Текст книги "Поцелуй святого Валентина"

Автор книги: Александра Авророва

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

– Олег, – вспомнила Ирины рассуждения я. – Или Андрей.

В этот момент зазвонил мой мобильник. Я вздрогнула, уронив трубку. Да что же это такое, маньяк обложил меня со всех сторон! Мобильник надрывался, а я смотрела на него, словно на ядовитую змею, грозящую укусить. Однако на дисплее неожиданно высветилось «Ира».

– Да? – обрадовано завопила я.

– Наточка, – тихо произнесла Ира, – ты извини меня, пожалуйста. Обещаешь, что никого не впустишь? И сама не будешь до утра выходить, хорошо? Обещаешь?

– Конечно, – удивилась я.

– Спасибо. Утром тебя на занятия проводит Ванька, я его попрошу.

– Да я сама попрошу, он согласится.

– Хорошо. А потом я приеду на занятия, к обеду или даже раньше. На занятиях тебя никто не тронет, там народ.

Лишь тут я заподозрила неладное. Если Ира решила провести ночь с Димкой, почему появится только к обеду?

– Ты где? – спросила я. – Ты что собираешься делать?

– Я еще не знаю. Пожелай мне… а, не надо! Не переживай, Наточка. Все обойдется.

Связь прервалась. Из трубки стационарного телефона доносился удивленный голос Ваньки:

– Эй, ты где? Кто звонил? Что случилось?

– Звонила Ира, – ответила я. – Ты сможешь завтра утром заехать и проводить меня на занятия?

– Да, но… Ясно. Заеду, разумеется. И позвони Полухину, поняла?

Я нажала на рычаг. Пропади он пропадом, этот Ванька со своим Полухиным!

Ира, где же Ира? Ее сотовый оказался отключен – когда только успела? Димкин тоже. Я позвонила Димке домой. «Его пока нет, где-то гуляет с Ируней», – любезно сообщила мама. Ира ей очень нравится.

Я вновь ошалелым зайцем заметалась по квартире, хотя какие у меня были основания для паники? Фактически никаких. Ира предупредила, что проведет ночь с Димкой, вот и все. Да, еще имелся маньяк, которого некоторые тоже сочли бы подходящей причиной для беспокойства, однако он как раз перестал меня занимать. Ира вытеснила его из моей головы целиком и полностью. Я была почти уверена, что подруга решилась на аборт и что от него она умрет.

Слово «аборт» произнесено не было, это точно. Я бы его не пропустила. Но Ирин тон, голос, сам факт, что она оставила меня одну – все упорно возвращало к страшной мысли. Причем вот что интересно! Совсем недавно Ирино опасение умереть от данной операции казалось мне чудачеством, а сейчас превратилось в стопроцентно верное предчувствие. Я знала, что под ножом Ира погибнет. Этого нельзя допустить!

Мобильники по-прежнему не отвечали, а теперь перестал отвечать и домашний Димкин номер. «Успокойся, – вслух произнесла я. – Ты все это выдумала. Ира мирно ночует где-то с Димкой». Не помогло. Это мне-то, всегда ожидающей лучшего!

Заснула я лишь под утро, однако проснулась без будильника. Вытащила из холодильника колбасу и сыр, посмотрела на них с отвращением и сунула обратно. Вскоре в дверь затрезвонил Ванька, и я вышла.

– Это что ж тебе такое сказал Полухин? – вместо приветствия изумленно спросил он.

– Какой Полухин? А, этот… Ничего не сказал. Я ему пока не звонила.

– Не звонила? Ты что, совсем? Тебя преследует маньяк, на самой лица нет, а от милиции скрываешь?

– Да отвяжись ты со своим маньяком, – невежливо потребовала я.—

Помолчи лучше.

Ванька надулся, но у меня не было сил с ним миндальничать. Меня терзало нетерпение.

На первой паре ни Иры, ни Димки не было, но ко второй он появился. Я заметила его еще в другом конце коридора и ринулась туда, словно голодный лев, завидевший тучную лань.

– Ну! – начала я.

– Все в порядке, – бодро отрапортовал Димка. Лицо его выражало откровенную, незамутненную радость. – Операция прошла удачно. Я только что оттуда. К Ире меня не пустили, все-таки женское отделение, но состояние удовлетворительное. Какие-то там мелкие осложнения, но без них никогда не обойтись. Я же знал, Ируня психовала зря. Обычная девчоночья мнительность.

И тут я совершила величайший в своей жизни подвиг. Мне захотелось тут же броситься на Димку и выцарапать ему глаза, но я догадывалась, что после этого он вряд ли сообщит мне адрес больницы. И я сдержалась.

– Адрес, – произнесла я.

Димка продиктовал, и лишь после этого я размахнулась и дала ему по морде. Не символически, а самым натуральным образом. Так сильно, как только сумела. Димка отшатнулся, приоткрыв рот от безграничного изумления, поэтому следующий мой удар пришелся в воздух. А еще на один не было времени. Я схватила одежду и помчалась к выходу.

Уже на улице меня поймал Ванька.

– Тебе нельзя ходить одной, – задыхаясь, напомнил он. – Еле догнал!

– Ничего со мной не случится. Я… я еду по делам.

– Ну, видишь ли, – замялся Ванька, – когда ты вчера говорила с Ирой по трубке, я ведь не был отключен и кое-что слышал. Ира ждала ребенка, а сегодня… в смысле, ты и Димка только что… Ты едешь в больницу к Ире?

– Да, – неохотно призналась я.

– Я с тобой. Посижу где-нибудь в холле.

Я пожала плечами, а Ванька продолжил:

– Только ты сперва остынь, а потом уже разговаривай с Ирой. Ей не понравится, что ты настраиваешь ее против Димки, и вы поссоритесь, а как раз сейчас это тебе совершенно невыгодно.

– Ничего не поняла, – помотала головой я. – Объясни!

– Ты дала Димке пощечину. То есть недовольна, что он уговорил Иру на аборт, так? Но ведь он совершенно прав, и Ира по здравом размышлении с ним согласилась. Она девчонка умная. Заведешь ребенка – а как же институт? Бросать? А жить где? С родителями, которые будут вечно давать советы? А сколько с детьми хлопот! В нашем возрасте хочется еще погулять, а не взваливать на шею ярмо. Залетела – ну, значит, недосмотрела, а недосмотр нужно исправлять. Благо, сейчас это просто. Ира поступила правильно, пусть даже под влиянием Димки, а не по своей охоте. А теперь ты явишься и будешь вбивать между ними клин, а девчонка всегда предпочтет парня, а не подругу, поняла? Вы поссоритесь, и Ира раздумает тебя охранять, а тебе ее охрана очень нужна. Вот исходя из этого и строй свою линию поведения. То, что ты сразу помчалась в больницу – это плюс. Ира захочет ответить заботой на заботу. Но Димку лучше не критикуй, ясно?

Я слушала, и в груди возникала не ненависть, как к Димке, а липкое, тихое отвращение. Как я могла предполагать, что мне нравится Ванька? Каждая его фраза была чужой и противной. Он рассуждал так деловито, словно не о жизни и смерти, дружбе и любви, а взвешивал на весах продукты. Ответить заботой на заботу… только не просчитаться… дали заботы на доллар, и верну на доллар и ни центом больше. Нельзя ссориться, потому что Ира мне нужна… а станет не нужна, так пожалуйста! Залетела – значит, недосмотрела, а недосмотр нужно исправлять. В нашем возрасте хочется погулять, а не взваливать на шею ярмо. Вроде бы это верно, совершенно верно, но неправильно! А уж говорить так, когда Ира лежит в больнице… она надеялась появиться на занятиях к обеду, но возникли осложнения. Хорошо устроились мужчины! Им легко исправлять ошибки, ведь кромсать ножом на операционном столе будут женщину.

– Ты и сам не лучше Димки, – тихо сказала я. – Не завидую той девчонке, которая в тебя влюбится. Не хочу иметь с тобой дела, и охрана мне от тебя не нужна. Ни сейчас, ни потом.

– Ну, как хочешь, – с обидой ответил Ванька. – Только не пожалей.

Я фыркнула и нырнула в метро.

Слава богу, в больницу меня пустили. Я боялась каких-нибудь строгостей, а от меня лишь потребовали приобрести сшитые из мешка тапочки и надеть их на сапоги.

Ира лежала бледная, даже зеленая, с капельницей в руке. Меня замутило. Сильный запах крови и мочи перебивал даже запах лекарств, но ни одна из восьми находящихся в палате женщин, похоже, не обращала на него внимания. Форточка была закрыта наглухо.

На короткий миг мне почудилось, что, увидев меня, Ира испытала жгучее разочарование. Впрочем, она почти сразу попыталась улыбнуться.

– Наточка… живая.

– Ты тоже, – одними губами прошептала я, но Ира услышала.

– Не совсем, – вырвалось у нее.

Я вздрогнула.

– Врач говорит, никакой опасности для жизни! Недельку в больнице, и тебя выпишут.

– У меня никогда не будет детей, – с какой-то удивительной покорностью, нет, с тихой обреченностью произнесла Ира. Обреченно и покорно.

– Есть же всякие лечения… процедуры… может, со временем…

– У меня теперь нет матки.

Я закрыла глаза… не помогло. Слезы катились и катились, хоть я и не имела права расстраивать подругу еще сильнее. Надо сдержаться, объяснить, что дети – не главное в жизни, что без них легче… но почему горе свалилось именно на Иру? Она создана для материнства. Кому угодно, только не ей! Это несправедливо!

– Бог меня наказал, – словно прочла мои мысли Ира. – Я сама во всем виновата.

– В чем, ну, в чем ты виновата? – всхлипывая, возмутилась я. – Ты такая хорошая! Я ненавижу их всех… всех парней. Убила бы! Димка такой бодрый… говорит, все прекрасно.

– Он не знает. И никто не знает, даже родители. Они думают, я у тебя.

Не говори никому, хорошо?

– Хорошо. Но Димка должен знать, что он наделал! Это он виноват, он один! Думаешь, я ничего не соображаю?

– Мне врач объяснила… – Ира вскинула полные боли глаза. – Мужчинам лучше про это не знать… про операцию то есть. Если он не знает, то ничего не заметит, а будет знать, так ему покажется, что-то не так… я секс имею в виду, понимаешь? Будет брезговать.

– Брезговать? – вскипела я. – Сам довел тебя, и сам же…

– Пускай не брезговать, просто думать, что не получает теперь полного удовлетворения. В сексе настрой – это очень важно. Димка должен верить, что у меня все на месте. Ты даже не представляешь, Натка… я так люблю его… непереносимо люблю. Я скрываю любовь, как могу, потому что боюсь на него давить, но иногда все равно прорывается. Я сама во всем виновата. Я ведь знала, что нельзя ложиться на операцию, точно знала. Я все пытаюсь понять, как же это я согласилась… не понимаю. Затмение какое-то, помутнение рассудка! Так быстро все вышло… раз – и я уже на столе. Без анализов, без справок. У Димкиного приятеля мать тут завотделением.

Страшная мысль заставила меня вздрогнуть.

– Он устроил все заранее! Он договорился, а потом заманил тебя сюда!

Цветочки подарил, целовал, а сам заманивал. Он знает, как ты от него млеешь.

– Я не дура, Натка, – тихо и горько сказала Ира. – Но не делай мне еще больнее… пожалуйста!

Я закусила губу, чтобы слова кипящей ненависти не вырвались наружу. Я вдруг вспомнила вчерашнюю сцену под моей дверью. Если бы Димке и впрямь было невтерпеж, он бы попросился ко мне, я б выделила им с Ирой отдельную комнату. Но нет, он предложил погулять, а сам так наглаживал Иру под свитером, что она совсем потеряла голову. Вот и погуляли в направлении больницы. Теперь он счастлив, что ловко уладил свои проблемы, а она лежит тут, в вонючей душной палате, искромсанная изнутри ножом. Но она любит Димку, и я не имею права делать ей еще больнее… я должна молчать. Это так непривычно, так трудно – молчать, когда хочется кричать изо всех сил. Однако вот передо мною Ира, ей в сто раз хуже, и она терпит. Терпит моральные и физические мучения, которые я не в силах даже представить… но, возможно, в силах избавить ее хотя бы от части из них?

– Я скоро вернусь, – пообещала я, вскочив.

Я обегала пол-отделения, пока выяснила, что да, есть свободная коммерческая палата на одного пациента. Плати и перебирайся. Там чисто, телевизор стоит… все-таки лучше, чем в общей, правда? Я помчалась домой. Вроде бы родители, уезжая, оставили мне приличную сумму, но деньги куда-то поразбрелись. Пришлось выгрести все, включая собственные накопления, не слишком, впрочем, великие. Хватило! Конечно, это мнительность и самовнушение, только, уложив Иру на чистые простыни в хорошо проветренное помещение, я почувствовала удовлетворение, словно и впрямь сумела помочь подруге. Хотя она моей помощи не заметила, покорно позволяя делать с собою что угодно. Как она осунулась, боже мой! Она лежала с закрытыми глазами, и я не узнавала ее лица. Нос увеличился и заострился, губы истончились. Я колебалась, остаться или уходить, но Ира, не открывая глаз, взяла меня за руку, и я, разумеется, осталась. А потом она вдруг села в постели.

– Ты что? – испугалась я.

– Бог меня наказал, – словно прочла мои мысли Ира. – Я сама во всем виновата.

– В чем, ну, в чем ты виновата? – всхлипывая, возмутилась я. – Ты такая хорошая! Я ненавижу их всех… всех парней. Убила бы! Димка такой бодрый… говорит, все прекрасно.

– Он не знает. И никто не знает, даже родители. Они думают, я у тебя.

Не говори никому, хорошо?

– Хорошо. Но Димка должен знать, что он наделал! Это он виноват, он один! Думаешь, я ничего не соображаю?

– Мне врач объяснила… – Ира вскинула полные боли глаза. – Мужчинам лучше про это не знать… про операцию то есть. Если он не знает, то ничего не заметит, а будет знать, так ему покажется, что-то не так… я секс имею в виду, понимаешь? Будет брезговать.

– Брезговать? – вскипела я. – Сам довел тебя, и сам же…

– Пускай не брезговать, просто думать, что не получает теперь полного удовлетворения. В сексе настрой – это очень важно. Димка должен верить, что у меня все на месте. Ты даже не представляешь, Натка… я так люблю его… непереносимо люблю. Я скрываю любовь, как могу, потому что боюсь на него давить, но иногда все равно прорывается. Я сама во всем виновата. Я ведь знала, что нельзя ложиться на операцию, точно знала. Я все пытаюсь понять, как же это я согласилась… не понимаю. Затмение какое-то, помутнение рассудка! Так быстро все вышло… раз – и я уже на столе. Без анализов, без справок. У Димкиного приятеля мать тут завотделением.

Страшная мысль заставила меня вздрогнуть.

– Он устроил все заранее! Он договорился, а потом заманил тебя сюда!

Цветочки подарил, целовал, а сам заманивал. Он знает, как ты от него млеешь.

– Я не дура, Натка, – тихо и горько сказала Ира. – Но не делай мне еще больнее… пожалуйста!

– Я знаю, что будет дальше, – четко и изумленно произнесла Ира.—

Точно знаю.

– И что будет? – вырвалось у меня.

– Мы помиримся с Димкой… нет, нам незачем мириться, мы не ссорились. Мы будем дружить до конца института… может, немного дольше. К этому времени родители купят ему квартиру, чтобы он смог жениться… вернее, чтобы мы с ним смогли пожениться… ведь Димкины родители очень меня любят. А еще они захотят внуков. Он тоже будет не против, ведь рано или поздно он созреет до нормальной, полноценной семьи… до ребенка.

– Шиш ему, а не ребенок, – свирепо прокомментировала я.

– И тогда мне придется сказать правду, – все с тем же легким изумлением продолжила Ира. – Я не смогу обманывать, раз для всех это будет так важно. Сперва Димка скажет, что ничего страшного… он любит меня, несмотря ни на что. Но постепенно я начну чувствовать, что его раздражаю. Наверное, я и сама стану раздражительной. Он все реже и реже будет хотеть меня… а потом признается, что одна молоденькая милая девочка ждет от него ребенка, поэтому, как честный человек, он должен жениться. Вот и все, Натка. Вся история. Смешно?

Возражения застыли у меня на губах. Ира говорила спокойно, почти монотонно, словно капля за каплей струилась вода, и в этом журчании слышалась такая безысходность, такая неотвратимость, что сомневаться было невозможно. Ира действительно видела будущее, словно в тех стихах…

«Когда судьба по следу шла за нами, как сумасшедший с бритвою в руке».

Поздно вечером меня выдворили на улицу. Как я ни умоляла, ночевать в больнице почему-то не позволили. Вот с утра, мол, приезжайте в любое время, а сейчас остаться нельзя. Мрачная и подавленная, я брела по темному, холодному двору. Завывал ветер, взметая струйки снега. И вдруг я услышала странный звук. Словно кто-то постукивает в такт моим шагам, негромко, но гулко. Тук-тук, тук-тук.

Я остановилась – звуки прекратились. Сделала пару шагов. Ясно, что стучу не я, мне просто нечем. Да и вообще, я не глухая и прекрасно слышу, это где-то за спиной. Стоило сдвинуться с места, как опять возникло загадочное «тук-тук». Эхо? Кошка в водосточной трубе? Запоздалый пешеход с палочкой? Больше всего смахивает на последнее. Хромой инвалид бредет из больницы моим маршрутом. Его тоже, беднягу, выгнали в ночь. Я обернулась, и мне почудилось, что какая-то тень молниеносно метнулась к стене. Для хромого инвалида больно шустро… И тут меня словно обухом по голове ударило. Я вспомнила про своего маньяка. Господи, какая же я дура! Одна, в темноте, на безлюдной улице, а ведь все советовали не высовывать носу из дома! Что будет с Ирой, если меня убьют прямо под окнами ее палаты? Она сочтет себя виноватой и будет ужасно мучиться. И вообще, я не хочу, чтобы меня убивали! За что? А самое главное, зачем он стучит? «Ты умрешь скоро и страшно». Чего такого страшного он для меня приготовил? Снова «тук-тук», да еще впридачу какое-то железное лязганье. Маньяк опробует орудие пытки? Я застыла на месте, словно несчастная Лотова жена, и кто знает, к чему бы это привело, если б не огни приближающегося автобуса. Их вид вывел меня из оцепенения, и я рванула вперед.

Жаль, под рукой не было секундомера. Уверена, что побила все рекорды. Ни один атлет на ровной и удобной дорожке стадиона не развивал той скорости, какой я достигла на заснеженной улице, полной колдобин. Я впрыгнула в автобус в последний момент, застряв в дверях полой куртки. Впрочем, подобные мелочи не могли меня смутить. Главное, я ускользнула от нерасторопного маньяка. Где ему меня догнать! Меня переполняло чувство законной гордости. Мысль о том, что стучать мог безобидный инвалид, я наотрез отвергла. Меня столько убеждали в наличии маньяка, что я наконец-то в него поверила. Тем более, он названивает мне каждый вечер. А сегодня названивать некуда, вот и вынужден был стучать. Зачем? Кто их разберет, этих маньяков. Уж всяко не с добрыми целями. Теперь пускай помучится. Я успела на последний автобус, а он нет. Так ему и надо!

Победа над маньяком сильно повысила мне настроение. Я смело вышагивала от остановки к своему дому, полагая, что незадачливый преследователь мается около больницы. «Тук-тук», – неожиданно раздалось за спиной. Ледяной холод пронзил меня от макушки до самых пяток, потом снова вверх, остановившись где-то внизу живота. Господи, да что же это такое? Чего от меня хотят? Зачем преследуют? Я обернулась – и сердце комом забилось в горле. В темноте светились страшные нечеловеческие глаза и щелкали огромные желтые клыки. Я завопила.

Думаю, тут я тоже поставила рекорд. Не знаю, каким прибором измеряются децибелы, но громкость, похоже, получилась потрясающая. У меня заложило уши, а не успевший морально подготовиться маньяк отскочил метра на два. Это меня взбодрило, и я решила не прекращать боевых действий, а продолжать орать. В этот момент из-за угла вынырнул второй враг. Он не светился, но на всякий случай я завопила и на него. Надо себя защищать, а разбираться будем потом!

– Что? – нервно спросил он, и я поняла, что это Ванька. – Где оно?

– Удрало вон туда, – с презрением объяснила я. – Струсило.

– Каждый струсит, – согласился Ванька. – Голос у тебя классный. Кто услышит, инфаркт заработает запросто.

– Не собираюсь заботиться о здоровье маньяков. Хоть сто инфарктов, только порадуюсь. А ты что тут делаешь?

– Тебя дожидаюсь, – довольно раздраженно сообщил Ванька. – Так и знал, что у тебя хватит ума возвращаться глубокой ночью. А если б он тебя убил? Я ведь еле успел.

– Что значит – еле успел? – возмутилась я. – Я его прогнала, ты сам видел, как оно улепетывало. И вообще, оно мне что-то напоминает. Главное – понять, зачем оно стучало…

– А затем, – заявил Ванька, – что если ты не позвонишь утром Полухину, это сделаю я. Хватит, доигрались! Нельзя скрывать от следствия важные вещи.

– И какие такие важные вещи я скрываю?

– Что маньяк два дня подряд звонил тебе и угрожал убить, а сегодня… что он сделал тебе сегодня? Не зря же ты вопила.

– Оно стучало и светилось, – подумав, объяснила я. – Сама теперь не понимаю, почему я так перепугалась. Возможно, оно не имеет ко мне ни малейшего отношения.

– Ежу ясно, что имеет.

Я неохотно кивнула:

– Сперва оно стучало у больницы, а теперь здесь. Наверное, это все-таки мой маньяк.

– Еще и у больницы! – взвился Ванька. – Ладно здесь, здесь хоть я тебя охраняю, а если бы он напал там? Ведь милицейской охраны тебе на самом деле не дали, правильно? Дай слово, что утром позвонишь Полухину.

– Завтра воскресенье, – напомнила я. – Выходной день. В понедельник позвоню.

Теперь, в присутствии знакомого человека, мои страхи совершенно развеялись. Ну, поскрежетал кто-то железякой и посветился немного – тоже мне, повод вызывать милицию!

– Значит, до понедельника я не выпущу тебя из виду ни на минуту, – процедил Ванька.

– Так я тебе и разрешила!

– А тебя не спрашивают. Рисковать жизнью только потому, что обиделась из-за бабской чуши – никогда б не подумал, что ты такая дурочка.

Я вспомнила, о какой бабской чуши идет речь, перед глазами возникло бледное Ирино лицо, и я поняла вдруг, что не в силах больше находиться рядом с Ванькой. Наверное, он хороший и даже любящий. Он оберегает меня, хоть я его и оскорбила. Он рассуждает весьма логично. Только его уверенный голос, его полный превосходства над глупыми женщинами вид раздражают меня до предела. Все, что угодно, только бы отвязаться. Неужели я превратилась в мужененавистницу?

– Ладно, я прямо сейчас позвоню Полухину на сотовый. Это тебя устроит?

– Нет, – неожиданно взъерепенился Ванька. – Он небось уже спит. Вот разозлится, что ты его разбудила, и не захочет с тобой разговаривать. Звонить надо утром, в рабочее время.

Звучало разумно, однако на меня напало упрямство. Чего этот Ванька о себе воображает? То непременно звони, то, видите ли, не звони…

– Какое тебе в воскресенье рабочее время? – ехидно осведомилась я и набрала номер.

– Денис Борисович? Извините, что так поздно. Это Натка Потапова. Вы меня помните? Очень рада. У меня тут такая смешная история получилась. Сперва кто-то звонил мне домой и говорил, что я умру, причем скоро и страшно. Это вчера вечером и позавчера. А сегодня… сейчас… кто-то за мною крался. Или не крался.

– Где вы сейчас? – коротко уточнил Полухин.

– У подъезда.

– Одна? С вами все в порядке?

– С Ванькой Тихоновым. Это он настаивал, чтобы я вам позвонила, – не удержалась от кляузы я. – Со мной полный порядок.

– За исключением мозгов, – невежливо ответил капитан. – Идите домой и ждите меня там. Никого к себе не пускайте, включая Тихонова. Ясно?

– Да, но…

Гудки.

– Ну, вот, – упрекнула Ваньку я, – из-за тебя бедному Денису Борисовичу пришлось все бросить и на ночь глядя тащиться сюда. Он злой, как черт, и я его понимаю.

– Говорил же я тебе, подожди до утра, – мрачно парировал Ванька. – Раз едет, значит, захотел. Я тебя защищаю, и я же еще виноват. Спасибо!

– Извини, – вздохнула я. – У меня был тяжелый день. Это, наверное, нервы. Я очень тебе благодарна. Езжай домой, уже поздно. Моя милиция меня сбережет.

Ванька обиженно удалился, предварительно проводив меня до дверей квартиры, а я страшно пожалела, что из нелепого упрямства заманила к себе Полухина. Так хотелось свернуться в клубок и поплакать, но приходилось терпеть. Хотя бедной Ире куда хуже, чем мне, даже сравнивать невозможно! Как там она? Лежит и думает об одном и том же. О том, что у нее не будет детей и Димка ее бросит, вот о чем. Это подтачивает ее волю к жизни, и она умрет, умрет сегодня ночью, потому что мне не позволили остаться в больнице и держать ее за руку. А Димке что, дрыхнет без задних ног, довольный жизнью и собой. Почему Ира его любит? Зачем? Зачем вообще нужна любовь, раз от нее столько страданий? Марина, и та, оказывается, терзалась от неразделенного чувства. Конечно, терзалась, иначе не решилась бы на ребенка. Почему горе достается женщинам, а радости мужчинам? Справедливо ли это? Вот бы мне стать роковой красавицей, чтобы все были от меня без ума! Я бы тогда восстановила справедливость. Я бы показала этим мужикам, почем фунт лиха, помучила их, как они мучают нас! Я вдруг поняла, что двигало Мариной, упоенно обводящей парней вокруг пальца. Она даже трахаться с ними не хотела без необходимости – так сказала ее подруга Аня. А в постели притворялась, чтобы покрепче привязать к себе и побольнее потом обидеть. Я бы тоже так хотела, если бы справилась! А чтоб самой любить и страдать – нет уж, ни за что…

Звонок. Я молча открыла дверь.

– Дура! – без предисловий заорал Полухин. – Надо спрашивать, кто там, поняла? Сам бы тебя убил, своими руками. А где твоя подруга? Она же обещала за тобой следить, а не шляться по мужикам…

Этот незаслуженный, злой упрек в адрес Иры окончательно меня добил. Слишком многое сегодня навалилось, а тут еще это. Сдерживаться не было больше сил, и я зарыдала.

– Ну, тише, тише, девочка, – ласково повторял Денис Борисович, осторожно прижимая меня к себе. – Все хорошо, никто тебя не тронет. Все хорошо.

– Все плохо! – провыла я. – Очень плохо! Ира в больнице. Вдруг она умрет? Я не согласна! Пускай она не умирает! Сделайте что-нибудь!

Вообще-то врачи утверждали, что опасности для жизни нет, но сейчас я им не верила. Плохо, так уж все плохо! Ира погибнет от несчастной любви, а меня зарежет маньяк. Не просто зарежет, а скоро и страшно. А мне наплевать!

– Стой, – отстранил меня собеседник. – На нее что, покушались?

– Нет.

– Тогда почему она в больнице?

– Не скажу, – вырвалось у меня. Действительно, я не собираюсь выдавать чужим Ирины тайны. Хватит, что проболталась Ваньке.

– Успокойся, – снисходительно улыбнулся Полухин. – От аборта в наши дни не умирают.

Кровь бросилась мне в голову. Очнулась я оттого, что мне больно выворачивали руки.

– Извини, – произнес Денис Борисович, ослабляя хватку. – Но ты и так расцарапала мне лицо, а при моей работе это ни к чему.

Мне стало стыдно.

– Нечего было издеваться, – мрачно пробурчала я, обрабатывая царапину йодом.

– А я издевался?

– Конечно. Прекрасно знали, что случилось с бедной Ирой, а сами нарочно несли чушь.

Неожиданно капитан захохотал, но, заметив, как во мне снова закипает гнев, поспешил объясниться:

– Я вовсе не знал, что случилось с бедной Ирой. Просто догадался. По косвенным признакам, понимаешь? А что, с нею действительно плохо?

– Не очень хорошо, – обтекаемо ответила я. – А Димка даже ее не навестил!

– Ну, это как раз к лучшему, – явно думая о другом, пробормотал Полухин. – Она наверняка выглядит сейчас отвратительно, а Кузнецов не из тех, кто сочувствует больным и несчастным. Пускай девочка сперва придет в норму.

Я вздрогнула. Откуда капитану знать, что Димка – жестокий эгоист, избалованный маменькин сынок? Я, отучившись с ним полтора года, догадалась только сегодня. Неужели Денис Борисович такой умный? Я посмотрела на собеседника с уважением. Правильно его взяли работать в милицию…

– Расскажи-ка мне по порядку про звонки и про то, как за тобою крались, – продолжил между тем капитан. – Кстати, свяжись ты со мной сразу после первого звонка, поставили бы твой телефон на прослушивание и сейчас, глядишь, кое-что бы знали.

Я покаянно кивнула.

– Так получилось… не знаю, почему. Я не хотела говорить про звонок Ире, чтобы ее не расстраивать. И потом, я думала, это шутка.

– Чья? Кузнецова или Гуляева?

Полухин действительно умный! У нас два шутника – Димка и Олег.

– Это не Димка, потому что он в это время был с Ирой. Голоса я не узнала, голос явно изменен. Наверное, мужской, но не точно. А сегодня вообще было что-то странное. Сперва, когда я вышла из больницы, за моей спиной что-то стучало и немножко скрежетало. Но я успела впрыгнуть в автобус, поэтому была уверена, что удалось сбежать. А у самого дома оно застучало снова, и я увидела в темноте страшную светящуюся рожу. Слушайте, это же маска вампира! Господи, какая я дура!

Действительно, надо быть круглой идиоткой, чтобы не узнать маску вампира, купленную Димкой в Стокгольме. А я еще удивлялась Галке, всерьез ее испугавшейся. Если заорала я, лично выбиравшая это чудо в магазине приколов, каково было несчастной Галке?

– Значит, Ира выбросила маску в мусорную корзину? – уточнил Полухин после моего подробного рассказа. – И кто угодно из вашей группы мог ее подобрать? Я правильно понял?

– Да, наверное. Мне самой страшно хотелось это сделать, но я побоялась Иры.

– А теперь, пожалуйста, сосредоточься, – попросил Полухин. – Ты увидела маску и закричала, а потом появился Тихонов. Ты видела их одновременно или по очереди?

– Вы думаете, это Ванька мог быть в маске, а потом ее снял? – сообразила я. – Нет. Светилось с одной стороны, а он появился с другой, и какое-то время я видела их одновременно. И вообще, Ванька не стал бы меня убивать. Я ему нравлюсь.

– Значит, Тихонов тоже отпадает, – словно бы с неудовольствием произнес Денис Борисович.

– А кто еще отпадает? – заинтересовалась я. – Ну, Ира, конечно…

– Первое, что я сделал после твоего звонка, – пожав плечами, ответил мне собеседник, – срочно позвонил твоим одногруппникам. В такое время нормальный человек должен быть дома, правильно?

– Это вы здорово придумали! И кто был дома?

– Прежде всего, представь себе, – Роман Нетребко. Дома в окружении любящих родных. Я лично слышал его голос.

– То есть с него подозрения сняты? – обрадовалась я.

– По крайней мере, светился и стучал определенно не он. Ну, и не твоя Ира, разумеется. И не Дмитрий Кузнецов, который тоже находится дома. И не Иван Тихонов. И не Камила Нагимова. Я позвонил на вахту в общежитие и попросил позвать Камилу Нагимову и Андрея Лебедева. Она подошла, а его на месте не оказалось.

– Может, он у Насти? – предположила я.

– Насти Волобуевой нет дома, – задумчиво сообщил милиционер. – Родители уже волнуются.

– Настя гуляет вместе с Андреем, вот их обоих и нет. А на мобильные вы им звонили?

– Вне зоны действия сети или отключены. По мобильному ответил Олег Гуляев – мол, как раз едет на машине от родителей на свою квартиру. Хотя откуда он едет, проверить, как ты понимаешь, невозможно.

– Олег, Андрей, Настя… – повторила я. – Но ведь маньяком не может быть женщина, правильно? Олег или Андрей. Нет, Андрей бы не стал.

– Почему?

Не очень-то хотелось объяснять, однако пришлось.

– Он вчера сказал, что меня любит… что хочет бросить ради меня Настю.

– А ты что?

– Я? Я давно его разлюбила. Я вообще больше не собираюсь никого любить, – вспомнила я.

Денис Борисович засмеялся.

– Вы что?

– Просто любопытно, чем вызвано столь суровое решение.

– Тем, что я теперь знаю, какие мужчины на самом деле. С виду хорошие, а в душе – настоящие гады. Тот же Димка… и Ванька тоже… и Андрей. И еще тот, от кого у Марины был ребенок… то есть еще не был… вы узнали, от кого?

– К сожалению, нет, – вздохнул Полухин. – Хотя до твоего звонка полагал, именно за эту ниточку и следует тянуть. Зачем скрывать, что охмурил первую красотку курса? Очень подозрительное поведение. Тут мог оказаться повод для убийства, а Найденова поплатилась за то, что что-то видела. Но теперь получается, все-таки маньяк. По крайней мере, тебя действительно кто-то преследует.