Текст книги "Небесное Сердце-1. Игры с Черной Матерью (СИ)"
Автор книги: Александра, Плотникова
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц)
Нога в форменном ботинке ступила на знакомый жёлтый мостик, и Лаккомо очнулся от размышлений, увидев своё отражение в воде через металлическую вязь перил.
Рука привычно отвела в сторону невидимую завесу, и Золотой Журавль перешёл поток, отделяя себя от внешнего мира.
Ветер гулял в стенах Святилища, перебирая розовые листья священных деревьев. В распахнутые настежь окна в куполообразном потолке струился почти осязаемый во влажном воздухе древнего чертога свет. Протяни руку – и поймаешь тончайший нежный шёлк. Мелкие насекомые, пролетая сквозь столбы света, блестели перламутровыми крыльями. Едва слышно журчала вода в канавке, опоясывавшей зал, и в рукотворном озере в центре. Солнце, отражаясь в зеркальной поверхности, бросало причудливые блики на высокий купол и стены. Храм дышал. Молчал. Ждал.
Исток сегодня был спокоен. Широкий, толщиной в пять обхватов столб нежно-лазурного, почти белого света размеренно лился вверх из толщи воды в центре зала. Сложно сказать, почему Лаккомо решил, что свет сегодня сочился "размеренно". Он и сам не мог объяснить себе, почему в голову пришло именно это слово. В нем жило стойкое чувство, что Исток смеётся над ним, стремясь в вышину ровным, гладким потоком. В противовес вынужденной сдержанности Журавля. Штиль – в ответ на сгущающиеся грозовые тучи.
С каждой минутой он начинал всё ярче слышать, о чём поет Исток. И как всегда – старательно гнал эти песни прочь.
"Не хочу. Не буду. Отпусти", – мысленно твердил вице-король. И накатывающее наваждение отступало, пряталось. Вот только с каждым разом отпускало оно всё неохотнее...
– Даэррек.
Сидящий на коленях перед Истоком человек неспешно поднял голову, выходя из медитации, но не повернулся к ученику. На другого гостя он бы не отреагировал вообще.
Лаккомо церемонно поклонился, сложив ладони перед собой особым жестом, и замер в ожидании. Всю жизнь он кланялся только и единственно Учителю.
– Зачем ты пришёл ко мне, ма-тарэй? – лёгким эхом отразился от стен Святилища его мягкий, наполненный теплотой голос.
Как приятно было слышать это обращение. Древнее как мир и неизменное. Лёгкое, домашнее, доброе. Как будто ладонь по голове погладила.
– Мы давно не виделись, – ответил Лаккомо, как положено, не приближаясь без приглашения. – Я решил навестить вас, учитель.
Дрогнул напряженной сталью голос, как несгибаемый клинок. Слишком твёрдый, а потому очень хрупкий. Ох, не такому Даэррек учил своих последних учеников...
Плавно, будто всплывая, мужчина поднялся на ноги, опираясь на шест, и обернулся.
– Ты пришёл не для этого, – без тени сомнения ответил он и бросил свой шест через весь зал прямо в руки Золотому Журавлю. – Защищайся.
Часть 2
Игра. Терпение. Осознание.
1. Мертвая планета.
Архив N С/7984/С/8595. Запись ИИ машины Пректон.
Извлечение данных. Обработка. Воспроизведение.
Глубокий космос. «Искатель».
Год 597 от образования Федеративного Цинтеррианского Содружества.
Личный дневник майора Марина Кхэла.
"Космос добр. Особенно тогда, когда принимаешь его правила игры. Когда следуешь строжайше тем законам, которые он диктует. И когда не боишься.
Страх затуманивает разум, мешает видеть истинную красоту, истинное величие огромных материнских ладоней, которые есть – Космос. Если ты перестанешь бояться, Чёрная Мать бережно понесёт тебя и твой корабль среди звёзд. Без страха ни одна, даже самая вероятная вероятность не приведет к катастрофе. И взамен ты познаешь Чудо.
Вокруг тебя разольётся не пустая, но уютная ночь, озарённая светом миллиардов звёзд. Ты услышишь их голоса, и голоса миллионов планет, что извечно танцуют вальс на орбитах, назначенных им Творением. Ты проникнешь в величайшие тайны Мироздания, если твой ум пытлив достаточно, а сердце умеет отличать изначальную правду от позднейшего вымысла. Ты научишься Видеть, Слышать и Понимать больше, чем дано обычному человеку...
Но берегись! Не дай музыке Космоса ввергнуть тебя в гордыню. Ибо если возгордишься – потеряешь осторожность. И тогда Чёрная Мать сыграет с тобой по своим правилам, и не думай, что выйдешь победителем из этой игры...
О, звезды. Совсем меня с тоски не туда несёт. Хотя, чем ещё заняться в этой дыре, как не сочинением стихов в прозе. Помогает не спятить. Учёные вон, с виду уже все того. Особенно командир...
Тьфу, зарекался же. Короче, если верить хронометру, мы уже двести восемь лет, шесть месяцев и четыре дня тащимся непонятно куда, изображая маленькие консервы в одной большой консервной банке. О конечной точке назначения знает только док, но он никому ничего не говорит. Уверен, в его мозгах спрятана куча запароленной информации. Только её не достанешь, быстрее проц спалишь, причём себе... В итоге я понятия не имею, к чему готовиться мне самому.
Обстановочка на корабле та ещё – напоминает дом скорби на выезде. Консервно-механические шуточки так и сыплются, этот идиот Кирен всё время делает вид, что пристает к Кримке. То по... э-э, по задней части корпуса своей пятерней бамкнет, то недвусмысленно подкалывать начинает. Она его за это лупит по голове чем потяжелее. Он уже два раза ходил к доку с Джасом сенсоры отлаживать. Два придурка... Такое ощущение, что им, чем громче лязг, тем радостнее. Или прикидываются.
Впрочем, прикидываются здесь все, кто как может. Потому что, тхасетт подери, страшно. Страшно, когда тихо. Страшно, когда не нужно говорить, потому что у тебя на это есть радиосигнал. Вайон уже почти не говорит, живого слова от него добьешься хорошо если раз в неделю по делу. Мимику он вообще перестал имитировать, хоть беги при виде этой рожи...
Страшно, когда уже не надо писать, потому что машина запоминает любую твою мысль за тебя. Поэтому я пишу, набирая текст пальцами на экране планшета. Джас собрал такой, чтобы удобно ложился в ладонь. Может быть, если бы другие обзавелись такими, им было бы проще?
В последнее время мы много спим в перерывах между работой. Всё равно делать больше нечего. Все книги перечитаны по сотому разу, ни одна игра неинтересна. Разве что "догони меня гаечный ключ" – об чей загривок громче бамкнет? Сообщения приходить перестали совсем. Неужели нас забыли? Хреново, если так... С правительства станется – запустят какой-нибудь проект, поиграются, а потом решат, что он нерентабелен. Да и с какого перепугу охота искать ксеноцивилизации держалась бы так долго? А для колонизации наверняка уже нашли мирок попроще и подешевле, какая им разница, куда выселять с Цинтерры бедноту, которую нечем кормить? Вот и болтайся мы теперь здесь, как... не скажу как что, пока у корабля реакторы не помрут естественной смертью от износа. Будет весело – дрейфующая в пустоте консервная банка с железными идиотами внутри.
Я уже начинаю подозревать, что моё задание это так, фикция, и департамент попросту от меня избавился... Мы проверяли десятки разных планет, и ничего. Пусто. Просто пусто. Ну, пара из них пригодны для постройки рудников, и что? Это и без нас зонды уже донесли в столицу. Нет, не поверю, что десятки миллиардов юней выброшены в космос просто так. Что-то где-то мы можем найти или должны найти. Учёные даже не представляют, во что ввязались и что мы можем найти... А я представляю? Тоже нет. Вдруг мне не понравится то, что мы найдем? Вдруг я не захочу выполнять приказ?.."
Внимание, входящий сигнал.
Идентификация.
Принять.
"Вайон?"
"Через два часа входим в систему звезды Антагар-32. Сообщи своим и будь готов".
"Хорошо".
Отключился. Чтоб ему... Хоть бы раз поговорил по-человечески!
В коридоре раздался лязг шагов, но Марин не стал покидать свой отсек и попадаться на глаза командиру. В лучшем случае молча пройдет мимо, в худшем – какую-нибудь инструкцию выдаст. В невербальной форме.
Страшно... Страшно становиться машиной. Серебристые стены этой каморки три на четыре шага, в которой умещается лишь оболочка и немногие личные вещи, видели много отчаяния. Иногда Марину начинало казаться, что он никогда не был человеком. Что вся прежняя жизнь – детство, учёба, служба, развод с женой, – всего лишь запрограммированный сон, позволяющий ИИ думать, что он живое существо. В такие минуты Сердце едва не трескалось от напряжения, оболочка истерично сигналила об опасности. Но сторонний наблюдатель увидел бы лишь неподвижную машину с глазами, хаотично меняющими спектр.
К счастью, нарушать чужое уединение на корабле было не принято.
Шаги почти стихли. Марин положил планшет на полку, запустив в эфир сигнал общего сбора и вышел.
Бам-м!
Прямо за дверью свисал наполовину отогнутый кусок подволока вместе с диодом. Крима, вытянувшись на всю возможную высоту, ковырялась в трубах.
– Ты опять перегородила дорогу, – Марин отклонился от куска металла и выставил в сторону полиморфки палец. – Коридор и так-то не больно широкий, а ты тут ещё на всю ширину растащилась.
– Кто-то жаловался, что ему охладители на голову капают, – ехидно заметила та. – Не, я могу свернуться, конечно...
Он махнул рукой. Жест не получился человеческим, слишком плавно сработал сервопривод.
– Заканчивай, скоро тормозим.
– Слышала.
Она всё-таки подвинулась и слегка выпрямила лист обшивки, давая майору пройти. Из дверей по обеим сторонам коридора один за другим показывались члены экипажа. Они возбужденно гудели и жестикулировали. Ещё бы! Планета, какой бы она ни оказалась, всё же лучше, чем бесконечная, до болтиков надоевшая пустота. Все стекались в большой зал перед рубкой, служивший кают-компанией. Входили, рассаживались за планшетным столом в некие подобия кресел – когда-то инженеры постарались сделать всё возможное, чтобы людям было удобно, чтобы они могли как можно полнее чувствовать себя людьми.
Найк Санерран, навигатор, как обычно, норовил пересчитать собой все возможные выступы – почему-то от потрясающей рассеянности его не спасал даже ИИ оболочки. Комо Фир и Ханк Пиерро – физик и химик – так увлеченно о чем-то спорили на закрытой частоте, что их светокристаллы меняли спектр чуть ли не со скоростью стробоскопа. Ксенобиолог Инс Кайл высвистывал какой-то мотивчик собственного сочинения и, запрокинув голову, изображал мечтательное предвкушение. Вояки перешучивались, с лязгом пихая друг друга локтями.
– Ну что, консервы, опять ищем разумных осьминогов?
– Хоть бы не пришлось опять закапываться, как в той пустыне, язви меня в реактор, а сразу понять, что ничего тут нет, и валить...
– Опять ты начинаешь? – полиморф, которого все звали Рики Красавчик, от возмущения вытянул шею на всю длину, пытаясь нависнуть над приятелем. Даже "брови нахмурил".
– А что? – фыркнул тот. – Можно подумать, будто сейчас мы внезапно отыщем что-то новое?
– Песок, камни, и, в лучшем случае, вода, – поддержал его кто-то из солдат. – С цианистым калием каким-нибудь.
– Не, лучше со спиртом. Им контакты хорошо протирать. И оптику от пыли.
– Кто про что, а Кирен – про спирт...
В эфире взрывом электрической "щекотки", калейдоскопом цветных пятен пронеслись волна смеха. Но веселье быстро прервалось тяжёлым тройным лязгом шагов. В кают-компанию вошёл Вайон, а следом за ним – явно недоспавший ворчливый Джаспер и молчаливый Рэтхэм.
Лицевая маска командира не выражала ничего – как обычно. Скупые движения, обусловленные лишь необходимостью. Молчание динамиков. Никакой раскраски на броне – лишь блики белого матового света на гладком, девственно-чистом металле.
Да полно, тот ли это человек, который когда-то мягкой грустной улыбкой встречал их всех каждое утро?
И человек ли? Может быть, экспедицию давным-давно ведет Пректон, а они и не заметили? Команда притихла. Страх поневоле закрадывался в Сердца, сбивал показания, повышал проценты активности. А его кристаллы горели ровно, не меняя оттенок ни на полтона.
– Через час, тридцать девять минут и сорок секунд мы войдем в систему планеты, которой нам предстоит заняться плотно, – голос Вайона звучал негромко и равнодушно, как будто воспроизводил заранее записанный кем-то текст. – Перед отлётом из метрополии поступило предписание подготовить всё необходимое для принятия колонистов. Наша задача – выяснить исходную пригодность планеты, в течение десяти-пятнадцати лет запустить наиболее оптимальную программу терраформирования, выслать отчёт и лететь дальше. После нас пришлют других.
Разочарованное гудение было ему ответом.
– Как летим дальше? – робко пискнул Инс. – Разве мы не повернем домой? Нам же обещали.
– Из Центра не поступало информации об окончании миссии.
От мёртвого ответа команда опустила головы. Им было ясно – это существо не пойдет на уступки, не остановится, не проявит жалости. Оно будет идти вперед, пока не выработает ресурс.
А может, будет идти вперед и даже после того, как угаснет.
– Мы пытаемся выйти на связь регулярно, – подал голос Джаспер. – По инструкции при отсутствии связи полагается выждать десять лет, а после поворачивать. Нам осталось ещё два года, ребята, и идем к ближайшим Воротам. Их немало позади нас успели понатыкать.
– Перед нами планета, – перебил его Вайон. Он опустил левый манипулятор на спинку кресла и склонил набок голову, как будто раздумывал, стоит ему сесть или нет. В конце концов сел с заученной аккуратностью и положил ладони на край стола. – В каталогах она именуется Ланией. Звезда – красный гигант, пригодная для дыхания людей атмосфера наличествует, сезонные колебания температуры незначительно выходят за пределы зоны биологического комфорта. Период обращения вокруг звезды – четыреста тридцать два дня, орбита эллиптическая. Данные получены с автоматических зондов "Следопыт-1" и "Следопыт-2". В архивах имеются сведения о попытках отправить в систему Антагар-32 пилотируемый корабль. Через месяц полёта после выхода из ворот экипаж потерял связь с обжитым пространством. Позднее зонд обнаружил корабль на поверхности Лании с мёртвым экипажем на борту.
Какие любопытные подробности.
О том, что звездолет "Утеха" был всё-таки найден, Марин не знал. Тем более не знал он и о трупах на борту – уровня допуска не хватало. Откуда, в таком случае, это известно командиру?.. Странно.
– Ну что, ребята, начальное торможение включилось, – покровительственным тоном выдал Пирт. – Готовьтесь, на всё про всё у вас сутки. А потом ещё семь дней тормозим.
Команда закивала и стала разбредаться по каютам. Настроение после разговора воцарилось не самое радужное. Напоминание об обратной дороге всколыхнуло в глубинах Сердец страхи и опасения. Что будет с ними, когда – и если – они вернутся на Энвилу? Вырастят ли для них клонов, смогут ли вытащить обратно в живые тела? Или обещания останутся только на бумаге, и их снова забросят в космос, но уже поодиночке? Что если им светит Вечность и безумие?
И может быть, Вайон уже понял это и потому отказался от человечности?
Ответов не было. Каждый в конце концов отбросил эти мысли прочь. А готовиться что? Убрать немногочисленные вещи да сесть куда-нибудь, зафиксировавшись поудобнее – когда полностью заработает обратная тяга, тяжёлые туши от перегрузок неминуемо будет сносить. Кто-то отключился подремать, кто-то вызвал из памяти книгу или любимый фильм, кто-то решил скоротать время за болтовней. И лишь один полиморф слушал космос.
Нет, не в радиодиапазоне.
Отключив все системы внешнего восприятия и оставив лишь тонкую нить связи с процессором, Вайон вслушивался в свою собственную пустоту. В последнее время там не осталось даже снов – только тусклый серый туман или темнота, в которой клубились какие-то образы. Невнятные, неясные, не имевшие отношения к прошлой жизни, они звали куда-то незнакомыми голосами. Но чаще свободный полёт сознания порождал раскалённые шары звезд в окружении безжизненных планет, причудливые туманности, из недр которых доносился вкрадчивый пугающий шепот...
Рассказывать об этом Вайон к стыду своему боялся. Особенно Сайарезу. Тот наверняка вздумает искать какие-нибудь отклонения от нормы, примется диагностировать, замучает предписаниями. Нет уж. Пусть лучше так. Пусть сумасшествие. Оно хоть как-то разбавляет постылую цифровую круговерть. Можно бесконечно изучать переливы красок и форм иллюзорных туманностей. Можно вглядываться в недра иллюзорных солнц, жёлтых, красных, белых, голубых. Можно голоса слушать – иногда они забавны.
Восемь долгих однообразных корабельных дней и ночей... В последние сутки невозможно было повернуть голов без того, чтобы сервоприводы не выли натужно, пытаясь одолеть гигантское давление перегрузки. Игла "Искателя" постепенно замедлялась, свет красного гиганта ухе выхватывал корпус корабля из мрака, выставлял мирозданию напоказ потертости и не до конца выглаженные вмятины на посеревшей от пыли обшивке. Не раз и не два приходилось "Искателю" идти через "минные поля" метеоритных скоплений, бывать на орбитах планет, с которых приходилось драпать со всех двигателей. Не раз трещал от напряжения корпус, трещал и выдерживал. Выдержит и сейчас.
Выдержит и его экипаж.
Процесс торможение завершен. Расчётное время выхода на заданную орбиту – полторы минуты.
Запуск систем внешнего восприятия. Анализ обстановки.
Тяжёлое забытье отпускало неохотно. Возвращаться в цифровую реальность не хотелось, но процессор – штука неумолимая. Вайон очнулся в пилотском кресле, в тесноте рубки, где отключился восемь дней назад. И привычно сдержал собственный внутренний стон. Нет смысла показывать слабость.
– Паршивая планетка, – прогудел Пирт. – Нет здесь никаких разумных осьминогов. И спирта тоже нет...
Картинка на обзорной панели не радовала. Перед камерами внешнего наблюдения проплывал ржаво-рыжий шар, укутанный мутной пеленой облаков. Вряд ли водяных. Вайон не издал ни звука, не шевельнул и пальцем.
Прямое соединение с ИИ корабля. Запрос на запуск сканирующего зонда. Ожидание. Обработка входящей информации. Сброс данных остальным членам экипажа.
Лания была мертва. Кислорода в атмосфере содержалось на тридцать два процента меньше необходимой человеку нормы. Вода почти отсутствовала. Растительность – подавно. Облака оказались пылевой взвесью в плотных слоях атмосферы.
"Ну и кому нужен этот планетарный труп?" – фыркнул Джаспер на общей частоте.
"Опять суставные подшипники десятками менять... – вздохнул док. – Запчасти-то кончаются".
"И не надейтесь, синтезатор сдох качественно, – буркнула Крима. – Или пашем до дому на том, что есть, или разваливаемся, а полиаркона нам не видать".
"Дело дрянь..." – это кто-то из военных.
Вайон молчал. Его процессор скурпулезно обрабатывал данные сканирования километр за километром, квадрат за квадратом. Может быть, не придётся садиться на поверхность? Ведь по большому счету, планета не имеет перспектив, если по каким-то причинам исчезла вода. Чтобы заново наполнить высохшие океаны, потребуются сотни, если не тысячи лет времени, баснословно дорогое оборудования и такие суммы, от которых Цинтерру наверняка жаба задушит. Квадрат за квадратом, километр за километром. Потрескавшиеся русла рек, вогнутые чаши равнин – ложа океанов, старые, осыпающиеся под ударами ветров горные хребты, каменистые ущелья, бродячие барханы...
Страх.
Снизить активность Сердца.
Страх.
Нам не стоит идти туда!
Мы обязаны.
Снизить активность Сердца до шестидесяти процентов. Продолжить обработку данных.
Обнаружен объект небиологического происхождения. Квадрат 3574-12. Детальное сканирование.
Это же «Утеха»!
Эрозия не слишком повредила корабль за века, в сухом воздухе Лании только ветер и пыль могли портить обшивку. Если бы за металл принялась ржавчина, то от него остались бы, в лучшем случае, мелкие обломки.
"Надо будет туда наведаться, – заявил Джас. – Какое-никакое развлечение".
"Тебе интересно на трупы смотреть?"
"Во-первых, не трупы, а мумии. В энвильских музеях они почему-то лежат на всеобщем обозрении и ничего. Во-вторых, там может оказаться полезная для нас информация. Например, намёк на то, почему у нас связи нет".
– Гравитация приемлемая, будем садиться, – сказал Пирт вслух. – Вайон, ищи место.
Я не хочу туда!
Согласие. Поиск по составленной базе данных. Сброс координат.
– Принято.
– Будем садиться, когда точка окажется на дневной стороне.
Первый пилот удивленно загудел, но вслух ничего не сказал – приказ есть приказ.
И снова ожидание... Вайон отключил оптику, не в состоянии больше смотреть на что-либо. Железные морды вокруг, теснота, до оскомины надоевшие приборы. Голоса.
Они видят мой страх по кристаллам. Нет, не должны видеть, это неправильно. Почему я так не хочу спускаться туда? Почему у меня такое чувство, будто кто-то хочет выковырять меня из оболочки? Страшно... Нет, нельзя. Они поймут по цифровым колебаниям. Нельзя, чтобы поняли. Иначе будет хуже. Пректон, ответь мне!
Пректон...
Я схожу с ума? Нет, не может быть. А почему не может? Вполне себе похоже на правду. Схожу с ума и всё тут. А что будет, если они поймут? Отключат?
Хоть бы отключили...
Это бред воспаленного сознания, или он и впрямь ощупывает внутренние стенки кристалла дрожащими пальцами слабых рук? Сотни миллиардов атомов, соединенных в сложные молекулы, в кристаллическую решетку. Решетку. Клетку... По связям-прутьям часто-часто пробегают крохотные голубые молнии, скользят, змеятся во всех направлениях, шипят и трещат. Эти молнии – его безмолвный страж, Пректон. Здесь так холодно. Когда он в последний раз видел солнце? Не чужие звезды, не фильтрованный свет – солнц?..
Слабые пальцы соскальзывают с гладкой стеклянистой поверхности, пронизанной тысячами молний.
И настойчивый входящий сигнал возвращает в обыденную реальность.
– Вайон! Вайон, где ты там витаешь? Условное время.
Как же тяжело. Но он заставил себя собраться, вслушаться в поток данных оболочки, включить оптику... Раскисать нельзя.
Точка.
Уже идёт расчёт посадочной траектории – на более-менее защищённое от песчаных бурь и подходящее по размерам ровное плато. Автопилот вполне может посадить корабль сам, но Пирт, как всегда, не оставляет ему и полшанса. Массивная голова чуть наклонена, манипуляторы на рычагах управления, лицевая маска застыла хмуро. Толчок двигателей – и по пологой дуге корабль скользнул к планете.
Экипаж понятия не имел, что поджидает их на поверхности.
***
Квадрат 3574-12. Планетарные сутки спустя.
Клятый песок! Треклятый красный цвет!
Красное солнце, противно-розоватое небо, отливающий этим же розовым песок. Даже редкие лужи ядреной жижи, попадавшейся в этих местах, казались под солнцем, чтоб её, красным расплавом! Химанализ выявил наличие в её составе неизвестной органической кислоты, и пока Ханк не закончит исследования, полиморфы предпочитали обходить эту "красоту" стороной. Вдруг оно и полиаркон проедает?..
Вот только почему-то сканеры не обнаружили ничего, что могло бы оставлять такие следы. Отсутствие крупной живности на планете никого не удивило. А вот видимое отсутствие бактерий при наличии органических следов – заставило насторожиться.
Компактно сложившись в нечто обтекаемое и включив гравикомпенсаторы, Марин угрюмо скользил метрах в полутора над поверхностью. Рядом, шустро перебирая шестью длинными блестящими "лапами", двигался Вайон в виде подобия жука, плотно пригнанные сегменты брюха не давали песку набиваться внутрь. Передвигаться шагом было невозможно – машины проваливались под собственной тяжестью, вязли в песке, он забивался во все щели, клинил механику. Хуже всего приходилось во время бурь – песок-то кремниевый, чтоб ему. Острый. И ветра на этой гребаной планетке такие, что мама не горюй. Не успеешь добраться до корабля или хотя бы герметично сложиться – конец суставам, мелким деталям, шлангам подачи охладителей. Крупные песчинки превращали в решето даже защитную изоляцию. На высокогорном плато, где приземлился "Искатель", ветра вообще не стихали никогда. Иногда просто усиливались до ураганной мощи.
– Выходим на точку через двадцать минут, – раздался голос командира.
Сканирование местности. Выявление биологических объектов... не обнаружено. Радиационный фон – превышение планетарной нормы на двадцать восемь процентов.
Неужели это фонит разбитый реактор «Утехи»?
– Понял.
Шум двигателей. Ровный монотонный лязг лап. С тем же Джасом можно было бы потрепать языком по дороге. Вайон молчал с упорством робота.
Год за годом космос постепенно вымывал из полиморфов все человеческое. Они перестали изображать мимику, исчезли из обихода человеческие жесты и лишние, ненужные движения. Частая работа в безвоздушной среде отменяла необходимость пользоваться голосовыми модулями. Это настолько угнетало весь экипаж, что полковник Рэтхэм жестким приказом прописал голосовое общение при малейшей возможности. Он буквально заставлял их оставаться людьми. Он прописывал книги и музыку, как пилюли – и радиоэфир наполнялся голосом чтеца, классическими концертами или любимыми песнями.
Но хуже всего было годами не видеть живых человеческих лиц. Порой от невыразительных металлических рож соратников на Марина накатывала чёрная тоска, и он начинал тихо ненавидеть каждого, кто попадался навстречу. Иногда в памяти не к месту всплывала жена, с которой он развелся незадолго до зачисления в проект – теперь уже давным-давно прах, наверное. Родное государство не интересовалось, хочет он в железо или нет. Государству был нужен пригляд сверху за учеными энтузиастами. Тут хочешь не хочешь – а полезай в машину, родимый. А то мало ли, что на уме у полковника медицинской службы Сайареза Тохэ Рэтхэма взыграет...
Полковник поводов к подозрениям не подавал. Да и толку следить? Его связь с сепаратистами доказана так и не была, нелегальные каналы связи он не использовал, да и содействовать им ничем не мог, с другого конца Галактики-то... к тому же за два с лишним столетия с неугодными режиму организациями наверняка разобрались.
Стоп. А если с нами связи нет, потому что самого режима больше нет? Откуда нам знать?
Эта мысль так удивила майора, что он даже притормозил на полсекунды, но опомнился тут же.
Нет, режим не при чем, «Утеха» ведь тоже потеряла связь... Ай, забей, приятель. Все равно возвращение домой не грозит, толку загружать проц ерундой?
В последнее время он, как и все, стал сомневаться в этом. В самом деле, прошло слишком много лет, чтобы прописанные в официальных документах задачи оставались актуальны. Если только не существует неофициальной задачи, на которую намекает его собственный приказ.
Но и в этом он тоже сомневался.
С годами работа в Департаменте вовсе стала тускнеть и казаться неважной, ненужной. Здесь и сейчас была только команда. Общие нужды, общее дело, общие страхи. В стороне оставаться было никак нельзя. Постепенно он начал понимать даже их мудреные разговоры.
Сигнал дальномера отвлек от размышлений. До "Утехи" оставалось сто двадцать метров, её обгорелый нос торчал из-за ближней гряды. Полиморфы остановились на каменистом гребне и огляделись, запустив все сканирующее оборудование. Очередной порыв ветра швырнул в них тучу песка и пыли, но песчинки в этот раз лишь бессильно прошуршали по броне.
Корабль был занесен песком. Взрыв разорвал его пополам, разметав обломки кормовой части на десятки километров. Вторая половина косо торчала из воронки, зияя черным вывороченным нутром.
– М-да, – попытался разрядить обстановку Марин. – При таком падении вряд ли кто-то выжил бы.
Вайон соизволил чуть повернуть голову и покоситься на него. Промолчал. Алое солнце тускло бликовало на его металле, превращая в гротескное порождение этого мертвого мира.
– Нужно добраться туда, – ровно сказал он.
Чего и следовало ожидать. Нет, без толку пытаться его разговорить. И чего я каждый раз надеюсь, как идиот?
Горечь незаслуженной обиды взвинтила проценты активности Сердца. Почему такое равнодушие, за что? Майор силой успокоил себя и ответил не менее ровно:
– Сканер не видит биологических останков снаружи. Для экспертизы придется либо лезть внутрь, либо вскрывать обшивку.
Ну что ж, если ты хочешь разговаривать только о работе – пожалуйста.
– Подобраться можно через большую дыру. Полагаю, мы там пройдем.
На сей раз промолчать решил уже Марин. Разговоры исключительно по делу вгоняли его в ещё большую тоску. И зачем, спрашивается, засорять эфир ненужными фразами, на которые друг все равно не ответит?
А друг ли...
Не дожидаясь Вайона, майор начал медленно продвигаться вперед, тщательно сканируя каждый метр пространства на предмет неприятных неожиданностей.
Что ж ты молчишь, дурак...
Обида и разочарование никуда не делись. Ну почему, за что?! Зачем было называть другом, чтобы потом превратить в пустое место? И ведь поверил, действительно поверил. Особенно там, на Вэл-48, когда пришлось уносить ноги от кислотных дождей, когда оба остались практически без брони. Тогда он понял, что нужен, что, может быть, ради этого человека стоит забыть и о задании... А сейчас что изменилось?
И как меня самого угораздило подписаться на это все...
Активность Сердца – девяносто три процента. Нехватка ресурсов для расширенного сканирования.
Ай...
Снизить активность до тридцати процентов!
Снижение активности... семьдесят два процента.
Я сказал, до тридцати!
Операция невыполнима.
Ну и пошло оно все...
Разозлившись сам на себя, Марин отчаянно ухватился за работу и постарался думать о деле. Корабль этот нервировал его все больше, заставлял врубить на полную мощность всю систему сканеров, датчиков и сенсоров.
Мало ли, что заставило "Утеху" упасть. Не было оплавленной рваной обшивки. Корабль не горел. Да и не похоже, чтобы он взорвался в полете – все обломки лежали очень близко к месту падения. А это означало, что "Утеха" разбилась о поверхность раньше, чем её разворотил взрыв поврежденного реактора.
Позади послышался лязг лап. Вайон спустился с гребня. Его молчаливость иногда начинала пугать Марина, но ведь он, паршивец, не подпускал к себе никого. А все дело наверняка в усталости. Наверное, кончится скоро командир...
Полиарконовый жук неподвижно застыл на скальном гольце, не испуская сигналов и глядя в одну точку. Машина – она и есть машина.
Как же ты устал, наверное. А я даже не узнаю о том дне, когда ты перестанешь быть.
Трансформация. Ручные орудия в боевой режим. Слуховые анализаторы на полную мощность. Переход в режим инфракрасного зрения.
Мало ли...
Тишина. Почти абсолютная. Только шуршат осыпающиеся под ветром песчинки.
– Чисто.
Вайон снялся с места и, перебежав до первых обломков, встал на ноги. Вместе они просунулись мимо торчащих балок в темноту мертвого корабля. Страшно не было. Чего бояться в самом деле, не ходячих же мертвецов! Старый металл скрипел и прогибался под весом машин, приходилось пригибаться, чтобы не задевать головами потолок. Вокруг не попадалось ничего, кроме обломков. Разбитое оборудование, раскиданные тут и там вещи, стоило их задеть – и они разваливались на куски. Двери, ведущие в каюты, были закрыты. Если там и оставались люди, добраться до них полиморфы не могли. Да и не собирались они пока ничего взламывать.
