Текст книги "Из золотых полей"
Автор книги: Александра Рипли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 33 страниц)
Глава
Чесс аккуратно сложила письмо Нэйта вдвое, потом вчетверо, как будто уменьшая его размер, она могла ослабить ту дурную весть, которая в нем содержалась.
«В такое время я должна находиться рядом с ним», – подумала она. Ей хотелось плакать. Он не должен, не должен быть сейчас один, не иметь никого, кому можно было бы излить душу. Нет, дело обстоит еще хуже: там с ним Джим, стало быть, ему приходится вести себя так, будто ничего не случилось.
Ей хотелось тотчас же сесть на кобылу и поехать из Плезент-Гроув к Нэйтену, а не обратно на ферму. Но она не могла. Она должна была вернуться.
На ферме дела шли не так уж плохо. Как она написала в своем письме Нэйтену, шум, вызванный его уходом, улегся уже через несколько дней, и теперь жизнь опять вошла в свое обычное, спокойное русло. По вечерам она теперь читает вслух новую книгу – «Три мушкетера», – но имена произносит не по-французски, а на английский манер – и его мать с удовольствием сосредоточила свое негодование на проклятом паписте кардинале Риш-лу.
А днем Чесс с радостью подмечала все новые признаки наступающей весны. На всех деревьях и кустарниках уже набухли почки, а солнце еще задолго до полудня полностью растапливало весь намерзший за ночь иней.
На участке для рассады еще не было зеленых ростков. В теплое дневное время Чесс, Элва и Сюзан снимали растянутый над ним брезент, а перед заходом солнца и ночными заморозками возвращали его на место.
На поле кое-где пробивалась зеленая трава, но Джош и Майка сразу же запахивал и ее, чтобы не дать сорнякам разрастись.
Чесс не могла поверить, что Нэйтен в самом деле беспокоится о ней из-за того, что ей пришлось занять место Джима Монро. Ее нынешние занятия только с натяжкой можно было подвести под понятие «работа». И уж, разумеется, никак не назовешь работой ее еженедельные поездки в Плезент-Гроув, чтобы отправить очередное письмо. Для нее было наслаждением смотреть, как оживает лес, а распутица нисколько ей не мешала, потому что она ездила по обочине, где не было вязкой грязи. А в городке ей всегда встречался кто-нибудь из знакомых, и часто даже не один, а несколько. Ей нравилось с ними общаться. И еще больше нравилось ходить к Ливви Олдербрук. Она навещала ее почти каждый день.
Сейчас жизнь на ферме стала куда приятнее, чем прежде. Несмотря на то, что там не было Нэйтена.
* * *
Март, против обыкновения, выдался ласковым и теплым. Ночные заморозки больше не угрожали рассаде, и Чесс с Элвой свернули брезент и убрали его в сарай.
Им приходилось таскать ведрами воду из ручья и поливать участок с рассадой. Дождей не было. Все, даже мужчины, помогали с поливом. За весь период выращивания табачного листа время до пересадки рассады в поле было самым опасным и ответственным.
Когда на участке проклюнулись крохотные зеленые росточки, Чесс достала из укромного уголка припрятанный сахар и испекла торт с глазурью.
На следующий день полил дождь. Образцовый весенний дождь, теплый и долгий. После него все запахло такой свежестью, как будто мир только что заново родился.
Чесс начала учить Сюзан писать. Та схватывала все так быстро, что Чесс заподозрила, что девочка уже несколько недель как сама стала учиться выводить буквы.
– Я научу тебя кое-чему еще, – сказала она. – Чудесной игре, в которой есть короли и королевы и рыцари на конях.
– Как в «Идиллиях о короле»! – воскликнула восхищенная Сюзан.
Увидев шахматы, она пошла и тщательно вымыла руки, прежде чем дотронуться до фигур. Потом она долго разглядывала каждую.
– Я еще никогда в жизни не видела такой красоты, – проговорила она. – Скажи, Чесс, их, наверное, назвали в честь тебя? Они чем-то на тебя похожи.
Чесс крепко обняла девочку. Она очень привязалась к Сюзан. Когда той хватило всего полчаса, чтобы выучить ходы, Чесс не удивилась: она уже поняла, как умна дочь Элвы.
Но когда через три дня Сюзан чуть было не обыграла ее, Чесс была поражена.
– Мне пришлось затратить намного больше времени, чтобы научиться играть так хорошо, – призналась она Сюзан.
Она бы с удовольствием играла чаще. Ее мозг изнывал от праздности, и ей очень хотелось заняться каким-нибудь умственным трудом.
Но вместо труда умственного пришлось целиком отдаться физическому. В апреле ростки рассады достигли высоты в шесть дюймов. Пришла пора пересаживать их на поле.
И начался ад.
* * *
Джош и Майка еще раз вспахали поле. А потом еще, уже в поперечном направлении, так что борозды образовали что-то вроде сетки. Там, где гребни борозд пересекались, выросли бугорки рыхлой песчаной почвы.
Пока мужчины пахали второй раз, женщины носили воду из ручья. Затем, оставив полные ведра возле участка с рассадой, они принесли из сарая деревянные поддоны. Поддоны выглядели необычно, с четырьмя высокими штырями по углам и слабо натянутыми на них ситцевыми навесами. Рассаду надо было бережно укрывать от солнца, пока ее корни были обнажены.
– Ты, Чесс, не перетруждайся, – сказала Элва. У нее были самые добрые намерения. – Возьми ведро и лей пару ковшей в середину каждого бугорка, пока не вычерпаешь все до дна.
Чесс подавила усталый вздох. У нее уже спина разламывалась от переноски тяжелого ведра от ручья к участку. «Помни, – сказала она себе, – когда втянешься в работу, станет легче». И, взяв ведро, быстро пошла вперед. Ведра воды хватило на двадцать бугорков. Она оглядела поле. Там были сотни бугорков, многие сотни.
А вернувшись к участку с рассадой, она увидела многие сотни ростков.
Процесс пересаживания проходил так: небольшую часть участка с рассадой щедро брызгали водой. Потом каждое растение осторожно извлекалось из влажной почвы. Главное было не повредить его тоненькие белые корешки. После этого его быстро клали на поддон с навесом. Полный поддон переносили к полю, после чего одна из женщин начинала бросать рассаду – по одному растению на край каждого бугорка. Идущая вслед за нею вторая женщина коротким сажальным колом делала лунку в центре бугорка и сажала в нее растение. За второй шла третья и приминала землю вокруг корней и нижней части стебля.
Женщины выполняли все три вида работы поочередно, и к концу дня Чесс выучила все приемы. Не прошло и недели, как она стала работать почти так же быстро, как Сюзан. Элва делала все необыкновенно проворно и аккуратно, словно это не стоило ей ни малейшего труда Она пересаживала рассаду с тех пор, когда была еще младше, чем Сюзан.
Мисс Мэри ушла в дом сразу после того, как все ведра были наполнены. Ее спина уже не выдерживала постоянных наклонов. К тому же кому-то надо было готовить еду.
– У Чейс больше не будет на это времени, – сказала она.
Чесс через силу сгибалась и разгибалась, у нее непрестанно ныла спина. Когда она узнала, что не все растения принимаются и что больные или засохшие надо вырывать и сажать вместо них другие, она не выдержала.
– Но мы же еще не кончили сажать их по первому разу! – жалобно воскликнула она.
– Обычно пересаживание занимает шесть-семь недель, – объяснила ей Элва. – А если не будет дождя, придется все поливать.
Чесс так сильно закусила губу, что выступила кровь. Потом она наклонилась и выдернула засохшее растение. Она сумеет с этим справиться. Она должна: ведь она обещала Нэйтену.
«Пересаживание идет прекрасно, – написала она ему. – Это так приятно – проводить все дни на свежем весеннем воздухе». Она тщательно вытирала платком слезы, чтобы ни одна не капнула на письмо.
Рассада была такой нежной, что ее нельзя было брать в перчатках. В покрасневшую кожу рук Чесс въелась грязь, и сколько она ни пыталась их отмыть, ничего не получалось. Грязь была смешана с липкой смолой, которую выделяли листья крошечных растений.
«Хотела бы я знать, – подумала она, – может быть, в его письмах так же много лжи, как и в моих?»
Он писал, что каменный фундамент уже готов, а каркасные стены с каменно-глиняной набивкой растут с такой скоростью, с какой дерхэмская лесопилка распиливает бревна на доски.
Что ж, правда это или ложь, все равно его письма – это ее единственное спасение. Они давали ей силу держаться и терпеть. Слава Богу, что она подружилась с миссис Хендерсон, почтмейстершей, которая устроила почту в гостиной своего собственного дома. Она разрешала Чесс получать и отправлять письма по воскресеньям, когда мисс Мэри запрещала всякую работу на ферме.
* * *
– О, Господи, до чего же хорошо, – сказала Элва.
– Аминь, – согласилась Чесс.
Она сняла свою пропыленную соломенную шляпу и подняла потное лицо, подставив его под струи дождя. Благодарение Богу, сегодня не придется таскать ведра и поливать. Она нагнулась, чтобы примять бугорок вокруг пересаженного растения. О боли в спине она больше не думала, эта боль стала такой привычной, что она уже забыла то время, когда ее не было.
– Ну все, это последнее в поддоне, – сказала Элва, сажая растение в лунку. – Сюзан, сходи принеси нам холодной воды вон под то дерево.
Дождь усилился. Он наверняка вымоет из земли те растения, которые пересадили недавно. Чесс знала, что вместо них придется сажать новые: такое уже случалось раньше. Она думала об этом с тупой покорностью, с которой научилась принимать все, что было связано с тем беспрестанным, тяжким трудом, которого требовал табак.
Раскидистые ветви болотной сосны надежно укрывали их от дождя, и в ее густой тени было прохладно. Чесс жадно выпила принесенную воду. Когда работаешь в поле, на самом солнцепеке, апрель становится таким же жарким, как лето.
Она окинула взглядом табачное поле и, несмотря на усталость, на нее нахлынуло волнение. Ряды зелени были прямы, как стрелы, а растения, пересаженные первыми, стали вдвое выше, чем вначале. Она почувствовала гордость за свой труд.
– Мама, можно я побегу домой и почитаю, пока не перестанет дождь? – спросила Сюзан.
Элва кивнула, и девочка быстро унеслась прочь.
Чесс ощутила новый прилив гордости, ведь это она научила Сюзан читать.
– Она замечательная девочка, – сказала она Элве.
– Ты смотри, как она припустилась, – вздохнула Элва. – Молодые ноги совсем устали не знают, как посмотрю, так прямо завидки берут. Мои-то как свинцом налились.
Она стащила с ног сапоги, подняла подол юбки до колен и полила водой свои распухшие лодыжки.
– Отличная мысль, – сказала Чесс и сделала то же самое. – Настоящее блаженство.
Порывистый ветерок, играющий со струями дождя, овевал мокрые от пота волосы на ее висках, и она радовалась его прохладе. Она радовалась и всему остальному, а особенно – товарищеским отношениям, которые сложились у нее с Элвой. Теперь они общались друг с другом по-приятельски. Они переговаривались во время работы, и иногда Элва рассказывала случаи из жизни Нэйта и его сестры, когда они были детьми и тоже пересаживали рассаду. О Гидеоне она не говорила никогда.
– Ох уж мне этот Гидеон! – сказала она, возмущенно фыркнув, когда Чесс попросила рассказать о нем. – Мэри навсегда увела его с поля, едва только на него снизошел восторг единения. С тех пор он только и делал, что читал и изучал Библию. Любимый маменькин сыночек. А остальных двоих пострелят пришлось растить мне одной.
Чесс считала Элву подругой. Хотя между ними и не было тесной дружеской близости, их объединяли долгие часы, проведенные в поле, и неприязнь к Мэри Ричардсон. Чесс изо всех сил старалась относиться благожелательно к матери Нэйта из-за трагедии, которую той пришлось пережить. Но она не могла заставить себя испытывать к ней симпатию.
Непрекращающийся ливень был словно занавес вокруг надежного зонта из разлапистой старой сосны. Сейчас Чесс и Элва были отгорожены от фермы, работы и от всех остальных. Это придало Элве смелости.
– Чесс, ты умеешь хранить тайну?
Мысленно Чесс улыбнулась: хранить тайну – это как раз по ее части.
– Конечно, – ответила она.
Она пошлет Сюзан в школу в Плезент-Гроув, сообщила по секрету Элва. И Сэлли тоже, когда та достаточно подрастет. И плевать ей на то, что скажет Джош, уж на этот раз она будет стоять на своем. Ее девочки получат образование. Сюзан совершенно переменилась с тех пор, как выучилась читать книжки. Она теперь все время такая счастливая. Смотришь на нее – и сердце так радуется, что и не передать.
Чесс не знала, что сказать в ответ. Элва смотрела на нее глазами, полными слез. Когда она отвернулась, обратив лицо в сторону дождя, Чесс почувствовала облегчение.
– Я считаю, что ты поступишь правильно.
Этих ли слов ждала от нее Элва?
– Странно, что именно ты доставила мне такую радость, – сказала Элва. – Я-то совсем не обрадовалась, когда ты здесь появилась прошлым летом. Я тогда думала только об одном – что пришел конец той единственной радости, которая была у меня с Нэйтом.
Ему было всего девять лет, когда я поселилась на ферме, и он был очень милый мальчик. Даже когда он проказил, то без всякой зловредности. И такой был смешной – иной раз смешил меня до колик. Мы с ним резвились, как двое малых ребятишек, хоть я и была на шесть лет старше. Его сестра Мэри, та держалась куда взрослее при всем том, что она была младше Нэйта на четыре года.
Само собой, когда рядом был Джош, я вела себя чинно. Он мой муж, и я понимаю свои обязанности. При Джоше не пошутишь и не посмеешься.
Ох, и забавно было смотреть на бедного Нэйта, когда у него начались все эти подростковые трудности. Вот Майка, тот ужасно злится, когда у него голос ломается или член вдруг встает без всякой причины. А Нэйт был не такой, в нем злобности никогда не было, ни капельки, даже когда его донимали все эти дела. А когда я показала ему, что с этим делать, ну, как мужчина с женщиной вместе ложатся, тут он сразу сделался до того счастливый, будто воткнул лопату в землю, а там оказалась золотая жила. Ну а когда я научила его, как потешить женщину, доставить ей, стало быть, удовольствие, в то же самое время как получаешь его сам, тут уж я почувствовала себя так, будто сама нашла золото. Иной раз мы с ним проводили в лесу по два-три часа, занимаясь этим еще и еще. Он и мужчиной остался таким же милым и нежным, каким был мальчиком. Он всегда говорил мне «лапушка» или «моя сладкая».
Ясное дело, он тогда прямо раздулся от гордости, важный такой ходил, как петух. Но о том, что мне надо, не забывал. Проведенные с ним часочки я звала про себя своим сладким временем. Все эти годы я ждала его возвращений, предвкушая, как мне с ним будет хорошо. Но когда он привез домой жену, я поняла, что теперь всему этому конец. Теперь у меня есть только Джош, тот просто выполняет свою мужнину обязанность, когда ему придет охота, будто в меня насосом воду накачивает, а как кончит, так отвалится и храпит во сна В общем, Чесс, как я тебе уже говорила, я сильно огорчилась, когда ты забрала у меня Нэйта, но то, что ты дала моей Сюзан, значит куда больше. Матери ее ребенок важнее себя самой, или она вообще не мать… ой, Чесс, да что это с тобой?
Чесс рвало, но ее желудок был пуст, из него нечему было выходить наружу. Издаваемые ею звуки были ужасны.
– На, выпей воды, – убеждала ее Элва.
Чесс выбила ковш из ее руки, неуклюже вскочила на ноги и бросилась в лес. Прочь отсюда! Куда угодно. Только прочь от этого места!
Наконец ее усталые ноги подкосились и она упала. Под ней была толстая подстилка из опавшей хвои. Она не знала, где находится, ведь она, кажется, долго бежала… Но сейчас у нее совсем не осталось сил. Чувство, от которого она бежала, обрушилось на нее, захватив ее всю, и она раскинула руки и закричала. Она кричала до тех пор, пока не охрипла.
За свою жизнь Чесс уже испытала большую часть тех чувств, которые повелевают людьми. Она хорошо знала, что такое зависть, часто, слишком часто ей приходилось испытывать гаев, она познала отчаяние, радость, гордость, стыд. Даже любовь настигла ее и удивила своей силой. Но ничто из этого не подготовило ее к пронзительной, раздирающей все ее существо муке ревности.
Физически она была вконец обессилена, но ревность обдала ее жаром и наполнила иллюзией силы. Она чувствовала себя титаном и хотела расплющить Элву, вырвать ей руки из суставов, изуродовать лицо, набить грязью рот, горло, глаза – чтобы навсегда заставить замолчать ее голос и похоронить то, что она знала.
Она чувствовала, как эта страшная сила клокочет в ее крови, это от нее она бежала. Иначе она бы убила Элву.
«Потому что Нэйтен любит ее. «Тешит» ее. А со мной он только «выполняет мужнюю обязанность». Как Джош с Элвой».
Но сейчас Нэйтен больше не «тешит» ее. Чесс ухватилась за эту спасительную мысль. «С тех пор, как мы поженились, у него больше ничего не было с Элвой. Ничего. Он хранит верность своим брачным обетам».
– Я хочу то, что он давал ей! – выкрикнула она в пасмурное небо.
«Но у меня этого нет, – мысленно признала она. – Я должна быть довольна тем, что имею. Ведь это больше того, на что я когда-либо надеялась».
Чесс медленно села. Все ее тело, от головы до пальцев ног, ныло.
Она с изумлением обнаружила, что ее ноги босы. Какой же неопрятный, должно быть, у нее вид. Несмотря ни на что, никто не должен догадаться, что она ревнует. Никто никогда не должен заподозрить, что ее брак не образец совершенства. Никто никогда, никогда не должен ее жалеть. Она не допустит, чтобы ее жалели!
Она Стэндиш, а Стэндиши всегда умели высоко держать голову. Они не скулили и никогда не опускались до жалости к себе.
Выбирая из волос сосновые иголки и стряхивая их с платья, Чесс начала обдумывать, что ей теперь делать. Она поставила себя в неловкое положение перед Элвой, начала блевать, как заболевшая собака. А что, если Элва поймет, в чем тут дело, сообразит, что все это из-за ее признаний?
«Я скажу, что это случилось со мной от чересчур жирного завтрака, который приготовила мисс Мэри. Элва не знает, что я к нему не притронулась. Я скажу ей, что убежала, чтобы меня рвало в другом месте, подальше от фермы, а потом я пошла к Ливви, чтобы она дала мне своего травяного настоя. Все знают, что у Ливви я пропадаю часами. Так что сколько бы времени я ни провела в лесу, никто не удивится. Никто ничего не заподозрит».
Чесс хорошо вымуштровали в детстве. Самое главное в жизни – это держать себя в руках и делать вид, что у тебя все хорошо.
* * *
– Силы небесные, деточка, да у тебя вид, как у утопленной крысы. Скорее входи и сушись.
Ливви Олдербрук сдернула с кровати лоскутное одеяло и обернула им Чесс.
– Еще недостаточно тепло, чтобы так сильно вымокнуть и не подхватить при этом простуды. Я сейчас сварю тебе кофе, одна минута – и он будет готов.
Чесс с благодарностью приняла сердечную заботу Ливви. Здесь по крайней мере у нее есть настоящий друг. Не то что Элва… нет, она не должна об этом думать. Она должна сделать то, что задумала, а потом возвратиться обратно на ферму. Если дождь прекратится, то, может быть, у них даже будет время покончить с последней порцией поддонов.
Внезапно для нее стало очень важно завершить пересаживание рассады.
– Пей. Ты наверняка насмерть уморилась. Я знаю, какое это мучение – пересаживать табак. Вы, наверное, уже почти закончили? Ты ко мне уже несколько месяцев не заглядывала: ни слуху ни духу, и мне сильно тебя недоставало. Я бы сама пришла тебя навестить, да знаю: когда засаживаешь поле табаком, тут уж не до бесед с соседями.
Искренняя симпатия старой Ливви согрела Чесс еще больше, чем ее крепкий, сладкий кофе.
– Мне вас тоже не хватало, – сказала она с жаром.
Потом она рассмеялась, надеясь, что смех звучит естественно.
– Но я пришла за лечением, Ливви, а не только ради удовольствия снова увидеть вас. Похоже, пристрастие мисс Мэри к свиному шпику нарастает с каждым днем. От того, что я съела нынче утром, меня вырвало.
Ливви положила узловатую руку на лоб Чесс.
– Жара у тебя нет, – сказала она, – так что она тебя по крайней мере не отравила. А ну-ка, сбрось одеяло и дай мне пощупать твой живот. Встань у плиты, здесь самое теплое место.
Чесс терпеливо подчинилась.
– Ты не закричала, стало быть, аппендицита у тебя нет, – сказала Ливви. – Это очень хорошо, ведь я не хирург. А когда у тебя были последние месячные?
Этот вопрос озадачил Чесс. Никто никогда не рассказывал ей о менструации, и Чесс понятия не имела, что она должна повторяться каждый месяц. Она столько лет недоедала, что у нее не было ничего похожего на регулярный менструальный цикл.
– Я не помню, – ответила она.
– Я так и думала! – радостно воскликнула Ливви. – Так вот: Мэри Ричардсон тут ни при чем. Сдается мне, что где-то около Дня Всех Святых[16]16
День Всех Святых – 1 ноября. В США широко празднуется канун Дня Всех Святых – 31 октября.
[Закрыть] у тебя будет ребенок.
Она хитро подмигнула Чесс.
– Должно быть, когда ты провожала Нэйта в дорогу, на лице у него была широченная улыбка.
Чесс прижала ладони к своему плоскому животу. Нет, она совсем ничего не чувствовала.
– Ливви, а вы в этом уверены? – спросила она и подумала: «Не может быть, это было бы слишком прекрасно!»
– Что за вопрос? Да ведь я была акушеркой еще за много-много лет до того, как ты появилась на свет. Если я в чем и разбираюсь, так это в беременностях, родах и младенцах.
Чесс смотрела на нее, не в силах вымолвить ни слова. Она была потрясена. Ливви пустилась объяснять ей, как надо вести себя в ее положении. Во-первых, она должна сейчас же начать побольше есть, потому что она слишком худая. И пить каждый день молоко, уйму молока, чуть ли не ведро в день, и притом и в завтрак, и в обед, и в ужин, да еще всякий раз вбивать в него сырое яйцо.
– И еще не ходи босиком, всегда носи сапоги, – повелительным тоном продолжала Ливви. – Ты же не хочешь, чтобы твой ребеночек родился со стригущим лишаем?
Чесс порывисто обняла свою старую подругу и расплакалась.
– Я так счастлива! – всхлипывала она, уткнувшись в костлявое плечо Ливви. – Так счастлива!
– Никому об этом не рассказывайте, – попросила Чесс, уходя. – Я хочу, чтобы первым узнал Нэйтен.
– По тебе скоро все равно станет заметно.
– Но ведь не сразу, правда? А до тех пор пусть это будет наш с вами секрет, Ливви. Я люблю секреты.
