Текст книги "Дарю вечную молодость (Ее последняя роль)"

Автор книги: Александра Кравченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

Глава девятнадцатая

– Погоди, – сказал Виктор, тяжело вздыхая. – Прежде, чем все выслушать, мне надо распорядиться насчет похорон Евгении. Кто, кроме меня, это сделает? Алеша прилетит только завтра. Да еще, как назло, Герасим куда-то исчез.

– Витя, поручи это дело кому-нибудь другому. Герасим в ближайшие часы вряд ли вернется.

Виктор недоуменно посмотрел на Леонида, но спорить не стал. Отдав по телефону необходимые распоряжения, он повел детектива в свой кабинет.

– Смерть Евгении как-то связана с этим делом? – спросил Виктор, когда они уселись друг против друга за письменным столом.

– Возможно. Сам сделаешь вывод, когда я все расскажу.

Голенищев напрягся и, чтобы устранить любые помехи в разговоре, даже отключил телефон.

– Работать над твоим поручением, Витя, мне было и легко, и трудно, – начал свой рассказ Леонид. – Легко потому, что заказчик убийства не догадывался о моей работе и не пытался мне помешать. А трудно потому, что нельзя было действовать открыто, предъявляя удостоверения, выходя на официальных лиц и так далее. Но такая уж особенность работы частного детектива, к этому я привык.

– Давай без предисловий, Леня, – попросил Голенищев, у которого даже голос срывался от волнения. – Кто и почему?

– На вопрос «кто» я могу тебе ответить. А вот «почему» – решай сам. Но, чтобы ты понял логику моих поисков и поверил мне, я должен рассказать все по порядку. Итак… – Становой немного помолчал. – Вначале я подбирался к этому делу наощупь. Круг подозреваемых мог быть бесконечен, никаких зацепок не имелось. Правда, в Днепропетровске мне удалось выяснить, что у одного из убийц была, так сказать, боевая подруга, врач по профессии. Но она держалась от этого дела в стороне и говорить со мной не захотела. Я не был уверен, что она знает заказчика, потому особенно на нее и не давил, хотя сотрудники «Стана» продолжали за ней наблюдать. А я, как давний поклонник психоанализа, решил вычислить убийцу, исходя из особенностей характера Марины, ее отношений с окружающими, обстановки, в которой она жила, и так далее. Первые несколько дней ушли на сбор информации. Ксения под видом полтавской журналистки и я под разными обличьями беседовали с людьми, близко знавшими Марину. Тем временем сотрудники «Стана» изучали досье убитых киллеров, а московские коллеги выясняли обстоятельства гибели Федьки Циркача. Также я пришел к выводу, что надо бы немного ближе узнать твоих домочадцев. Ты уж прости, Витя, но через Юлю к тебе в дом проник один очень толковый и надежный парень.

– Тот самый, который теперь Юлин жених? – Виктор кивнул на дверь.

– Да. Вот, доложу тебе, какое совпадение: по ходу следствия образовались две необычные пары… – Леонид замолчал, стараясь за ироничной усмешкой спрятать свое смущение.

– Насчет тебя и Ксении я сразу все понял, – махнул рукой Виктор. – Наверное, даже раньше, чем это до тебя дошло. Ну, а что касается нашей славной натурщицы и ее кавалера… Бог им в помощь. Но я не думал, честно говоря, что ты и за моей квартирой следишь. Может, этот ваш Ромео даже прослушивание организовал?

– Погоди, я и об этом скажу. Слушай дальше. В первом приближении мне все стало ясно, когда я узнал, что Герасим и Федька Циркач отбывали срок в одном месте – в колонии строгого режима под Омском. Правда, у Герасима тогда была другая фамилия. Кстати, он действительно сын бывшей домработницы Потоцких. Как видишь, сама собой напрашивалась версия, о которой я тебе уже однажды говорил: Герасим убивает Марину, боясь разоблачения. Ты эту версию раскритиковал, да и я чувствовал, что в ней многое не сходится. Мотив, обстановка, время убийства – все как-то не вязалось с Герасимом. Во-первых, Марина его не узнала или не захотела узнать. Она ведь и своей матери о нем не сообщила. Но, даже узнай она Герасима, ему нечего было бояться: для Ховрина и Бараника его прошлое не составляло секрета. Они в свое время выручили Герасима, взяли на службу, хотя перед этим основательно потрепали. Но он скорее мог простить жестокость Ховриных, чем холодное невнимание Потоцких.

– Неужели Инга тоже знала, кто такой Герасим?.. – Виктор был неприятно удивлен.

– Инга гораздо практичней, чем тебе кажется, – усмехнулся Леонид. – Итак, уголовное прошлое Герасима не могло служить основанием для убийства. К тому же, отъезд Марины за границу сводил угрозу разоблачения на нет. Тогда где же мотив? Еще больше вопросов возникало по поводу того, как было обставлено убийство. Зачем простому мужику, бывшему уголовнику, придумывать такую хитроумную комбинацию с мнимым самоубийством? Проще было бы инсценировать ограбление. Но убийца явно хотел, чтобы Марина умерла, как человек слабый, подавленный неудачами, испугавшийся старости. Смерть по такому сценарию унижала Марину, причем, так тонко и ненавязчиво, что трудно было представить Герасима автором подобной идеи. Кого-то очень раздражала не только сама Марина, но и добрая память о ней. Между прочим, когда стало известно, что Евгения Константиновна собирается организовать музей, Илье Щучинскому даже заказали по этому поводу критическую статью… Но тут я уже забегаю вперед. Так вот, мне очень важно было выяснить, откуда на месте убийства взялась фотография с надписью «Запомните меня такой». Поскольку экспертиза установила подлинность почерка Марины, версия о подделке отпадала. Теперь вспомни, что недели за две до убийства Инга приходила в гримуборную Марины приглашать ее на юбилей своего отца. Тогда же она точно узнала, что Марина скоро уезжает из страны. Вернувшись домой, Инга выглядела очень раздраженной. У нее из рук выпал плакатик, но она не позволила домработнице его поднять. Юля только успела заметить, что это была фотография молодой Марины. Вот и сложились все звенья цепочки: Инга приглашает Марину на юбилей, Марина отказывается, объясняя это скорым отъездом, и небрежно оставляет на память юбиляру свою фотографию, написав на ней: «Запомните меня такой». Вернувшись домой, Инга немного подумала и отдала фотографию Герасиму. Он понял намек, а, возможно, хозяйка все объяснила ему открытым текстом. Вскоре Герасим приступил к осуществлению плана. Для этого задействовал своего старого знакомца Федьку Циркача, который жил далеко от Москвы и не знал о возвышении Герасима. Естественно, Федька согласился поработать для товарища за умеренную плату. Вдвоем с подельником Циркач заранее проник в квартиру Марины, разложил на столе фотографии и журналы прошлых лет, в центре поместил портрет с ее подписью. Когда Марина вошла, убийцы набросились на нее сзади. Колян зажал ей рот, а Федька выстрелил в висок. Что было дальше, ты знаешь. Но прошло время, и однажды Федька по телевизору увидел Герасима в свите известного и влиятельного человека. И понял, что продешевил, что такой заказчик может заплатить гораздо больше. Герасим, скорей всего, сделал вид, что поддался шантажу. Приказал Федьке вначале убрать подельника, как человека ненадежного, а потом приезжать за обещанными деньгами. Но вместо денег Циркач нашел смерть от взрывного устройства. А Герасим был уверен, что все сделал чисто. Он не подозревал, что его величество случай или сам Бог выбрал для торжества истины прекрасную женщину по имени Ксения… Впрочем, есть еще одна женщина, которая знает о заказчике убийства. Но ей истина ни к чему, ей нужны деньги. Она, как и ее друг Федька, надеется, что Герасим может быть объектом шантажа. К тому же, она спешит, справедливо полагая, что перед выборами помощник политика более уязвим, чем в другое время.

Виктор слушал Леонида с застывшим лицом. И, наконец, не выдержал, прервал рассказ детектива целым градом вопросов:

– Как тебя понимать, Леня? Выходит, ты считаешь, что Инга подговорила Герасима убить Марину, да еще подкинула ему идею с самоубийством? А зачем ей это было нужно, скажи на милость? Или ты поверил Евгении, будто Инга ненавидела всех Потоцких? Примадонна, наверное, и тебе рассказывала, что когда-то не признала вокальных талантов Инги, которая якобы теперь ей за это мстит. Но, я надеюсь, ты не принял всерьез бред выжившей из ума старушки, царство ей небесное…

– Нет, месть тут ни при чем, – спокойно ответил Леонид. – И даже ревность не сыграла решающей роли, хотя, безусловно, Инга ревновала тебя к Марине.

– Но у нее не было на это оснований, – пробурчал Виктор.

– У нее были основания, но суть не в этом. Инга прежде всего защищала свое теперешнее и будущее положение. Да и Герасим стремился закрепить свое место под солнцем. Но дело в том, что все планы и надежды Инги и Герасима были завязаны на тебе. А ты мог уплыть, ты мог не сыграть предназначенную тебе роль, и тогда их планы рушились. Инга давно поняла, как много значит для тебя Марина. Она поняла даже то, что ты сам от себя скрывал. Когда прошел слух о том, что Марина уезжает за границу, ты начал проявлять признаки странного беспокойства. И некоторые твои телодвижения не остались в тайне. Журналисты вдруг стали поговаривать, будто Виктор Голенищев бросает политику и собирается заняться международными то ли спортивными, то ли дипломатическими делами. А это означало, что Ховрину и Баранику придется искать себе другого кандидата. Инга стала бояться – и не без оснований, что ты помчишься за границу, дабы и там доставать Марину своими успехами.

– Какая чушь!.. – прошептал Виктор, хотя в глубине души сознавал, что Леонид прав.

– Не знаю, Витя, отдавал ли ты себе отчет в своих чувствах, но только были люди, которые все понимали насчет тебя и Марины. Например, Жорж Фалин. Однажды он в пьяном виде так разговорился, что я на многое посмотрел другими глазами. Да, ты мог достигать успехов только когда Марина постоянно была в твоем поле зрения. Она служила для тебя своеобразным допингом. Ты все время стремился ей доказать, кого она потеряла. Формально ты не изменял Инге, но Инга понимала, что фактически ты как бы ей и не принадлежишь, поскольку очень зависим от другой женщины. Именно потому твоя жена и не обрадовалась отъезду Марины. Это был не тот случай, когда «с глаз долой – из сердца вон». Отъезд Марины ничего не решал, а только усугублял шаткость положения Инги и Герасима. Ты им нужен был здесь, а не за границей. И тогда родился план устранения досадной помехи. Не знаю, кому первому это пришло в голову, да сейчас и не важно. План был осуществлен. В самоубийство поверили все… ну, почти все. Лиля Чубарова не верила, но она громко не выступала. А вот Жорж Фалин, как человек пьющий и непредсказуемый, был опасным говоруном. Его надо было опорочить, смешать с грязью. А тут еще удачно подвернулись гастроли по сибирским городам. В Омске, где Герасим жил несколько лет, у него сохранились старые связи, и он их задействовал по такому случаю. Жоржа наградили СПИДом. Но, правда, тут же сообщили ему об этом. И знаешь, почему? Смешно, но, мне кажется, Герасим это сделал из-за Юли. Он знал, что она встречается с Жоржем, и не хотел, чтобы тот ее заразил. Как ни странно, но даже существа типа Герасима способны испытывать некое подобие теплых чувств. Он перестал быть полноценным мужиком после одной драки в колонии, так что его симпатия к Юле была почти отеческой. Итак, Фалина предупредили, что он больше не имеет права на любовь, а должен уйти в подполье и лечиться. Но Герасим недооценил Жоржа. Актер не стал тихо умирать, а устроил громкий скандал, да еще самоубийство замаскировал под убийство, чтобы привлечь внимание.

Леонид рассказал еще о визите Герасима к Евгении, после которого она скоропостижно скончалась под звуки «Пиковой дамы».

Потрясенный Виктор сидел за столом, обхватив голову руками. Наконец, он поднял глаза на Леонида и прямо спросил:

– У тебя есть доказательства, или все это – только гипотезы?

– Доказательств, которые можно было бы предъявить в суде, у меня нет. Да и нужны ли тебе такие доказательства? Захочешь ты, чтобы в деле фигурировало имя твоей жены? Сомневаюсь. Ну, а лично тебе я кое-что предоставлю. Где тут у тебя магнитофон?

Прослушав кассету с записью разговора Инги и Герасима, Виктор вскочил и, сжимая кулаки, стал метаться по кабинету. Наблюдая за ним, Леонид тихо сказал:

– Я не сделал копии, так что будь спокоен. Эта кассета твоя, можешь ее даже уничтожить. Добыта она не совсем честным путем, ты уж прости. Я ведь работал по твоему личному заказу и не собираюсь обращаться в официальные органы. Это вы с Алешей, если захотите, сможете возбудить дело против Герасима. Тем более, что шантажистка, видимо, имеет при себе письменное признание Циркача, и оно тоже может оказаться у вас в руках. Но ты, конечно, понимаешь, что Герасим не будет молчать о роли Инги, в этом его спасение. И Владлен Ховрин сделает все, чтобы помешать возбуждению дела. Это тоже учитывай.

– Значит, ты думаешь, что я оставлю все, как есть? – спросил Виктор, и серые глаза его словно налились свинцом. – Ничего не сделаю ради памяти Марины? Нет, ты плохо меня знаешь!

Он трясущимися руками стал набирать номер; Леонид понял, что Виктор звонит на мобильник Герасима. Случайно или намеренно Голенищев включил громкую связь, так что Леонид смог услышать весь разговор.

– Тебя разоблачили, сволочь уголовная! – закричал Виктор, когда Герасим откликнулся на звонок. – Это ты заказал убить Марину! Да еще и под самоубийство сработал, паскуда! Скоро вернешься туда, откуда вышел, там твое настоящее место!

– Полегче, хозяин, полегче, – спокойно и твердо сказал Герасим. – Я не для одного себя старался, для вас тоже. Без вашего разрешения я бы этого не сделал.

– Что?.. – Виктор на секунду даже потерял дар речи. – Какого разрешения? Да ты в своем уме?! Разве я хоть когда-нибудь говорил с тобой о Марине?

– Два раза. Первый раз – когда она с Якимовым сошлась. Вы тогда сказали в сердцах: «Ну, теперь эта парочка занесется до небес!» Я понял, что вам ее возвышение не нравится. Инге Филипповне оно и подавно было не по душе. Вот я и подсуетился, чтобы Якимку за крылышки попридержать и с мадамой поссорить. А второй раз вы о ней говорили, когда до вас дошла новость, что мадам улетает в Париж. Я тогда после баньки отвозил вас домой. Мы одни были в машине, и вы разговорились. И разговор-то ваш был все о ней, зазнобе невыносимой…

– Что ты мелешь?.. – растерялся Виктор. – Я ничего такого не помню.

– Конечно, вы были сильно выпимши. Известное дело, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Вы мне тогда сказали: «Она уезжает! Что мне теперь делать в этой стране, когда она где-то там будет блистать, а обо мне и думать забудет. Уж лучше бы ее не было вовсе, чем знать, что она далеко и живет по-своему, а я ей не нужен». Я вас тогда еще и спросил: «Что, мешает вашему спокойствию эта барынька-артистка?» И вы ответили: «Ох, как мешает, всю жизнь я мучаюсь из-за нее…» Мне она тоже мешала. Как увидел ее – так с опаской и жил, что узнает меня рано или поздно. Эти козырные дамочки всегда все карты людям путают. У них ведь не поймешь, что на уме. И жене вашей она мешала. С плакатиком-то Инга мне подала мысль. Так что, не вздумайте на меня одного это дело валить, я тоже молчать не буду. Ведь старался-то для кого? Ваша карьера – это и мое положение. Я – при вас. Понятно? Оттого я всегда все помехи с вашего пути сметал тихо и незаметно, чтобы вас не беспокоить. А теперь не мешайте, я ведь за рулем, еду убирать еще одну помеху.

Герасим отключил мобильник. Виктор, застыв у телефона, молчал, придавленный грузом внезапно открывшейся правды. Это молчание длилось так долго, что Леонид не выдержал, заговорил первым:

– Герасим едет на встречу с шантажисткой. Но мои ребята встретятся с ней раньше. Мы еще вчера вычислили, у кого она остановилась в Москве, и теперь с утра за ней установлено наблюдение. Записка Циркача достанется нам, а не Герасиму. Шантажистка вынуждена будет пойти на наши условия, потому что ребята пригрозят раскопать ее соучастие в убийстве Еськова. Да и общение с заказчиком даром ей не пройдет. Жаль, конечно, что мы его не задержали здесь и не допросили, но, по-моему, теперь это не так уж важно.

Но Виктор в эту минуту не думал о поимке Герасима. Его потрясло другое открытие. Взглянув на Леонида смятенными глазами, он тихо произнес:

– Подумать только!.. Я искал причину убийства, а, выходит, что это я сам. Марина была убита из-за меня!..

– Но ты же ничего не знал. – Леонид положил руку ему на плечо. – Если мы достанем признание Циркача, я отдам его тебе. Тайну следствия я сохраню. Остальное ты сам должен решить.

Леонид ушел, оставив друга наедине со своими мыслями.

Тяжело опустившись в кресло и уронив голову на руки, Виктор стал вспоминать. Эти воспоминания были трудные и мучительные, они медленно, по частям возвращались в голову. Да, Герасим не солгал, когда рассказывал о том возвращении из бани. Все так и было: пьяный до беспамятства Виктор ехал в машине и что-то говорил, но на второй день ни слова не мог вспомнить из этой беседы. Он редко напивался так, что терял над собой контроль, но тогда это случилось. В тот день он выступал по телевидению уже в роли политика. И после своего блестящего выступления у выхода из телецентра столкнулся с Мариной, которая направлялась на какую-то передачу о театре. Присутствовавшие журналисты, конечно, не могли пропустить столь знаменательную встречу, и тут же стали спрашивать актрису, как она относится к политической карьере своего бывшего мужа. Марина ответила с улыбкой:

– Виктор, я желаю тебе всяческих успехов на новом поприще. Ты был спортивной звездой, потом телевизионной, теперь, несомненно, станешь звездой российской политики. Правда, я не смогу понаблюдать за твоим новым взлетом, поскольку месяца через три уезжаю во Францию, где буду преподавать в школе искусств. Но я уверена, что и в политике ты достигнешь всех возможных степеней и званий.

Сказала – и тут же отвернулась, с гордым видом прошла сквозь расступившуюся толпу. Вроде бы и похвалила и успехов пожелала, но ее похвалы и пожелания звучали как насмешка. Кое-кто из журналистов и вправду стал посмеиваться. После встречи с Мариной все собственные достижения и перспективы вдруг показались Виктору такими мелкими и ничтожными, что захотелось волком завыть. Именно потому он принял сходу предложение кого-то из случайных друзей-соратников пойти в баньку и отметить успех. А в бане Виктор позволил себе так расслабиться и забыться, что мог бы и потерять свое лицо, если бы не Герасим. Верный адъютант вовремя увел шефа из компании, усадил в машину и отвез домой. Все так и было, теперь Виктор полностью отдавал себе в этом отчет. Тайная погоня за ускользающим мотыльком призрачного счастья когда-то должна была его надломить – и надломила. Он не выдержал и в какой-то момент приоткрыл свое сердце человеку, который привык размытые образы облекать в конкретную плоть. Если хозяин сказал: «Я мучаюсь из-за нее, она мне жить спокойно не дает», – значит, предмет мучений следует убрать.

Внезапно зловещая ассоциация промелькнула у Виктора в голове и, содрогнувшись, он подумал: «Господи, совсем как Иван Карамазов говорил о Смердякове: «Он убил, а я его научил». Но разница в том, что Иван Карамазов в глубине души действительно желал смерти своего отца, а я никогда не хотел, чтобы Марина умерла. Да, я мучился из-за нее, но это были вдохновляющие муки».

Качая головой из стороны в сторону, Виктор прошептал строки из старинного сонета:

 
Любовь – добро? Но эти муки, Боже!
Так злой огонь?.. А сладость этих мук!..
 

«Сладость мук» – то, чего нельзя было объяснить рациональным способом и чего сейчас так не хватало Виктору. Пока жила на этом свете та, которая доставляла ему эти муки, он питался надеждой когда-нибудь удостовериться, что его чувство было взаимным. Успехи, слава, власть – все имело привлекательность до тех пор, пока могло дойти до нее и покорить ее непокорное сердце. А теперь…

Хлопнула входная дверь, и Виктор, очнувшись от своих мучительных раздумий, поднял голову. Быстрые, четкие шаги Инги раздались в коридоре, и вскоре она сама появилась на пороге кабинета. Лицо ее было бледным, напряженным, в серых глазах затаился тщательно скрываемый испуг. Виктор не стал отвлекаться на предисловия, спросил жену сходу и напрямик:

– Где сейчас твой сообщник Герасим? Он уже рассказал тебе о смерти Евгении Потоцкой?

– Я не знаю, о чем ты говоришь. Понятия не имею ни о смерти твоей бывшей тещи, ни о месте нахождения твоего начальника охраны.

Лицо Виктора исказилось от кипевшего внутри негодования, которое он сдерживал большим усилием воли. Окинув жену таким взглядом, что она даже отступила на шаг, он сквозь зубы процедил:

– Кончай ломать комедию, мне все известно. Хочешь, чтобы я всем рассказал, как ты добыла фотографию с подписью Марины и наметила план убийства вместе с бывшим уголовником Герасимом, которого твой братец выдавал за политического узника? Как Герасим вызвал из Днепровска двух дружков-убийц? Как потом они пытались его шантажировать, а он от них избавился? О чем еще рассказать? Как он сейчас преследует бабу, у которой имеется письменное признание одного из убийц?

Инга отступила к стене и, внезапно сжав кулаки и прищурив глаза, закричала:

– Черта с два ты что-то докажешь! А вот я всем журналистам могу рассказать, какой из тебя политик! Ты же просто скрытый неврастеник, свихнувшийся на этой бездарной кукле! Разве нормальный, здоровый мужик будет так себя вести? У тебя молодая, красивая жена, а ты не можешь выбросить из головы старую бабу, которая, к тому же, сама от тебя ушла? Да, может, она специально это и сделала, чтобы ты все время думал о ней? Ведь такие пижоны, как ты, не выносят, когда их кто-то бросает. Ха-ха, это же курам на смех: Виктор Голенищев в роли брошенного мужа. Будь ты сильным мужчиной и настоящим политиком, то и думать бы о ней забыл. Уже почти год, как она на том свете, а ты до сих пор повторяешь во сне ее имя. Не знал об этом, нет? Так вот, я тебе говорю! А раньше, когда мы только поженились, ты иногда забывался и называл меня Мариной. Я думала, что эта дурь у тебя скоро пройдет, но нет! Это, видимо, на уровне душевной болезни! Ты же готов был броситься за ней в Париж или в Лондон, разве не так? Думаешь, легко мне было все эти годы замечать, насколько ты от нее зависишь? А ведь я должна была скрывать это ото всех, даже от тебя самого! Скажи спасибо, что тебя я не возненавидела больше, чем ее! Но ты слишком смешон, чтобы вызывать ненависть! Престарелый романтик, тайный вздыхатель угасшей звезды. Кстати, это мысль! Надо подсказать имиджмейкерам: пусть твое выступление прерывается клипом Меладзе: «Она была актрисою и даже за кулисами играла роль, а зрителем был я…»

Инга залилась истерическим смехом. Виктор, сжав зубы, подскочил к ней с намерением ударить, но она схватила настольную лампу и бросила в него. Он успел среагировать и отклониться в сторону, лампа, упав на пол, со звоном разбилась на мелкие осколки. Инга завизжала, Виктор схватил ее за руки и дернул в сторону так, что она ударилась о стену. Собрав свою волю в кулак, Инга выдержала горящий, почти сумасшедший взгляд Виктора и твердо, раздельно произнесла:

– Если ты будешь меня обижать, то на своей карьере можешь поставить жирный крест. Ни Влад, ни Гена Бараник тебя ни на йоту не поддержат. А без них ты черта с два пробьешься к настоящей власти.

– Да на хрена мне эта власть, особенно теперь!.. – с каким-то отчаянием в голосе произнес Виктор и, отпустив Ингу, направился к двери.

– Ты куда? – тревожно спросила она, заслонив ему путь. – Куда ты собрался? Не делай глупостей, Витя! У нас семья, у нас дочь! И я люблю тебя, несмотря ни на что!

– Какая там любовь! – отмахнулся Виктор. – Ты мерзавка, которая помогала убийце, и я никогда не смогу через это переступить. Все кончено для нас!

Инга попыталась удержать его в своих объятиях, но он грубо ее отстранил и бросился к двери. У него был порыв сейчас же, немедленно, разоблачить преступников перед всем миром. Но в эту минуту Регина, только что вернувшаяся из школы, кинулась к нему на шею со словами:

– Папа, папочка! Мое сочинение берут на конкурс! У нас была тема: «Кто служит для меня примером». Конечно же, я написала о тебе!

Регина, когда не капризничала, напоминала ласкового, пушистого котенка. Расцеловав отца в обе щеки, она схватила его за руки и принялась кружить по холлу. Детский смех рассыпался звонкими колокольчиками.

И Виктор понял, что ради дочери не может и не должен предавать огласке позорный поступок ее матери.