Текст книги "Дарю вечную молодость (Ее последняя роль)"
Автор книги: Александра Кравченко
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)
Наконец, отряхнувшись от внезапного наваждения, Леонид уже вполне деловым тоном заявил:
– А теперь, Витя, мне надо, чтобы ты рассказал подробно все, что знаешь.
– Да, конечно, – спохватился Виктор, потерев ло6 рукой.
– Итак, насколько мне извстно из газет, Марина была убита выстрелом в висок. Пистолет лежал рядом, на нем оказались отпечатки только ее пальцев, из квартиры ничего не украли, следов взлома и насилия не обнаружили. И это случилось за десять дней до Нового года. Уже повсюду часто гремели петарды, а потому на звук выстрела никто не обратил внимания. Я правильно излагаю?
Виктор почувствовал, что теперь перед ним – уже не Леня-боксер, друг юности, а сыщик, приступивший к своей работе.
– Все так и было, – подтвердил Виктор. – Что еще добавить? В тот вечер Марина была занята в спектакле, ее ждали, ей звонили, она не отвечала на звонки. Соседка сообщила, что видела ее час назад, Марина входила в дом. Когда ключом Евгении открыли дверь, то обнаружили Марину лежащей на полу возле стола. Пистолет валялся рядом, словно она выронила его при падении. Эксперты подтвердили, что выстрел в висок мог быть сделан ее собственной рукой. На столе были разложены старые фотографии Марины, афиши ее лучших фильмов и спектаклей. В центре выделялся большой портрет двадцатипятилетней давности – самое удачное, по общему мнению, фото Марины, сделанное еще покойным Серебровым, знаменитым фотохудожником. Марина наштамповала несколько таких увеличенных портретов, готовясь к своему пятидесятилетию. Так вот, на этом портрете ее рукой было крупно, размашисто написано три слова: «Запомните меня такой». Сам понимаешь, что все приметы самоубийства оказались налицо. Потому-то следствие особенно не углублялось. Я, конечно, многое знаю только с чужих слов, потому что сам в то время находился на телестудии. Мне позвонил режиссер, попросил оповестить Алешу и вообще помочь. Но потом я разговаривал и с Мариниными коллегами, и с соседями, и с оперативниками, так что, думаю, изложил тебе все достаточно верно. Может, конечно, что-нибудь упустил. Спрашивай, вспомню.
– Да. Например, откуда пистолет?
– Пистолет нигде не значился, происхождение его не установлено. Решили, что Марина просто купила его на черном рынке. Хотя, честно говоря, я с самого начала не мог представить, как она договаривается со всякими темными людишками, покупает пистолет… Правда, ходили слухи, что года полтора назад она встречалась с каким-то кавказцем, – может, это он ее снабдил.
– А кто такие слухи распускал?
– Кажется, Илья Щучинский. Он всегда в центре всех сплетен и скандалов.
– Ладно, насчет кавказца надо проверить. Теперь давай версии. Если принять за основу, что это действительно было убийство, то первый вопрос: кому выгодно? Были у Марины враги? Были люди, которым она мешала?
– Ну, как тебе сказать?.. – Виктор снова залпом выпил рюмку коньяка. – У всех нормальных людей есть враги… или просто недоброжелатели. Думаю, что у Марины и в театре завистников хватало. Однако актеры и актрисули обычно отделываются уколами, укусами, клеветой, подставками… но чтобы убийство нет, вряд ли. Правда, в прежнем театре, в «Новом Глобусе», там у нее враги занозистые были. Взять хотя бы Эльвиру Бушусву, ее вечную соперницу. Это ведь она вместе с новым главрежем Цегельником выжили Марину из театра.
– Это та Бушуева, к которой ушел Жорж Фалин после развода с Мариной?
– Да, и я думаю, что Эльвира подхватила этого дурака просто в пику Марине. Когда же Марина ушла из «Глобуса», Бушуева отодвинула Жоржика за ненадобностью. Кстати – раз уж тебе важны все подробности – должен вот что рассказать. На старый Новый год Бушуева напросилась к нам в гости. Конечно, я бы ее не пригласил, но она каким-то образом подкатилась к Инге. И привела с собой не кого-нибудь, а Жоржа, хотя уже давно с ним не жила. Он, конечно, напился, выкрикивал какую-то околесицу, на меня смотрел волком. А потом услышал, как Эльвира кому-то из гостей шепнула, будто ходят слухи, что у Марины обнаружился СПИД, потому она и покончила с собой. Тут Жорж поднял настоящий скандал. Кричал примерно следующее: «Еще сорок дней не прошло, а вы с Ильей уже вылили на Марину ушат грязи, хотя вам до Марины как до небес, вы на себя лучше оборотитесь; ты, Эльвира, гляди сама СПИД не подхвати, ведь на тебе уже пробу негде ставить». Ну и так далее. Когда он обложил Эльвиру матом, она ему влепила пощечину, он тоже бросился на нее с кулаками. Их разняли, Жорж тут же опрокинул в себя несколько рюмок и свалился невменяемый. Пришлось до утра оставить его в доме. А Эльвира, как ни в чем ни бывало, отряхнулась, улыбнулась, сказала, что и сама не верит сплетням о Марине, а реакция этого «деградирующего алкоголика» Жоржа оказалась просто неадекватной, вы уж простите за то, что привела «такого урода» в ваш дом. На другой день, проспавшись, Фалин ушел – по-английски, без прощания. Больше я его не видел, разве что пару раз мельком. Но слышал, что он все больше спивается. А Эльвира по-прежнему строит из себя козырную даму, хотя при ее вывороченном характере и манерах это порой нелепо выглядит. Мне с ней встречаться противно, но она упорно подкатывается к Инге.
– Из слов Фалина выходит, что Эльвира как-то связана с Ильей Щучинским, – заметил Леонид, что-то черкая в своем блокноте.
– Ну, Эльвира с Ильей, можно сказать, родственные души. Предполагаю, что именно по ее заказу Илья писал о Марине свои омерзительные «заметочки» и распускал слухи.
– Так, понятно. Давай дальше. Пройдемся по личному фронту – любовь, ревность, соперничество. У Марины в последнее время были какие-нибудь романы, драмы?
Виктор пожал плечами и отвернулся. Леонид, понимая, что другу неприятно об этом говорить, решил закрыть тему и перешел на другое:
–Ладно, рассмотрим более прозаические мотивы: корыстолюбие, вымогательство, шантаж, месть. Марину не ограбили, но ведь не исключено, что убийца мог взять у нее какую-то вещь или документ, о которых никто не знал, даже ее мать, – а потому пропажа и не обнаружилась. Далее. Марина могла владеть какой-то опасной информацией. Допустим, она оказалась свидетельницей преступления или ей было известно о темном прошлом какого-нибудь субъекта. Наконец, она могла когда-то кому-то причинить зло, и теперь ей за это отомстили. Есть еще множество мотивов убийства, которые подходят к данному случаю. И надо заметить, что тайный враг Марины – человек опытный и с большими возможностями. Все организовать, нанять киллеров из другой республики, ловко замести следы – это не под силу дилетанту. Убийца либо сам имеет связи в уголовном мире, либо нанял кого-то, имеющего эти связи. Кроме того, он хорошо знал распорядок дня Марины, улавливал сплетни и слухи вокруг ее имени. Недаром же он, или киллеры по его указке, заранее разложили на столе фотографии и афиши, чтоб можно было сделать вывод, будто Марина застрелилась в припадке ностальгии по ушедшей славе. Ведь, кажется, в таком плане писал о ней тот бульварный журналист? Якобы у Марины все в прошлом, она изжила себя как творческая личность и так далее. Легче всего свалить самоубийство на душевный кризис… А кстати, у Марины были какие-нибудь творческие планы? Помню, где-то промелькнуло, что она собирается ехать в Париж. Для чего?
– Точно не знаю, она это не афишировала. Марина была немного суеверной и боялась говорить о своих планах заранее – чтоб не сглазить. Поэтому ходили разные слухи: якобы она собиралась навестить эмигрантскую родню, или подлечиться, или сделать пластическую операцию. А вот Евгения утверждала, что Марину пригласили туда преподавать в школе искусств.
– А ты не проверял эти сведения?
– Зачем? Разве это так важно? И, потом, пойми: я не могу открыто интересоваться жизнью Марины, это даст лишний повод для сплетен. Потому ведь я и позвал тебя, чтобы никто не догадался о моем участии.
– Значит, ты немного можешь рассказать о ее жизни в последние годы? Какие у нее были подруги, друзья, кто ее окружал – этого ты не знаешь?
– Боюсь, что нет. Об этом тебе лучше спросить у Лили Чубаровой. Она как была Марининой подругой в юности, так и осталась. А другие предавали, завистничали… Да она и сама не очень умела дружить.
– Марина жила в квартире одна?
– Да. Алеша уехал примерно за год до ее гибели. Домработницы у Марины в последнее время не было. Ну, а насчет ее приходящих мужей и бой-френдов я сведений не имею.
– Марина и Евгения Константиновна всегда жили на разных квартирах?
– Да, так им было удобней. У каждой – своя жизнь, свои дела. Марина тяготилась опекой. А Евгения до последнего времени была активной бабулей, вела общественную работу, давала уроки начинающим певицам. Но Марина ее часто навещала, они ведь жили в одном районе.
– Ясно. Еще последний вопрос. – Леонид помолчал, искоса и внимательно поглядывая на задумчиво-напряженное лицо Виктора. – Для чего тебе надо найти убийцу? Ты хочешь его обличить, покарать? Но тогда тебе придется выдать свое участие в этом расследовании.
– Тогда это можно будет сделать. – Голенищев сдвинул брови к переносице, и его серо-голубые глаза потемнели, словно налились свинцом. – Узнав правду, получив доказательства, я смогу открыто заявить, что так, мол, и так, Марину напрасно обвиняли, будто она… – Виктор замолчал, словно проглотив последние слова, и стал с преувеличенным старанием хлопотать возле камина.
Леонид тоже молчал, размышляя, что же в этом деле является главным для Виктора: забота о добром имени Марины или ненависть к убийце, отнявшем предмет его давно прошедшей, но, видимо, не забытой любви.
Глава четвертая
Юля Жигалина мельком взглянула на себя в зеркало витрины и осталась довольна своим внешним видом. Идеальная фигурка, стройные ножки – все прекрасно, хоть сейчас па подиум. Недаром все эти начинающие живописцы и ваятели накидываются па нее, как мухи на мед. Впрочем, теперь она уже вполне могла бы работать высокооплачиваемой натурщицей у маститых и даже знаменитых художников, но некогда и неохота к ним пробиваться. Ведь главное для нее – актерская профессия, а тратить свое время на позирование – слишком большое расточительство. И так львиная доля времени и сил уходит на обязанности домработницы Голенищевых. Но тут уж ничего не поделаешь, эта работа ее кормит, дает свой угол в Москве и много других преимуществ. Вот, например, даже эта модная и дорогая курточка – «с барского плеча», ее отдала Инга после того, как муж ей сказал, что в курточке у нее вульгарный вид. Такую вещь Юля не могла себе позволить на свою зарплату – для нее это уже излишество, когда имеется и плащ, и теплый пуховик. Но сейчас, сжимаясь под порывами пронизывающего осеннего ветра, Юля все-таки не желала утеплиться, выбрала эту красивую, хоть и холодную курточку, потому что сегодня хотелось выглядеть особенно экстравагантно, ведь она шла к своему любовнику для решительного объяснения.
Был конец октября, рано начинало темнеть. Свет фонарей дрожал в маленьких лужицах, которые Юля старательно обходила, чтобы не вымазать новые ботинки. Иногда ветер бросал ей под ноги пожухлые листья, иногда с деревьев падали холодные капли, и Юля досадливо отряхивалась. Почему-то сейчас ее раздражало буквально все: осенняя промозглость, толкотня вечно озабоченных прохожих, гудки и визг несущихся сплошным потоком машин, назойливое мелькание реклам. Юля, всегда так любившая суету столицы, внезапно почувствовала свою растерянность перед могучим холодным городом, в котором она так пламенно мечтала утвердиться. Первой ступенькой был дом Голенищевых, но в нем Юлю, естественно, хотели видеть только домработницей. Второй ступенькой оказалось знакомство и связь с Жоржем Фалиным, обещавшим сделать се театральной актрисой. До недавнего времени Юле казалось, что она уже прочно утвердилась на этой ступени, но вдруг, после возвращения Жоржа с летних гастролей, что-то стало ломаться. Второй месяц Фалин под разными предлогами избегал встреч с Юлей, перестал составлять ей протекцию для участия в маленьких эпизодах на сцене «Нового Глобуса». Девушка терялась в догадках, что было причиной внезапного охлаждения: новое увлечение Фалина или, может, клевета какой-нибудь злопыхательницы типа Эльвиры Бушуевой. Эта прима хоть и делает вид, что в упор не замечает Юлю, но наверняка ненавидит ее, как и всех, кто моложе, красивей, да, к тому же, нравится ее прежним мужьям и любовникам.
Сегодня Юля точно знала, что Жорж дома, потому что полчаса назад созвонилась с ним и заявила истерическим тоном, что устроит скандал в театре, если Фалин вновь попытается избежать объяснения.
Торопливо приближаясь к его дому, она едва ли не вслух произносила негодующий монолог: «Старый самовлюбленный дурак! Он воображает, небось, что я без него жить не могу, умираю от любви. Да если бы у меня была хоть какая-то возможность пробиться самостоятельно, без его помощи, – стала бы я ему звонить, унижаться! На кой черт он мне сдался, потасканный кобель? Но не могу же я всю жизнь прислуживать в доме у Голенищева, а в свободное время еще и раздеваться перед дружками его доченьки – благодетельницы моей Светочки. Нет уж, надо стиснуть зубы и все вытерпеть, лишь бы зацепиться за столичный театр. Иначе – прозябание, немногим лучшее, чем в родном Средневолжске. Или уж бросить совсем этого Жоржа и подумать о чем-то другом? Но в модельный бизнес Светланкина мама меня не пустит, а приличного замужества на горизонте не видно. И потом, положа руку на сердце, разве меня тянет к чему-то, кроме театра и кино? Значит, надо пойти на все, чтобы снова попасть под крыло к Жоржу».
Впрочем, в своем негодовании Юля немного обманывала себя. Нельзя сказать, что Жорж Фалин был ей совсем уж противен. Какое-то теплое чувство она к нему все-таки питала – конечно, не любовь, но смесь уважения, симпатии и благодарности.
Прежде, чем позвонить в дверь, Юля взглянула на себя в зеркальце: слава богу, ресницы не потекли от дождевых капель, да и вообще выглядит она на все сто. Что же этому старому козлу еще надо?
Жорж открыл дверь сразу, словно только и ждал ее звонка. Он был одет в растянутый спортивный костюм, неэстетично утолщавший еще довольно стройную, несмотря на полувековой возраст, фигуру актера. С шутливым поклоном пропустив Юлю вперед, он помог ей раздеться, но не обнял, а только взял под локоток и провел в гостиную. Юля чувствовала к нему почти ненависть, но вынуждена бьла это скрывать под маской простодушной радости.
– Наконец-то я опять у тебя дома! – воскликнула она, прокружившись по комнате и схватив Фалина за руку.
Он жестом остановил ее порыв и, указав гостье на диван, уселся в кресло. Юля с непонятным ей самой злорадством отметила, какие глубокие морщины пролегли по импозантному, породистому лицу актера, как портят его тяжелые мешки под глазами и землистый оттенок кожи. Наверное, опять был в запое. Об этом свидетельствовала и гора пустых бутылок, валявшихся в углу вперемешку со старыми газетами и консервными банками. Боже мой, и перед таким алкашом она вынуждена ломать комедию, притворяться влюбленной! Но ничего не поделаешь: этот деградирующий тип – все-таки очень известный и талантливый актер, имеющий за плечами и славу и связи в театральном мире.
– Что происходит, дорогой? – спросила Юля, растерянно уставившись своими большими зелеными глазами в подпухшие серые глаза Жоржа. – Я так больше не могу. Нет ничего хуже неопределенности. Мне надо знать, что ты ко мне чувствуешь. В конце концов, мы больше полугода с тобой встречались, были близки. Имею я право знать, почему ты меня избегаешь?
Жорж отвел от Юли взгляд и выдержал паузу, словно на сцене. Девушка молча ждала. Наконец, по-прежнему не глядя на нее, он сказал:
– Прости меня, Юлия, по нам надо разбежаться в разные стороны. Нашей близости пришел конец.
– Но как же так?.. – Юля захлопала ресницами, на которые уже начали наворачиваться слезы. – Почему вдруг так сразу?.. Я не готова!.. «Мой милый, что тебе я сделала?» Разве ты забыл, что «мы в ответе за тех, кого приручили»?
– Ну, вот! – Жорж развел руками и криво усмехнулся. – Ты ведь очень умная и начитанная девушка. Как ты к месту процитировала и Цветаеву и Экзюпери. Я думаю, что ты и без меня не пропадешь. Да и зачем тебе такая развалина? Ведь я же старше тебя на тридцать лет.
– Почему же, когда мы только сблизились, ты об этом не говорил? – воскликнула Юля, и прилив негодования даже высушил слезы у нее на глазах. – Зачем ты меня увлек, приручил, наобещал с три короба? Ты ведь знал, что у меня нет никакой защиты, что я должна сама себе пробивать дорогу. Но не посчитался с этим: афишировал наши отношения, испортил мне репутацию, задурил голову пустыми надеждами. Наконец, разбил мое сердце! Ведь ты же был у меня первым мужчиной!..
– Ну, не совсем, – скептически хмыкнул Жорж.
– Подлец! – вскричала Юля и замахнулась, чтобы ударить его, но он вовремя вскочил с кресла и отбежал в угол комнаты. – Подлец, я тебе доверилась, а ты…
Девушка плакала, уронив голову па руки, а Жорж смотрел на нее издали, и в глазах у него была боль и страх загнанного животного. Наконец, не выдержав, он подошел к Юле и, присев перед ней па корточки, тихо сказал:
– Прости, ты замечательная девушка, но я тебе не пара. Поверь. Когда-нибудь ты все поймешь. Мне трудно от тебя отказаться. Но иначе не могу. Нам нельзя быть вместе.
Юля всхлипнула, вытерла глаза и, посмотрев сверху вниз на коленопреклоненного Жоржа, робко спросила:
– Ты даешь мне понять, что никогда не сможешь на мне жениться?
Внезапно его лицо исказилось и, вскочив на ноги, он стал ходить из угла в угол, быстро поглядывая на Юлю и бросая ей в лицо:
– Да о женитьбе и речи быть не может! Пойми, я даже на роль заштатного любовника не гожусь! Забудь меня, девочка! Уходи прочь и не унижайся. Все, баста, финита ля комедия!
Юля несколько секунд молчала, а потом с порывистым жестом вновь обратилась к Фалину:
– Жорж, если ты даешь мне понять, что стал импотентом, то поверь: для меня это не главное. Я люблю твой талант, а не потенцию. Если ты по какой-то причине не можешь или не хочешь на мне жениться, то и это я могу понять. Но почему, объясни, мы не можем остаться друзьями? Ты как-то обмолвился, что не веришь в дружбу мужчины и женщины. А вот я верю. Это возможно. Особенно, если мужчина и женщина – творческие люди. Ты волен оставить меня как любовницу, но не оставляй как актрису.
Услышав эту просьбу, Фалин язвительно рассмеялся и воскликнул:
– Вот, наконец-то ты добралась до сути! Тебя во мне интересует не мужчина, а покровитель, импресарио! Что ж, все правильно, так и должно быть… Но есть одна загвоздка, милая Юленька: актриса ты неважная. Так, на уровне клубной самодеятельности. Для настоящего театра это не годится.
– Что?!. – Юля на миг потеряла самообладание, вскочила с места и едва не бросилась на Жоржа с кулаками. – Ты же сам поддерживал меня, говорил, что я талантливая!
– Да, каюсь, поддался нежным чувствам. Мне казалось, что ты просто не сразу можешь раскрыться. Но за полгода я убедился, что настоящей актрисы из тебя не выйдет. А быть всю жизнь на третьих ролях – зачем тебе это?
Юля снова заплакала от бессильной ярости. Увы, она опять была вынуждена смирять свой гнев, чтобы окончательно не испортить отношения с этим человеком, не нажить в его лице врага. А Жорж, расценив ее слезы по-своему, вновь принялся утешать девушку:
– Успокойся, милая, это же не конец света. Ну, не станешь ты великой актрисой, – так ведь не каждому дано, это редкий дар. И лучше сразу об этом узнать, чем всю жизнь терзаться и завидовать другим. К тому же, ты вполне можешь быть прекрасной ведущей в каком-нибудь телешоу – и получишь свою долю славы и успеха. Да и в наших телефильмах теперь среди молодых актрис редко встретишь умеющую профессионально играть. А уж внешностью ты их почти всех превосходишь. Это и не удивительно. Сейчас там все держится на спонсорах, а те дают деньги на раскрутку своих детей, жен, любовниц. Ну, а настоящие актрисы или хотя бы красавицы заполняют экраны в двух случаях: либо при тоталитарном режиме, либо при цивилизованном рынке. Из первого мы уже выбрались, а ко второму пока близко не добрались. Так что, девочка, в телефильмах ты еще имеешь шанс заблестеть. Почему бы тебе не обратиться за помощью к Голенищеву? Телевидение – это по его части.
– Ты хочешь сказать… – Юля всхлипнула, – хочешь сказать, что мне пора искать себе другого любовника и покровителя? Спасибо за бесплатный совет. Но только у меня принцип: где едят – там не гадят. Я служу у Голенищевых домработницей и никогда не стану там еще…
– Успокойся, – прервал ее Жорж. – Ничего такого я не имел в виду. Да и Голенищев не будет использовать тебя как любовницу, он сейчас не на той стадии. Ей-богу, попробуй поговорить с ним чисто по-человечески, выбери минуту. Ну, а если и он не поможет, все равно не отчаивайся, жизнь не кончена. Ты вполне сможешь играть в каком-нибудь провинциальном театре или вести драмкружок…
– В сельском клубе или дворце пионеров? – со злостью уточнила Юля. – Благодарю покорно. Не надо мне вашего сочувствия, Жорж Иванович, как-нибудь обойдусь. И не для того я столько всего натерпелась в Москве, чтобы снова возвратиться в свой Бряхимов, где актеры по полгода не получают зарплаты, а в театрах залы полупустые.
С этими словами Юля, уже ни на что не надеясь в доме у Фалина, решительно вышла в прихожую, схватила с вешалки куртку, сунула ноги в ботинки и стала торопливо открывать замок входной двери. Замок не поддавался, и Жорж, мягко отстранив девушку, открыл его сам. Юля, не взглянув на Фалина, кинулась прочь из его квартиры, но он успел сказать ей напоследок:
– Прости меня, Юля, желаю тебе счастья.
Не помня себя, девушка выбежала из подъезда теперь ужененавистного ей дома, в котором несколько минут назад она все еще рассчитывала однажды поселиться.
Юля шла по улице, глотая слезы и повторяя про себя: «Дура, вечная неудачница! Все ты делаешь нескладно, все не так! Возвращайся в Бряхимов, там твое место!»
Бряхимовом Юля называла свой родной город Средневолжск, ибо почему-то была уверена, что именно его изобразил Александр Николасвич Островский в пьесе «Бесприданница». Когда-то, еще в детстве, посмотрев знаменитый фильм Рязанова, Юля бродила по берегу Волги в районе старой пристани и повторяла запавшие в юную душу строки: «Лжете! Я любви искала – и не нашла… Я не нашла любви, так буду искать золота». «Или тебе радоваться, мама, или ищи меня в Волге». Юля всегда любила представлять себя кем-то, изображать разные сцены. В мир игры она уходила от серого мира обыденности, который был к девочке не слишком ласков.
И дома, и в школе Юлю редко хвалили и почти не считались с ее мнением. В семье Жигалиных было две дочери, но основное внимание родители и бабушка отдавали старшей, Людмиле. Люда была очень музыкальна, участвовала в разных детских и юношеских конкурсах, ее успехами гордились родные и учителя. Юля же не имела особых способностей к музыке, да и училась, хоть и без троек, но не блестяще, да и не обладала таким характером, чтобы уметь потребовать свое, обратить на себя внимание. Потому-то ее редко замечали, и она привыкла всегда быть второй, жить в тени одаренной и капризной старшей сестры. Когда Юля слышала восторженное мамино: «У нашей Людочки абсолютный слух!» или одобрительное бабушкино: «Наша Людмилка – девка боевая и открытая душа», ей казалось, что этими похвалами старшей сестре родные словно бы косвенно упрекают ее, Юлю, за то, что она и не такая талантливая, и не такая открытая, а все молчит, себе на уме. И Юля часто в своем воображении разыгрывала разные сцены, представляя, как бы она была королевой, или Золушкой, или отважной пираткой. Ей тоже, не меньше чем Людмиле, хотелось сорвать аплодисменты публики, пусть даже в самом крошечном зале. И скрытная девочка рано поняла, в чем ее талант и как она может выбраться из тени на свет. Тогда, в конце восьмидесятых, еще существовали дворцы пионеров, в которых можно было бесплатно посещать разные кружки, и Юля записалась в драматический. Вскоре ее способности были отмечены и на городском смотре детских коллективов Юле доверили сыграть Принцессу в постановке «Кота в сапогах». Девочка дождалась-таки своей доли аплодисментов. Но вскоре драмкружок, как и весь дворец пионеров, захирел, в стране начали происходить такие события, что уж вовсе не до самодеятельности стало. Юлины сверстники все принялись готовить себя в менеджеры, юристы, экономисты. Девочки покрасивей хотели стать фотомоделями или женами богатых иностранцев, ну, в крайнем случае, – валютными проститутками, воспетыми в «Интердевочке». Однако Юля по– прежнему грезила актерской славой. Раз вкусив сладость признания своего таланта, она уже не могла отказаться от спасительной мечты, которая одна| только могла вытянуть девочку из болота обыденности. В Средневолжске было театральное училище, поступить в которое стало для Юли программой-минимум, успешно выполненной. А уж о максимуме она и думать не смела, хотя в одном была уверена: из родного города надо выбираться. Ей почему-то казалось, что Средневолжск затормозился в своем развитии, оставшись почти таким, как во времена Островского. А уж в девяностые годы, когда вдруг стали сворачивать производство два комбината, дававшие работу большей части городского населения, Юля почувствовала, что грядут тяжкие перемены, и если она не выберется куда-нибудь поближе к столице, то вовсе задохнется в своих родных пенатах, безвестная и безнадежная.
К тому времени Юля уже знала, что природа наделила ее красотой, и этот факт давал ей дополнительные шансы пробиться наверх. Более того: оказалось, что хваленая Людмила намного уступает внешностью своей сестре, да и талант музыкантши, видно, не столь уж был велик, потому что в консерваторию Люда так и не смогла поступить, пришлось ей довольствоваться музучилишем.
Отец умер, когда Юле было десять лет, а Люде – пятнадцать. Мама не| стала заводить нового мужа и, таким образом, семья Жигалиных осталась исключительно женской. Может, из-за ранней смерти отца Юля всегда чувствовала что-то вроде неутоленной потребности в надежном мужском покровительстве. Она не увлекалась сверстниками, ее инстинктивно влекло к мужчинам постарше. И, словно чувствуя это, парни ее возраста обходили красивую девушку стороной. Отпугивала их Юлина манера общения: невозможно было понять, шутит она или говорит серьезно. Никто не догадывался, что ироничным тоном и усмешками Юля просто маскирует свою неуверенность. Но парни не знали об ее комплексах и считали Юлю слишком сложной и высокомерной. Она и сама постепенно привыкла смотреть на ровесников свысока, как на маленьких мальчиков. Только мужчины постарше казались ей достойными внимания.
В восемнадцать лет Юля влюбилась по-настоящему. Объектом ее первой любви оказался худрук местного драматического театра, который проводил занятия в театральном училище и выделил шестерых наиболее талантливых студентов для участия в своем новом молодежном спектакле. Более того: она очень скоро заметила, что этот худрук с «театральной» фамилией Щукин смотрит на нее особым взглядом.
Юля, вопреки расхожему мнению о ранней сексуализации постсоветских детей, была в свои восемнадцать лет еще девушкой. Но, не имея физического опыта, она знала абсолютно обо всех сторонах интимной жизни, ибо «тусовалась» в компании любителей порно-кассет и журналов. Актерские способности позволяли ей ловко подыгрывать видавшим виды сверстникам и скрывать свою истинную сущность
Наверное, даже Щукин был введен в заблуждение ее кажущейся раскованностью. Во всяком случае, он быстро перешел от взглядов и незаметных приобниманий к решительным действиям. Однажды после репетиции он под каким-то предлогом задержал Юлю, потом зазвал ее в свой кабинет и тут же кинулся целовать. Юля всегда мечтала именно о таких страстных и нежных поцелуях зрелого, опытного мужчины. Щукину было лет сорок пять, но выглядел он моложе. Кроме театральной деятельности он занимался еще каким-то бизнесом, а потому жил не бедно и мог себе позволить одарить любимую девушку подарками, сводить ее в ресторан, съездить с ней на курорт. Юля об этом знала и надеялась, что Щукин окажется для нее тем самым принцем, с которым она рука об руку зашагает к славе. Знала она также и о том, что у Щукина есть жена и двое детей, но старалась об этом не думать. Ей казалось, что все должно уладиться как-то само собой. Но в тот вечер в кабинете Щукина именно его жена своим телефонным звонком помешала страстным поцелуям. Благоверная сказала худруку нечто настолько важное, что он вынужден был прервать свидание с Юлей и поторопиться домой. Но при этом Щукин так убедительно, с такой страстью говорил девушке о своей любви, что Юля была уверена: впереди ее ждет множество радостно-тревожных приключений.
К следующему свиданию они подготовились более тщательно. Дело было летом, и Щукин решил, что лучше всего им с Юлей провести время на природе. В условленный день и час он подъехал на своем «форде» к тому кварталу, где жила Юля, и девушка, на всякий случай оглянувшись по сторонам, быстро юркнула в открытую дверь машины.
Что это были за волнующие минуты, когда они мчались по пригородному шоссе, и Щукин, рискуя попасть в аварию, то и дело бросал на Юлю пламенные взгляды, гладил ей колени, свободной рукой обнимал за плечи! Когда они останавливались перед светофором, он пользовался этим, чтобы прижаться к Юлиным губам. Она видела, что Щукин уже загорелся, едва сдерживает себя.
Он свернул с шоссе на проселочную дорогу и поехал к озерам – прелестному уголку природы неподалеку от заповедника. Два небольших озера раскинулись в живописном окружении холмов и рощиц. Деревья и прибрежные кусты отражались в озерной глади, по краям которой среди широких листьев белели водяные лилии и желтели кувшинки.
Словом, это было подходящее место для романтических свиданий. Но, видимо, мало кто о нем знал, потому что вокруг было безлюдно. А, может, в тот день просто так совпало – все-таки середина недели, а до вечера еще далеко. Юля была рада такой уединенности – ведь на этом свидании ей предстояло стать женщиной, и она хотела, чтобы ни один посторонний взгляд даже издали не нарушил ее сокровенных минут. Она вовсе не задумывалась над тем, что отдает свою девственность и первую любовь мужчине, которого почти не знает и который вряд ли отведет ей серьезное место в своей жизни. Юля, с детства придавленная комплексом собственной вторичности, была рада и горда, что именно ее выделил среди всех юных искательниц актерского счастья такой значительный человек, как Щукин.