Текст книги "Пилот особого назначения"

Автор книги: Александр Зорич

Соавторы: Клим Жуков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

И вот: получите и распишитесь!

Клоны!

Зря срывались с направляющих ракеты, зря рвали атмосферу планирующие бомбы, тонны силумита зря перемалывали в пыль тысячи тонн бетона и стальных перекрытий.

Потому что космодромные ангары были пусты.

Потому что танки прятались в тайге.

Там же, на замаскированных позициях, стояли батареи стратегической ПКО.

Мобильные радарные установки, командные пункты, части обеспечения, рембазы и службы тыла, батальоны пехоты, а также осназ флота и ГАБ.

Стратегическая диверсия провалилась, в пустоту пришелся первый, самый страшный ослепляющий удар с низких орбит. Хоть и был он совершенно неожиданным, лакомые мишени оказались вне досягаемости.

В результате, второстепенная планета – Махаон, на захват которой отводились двенадцать часов, застряла дробиной в крыле армады адмирала Шахрави. И скоро туда подошли подкрепления.

* * *

Подкреплениями выпало заниматься мне, вашему скромному повествователю. Как-то это нескромно прозвучало… Скажем так: несомненная курьерская заслуга легла на мои плечи, украшенные липовыми лейтенантскими звездами – так вернее.

Но это случилось в конце того дня – самого длинного в современной истории Объединенных Наций.

Начало было совсем некрасивым и вовсе не геройским.

Итак, планета Грозный, космодром Новогеоргиевск, Сектор 13, Склад № 5, раннее утро по местному времени.

Все мы – Эскадрилья Особого Назначения и приданный взвод осназа – здорово пропотели накануне, пока парились в ходе операции «Фактор К».

Наш рейдер «Левиафан» погиб. Напоролся на неизвестную аномалию Х-матрицы и погиб. Ну хоть товарища Иванова спасли – это по нынешним временам уже немало!

Именно благодаря товарищу Иванову я схлопотал внеочередной наряд и вынужден был вскочить в пять утра для дежурного тестирования вверенной матчасти.

Не буду говорить почему, но мы – я, Сантуш и Сеня Разуваев – слегка «превысили», согласно оптимистической оценке последнего. Точнее, пьяные были до полной блокировки тормозных двигателей! Праздник в честь спасения экипажа «Левиафана» и помещения товарища Иванова в медчасть на сутки затянулся.

Опытный Сантуш успел упасть в койку. Сеня, в силу природного раздолбайства, и я, в силу временного понижения везучести, попались хорошо прогретые.

Саша Браун-Железнова в сопровождении старшего лейтенанта Степашина принимала начальство у докторов. Оказавшись в расположении, Иванов пожелал навестить любимый личный состав и навестил.

Дверь жилого модуля растворилась. Мы сильно вздрогнули, так как сфинктерная мембрана открывается с отвратительным чавканьем – очень громко и противно.

– Та-а-ак, – сказал Иванов, оглядывая разгром. – Полагаю, просить дыхнуть излишне?

Это правда. Перегар стоял такой – ножом не возьмешь.

– Не ожидал. От вас, Румянцев, не ожидал. Товарищ Степашин, – Иванов полуобернулся к старлею и между стаканов (отвратительных, пластиковых) упала детоксиновая пачка, брошенная осназовской рукой.

– Вот, закусите. В 5-30 ваше внеочередное дежурство по флуггерам. А теперь: отбой.

Развернулся и ушел.

Утренний ангар уныл и грустен. Шесть «Горынычей», шесть чоругских флуггеров, осназовские «Кирасиры» – все на нашей совести. И тестировать придется по полной, от «а» до «я».

Ваш невыспавшийся рассказчик изругал дежурную смену техников «бородавками маминой сиси», вооружился планшетом и мы полезли на первый «Горыныч». Холостой пуск реактора, режимы двигателей, радарная станция, контакт на оружейных пилонах – все наше.

Возле последнего РОК-14 Разуваев взбунтовался. Мы объявили перекур и уселись на посадочный башмак.

Ангар безлюден. Кроме нас, неудачников, и тройки техперсонала, только инженер в штатском, истыкавший датчиками некий хитрый блок из нутра чоругской машины, сержант осназ, минуту назад сменивший караул у внешних ворот; следующие на отдых караульные. Эти также перекуривали.

Электронное табло над дверьми легкой выгородки, отделявшей ангар от «условно жилой» зоны, возвещало 6-37 по местному времени. Огненная цифирь выжжена на доске моей памяти, я ее очень хорошо запомнил.

– От ты дивись! – сказал Разуваев, хамски сплюнув. – От пиджак вкалывает! Ведь с полшестого здесь! Это же больно!

– Ну и что? – отозвался техник по фамилии Свеклищев. – Мы тоже с полшестого. Подумаешь тоже…

– Так то мы! – рассудительно заметил второй, незнакомый техник. – У нас наряд, а у него подъем в 9-00, а он…

– А я за что говорю?! – воскликнул Сеня. – Приличный человек, ему бы дрыхнуть, так ведь нет – пашет с ранья, как орбитальная говновозка!

– Почему сразу говновозка? – обиделся я за трудовой энтузиазм.

Мне не ответили. Где-то вдалеке ударил гром.

Мы хором обернулись. Склад – гулкое помещение – акустика так ловко расфокусировала звук, что каждый уставился в свою сторону.

– Твою налево! – послышалось от осназовцев, когда эхо улеглось. – Учения загонят меня в гроб!

– Тебя не учения загонят, а вот это вот! – сержант помахал перед носом собеседника сигаретой.

Р-р-р-р-р-р ба-а-абах!

На этот раз зарокотало заметно ближе. Юго-восток – подсказал мне чуткий природный компас.

– Тьфу ты ну ты! – Свеклищев раздавил окурок о подошву и повлек сей невеликий груз к урне у переборки. – Учения, м-м-мать…

И тут шарахнуло уже по-настоящему. Удар был так силен, что на подволоке замигал свет, а пол ощутимо сотрясся. Мы вскочили на ноги – все, даже невозмутимый инженер, не отрывавшийся от работы в начале акустического представления.

– Что это было?!

– Тебе ж говорят: учения!

– Кто говорит?!

– Вон, товарищи из осназа!

– А им почем знать?!

– Слушайте! – закричал Разуваев. – Тихо! Если это учения, тогда какого лешего не было оповещения?!

– Тебя кто оповещать обязан? Адмирал Пантелеев? – Ответил сержант.

В наступившей тишине голос прозвучал неестественно громко и очень нервно.

– По любому, боевые учения – должна быть сирена! – Возразил Разуваев.

Он не говорил, кричал. Высоким, звенящим тембром.

Ему откликнулась… сирена. Сирена!

Берущий за печенки, вынимающий душу вой. От почти инфразвука до без пяти секунд ультразвука.

У-у-у-у-у-у-у-у у-у-у-у-у-у-у у-у-у-у-у-у…

Не видел себя со стороны, но уверен, что побелел лицом. Сигарета вывалилась из ослабевших пальцев и медленно полетела вниз, рассыпая искры, гаснувшие на бетоне – красные мгновенные точки на грязно-сером фоне.

Окурок ударился о пол, подскочил, и в это время раздался взрыв. Сокрушительный короткий рев за пределом слуха. Меня сшибло с ног, я врезался плечом в Свеклищева и, кажется, потерял сознание на пару секунд.

Очнулся весь в бетонной крошке, пыли и еще какой-то гадости, забившейся в нос, глаза и горло. Я закашлялся, встал на четвереньки и поднялся, ухватившись за посадочную опору «Горыныча».

Половина противоположной стены-переборки исчезла вместе с куском крыши. В пролом сыпались хлопья сажи, и рваная рифленая жесть с дребезжанием билась на ветру. Воняло горелым железом.

Изломанная техногенная рамка обрамляла подлинный апофеоз войны. Здание напротив скалилось на мир клыками разваленных стен, вокруг догорали араукарии, а из рулежной полосы торчал исполинский двутавр, скрученный в спираль.

Казалось, казарма выплюнула наружу свое нутро, в котором оказалось так много алого, сочного, дымящегося мяса!

Подле стен, на них и неожиданно далеко за ними лежали люди. Развороченные тела. Оторванные конечности. Какие-то ошметки. По дорожке пыталось ползти нечто без нижней половины туловища, но вскоре затихло.

А на заднем плане, над летным полем космодрома, поднимались исполинские дымные столбы, которые скребли облака, выкрашивая их антрацитом.

– Ни…уя себе, – как сквозь вату донесся голос Сени Разуваева.

– Может, все-таки, учения? – сказал Свеклищев, вставая позади меня.

Его лицо превратилось в кровавую маску, а из губы торчал обломок зуба. Почему-то этот молочно-белый клин в розовой плоти приковал мой взор почти гипнотически.

– Ты что, б…дь?! И трупы, б…дь, учебные?! – Заорал Разуваев, тыкая пальцем в кусок перекрытия, гильотинировавший штатского инженера.

Этот вопль вышиб вату из моих ушей и вообще вернул в реальность.

– Сеня, быстро! Надеваем скафандры! Свеклищев! Хватай своих! Пусть выкатывают машины!

– Какое «выкатывают»?! Без приказа?!

Я схватил его за грудки и сильно встряхнул.

– Приказ!? Какой тебе приказ?! Война началась, Леша! Сейчас положат снаряд в ангар – и каюк! Ты понял?!

Эта умная мысль настигла, к счастью, не меня одного.

Наше непосредственное начальство оказалось живо, бодро и в строю. А вражеские комендоры посчитали, что со «спального сектора» много чести и по нашему участку больше никто не стрелял.

Приказ, родной спасительный приказ!

Как хорошо, когда тебе не надо думать! Когда тебе говорят: «Румянцев! Взять! Фас!»

И ты берешь…

Иванов рассудил мгновенно и верно: ЭОН принимает «Горынычи»! Светить секретные флуггеры было нельзя. До самой последней возможности.

Мы выкатывали машины на бетон. Снаряд, метивший в казарму, угодил именно в нее, а она стояла с противоположной от ряда флуггеров стороне! Заправщики, ТЗМки, истребители – все уцелело!

ЭОН превратилась в маленькую, но вполне боеспособную тактическую единицу!

– Кто?! Кто напал?! С кем война?! – орали все.

Иванов бросил только одно слово:

– Клоны.

Стоило оказаться в машине, стоило включиться в боевую сеть, как короткое слово «клоны» получило исчерпывающую расшифровку. На меня обрушилась Война. Не леталки-стрелялки имени Тремезианского пояса, и даже не Наотарский конфликт, при всем почтенном его масштабе, а настоящая, полноценная Война.

– Вызывает майор Улянич! – Надрывалась рация. – Вызывает майор Улянич!

– Здесь комендант космодрома! Что тебе, майор?!

– Жду приказов: что делать?!

– Открывай Красный Пакет!

– Уже! Там написано: «Развернуть боевые порядки танкового полка по южной кромке запасного посадочного поля космодрома»! Так как, развернуть?!

– Куда?! У меня тут линкор горит! Сейчас или люксоген жахнет, или топливо! На кой ты мне нужен со своими жестянками?!

Из далеких океанских далей через сеть ретрансляторов донесся военно-морской голос, совсем уж неожиданный.

– Субмарина ПКО «Иван Калита», кавторанг Бариев. Веду огонь по групповым целям на орбите из надводного положения. Нас только что засекли, командую погружение и ухожу из квадрата. Минимум четверть часа останетесь без прикрытия, держитесь!

– Здесь командир воентранспорта «Удаль», кап-три Горбадей. Имею на борту груз «Дюрандалей» в разборе. Мне куда…

– Ты охренел, кап-три?! На открытом канале?! Совсекретные сведения?!

– Виноват… Везу груз гобоев для Новогеоргиевского флотского оркестра. Куда прикажете?

– Так лучше. Здесь и сейчас нет дирижера. Так что уходи к военно-музыкальной базе на крайнем юге. Прикроем…

Панические запросы, просьбы о помощи, доклады, приказы… Перебазироваться! Держаться! Вывести из-под удара! Начать борьбу за живучесть! Огонь из всех! Крой паразитов!

И, конечно: истребителям на взлет! Всем истребителям! На взлет! На взлет, маму пополам!

Ну что же, на взлет – это можно. Это мы умеем. Все лучше, чем гадить со страху на бетонке, как шпион во вражеском тылу, ожидая скорого снаряда.

«Горынычи» стояли шеренгой вдоль уцелевшей стены склада, прямо на шоссе, благо места хватало. О положенной по штату ВПП можно было забыть – подъезд выбомбили до дикого базальта.

Цивильные люди, знакомые с москитным флотом на платоническом уровне, представляют нас исключительно в контексте рокота космодрома, шикарных стартов с километрового пробега и взлеток загоризонтной длины, ровных, словно гоночная трасса.

Правильно представляют.

Но умные конструкторы давным-давно предусмотрели вот такие хреновые ситуации, когда космодром раздолбан и стартовать приходится буквально из казарменного сортира. Все без исключения машины класса «истребитель» и часть ударных флуггеров рассчитаны на вертикальный взлет.

В условиях землеподобных планет с атмосферой сей режим считается нештатным и настоятельно не рекомендуется. «В связи с предельно неэкономичным расходованием топлива, амортизацией двигательной секции, излишней нагрузкой на несущие конструкции и перегревом дюз» – такая вот формулировка.

Если по-человечески: истребитель стартовать вертикально умеет, но не любит, как кот плавать. Еще бы! «Змей Горыныч» весит сто пятьдесят тонн!

«Не поотлетали бы плоскости!» – думал я, когда шестерка флуггеров боролась с гравитацией, поднимаясь на грохочущих столбах пламени.

Шоссе плавилось в одноразовой доменной печи, которую учудили наши несравненные ТЯРД М-119. В стороны разлетались пыль и пепел – огромная туча расширяющимся бубликом накрывала развалины.

– Какова демаскировка, просто ад! – так Сантуш прокомментировал наш экстренный взлет.

– Снявши голову, по волосам не плачут! – ответил Клим Настасьин типично муромской присказкой.

Мы взлетели.

Небо в черных тучах было небом войны, небом истребителей.

– Вызывает Иванов!

Доложились о готовности и получили приказ.

– Поступаете в распоряжение авианосца «Дзуйхо», я предупредил товарища Кайманова, вы включены в боевое расписание. Отныне все команды от него. Следуйте на синхронную орбиту, даю параметры…

Очень много хотелось сказать и о многом спросить, но я смолчал. А вот Ревенко сорвался:

– А как же вы, товарищ Иванов?

– А я буду вынимать матчасть.

– Так может вас прикрыть?

– Отставить прикрыть. Выполняйте приказ.

– Держитесь, командир!

– Отставить сопли! – Иванов секунду помолчал и добавил тоном еще более смурным, чем обычно:

– Я больше вам не командир.

Ну что же? Параметры орбиты залиты в парсер, топливо в баках, ракеты на пилонах, поехали!

Пока шли до орбиты, народ скрипел зубами в закрытый канал.

Злились перед боем.

Злились на клонов.

Злились искренне, до выкрашивания эмали.

Какого дьявола?!

Какого дьявола творят братья по Великорасе?! Вот так, без объявления, без всякого повода… Сволочи, варвары, короче: держитесь, сучьи дети!

Рвать будем, когтями рвать!

Кишки вытянем!

Только мы с Сантушем отмалчивались. После работы в Тремезианском поясе подобная развязка меня не удивила.

Более того, я понял, что все это время жил ожиданием чего-то такого.

Сразу после визита клонской эскадры на «Тьерра Фуэга» умная интуиция принялась стучаться подсознанием в сознание. Да и разные неглупые люди прямым текстом говорили: дождемся мы от наших союзников! Дождемся все: от пилота-испытателя Фернандо Гомеса до господина Блада…

Теперь ожиданиям конец!

Космос был спокоен. Обманчиво спокоен и пуст. На пределе видимости перемигивались непредставительные огоньки – лишь опытный человек мог догадаться, что там бушует плазма, стонет натруженная сталь и в смертельном бою сходятся эскадры.

Наконец на тактическом радаре появилась знакомая метка, а в таблице опознавания зажглась зеленая надпись: АВЛ «Дзуйхо».

Тут же капитан второго ранга Кайманов положил конец кровожадному славословию моих боевых товарищей.

– Прибыли? – прозвучало после взаимного представления и диалога с диспетчером. – Здесь Кайманов. Слушай боевой приказ: соединиться с ОАКР[7]7
  ОАКР – отдельное авиакрыло. В зависимости от типа авианосца включает в себя 4-15 эскадрилий и авиаотрядов.


[Закрыть] «Дзуйхо» и прикрывать подлетный коридор космодрома Новогеоргиевск Гражданский до отбытия эвакотранспортов. Как поняли?

– Здесь старший лейтенант Ревенко. Вас поняли, выполняем.

Да, это была настоящая война, к которой я готовился долгие академические годы. Так вышло, что ближайший союзник был и наиболее вероятным противником. Его технику мы изучали чуть не тщательнее родной, как и особенности тактики воздушно-космического боя.

Пригодилось.

Не буду подробно описывать, как прошел тот день. Потому что читать это невозможно. Не было завлекательных «собачьих свалок», так запомнившихся по будням тремезианского пилота. Все эти драки – форс-мажор. Плод неподготовленной импровизации, плохого обеспечения и хренового планирования.

Здесь лезвие к лезвию бились выверенные боевые механизмы. В тот день я не видел живым глазом ни одного «Абзу», ни одной «Варэгны», ни одного «Джерида».

Значок захваченной цели на тактическом экране, пуск рекомендованного боеприпаса, уход с рубежа. Всё.

Черное небо, флуггер вздрагивает при пуске ракет, гудят стрельбовые накопители лазеров, ровно и мощно работает термоядерный реактор.

Мат в эфире. Гаснут красные метки «аспидов», гаснут зеленые метки своих.

Пуски фантомов, облака диферрофуллерена, штатные и сверхштатные режимы уклонения. Пустеет боеукладка.

Мы идем на «Дзуйхо». Прием боевой нагрузки, дозаправка, новый приказ.

Но!

Рутина повторялась шесть раз!

Шесть боевых вылетов, товарищи! Подряд, без отдыха, не вылезая из кокпита! Именно поэтому я называю этот день «самым длинным в году».

В 7-32 по местному мы стартовали с Новогеоргиевска и только в 19–48 мы получили распоряжение сворачивать удочки. Двенадцать часов в космосе! На прицеле у клонских пилотов – ох каких тренированных!

За это время наши ВКС вдребезги продули эскадренное сражение. Образцовая оборона цитадели Грозный, считавшейся одной из лучших, была взломана в стратегическом масштабе.

В строю (ненадолго) оставалась одна орбитальная крепость из восьми. Тяжелые батареи ПКО выбиты на девяносто процентов. Половина истребителей наземного базирования уничтожена или повреждена. Ударные соединения флуггеров перестали существовать как организованная боевая сила, перемолотые в бесконечных атаках клонских звездолетов.

Между тем, авиакрыло нашего древнего и очень легкого авианосца выступило на пять с плюсом. Мы потеряли всего девять истребителей и шестерых пилотов! Впрочем, ничего удивительного – основу авиакрыла составляли матерые, матерейшие летуны. Пилоты-инструкторы с таким налетом, что хватит на десяток ребят! Один товарищ Булгарин чего стоил!

Итак, мы вернулись на «Дзуйхо» и наконец получили разрешение выбраться на палубу.

Я едва успел снять шлем и сдать его техникам, как трансляция раскатила по ангару команду «на построение»!

Пилотская братия бодро высыпала на палубу перед носовыми обтекателями флуггеров. По правую руку от меня переминался Комачо Сантуш. Даже уставная выбритость и скафандр «Гранит» с лейтенантским погоном не могли замаскировать совершеннейшего гражданского шпака.

Мой ведомый потерянно переминался с ноги на ногу и озирался в тени «Горыныча», чью плоскость украшал фундаментальный лазерный ожог. Он справился с абсолютно незнакомой машиной в бою, но вовсе не представлял, что делать по команде «стройся».

Его маневры были особенно заметны на образцовом военном фоне, да и «Гранит» – не балетная пачка, любые телодвижения сопровождаются почти тектоническими эффектами, все-таки полтора центнера брони!

«Чего делать-то?» – вопрошали панические глаза моего друга.

– Замри смирно, смотри вперед, руки по швам! – прошипел я. – Вот так и стой!

Шевеление улеглось, шеренга встала стеной перед волноломами флуггеров. Вдоль строя шагал одинокий Лев Михайлович Кайманов, как всегда подтянутый, но очень хмурый. Он замер в геометрическом центре палубы и возвестил:

– Товарищи! Боевые друзья! Я уполномочен заявить, что командование признало дальнейшую оборону планеты бесперспективной. Сражение проиграно. Продолжение борьбы приведет к ненужным потерям личного состава и матчасти. Неожиданное и варварское нападение Конкордии… сообщило врагу стратегическую инициативу, которой он воспользовался в полной мере… к сожалению. Мы вынуждены уйти и бросить наши наземные части без прикрытия. Это вынужденная жертва. Мне так же нелегко выполнить этот приказ, как и вам, но это приказ. Мы отступаем. Сражение проиграно, но не война! Обещаю вам, что мы вернемся и отомстим! И будем мстить, до тех пор, пока флаг России… и наш, товарищи, Андреевский стяг не взовьются над развалинами Хосрова!

Зазвенели последние слова, и зазвенела тишина. Весь строй замер, но теперь в полном недоумении.

Как? Как?! Оставить, бросить своих?! Да мы лучше… да мы лучше костьми ляжем!

Кайманов снял фуражку, пригладил волосы и продолжал.

– Адмирал Пантелеев лично связался со мной и вынес благодарность авиакрылу «Дзуйхо» за отличную службу. – Капитан откашлялся, подбирая слова. – От себя добавлю: ребята, вы дрались, как львы! Как наши предки… в небе Сталинграда! Также разрешите поздравить капитан-лейтенанта Глаголева с четырьмя сбитыми флуггерами, капитан-лейтенанта Булгарина с пятью победами. Так держать, товарищи! Наше пополнение в лице… отдельного авиаотряда ГАБ… короче, пилота Румянцева поздравляю с тремя победами! А теперь: разойдись! Летный состав ГАБ прошу по сдаче скафандров проследовать в кают-компанию, вас ждут. Всё.

Мы отступали.

О нет: мы улепетывали!

Мой чуткий организм говорил, что, судя по отклонению вектора тяготения, силовой эмулятор парировал смертельные перегрузки. Авианосец выдавал под 100М, в любую секунду готовый уйти в Х-матрицу!

Кают-компания в нашем случае – кают-компания пилотов. От летной палубы до четвертого отсека и три палубы вниз. Кто бы это мог нас ждать, дайте догадаться?

В пустой комнате, среди диванов и столиков стоял товарищ Иванов в черном костюме, белой рубашке, при галстуке. Прямой, как мачта Х-связи.

Выбрался все-таки с Грозного!

Он кивнул нам, будто ничего не произошло. Попросил рассаживаться. Отдельно подошел к Сантушу, справился, как воевалось на новой машине. А потом и ко мне.

– Наслышан. Три победы. Поздравляю, – и коротко пожал руку.

Потом сел в кресло и заговорил.

– Вы опять поступаете в мое распоряжение. Счастлив видеть вас всех здесь.

– Как вы… выбрались? – спросил Ревенко на правах старшего.

– Неважно, – отмахнулся Иванов. – Важно то, что я выбрался не один, а с уникальной матчастью. Это значит, что у нас еще получится поработать. К сожалению… в связи с привходящими обстоятельствами, наши основные усилия переносятся на новое направление. Мероприятия по разведке угрозы «Фактор К» мы сворачиваем. Перед нами – новая угроза… м-да. Статус ЭОН и чоругские флуггеры в условиях войны сообщают нам массу возможностей. Как разведывательных, так и диверсионных. Работать будем в прежнем ключе, выполняя специальные операции. Я связался с Центром… кстати, на Земле образован Совет Обороны во главе с бывшим Директором Тяжелой и Специальной Промышленности товарищем Растовым. Так вот, мы отныне подчиняемся непосредственно ему. Это теперь и есть Центр.

Иванов замолчал, чтобы мы прониклись. Кто как, а я проникся. Не в том смысле, что это невозможно круто, нет. В другом смысле: шансы неизменно героически притушить дюзы выросли просто колоссально!

Балда Сантуш нарушил момент, спросив, кто такой камрад Растов и почему он о нем никогда не слышал.

– Тебе же сказали: глава Совета Обороны, бывший Директор Тяжелой Промышленности, – пояснил Ревенко.

– Это хорошо. – Откликнулся Комачо, почесав бородку. – Так все же: кто он? Кому мы подчиняемся? Отчего я не знаю кто это?

– Ой, я тебя умоляю! – Сказал Разуваев. – Можно подумать, кто такой товарищ Иванов ты знаешь!

Тоже балда, причем бестактная. Я аж закашлялся, чтобы скрыть неловкость. Но Иванов не обиделся и, кажется, даже не заметил.

– Наша непосредственная задача: «Дзуйхо» летит в Тремезианский пояс, система звезды Лукреции. Румянцев с Сантушем, как наиболее знакомые с тамошней спецификой, полетят на станцию «Тьерра Фуэга». Вот приказ о мобилизации личного состава «Эрмандады». – Он достал из внутреннего кармана запечатанный пакет. – Сейчас, друзья, очень жарко. Этих вояк переправят на Махаон. Ну а мы будем прикрывать эвакуацию из системы Лукреции. Точнее, вы будете прикрывать. Мне же необходимо встретиться в тех краях… кое с кем.

Это его «кое с кем» я взял на заметку, имелись соображения на сей счет. Клим Настасьин же темпераментно хлопнул по дивану и спросил о наболевшем. Сильно наболевшем за последние часы.

– Товарищ Иванов! Хоть вы расскажите! Что происходит?! Почему мы отступаем? Мы же ничего не знаем! Так воевать невозможно!

Иванов вкратце поведал о сложившейся обстановке.

Война.

Клоны совершили акт немотивированной агрессии. Напряженнейшие бои по всему Синапскому поясу. Диверсионная бомбардировка объектов на Земле.

При этих словах мы аж дышать перестали, даже Сантуш. Виданое ли дело! Бомбардировка Земли!

– Насчет отступления. – Командир тяжело замолчал. – Математика – неумолимая штука. У клонов сейчас полная стратегическая инициатива. Они выбрали место для удара. Место и время. Сражение за Грозный – типичный случай. Концентрация подавляющей мощи на узких участках фронта делает бесполезной любую оборону, так как Объединенные Нации физически не могут сосредоточить адекватные силы на всем протяжении границы. В результате: серия тяжелых поражений, успешные высадки десантов, выход эскадр врага на оперативный простор. Приграничное сражение идет меньше суток, но я могу уверенно утверждать: весь Синапский пояс потерян. Это вопрос времени, причем ближайшего. Нас ждет затяжная, кровавая война.

Паша Кутайсов, доселе молчавший, подал голос:

– Я одного не пойму! Зачем?! Зачем клоны напали?! Ясно, что ради территорий… но как-то оно странно! Вот так, ни с того, ни с сего… Какие причины? Каков повод?!

– А вот это, – товарищ Иванов прищурился, – вот это предстоит выяснить. Есть мнение, что в оперативном смысле выяснять придется и нам тоже – на то мы и Эскадрилья Особого Назначения!

Беседу прервала команда по корабельной трансляции:

– По авианосцу готовность! Х-переход через три минуты!