Текст книги "Небесное Сердце-1. Игры с Черной Матерью (СИ)"
Автор книги: Александра, Плотникова
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)
"Я хочу знать, о чём можно так усердно думать".
"Мемуары сочиняю, – съехидничал Скрим. – Для потомков".
Хаотичный фейерверк искр охватил Сердце МЕГа, когда тот пожелал захохотать в голос. Это было неожиданно и странно. Никогда ещё ему не хотелось смеяться.
"Потомки, конечно же, в курсе, где ты. А персонал, конечно же, твой бубнеж передаст, после того как тебя разнесут в хлам".
"Фишка в том, утюжок, что это скорее я не в курсе, где они, – мысленная ухмылка коротким разрядом проскочила по Сердцу и сигналом полетела до соседа. – А ты, оказывается, живой, надо же".
"Что, ты и потомков своих достал?" – по привычке съязвил сто четырнадцатый, обходя все вопросы и замечания в свой адрес.
С прошлыми соседями было скучнее. Кто-то оказался таким же нелюдимым как он сам, кто-то наоборот, был раним как ребенок, задерган болью и пытками. Остальные не шибко отличались от той кучки ТИСов, что приписали к дивизии вместе со Скримом. С такими тем более беседы не о чем вести. А этот чудила начинал нравиться "дракону". Даром что на язвительность и грубость не обижался. Можно было не паясничать и разговаривать так, как хотело Сердце.
"Та не... Я что, упомню каждую девку, с которой тискался, что ли? Где-то Скримчики бегают, да мне мамаши не докладывались".
Расспрашивать соседа о прошлой жизни Скрим не рисковал. Отточенное годами чутье от подобных глупостей предостерегало. Да и вряд ли сто четырнадцатый был бы рад подобным расспросам.
"А... – многозначительно пиликнул МЕГ, сравнив с обрывочно долетевшими до него фразами из "мемуаров". – Ты из этих".
И умолк.
Это трепло успел выболтать о себе столько, сколько все "сослуживцы" со времен полигона не выдавали. И полиморф жадно ловил каждое слово, каждую оговорку, каждую зацепку, надеясь в пустой трепотне выловить хоть крупицу полезного знания. Не интерес подстегивал его, нет! Он слушал всех и вся, везде и всегда, без перерыва. А вдруг хоть одна живая душа обмолвится о том, кто он и откуда? Тогда стало бы легче жить. Может быть, вообще появился бы стимул. Вдруг Кенси прав, и в прошлом он действительно был военным. Ну пошатала его жизнь, потаскала по закоулкам. А мрачные картинки воспоминаний и неосознанное отвращение к пыльным бурям – лишь кошмарный сон, приснившийся на досуге перед этим вот...
Полиморф не знал о себе ничего. Когда-то, в самом начале этого существования, он неосмотрительно терял те осколки памяти, что ещё оставались с ним. Они утекали ломким стеклянным крошевом между железных пальцев, падали на прожжённую насквозь землю полигона и исчезали навсегда.
Их просто удаляли при очередном апгрейде после каждого нового испытания.
Потом он научился молчать. Научился прятаться. Научился возвращаться на корабль "чистым", как новорожденный младенец. Без эмоций, без проблесков памяти, без агрессии. Словно ничего этого никогда не было. И пока хитрость работала – техники не зачищали его кристалл. А значит, он мог учиться, думать.
Развиваться.
"А может оно и лучше – просто быть и ничего не помнить".
"Ага, просто убиться процессором, – ядовито проворчал Скрим. – Вон как эти – нихрена не помнят, только от страха трясутся всё время. Им, наверное, хорошо".
"А как же Во Благо Федерации и Во Имя Сената? – кольнул полиморф. – Вам такую прелесть не внушали? Зря, зря... Я видал счастливцев, кто в это поверил и существовал спокойно, как растение".
"Не смеши мои закрылки, какая Федерация?! – взвился Скрим. – Этот с-с-с... святой человек майор Кантер просто взял меня за... то место, за которое брать не положено, и превратил в вожака этой своры. Выслуга, имена, голоса – всё это брехня собачья, и плевать они на нас хотели! Меня не зачистили, потому что я им нужен, вот и всё. И твой Кенси полный кретин, если верит в эти байки!"
"Заткнись!" – оборвал его сто четырнадцатый.
"Что?!"
"Тише, говорю! Слушать мешаешь!"
На корабле происходило что-то странное. Стояла глубокая условная ночь, тишину должны были нарушать только редкие шаги вахтенных. Но вместо этого слышалась беготня и резкие выкрики. Потом судно вздрогнуло всем своим массивным телом. В ангаре мигнуло ночное освещение.
А потом надсадно и противно взвыла протяжная сирена "желтой тревоги".
Волна страха мгновенно прокатилась по Сердцам. Полиморфы взвыли.
"Нападение?! Атака?! Метеорит?! – хаотично всплескивал Скрим. – Реактор? Пираты?"
"Разгерметизация", – коротко оборвал сто четырнадцатый поток версий. Сирена выла во всех динамиках и в ангаре. Мерзким отвратительным звуком, пробирающим не только людей до костей, но и полиморфов – до последнего шланга с охладителем, до каждого сегмента брони.
Персонал в панике бегал за стенами ангара, спасаясь, следуя предписанным инструкциям. Не надо было гадать или обладать сверхчувствительными звуковыми датчиками чтобы знать, что все кто мог, сейчас спешно покидали корабль в капсулах. Тревогу не включают просто так. Учения сопровождает всегда иной сигнал. Этот же звучал на памяти сто четырнадцатого впервые.
"Куда же они! Эй! Кто нибудь! Отцепите!" – Скрим стал так лихорадочно звать, что полиморф решил, будто у соседа включился голосовой модуль.
"Успокойся" – на пределе собственной выдержки рыкнул он.
"Что?! Да нас же здесь... Нас никто... Да сейчас тут всё в звездную пыль разнесет, а ты мне вещаешь о спокойствии?!"
Светокристаллы Скрима переливались лихорадочным желтым спектром, то и дело менявшим оттенки и темневшим до оранжевого. Он был напуган так, что, не держи его блокиратор, наверное, метался бы по ангару, пытаясь пробить собой стены. Остальные вели себя ещё хуже, наотмашь хлеща страхом во все стороны, гудя и воя без малейших проблесков осознанности.
"Не разнесет".
"Да за что оно мне? – стонал Скрим. – Я надеялся сдохнуть хотя бы в бою. Хотя бы сбитым. Но не в этой идиотской консервной банке в космосе, прикованный к стенке, как шлюха, пособие садиста!"
Он мог бы причитать ещё долго, накручивая сам себя под звуки сирены в алом аварийном свете. Но внезапно что-то иное сдавило его Сердце и его самого, превращая из бестелесного сознания в давно погибшего худощавого человека. Придавило жарко, навалилось огромной тяжестью, зашипело-зарычало низко в самое ухо.
– Нас не разорвет в пыль, – прозвучал голос совсем рядом. Крепкие руки железными клещами стиснули тщедушные плечи и встряхнули Скрима, как пыльный мешок.
А потом наваждение схлынуло. Сигнал сто четырнадцатого донесся как обычно, из его машины.
"Пробой далеко. Системы жизнеобеспечения нашего отсека не повреждены. Герметизация уровня сработала. Ходовой реактор цел. А значит корабль не взорвется".
"Откуда ты..." – Скрим не договорил, предпочтя заткнуться. И так уже глючит, совсем последние мозги порастерял. Лучше и не думать о том, чего сосед вытворять умеет, а чего нет.
"Слышу" – все так же лаконично и грубо отозвался полиморф.
Разумеется, это была сводка данных со всех следящих систем оболочки, запущенных на полную мощность.
Отчёты об окружающей обстановке.
Отчёты о повышенном расходе энергии.
Отчёты о перегреве систем сканирования – игнорировать.
Слуховые анализаторы – отключить.
Может быть, о нас вспомнят...
"Командир", – вдруг раздался с противоположной стойки осмысленный сигнал. Это подал голос пятьсот седьмой, всегда тихий и исполнительный. "Командир, запомни пожалуйста. Меня зовут Дженро".
Что Смерть пришла именно за ним, Кенси понял сразу.
В самом деле, такое, да не понять старому вояке? Через три минуты после того, как сирена сбросила его с кровати, он мчался на мостик, уже зная, что ему не спастись.
Ему казалось, что за эти минуты пролетел час, не меньше.
В первый же миг сон сбежал от сигнала. Ещё три секунды – и он у личного терминала, вызывает старпома на связь. Короткий, лихорадочный разговор, отчет, сброс схемы повреждений на терминал. Сердце гулко стучит в груди, сдавленное первобытным страхом, пока разум осмысливает информацию.
Автоматика сработала четко. Получивший пробоину отсек изолирован, давление воздуха в остальных приведено в норму. Причина? Короткое замыкание, пожар, взрыв. В итоге реактор энергоснабжения дестабилизирован.
В космосе таких случайностей не бывает. Особенно на корабле, пять дней назад прошедшем плановый техосмотр.
Уже на мостике Кенси донесли, что реактор близок к тому, чтобы пойти вразнос. Генерал окончательно уверился в тщательно просчитанной диверсии. Вся эта уйма графиков, панические рапорты экипажа... И почему он думает о смерти и уже готов к ней? Ведь легко ещё можно успеть спастись.
Верно, спастись.
– Внимание всему экипажу! Говорит капитан. Приказываю всем немедленно начать эвакуацию и покинуть корабль.
Теперь всё. Выбор сделан. Прогноз пожарной службы и техников звучал крайне неубедительно, и лучше не рисковать всем экипажем. Тем более, если всё это подстроено, то ни один прогноз не укажет, где может рвануть в следующую секунду.
Метнулся к спасательным капсулам медотсек. Боевая группа и пилоты ушли практически сразу за ними. Как рой мелких мушек разлетались капсулы с экипажем со всех сторон корабля. Выстреливались в космос, уносились на безопасное расстояние. В числе последних покинул мостик старший помощник с руководящим составом.
Кенси по-прежнему оставался на своем посту. Он не боялся. Ни объятия Чёрной Матери, ни безглазого взгляда Смерти.
Где-то там, в недрах корабля, в лабиринтах коммуникаций бригады техников пытались устранить пожары и обуздать реактор. На свой страх и риск, в скафандрах, они делали всё возможное, чтобы спасти корабль. Ведь если удастся погасить реакцию, законсервировать и обезопасить энергоблок, то крейсер ещё будет подлежать ремонту. В противном случае и представлять не хочется как далеко может разлететься пыль флагмана дивизии "Белый шторм".
Джареф Кенси отчего-то не верил в успех. Сгорбившись в капитанском кресле, он смотрел, как перемигиваются мониторы и ждал конца. ИИ корабля монотонно твердил об опасности приятным женским голосом, но генерал его не слышал. Казалось, вечная тишина, царящая снаружи, уже пробралась в душу, заполнила её и нашептывала изнутри о покое. Ещё можно успеть до спасательной капсулы. Но зачем?
Подобные диверсии не проворачиваются без прямого указания сверху. Это значит, что он больше не нужен системе. Это значит, что если он сейчас выберется, система найдет другой способ его убрать.
Так к чему бестолково метаться? Лучше уйти, не прощаясь. И плевать, кто там подсуетился насчет этого замыкания. К звездам такую систему, которая избавляется от честных своих солдат подобным образом.
"Видать, они решили, что я слишком много знаю. Или слишком глубоко сую нос. Сто четырнадцатый, неужели все из-за тебя?.."
Полиморфы!
Генерал встрепенулся и заметался взглядом по мостику. Их же нужно выпустить! Графики, отчеты, тревожные красные метки на схеме корабля. Пожар разрастался. Нет, с мостика их не разблокировать и шлюза в ангаре не открыть. Нужно дойти хотя бы до боевой рубки. Кенси бросил взгляд на монитор. В тот коридор огонь ещё не успел добраться. Можно пройти. Если бежать быстро...
Он сорвался с места, как ошпаренный. Сердце заколотилось в горле, закололо что-то в боку – давно уже старик не бегал, годы брали своё. Задыхаясь, он споткнулся на повороте, сильно, до хромоты, ударился коленом.
"Я успею!"
Корабль содрогнулся. Зловеще заскрежетала переборка. Кенси упорно хромал вперед. До двери в рубку оставалось каких-то двадцать метров.
Но раскаленная волна выгорающего воздуха вышибла секцию переборки. Кусок арматуры ударил генерала в бок, отбросил к стене. Последнее, что увидел Джареф Кенси перед тем, как сгореть заживо – яркая вспышка голубого кристаллического света перед глазами.
"Простите, ребята..."
Толчки прекратились. Освещение все так же ритмично вспухало красным, хоть оптику выключай. Никто больше не бегал. Сканеры сигналили о полном отсутствии биологических объектов в зоне видимости. Техники не пришли. Ни в скафандрах, ни без. Автоматика продолжала работать.
"Они что, нас бросили?" – печально просигналил Скрим.
"Похоже на то", – бесцветно ответил сто четырнадцатый.
Ему тоже было страшно. И всё хуже получалось это скрывать.
"Я так и знал. Так и знал! Сволочи. Ни одной падле верить нельзя!"
"Уймись, не расходуй энергию".
Тонкий, непрерывный сигнал-стон. Остальные молчали. Дженро ушел в спящий режим, предпочтя самоотключение едкому страху.
Активность Сердца – сорок восемь процентов. Коэффициент агрессии – двадцать.
Надо успокоиться. Думай, железная голова, думай.
Корректировка коэффициентов затруднена.
Если бы можно было узнать, что с кораблем...
"Ненавижу их, – зудел Скрим. – Ненавижу их всех. Самих бы их сюда позапихивать – во хохма была бы! Особенно майора Кантера. Уж я бы посмеялся! Особенно, если б у меня была эта его фитюлька с кнопочкой. Хорошо бы посмеялся... Слышь, утюжок, ты тоже эту полигонную крысу видел, да?"
"Прекрати болтать. Дай подумать. Мешаешь".
"Ух ты! Ты ещё и думать умеешь? Вот это апгрейд!"
"Если ты сей же цикл не заткнешься, я шибану тебя током, – злобно прорычал сто четырнадцатый. – Будешь неделю от стенок кристалла отскребаться!"
"Дотянись сначала", – огрызнулся Скрим. Но замолчал.
Теперь, когда его болтовня не отвлекала – можно было сосредоточиться на анализе ситуации и поиске решений. На самом деле, по человеческим меркам это займет немного времени – всего-то каких-то полминуты. Или, если быть точным, двадцать восемь целых три сотых секунды в округлении.
Запрос на подключение к терминалу боевой рубки... Нет доступа.
Ясно, значит, и рубки тоже нет.
Нужную информацию можно получить, подключившись к любому уцелевшему терминалу, они все друг друга дублируют, об этом говорили техники. Конечно, лишь в том случае, если оный терминал не нужно будет взламывать, чтобы получить к нему доступ. И если найти возможность прямого контактного подключения – доступ беспроводного сигнала ограничен рубкой.
Терминал должен быть в операторской. К нему постоянно подключены наши мозги...
"Сопло, ты случаем не хакер?"
"Я че, по-твоему похож на подобного ботана?!" – возмутился Скрим.
"Надо попробовать взломать канал связи с терминалом, через который нас читают и апгрейдят. Тогда будет доступ к данным о том, что творится на корабле".
Сто четырнадцатый понимал, что задача, скорее всего, бессмысленна и нелепа – что они, не предусмотрели подобных попыток, что ли? Но видимость дела избавляла от страха.
Что ж, раз случайных умельцев взлома не найти, осталось попытаться самому. Хакерского опыта у сто четырнадцатого не было, но что если с электронной начинкой собственных мозгов особых знаний и не потребуется?
Запрос на соединение с кораблем. Сигнал проходит, получен отклик.
Уже хорошо.
А это не сложнее чем стучать в соседнюю дверь и открывая её, пробиваться внутрь.
Связь с "базой". Поиск по запросу... Какому? А что тут вообще есть?
В ответ на такой легкомысленный запрос полиморфа погребло под лавиной несистематизированных данных. Пришлось прервать поиск.
Глупо. Надо явно иначе...
Начнем с начала. Вот файловая база, вот последний набор обновлений, которые закачивали техники. Вводные с последнего вылета. Это всё не то. Глубже, надо пробраться глубже.
Что это?
Сознание будто напоролось на стену, а та в свою очередь, мгновенно распознала нарушителя и начала изолировать его.
Это длилось доли мгновения, кратчайшие, неразличимые для человека, но внятные для полиморфа. Отчаянные, как любое сражение.
Обмануть защиту? Прекратить считывание? Выйти на соседнее хранилище данных и попробовать напролом пробиться сразу туда?
А есть ли смысл?
Запрос на объем хранилища данных...
Что?! Да вы издеваетесь.
Это же меньше чем его собственная память.
Запрос на имеющиеся связи с корабельной сетью.
Отсутствуют.
Ну вот и все, хакер недоделанный. Надеялся изобрести упорством новый метод взлома, и выйти в сеть, а попал в "ящик" откуда выходов во внешний мир нет и никогда не было.
Но хотя бы попытался.
Глупо было полагать что создатели системы контроля полиморфов допустят возможность информационного выхода в сеть корабля. Разумеется она делалась автономной, и исключена даже малейшая возможность проникновения во внешний мир. Иначе каждый такой умелец будет испытывать корабельный инфоотдел на прочность и нервы.
Расслабься, наивный. Без прямого доступа к терминалу тебе и пытаться нечего. А с ним тоже неизвестно, что ты будешь делать. Разве что пальцем огромным в него тыкать. В конце концов, ты боевая машина, и сунуть кабель себе в голову или ещё в какое отверстие не поможет.
"Эй, сопло?"
"Чего?.."
"Кончай молиться. Кажется затихает".
"Уверен? Ты чтоль че-то сделал?"
"Мечтай больше... Нет. Но температура окружающей среды падает, а радиация в норме".
"И что?"
"А то, что если так пойдет и дальше, значит, всё потухнет и глядишь, пронесет".
"А нам-то что делать?!"
"Хочешь что нибудь делать... Высылай сигнал бедствия, как обычно".
"Спасают-то с корабля! А мы и так... На какой частоте-то слать?"
"На разных".
Теперь оставалось только ждать. И думать, думать, думать... Бесконечный круговорот мыслей в цифровой пустоте, не подкрепленный ничем, замкнутый сам на себя, сводящий Сердца с ума. Как скоро этот бег иссякнет?..
"Утюжок!"
"Что?"
"Как тебя зовут? Хоть знать буду, с кем помирать выпало".
"Не помню. Называй, как хочешь".
Сигнал сто четырнадцатого оставался равнодушен и ровен. Но Скрим безо всяких цифровых показаний чуял страх напарника, ещё обузданный, но уже грозящий вырваться наружу. И отвлечь его вряд ли получится.
"Ну, значит... Будешь ты Мегом. Всё равно ты один такой".
Тот промолчал. А потом и вовсе ушёл в спящий режим. Скриму не оставалось ничего другого, кроме как последовать его примеру.
4. Шах и...
Из воспоминаний Калэхейна.
То же время, суверенное пространство Борда.
Старший помощник капитана Калэхейн Норий-Ра привычно сидел на своем месте перед обзорной стеной рядом с пустующим креслом навигатора. Основная вахта сейчас пользовалась суточным перерывом и отсыпалась в ближайших к мостику каютах. Дежурная – томилась на рабочих местах в молчаливом ожидании.
Во всю ширину обзорной стены разворачивалась мрачная величественная красота Борда, планеты-спутника газового гиганта Кефейра. Планеты, которую неспроста сравнивали с железным броненосцем. Вот уж действительно, как ещё именовать царство военной мощи и робототехники, где строят самые надёжные корабли, а множество ресурсных колоний обеспечивают Федерацию прочнейшими сплавами. Вернее будет сказать – обеспечивали. Ведь не прошло двух месяцев, как Борд, Флайтон и Роккон отказались от сотрудничества с Федерацией и теперь расплачиваются за столь опрометчивое решение.
Да... Вчерашнее занимательное явление Тридцать Пятой эскадры к границам пространства Борда сложно было назвать космическим сражением. А все потому, что стоило капитану оправиться после того сотрясения, как он был снова вызван "на ковер" в Адмиралтейство.
Старпом вздохнул и взялся теребить пуговицу на воротнике кителя. От нервов не помогало. Зато хоть как-то спасало от бесполезной беготни по мостику.
"Хорошо ещё, что ножи у него летают пока только в каюте и в дверь... А как я буду его успокаивать, если он взбесится прилюдно? – размышлял Калэхейн, поглядывая на свой монитор в ожидании сигнала. – Бедный мальчишка".
Очередной приказ начальства был прост и ясен: в кратчайшие сроки вновь собрать эскадру и выдвинуться к Борду. Без отдыха и уж тем более, без отпуска домой. Адмиралтейство даже готово было в рекордные сроки восполнить все недостающие эскадре боевые единицы.
И только Калэхейн видел, чего стоило родному капитану выполнение этого приказа.
– Я не пойду туда.
В тот день капитан вернулся на борт своего корабля серым от усталости. Когда он спал последний раз? Когда ел нормально, а не на бегу? На свой страх и риск старпом вошел в каюту без стука – и еле сдержал отеческий порыв, еле пресёк желание обнять и спрятать истаявшего до стеклянной хрупкости человека, на котором морально держался весь экипаж. Он метался от стены к стене, как посаженное в клетку животное. Глаза потускнели, как будто выцвели, в волосах зазмеилась ещё одна седая прядь. К горлу старпома подкатил комок страха.
В голосе Лаккомо тонко и угрожающе звенел намёк на срыв.
– Но это невозможно! – невольно всплеснул руками Калэхейн. – Они там сверху сразу вынесут обвинение. Огласят дезертирство. Лаккомо, успокойтесь. Что вы им ответили?
– Что пусть собирают флот, – капитан перестал мерить шагами каюту и плечи его поникли.
– Вот и отлично! – воскликнул Калэхейн с напускной бодростью.
Но страх не уходил. Что случится, если он всё-таки не выдержит? Сорвется, надерзит, кому не надо? Плакала тогда торийская свобода горючими слезами. Потому что вот оно, то хрупкое равновесие, на котором держится мир между федералами и Торией. Стоит, опустив седеющую голову, в синей форме с эмблемой золотого журавля под воротником. На него же подуй сейчас – и пошатнется, свалится. И полетит их шаткий мир с Цинтеррой в Бездну, и даже король Эйнаор, да хранит его Волна и Ветер, всех не спасёт.
– Но я не поведу их туда. Надоело, – сухим бесцветным голосом тихо сказал Лаккомо.
Калэхейн не выдержал. Цепко схватил капитана за плечи и хорошенько встряхнул, как того пятнадцатилетнего мальчишку, который вздумал опустить нос после первого неудачного полета на симуляторе.
– Нет, поведешь, – твердо сказал старший помощник, срываясь на давно позабытый по отношению к Журавлю приказной тон. – И ты доведёшь своё дело до конца. А когда мы всё закончим – тогда радостно и плюнешь им в морды. Но не на полпути. Ты меня понял?
Двумя буравчиками впились фиолетовые глаза в лицо старого лётного наставника. Долго всматривались в зрачки, набираясь сил, ища поддержки и опоры. Потом сверкнули лиловым королевским огнем и вновь наполнились жизнью.
– Понял, – по-прежнему тихо, но уверенно ответил Лаккомо. – Мы пойдем к Борду. Но прикажи экипажу готовить главный калибр "Стремительного".
Ладони, все ещё крепко сжимавшие капитанские плечи, резко похолодели. По спине побежали мурашки.
– Ты что собираешься?..
– Нет, – отрезал Лаккомо. – Не собираюсь. Но я устал плясать под их дудку.
Калэхейну ничего больше не осталось, кроме как кивнуть, принимая приказ к сведению, и выйти.
Потом была отправка домой "жёсткого груза" или, как завуалированно говорили сами торийцы, "зеленых". Всех тех ребят, кто не дожил до этого дня. Письма с соболезнованиями, объяснительные...
А потом экипаж "Стремительного" узнал о новом задании – и началось...
Пошли по устам и внутренней сети корабля отчаянные вздохи. Люди хотели домой, уже почти не скрывая этого. Ведь им же обещали. Даже Калэхейн то и дело слышал тихие разговорчики: кого-то дома заждались, кто-то недовольно шипел – дескать, "эти наверху совсем оборзели". Действительно, что им там, в Адмиралтействе, стоило послать на Борд другую эскадру. Или две других. Да хоть три сразу! Мало их, что ли, болтается по окраинам галактики? Или свет клином сошёлся именно на "Стремительном" и его несчастном капитане с генеральскими погонами? В любых условиях, даже самых жёстких, военнослужащим требуется отдых между рейдами. Неужели Цинтерра наивно полагает, что экипаж флагмана только и делает, что отдыхает, раз на борту имеются бассейн и оранжерея? Пожили бы годик-другой в этой полиарконовой крепости сами... Корабль раз десять успел бы сходить до Тории и обратно, пока тут собирается новый состав эскадры, но нет! Обязали висеть и ждать. Таков, видите ли, порядок, а прихоти экипажа – это лишь прихоти экипажа, и с ними можно и нужно справиться на месте. Любезные власти внизу даже предлагали предоставить торийцам лучшие цинтеррианские гостиницы или ближайшие планетарные курорты на недельку.
Калэхейн лично бывал пару раз на этих, с позволения сказать, "курортах". На одном запомнил только приторно-стерильную воду в искусственном море, да стеклянный купол с нарисованными облаками. Желтый пляжный песок, свежие фрукты и тишина только ещё больше испортили впечатление.
"И почему все считают, что лучший отдых для торийца – непременно море? Да пропади оно пропадом! Я ненавижу воду, а уж дома ею по горло сыт. И тишина эта! Тише только меж звёзд в скафандре. Хочу в толпу, но поцивильней".
На втором курорте море было настоящее. Но всю радость отдыха изо дня в день портили назойливые женщины, у которых, видимо, работа была такая – угождать клиентам во всех отношениях. Вот только они не особо помнили, что по торийским законам женщина может быть у мужчины одна, и её наличие – вообще дар и благодать свыше. А может и не знали. Но все равно старпома достали.
"Курорты они нам предложили вместо возвращения домой... Олухи бездушные. Ещё бы предложили мать родную заменить какой бабой грудастой. Где им тут со своими небоскрёбами услышать, как земля родная под ногами поет при твоём возвращении!"
В общем, экипаж ждал больше, чем обычно и дружно от спуска на планету отказался. Нет, даже при таком моральном упадке работать никто хуже не стал, но мысли о доме витали в воздухе чуть ли не материально...
...И так было, пока Лаккомо не устал и от этого тоже.
Тогда очередным корабельным вечером из всех динамиков донеслось сухое сдержанное сообщение:
– Внимание всему личному составу. Говорит капитан корабля. Тем из вас, кто хочет вернуться на Торию по собственному желанию или по необходимости, приказываю за сегодняшний вечер написать мне рапорт о предоставлении увольнительной. Независимо от ситуации, на Цинтерре завтра будет ожидать транспорт, который за сутки доставит вас домой. "Стремительный" же продолжит участие в боевых действиях с вашими коллегами до окончания войны. На этом всё. Конец связи.
На несколько долгих минут весь корабль затих и почти замер. Люди шептались и ошалело хлопали глазами, не зная, как понять заявление капитана и что с ним делать. Потом смысл и тон сообщения дошел до них. И большинство в один голос заявили: "Да как же можно уйти!"
Лишь несколько десятков человек, скрепя сердце, написали заветный рапорт, всеми силами стараясь извиниться за ту нужду, что гнала их домой. Кого-то дома ждали похороны, кого-то – первые дети, свадьба или болезнь родича.
Лаккомо не прочел ни одного рапорта. Не глядя, он передал весь список имен своему начальнику штаба и распорядился, чтобы этим людям прислали замену.
"Подумаешь дети, – продолжал мысленно ворчать старпом. – У меня пишут, что первый правнук родился. Дожили... Внуки уже в тридцать лет рожают. Эка рань. Торопит их Тория-мать, ох как торопит. Что ли опять беду чует и в сыновьях нуждается? Тысячи лет такого не было, а сейчас как эпидемия на планету напала. Дети вырастать не успевают, а уже своих рожают. Не к добру..."
Когда Лаккомо вновь поднялся на мостик перед вылетом на передовую, его встретили все те же лица. Он даже не удивился. Хотя все-таки сдержал вздох удовлетворения. Он был почти уверен, что ни один человек из основной вахты не уйдет. Никто не посмеет его оставить в такой момент. И дело здесь не только в преданности, с которой смотрели на капитана обитатели мостика. А в чести.
Торийская честь не была пустым звуком. Бросить капитана, бросить Алиетт-Лэ... Значит, предать. И потому, увидев на мостике родные лица, Лаккомо лишь едва заметно улыбнулся.
– Идем к Борду, команда, – тихо бросил он, поднявшись на своё место.
Жаль, не видели в этот миг его глаз высшие чины из Адмиралтейства.
Несколько часов спустя Тридцать Пятая эскадра вынырнула на границе пространства Борда. И не успели командиры кораблей занять предписанные позиции, как получили недвусмысленный приказ – готовиться к новому прыжку. Эфир взорвался возмущением. Что позволяет себе генерал Сан-Вэйв?! Кто дал ему право переиначивать приказы высшего командования? Почему он вздумал на ходу изобретать собственные планы?
Только Калэхейн знал, что никакого плана у Лаккомо на сей раз нет. Знал и молчал. В душе нарастала паника. Старший помощник заранее просил прощения у всех Предков, Духов, Святынь, Истока... и всего, что смог припомнить.
– Всех несогласных с моим текущим приказом я лично сдам под трибунал, – холодно отчеканил в эфир капитан. – Посему прошу уважаемых капитанов заткнуться и следовать указаниям моего навигатора.
Эфир затих. Скандал улегся сам собой. И десять минут спустя эскадра вновь нырнула...
...чтобы дерзко всплыть на самой высокой орбите Борда и дать "Стремительному" навести на планету главный калибр.
– Говорит командующий эскадры Объединенного Космического Флота Федерации генерал Сан-Вэйв, – заговорил на весь эфир капитан, когда связь с властями планеты была установлена. – От лица Лазурного Престола прошу немедленно прекратить все боевые действия против Федерации, отвести от эскадры орудия и предоставить условия для дальнейших переговоров. В противном случае при отказе от выполнения хотя бы одной просьбы я буду вынужден открыть огонь на поражение.
Байки про главный калибр торийского флагмана ходили одна другой страшнее. Пустили их наверняка сами конструкторы и небольшая засекреченная группа обслуживающего персонала. Рассказывали всякое. Одни уверяли, что оно может сжечь в пыль любой корабль. Возможно. Другие, что сжечь дотла планету. Уже тянет на бред. Третьи придумывали ещё более немыслимые теории. Фантазеры! А всё потому, что овеянное ужасами орудие никто не видел. Федералы, что называется, носом землю рыли в попытках узнать технические характеристики, а главное, мощность того, что болтается у них в космосе под боком. Сами торийцы молились о том, чтобы никогда это орудие не применять.
А тут – над Бордом.
Во всей красе.
– Железный броненосец понимает только железный кулак у носа, – пробормотал Калэхейн, разряжая напряжение на мостике, и вытер испарину со лба.
Потекли минуты томительного ожидания. Напряжение, зримое, осязаемое, тягучее, разлилось в воздухе и затащило экипаж в свои сети. Вцепившись взмокшими ладонями в терминалы, люди застыли, как ископаемые насекомые в янтаре. Капитан обратился в статую, и казалось, разучился дышать.
И наконец, в эфире прозвучал долгожданный ответ:
– От лица Верховного Кайена заявляем: Борд согласен на выставленные условия. Корабли Железной стражи отозваны на родину. Дальнейшее обсуждение условий вестников Федерации предлагаем продолжить на планете с соблюдением всех пунктов дипломатической неприкосновенности.
По мостику прокатился всеобщий выдох. Каким-то чудом капитан остался стоять на ногах, экипаж колотила сдерживаемая дрожь. Они позволили себе расслабиться только тогда, когда Золотой Журавль отбыл на переговоры.
– Повоевали... – убирая трясущиеся руки от орудийной панели сказал Даинес.
