Текст книги "Шутка с ядом пополам"

Автор книги: Александра Авророва

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

«Пять лет, – подумал Талызин. – И Марина говорила про пять лет счастливой платонической любви. И с Анной Николаевной этот тип прожил ровно пять лет. Прямо-таки плановое хозяйство!»

А вслух спросил:

– Как по-вашему, Анна Николаевна и есть такая женщина?

– Нет, – снисходительно покачала головой собеседница, – конечно, нет. Она тоже от себя, а не от Бога. Только она не понимает этого и пытается бороться. И что? Вот родила во второй раз – а оказалась дочь. Не думаю, что ее это обрадовало, а ведь это знак Господень. И то, что первым у нее родился мальчик – тоже знак Господень. Когда Володя сказал мне, что Аня сделала УЗИ и у них будет сын, я поняла – Господь считает, мне пора уйти. Володя так мечтал о сыне, а мне Бог других детей не давал, только Машку. Я и без того получила от жизни больше, чем заслуживала. Время разбрасывать камни закончилось, пришла пора их собирать. Я всегда знала, что эта пора рано или поздно наступит. Не думайте, никто меня не выгонял, я ушла сама.

– А дочку было не жаль? – холодно осведомился Игорь Витальевич, чувствуя глухое раздражение против мужчины, планомерно меняющего одну бабу на другую да еще умеющего их убедить, будто так желает бог.

– А Володя ей все объяснил. Что другая тетя принесет ему совсем маленького мальчика, который еще не умеет ходить, поэтому мальчик будет жить с ним. А она уже стала большой девочкой, так что теперь они с ней будут ходить друг к другу в гости. У Машки легкий характер, ее не надо жалеть.

– А вас?

– Господь дал мне время замолить свои грехи. Это его великая милость. К тому же Володя меня не покинул. Я всегда знала, что он поддержит в трудную минуту.

Талызин лишь пожал плечами. Странная женщина и странная логика, но при этом полная искренность – в подобных вещах он разбирался.

– Предположим, Бекетова и впрямь убили. Кто, по-вашему, мог это сделать?

Татьяна Ивановна в ужасе отшатнулась.

– Я не хочу об этом думать, Игорь Витальевич! Это грех. Для меня главное, что он не убивал себя сам. А преступника пускай накажет Бог. Не нам, грешным, судить других.

Следователь понял, что здесь глухая стена. Что ж, попробуем попытать счастья с Лидией Петровной, а потом… потом наконец посмотрим на Анну Николаевну. Эта дама вызывает все большее любопытство. Впрочем, Лидия Петровна тоже оказалась не лыком шита. Подъезд роскошного нового дома, приуютившегося между метро и парком, сторожила суровая консьержка, изучавшая служебное удостоверение с таким тщанием, что Талызин чуть было ни заколебался – а не подделка ли у него? Однако он был пропущен к лифту, краем глаза увидав, как консьержка хватается за телефонную трубку – надо понимать, предупреждает жиличку о неприятном госте.

В отличие от двоюродной племянницы, Лидия Петровна была одета отнюдь не по-монашески. Мощные телеса прикрывал многоцветный широкий халат на молнии, на голове красовалась чалма из той же ткани. В ушах сверкали броские серьги, пальцы унизаны крупными перстнями. Талызин не был ювелиром, но решил, что камни настоящие – иначе подобное повесили бы на новогоднюю елку, а не на почтенную матрону пятидесяти пяти лет.

– Вы, конечно, по поводу Володиной смерти, – уверенно и благожелательно заявила матрона. – Я рада. Я была ему старым другом, и, если уж вы расспрашивали мальчишек вроде Сережи Некипелова, чем я хуже?

– Вы не хуже, – поспешил заверить следователь. – Что вы!

– И я так думаю, – без иронии согласилась Лидия Петровна. Она говорила медленно и вальяжно, с полной уверенностью в каждой своей фразе. – Давайте-ка сперва выпьем за упокой души. Есть виски, джин и коньяк. Вам чего?

– Да мне не положено…

– За упокой души даже ментам можно. Я предпочитаю виски, только без всякой содовой. Напридумывали американцы глупостей – водку водой разбавлять. А мы разбавленного в совковые времена нахлебались. Не бойтесь – у меня продукт хороший, качественный. Из магазина «Дьюти фри». Так виски?

Талызин понял, что ему не отвертеться, и кивнул.

– За упокой не чокаются, – строго предупредила собеседница и неуместно добавила: – Чин!

Виски и впрямь оказался качественным, хотя, по мнению Игоря Витальевича, не слишком приятным на вкус. Впрочем, обстановка квартиры вполне ему соответствовала.

– Как у вас все роскошно! – громко восхитился следователь, рассматривая безликие импортные гарнитуры, кое-где прикрытые кружевными салфеточками. – И в то же время уютно!

– Салфеточки я вяжу сама. Это мое хобби. А мебель сделана на заказ в Финляндии. Там прекрасная древесина.

– Дорого, небось?

– Мы, слава богу, можем себе это позволить.

– У вас, наверное, муж предприниматель? Уважаю таких людей.

– Да, Борис раскрутился. Ну, и моя роль тут не последняя. И денежки мои в ход пошли, и опыт в торговле. Поначалу знаете, как бывает? Сама не проследишь – обязательно обманут. Русский народ, он такой. Воруют. Но теперь я, конечно, сама не вкалываю. Навкалывалась, теперь могу и отдохнуть. В бассейн вот хожу, в сауну. Книги полюбила читать. Концерты с Борей посещаем, в казино бываем. Светская жизнь, она затягивает! С пафосом произнеся красивую фразу, Лидия Петровна самодовольно взглянула на собеседника – сумел ли оценить? Похоже, сумел. А тот понимал, что надо срочно переводить разговор в другое русло, поскольку собственные успехи дама готова обсуждать долго. Или, возможно, следует попрощаться и уйти – похоже, здесь если и пахнет преступлением, то отнюдь не убийством ученого-физика, а классическим уклонением от уплаты налогов.

– Удивительно, – произнес он, – что вы нашли время посетить день рождения Бекетова.

– Нашла, – кивнула Лидия Петровна. – Я хоть и взлетела высоко, а друзей не забываю. Вы, наверное, знаете – у нас с Володей был красивый роман, – она улыбнулась и уточнила: – Долгое, глубокое чувство. Но потом я встретила Борю, и новое чувство пересилило.

Талызин исподтишка огляделся – только в этом доме он искал не икону. Вот она, на диване, книжка в мягком переплете с изображением полуголой девицы, над которой нависает усатый смуглый парень. С этим чтивом коротает время светская дама, набираясь интересных оборотов речи.

– Но вы остались с Бекетовым друзьями?

– Конечно. Я не бросила его одного. Сдала с рук на руки своей племяннице, Танюше. Вы ведь сейчас от нее?

«Сразу позвонила тетке, – констатировал про себя следователь. – Почему?»

– Да, я от нее. Правда, она рассказывала эту историю немного иначе.

– Ну, вы же ее видели, – снисходительно развела руками Лидия Петровна. – Совсем тронулась на религиозной почве. Нет, все мы люди верующие, но это не должно мешать нормальной жизни. Глупо слушать, что она несет, лучше у меня, что надо, спросите.

– Я решил, – с простодушным видом заметил Игорь Витальевич, надеясь пробить хоть малейшую брешь в броне собеседницы, – что сперва Бекетов сошелся с Татьяной Ивановной, а потом уже вы встретили Бориса Васильевича. Разве нет?

– Да чушь. – Собеседница казалась непробиваема. – Таня всегда напутает. Так вы что, считаете, его убили?

– Мы прорабатываем различные версии, – ответил следователь. – А как думаете вы?

– А не знаю, – с удовольствием изучая самую ужасающую из салфеточек, сообщила Лидия Петровна. – Я про это не думала. У меня своих делов хватает.

– А я так хотел с вами посоветоваться, – огорчился Талызин. – Вы ведь давно всех знаете, да еще умеете разбираться в людях.

– Ладно, – согласилась польщенная дама, – помогу. Ну, перво-наперво, Таню подозревать – пустое, она, сами видели, из блаженненьких. Один раз в жизни взбрыкнула – так теперь до конца дней грехи будет замаливать. Вот Анька – та себе на уме. Ишь, ловко у этой дуры мужика увела! То, что рано или поздно он Аньку трахнет, было ежу понятно. Если баба хочет, да еще в дом вхожа, рано или поздно она улучит момент. Мужик, он не каменный. А вот как она залетела – это вопрос. Небось, наплела Володьке, что у нее стоит спираль, а он, дурак, уши развесил. Я сперва даже думала – может, Юрка на самом деле от Коляна?

– Вы – удивительно умная женщина.

– Да, но тут дала промашку. Что Машка у Тани, что Юрка Анькин – прям на одно лицо. А уж что у Аньки парень оказался, а не девка – это чистая удача. Повезло ей, значит, наконец. Пора бы – десять лет приглядывалась.

– Да ну?

– Я ж не слепая, я все видела. Она еще студенткой замуж за Коляна выскочила. Это ученик был у Володи, Панин Коля. Влюбился в нее без памяти! Ей восемнадцать, соплячка совсем, а ему уже двадцать семь, защитился, доцентом стал – завидный жених. А как поженились, так его карьера и кончилась. Спекся парень.

– Почему?

– А она все соки из него высосала. По дому – он, деньгу зашибать – он. Да еще Володьку моего вечно ела глазами, а мужа знай себе пилила, даже на людях. Срамота одна! Хотя на внешность была смазливенькая – не то, что теперь. Теперь-то ее разнесло – смотреть страшно. Конечно, останься Володька жив, он бы ее скоро бросил. При мне, кстати, он ее до себя не допускал. Я его умела удержать. Правда, говорил иногда, вроде в шутку: «Развести их, что ли, пока она совсем парня не заездила?» А Таня, дурында, дала ему потачку – вот он и развел дружка себе на голову. Кольку освободил, да сам попался.

– Если я вас правильно понял, ему и с Таней жилось нелегко. Раз она немного тронутая.

– Да ерунда, – усмехнулась Лидия Петровна. От ее равнодушия давно не осталось следа, лицо выражало оживление завзятой сплетницы, дорвавшейся наконец до интересной темы. – Ему со всеми было легко. Как Таня с него пылинки сдувала, так Анька сдувает. Дуры они обе! Думали детьми к себе привязать, только не на того напали. Он не любит, когда его привязывают. Его надо держать на длинном поводке. Вот я ходила два раза в неделю – и прожили душа в душу десять лет, как один денек. Талызин вспомнил о Марине, однако предпочел промолчать. А словоохотливая собеседница продолжала:

– В среду, на дне рождения-то, они поцапались – то есть Анька и девчонка с голым брюхом. Кристина, вот так зовут – под дочку Пугачихи. Я не дура, я сразу все поняла! Крутит он с девчонкой, а Анька бесится. Думаете, она его на тот свет отправила? С нее станется. Только зря – для него девчонка не всерьез.

– Почему?

– Да у нее на лбу написано – балованная мамкина дочка. Небось, борща приличного сварить не сможет. В лучшем случае шваркнет пакет в микроволновку – пожалуйте вам, обед! Что Володька, станет так жить?

– Она постепенно научилась бы.

– Эта-то? Глупости. Она думает, мужиков удерживает постель. Ну, для мальчишки двадцатилетнего это, может, и верно. Оба они на живот ее пялились – и красавчик, и еврейчик. А Серега или Колян, тем более Володька, те за свою жизнь голых баб навидались, их животом не купишь. И потом, вы знаете, что она больная? Это в ее-то возрасте! Ну и молодежь пошла, смотреть противно, правда? Да я в ее годы, кроме насморка, никаких болезней не знала. А нынешние, им лишь бы повыпендриваться.

Несколько ошарашенный Игорь Витальевич уточнил:

– А при чем здесь ее астма?

– Да при том. Муж любит жену здоровую, а тещу богатую. Кто ж больную-то к себе в дом возьмет? Дураков нет.

– Скажите, – сменил тему следователь, боясь высказать полезной свидетельнице нечто нелицеприятное, – Николай Павлович сильно обиделся на Бекетова, когда к нему ушла Анна Николаевна?

– А кто его разберет? Я тогда уже при Борисе была, поэтому знаю мало. Думаете, это он? Никогда его не любила. Слизняк! Наподдал бы Аньке вовремя, не было бы проблем. А Володька носится с ним, как курица с яйцом. И что? Анька Коляна бросила, а успехов у него как не было, так и нет. Вот Серега Некипелов, тот нормальный человек. Даром что ученый, а ложку мимо рта не пронесет.

– А у Некипелова никогда не было с Бекетовым конфликтов?

– Вы чего, Серегу подозреваете? Ему и так хорошо живется. Нет, они не ссорились. Серега ни с кем не ссорится. Чего он, дурак, что ли?

– Ваша помощь просто неоценима! – поощрил Талызин. – Вы бы не могли еще кое в чем помочь? Рассказать про тот тост на дне рождения.

– Ну, конечно. Не знаю, чего Володька завелся. Он хоть и ученый, а на ум ему жаловаться грех. Вот поверите ли, как у меня как на работе, на овощебаз моей, появлялись проблемы, я ему все опишу подробненько, он мне разъяснит, что делать – и все выходило, как по писаному. Да чего там! Мы вот бизнесом занялись, так я иногда от Бори тайком Володьке звоню. Он всегда дело присоветует. Нет, ума у него не убавилось, уж я-то знаю.

– Может быть, на дне рождения он говорил не серьезно?

– Может. Мужики, они народ слабый. Любят, чтоб их жалели да похваливали.

– Но гости восприняли его слова всерьез? Особенно женщины, наверное?

Лидия Петровна пожала плечами.

– Таня – та точно. Ну, она вообще такая. Кристинка голопузая тоже, насчет Аньки не знаю.

– А Марина Лазарева? – не удержался следователь. Да сколько может собеседница напрочь игнорировать ее существование!

– А кто это? – безмятежно осведомилась Лидия Петровна.

– Она тоже была на дне рождения. Вы ее должны знать еще со старых времен.

– А, чего-то припоминаю. Вроде там крутилась еще какая-то тетка. Только я не обратила на нее внимания.

«Неужели правда? – засомневался Талызин. – Ведь Марина отбила у нее Бекетова. Хотя это было ненадолго и давно».

Лидия Петровна взглянула на часы.

– Мне пора в клуб. Если что, звоните на трубку. Вот вам карточка. – Огромное вам спасибо! Последний вопрос – извините уж, это для порядка. Когда вы последний раз видели Бекетова и где вы были в среду около двенадцати?

– Во вторник видела, а всю среду просидела дома. Можете спросить консьержку – сегодня как раз она же работает. Я весь день не выходила.

– Да что вы, я верю! – улыбнулся Игорь Витальевич. А про себя отметил – откуда Лидии Петровне знать, кто именно работал в среду, ежели она не выходила?

Консьержка, впрочем, горячо подтвердила, что жиличку в среду не видела. Да только это мало, что значит. Во-первых, даже самому бдительному стражу приходится отлучаться по физической надобности, а во-вторых… Сегодня суббота, а она точно помнит, кто проходил мимо нее в среду? Верится с трудом. Однако разбираться с этим вопросом не хотелось. Не похоже, что Лидия Петровна имеет к делу хоть какое-то отношение. Все указывает на вдову. Богданову-то повезло – скоро получит закрытое дело, как на блюдечке. Обдумав ситуацию, Талызин решил сперва посетить квартиру не самой Анны Николаевны, а ее матери. Вопрос с алиби все равно рано или поздно придется решать, а, разговаривая с вероятным убийцей, не мешает быть получше осведомленным. Люди характеризуют Анну Николаевну как особу, которую на мякине не проведешь.

Галина Васильевна, мать безутешной вдовы, встретила следователя так радушно, что ему даже стало немного стыдно. Это была женщина чуть постарше Лидии Петровны. Она выглядела бы даже симпатичной, если б не безобразно расплывшаяся фигура. Тут уже не Рубенс, тут нечто покруче! Похоже, у Анны Николаевны в смысле комплекции не лучшие гены.

– Да, конечно, на все отвечу, – со вздохом согласилась Галина Васильевна. – Я понимаю – смерть есть смерть. Бедная Анечка, вот ведь беда какая! Я и так уж переживала – куда ей такой старый муж. Между ними пятнадцать лет разницы, а женщины живут дольше. Останется куковать одна! Но она всегда любила мужчин постарше. Но что вот так, добровольно человек уйдет из жизни – уму непостижимо! Не знала бы – не поверила. Тем более кто? Володя! Да он любой болячки боялся, как огня. Слава богу, здоровый был очень, а то бы залечил себя до смерти. Хотя что я несу? Какое тут может быть «слава богу»?

«А она ни в чем свою дочь не подозревает, – понял Талызин. – Иначе настаивала бы, будто Бекетов имел массу причин для самоубийства. Значит, дочь вовсе не договаривалась о том, что мать обеспечит ей алиби. Хотя почему? Анна Николаевна могла сказать, что отлучалась по вполне безобидному поводу, но не хочет, чтобы ее замучили в милиции, вот и предпочитает скрыть отлучку. Мать поверила и согласилась».

– Расскажите, пожалуйста, как можно подробнее про среду.

– Да нечего особо рассказывать. Во вторник утром Аня привезла ко мне Леночку и Юрика. Их же надо было с кем-то оставить, когда родители уйдут праздновать, а я сейчас на пенсии, так что всегда с охотой. Они и сейчас у меня, спят в той комнате. А то Анечка на нервах, так зачем детям это видеть, правда?

– Разумно. Во сколько же она в среду к вам приехала забрать детей обратно?

– Да с утра. Встала, позавтракала и приехала. Тут на машине полчаса езды, а встает Аня часов в восемь. Наверное, к десяти уже была здесь. Мы ж время не засекали, сами понимаете.

– Конечно, – доброжелательно согласился следователь, – я понимаю. Около десяти – этого мне достаточно. И что вы делали? Играли с детишками, сказки им читали?

Галина Васильевна задумалась.

– Да не помню. Днем я гулять их повела, это точно, а остальное время… А что, это важно?

– Да нет, что помните, то и расскажите, мне этого хватит. Понимаете, у меня работа такая. Надо все запротоколировать, но не выдумывать же мне из головы? Так во сколько примерно вы пошли гулять?

– Ну… если в десять Аня приехала… наверное, после одиннадцати? Пока то да се…

– А Аня с вами пошла?

– Нет. Она устала после вчерашнего, осталась дома.

– Естественно, – кивнул заинтригованный Талызин. – И когда вы вернулись?

– К обеду. В час, наверное. Честное слово, ну, не помню я! Погода была хорошая, гуляли долго. Леночка в коляске, Юрик на площадке играл. Потом вернулись и стали обедать, потом чуть-чуть еще посидели, и Анечка с внуками поехали домой. Кто ж знал, что там в это время… Галина Васильевна тяжело вздохнула. Игорь Витальевич поймал себя на том, что тоже тяжело вздохнул. Алиби главной подозреваемой рухнуло, но, как ни странно, удовлетворения это не принесло. Не так, не так ему полагалось рухнуть! Предусмотрительная, все обдумывающая Анна Николаевна должна была строго-настрого запретить матери рассказывать о прогулке. Вот если бы страшную тайну выдали соседи, тогда все было бы логично, а теперь… Впечатление, будто ломишься в открытую дверь. Конечно, возможны варианты. Вариант первый – Анна Николаевна настолько уверена в себе, что ни о чем не позаботилась. Она считала, никто не станет расспрашивать мать, достаточно будет собственного голословного утверждения. Вариант второй – Анна Николаевна слишком растерялась, вынужденная принять не свойственное ей молниеносное решение, и в растерянности забыла проинструктировать Галину Васильевну. А проверить, какой из вариантов предпочтительней, несложно – следует поговорить с подозреваемой и понять, в каком она сейчас состоянии. Поэтому Талызин попрощался и отправился к Бекетову домой – навестить вдову. Бекетов жил в дореволюционной постройки здании со страшным двором-колодцем и громыхающим лифтом, однако квартира оказалась в прекрасном состоянии. Не после евроремонта и без стеклопакетов, зато весьма ухоженная и, несмотря на непривычные просторы, уютная. Игорь Витальевич сам не отказался бы в ней поселиться. Зато жену несомненно предпочел бы свою. Он сразу понял, что подразумевала Марина под неестественностью манер Анны Николаевны. Понял он и желание покойного развестись.

– Ой, следователь? – с демонстративной непосредственностью удивились за дверью. – Сейчас открою, подождите одну минуточку. И взорам Талызина предстала вдова – как и положено, в черном. Черные узкие брючки обтягивали немалый зад, а черная футболка – аппетитную грудь. Вот тебе и траурный наряд! Впрочем, внешне женщина показалась Игорю Витальевичу весьма привлекательной. Лишние килограммы имелись не в том количестве, чтобы его отпугнуть, скорее наоборот, на лицо же просто куколка! Черты и впрямь были правильными и мелкими, а что свежесть кожи достигается при помощи тонального крема, посетитель не догадался.

– Простите, что беспокою в такой момент. Сами понимаете – служба. У меня всего несколько вопросов.

– Ну, конечно! Раз так положено, я отвечу. А если поплачу немножко, вы ведь на меня не обидитесь? Я сейчас все время плачу, не обижайтесь на это, пожалуйста!

Голосок был высокий и донельзя кроткий, а интонации – словно у пятилетней девочки, ищущей защиты от драчуна у обожаемого отца. Только Талызин подозревал, что вряд ли успел столь быстро заслужить подобное обожание. К тому же наивная просьба не обижаться на слезы, сопровождаемая хлюпаньем изящного носика и трогательным взглядом снизу вверх округленных глазок, мало соответствовала обстоятельствам. Переигрывает дамочка, переигрывает!

Не прошло и минуты, как догадка подтвердилась. Из комнаты показался – кто бы вы думали? – а бывший муж, Николай Павлович Панин. С ненавистью посмотрев на гостя, он обратился к Анне Николаевне. – Аня, он не имеет права тебя беспокоить. Ты не должна ему отвечать. Уходите, вы, опричник!

Игоря Витальевича в его нелегкой жизни обзывали всячески, но опричника он заслужил впервые. Видимо, Николай Павлович имел весьма ограниченный опыт по части ругани, поэтому черпал словарный запас в классической литературе. Однако следователь не успел до конца насладиться неординарностью термина. Безутешная вдова повернулась к Панину и одарила последнего таким взором, что тот замолк и даже застыл, точно кролик перед удавом. А она, моментально вновь превратившись в милую маленькую девочку, просюсюкала:

– Коленька, как ты можешь! Игорь Витальевич пришел к нам не со зла! Он же вынужден, у него работа. Вы простите его, Игорь Витальевич! Мы оба так переживаем, но я хоть могу поплакать, а бедный Коля нет, вот у него и сдали нервы. Мы оба ответим на все ваши вопросы. Правда, Коля?

– Да, – мрачно кивнул Панин.

– Знаете, что Коля придумал? Издать посмертный сборник Володиных трудов. Замечательная мысль, правда? Володя был бы рад узнать, что ничто из его результатов не пропало. Он был так увлечен наукой! Теперь Коля разбирает его бумаги.

– Бумаги? – уточнил следователь.

Анна Николаевна, похоже, моментально поняла подспудную мысль и исправилась:

– Это так говорится – бумаги, а на самом деле записи на компьютере. Володя страшно не любил писать от руки, все делал на компьютере. А я компьютера боюсь, даже включать не умею! Надо быть очень умным, чтобы им пользоваться, а я такая дурочка!

В доказательство она мило похлопала ресницами.

«Пытается убедить, что не сумела бы оставить от имени мужа предсмертную записку, – догадался Талызин. – Предусмотрительная дамочка!»

– Да, Аня боится техники, – охотно подтвердил Панин. – Компьютера особенно. Зато Володя – наоборот.

– Ну, и как его неопубликованные труды? – осведомился Талызин. – Есть что-нибудь интересное?

– Разумеется. У него все мысли были интересные. Но пока я разобрал только малую часть. Там много совершенно необработанных отрывков.

Вдова благодарно кивнула.

– Никто, кроме Коли, не сумеет в них разобраться! Володя так высоко ценил Колины трудолюбие и методичность. Так ценил! Она хлюпнула носом и достала платочек, что заставило Николая Павловича молнией слетать на кухню за апельсиновым соком. Бывший муж налил его в кружку и протянул несчастной жертве с таким видом, что следователь понял – никакого наигрыша Панин не чувствует. Он убежден – если не дать Анне Николаевне попить, она тут же, на месте, испустит дух. «Любовь слепа и нас лишает глаз» – Шекспир вряд ли когда-нибудь устареет. Вслух Талызин произнес, разумеется, другое.

– Я рад, Николай Павлович, что недоразумения между нами разрешились. Я так вчера и понял, что дело в нервах. Так вы ответите на пору вопросов? А потом сможете вернуться к своим делам, а я побеседую с Анной Николаевной.

– Конечно, ответит, – деликатно потупилась вдова. – Вы, наверное, предпочитаете разговаривать наедине? А я пока пойду прилягу, что-то мне не по себе. Вы позовете меня, когда придет моя очередь, хорошо? А если я от горя и усталости засну, не жалейте меня, обязательно разбудите, хорошо? И она, пошатываясь от нахлынувших чувств, покинула комнату. Игорь Витальевич прикрыл дверь, понадеявшись, что стены капитальные – как-никак, дом дореволюционной постройки. Панин сидел, ссутулившись, и покорно ждал. Он совершенно преобразился. От бойкого истерика не осталось следа, возник тот покладистый неудачник, которого описывала Марина. Только данное преображение не было осознанным, как у Анны Николаевны. Возбуждение кошки, прогоняющей собаку, улеглось, и кошка стала самою собой.

– Как вы полагаете, – взял быка за рога Талызин, – смерть Бекетова – убийство или самоубийство?

Было бы наивным надеяться, что после вчерашних расспросов хоть кто-то из заинтересованных лиц не в курсе предположения об убийстве, так что темнить не имело смысла. Гораздо разумнее провести массированную атаку.

– Конечно, самоубийство. Я не понимаю, откуда вообще возникла эта дурацкая идея убийства. Вас, наверное, сбил Гуревич? Он – безответственный самоуверенный мальчишка. Его не стоит слушать.

– С этой мыслью согласна Татьяна Ивановна. Она полагает, Бекетов был слишком верующим для того, чтобы наложить на себя руки.

– Неправда! – быстро возразил Панин. – Это перед ней Володя делал вид, что верит, а на самом деле нет. Просто не хотел ее обижать, вот и все.

– Кстати, – осведомился Талызин, – ведь завтра похороны? По православному обряду, с отпеванием? Это Анна Николаевна так предложила?

– Это я предложил!

Сказал и словно сам удивился выскочившим у него словам.

– Вы? Предложили отпевать неверующего человека? Зачем?

– На всякий случай. Так сейчас принято. К тому же не хотел, чтобы Татьяна Ивановна устроила скандал. Она немного не в себе на религиозной почве.

– Понятно. Значит, Бекетов не был верующим. Вы ведь хорошо его знали? Дружили?

– Да.

– И вас не удивляет его самоубийство?

– Нет.

– А причина?

– Он же написал – нежелание деградировать, – раздраженно напомнил Панин и едко добавил: – В отличие от большинства, ему в этом смысле было, что терять.

– И он действительно деградировал?

Собеседник молчал. Талызину пришлось повторить вопрос.

– Ему виднее, – неохотно ответил, наконец, Николай Павлович.

– Но у вас же есть собственное мнение?

– А я не гений, чтобы до конца оценить уровень его интеллекта. Но не думаю, что он стал бы такими вещами шутить.

– Значит, тост на дне рождения вы приняли всерьез?

– Да.

– И не попытались отговорить Бекетова?

– Он сам был вправе решать. Нет, не пытался.

– Расскажите, пожалуйста, подробно, что произошло после этого тоста.

Панин пожал плечами.

– Все стали убеждать Володьку, что ему еще жить да жить. Или не все, но большинство – не помню. Потом праздник вернулся в нормальную колею.

– А пузырек?

– Что пузырек?

– Его кто-нибудь брал?

– Да, – вынужден был согласиться Николай Павлович, – Таня пыталась выкинуть его в окошко, да я не дал.

– Почему?

– Что почему? Почему пыталась или почему я не позволил?

– Почему не позволили?

Панин усмехнулся.

– Да потому, что я ответственный за кафедральное оборудование, и мне вовсе не улыбалось писать отчет об утрате. Вас это удивляет?

– Нет, что вы. А кроме попытки выбросить пузырек, ничего особенного не произошло?

– Не помню.

– Никто не ссорился, не скандалил?

– Я не заметил, – произнес Николай Павлович почти с вызовом.

– Нет, значит, нет. А где вы были в среду около двенадцати?

– Дома, – с непонятным удовлетворением заявил собеседник. – Один. Никто ко мне не заходил, никто мне не звонил. Я сидел и работал.

– А когда последний раз видели Бекетова?

– Во вторник. Я же сказал, в среду сидел дома и работал.

– Ясно. Мне придется коснуться деликатной темы. Пять лет назад Анна Николаевна покинула вас ради Владимира Дмитриевича. Как это произошло?

– Спокойно. Она его полюбила, сказала об этом мне и ушла. Мы все остались в дружеских отношениях.

– И вы ничуть не обиделись на друга, который увел вашу жену?

– Так она его полюбила, – с искренним недоумением повторил Панин. – Что тут можно было поделать? К тому же у них родился Юрик.

– А в вашем браке не было детей?

– Нет.

– Вы не хотели или Аня?

Задавая этот вопрос, Игорь Витальевич твердо помнил – Анна Николаевна в свое время утверждала, будто у Панина детей быть не может.

– Оба. Аня, она сама совсем дитя, куда ей еще было взваливать на себя ребенка?

– А теперь осталась, бедная, одна сразу с двумя, – сочувственно вздохнул Талызин.

– Да, – с горечью кивнул Николай Павлович, – ужасно. Конечно, Галина Васильевна будет помогать. Это ее мама. Я буду помогать. Но все равно. Аня такая чувствительная, такая непрактичная! Ей будет очень тяжело.

– Ну, к сожалению, эту трагедию ей пришлось бы пережить в любом случае.

Панин, вздрогнув, ледяным тоном уточнил:

– Что вы имеете в виду?

– Они же собирались расходиться, – простодушно пояснил следователь. – Бекетов собирался жениться на Кристине, своей лаборантке, разве не так?

– Бред сивой кобылы! – нервно выкрикнул собеседник. – Это вам кто насплетничал? Танечка, полагаю? В религию ударилась, воды не замутит, а как до сплетен доходит – откуда что берется? Вы, надеюсь, заметили, что она ненормальная?

– Она религиозна, но, по-моему, не менее нормальна, чем большинство из нас. И потом, я слышал это не только от нее.

– От самой Кристины? Девица выдает желаемое за действительное. Бегает за Володькой, забыв всякий стыд, ну, а что ему остается? Не пинками же прогонять. Он часто на нее жалуется, что Ане, что мне. Мол, надоедает жутко.

– А все остальные утверждают другое. Что между ними была связь, про которую невозможно было не знать.

Тут Талызин слегка покривил душой. Некипелов тоже уверял, будто ничего не знает.

– Ваши осведомители, они что, под кроватью сидели? Глупо доверять исходящим от ревности бабам или сексуально озабоченным мальчишкам. Надо спрашивать серьезных, разумных мужчин. Обратитесь, например, к Сереже Некипелову. Профессор, давний ученик и близкий друг Володи. Он вам скажет, как обстоят дела на самом деле.

Поскольку Игорь Витальевич был глубоко убежден, что на самом деле связь между Бекетовым и Кристиной имелась – вряд ли Марина, Кристина и остальные решили водить следствие за нос, – напрашивались два вывода. Первый – следствие за нос пытается водить Панин. Второй – раз он так уверен, что Некипелов по данному вопросу соврал, значит, в курсе подробностей вчерашней беседы. Ученые явно успели спеться.

– Итак, в семейной жизни Бекетова все было прекрасно, а остальное – сплетни. Я вас правильно понял?

– Да. Конечно, как и в любой семье, иногда появлялись разногласия, но не принципиальные. У Ани на редкость покладистый, незлобивый характер, с нею легко ужиться.

– Скажите, а Бекетов не расстроился, когда у него родилась девочка? Он, вроде бы, хотел второго мальчика?

Немного подумав, Панин согласился.

– Да, расстроился. И Аня тоже. Но, разумеется, они и Леночку любят.