Текст книги "Комедия убийств. Книга 2"

Автор книги: Александр Колин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

Тем временем Маккой продолжал.

– Они о чем-нибудь говорили? – спросил он Маленькую Лису.

Тот часто-часто замотал головой.

– Нет, Джефф, – он не мог удержаться, чтобы не проговориться: – Но у Альварадеса была такая рожа, точно вместо виски ему налили лошадиной мочи. – Бандиты вновь затряслись от смеха, даже сам Бладэкс и тот улыбнулся одними только губами, а разведчик продолжал: – Думаю, кто-то очень расстроил его. Он ни черта вокруг не видел, его мерин чуть было не наступил мне на голову копытом…

– Когда-нибудь ты дождешься, что наш бравый законник схватит тебя за задницу, – оборвал Лису Маккой. – Надо соблюдать осторожность. Какого черта рисковать зря?

– Зато я видел даже волоски у него в носу! – похвастался Зорра, которого не отличала ни особенная сила, ни меткость, как наездник он также не прославился, зато разведчиком был превосходным.

– Даже если бы ты смог рассмотреть волоски у него в заднице, – ответил Маккой, вызвав очередной взрыв смеха у своих «бойцов», – даже и тогда, говорю тебе, незачем зря нарываться. Ладно, – сказал он, возвращаясь к теме спора, – атакуем на рассвете, а сейчас всем, кроме дозорных, – спать.

С этими словами он покинул товарищей и, завернувшись в одеяло, прилег в стороне от них, у подножия пригорка.

Проводив настырного гостя и шепотом произнеся скороговорку молитвы, Питер Мартинсон попросил Бога простить шерифа, после чего нашел нужным обратить помыслы и к делам земным.

Вырвавшись на свободу, Маккой первым делом сжег собственное поместье, располагавшееся в десяти милях от Кастильо Ансьяно, убил нескольких родственников жены, разграбил их имущество. Главного врага безжалостный бандит как будто пощадил – он не сделал ни одной попытки поквитаться с настоятелем церкви Святого Георгия. При этом Бладэкс убивал направо и налево, все шире и длиннее становился стелившийся за ним кровавый след. Более тысячи замученных, застреленных, зарубленных – таков был груз, павший на душу Джеффри Маккоя. Однако убийца, похоже, не чувствовал его, наоборот, казалось даже, что каждый новый покойник прибавляет Кровавому Топору сил, делает его неуязвимее.

Глуп тот, кто пытается победить дьявольскую силу свинцом. Что может сделать шериф? Ему кажется, что если он устроит засаду в церкви, то десяток или дюжина парней с ружьями и карабинами, внезапно ударив в спину бандитам, принесет ему победу. Возможно, ему удастся убить на несколько головорезов Бладэкса больше, чем другим. Сам Маккой останется недосягаем для кольта Альварадеса – ведь именно себе и отводит этот глупец роль карателя, – ему ли, маловерному человеку, тягаться со слугой сатаны? Только вера, истинная вера в Господа, Спасителя рода человеческого, Пастыря людского стада, может одолеть приспешника Князя Тьмы, только она и, впрочем… Священник достал из ящика грубо сколоченного комода тяжелый сверток и, положив на стол, развернул его.

Серый промасленный холст скрывал четырехзарядный кольт сорок первого калибра, так называемый «кловерлиф». Священник извлек из напоминавшего по виду листок клевера (отсюда и название) барабана единственный патрон, коснулся пальцем пули, изготовленной по просьбе Мартинсона оружейником, жившим в дальнем селении. Куска серебра, из которого она была выполнена, вполне хватило бы и еще на три таких же пули, но Питер знал, что для дела, которое он затеял, довольно одной.

Если Господу будет угодно укрепить руку недостойного слуги своего и направить пулю прямо в сердце оборотню Маккою, то зло, олицетворяемое им, окажется побежденным, если же нет… Мартинсону не хотелось думать о том, что произойдет, если он промахнется. Священник понимал, что даже при благоприятном исходе дела он переживет Бладэкса лишь на секунду-другую: свора псов Маккоя в мгновение ока разорвет смельчака на части.

Пятидесятишестилетний Питер Мартинсон не боялся смерти, прежде чем стать священником, он успел повидать не мало всякого, как хорошего, так и плохого; воевал, но не только в бою случалось ему убивать. Рука смиренного служителя Божьего не помягчела, он имел возможность убедиться в этом, а ежедневно практикуясь, священник достиг должного уровня стрельбы; главное, чтобы бандиты не заметили револьвера, который он намеревался спрятать за спиной, прикрыв накидкой.

Мартинсон давно ждал этого дня и не сомневался, что ждал его и Маккой, «выкашивая» округу, уничтожая церковнослужителей, точно ожидая, что у врага сдадут нервы и он трусливо кинется прочь, чем только подсластит Бладэксу победу. Нет, не мог Маккой, хорошо знавший святого отца, надеяться на такое. Тогда что же? Зачем столько бессмысленных смертей? Не много золота и хрустящих ассигнаций правительства Соединенных Штатов находят бандиты в бедных селениях и столь же бедных (часто заново отстроенных после пожаров) храмах. Так не лучше ли грабить поезда?

Долго не мог Питер Мартинсон найти ответа на свой вопрос, пока не понял однажды, что разгадка проста: Кровавый Топор исполняет… танец смерти, постепенно сужая круг.

Выйдя на улицу, священник вдыхал ночные запахи и прислушивался к далеким таинственным звукам. Он мысленно представил себе территорию штата: получалось, что, если забыть о поездах, про которые упоминал шериф, все убийства совершались на ареале, условным центром которого можно было считать Кастильо Ансьяно. До Санта-Круса двадцать, точнее, восемнадцать миль в направлении океана. Недавно он казнил помощника шерифа в Уайтлоу, это севернее, а еще, раньше… Получалось, что догадка верна, так как ребята Бладэкса «выкосили» территории на северо-восток и собственно восток, а пришли с юго-востока. Таким образом, не оставалось сомнений – враг двигался по кругу, причем против солнца, то есть в направлении, противном Господу. Нечего было ожидать иного от слуги дьявола.

Священник прикинул, будет ли Кровавый Топор описывать еще один круг вокруг Кастильо Ансьяно, и пришел к выводу, что нет, так как не найдет в радиусе десяти-тридцати миль достаточного количества подходящих жертв. Альварадеса Маккой уже как бы пропустил, вероятно приберегая напоследок. Значит, все верно, наступает черед Питера Мартинсона. Сегодня, завтра или послезавтра с первыми лучами солнца Маккой нападет на селение.

– Что ж, дьявольское отродье, – проговорил священник негромко, обращаясь к ночи. – Я готов, я жду.

XCI

Игорь Владимирович Важнов, он же Логинов, он же Павалокин, господин, известный также и как помощник магистра ордена Теней Игнифериус, пробудился поздно. Для ночлега он избрал одну из специально снятых квартир, о наличии которых сотрудники спецслужб, конечно, догадывались, однако выследить нанимателя жилья не могли.

Трюк был прост, то, что проделывал со шпиками Важнов, в народе называлось отводить глаза. Вчера он «пошутил» с особым размахом – «взорвал» на глазах у следивших за ним типов «мерседес» вместе… с собой, а потом, усмехаясь, любовался их заполошными метаниями: забыв о необходимости скрываться, двое парней в «жигулях» кинулись… да-да, спасать объект слежки.

Господа из конторы до последнего времени даже не знали, что следили не за тем, ибо Важнов сбивал их с толку, подставляя вместо себя магистра, Сангвинолентиуса, яркого, даже пышного, – рыжие волосы, бородища, маска, свита – этакий мистер Икс-Игрек-Зет. Основное условие для настоящего мастера обмана – уметь одновременно говорить одно, делать другое, а в мыслях держать третье, и данному правилу, усвоив его раз и навсегда, никогда нельзя изменять.

Важнов помрачнел. Веселость как ветром сдуло. Что-то вклинилось в четко налаженную систему, точно камень угодил в шестерню механизма. Может быть, ошибкой стало превращение жалкого человека, не человека – тряпки, именуемой Ильей Ивановым, в раба? Возможно, отношения «раб» – «господин» изжили себя и следовало отыскать иные, более гибкие, сообразные, если можно так выразиться, моменту формы… Рабовладельческий строй всегда казался Игорю Владимировичу результатом наиболее правильного и логически обоснованного способа взаимодействия людей между собой. За всю свою историю человечество, развивавшееся как бы по спирали, не придумало ничего дешевле, чем рабский труд.

Возможно, в этом и заключался просчет, следовало сразу, что называется, в духе времени завуалировать рабство под проявление свободной воли? Кто же мог ожидать, что она обнаружится у столь жалкого существа? Надо было не позволять ему шалостей, а как следует осадить сразу же после убийства Сланцева, а уж тем паче Ромады. В тот момент Важнов не видел ничего особенно страшного в том, что те, кто прикоснулся к тайне Глаза Одина, умрут, напротив, тут присутствовал даже некоторый шарм, напряженность повышалась. Он-то знал, что ни милиции, ни ФСБ, ни кому бы то ни было не остановить машины смерти. Она сделает свое дело, а потом труп Иванова выбросят на свалку, закроют пухлые папки дел, все забудут об Игнифериусе, который станет наслаждаться жизнью далеко от страны глупцов, получив то, что принадлежит ему по праву. Все складывалось удачно, как вдруг… Невероятно, но факт: появился некто, способный перехватить игру. Но это под силу только… посвященному.

Таких людей не существовало, кроме самого Важнова, приспособившего для собственных нужд документы одного душевнобольного, которого он лечил, будучи еще… народным целителем во времена неразберихи первых послепутчевых лет. Потом начались трудности, возник вопрос: а может ли иностранец?.. Нет так нет. Заработав денег, он оставил практику. Паспорт сумасшедшего пришелся очень кстати, настоящий Важнов выглядел несколько размытой портретной копией доктора, которого посещал, надеясь на исцеление. Что ж, теперь он продолжает питать аналогичные надежды в… психиатрической клинике Белграда, куда, вероятнее всего, и препроводили пассажира с документами гражданина Сербии, вышедшего из поезда в столице данной страны в состоянии тяжелого помутнения рассудка. Это была чистая работа…

Держать Иванова в повиновении, водить его стоило все большего и большего напряжения. Важнову приходилось повышать продолжительность отдыха, при этом он не мог надолго оставлять подопечного без присмотра, для чего усыплял раба. Теперь же вновь наступала пора действовать.

Игорь Владимирович позавтракал, надел парик и спустился вниз, туда, где во дворе стояла его любимая машина – «хонда» цвета бордо. Важное уже взялся за ручку дверцы, но открыть ее не успел, откуда-то, будто из-под капота автомобиля, вынырнул вихрастый парень, на котором куда уместнее смотрелась бы не кожаная китайская курточка и потертые джинсы, а яркий клоунский костюм.

– Гражданин Кралькович, Кай Владиславович? – выпалил он скороговоркой. Все оказалось столь неожиданным, что Важнов невольно качнул головой, издав какой-то звук вроде «а-а-а» или «у-у-у». При этом он успел все же сообразить, что «клоун», знающий его настоящее имя, ни при каком раскладе не может оказаться другом.

– Что тако..? – хмуря брови, проговорил Важнов, но не успел отзвучать вопрос, как чьи-то очень сильные руки скрутили Игоря Владимировича.

– Вы арестованы, – сообщил «клоун».

Щелкнули за спиной браслеты.

– По какому праву?!

– Вы обвиняетесь в убийстве председателя Русской национальной партии господина Олеандрова Анатолия Эдуардовича.

– Что?! Что?! Кто вы такие? Я буду жаловаться!

– Ваше право, – кивнул вихрастый и, вынув из кармана удостоверение, раскрыл его перед носом Игоря Владимировича.

– Федеральная служба безо… – прочитал он.

Важнова втолкнули в подкативший тут же автомобиль. Взревел мотор, и машина выехала прочь со двора.

XCII

– Да, – утомленно обронила Маргарита Осиповна в трубку, услышав глухой незнакомый мужской голос. – Это я, кто вы и что вам нужно?

– Не так важно, кто я, как то, что я вам собираюсь сообщить, – проговорил мужчина. – Я…

– Если это опять насчет моей дочери, – перебила его Маргарита Осиповна, – то я уже устала отвечать на дурацкие вопросы относительно того, где она живет. Я не знаю этого, не знаю! И ничего удивительного тут нет, я не езжу к ней, я плохо себя чувствую, она сама приезжает ко мне, когда нужно. Могу дать вам ее телефон…

Женщина, наконец, сделала паузу, ожидая, что незнакомец скажет что-нибудь вроде: «Одну минуточку, я только возьму ручку», но он произнес нечто совершенно неожиданное:

– Я звоню вам совсем по другому делу. Вы находитесь в большой опасности, будет лучше, если вы на день или на два уедете из города, желательно куда-нибудь подальше. У вас есть родственники или знакомые вне Москвы?

Некоторые люди реагируют на предупреждения об опасности своеобразно: им отчего-то кажется, что доброжелатели преследуют корыстную цель. Именно так повела себя и Маргарита Осиповна, тем более что неизвестный сразу же назвал ее не Олеговной, а именно Осиповной. Смысл обращения женщина истолковала неожиданно.

– Кто вы такой? – вновь поинтересовалась Маргарита Осиповна.

– Это не имеет значения, – сказал незнакомец. – Я частное лицо, но вместе с тем представляю интересы одной… м-м-м, довольно крупной организации…

– Можете не продолжать, – ядовитым тоном прервала женщина звонившего. – Вас подучила моя дочь, так ведь? – Маргарита Осиповна не дала себе труда подумать о том, что, судя по голосу, собеседник ее человек не молодой, а значит, вряд ли может быть «подучен» Ириной. Но упоминание о друзьях и особенно родственниках за пределами Москвы бросало тень на безупречное столичное происхождение, которое выдумала себе Маргарита Осиповна, с годами и сама поверив в него. – Если так, то можете передать ей, чтобы забыла мой номер телефона и адрес и вообще катилась ко всем чертям, куда она там собиралась…

Мужчине истеричная отповедь, видимо, успела изрядно надоесть. И он, перебив собеседницу, сухо произнес:

– Если вы немедленно не уйдете из дома, то вашей дочери, вместо того чтобы ехать в Кашин к вашей матери, придется заниматься похоронами своей. – Не дав опешившей Маргарите Осиповне прийти в себя, он закончил: – Повторяю, лучше будет, если вы последуете моему совету, причем немедленно…

– Так вы знаете про Кашин! – торжествующе возопила женщина, точно все остальное ни в коем случае не касалось ее. – Значит, я права и вы…

Незнакомец повесил трубку. Маргарита Осиповна посмотрела на часы – было начало одиннадцатого утра.

XCIII

Было начало одиннадцатого утра, когда Илья, чистый и довольный жизнью, вновь вышел на улицу.

У него оставались ключи от «мерседеса» Шаркунова; можно было бы просто выкинуть их, но Илья поступил иначе. Он нашел почтовое отделение, где отправил бандероль, немного замешкавшись с написанием адреса, так как не знал, какая организация занимается расследованием убийства столь важной особы – МУР или ФСБ. Решив, что скорее всего последняя, он начертал на бланке ее координаты. Еще один бланк он сложил и незаметно засунул в рукав курки. Юная приемщица во все глаза уставилась на отправителя и даже переспросила, верно ли названа организация, которой предназначается пакет. Илья подтвердил.

– А когда доставят бандероль? – поинтересовался он.

– Дня через три, – проговорила девушка.

– Но тут же всего километров десять, даже, наверное, пять, – изумился Иванов. Работница почты виновато улыбнулась. Илье захотелось убить ее, но он передумал, решив, что у него и так полно дел. Ответив девушке ободряющей улыбкой, он спросил: – А может быть, все-таки можно побыстрее?

Оказалось, что в наш век скоростей все возможно. При почте имелся курьер, готовый за плату отправиться в любой конец Москвы, одним словом – капитализм в действии.

«То-то всполошатся господа контрразведчики! – подумал он с удовольствием. – А может, зря я им? Может, в МУР надо было?»

В конце концов он махнул рукой: не спрашивать же эту глупышку, кто ведет такие дела? Девушка, конечно, сумеет описать комитетчикам его внешность (парик и бороду он снял). Иванов не сомневался, что они идентифицируют его, и сознательно шел на это. Ставки в игре повышались, тут даже крутые «американские» горки – так, ерунда.

Расплатившись, Илья покинул почту, никто из ее посетителей за ним не пошел.

«Значит, меня ведут коллективом, – подумал он и усмехнулся. – Шеф, видно, еще спит? Думаю, ребятки, вам придется разбудить его».

Илья достиг станции метро «Краснопресненская», где, скрывшись в одной из кабинок бесплатного туалета, быстро написал печатными буквами на листочке бумаги заклинание, стараясь сделать так, чтобы буквы были видны на просвет. Бумага попалась как раз такая, как нужно, очень тонкая. Читать так (слева направо) оказалось довольно про-191– сто. Иванов несколько раз повторил заклинание, но… ничего не произошло.

Несколько огорченный таким оборотом дела, Илья двинулся дальше.

XCIV

Романтическая история, участником которой сделался майор, попытка не ударить лицом в грязь, распитие неимоверного количества спиртного – все это изрядно подорвало здоровье Валентина, а привидевшийся под утро Маккой и вовсе доконал его.

«Черт знает что! Я-то уж думал, все кончилось, а они!.. – негодовал Валентин в адрес автора «Валгаллы», героя работ выпускника Торонтского университета, бакалавра Флакка. – Лезут и лезут в голову!»

А голова эта, в которую, как в трамвай в час пик, перлись, грубо выражаясь, все кому не лень, болела: по сосудам ее, сжавшимся от страха за здоровье хозяина, циркулировала смесь из коньяка, шампанского и пива с небольшим добавлением крови. Как низко пал вчерашний сотрудник компетентных органов, примерный семьянин и позавчерашний коммунист Валентин Богданов. Хотя пал майор всего лишь на кровать, но подниматься с нее ему было не легко, подруга же «дней веселых» встала огурчиком.

«Вот что значит молодость», – мысленно вздохнул Богданов, забираясь под холодный душ.

Девушка была само очарование. Она приготовила завтрак: все тот же омлет с сыром, опять же безнадежно пересоленный, последнее оказалось даже кстати – омлет послужил неплохой закуской к оставшемуся пиву.

Богданову немного полегчало, и он, исполненный новых сил, оседлал телефон.

Тут майору сразу же не повезло. Лукьянова на месте не оказалось, его коллега, узнавший майора, сообщил, что приятелю «подвернулась работенка» и что вернется он не скоро. Номер секретаря Процента и вовсе не отвечал.

«Ну, Зина здесь, а Лена-то, скажите на милость, куда подевалась? – с некоторым раздражением подумал Валентин. – Или ей отгул дали за примерное поведение в кровати Ромкиного шефа?»

Позвонил Богданов и по другим телефонам. «Романа Георгиевича нет, – неизменно слышал он. – А вы по какому вопросу? – Услышав ответ, сообщали, как правило: – Он очень занят, сегодня вряд ли будет. Нет, наверное, и завтра тоже. – По одному номеру искренне посоветовали: – Звоните не раньше следующей недели, все равно сейчас не застанете».

«Да что за чертовщина у них там творится? – спрашивал себя Валентин. – Умер, что ли, кто?»

Зина дала Богданову телефон приемной Шаркунова, но и там, что вообще удивляло, никто не ответил. Майор несколько раз набрал номер, но, решив, что ветреная подруга что-нибудь перепутала, оставил бесплодные попытки и перенес «направление главного удара» на головушку безвременно почившей «Форы». И здесь везение не сопутствовало ему. Оба телефона были заняты. Тогда Валентин позвонил в офис господина Ромады.

Там его, что называется, огорошили.

– Как погиб?!. Взрыв?.. Мина?.. Граната?.. О Боже… Ни хрена себе! – воскликнул Богданов, вешая трубку и оглянулся. Зина ушла в ванную, поделиться новостью оказалось не с кем.

Едва Валентин набрал домашний номер Кирилла Амбросимова, жена последнего Люба взволнованно прокричала в трубку:

– Евгений Иванович?!

– Мэ-э-э…

– Вы не Рябчунов?! – В голосе женщины звучало столько надежды, что Богданов даже ощутил неловкость, сознаваясь в том, что он не неведомый ему Рябчунов. – А кто?

Решив, что Евгений Иванович лицо официальное, Валентин твердо произнес:

– Майор Богданов. Меня интересует ваш муж!

– Вы нашли его? – последовал встречный вопрос.

– М-м-м… Пока ищем.

– А они, – женщина отчего-то понизила голос до шепота и сообщила: – Опять звонили.

Задать естественный для него вопрос: что еще за они такие? – майор не мог – новоявленному коллеге Рябчунова полагалось это знать.

– И что они говорили?

– То же самое, – упавшим голосом призналась Люба.

– М-м-м… И ничего больше не прибавили?

– Нет, то есть да, сказали, что он на днях вернется домой и чтобы я не волновалась. Но они и в прошлый раз это обещали… А его все нет.

«Вот те на! – подумал Валентин, но тут же спохватился: – У этого Амбросимова, кажется, маленький ребенок? Что, если мужику надоело слушать ор собственного чада и он попросил приятеля позвонить и наплести какую-нибудь чушь, а сам отдыхает в обществе прекрасных дам-с? Допустим, товарищ оказался не силен на выдумку, напугал женщину, она со страху и помчалась в милицию. Ментам такими «делами» заниматься не в лом, вот она и сидит, как царевна в терему, ждет звонка от Ивана-царевича или хотя бы из милиции».

– Так-так, – пробормотал Богданов. – А звонил тої же человек?

– Нет, другой, у него акцент еще… – сказала Люба.

«Еще не легче! Его что, чеченцы украли?»

– Кавказский, – уверенно спросил майор, хотя на черта нужен чеченцам нищий издатель?!

– Нет. Он как будто иностранец…

– Ино-странец?! – Произнося слово, Валентин даже разделил его на две половинки – поистине чудеса!

– Да он вообще-то хорошо говорил по-русски, но все равно… похоже, что француз или что-то в этом роде.

Сбитый с толку майор задал следующий вопрос:

– А ничего странного вы не заметили? Ну, там… какие-то еще звонки, может быть, кто-нибудь… ну, может быть, вам показалось, что за вами наблюдают?

– Да, звонят много, потом приходили какие-то люди… – с готовностью отозвалась Люба и, сделав паузу, неуверенно добавила: – А слежки… Нет, вроде бы нет. Да я ведь и не выхожу почти никуда.

– А как его коллега, то есть зам, я хочу сказать, вы ему не звонили? Может быть, ему что-нибудь известно?

Вопрос, похоже, расстроил женщину.

– Конечно, звонила, – сказала она. – У них что-то с телефоном, я в какую-то фирму попадаю с автоответчиком… Как называется? Почему же не помню? Помню – «Хардлайн», – твердо проговорила Люба… – Да, точно, точно, «Хардлайн» – что-то вроде жесткой линии, я знаю – РГФ кончала. СП, наверное… – предположила она и добавила озабоченно: – Странно это, у них ребенок, Ира на гастроли укатила, Лёню со Славиком оставила. Может, что-то случилось, раз телефон поменяли?

– Гастроли? – вырвалось у майора. – Она что, актриса?

– Ира-то? Нет, она, ну, что-то вроде реквизитора у Алены Калининой.

– Калининой?! А как ее фамилия?!

– Калинина… А как же еще? Алена… Так что с Кириллом, вы его ищите?! – воскликнула она с некоторой долей истеричности. – Прошло столько времени!

Богданову требовалось выяснить теперь только одно, однако Люба могла запросто разрыдаться, и тогда…

– Разговор был очень коротким, – рискнул на удачу майор. – Мы не успели засечь координатов звонившего. В следующий раз постарайтесь затянуть беседу хотя бы до шестидесяти секунд. – Валентин нарочно не сказал «до минуты», а именно до «шестидесяти секунд», чтобы собеседница ощутила важность момента, поняла: большие дяди с крупными звездами на погонах только и делают, что думают о ней и о ее Кирилле. Женщина немного успокоилась, трюк сработал, слава Богу. – И не беспокойтесь, раз они сказали, что все в порядке, значит, так оно и есть, в противном случае они не стали бы звонить. Как ваш сынок себя чувствует?

Тут Богданов допустил промашку – у Любы оказалась дочка, – однако он немедленно исправил оплошность, извинился и, поддакивая, минуты три-четыре выслушивал рассказ мамаши про самочувствие чада. Решив, наконец, что уже пора (он и так ерзал на стуле, как на иголках), майор скрутил беседу и, едва ли уже не попрощавшись, спросил:

– А как все-таки фамилия Иры, Лёниной жены?

– Они не женаты… Но это неважно, по-моему… точно не помню, вроде Калачева… Живут? Они снимают… Я не знаю, я у них не бывала, кажется, где-то недалеко от издательства, даже совсем близ…

– Твою мать! – воскликнул Богданов, едва успев нажать на рычаг.