Текст книги "Уроки правильной ориентации (СИ)"
Автор книги: Александра Ермакова
Соавторы: Ксюша Левина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)
Дона Вера и её два мужа
Замираю напротив Паши, не оборачиваясь к тому, кто остановил танец.
Вампир это или Великий – не важно.
Они оба, чёртовы идиоты!
Один сидел в укрытии и не отсвечивал! А потом самоустранился.
Другой – полный аут, целовал сначала меня, потом Валикову!
А мне быть ни «одной» ни «другой» не в кайф! Я должна быть единственной, а выходит. что всего лишь одна «из».
Чёрти что!
Дышу тяжело, надрывно, Паша топчется рядом. Музыка ещё не закончилась, потому все шушукаются с новой силой.
– Он же Валикову целовал. – слышу откуда-то справа и становится очевидным, что за руку меня схватил Саша.
– Это что? – шепчет он мне в самое ухо.
– Могу спросить тебя о том же!
– А ты можешь НЕ заставлять. – шёпот тревожит короткие волоски, упавшие на лоб и от того кажется, будто Аполлонов меня туда целует сейчас.
Что?
– Меня… – продолжает так тихо и интимно, что хочется врезать.
– Ревновать? – договариваю за него и от моего недовольного фырчанья Сашу, видимо, передёргивает.
Но он не отступает. Придержав меня за плечи, прямо спиной тянет на себя.
– Ты забыл про Валикову? – услужливо напоминаю, не забыв про тонну яда. – Не надоело бегать от одной к другой? Может уже определишься?
– А ты? Может уже определишься? – он отвечает вопросом на вопрос и я хочу его убить ещё сильнее прежнего.
– С чем? – разворачиваюсь к Великому лицом. Он смотрит в глаза, но взгляд не кажется таким уж спокойным.
Он нервничает, пытается выглядеть не таким взволнованным, но вся его дёрганая фигура выдаёт, как бедолагу ломает.
– Ты о чём? – прищуриваюсь в ожидании ответа.
– Не важно, – Великий мотает головой чуть резче, чем следовало бы.
Рывком притягивает меня к себе и начинает двигаться под продолжающую звучать музыку.
Мне бы взбрыкнуть. Ударить копытом. Демонстративно сменить парнёра, но вместо этого. Я отлично его чувствую, знаю движения и могу под него худо-бедно подстраиваться. И это бесит, потому что тело, будто прирученное. в руках нужного ему парнёра.
Саша жаркий, на его лбу капельки пота, в помещении душно и от того, что я ещё не уверена в том, кто он мне порочно и запретно. хорошо.
Интрига мучает не хуже, чем если бы он меня сейчас откровенно соблазнял.
Я хочу знать правду! Хочу, чтобы всё оказалось кончено и в то же время понимаю, что подсела на эту дикость: игру в перевоспитание.
Побеждать и ловить запретного мальчика на влечении к себе – весело. Веселее, чем думала, и заводит сильнее, чем можно представить!
Мы танцуем. уже куда дольше, чем должны были, но останавливаться не особенно хочется да и зачем? Ника понимает накал момента и запускает трек по кругу.
Мы с Сашей. враждуем взглядами, мыслями, движениями. Каждый из нас желает наказать, проучить другого. Но при этом совершенно не горим прервать танец. И это бесконечно прекрасно.
Про телефон и группы со сплетнями явно забыто.
Смотрят только на нас, а насмешливые взгляды теперь получает Валикова.
Чёрт!
Не хорошо это… Не хочу побеждать слабых соперниц! Тем более таких наивных. Тем более так!
Я же понимаю, если Саша НЕ гей, он – мой.
Абсолютно.
Неоспоримо!
Несмотря на глупый, и явно для моих глаз сфотканный, поцелуй!
Валикова мне не соперник. А если он ГЕЙ и это точно – то пошёл он к чёрту, и Валиковой тоже не достанется! Я не знаю, что у них, но у нас с ним сейчас химия, которая сносит к чертями собачьим барьеры нетрадиционной ориентации Великого!
Пусть и танцевальная! Плевать! Он – мой!
Он смотрит только в мои глаза, и я даже не хочу вспоминать кладовочного героя. Он далеко… он не со мной. Он меня не ищет. Я ему не нужна. Чёрт… чёрт…
Танец заканчивается.
Мы тараним друг друга взглядами, остановившись в финальной позе. Мы много раз это репетировали и тут как нельзя лучше ложится. поцелуй. Чёртов поцелуй, которого нет в сценарии, но который нам нужен.
Я отворачиваюсь на одну секунду. Вижу Валикову, которая слегка качает головой из стороны в сторону, будто просит меня этого не делать.
В заднем кармане супер-лосин вибрирует телефон. А я и забыла про него. Смотрелось, наверное, глупо.
Момент изгажен нелепым сигналом.
Зло достаю мобильный. СМС.
Великий недовольно косится на телефон в моей руке, каждое слово видит. Светлые глаза гневно сверкают. Он ничего не говорит, просто отворачивается и уходит.
Вампир: “Жду в нашей кладовке ”
Смотрю по сторонам – Саши уже нет и все уставились на меня, не то как на предательницу, не то как на богиню. Я сейчас очень круто танцевала, как никогда в своей жизни. И я явно «отбила» парня у блондинки-Валиковой, которая уже считалась победительницей. Только вот что ужасно. кто-то считает, что я забрала своё, а кто-то – что отняла чужое.
И я хочу спрятаться.
А вот с кем прятаться – непонятно.
Бежать искать Сашу? Или идти к Вампиру?..
Первый будет растерян, второй – зол.
Первый мне, вроде как, изменил, второй – “самоотвёлся” к чёрту.
Они оба идиоты, но сколько бы я себя не убеждала… на СМС сердце ухнуло в пятки не хуже, чем на танце от близости с Великим. Сколько бы я не клялась ненавидеть Вампира – это так же тщетно, как воспринимать Сашу геем.
Я запуталась. Совершенно!
Я хочу обоих.
А народ вокруг хочу убить за эти взгляды. Меня будто подгоняют.
И я, не будь дурой, первым делом скрываюсь от них в узком тихом коридорчике. Но стоит оказаться в тишине, как тут же крепкая рука сжимает предплечье и тянет меня к себе.
Я в кладовке. И обдумать это мне никто не даёт.
Мамочки… куда же меня ведёт. Это взрыв мозга и я на грани совершить глупость!
Матерь божья, что тут стряслось!
Всё происходит быстро. И то что это Вампир я чувствую сразу, так же как в танце с Великим – тело узнаёт «хозяина» и реагирует раньше, чем его останавливает более рациональный мозг. Оно тянется к господину, хочет его и вся обида, и злость что копились неделю, улетучиваются.
Падла! Что ж со мной такое?!
Меня глючит на этих двоих. Сейчас острее чем когда бы то ни было понимаю эти безумные романы МЖМ, когда выбор так неочевиден, что героиня заявляет: «Дайте два».
Жесть какая-то!
Но гадко другое – то ли оттого, что обещания я никому не давала, то ли оттого, как мне оба искренне стали небезразличны, я не ощущаю ни грамма стыда.
Вообще!
И прекрасно понимаю, что будь тут не Вампир, а Великий, я бы так же извивалась и прижималась, и целовала эти губы.
М-м-м, как же он целуется…
Это просто небо и даже чуток повыше.
Как же. знакомо! Жарко, волнующе он целуется.
Неужели так скучала, что уже клинит?
Всё смешалось… люди, кони. И мне уже кажется, что тот пьяный поцелуй с Сашей был таким же.
Вот почему он мне понравился. Я подсознательно приняла одного за другого. Желаемое за действительное. Так сильно хотела этих губ, что идеализировала Сашу. или нет?
Сомнений много. Приходится всё отбросить подальше, потому что в чём я уверена точно, так это в том, что с меня вероломно сдёргивают топик.
И я не то чтобы не сопротивляюсь, просто нет мотивации сказать «нет». Вообще никаких оправданий отказу.
Вместо этого со стоном прижимаюсь к Вампиру снова. Он алчно мнёт моё тело, точно хочет напрочь сорвать кожу со скелета.
Целуемся дико, громко, и так от этого сладко, что приторный вкус пробирает до нутра. Хочу всегда быть в этом пьяном экстазе, как подсевшая наркоманка.
Для этого сумасшествия и алкоголь не нужен. Только эту губы, руки, и электричество между нами!
Великий. нет, стоп, Вампир. целует крепко, жарко и когда понимаю, что и от бюстгальтера он меня избавляет, зажмуриваюсь.
Нет.
Никто меня вот так не. трогал и не видел. И пусть тут темно, может и к лучшему, что я понятия не имею, кто тот самый «первый».
Мне же хорошо. И я сейчас этому незнакомцу доверяю.
С головой в эту черноту, и поменьше думать!
Я, блин, заслужила.
И это красиво. Это то, чего хотела. Вот такая умница Вера, прочитавшая сотню романтичных книжек! Она получит свою заслуженную кладовку! Зато как в этой кладовке хорошо. только Вера и знает.
Никому не скажет, это её история!
И её Вампир!
И её ночь, которая и так пошла наперекосяк.
Ничего уже ровным счётом не понимаю, просто вслепую окунаюсь во всё происходящее, и радостно отдаюсь течению.
И Вампиру, который избавляя и меня, и себя от остатков одежды, что – то с жаром шепчет, но ничего не обещает. Хочется сказать ему “спасибо”, самой хочется обещать ему всё на свете, лишь бы продолжал.
Завтра – будет завтра.
Тогда и буду себя корить и ненавидеть!
Но это будет потом и, чёрт с ним!
– Как же я тебя ревную… Как же я. Тебя. Ревную… Знала бы ты.
Шепчет Вампир.
– И ненавижу всех, кто может касаться тебя, когда я этого не могу! – упрекает в том, в чём я, между прочим, не виновата!
– Касайся, – шепчу в ответ, и тут же испуганно всхлипываю на порывистое, грубоватое движение. Он прижимает меня к себе, будто хочет обнять и спрятать, а вместо этого. делает то, ради чего мы здесь сегодня собрались.
Ну привет, Вера. Добилась…
Я всхлипываю и пытаюсь расслабиться, чтобы было не так больно, и он останавливается прижавшись своим влажным лбом к моему – такому же влажному.
– Твою ж. – чертыхается глухо.
– Ничего. Всё идеально. пусть даже. кладовка, – горячо заверяю, как со всем согласна.
– Надеюсь, иначе. грохну нас обоих! – обещает, а потом начинает бессистемно рвано целовать, собирая слёзы с моих щёк. И двигается медленно, осторожно, позволяя мне привыкнуть.
В тот момент, когда уже кажется – лучше не станет, я расслабляюсь и принимаю, всё как есть. Наслаждаясь им, и его благодарными, восторженными эмоциями, чуть смазанным, рывковым толчкам. Утопаю в счастливом осознании, что кто-то мною так нечеловечески одержим, что прямо сейчас готов рассыпаться пеплом у моих ног.
Пусть кладовка…
Пусть непонятная поверхность, на которой я сижу.
Пусть не вижу лица моего первого любовника…
Мне становится отчаянно хорошо.
И тогда окончательно расслабляюсь, прижимаюсь крепче, и сама понемногу отдаюсь происходящему, подхватывая этот новый для меня танец.
– Всё хорошо? – уточняет он, почти неслышно.
– Да… да, отлично, – киваю раз, второй, третий в такт его движениям, пока не осознаю, что и сама участвую в процессе.
В какой-то момент уже он просит быть потише.
Теперь я его совращаю. Я нападаю. Я становлюсь дикой и голодной.
Да! Теперь всё встаёт на свои места.
Я кайфую, когда кайфует он, и это самое прекрасное, что со мной происходило когда-либо.
Мне так хорошо, так круто, что всё внутри скручивается от восторга и расслабленно пульсирует, готовясь взрастить в этой новой внутренней вселенной ростки настоящего счастья от первой влюблённости и первого доверия.
Вампир меня злобно и горячо целует, словно вбивает в меня непреложную истину – что я прожила последние минуты в полном беспамятстве и сказке, будто обдолбанная морфинистка.
– Не жалеешь? – его хриплый голос впервые не шепчет. И я застываю от этого звука. Он выворачивает меня наизнанку.
– Нет, – осторожно мотаю головой и склоняюсь к изгибу его шеи, в который всё это время утыкалась.
И теперь с большим смаком его пробую. Знакомо ли?..
Нюхаю его кожу – запах привычно кружит и заставляет кайфовать, но что-то не так. Майка. или толстовка.
Я как ищейка, и он, наверное, поражён, или насторожен. напуган?
– Всё нормально? – он отступает, оставляя в одиночестве и с ошеломляющим крошевом мыслей. Накатывает пустота, какое-то жестокое разочарование с примесью обиды.
– Да, – Спрыгиваю с того, на чём сидела и быстро одеваюсь, чтобы не оказаться в совсем уж глупом положении позже.
Всё быстро, всё уже не так романтично и волшебно.
А потом бросаюсь вслепую, чтобы искать выключатель. Меня трясёт от предвкушения правды. И Вампир мне не мешает, но дышит тяжело, надсадно, шумно.
Он боится. А когда мои пальцы замирают на выключателе, я даже на секунду борюсь с собой, чтобы не уйти.
Дать ему шанс?.. Или нет?
Но меня слишком душит обида. Потому бью по выключателю и обернувшись вжимаюсь в стену за своей спиной. А потом рыдания пробиваются сразу, потоком, и я не могу остановиться. Всхлипываю, а он не идёт меня успокаивать.
– Вот и всё, – произносит он.
Обречённо, точно преступник перед казнью, кивает и застёгивает ширинку.
Вера, Надежда, Любовь и маман…
Мы долго молчим, не отпирая дверь. Привожу себя в порядок, но мне очень хочется в душ. И убивать, немножко. Хотя, когда смотрю на него, понимаю, ни за что бы не убила. Как две сущности одного целого, как два образа двуликого демона – срастаются для меня два мужчины, которых я за эту неделю почти одинаково умудрилась полюбить и возненавидеть.
Я так их обоих презирала, и так ими была заинтригована, что сейчас глядя на этого проклятущего Аполлона Великого – хочу пристрелить, а потом рыдать над трупом, как безутешная Джульетта.
– Посмеялся надо мной? – всё же шиплю на него.
– А ты на меня поспорила! – парирует Саша. Как ни в чём не бывало жмёт плечами, и это почти небрежно.
Мой резерв сил выдержки заканчивается.
Невнятно киваю, поправив волосы, просто потому что не знаю, как себя вести в этой ситуации и куда деть руки… чтобы они не оказались на его шее.
– Значит квиты! – опять киваю. – Но больше мне на глаза не попадайся, – шепчу хрипло, будто схлопотала ларингит.
– Прощай! – и выхожу из каморки, которую больше никогда «нашим местом» не назову, и порог этого дома не переступлю.
– До-очь!? – мама уже в третий раз стучит в дверь ванной, и я нехотя открываю, а потом опять лезу в воду. На полу остаются хлопья пены и лужи воды, успевшей натечь с моих длиннющих волос.
Возникает мысль их… обрезать. Это что, "эффект разведёнки"?
Мельком смотрю в зеркало: тушь расплылась под глазами, лицо красное и опухшее.
Мама тяжко вздыхает и садится на стиральную машинку, и даже не ворчит. Странно.
– Давай как мать дочери… что случилось? – кивает она, и я не могу не улыбнуться.
– Ма-ам, – кидаю в неё пену и, не успев увернуться, она начинает очищать свой бархатный костюм, будто от мыла может остаться пятно. – Ты перепутала. Я – дочь, а ты
– мать!
– Да какая разница? – она небрежно дёргает плечом. – Ну? Вампир или Великий?
– Оба! – выдыхаю, тотчас перестав улыбаться и снова… на глаза набегают непрошенные слёзы.
Мама смотрит с сожалением, но пока не комментирует.
Этого у неё не отнять, в серьёзных ситуациях женщина – кремень, слова лишнего не проронит.
– Ты не представляешь, – шмыгаю носом.
– Пока нет, – соглашает мама, терпеливо ожидая моей исповеди.
– Это вообще один и тот же человек, понимаешь? – выплёвываю так, что мама явно чует скорую истерику, кивает, чтобы меня подбодрить, и я шиплю: – Вампир. Великий. это всё – Саша! Великий, блин, Вампир! – возмущенно замахиваюсь рукой, но возвращая её на край ванны, промахиваюсь… и с плюхом прорезав пенную шапку, поднимаю брызги. – Чёрт! – и это ко всему. – И мало того. он с Валиковой целовался! А я, дура, пока он был «вампиром».
– Стоя-ять! – тянет мама, выставляя перед собой ладонь, и продолжает уже строгим, учительским тоном. – А ну-ка сопли подбери! И что, что один! Хорошо же. А поцелуи. подумаешь! – фыркает надменно. – Он тебе в верности и не клялся!
Какое-то подбадривание – не подбадривание!
– Да понимаешь, я и одного, и второго послать хотела! – бормочу сбивчиво. – И как бы ничего, но. когда узнала, что это один. меня будто родной человек предал! – задыхаюсь от чувств и понимаю, что окончательно в мыслях и желаниях запуталась. —
Он же выходит. я каждого немножко любила. Одного чуть-чуть и второго чуть-чуть. А вместе – полностью! Когда всё на места встало, я сначала будто стала невероятно счастливой, а потом «БУМ» счастье лопнули, и стало жутко пусто, – помолчала, переваривая в который раз свою боль и досаду. – Он. смеялся, мам. Он меня разводил! Он делал вид. он ревновал! Смеялся, ревновал.
– Ты с ним. переспала? – мама зажимает себе рот рукой и округляет глаза. Я от себя в шоке не меньше. Смотрю на неё в ужасе, не зная, чего ждать.
– Вер, я правильно поняла? – уточняет мама.
– А я о чём. – опять раздирают обида и боль.
– Да ты столько протараторила, что. не знаю, – мама жмёт плечами и опускает взгляд на пенные лужи. – Знаешь. Не страшно, правда. Ты же сама сказала, что любила.
Я киваю, но по щекам бегут жгучие слёзы.
– Правда, дочь, тише. Бери себя в руки и поднимай голову. Ты – любила. Ты взрослая. Имеешь право на пробы и ошибки, – в своей манере пытается приободрить мама.
Снова киваю – один из камней, заполонивших душу, катится вниз, освобождая немного места. Дышать становится легче.
– Это не ерунда, конечно, но и не конец жизни, ясно? – опять звучит маман. – Думай о том, что было до того, как узнала правду, как об отдельной странице жизни. Всё что случилось теперь – это другая история, другие персонажи, другой мир. Ясно? – твёрдо и настойчиво твердит она, и от этого решительного тона хочется сворачивать горы. – Всё! Если ему это была игра – отпусти и прости! Ты тоже поиграла, – напоминает беззлобно, но отрезвляюще хлёстко. – Но в любой игре есть победители и проигравшие. Порой победа так горька, что удавиться хочется. А проигрыш слаще победы. Так что не теряй достоинства! Не показывай как тебе больно! Проигрывать нужно уметь! Не нужна ему – пусть валит с миром! Нет больше Вампира, нет больше Великого! – вот умела мама наставить на путь истинный, даже если он тернистый и заминированный. – Смотри на это по-другому! Есть Саша Аполлонов, – раскладывает по полочкам, – и у тебя с ним ничего не было. Поняла? – упирает на меня пристальный взгляд маман. – И ты не будешь прятаться в ванной и рыдать! Ты не будешь размазывать сопли! Ты – честно любила!
– Не честно же… игра, всё чёртова игра! – теперь намеренно бью по воде руками, и пена выплёскивается на пол, а мама скатывается с машинки и встаёт перед ванной на колени, будто в молитве.
– Милая, но чувства-то честные. К Вампиру – честные. Думаю, что и к Саше – тоже. А игра-не игра. Вы оба идиоты. Молодые, импульсивные. Но хорошо, что ты отдавала себе отчёт, что этого человека искренне любишь или, по крайней мере, хочешь. Замечательно, что никто тебя не заставлял и не принуждал. Отлично, если ты правда верила в вас! Значит, всё было не зря! Просто дальше. не упусти кусок жизни из-за пустых слёз и страданий. Право, какая глупость ныть, а тому ли я дала, в самом-то деле?! Соберись. Жизнь длинная, ещё не раз раскатает! Главное – себя уважать и не давать абы кому повода ткнуть носом в грязь. И ещё лучше, расставь все точки и за «перевоспитание» извинись, а дальше пусть катится.
Мне правда легчает.
Киваю, а мама выдыхает. Этот долгий спитч ей явно дался тяжко, она протягивает руку и гладит меня по щеке, ещё что-то обдумывая.
– Меня Павел на дачу позвал, он тут прикупил себе что – то «исключительное», – мягко шепчет. – Поехали? – с милой убедительностью. – На пару дней. Отвлечёмся. Ты сменишь обстановку. Мозгами проветришься. Между прочим, Паша будет не один, его сын и племянник. Можешь девчонок взять. И мне не так страшно будет, и тебе развлекуха. А? Проверим, как нам. новая семья.
– Сын? – тру глаза и шиплю от попавшего в них мыла. – Это тот что где-то там в Штатах кто-то там крутой?
– Да, – кивает с улыбкой мама. – Приехал папку поддержать. А я же Павла просила со мной никаких разговоров про детей! Никаких знакомств и сближения. Нет же… – забывает о моих проблемам маман и начинает о своём. И я понимаю, что это тоже часть терапии… она меня клещами вытаскивает на свет.
– Расслабься уже, мам. Ты и так встряла, – усмехаюсь, а она качает головой. – Ладно, поеду. И Нику позову. Роня, кажется, сильно занята. Пусть твой Павел берёт побольше вина!
– Будет сделано! – подмигивает мама.
Она уходит, а я расслабленно вытягиваю конечности и прислушиваюсь к своему телу.
Оно с обидой не согласно. Оно даже от горячей воды не избавилось от настойчивых воспоминаний. Тело хорошо помнит, что с ним было и оттого хочется содрать с себя кожу…
Как всё глупо. И это со мной-то, умницей Верой?..
Кто бы мне это пол года назад рассказал…
Небо… самолёт… и паденье с него на землю!
Лежу без сна вот уже второй час, и даже бока начинают болеть. Потому встаю и бреду к письменному столу. Горько так, что на кончике языка эта горечь поганая, как само предательство.
Наливаю в стакан тёплый грейпфрутовый сок.
Эх, была бы тут Роня, включила бы она мне Чайковского какого-нибудь.
Была бы тут Ника, сказала бы верные слова.
А был бы тут Саша. я бы им дышала и в нём растворялась…
Предательство.
Был бы тут Сергей Анатольевич, велел бы мне писать.
Ступаю к старому комоду и выворачиваю ящики. Где-то тут старые тетрадки и мои наивные, но почему-то ценные стихи. Их Сергей Анатольевич звал пристойными, а я же сейчас смотрю на корявые строчки и понимаю, что льстил первокурснице, чтобы заманить в свою литературную берлогу.
Лист за листом, комкаю странички, и бросаю в урну.
К чёрту!
Супер романтика, ага! Хранила я себя, выходит. для кладовки!
Как там Ника меня настраивала? Свечи, романтика, шампанское. ага! Такое у каждой второй было. А тут тебе вон как.
Кла-дов-ка! Сколько страсти и вкуса в этом слове.
Чёртов Великий Вампир!
Пинаю комод и глухо вою от боли, а потом падаю за письменный стол.
Глупые идиоты, с дымом и романтикой подоконной.
Пафосно сидят у открытых створок и форточек.
Это так прикольно быть роковой и томной,
А самой краснеть от вида собственных ножек-косточек.
Что сидим? Кого ждём? Твоя остановочка?
Что ж ты размазала тушь по несчастной рожице?
Думала будет «Хилтон», а вышла… кладовочка.
Зато уже всё, случилось. Можешь и не тревожиться.
Глупые люди с дымом и романтикой подоконной…
Могут всегда закурить и молчать в дыму сигаретном Это так классно быть брошенной и влюблённой.
Любить любовью трагичной и безответной.
А я посижу одна сейчас на подоконнике.
Жаль не курю, не пью, да и плакать не хочется.
И каждое утро буду искать тебя в соннике.
И каждый вечер звезду отправлять, полуночницу.
Чтоб ты, паскуда, как я не спал и мучился.
Чтобы трамвай тебя, гада, переехал нафиг!
Чтобы ты там до воя по мне соскучился!
А я. а я.
Закрываю тетрадку, и хватит мне.
Тяжко вздыхаю, смотрю в окно, прикидывая выть мне на луну или спать. Мне нравится то, что вижу. Нравятся эти строчки и я готова продолжать!
А Сергей Анатольевич может идти куда подальше, если ему не понравится. И хоть не придумала рифму последнюю, и крутила-вертела слова, меняла местами, плюнула и пошла спать.
Тело ноет, и чешется будто я лежу в пуху, щекочущем кожу. Отписываюсь Нике по поводу дачи, отправляю в ЧС всех неугодных и закрываю глаза. Утро вечера мудреннее!
Утром мама носится, чтобы собрать всё в дорогу. Нервничает и выглядит нездоровой, поэтому за руль сажусь я. Так даже лучше – за рулём думать о всяком некогда. Мы врубаем погромче музыку и орём в три горла Лолиту, на которую подсела наша пенсионерка-стюардесса.
Ника одетая в “дачный лук”, свитерок-жилеточка-джинсы с дырами, взволнованно щебечет в проигрышах: “Ходит слух, что сын Павла Игнатьевича просто красавчик. Да ещё старше нас на пять лет, а это же самая “сладкая ” разница! Он “айтишник”! Он при деньгах и живёт не где-то там, а в Нью-Йорке! У него всё зашибись. И мама слышала, что свободен, но это не точно, ибо сама она его в глаза не видела!”
Я молчу всю дорогу.
Лишь бы не танцор…
Паркуемся у низенького заборчика из белого частокола.
Ну просто американская мечта. Только лабрадора не хватает!
Вдали виднеется “домик” в три этажа, а к нему вьётся “небрежная” и даже “заросшая” по строгим дизайнерским законам тропинка. А по ней идёт и сам “американский бог”, блондин, два метра ростом, плечи ВО, осанка ВО, борода ВО, костюмчик белый, улыбка
– чисто Г олливуд!
Каким бы идеальным я не представляла Павла, настолько роскошного мужчину – не ждала. И вот идёт мамин ухажёр, а следом появляется и его сын.
И по-новой.
Блондин! Два метра ростом! Плечи ВО! Осанка ВО! Костюмчик белый. Улыбка – чисто Голливуд!
– Да их что, на фабрике “Парамаунт пикчерс” в инкубаторе растят? – читает мои мысли Ника, а я зачарованно киваю.
– Ждём племянника, – сквозь милый оскал, бормочет маман.
Дубль три!
Да ну на… Быть того не может!
Блондин… хотя была уверена, что цвет скорее пшеничный, но сейчас вижу, он чу-уть темнее, чем у родственничков.
Рост. ну предположим два метра, хотя казался пониже. Правда, смотря с какого ракурса и при каком освещении.
Плечи? Опять-таки зависит от образа. Но да, неплохие.
Осанка. ну танцору ли на это жаловаться?
Костюмчик? Тут промашка. Драные джинсы и худи, но видели мы и без худи и в костюмчике.
Улыбка? Сползает напрочь…
– Ми-илая! – грозный большой мужчина с голливудской улыбкой тянет к маме руки и она, едва успев прошипеть в сторону Аполлонова “твою мать!”, выпархивает из машины.
Ника идёт следом. Я пока жду. Считаю до пяти и смотрю на замершую стрелку тахометра.
Три… два… один…
Выхожу из машины и даю себе обещание… ни-за-что не портить никому выходные. Ни-за-что не поддаваться на провокации и держать нос так высоко, как смогу.
– Привет, Вера, – улыбается мамин бог, я молча киваю.
– Та-ак, это мой сын. Игнат!
– Привет, Игнат, – хором произносим мы с Никой.
– А это прямо-таки второй сын! Племянник – Александр.
– Знакомы, – киваю я.
– Одногруппники, – подтверждает Ника.
– Партнёры. – шипит, и почему-то злобно, Саша. – По танцам.
– Так это же прекрасно! – Павел Игнатьевич воздевает руки к небу и делает вид, что благодарит его за это чудесное совпадение.
Глаза Саши опасно сощурены, он меня действительно ненавидит в ответ. Он. Меня?? Растерянно моргаю и даже не сразу следую за остальными в дом.
Великий тоже не торопится, ждёт, когда нас перестанут слышать, а потом ловко упирается руками в тачку, прижав меня к ней.
Он и правда в ярости. Это не милый мальчик-гей-танцор, это не страстный мальчик-натурал-Вампир. Я парня, стоящего так мучительно близко, вообще не знаю.
– Не смей портить своими выкрутасами выходные! – шипит он, и этот тон как ушат воды со льдом.
– Ты о****л?? Какого х** мне указываешь таким тоном? – я вне себя и трепет от близости, как рукой снимает.
– Да ладно, разыграешь дурочку. – нейтрально продолжает он, глядя не на меня, а куда-то за спину, будто избегает. – Ты же такая несчастная, бедная, обманутая девочка. Которой даже в голову не пришло.
Он склоняется и теперь шепчет мне в самое ухо, так словно мы любовники, будто у нас не разборка, а свидание.
– …что целоваться с одним, а перевоспитывать и соблазнять другого – плохо! Что, Вера-ой-я-отправила-фото-в-белье, хоть немного стыдно?
Шумно сглатываю и отчаянно качаю головой. Челюсти сжаты так, что больно. Меня колотит, глаза наливаются слезами обиды и ярости.
Ненавижу его! Ненавижу!!
– Ты… – от первого же слова оставляют силы и слёзы всё-таки бегут по щекам, но не истеричные – злые. И моё шипение гневное настолько, что он отступает. – Ты. целовался с Валиковой. Ты надо мной смеялся, ты меня. использовал. Ты просто. обманщик!
– Не хуже твоего! – он говорит тихо и меня будто пронзают острые ножи.
– Ненавижу тебя. поверить не могу, что.
–. что ты могла на меня поспорить!
–. что ты мог так нагло врать!
–. что ты могла изменять.
–. ты ничего мне не обещал!
–. ты никогда не была со мной честна!
– Я. в тебя. влюбилась, придурок!
Моя рука взлетает раньше чем думаю, и пощёчина, кажется, сгоняет птиц с ближайших деревьев. Звук громкий, а ладонь жжёт, точно в огне.
Пока Великий в недоумении прижимает руку к щеке, освобождаюсь от тесного плена и отступаю в сторону. Саша глядит на меня обречённо, будто теперь окончательно потерял.
– Спасибо, что сообщила. Интересно, кому из нас ты бы это охотнее сказала? Гею или безликому парню из кладовки? – стегает презрением и уходит, миновав дом, куда-то на территорию дачи. А я утыкаюсь лбом в гладкий бок машины и перевожу дух.
Призналась. А он ушёл.
Придурок.
Какой же он придурок!
Примечание:
– Ты о****л?? Какого х** мне указываешь таким тоном? но-но! Вера не выражается (почти):
– Ты обалдел?? Какого хрена мне указываешь таким тоном?
