. И словно через года отвечая четырем товарищам, зазвучала песня в исполнении оставшегося на века с Россией Владимира Семёновича Высоцкого.
Я – «Як»-истребитель, мотор мой звенит,
Небо – моя обитель,
А тот, который во мне сидит,
Считает, что он – истребитель.
В этом бою мною «Юнкерс» сбит,
Я сделал с ним что хотел.
А тот, который во мне сидит,
Изрядно мне надоел.
Я в прошлом бою навылет прошит,
Меня механик заштопал,
А тот, который во мне сидит,
Опять заставляет – в штопор.
Из бомбардировщика бомба несёт
Смерть аэродрому,
А кажется – стабилизатор поёт:
"Мир вашему дому!"
Вот сбоку заходит ко мне «Мессершмидт».
Уйду – я устал от ран.
Но тот, который во мне сидит,
Я вижу, – решил: на таран!
Что делает он? Вот сейчас будет взрыв!
Но мне не гореть на песке!
Запреты и скорости все перекрыв,
Я выхожу из пике.
Я – главный, а сзади… Ну чтоб я сгорел! -
Где же он – мой ведомый?
Вот он задымился, кивнул и запел:
"Мир вашему дому!"
И тот, который в моём черепке,
Остался один – и влип.
Меня в заблужденье он ввёл и в пике
Прямо из мёртвой петли.
Он рвёт на себя, и нагрузки – вдвойне.
Эх! Тоже мне, лётчик-ас!
Но снова приходится слушаться мне,
И это в последний раз.
Я больше не буду покорным! Клянусь!
Уж лучше лежать на земле.
Ну что ж он не слышит, как бесится пульс,
Бензин – моя кровь – на нуле?!
Терпенью машины бывает предел, -
И время его истекло.
И тот, который во мне сидел,
Вдруг ткнулся лицом в стекло.
Убит! Наконец-то лечу налегке,
Последние силы жгу.
Но что это, что?! – я в глубоком пике
И выйти никак не могу!
Досадно, что сам я немного успел,
Но пусть повезёт другому.
Выходит, и я напоследок спел:
"Мир вашему дому!"…
МИР ВАШЕМУ ДОМУ!
Москва – Рязань – Солотча —
Мурмино – Королёв – Флоренция —
Бяла-Подляска – Москва
1.09.2009 -9.05.2010
День Знаний – День Победы
