355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александра Ермакова » Уроки правильной ориентации (СИ) » Текст книги (страница 13)
Уроки правильной ориентации (СИ)
  • Текст добавлен: 1 сентября 2020, 20:30

Текст книги "Уроки правильной ориентации (СИ)"


Автор книги: Александра Ермакова


Соавторы: Ксюша Левина
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Трамвай ’’Желание”

Мы сидим в гостиной большого красивого дома, который все почему-то зовут дачей. Что угодно, но это не дача. Замок разве что или усадебка.

Молчание немного напрягает, потому что Игнат пару минут назад вышел и больше некому поддержать веселье.

Парень оказался ужасно приятным, жизнерадостным, и довёл Нику до икоты своими шутками. Даже мама раскраснелась, а я пропустила половину удачных ремарок мимо ушей.

Игнат чем-то напоминал Аполлонова, но сейчас я точно не готова их сравнивать.

Саша по всем пунктам проигрывает! Из вредности.

И выиграет… по факту!

Великий сидит напротив, его тело напряжено и будто готово к прыжку, как у голодного хищника. И мне, блин, обидно что он зол! До чёртиков обидно.

– Эм… может в настолку? – Игнат спускается со второго этажа по широкой лестнице, с цветастой коробкой в руках.

– Ты шутишь? – заливается смехом мама, с подозрением поглядывая то на Павла, но её жених виновато жмёт плечами, то на виновника её истеричного смеха..

– Мы… из «этих», – Павлу словно неловко от того, что мама не пришла в восторг от идеи. – Играть любим. Как-то купили племяннику. Не Сашке, мелкому племяннику. И в итоге часа три играли все дружно, – признаётся как на духу, но с мелкими паузами.

– Да! В «Шакала», – Игнат падает между мной и Никой на диван. Открывает огромную коробку. – Оставили игру себе, а парню купили в итоге что – то другое. А мы теперь целую коллекцию уже собрали.

Он достаёт из поддона карточки, правила и. огромную карту Европы на жёсткой картонной основе. Раскладывает на журнальном столике между двух диванов.

– Так, ещё раз. Вы играете. – мама пытается реабилитироваться. Поэтому больше не хохочет, но улыбку удерживает: – В детские игры?.. Вы? – уточняет она с лёгким недоверием, будто ждёт признания, что это шутка.

И три рослых мужика, вкючая Сашу, осторожно кивают. И это… смешно! Но мы не смеёмся, а просто пялимся на них.

– А что такого? – жмёт плечами Игнат. – Кто-то играет в компьютерные, а мы в настольные. Это куда веселее, чем вы думаете. Попробуем? – непринуждённо кивает.

Мы переглядываемся с мамой. Жмём плечами, соглашаясь, что это. странновато, чудно, но веселее, чем просто сидеть. Мне в целом без разницы, что делать, лишь бы поскорее всё закончилось и можно было бы уехать домой. А вот Нике затея по душе. Она аж в ладошки хлопает:

– Круто!!! Та-ак! Это «Билет на поезд»? Ронины братья в это играют. Была я как-то на таком их сборище! – потирает руки и придвигается ближе к столику. – Мои, чур, синенькие!

Я ещё не понимаю, о чём речь, а она уже достаёт из коробки набор синих вагончиков. Они крошечные, но весьма детальные. Ника тут выставляет их перед собой ровными рядками, Павел делает то же самое – его вагончики жёлтые, а Саша молча берёт упаковку чёрных.

Ну да! Траурная церемония!

В коробке остаются только зелёные и красные вагоны.

– Игра на пятерых, – чуть виновато поясняет Игнат.

– Супер! Я – наблюдатель! – подхватывает новость мама и с ногами забирается на диван.

– А может лучше я? – кошусь на неё, но мама умоляюще категорично мотает головой.

Проблема ясна… мама слишком обидчива и азартна! Если кто – то начинает выигрывать, у этой женщины напрочь сносит крышу. Так что безопаснее ей пока отсидеться.

– А потом поменяемся, – киваю ей, давая понять, что отмазаться от игры просто так не удасться.

– Да, у нас ещё «Колонизаторы» есть, они на шестерых, – заверяет Игнат и принимается объяснять правила этой игры.

Мы с мамой даже в «Монополию» в детстве не играли, не то что в какие-то игры посложнее, а тут от вида карты хочется начать паниковать.

И самое обидное, что все кроме меня в теме.

Ника тянется за маршрутами и увлечённо изучает карту, а ко мне подсаживается Игнат. Забирает мои карточки и разъясняет на пальцах, как для тугодума.

– Смотри. вот тут у тебя Будапешт. а вот Сочи… – он наклоняется, только я уже в карту не смотрю, мой взгляд прикован к Саше, который сверлит брата недобрым взглядом.

Пусть сверлит, я его не просила мне высказывать всякое разное…

– Поняла? – интересуется Игнат, а Саша самодовольно ухмыляется. Для него не секрет, что я ни слова не слышала.

– Да, – шепчу под нос, понимая, что мне в этой игре ещё достанется.

– Ну. правила я вроде объяснил. Начнём? Кто последний ездил на поезде?

– М-м. – тянет Ника. – Я к бабушке на электричке, где-то месяц назад!

– Я точно нет, – качает головой Саша и снова скользит взглядом по мне.

– Я – нет, – чтобы не пялиться на нового «врага», гляжу на Игната.

– Па, ты же тоже не ездил? Ника первая?

– Да, погнали! – Павел берёт свои карты и кивает Нике. Она радостно готовится делать ход, словно всю жизнь ждала, когда бы в эту чудную игру поиграть.

Мне очевидно, что Игнат ей понравился, но стоит признать… Весёлкиной вообще много кто нравится! Она же неугомонный смерч, готовый влюбляться.

Да ещё Тёма, который так и продолжает морозиться, добавляет перцу происходящему.

– Беру две в тёмную! – объявляет подруга, и у меня три человека впереди, чтобы понять что это вообще значит.

Игроки берут по очереди карты в наборе или со стола, твердят про какие-то там пакгаузы, карты в тёмную и строительство маршрутов. А я. туплю.

Кругу к третьему становится ясно, что в целом не так всё и сложно, только вот оказывается, что тактика выбора маршрутов по принципу «я знаю, что такое Париж» – не особенно рабочая!

Вся Европа быстренько начинает заполняться вражескими вагончиками, а у меня на руках «котлета» из карт и ни одного построенного отрезка.

В ближайший ход нахожу три чёрные карточки и строю «Брест – Париж», понимая, что дальше пойдёт самое «мясо» и буквально тут же. Саша занимает отрезок до Марселя, а потом коварно улыбается.

– А если Саша занял «Париж – Марсель», а мне он нужен. Что.

– Всё, – усмехается Великий и жмёт плечами. – В обход.

– Но там туннели! – упираюсь я.

– Это игра, – он явно очень рад и мои возражения его не особенно волнуют.

– Окей, – цежу сквозь зубы. Стараюсь не выходить из себя, но мамины гены не дают трезво смотреть на вещи. Я копила чёртовы карты и замышлял быстро и изящно закрыть все маршруты, а этот придурок всё испортил.

Ну конечно! Как иначе?

К тому моменту, как Ника радостно кидает на стол три карточки и объявляет, что всё закрыла – моя игра уже испорчена напрочь. Саша даже не строит ничего. Он будто бездумно выставляет вагончики, перекрывая мне путь.

Я иду в Смоленск – и он тут как тут, в Смоленске!

Я в Константинополь – и он, блин, в Константинополь!

Даже короткий путь «Москва – Харьков» – мне приходится обходить через Варшаву!!

Только вот меня это так злит, что даже на возмущения сил нет…

Вся карта заставлена моими вагончиками, огибающими Сашины гадкие огрызки составов, ни к месту раскиданных по карте.

– Вера. это самая непробиваемая тактика, какую я видел! Вы поразительно терпеливы. Может всё-таки воспользуетесь перегоном? – официально-ядовитым тоном обращается ко мне Великий.

– Нет, спасибо, – шиплю сквозь зубы.

– Опустошаю Верин пакгауз, – нарочито спокойно объявляет Саша и забирает все карты, что у меня скопились. – Супер, Вера! – присвистывает поганец, не скрывая злорадства. – Три Джокера и все мне!

– Пользуйся, на здоровье, нечестный человек, – гордо вскидываю голову и смотрю на свои жалкие три вагона.

– М-м. а у Веры-то всего три осталось. Значит конец игры! – объявляет Павел, и Ника разочарованно стонет.

– Я не закрыла пя-ятый. Всего два хода остало-ось.

– Бывает, – улыбается ей Игнат. – Считаем баллы? У кого больше всего маршрутов?

– Я! Я! – пищит Ника.

– Так. держи. А что по самому длинному составу?

– Думаю, что Вера, – отзывается Павел, а я тупо киваю. Не могу оторваться от внимательного взгляда одного противного типа, который всю игру надо мной потешался.

– А. туннели?

– Тоже Вера, сынок! Она пока от Сани убегала пять штук построила! И за переправы, кажется, тоже!

– Саня умеет мотивировать девушек, – смеётся Игнат, а мама прикрывает глаза рукой. Я даже опешиваю на миг:

– Как? У меня? То есть… я? – Когда это я упустила эти моменты? И пока рассматриваю карту, выхватывая свои пути, Игнат роняет:

– Ну что? Ещё разок?

– Меня мама сменит! А я пойду чай сделаю! – И едва успев отмазаться, бегу на кухню.

Убить Веру!

Александр

А Вера на меня злилась. И ненавидела меня. Но игру не бросила и дошла до конца. Ну что ж – смело, отчаянно и глупо. Неужели непонятно – одно дело игры в переодевания, а другое… вполне ощутимое предательство! И пусть я дурак, дебил и недалёкий идиот – продолжаю ревновать даже теперь, когда она всё знает. Продолжаю её почти ненавидеть в ответ на эти яростные взгляды!

Она стоит на кухне у островка и смотрит в одну точку. В руке сжимает нож, которым только что нарезала лимон. Дышит тяжело, будто до кухни бежала, а потом ещё и по ней нарезала пару-тройку кругов.

А мне… хочется подойти и признаться, что всё это глупости, что всё будет хорошо и просто нужно всё обсудить, но. не могу.

Не доверяю я ей. И, наверное, доверять до конца никогда не буду.

Она не знала, что нас двое. Ладно. трое.

– Вера? – не могу удержаться, хочу посмотреть сейчас ей в глаза.

Она вздрагивает – резко поворачивается, с шиком сквозь зубы. По ладони струится струйка алой крови. Она смотрит на это, будто ничего не чувствует и только спустя пару секунд бежит к раковине. Включает воду, затем снова шипит.

– Стой! – бросаюсь к ней, оттаскиваю и настраиваю температуру воды.

В этом доме всегда бежит сначала кипяток, потому нужно ждать, прежде чем совать руки.

Держу Веру за плечи, она неглубоко часто дышит и смотрит полными слёз глазами на порез.

– Пусти меня, – не шипит и не кричит, просто спокойно просит.

Упрямо качаю головой, не сразу поняв, что стоять Вера сможет и без моей помощи. Мы стоим на расстоянии, и когда киваю, она засовывает руку под воду.

– Очень больно?

– Сам как думаешь? – её голос чуть дрожит, но слёз нет.

В такие моменты как этот, жалею, что в жизни не работает как на компьютере – отмена последнего действия.

Я хотел бы. стереть и кладовку, и Веру из своей жизни прямо сейчас. Не просто уйти и забыть, а именно стереть к чертям. Вообще не видеть этого хорошенького лица, которое теперь будто выжжено на моей роговице или где там нужно выжечь что – то, чтобы видеть это день и ночь.

Лучше бы не было кладовки, потому что теперь просто физически трудно про это не думать.

Лучше бы не была она такой милой и неопытной во всём от танцев до секса, чтобы я теперь не чувствовал, что она мне чуть ли не принадлежит.

– Принесу аптечку, – в доме ничего нет, потому оставляю раненную на кухне и иду во двор, в машину.

Вдохнув холодного воздуха, пытаюсь прочистить мозги. Мотаю головой, ерошу волосы, но Вера всё-равно там… Никуда не уходит уже столько времени, а теперь ещё и внутри всё переворачивается и ноет, от невозможности исправить кошмарную ситуацию, в которой мы оказались.

Когда возвращаюсь, она уже сидит на высоком стуле, облокотившись о раковину и внимательно смотрит на порез, будто это какая-то интересная диковинка. А я застываю в дверях и нервно сглатываю.

Видимо чтобы не запачкать кровью, она стянула кофту и осталась в одной только чёрной майке и джинсах.

У неё очень несчастное бледное личико. Из-за чёрных волос всегда казалось, что она бледнее, чем есть на самом деле. Теперь ощущение, что и глаза, и губы ярче обычного и кожа словно восковая.

Вера ужасно красивая, настолько, что снова вскипает жуткая ревность.

Красивая, но доверять ей нельзя.

– Справишься? – протягиваю аптечку.

Она кивает:

– Справлюсь, спасибо, – и смотрит так, что сразу понимаю – пора уносить ноги. Иначе. мы снова начнём ругаться, и я не ручаюсь, что всё закончится хорошо.

– Ты и правда считаешь, что разумно меня презирать?

Уже стою в дверях, спиной к ней, когда настигает этот вопрос.

– А ты?

– Что я? Нам же вместе работать. Мне интересно, что дальше.

– Ничего. Не думаю, что что-то изменится. Справимся как-нибудь.

Ухожу так быстро, как могу, чтобы не видеть больше этого светлого несчастного лица. Она не ожидала, что я тоже имею какие-то претензии к ней. Она ожидала, что буду просить прощения. что ж, самоуверенно. Глупо и самонадеянно!

Играть больше нет никакого желания, но Игнат даже не спрашивает почему. Ника и Карина составляют ему прекрасную компанию, обе в восторге и про Веру не вспоминают, а я прохожу мимо.

Дом большой, просторный и спален предостаточно. Стиль дяди, он обожает монументальные гигантские проекты, и я несусь по длиннющему коридору к своей комнате, чтобы скорее скрыться.

Радуюсь, что нам всем не нужно много времени проводить на одной территории, или выяснять кто где и с кем спит.

Ревность… ревность. Ревность!

Ужасное чувство, особенно когда ревновать приходится таких идиоток как Вера! И особенно, когда предмета твоей ревности в сущности нет. Идиотизм. Но на месте «Великого» мог быть любой! Любой!

Даже обаяшка Игнат бы в два счёта всё обкашлял.

И думать про это не хочется. Верить в это не хо-чет-ся!

Но это так, и даже доказательства не нужны. Одно дело узнать о случившемся от кого-то постороннего, а другое убедиться самому.

Эх, Вера…

Надо же было так прокосячиться. И главное: зачем?

Внутри всё скручивается в тугой узел, всё искрит, как пара оголённых проводов. Хочется сорваться и вытрясти из неё. что? Признание? Оно не нужно. Извинения? Они тоже не нужны.

И зачем кладовка мне была нужна? Я же уже всё знал. Я уже понимал, что она предательница, но не удержался. Не смог остановиться. Теперь ничего не поделаешь…

Игнат входит без стука и хмуро на меня смотрит.

– Всё ок?

– Вы разве не играете? – смотрю на него, и в темноте кажется, что это я сам.

Мы очень похожи. Те же волосы, черты лица. Один рост.

Я неплохо это всё использовал, а теперь становится тошно. Частично Игнат тоже участник истории, он тоже имел отношение к Вере, Валиковой и всей этой мути с кучей телефонов, и теперь ревность обращена даже к нему, к брату, который никаких видов ни на кого не имеет.

– Прервались ненадолго, чтобы налить вина и сделать закусок. Что с Верой?

– Ничего.

– До сих пор болеешь?

– А ты как думаешь?

Вопрос слишком резкий и брат… отстраняется, будто от удара.

– Прости, не собирался тебя нервировать. Спустись, как будешь готов, – и к своему ужасу вижу на губах Игната издевательскую полуулыбку.

Падаю на кровать и пялюсь в потолок несколько минут, прежде чем закрыть глаза и подумать. Трезво. Искренне задуматься, могу ли я всё это исправить без боли и сожалений.

Скорее нет, чем да.

Лучше мне с ней пока не встречаться.

Иначе я её точно придушу.

Два дурака

Вера

Он дико похож на Сашу. И оттого мне хочется иногда себе ущипнуть.

В первую секунду я даже не придала значения тому, что Игнат – просто копия Великого, он показался мне совсем другим из-за более классического стиля одежды и моей зацикленности на одном объекте.

Теперь, в неформальной обстановке, когда мы все пьём вино и болтаем, перемещая по полю города-деревни-дороги и торгуясь за ресурсы в игре, он кажется мне до ужаса знакомым.

Игнат старше, но совсем таким не выглядит. Его лицо более правильное и, пожалуй, если бы я первым встретила именно его – он бы мне не запомнился. Но кажется, будто эти двое не двоюродные, а вполне себе родные.

Саша больше не высовывается, и без него в комнате легче дышать, ровно до того момента, как не осознаю, что Игнат много улыбается Нике, а из-за схожести братьев мне начинает казаться, что это делает Саша.

Клиника!

Абсурд!

Мне хочется разорвать и Аполлонова, и этого. типа, на клочки.

– А вы чем занимаетесь? – спрашивает Ника, расплываясь в улыбке.

– Я шеф-повар, – отвечает Игнат и вся женская часть коллектива удивлённо на него смотрит.

– А мы думали. программист или вроде того.

– Я должен был им стать, но к счастью решил не заниматься тем, что не по мне. Теперь отец понял, что быть шефом не хуже, чем программистом!

– Сынок, давай признаем, что ты просто талантлив. Не каждый смог бы добиться таких успехов, верно?

– Да уж, папа в меня когда-то совсем не верил, а теперь преклоняется перед моими талантами, – смеётся Игнат. Смех кажется тоже до невозможности знакомый, я и в нём слышу Сашу. – Я видите ли, портил ему сковородки, пока учился!

– Да, дело как раз в сковородках! – Павел стучит сына по плечу, а я прикрываю глаза и хочу абстрагироваться, чтобы не видеть в полумраке лица Игната.

При таком освещении мне кажется, что я попала в параллельную вселенную, где меня терзают призраки прошлого.

– Верочка, что насчёт вас? – Павел разворачивается ко мне, и прежде чем бросить кубики, задаёт вопрос: – Чем вы увлечены?

– Кхм… – я не успеваю ответить:

– Вера – поэт! – Ника виснет на моём плече. Она перебрала вина. – Вера пишет зашибенские стихи, а я потом их пою! Да?

– Ну. почти, – приходится сделать вид, что меня не раздражают рассказы Ники о том, какая я волшебная и умная. Подруга любит продавать «мясо», даже не думая о том, кому и зачем. Дай этой даме возможность и она откроет брачное агентство, в котором одиноких не будет вообще!

– Да что вы? Может споёте нам? – Игнат касается Никиной руки и она тот же заливается краской. Дурной знак! теперь подруга из кожи вон вылезет, чтобы усилить эффект. – Ты играешь на фортепиано, Ника?

– Да-а! – она хлопает в ладоши и встаёт с дивана. – У вас есть фортепиано?

– Как ни странно – да. Продавалось вместе с домом, никто не захотел заниматься его вывозом.

– Ник, давай не будем? – прошу я, потому что знаю, какую песню выберет подруга.

– Да ладно тебе! Милая, не вредничай, – она целует меня в обе щеки и тащит с дивана.

Фортепиано искать не нужно, оно тут же, прямо по курсу, заваленное всякими штучками – пылесборниками.

Вот бы было расстроено!

Ника открывает крышку, подняв пылищу, и присвистывает. На клавишах беспорядочно раскиданы стикеры с подсказками, видимо в семье бывших хозяев был ребёнок, которого учили играть. Подруга пытается извлечь какие-то звуки и попутно подпевает, но не моё, аллилуйя. Голос у Ники волшебный и Игнат материализуется раньше, чем я успеваю о нём вспомнить. Ника гордо вскидывает подбородок и продолжает петь чуть громче.

– Это невозможно! – восклицает она. – Ужасный звук.

– Как? – Инат делает глоток вина, смотрит на Нику поверх бокала. – Вы же не про свой голос?

– Нет, – она улыбается, а мне хочется провалиться сквозь землю.

Эти двое флиртуют так легко, как дышат.

Ника снова пробегается по клавишам, извлекая нестройные звуки.

– Если б ты знал… как долго я тебя сегодня ждала, – тихонько поёт она своим низким бархатным голосом. Это не мои строки, увы, но Аду Якушеву мы с девчонками слушаем благодаря Роне, и знаем наизусть. – Ладно, что-то вытянем. Садись со мной, – Ника кивает мне и я падаю на лавочку.

– Ник, давай не моё?

– Почему? Круто же!

– Не хочу… не тут. Давай Ронин романс какой-нибудь, а?…

Ника кивает и откашливается.

– Эм. изменение в репертуаре! Но песне быть, – и обворожительно улыбнувшись Игнату, начинает играть, иногда морщась от фальшивых нот.

А я прикрываю глаза и стараюсь уйти подальше от происходящего хотя-бы мысленно. Я там, в параллельной вселенной, и она прекрасна.

И нет никого противного и злобного. Ура!

Только стоит открыть глаза, и сразу становится неловко. Игнат не столько восхищён, сколько заинтересован. Мама, как обычно, чуть не в слезах. Павел оказался из тех мужчин, что видя бесспорный талант, кивают ему будто сидят в жюри конкурса “Народный артист”, а вот нарисовавшийся в кухонных дверях Саша, застыв, глядит на меня.

Становится неуютно и неловко. Романс “Меня ещё услышишь ты”, ужасно печальный и красивый, а поёт его Ника проникновенно, будто в нём живёт, оттого этот взгляд Великого в самую душу просачивается, ей богу.

– Это прекрасно, Ника! – Игнат отставляет бокал и аплодирует.

– Спасибо, – Ника улыбается, а я встаю с места. Все тут же обращают на меня внимание, как на сумасшедшую, будто я тут отвлекаю народ от чего – то важного своим шевелением.

– Мне в ванну. перебинтовать.

Срываюсь с места и бегу на второй этаж.

За спиной предсказуемые шаги, не сомневалась. Как же хочется на кусочки разорвать того, кто идёт следом.

Меня вывел из себя взгляд Игната на Нику, потому что так на меня смотрел Саша, всякий раз, когда получалось сложное танцевальное движение.

Меня вывел из себя сам Великий, потому что смотрел на меня со смесью ненависти и желания.

Но уже в ванной не нахожу ни моральных ни физических сил захлопнуть дверь перед носом Александра. Мы стоим в темноте, не зажигая свет. Молча сверлим друг друга взглядами.

Теперь мне очевидно, что он – Вампир.

В полумраке, я хорошо это понимаю. И не могу запретить себе хоть одно прикосновение. Едва ощутимо… касаюсь его щеки кончиками пальцев. Это невероятно тепло. И это невероятно приятно, хоть и клинит жутко.

– Что ты делаешь? – его голос сиплый, будто простуженный.

– Прости. Никак не могу смириться, что.

– Вампир?

– Да.

Он не уворачивается, а я касаюсь его щеки снова. Мы никак не можем оторвать друг от друга взгляды и это убивает. Я словно дико тоскую по кому-то кого не могу увидеть, но. вот же он! Рядом. Почему между нами, будто стена. Это же глупо!

– Я тоскую, – почему-то говорю правду, а он холодно усмехается.

Ну до чего же это не мой Великий, и не мой Вампир.

Я не могу понять нравится мне это или нет.

И не могу понять, что именно к нему сейчас чувствую: отторжение или симпатию. Нравится ли мне этот новый персонаж.

И неужели он, дурак, не понимает, что нельзя ревновать к самому себе? Неужели не понимает, в чём причина моей обиды?

Что они оба меня привлекали по вполне понятной причине!?

– Уже?

– К счастью, это не твои проблемы! – стараюсь быть гневной, злой, бешеной. Выходит отлично, потому что меня бесит быть сейчас в позиции обвиняемой. И бесит вся эта череда обманов оставившая меня одинокой.

– Ну точно! Ты быстро сориентируешься и найдёшь себе новую любовь! – он перехватывает меня за талию, приподняв так, что приходится встать на цыпочки. – Я же прав? – рывком поворачивает меня и прижимает спиной к двери. Держит крепко, смотрит зло. И наши лица касаются друг друга. Мы соприкасаемся щеками, носами и

лбами, кажется, что ближе некуда но всё это не кажется странным, только вот слишком… в такой позе хочется его по-це-ло-вать. Просто жизненно необходимо. Но скорее убьюсь, чем сделаю это.

– Зачем ты тут? – мой вопрос его не отрезвляет.

– Как тебе Игнат? – тихо, медленно спрашивает он, будто воркует над моим ухом, будто что-то обещает, нежно и соблазняюще.

– Никак…

– А смотрела на него будто.

– Он похож на тебя, – и это Сашу меняет. Он отпускает мою талию, отходит к раковине и останавливается вцепившись в её края. Я не могу увидеть выражение его лица, но чувствую, как он не то дрожит, не то просто слишком часто дышит. И так только кажется, но он взволнован и это льстит.

– И?

– И ничего. Мне нужно перевязать руку, отойди, – Иду к раковине, но Саша так и остаётся на моём пути. – Ну? – требовательно шикаю.

– Ну? – передразнивает он.

– Какой ты сложный! А можно не быть ребёнком? – спрашиваю очень холодно, очень стервозно, но Саша в ответ смеётся.

– А можно не быть идиоткой? А можно вообще исчезнуть из моей жизни? Желательно вместе с воспоминаниями о тебе?

– Много хочешь, – пихаю его в бок и ищу выключатель, шарю телефонным фонариком, пока не обнаруживаю подсветку над раковиной.

Комнату заливает мягким слабым светом.

Разматываю бинт и спустив воду, пихаю руку под прохладную струю. В стол уплывают кровавые разводы, и мы оба за этим наблюдаем.

– Много, – соглашается он.

– Что тебе нужно? Ты же со мной попрощался!

Да, Вера, топи себя и его…

– Ничего.

– Тогда проваливай! Что за тупые игры? – достаю из заднего кармана заранее приготовленную космопору, найденную в автомобильной аптечке мамы, и зубами открываю упаковку, глядя Саше в глаза.

Он вырывает космопору у меня из рук и сам снимает защитную пленку, а потом крепко держа руку, аккуратно приклеивает.

– Это ты у нас по части игр, – холодно усмехается он.

– А ты по части обманов, – тихо отвечаю я, не найдя более точных слов.

Когда он уходит, мне хочется плакать, снова, снова и снова плакать, будто маленькой невоспитанной девочке, которой в магазине не купили леденец.

Я не прощу его за обман и за Валикову.

Он не простит меня на “измену ” и спор.

Неужели так и будет всегда?..


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю