Текст книги "Дарю вечную молодость (Ее последняя роль)"

Автор книги: Александра Кравченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

Глава четырнадцатая

Становой шел по дачному поселку неторопливо, словно прогуливаясь. День выдался солнечный, тихий, даже не верилось, что уже начало декабря. Леонид нарочно приехал сюда электричкой, не стал лишний раз мелькать на «Жигулях», да и вообще старался выглядеть как можно незаметней. «Перуновцы» недавно выяснили местопребывание бывшего директора золотопромышленной фирмы «Приоритет». Оказалось, что некогда богатый и влиятельный Семен Чаплинцев сейчас ведет жизнь заурядного пенсионера, проводя большую часть времени на своей комфортабельной даче – единственному достоянию, которое осталось у него после крушения фирмы.

Леониду не пришлось стучаться в ворота огороженной высоким забором дачи, поскольку Чаплинцев в это время гулял по улице с собакой. Детектив узнал бывшего директора по фотографии, добытой коллегами. Невысокий, полноватый и лысоватый Чаплинцев в свои 70 лет выглядел моложавым бодрячком, несмотря на пережитое три года назад крупное деловое фиаско.

– Здравствуйте, Семен Аркадьевич, – обратился Леонид к дачнику с такой радостной улыбкой, словно был его старым знакомым.

Чаплинцев остановился, прищурился и, немного помолчав, ответил:

– Здравствуйте, коли не шутите. Я, правда, вас не припоминаю, но в свое время у меня было столько знакомых, что кого-то и забыть не грех. Память-то не резиновая.

– Не жалуйтесь на память. Мы с вами никогда раньше не встречались. Но мне о вас рассказывал один человек.

Леонид назвал фамилию бывшего бухгалтера «Приоритета», год назад переселившегося в Америку.

– И что же? – удивился Чаплинцев. – Вы приехали сюда только для того, чтобы познакомиться с таким старым неудачником, как я?

– Во-первых, я вас не считаю неудачником. Во-вторых, вы могли бы нажить целое состояние, передавая свой богатый опыт.

– Пожалуй, вы мне слишком льстите, – Чаплинцев хитровато прищурился. – Значит, вам что-то от меня нужно. Для начала представьтесь, а то мы с вами в неравном положении.

– Олег Саблин, директор спортивного комплекса в Харькове.

– Очень приятно, – сказал Чаплинцев, пожимая протянутую руку. – К спорту я имел только косвенное отношение. В том смысле, что меня в свое время окружали крепкие ребята, да и сам я был не слабак.

– Вот об этих крепких ребятах и хочу с вами поговорить, – улыбнулся Олег-Леонид. – Точнее, об одном из них.

– О каком именно?

– Был у вас такой телохранитель… или помощник, не знаю. Звали его Герасим Укладов.

В глазах Чаплинцева мелькнуло что-то похожее то ли на сильное удивление, то ли на испуг, и он быстро оглянулся по сторонам. Вокруг было пустынно, лишь где-то на отдаленной даче маячила фигура местного сторожа.

– Вы кто на самом деле и как меня нашли? – настороженно спросил бывший директор «Приоритета».

– Я ведь уже представился, – снисходительно напомнил Леонид. – Кстати, Семен Аркадьевич, вам не страшно проводить здесь время одному? Все-таки зимой на дачах так безлюдно, уныло.

– Во-первых, со мной почти всегда моя жена. Просто сейчас она уехала. А, во-вторых, у меня прекрасный охранник. Зевс!

Он присвистнул, и огромный бультерьер свирепо оскалился на Леонида.

– Да, действительно, собаки надежней людей, – заметил сыщик с подтекстом. – Четвероногие охранники не предают и не переходят на службу к другим хозяевам.

– Намек понял. – Чаплинцев искоса, с насмешкой посмотрел на Станового. – Значит, вы хотите поговорить о моем бывшем начальнике охраны? И чем же он вас так заинтересовал?

– Ну, скажем, я хочу знать уязвимые места Герасима, чтобы заставить его делать то, что требуется мне и моим друзьям.

– Иными словами, вы хотите, чтобы он шпионил для вас и тайно вредил Голенищеву?

– Вы все схватываете на лету, Семен Аркадьевич, – усмехнулся Леонид.

– Значит, говорите, вы спортивный руководитель где-то в Харькове? Ну-ну!

Чаплинцев иронически хмыкнул и внезапно широким жестом пригласил Леонида к себе во двор. Свирепый Зевс шел рядом с хозяином, зорко посматривая на чужака.

Собеседники расположились на закрытой веранде дачи, из окон которой хорошо просматривалась дорога, ведущая к дачному поселку. Хозяин даже предложил неожиданному гостю выпить, но тот отказался. Заметив, что Леонид скользнул цепким взглядом по стенам и потолку, Чаплинцев усмехнулся:

– Не тревожьтесь, господин… как вас там… Шпагин, Саблин? У меня здесь, слава Богу, нет никаких подслушивающих устройств. Да и кого интересует скромный пенсионер? Это раньше мне приходилось на каждом шагу осматриваться. Но теперь я даже где-то рад, что веду спокойную жизнь. Как пелось в любимой песенке товарища Ленина, «Богачу-дураку день и ночь не спится, бедняк гол, как сокол, поет-веселится».

Леонид подумал, что до бедняка, пожалуй, Семен Аркадьевич еще не докатился, но промолчал о своем наблюдении.

– Почему бы мне и не пожить растительной жизнью? – продолжал Чаплинцев. – Сына я устроил на хорошую работу, дочь выдал замуж за иностранца. А нам с женой хватит и того, что есть. Лет пятнадцать тому назад, при так называемой советской власти, мы с ней даже о такой даче мечтать не могли. Кто мы были всю жизнь? Ученые-геологи, таежные романтики. Бессеребреники, хоть и с некоторыми амбициями. Да, но что это я заговорился… Вас ведь совсем другое интересует, уважаемый спортивный директор. Вам нужен компромат на молчуна Герасима. Вы хотите, чтобы Голенищев проиграл выборы. Вы – человек из команды Новикова.

Чаплинцев хитро прищурился, гордясь своей проницательностью. Леонид не стал разубеждать собеседника, но и не подтвердил его выводов. Решив, что молчание – знак согласия, Чаплинцев спросил:

– Вы уверены, что я хочу того же, что и вы?

– У меня нет оснований для уверенности, – вздохнул Леонид. – Ведь я не могу пообещать вам солидного вознаграждения. Наш кандидат – человек независимый, а потому бедный. А за спиной Голенищева стоят капиталы Бараника и Ховрина.

– О, это мне хорошо известно, – пробормотал Чаплинцев, и лицо его потемнело. – Если ставленник Ховрина и Бараника потерпит поражение на выборах, это будет лучшей наградой для меня. Однако если кто-то из них пронюхает о нашем с вами разговоре…

– Об этом не волнуйтесь. Конфиденциальность – единственное, что мы можем гарантировать. У нас нет больших капиталов, но мы научились рассчитывать каждый свой шаг.

– С Герасимом будьте поосторожней. – Чаплинцев отхлебнул легкого вина и немного помолчал. – Он умеет верно служить хозяевам. В свое время я тоже не мог на него пожаловаться, он был преданным помощником и до последнего сражался за фирму «Приоритет» – как в буквальном, так и в переносном смысле. Я не буду рассказывать вам, какими методами Бараник с Ховриным меня разорили. Да и не только меня. Небось, помните из истории, что такое монополистический капитализм. Но государственный монополизм еще страшнее. Это когда одна фирма поглощает другие не в конкурентной борьбе, а потому, что имеет поддержку среди государственных чиновников. А вот теперь им понадобился личный сенатор, и они забили хвостом, потому как должность эта выборная, а люди давно уже им вслед плюются. Только на такого обаяшку, как Голенищев, у них вся надежда.

– Это я понимаю, как большой. Но, однако, вернемся к нашим баранам.

– Да, простите старика, отвлекся. Так вот, о Герасиме. Биография у него, прямо скажем, непроходимая. Начал с воровства. В 68 году первый раз сел. Второй срок был за разбойное нападение. Потом, что-то случилось у него на зоне, вроде бы даже убийство. Потом неудачная попытка побега и новый срок. А завязать с такой жизнью он решил где-то к концу 80-х и осел в одном сибирском городке. Тогда-то я с ним и познакомился. Я ведь в те годы еще жил в Сибири и, пользуясь первыми веяниями перестройки, организовал артель. Вначале Герасим работал у меня рядовым исполнителем, но потом я заметил в нем ценные качества: выносливость, смекалку, умение держать язык за зубами, но главное – преданность. Он сразу мне заявил: сделай меня человеком, дай хорошую работу, исправь биографию – и буду служить тебе верно, как пес. Между прочим, скажу вам по секрету, что нашему герою ничего кроме хорошей работы и теплого места под солнцем уже и не было нужно. Мужские радости ему отбили в одной из особо жестоких разборок. Так что, трудоголиком он был не только по натуре, но и по необходимости. А я тогда в нашем медвежьем углу маленько имел кое-какие возможности и помог Герасиму с некоторыми документами. Ну, а потом наступили такие времена, что судимость для многих стала вроде козыря. Политическими узниками и диссидентами объявляли себя и валютные спекулянты и непризнанные таланты. А фамилию наш герой сменил посредством женитьбы на местной бабке-алкашке, которая через несколько месяцев после этого события врезала дуба от белой горячки.

– Значит, Герасим на самом деле – не Укладов?

– Нет, у него была смешная и слишком заметная фамилия – Царапкин.

– А кто родители?

– Мать одно время служила домработницей у каких-то знатных москвичей, потом переехала в деревню. Умерла, когда Герасим мотал второй срок. Отца у него вообще не имелось, он вроде как сын полка. Жизненный путь у парня был простой, как валенок: школа, второгодничество, ПТУ, завод, общежитие.

– Значит, молодость он провел в Москве? А вы, когда перебрались в столицу и взяли с собой Герасима, не боялись, что кто-то из старых знакомых его здесь узнает?

– Нет, Герасим очень изменился внешне. Да и кто мог вспомнить парня через столько лет?

– А тюремные дружки не пытались его шантажировать?

– Во-первых, они живут далеко от Москвы и не знают о его возвышении. А, во-вторых, им бы ничего не удалось доказать. Внешнее сходство уважаемого человека с каким-то уголовником – вещь несерьезная.

– Ну, а вас он не боялся? Вы его не боялись после того, как он перешел на службу к другим хозяевам?

– Видите ли, нас с Геркой связывает своего рода круговая порука. Он что-то знает обо мне, я – о нем. Не думаю, что он когда-нибудь покатит на меня бочку. Ведь даже такой отпетый уголовник способен на некое подобие благодарности. Когда Ховрин вынудил его перейти на службу к какому-то банкиру, Герасим согласился при условии, что меня они оставят живым и невредимым. Потом еще Гера приходил ко мне, каялся: «Прости, Семен Аркадьевич, я тебя очень уважаю, но жить-то мне как-то надо». Ну, а после всех этих перетурбаций я с ним больше не виделся и след его потерял. Такие люди, как Герасим, живут не на виду, а в тени.

– А Ховрин с Бараником знают о его прошлом?

– Думаю, да. Его ведь однажды допрашивали с пристрастием. Вероятно, он им все рассказал.

– Не может ли такого быть, что он сам втайне ненавидит своих хозяев, которые когда-то устроили его избиение?

– Ненавидит? – Чаплинцев скептически хмыкнул. – Вы не учитываете, что у таких людей, как Герасим, все естественные чувства немного смещены. Его избили, а потом с ним поговорили по-человечески, на привычном ему языке, дали хорошую работу, обеспечили определенными благами. Для него это нормальный ход вещей. Людям, которые не брезгуют с ним общаться, он простит избиение. Скорее он возненавидит тех, которые его брезгливо обходят стороной, хотя при этом и не бьют.

– Ладно, – усмехнулся Леонид. – Но не странно ли, что Владлен Ховрин допустил уголовника в свою семью?

– Может быть, Ховрин с Бараником гораздо в большей степени уголовники, чем Герасим, – хмуро заметил Чаплинцев.

– Но это в переносном смысле. А под судом и следствием они не были, в лагерях не сидели, верно? Кстати, а в каких местах отбывал заключение Герасим?

– Вначале в средней полосе, потом – в Сибири.

Чаплинцев назвал две известные колонии строгого режима. Теперь Леонид получил все сведения, нужные ему для заполнения белых пятен. Большего от общения с Семеном Аркадьевичем он и не ожидал, а потому вскоре свернул беседу и, подарив в знак благодарности маленький приемник, распрощался с хозяином дачи. Провожая необычного гостя, Чаплинцев напоследок попросил его иногда звонить и сообщать о ходе дела. Леонид пообещал, заранее зная, что вряд ли Семен Аркадьевич дождется его звонка.

По дороге из дачного поселка к железнодорожной станции Леонид связался с Днепропетровском, уточнил некоторые пункты в досье Осадчего и Еськова. Спросил сотрудников и о Веронике Бурчак. Тут его ожидал не очень приятный сюрприз: Вероника вчера уехала из города. На работе она взяла отпуск якобы для лечения в Миргороде. И действительно села на поезд и доехала до Миргорода, в чем убедился посланный вслед за ней сотрудник «Стана». Он «довел» ее до санатория и вернулся в Днепропетровск, поскольку не заметил вокруг этой дамы ничего подозрительного. Сам собой напрашивался вывод, что Вероника и впрямь не имеет никакого отношения к заказчику. Леонид почти успокоился на ее счет, хотя инстинкт опытного сыщика все же подсказывал ему, что никогда и ничего нельзя упускать из виду.

Между тем, Вероника Бурчак, давно обдумавшая свой рискованный план шантажа, приступила к его осуществлению. У нее имелись определенные причины для спешки. Человек, с помощью которого она рассчитывала обогатиться, именно сейчас был наиболее уязвим для шантажа, а по прошествии некоторого времени мог просто послать Веронику подальше.

И она начала действовать, хотя и с великой осторожностью. Нельзя сказать, чтобы Вероника чувствовала слежку; нет, сотрудник «Стана» был слишком хорошим профессионалом, чтобы дать себя обнаружить. Но, помня наставления своего незабвенного Федора Циркача, Вероника перестраховывалась даже там, где это казалось ненужным. К тому же, звонок Леонида месяц назад ее основательно насторожил. Потому и не стала она ехать прямым рейсом на Москву, а придумала комбинацию с Миргородом. Войдя через парадную дверь санатория, она затем вышла через другую, ведущую в парк. И дальше, выбравшись на ближайшую улицу, поймала такси и доехала до автовокзала, где взяла билет до областного центра. А уж в Полтаве села на московский поезд.

Довольная своей ловкостью и предусмотрительностью, Вероника без помех и приключений добралась до белокаменной. Она отправилась в рискованное путешествие налегке, с одной лишь дорожной сумкой из разряда тех, которые за прочность и малый вес давно были оценены челноками. Ей не требовались лишние вещи, да и сумма денег, которую она везла с собой, не превышала допустимую для свободной перевозки через таможню. Меньше всего Вероника хотела хоть чем-то привлечь к себе внимание.

В Москве она тоже старалась быть как можно незаметней, а потому и не остановилась в гостинице, а поехала на окраину города, где в районе неприметных новостроек обитала ее институтская подруга, некогда вышедшая замуж за москвича. Подруга жила бедно, муж ее запил, потеряв работу, сын учился плохо и хулиганил. Но, тем не менее, она страшно обрадовалась приезду землячки. Разумеется, свое появление Вероника обосновала достаточно веской причиной: консультация в известном радиологическом центре по поводу сомнительной опухоли. Поскольку этот центр находился в одном из подмосковных научных городков, Вероника могла целыми днями отсутствовать, и у подруги не возникало вопросов.

Федор перед роковой поездкой в Москву сообщил Веронике и домашний, и мобильный телефоны заказчика. Теперь ей оставалось надеяться, что за это время хотя бы один из номеров не поменялся. В противном случае придется искать адрес, а это уже рискованно. Звонить она решила из неприметного телефона-автомата на одном из вокзалов.

Вероника, всегда хладнокровная, сама себя называвшая «железной леди», почувствовала предательскую дрожь в руках и ногах, когда услышала голос на другом конце провода. Этот тихий, явно приглушенный голос показался ей зловещим, хотя в интонациях ничего угрожающего не было.

– Здравствуйте, – сказала Вероника, кашлянув. – Перехожу сразу к делу. Мне известно, что это вы почти год назад заказали убийство некой знаменитости, а полтора месяца назад убили исполнителя по кличке Федька Циркач. Перед этим Федор опять же по вашему заказу устранил своего напарника.

Пауза длилась не больше двух секунд, но показалась Веронике бесконечной.

– Кто вы такая? – вопрос прозвучал резко и отрывисто.

– Это неважно. – Вероника стала обретать уверенность. – Важно другое: у меня имеется письмо, собственноручно написанное Циркачом. Перед тем, как ехать к вам на свидание, он все подробно изложил на бумаге. Подлинность почерка установит любая экспертиза. Можете сами убедиться, я подкину вам ксерокопию, если желаете.

– Мало ли что мог написать какой-то ваш дружок. Откуда вы вообще взялись?

– Издалека. Вам же, наверное, известно, что у Циркача были знакомства в самых разных городах.

– А точнее?

– Я из города, в котором жили некоторые предки убитой вами знаменитости. Там еще была известная битва со шведами.

– Из Полтавы, что ли? У меня там нет знакомых. И никакого Федьки я не знаю.

Заказчик говорил медленно, и Веронике вдруг показалось, что он нарочно тянет время. Она испугалась и хитрых определителей номера, и расторопных подручных, и других пока неведомых ей опасностей, а потому сказала быстро, как в скороговорке:

– Если хотите избежать неприятностей, помогите мне материально, я очень нуждаюсь. Сумма зеленых для вас вполне реальная. Количество букв в имени убитой умножьте на пять и добавьте три нуля. Послезавтра вечером я позвоню и сообщу время и место. А пока думайте и решайте.

Не дожидаясь ответа, Вероника повесила трубку и, оглядевшись по сторонам, зашагала прочь от автомата. Вскоре она нырнула в метро и смешалась с толпой у эскалатора.

Сердце «железной леди» бешено колотилось, но ее трезвый и холодный ум уже нашептывал ей, что, пожалуй, она продешевила. Но, учитывая, что завышенные требования иногда приводят к плачевному результату для самого шантажиста, она все же решила оставаться реалисткой и не загонять в угол опасного противника.

А на следующий день сотрудник «Перуна» Кирилл, занимавшийся прослушиванием квартиры Голенищевых, сообщил Роману, что удалось зафиксировать интересный диалог. Вскоре Роман приехал во временное жилье Кирилла и, прослушав фрагмент, удостоверился в его важности. Беседовали двое – мужчина и женщина. Их приглушенные, не очень ясные голоса были Роману незнакомы. Вначале мужчина сказал: «Баба его вчера вечером мне звонила, понимаете? Приехала, говорит, из Полтавы». Женский голос после паузы спросил: «Что у нее имеется?» Мужчина: «Говорит, он все подробно записал перед тем, как ехать сюда». Женщина: «Если еще раз позвонит, – соглашайся на все. Надо выиграть время». Мужчина: «Но у меня нет таких денег. И, потом, я не знаю, кому еще все это известно. А если они и дальше будут?» Женщина: «Ты нечисто сработал, ты и выкручивайся». Мужчина: «Но вы ведь тоже заинтересованы. Насчет плакатика-то вам мыслишка пришла». Женщина: «Да что ты плетешь, я-то тут при чем? А денег тебе могу достать только для первой приманки, не больше».

На этом интересный разговор обрывался. Очевидно, собеседники куда-то отошли, или, может, им кто-то помешал.

Чуть позже прослушать запись приехал и Леонид. Он тоже не узнал голоса, но почти не сомневался в их принадлежности.

Глава пятнадцатая

Евгения Потоцкая явилась к Голенищевым без всякого предупреждения – что называется, незваным и нежеланным гостем. Возможно, бывшая примадонна и сама не собиралась навещать своего бывшего зятя, но так случилось, что, проходя мимо его дома, вдруг вспомнила о каком-то важном деле, связанном с Голенищевым, и решила зайти. И, как иногда бывает, незапланированная встреча с занятым человеком может состояться скорей, чем заранее оговоренная. Так случилось и на этот раз: по странному стечению обстоятельств вечно отсутствовавший Виктор вдруг оказался дома.

Юля, открывшая дверь Евгении Константиновне, на мгновение даже отступила, пораженная величественным видом старой дамы, которую никогда раньше ей не приходилось видеть так близко. Даже в 76 лет Потоцкая-Шувалова еще сохранила остатки былой красоты – менее яркой и нежной, чем у Марины, но столь же аристократичной.

– Деточка, доложи Виктору, что пришла Евгения Потоцкая, – небрежно бросила она своим звучным меццо-сопрано, сделав в имени бывшего зятя ударение на французский лад, что показалось Юле признаком скрытой иронии.

Но доложить юная домработница ничего не успела: через пару секунд в холле появился сам Виктор, а вслед за ним – Инга. Приняв пальто гостьи и поухаживав за ней, Юля ушла на кухню готовить чай.

– Виктор, у меня к вам есть одно важное дело, – заявила Евгения, подчеркнуто обращаясь только к Голенищеву и практически игнорируя его жену.

Инга чуть заметно улыбнулась – даже не улыбнулась, а пошевелила уголками губ, – и тут же скрылась из виду. Виктор хотел было увести бывшую тещу в свой кабинет, но она отказалась и решительно прошла в угол холла, где стояли два кресла, разделенные журнальным столиком. Там Потоцкая с Виктором и устроились для беседы.

– Алеша хочет забрать меня во Францию, – громко объявила старая дама. – Но я никуда из Москвы не уеду. Здесь моя родина, здесь могилы дочери и мужа. И квартиру свою я никому не отдам и не продам. Хочу устроить в ней музей. Но я не знаю, как это делается. Я пришла к вам, Виктор, чтобы вы помогли мне с этим делом, ведь вы теперь близко к властям. Может, и в Марининой квартире следует создать музей? Тогда надо поговорить с Алешей, чтобы он планировал устроить свой московский офис в другом месте. Итак, что вы на это скажете, Виктор?

Собеседники не заметили, как во время их разговора в холле появилась Регина. Девочка спускалась по лестнице танцующими движениями, то заплетая, то вскидывая ноги в мягких балетных тапочках. Ее шагов никто не слышал, зато она услышала монолог необычной гостьи. Спрыгнув с последней ступеньки, девочка подбежала к отцу и, усевшись на подлокотник его кресла, бесцеремонно обратилась к старой даме:

– Здравствуйте! Вы – мама первой папиной жены, да? Странная у вас идея насчет музея! В рифму получилось, да? – Регина засмеялась. – Неужели вы думаете, что сейчас еще кто-то интересуется актерами того поколения? Разве что старики. А молодые и фильмов-то тех не видели, в которых ваша дочь играла. Вы не боитесь, что эти музеи – пустая затея?

– Замолчи, Регина! – прикрикнул Виктор и легонько шлепнул дочь по спине.

Она тут же вскочила с подлокотника и обиженным взглядом уставилась на отца. А Евгения с не меньшей обидой обратилась к Регине:

– Ты, деточка, не говори того, чего не понимаешь. Искусство, если оно настоящее, не устаревает никогда. И мою дочь люди не забыли. У нее на могиле не переводятся цветы. И письма мне отовсюду приходят. И журналисты ею интересуются. Вот только позавчера приходила ко мне женщина, расспрашивала о Марине, хочет о ней книгу писать. И, между прочим, эта журналистка приехала из Полтавы – есть такой город в Украине, деточка. Оттуда родом предки моего мужа.

– Я географию знаю! – перебила Регина. – «И грянул бой, полтавский бой!»

Не дослушав Евгению, она сделала пируэт и убежала, едва не сбив с ног Юлю, которая несла к столику поднос с чашками и чайником. Никто не обратил внимания на легкий скрип двери, выходившей в холл сбоку от кресла старой дамы.

Чаепитие и обсуждение музейного проекта продолжалось недолго. Зазвонил мобильник Виктора, и сразу же после разговора Голенищев заспешил по срочным делам, напоследок пообещав бывшей теще свою помощь и содействие. Разумеется, Евгения не стала задерживаться в доме, ушла вслед за Виктором. Инга выглянула в холл из той самой двери, которая находилась сбоку от кресла, и, увидев, что незваная гостья ушла, поднялась на второй этаж. Юля, увидев перемещения хозяйки, ощутила невольное любопытство и, повинуясь какому-то чисто женскому инстинкту, неслышными шагами поднялась вслед за Ингой. Ей нетрудно было понять, в какой из комнат второго этажа скрылась мадам Голенищева. Приложив ухо к неплотно закрытой двери, девушка услышала голос хозяйки, говорившей с кем-то по телефону:

– А если к старухе наведалась та самая баба, которая вчера звонила? Да, из Полтавы… Конечно, старуха не в себе, но ведь не настолько же…

Дальше Юля не дослушала, потому что со стороны лестницы раздались легкие шаги. Девушка тут же схватила стоявший в углу пылесос. И вовремя: в коридор вбежала Регина и потребовала срочно погладить ей платье. Юля недолюбливала инфернальное чадо Голенищевых, но вынуждена была молча повиноваться его требованиям.

Однако недослушанный телефонный разговор Инги не шел у Юли из головы. В последние дни девушка почти физически ощущала, как смутное беспокойство невидимыми волнами проносится по дому Голенищевых. Что было тому причиной: приближение пика предвыборной горячки или какие-то скрытые от внешнего взгляда неприятности, понять она не могла. Ей хотелось с кем-то поделиться своими наблюдениями, посоветоваться, но такого человека поблизости не было. С Романом она рассталась три дня назад, успев стать его любовницей и тут же рассориться с ним до ненависти. Он несколько раз ей звонил, умолял о встрече, но она сразу же бросала трубку. Знакомые, которые появились у Юли в театре «Новый Глобус» или среди художников, были не настолько ей близки, чтобы им доверять. К тому же, через Эльвиру или Светлану подобные разговоры могли бы дойти до Голенищевых. И она молчала, чувствуя грусть и досаду оттого, что нет у нее настоящих, серьезных друзей, с которыми можно поделиться любыми сомнениями и быть уверенной, что они не проболтаются.

Звонок от Жоржа Фалина раздался словно по Юлиному заказу. Хоть и рассталась она с Жоржем, хоть и была на него обижена, но все же обрадовалась, когда он попросил ее о встрече. После разрыва с Фалиным и особенно после знакомства с Романом Юля окончательно поняла, что никогда не любила Жоржа как мужчину. Он был ее старшим другом и учителем, но женщину в ней по-настоящему не пробудил. Может, как раз поэтому Юля скорее могла простить грубости и обиды пожилому актеру, чем молодому любовнику, который слишком глубоко задел ее сокровенные чувства.

Отбросив всякие сомнения, Юля в условленный час отправилась на свидание к Жоржу. Место встречи было назначено всего в одном квартале от дома Голенищевых, у приметного супермаркета.

Было начало декабря, и зима, кажется, решила красиво вступить в свои права. Небольшой мороз при безветренной погоде не заставлял прохожих корчиться от холода. Медленно падал снег – не слишком мелкий, но и не крупный, однако достаточно рассыпчатый, чтобы просматривались отдельные снежинки, вспыхивая сказочными звездочками в свете вечерних огней. Снежный покров уже поднимался сантиметров на двадцать, но снежинки продолжали неторопливо его наращивать. Пешеходные дорожки не успевали протаптываться, и Юля шла, увязая по щиколотку в искрящемся белом подарке зимы, но ей это нравилось. Во время дождя или снега девушку всегда посещало таинственное чувство слияния с природой.

Фалин ждал ее, прислонившись плечом к стене у входа в супермаркет. Козырек над широкой входной дверью защищал его от снега. Жорж стоял, засунув руки в карманы и слегка втянув голову в плечи, пряча подбородок в клетчатый шарф. Глаза его печально и настороженно блестели из-под низко надвинутой шапки. Во всей фигуре некогда известного актера Юле почудилось что-то настолько жалкое, что она даже удивилась сама себе: как могла когда-то всерьез желать этого мужчину? Теперь же ей просто хотелось посоветоваться с ним, как с добрым дядюшкой.

Наверное, Фалин ждал ее давно, потому что основательно продрог, даже зубы слегка стучали. Юля знала, что он давно разбил свою машину, а новую не может, да и не хочет купить, потому и передвигается на общественном транспорте, как простой смертный. Небось, теперь и на такси ему не хватает. Юля слышала, что из театра его уже почти выставили.

– Что же ты… вы стоите на улице, Георгий Иванович? – был ее первый вопрос. – Зашли бы в супермаркет, я бы догадалась, что вы там. Ну, пойдемте, хоть погреетесь немного.

– Добрая ты девочка, Юля, – вздохнул Жорж. – А почему на «вы» перешла?

– Так надо, – серьезно сказала Юля. – Что было, то прошло.

Она взяла Жоржа под руку и вошла вместе с ним в шикарный магазин. Там они быстро нашли тихий уголок со столиками, взяли по чашечке кофе и уселись, чтобы поговорить.

Ни Юля, ни Жорж не подозревали, что за ними неотступно и незаметно наблюдает профессиональный сыщик. Роман Козырев после неудачных попыток помириться с Юлей по телефону решил подстеречь ее возле дома. Увидев, что она быстро и целенаправленно прошагала мимо автобусной остановки, он заинтересовался ее маршрутом и не стал окликать девушку, а пошел за ней следом. Встреча Юли с Фалиным неприятно удивила Романа. Она уверяла, что между нею и опустившимся алкоголиком Жоржем давно все кончено, и Роман этому поверил. И вот Юля, его возлюбленная, которая желанна ему порой до боли и ненависти, отказывается встретиться с ним, молодым и здоровым, но бежит на свидание к старому и жалкому актеришке. Роман невольно сжал и кулаки, и зубы. Он бы излил сейчас весь свой гнев на Юлю и Жоржа, но вынужден был держать себя в руках. Интересы дела не позволяли ему окончательно испортить отношения с Юлей. Он должен был сегодня, самое позднее – завтра, снова попасть в квартиру Голенищевых, чтобы незаметно забрать оттуда подслушивающее устройство, которое прикрепил во время прошлого визита. Только договорившись с Юлей о новой встрече, Роман мог, не вызывая подозрений, посетить высокопоставленную квартиру. Если бы он столь глупо не повел себя два дня назад, если бы не дал волю своим эмоциям и не нагрубил Юле после близости с ней, – сейчас отношения с этой девушкой продолжались бы так, как того требовали интересы следствия. Но до чего все нескладно получается, когда к делам примешиваются чувства!

Роман готов был сам себя поколотить от досады. Издали наблюдая за Юлей, беседующей со своим бывшим любовником, он терял над собой власть.

– Я видел тебя несколько дней назад с одним парнем, – говорил, между тем, Фалин, внимательно вглядываясь в Юлины глаза. – Вы с ним хорошо смотритесь вместе. Кто он такой?

Юля нервничала и даже закурила, что делала не часто. В таком настроении она неспособна была притворяться, лукавить, а потому ответила на вопрос искренне и откровенно:

– Он познакомился со мной прямо на улице. Его зовут Роман. Скажу вам честно: этот парень мне очень нравится. Но он ведет себя так странно, что я его иногда ненавижу. Похоже, он принимает меня за проститутку или на все готовую лимитчицу. Наверное, у него есть кто-то кроме меня. И к той другой он относится серьезно, не то, что ко мне. Я ведь всегда вторична, с самого детства… Вот и вы меня оставили, Жорж Иванович…