Текст книги "Расписное небо (СИ)"
Автор книги: Александра Питкевич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)
Сумудин.
Все заняло не более получаса. Нарин быстро отбил неорганизованную атаку, полностью перекрыл доступ к Парадоксу, затянул бреши в корпусе и принялся выравнивать систему корабля. Из-за пробоины мы потеряли значительный объем кислорода, часть фильтрующей системы в той части судна, два маяка для системы защиты и еще много чего.
Пострадало не менее тридцати валоров, а это было совсем уже недопустимо.
Нарин был в бешенстве, и я полностью разделял его мнение, будучи готовый голыми руками рвать нападавших. Но это было не ко времени. Кива, получив сигнал, что моя работа Ядре почти окончена, начал присылать отчеты по поступающим раненым. В основном осколочные ранения и тупые травмы. Ожегов было куда меньше, но при таком раскладе помощь требовалась сразу большому блоку пациентов, сжатая в короткий промежуток времени. Если не успеть стабилизировать многих в первые полчаса-час, можно потом уже ничего не сделать.
– Нарин, отключаешься? – друг мигнул синими глазами, и через несколько мгновений из колбы стало вытягивать белесый газ. Сейчас предстояла работа другого порядка. Стоило процессу завершиться – капитан, недовольно хмурясь, ступил босыми ногами на пол.
– Разлом довольно большой. «Паутина» еле затянула пробоину. И, должен сказать, мембрана получилась довольно тонкой. Эти гады знали куда бить. Если бы не решились направить истребители прямо в точку, куда попали снаряды, ничего бы не получилось.
– Ремонт можно выполнить?
– Вполне. Только по времени, конечно, займет не мало. Но это все ерунда. Что там по твоим данным?
– Все не очень и мне бы нужно уйти. Так что открывай, если мы хотим минимизировать потери. Думаю, придется запустить «Ледяное ложе» для троих или четверых.
Нарин кивнул, на мгновение прикрыв глаза.
«Ядро распечатано!»
Кивнув другу, выбежал из отсека. Нужно было скорее попасть в госпиталь, пока двое самых тяжелых пациентов еще могли быть спасены.
– Протокол «Ледяное ложе». Запустить систему, – за несколько минут в лифте я успел просмотреть последние файлы, поступившие от Кивы. В дверях меня уже ждали. Сунув ладони под систему очистки, нырнул в накидку, которую держал один из младших медиков и нырнул в специальные перчатки. День обещал быть трудным.
Тонкий, ярко-фиолетовый цвет материи перчаток уже вызывал нехорошие ощущения, а я еще не приступил к работе.
Госпиталь, огромное помещение, практически открытое, со множеством коей, позволяло работать сразу с большим числом пострадавших, в отличие от медблока, но здесь все время было шумно и ни о каких удобствах можно было даже не думать.
– Акер, ложе готово, – мой помощник на сегодня накинул на руки стерильную салфетку, указывая на слабосветящийся стол с бортами, над которым поднимался пар. Меня ощутимо передернуло.
– Запускайте сразу второе и третье. Тонера за соседний стол. Начинаем, – к ложу как раз в это мгновение подвезли пациента, чья травма требовала такой работы. Осторожно, не снимает его с платформы носилок, пострадавшего уложили в полупрозрачную голубую массу, по поверхности которой тут же начала образовываться ледяная корка. Низкая температура замедлит движение крови и все процессы в теле, убережет мозг от повреждений, когда я отключу дыхание на три-пять минут, и позволит заштопать легкое. Единственным ощутимым минусом было то, что никакая аппаратура в таких условиях оперировать не могла. А руки уж очень быстро начинали замерзать, теряя чувствительность.
– Где раствор?
– Здесь, – с правой стороны от меня на небольшой платформе оказалась чаша с розовым раствором, который должен был помочь восстанавливать кровоток в пальцах.
– Начинаем. Лазер, – резанув упругую белую кожу, постарался отвлечься от покалывания в пальцах, возникшего сразу, как только руки оказались над рабочей зоной. Это ничего. Как только начну зашивать, вот тогда самое интересное и начнется.
Пробитое легкое и задетая артерия оказались не в самом плохом состоянии, но на обычном столе я бы не рискнул зашивать такое повреждение.
– Закрывайте и отогревайте, – закончив латать легочную артерию со скрипом зубов сунул руки в розовый раствор. Правда теперь жидкость была уже ярко красной от крови, осевшей на перчатках. Мне пришлось четыре раза греть одервенелые ледяные пальцы, прежде чем удалось справиться. – Тонер, что у тебя?
– Почти, акер. Заплатка легла хорошо, – голос медика чуть дрожал, а между бровей пролегла глубокая складка. Ему было не легче работать в этих условиях, но среди моих подчиненных все как один упертые и целеустремленные. Все сделает как надо.
– Хорошо, следите за свертываемостью. Никаких тромбов. Кто…
Я не успел договорить, как от ближайшего лифта раздался вопль.
– Помогите! – дернувшись на знакомый голос, практически в шоке уставился на открывшуюся картину. Ольса, вся в пятнах крови, растрепанная, с явными следами маски на лице, сидела на каталке, прижимая к ее поверхности кого-то из пострадавших. Девушка не могла ни спуститься, ни отпустить ладони, как я понял, а валор под ней конвульсивно дергался.
Не ожидая подобного, я не сразу среагировал, но через мгновение каталка оказалась у свободного «ледяного ложа», в шаге от меня.
– Травма черепа средней тяжести, шок, проникающая травма грудной клетки… – Ольса рапортовала четко, после диагностики состояния выдав перечень инъекций и лекарств.
– Ты можешь отпустить? – на мне уже сменили комплект одежды и перчатки, а пациенты дали укол от судорог, но кровотечение вес не желало останавливаться, а Ольса все так же зажимала рану.
– Не думаю, – мы смотрели друг на друга прямым взглядом, словно впервые встретились. Я разглядывал бледную кожу с проступившими веснушками, волосы в черных пятнах золы, одежду в крови. В ответ мне достался прямой, уверенный взгляд. Я чувствовал, как серые глаза скользят по рисункам, уходящим под воротник, по следам на висках, задержавшись на мгновение на подрагивающих от холода ладонях, снова возвращаются к глазам.
– Мы потом сможем поговорить? – я без объяснений понял, что Ольсу интересуют рисунки на моем теле, и мелено кивнул. Все же, это касалось ее непосредственным образом. Кивнув в ответ, девушка вернулась к более важным, на дынный момент делам. – Что будешь делать?
– Его нужно перенести в это поле, но пока ты держишь рану – это не возможно. Есть вариант еще, но тебе не понравиться.
– Говори.
– Охлаждающий раствор можно распылить на рану поверх, это даст нам несколько секунд чтобы перенести его. Но твои пальцы на это время будут подвергаться очень низким температурам.
– Начинай.
– Уверена?
– Я не для того его спасала, чтобы он умер от потери крови. Давай. Я потерплю.
– Секунда. Раствор для терри Ольсы, – еще одна чаша с розовой жидкостью появилась рядом. – Как только сможешь оторвать ладони– сразу опускай в раствор. Поняла.
– Начинай, Сумудин.
Небольшая трубка распыляла охлаждающее вещество прямо поверх ладоней Ольсы, от чего пальцы даже через перчатки начинали белеть.
– Ты почувствуешь, когда можно отрывать ладони. Кровь станет вязкой. Только не передерживай, иначе твои руки пострадают.
Я боялся, что Ольса заупрямиться или захочет перестраховаться, отрывая ладони слишком поздно, но проявить к ней сейчас недоверие – это поломать все шансы на какое-то взаимопонимание. Если я верно понял характер своей дарье, этого она не простит мне.
Тонкие пальцы медленно, участок за участком, отрывались от окровавленной ткани, а я следил за лицом землянки. Все же, женщины очень сильные существа, чтобы наш Совет ни думал по этому поводу.
– Все. А, как больно-то! – буквально скатившись с каталки, Ольса сунула ладони в раствор, пританцовывая вокруг чаши, от чего я не сумел сдержать улыбку.
Пострадавшего едва успели погрузить целиком в раствор, как тонкая корка на груди лопнула, но это уже было не важно. Кровь замедлила свой бег, так что был хороший шанс спасти еще одну жизнь.
– Ольса, спасибо за помощь.
– Работа у меня такая, – все еще приплясывая у чаши, отозвалась землянка. Она с интересом поглядывала на мои действия, видимо, в первый раз столкнувшись с такой системой.
– Как насмотришься – иди к себе, пожалуйста.
– Я еще могу помочь.
– Почти всех нашли, дальше работа в опасной зоне. Тебя туда не пустят.
– Думаешь, я не сумею помочь? – в голосе промелькнула сталь и угроза, еще больше подняв мне настроение.
– Сумеешь, но мои ребята не позволят отбирать у них работу, так что тебе просто не дадут. Тем более, что все под контролем. Я же теперь здесь.
– Пф, позер, – злости в голосе больше не было, только незлая насмешка.
– Не доверяешь мне?
Минута молчания, такого глухого, что мне показалось, весь госпиталь замер на мгновение, ожидая ответа. По крайней мере, команда, работающая сейчас со мной, даже не дышала.
– Доверяю,– тихий, уверенный ответ оказался облегчением, позволив немного ослабить напряжение в плечах.
– Тогда пойдешь к себе?
– Пойду. Но ты мне должен разговор.
– Я помню, – девушка вынула ладони из чаши, плавным движением стряхнув кисти. – И ,Ольса, спасибо за сегодня.
Глава 23
Под душем я стояла долго-долго, наслаждаясь тяжестью горячих капель, бьющих по спине и плечам. Получая невероятное тактильное удовольствие от быстрых струй, бегущих с головы и массирующих утомленные мышцы.
С одной стороны я была вполне довольна собой. Мне казалось, что я сделала все верно, но осадок от произошедшего все же остался. Такие разрушения.
Тело передернуло от страха. Не знаю, насколько крепкой была конструкция Парадокса, но стоило закрыть глаза, в голове возникала ужасная картина разбитого, безжизненного крейсера в открытом пространстве космоса. И со всех сторон кружат обломки. Множество искореженных кусков металла, предметов быта, и даже тел.
– Прекрати, Ольса, – думаю, сегодня ночью мне грозили кошмары. Наверное, стоило выпить что-то для нормального сна, но снова возвращаться в медблок или лазарет не было ни малейшего желания.
Завернув волосы в полотенце, накинув простую ночнушку вышла из уборной и едва не споткнулась, не сразу заметив постороннего. Сумудин сидел в кресле, устало опустив голову. Одетый в свою тренировочную темную одежду, с влажными волосами, синевато-белой кожей на руках и странными узорами он как-то не вписывался в песочный интерьер моей спальни.
– Сумудин? – медик тряхнул головой, словно прогоняя дрему. Золотые глаза и правда были какими-то сонными.
– А, прости, что сам зашел. Не было сил стоять, – он с каким-то удивлением рассматривал мою бледно-голубую ночнушку с котятами на животе. Конечно, это никак не вязалось с моими яркими платьями и кислотными туфлями. Стараясь скрыть смущение, я даже слегка закашлялась. Мужчина чуть улыбнулся, на мгновение прикрыв глаза. – Ты выглядишь очень мило в этом наряде.
– Так я отдыхаю, – оглядев его еще раз, обратила внимание на ногу, вытянутую чуть в сторону и несколько ампул на коленях.
«Не было сил стоять».
Наверное, нога все еще болит, а провести несколько сложных операций на ногах – та еще задача даже для здорового мужчины.
– Поможешь мне? – гибкий хвост несколько неуклюже подцепил одну из ампул. Они были слишком тонкими для такой конечности.
Подойдя ближе, откинула в сторону мокрое полотенце, которое начало сползать с головы. На хвосте тоже были узоры. Тонкие, как ветки какой-то тропической лианы, они вились кольцами, усиливая цветь ближе к мембране. Мне очень бы хотелось посмотреть ближе, но это казалось чем-то более интимным, чем простое касание руки или даже поцелуи.
– Мне нужно сделать инъекции и обработать руки. Обычно это делает Кива, но я оставил на него лазарет, так что он очень занят, а просить кого-то еще… ну, Нарин пару раз помогал, но ему тоже не до того, – было не очень понятно, но мне показалось, что Сумудин сам немного смущен необходимостью обратиться ко мне за помощью, но это делало его таким милым. Скажи мне кто еще пару недель назад, что я посчитаю Сумудина милым, я бы засомневалась в адекватности говорящего, а сегодня совсем все иначе.
– Давай, – забирая ампулу, невольно скользнула пальцами по хвосту. Кожа была такой же гладкой и теплой. Думаю, мне психологически все еще было сложно воспринимать его как конечность. Несколько завороженная, провела прохладными пальцами по узорам. – Это что-то удивительное.
Хвост, как огромная змея, медленно заскользил по руке, обвив запястье, словно браслет.
С внутренним трепетом посмотрела в золотые глаза. Это было противоречиво, волнительно, возбуждающе. Сумудин сидел неподвижно. Руки, ноги, все выглядело выточенным из камня и в то же время мою руку все сильнее обвивал длинных хвост, словно затягивая в какую-то вязкую трясину. Возможно, мы бы и дальше продолжили играть в эту милую чувственную игру, но доктор дернулся, скривившись. Хвост на мгновение сжался, словно от спазма, а потом так же резко разжал кольца.
– Сперва лекарства, – кривовато улыбнулся мужчина, – внутримышечно, пожалуйста.
Маленькая игла с сопротивлением вошла в зажатую спазмом мышцу бедра, явно причинив несколько неприятных мгновений, но по тому, как через несколько минут расслабился Сумудин, оно того стоило.
– С руками помоешь? – медик сразу стал выглядеть несколько бодрее, в глазах словно появился блеск.
– Нет, так отправлю.
– Сарказм? – бровь взлетела выше, губы растянулись в полуулыбке.
– Он самый. Что делать? – Вторая ампула оказалась не инъекцией, какой-то сывороткой. Белая, словно задубевшая кожа на руках сразу начинала «расправляться» и принимать нормальный цвет, стоило втереть вещество. После нужно было надеть какие-то тонкие тканевые перчатки, обхватившие пальцы не хуже хирургических.
– К утру пройдет.
– Это из-за работы на «ледяном ложе»?
– Да. Мы пока не смогли найти альтернативы. Механизмы в таких условиях слишком топорно работают, а пальцы к утру заживают. Приятного, конечно, мало, но мы бы, скорее всего, потеряли сегодня шестерых на операционном столе. Нет, пятерых. Одного я бы, думаю, вытянул.
– Сколько погибло?
– Пока девять. Еще троих не отыскали, но так как сигналы с киверов не поступают… мало шансов. Спасибо, – Сумудин покрутил ладонями попеременно сжав и разжав пальцы. – Я тебе должен разговор.
– Да, – вернувшись к кровати, я накинула на плечи плед, несколько смущаясь под таким взглядом. – Твои пятна. Или точнее, полосы. Что они значат для нас и как быть с элманскими браслетами теперь?
– Никак. В смысле, ничего не поменялось. Кроме того, что я теперь исключительно твой. Без возможности постороннего вмешательства.
– Тебя это словно радует.
– Несомненно. Во всей этой ситуации меня больше всего раздражала неопределенность.
– А теперь все стало на свои места?
– Для меня так точно. – Сумудин на самом деле выглядел удовлетворенным, хотя я этого не понимала. Как можно радоваться, что какая-то внутренняя химическая реакция организма диктует тебе будущую жизнь.
Хотя, если задуматься, моя жизнь тоже подчинена химическим реакциям. Те же гормоны выделывают с моим телом все, что им заблагорассудится. Даже если это не так явно. Но все же мне остается какая-то возможность выбора, а не так все однозначно.
– Я все равно не понимаю. Почему следы не появились сразу? Почему ты реагируешь так спокойно? Как вы можете мириться с таким порядком вещей?
– Завтра почитаешь мою мед карту. Многое сразу поймешь. Так просто на словах не объясню. А насчет смирения… меня вполне устраивает выбор, который сделало мое тело.
– Значит, ты не веришь в Судьбу, Божий промысел и все подобное?
– Я верю в то, что мой организм признал тебя идеальной особью противоположного пола, запустив соответствующую химическую реакцию. А по каким причинам это произошло – уже дело десятое. Ладно, это был очень длинный день. Я, конечно, предпочел бы, что бы в такой ситуации ты находилась в безопасном месте, но не могу отрицать, что твоя помощь оказалась своевременной. Спасибо.
Сумудин поднялся из кресла, а мне стало немного страшно, что вот он сейчас уйдет, такой весь надежный и уверенный в каждом своем шаге, и я останусь здесь одна. Точнее, в компании своих многочисленных страхов и кошмаров, которые и так маячили, стоило взглянуть на подушку.
– Останься со мной. – Сумудин замер в дверях, медленно обернувшись. Спокойный, уверенный взгляд. Эти глаза мне ни на минуту не дадут забыть, что я разговариваю с очень умным существом.
– Я бы хотел, но в таком состоянии, боюсь, способен только испортить первое впечатление о своих талантах.
– Не для этого… – я почувствовала, как потеплели щеки, наливаясь румянцем, – просто не хочу оставаться одна. День был такой сложный… я не усну.
– А со мной сможешь уснуть?
– Думаю да.
– Доверяешь?
Задумавшись на минуту, уверенно кивнула. Через мгновение в комнате погас свет. Осталось только едва различимое свечение по углам комнаты. Через мгновение край кровати, на которой я сидела, прогнулся под тяжестью мужского тела.
– Не страшно, что ты не досушила волосы? – длинное чернильное пятно поверх моего светлого одеяла.
– Ничего.
– Тогда лезь под одеяло. Я правда без сил, а мне еще всю ночь твой сон охранять, – чуть насмешливый, усталый голос в темноте.
Потянув за собой плед, перебралась на подушку, устроившись так же поверх одеял. Давно забытое ощущение постороннего присутствия. За мной наблюдали.
– Ты видишь в темноте? – почему-то показалось, что эти глаза вполне на такое способны.
–Совсем немногим лучше тебя, – смешок, – спи уже, сихерче.
Меня как-то неожиданно крепко прижали к теплому боку, и в носу защекотал такой приятный, почти родной, мужской запах.
Глава 24
Выспался я на удивление быстро. В комнатах еще не сменилось освещение, а я уже чувствовал бодрость и готовность к новому дню. Одной рукой обнимая Ольсу, под впечатлением от ее приглашения остаться, быстро пробежал по отчетам, которые мне высылали каждые два часа. Этой ночью никто не умер. Что может быть приятнее для главы мед подразделения, чем такая новость поутру?
Так как дела не требовали моего вмешательства, сосредоточил внимание на более близких, во всех смыслах, вопросах. Ольса. Похоже, что наши отношения перешли на новую ступень. Не видя причин сдерживаться, ткнулся носом в изгиб женской шеи. Тонкая косточка ключицы, теплая кожа и такой удивительный запах. Проведя носом выше, глубоко вдохнул, теряя связь с действительностью от удовольствия. Стянув перчатки, отбросил ненужный аксессуар в сторону, вполне осознанно готовясь дать Ольсе причины врезать мне по лицу.
Даже при таком слабом освещении ее волосы переливались и блестели золотом. Нежная кожа и длинные ресницы. Очень красивая и такая хрупкая женщина, все же наделенная внутренним стержнем.
Поспорив с самим собой, как далеко сумею зайти, пока она не проснется, легко коснулся губами обнаженного плеча.
Тихий вздох.
Прохладными пальцами коснулся губ, наслаждаясь их мягкостью.
Ольса.
Мне снится сон. Путанный, чувственный, странный. То я под водопадом, подставляю расслабленное тело под нежные струи, то путаюсь в мягкой ткани и никак не могу выбраться из ее теплого плена. Потом какие-то золотые огни, как лучи согревающего солнца под ярким небом, таким слепяще-белым, что глаз не раскрыть.
Нежные, такие нескромные и настойчивые, ладони скользят по телу. С бедра на талию, на спину, по плечам снова вниз. Теплые губы едва касаются виска, так нежно и смущающее, что хочется спрятаться в подушку. Я чувствую себя необычно оголенной, хотя знаю, что на мне рубашка и плед. Но это не помогает. Сонливость, леность и расслабленность делают уязвимой. Губы скользят дальше, цепляют ухо, нежно прихватывают, от чего я вздрагиваю. Мне известно, чьи это руки, чьи губы. Даже не зная его прикосновений, его привычек, я чувствую этого мужчину и мне немного не по себе под его огненным взглядом.
– Будешь дальше делать вид, что спишь? – голос тихий, едва различимый, такой, чтобы не разрушить это ощущение. Мы словно спрятаны от всего на свете, пока мои глаза закрыты. Он ждет ответ. В голосе нет насмешки, только какая-то щемящая нежность, от которой еще сильнее хочется зажмуриться.
А я молчу. Мне не хочется сегодня ничего решать. Мы и так обговорили все, что было важно. Я хочу просто еще этой ласки, этих тайных, нежных прикосновений.
Не открывая глаз, медленно провожу носом по мужской груди. Тонкая ткань мешает почувствовать тепло, но запах скрыть не может. Прижимаюсь щекой к тому месту, где мерно и громко стучи сердце.
Тихий смешок.
– Если ты так просыпаешься всегда, я предпочитаю быть в этой постели каждое утро.
Я улыбаюсь. Сонное состояние никак не хочет отпускать, но мне и так хорошо. Замершие было, руки возобновляют свои движения, снова скользя по плечам, спине. Просыпаясь, я присоединяюсь к этому танцу, скольжу ладонями по груди, поражаясь ее твердости, изучаю плечи, блуждаю по шее, касаясь гребня. Волосы на затылке. Жесткие, упругие гребни на шее с тонкой мембраной между. Ладонь скользит вниз, пальцы цепляются за ворот футболки. Она мне мешает. Становится жарко, я начинаю подглядывать из-под ресниц, больше не чувствуя сонливости, изгибаясь под настойчивыми прикосновениями. Мой тактильный голод вспыхнул с такой силой, что я не уверена, смогу ли выпустить Сумудина из объятий, попытайся тот сбежать.
Эта мысль забавляет, прогоняя дрему совсем. Хочется мурчать как кошка и запускать когти в того, кто рядом.
Скользнув руками ниже, тяну ткань футболки вверх. Она раздражает, сердит, мешая получать удовольствие от прикосновений.
Сумудин отстраняется на мгновение, заставив сердито фыркнуть и распахнуть глаза, но через несколько секунд мне предоставили возможность касаться теплой кожи, такой гладкой, что даже немного начинает грызть зависть.
Занятая исследованием, не замечаю, когда эти длинные пальцы касаются кожи бедра, подтянув ночнушку выше. Прохладные ладони, так ярко ощущаясь на разгоряченной коже, скользят выше, замирают на бугорках и линиях шрамов. Еще бы, пальцы хирурга не могут проскочить такую аномалию. Ладонь медленно, осторожно скользнула выше, словно ощупывая, где заканчиваются старые рубцы, и снова двигается вниз. И еще раз.
Невольно замираю от этих прикосновений, поднимаю глаза.
Освещение становилось чуть ярче, повинуясь корабельным суткам, и теперь я ясно вижу эти золотые глаза, внимательно и серьезно рассматривающие меня. Жду вопросов, каких-то комментариев, но получаю поцелуй. Нежный, долгий, ласкающий. Ладони, едва удерживающие минуту назад, вдруг сжимаются, притягивая ближе, словно не позволяя сбежать. Только я и сама цепляюсь за широкие плечи, лишь бы не позволить ему отстраниться.
Тянущий, пробирающий до самого низа живота, поцелуй в одно мгновение сменяется целой лавиной ощущений, становиться резким, напористым, нетерпимым. Выметая все мысли из головы, не давая ни единого мгновения на осмысление, накрывает тяжелой волной страсти, воруя дыхание.
Я горю, падаю и плавлюсь одновременно, совершенно потерявшись в пространстве и ощущениях. Все так ярко, остро, словно у Сумудина есть тайная инструкция к моему телу, позволяющая залезть прямо в мозг, под кожу. Нервные окончания сходят с ума. Кожа взрывается миллионами маленьких фейерверков, как вспышки, возникающих то там , то тут. Одновременно и сладко и остро, пробирает до костей. Растапливает их и сминает.
Медленно, мучительно долго перед глазами то темнеет, то вспыхивают звезды, не давая разглядеть ничего вокруг. Я почти задыхаюсь от напряжения, как тело вдруг сжимается в последнем, мучительно-сладком спазме, качающем как приливные волны. Все плывет и дрожит. Кажется, даже заложило уши, так как я не сразу слышу слова Сумудина. Он меня зовет, нежно касаясь щеки и пытаясь привлечь внимание, а я могу только свернуться калачиком и уткнуться в его твердую грудь, совершенно шокированная и удовлетворенная до кончиков пальцев на ногах. Все еще видя радугу, звезды и северное сияние перед глазами, слегка поблекшие, но такие же невероятные, я вновь проваливаюсь в сон.
