Текст книги "Мужики что надо"

Автор книги: Александр Колин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

– Не смей говорить о моей жене, сука! – Нилов заорал так, что в доме за спиной у бывшего оперативника кое-где зажегся свет в окнах и несколько смельчаков рискнули высунуть свои любопытные носы в щелочки между шторами.

– Как скажешь, Федя, только ради Бога не сердись... – с сочувствием проговорил Василий.

Позиция была занята. Оставалось ждать момента.

– По какому праву вы нас арестовываете? – раздался вдруг голос Ивана Копайгоры. – Я честный труженик! Я пять-де-сят лет за станком простоял! Воевал! Ранения имею! Награды! Я не позволю, чтобы меня хватали какие-то придурки, какие-то шуты гороховые, какие-то недоделки, недоноски, уроды, я не поз-во-лю, чтобы меня обыскивали и оскорбляли! – голос старика задрожал.

При этих словах опешил даже Коновалов. Кто кого тут оскорбляет?

А Копайгора и не думал униматься:

– Но вы ещё пожалеете об этом! У меня старший сын живет в Москве, он адвокат, к самому министру в кабинет дверь ногой открывает! Он приедет (тут уже становилось не совсем понятно, кто приедет: адвокат ли Михаил Копайгора или сам министр внутренних дел) и со всех вас погоны поснимает, весь ваш проклятый райотдел разнесет к чертовой матери! У меня внук на флоте, он... Я вас всех тут уконтропуплю на фик!..

Старик едва не задохнулся и потому на секунду прервал свой гневно-обличительный монолог.

– Что? – Нилов повернулся, тараща глаза, уставился на раскипятившегося не на шутку старика и, естественно, на миг выпустил из виду бывшего коллегу.

Более всех своей речью Копайгоре удалось впечатлить Кожевенкова. Младший лейтенант никак не мог взять в толк, где, в каком таком отсеке внутри этого мирного, уютного на вид старичка, вполне по возрасту годившегося Олегу в дедушки, смогла разместиться столь неслыханная наглость.

Сбиваемый ею с ног и уносимый в неведомые дали, Кожевенков, словно сквозь сон, увидел, как Коновалов схватил своей клешнеобразной лапищей запястье Нилова, а затем, сделав подскок, обрушил сжатую в молотоподобный кулак кисть правой прямо на багровую физиономию старшего лейтенанта. Бывший коллега отодвинул ослабевшую руку с пистолетом далеко в сторону и ещё дважды двинул Нилова, видимо, для верности, сначала по необъятному пузу, а потом снова по физиономии.

Федя медленно сполз на землю. Коновалов, нагнувшись, поднял его "ПМ" и, подходя к Зайцу, сказал:

– Дай мне взглянуть на твою "пушку".

Тот достал из кобуры пистолет и, держа его за ствол, медленно протянул Коновалову ручкой вперед.

– Спасибо, – поблагодарил Коновалов. – Я всегда знал, что из вас двоих хоть ты-то один нормальный.

– Ты же мог его убить, Василий Андреич? – пролепетал заплетающимся языком младший лейтенант.

– Да ни хрена ему не будет, старик! Наоборот, я его спас. Если бы не я, его бы точно хватил удар. Ты же видел, что с ним было? А так полежит чуть-чуть и встанет, как огурчик... Ты, кстати, не знаешь, чего это он так разошелся?

– Ну... он тогда очень рассердился на тебя, – проговорил Кожевенков, переминаясь с ноги на ногу. – Из-за того, что ты тогда сказал про его жену, что, мол, будто ты к ней, ну, это, в гости наведывался, пока он на службе.

– Просто поверить в это не могу, он что, серьезно? – с искренним удивлением проговорил Коновалов – Ты не шутишь?

– Какие там шутки, Вась. Они страшно поссорились... У Феди просто крыша поехала. Он стал такой подозрительный.

– Да иди ты, старик, из-за чего? Я же просто пошутил! Бля буду!

– Я так и думал, Вась, – обрадовался Заяц. – Я ему говорил, что, мол, ты пошутил и все такое. А он...

– Ты ему скажи, как очнется, пусть не сердится на меня, я же не со зла...

– Хорошо, конечно, скажу, в чем вопрос! – обрадовался Кожевенков.

В это время раздался свист протекторов по асфальту, и из-за угла вылетела белая "девятка", которая, промчавшись мимо "группы товарищей", вдруг резко затормозила, затем так же неистово рванулась назад и остановилась прямо перед всей странного вида компанией. Правая дверца машины открылась, и оттуда высунулось лицо водителя, до изумления похожего на Омара Хафизова.

– Что за дела? – спросил приехавший, к Васиному удивлению оказавшийся именно Маркизом. – Я тебя жду, а ты мотаешься по городу на краденой тачке, устраиваешь побоища в барах и вообще ведешь себя так, словно это у тебя сегодня день рождения...

– Извини, старина, – виновато развел руками Коновалов, не совсем ещё понимая, каким образом мог оказаться здесь его друг. – Я тут ребят встретил... ну, и немного заболтался... А как ты нас нашел?

– Долгая история, – махнул рукой Омар – У меня такое ощущение, что дела наши на сегодня ещё не закончены, или я не прав?

Коновалов кивнул и принялся раздавать приказы.

– Ты, – он ткнул пальцем в Соболева, – садись в свою тачку – поедешь впереди и будешь показывать нам дорогу, только не гони и не вздумай смыться, понял?

Гена опасливо покосился на тушу мирно отдыхавшего на асфальте милиционера Феди и, преданно посмотрев на Коновалова, часто-часто закивал. Было видно, что парень хочет что-то сказать, но не решается открыть рот.

– Ну? – подбодрил его Василий.

– Это тут недалеко, – наконец выдавил из себя Гена. – Может, вы сами... Капитан сделал строгое лицо. – Нет? – Соболев сник. – Я понял.

– "Мере", Олег, я оставляю на тебя, – сказал капитан Кожевенкову. – Это тачка Блохина из Кировского отдела, знаешь его? Нет? Ну, Федято знает, Коновалов махнул рукой в сторону Нилова. – А теперь извини, старик, нам некогда. Да, только не позволяй Нилычу садиться за руль, лучше позвони в Октябрьский, это ведь в их районе Телефон знаешь? – Младший лейтенант покачал головой, Василий на память назвал шесть цифр и заставил Кожевенкова повторить их дважды. Покончив с этим, капитан обратился к компаньону, который припарковал машину и, выйдя из нее, подошел поближе. – Поехали.

– Что-то в тебе не хватает, не пойму, – проговорил Омар, всматриваясь в Коновалова с таким видом, будто мучительно старался что-то вспомнить.

– Что опять не так? – не понял тот. – Если тебе нужен маршрут, то спроси вот этого парня...

– Бейсболка! – просиял Маркиз.

– Черт! – Вася растерянно провел рукой по волосам. – Куда она делась? Как это я не заметил? – Он огляделся по сторонам, но при беглом осмотре местности ничего не заметил.

– Эй, Василь Андреич, – робко спросил Заяц. – А это... вон там... не она в луже лежит?

Бывший оперативник посмотрел в ту сторону, куда указывал пальцем Кожевенков, и действительно заметил в неизвестно откуда взявшейся, пожалуй, одной-единственной на всю улицу грязной луже свою бейсболку.

– А, черт! – растерянно произнес он. – Как она туда могла попасть? Везде же сухо, откуда здесь эта лужа?

– Да она тут всегда, – тревожным тоном произнес Соболев, словно опасаясь, что за лужу влетит именно ему. – Даже когда сухо. Вода, бывает, испаряется, а грязь...

– Да-а... вокруг-то сушь... – протянул Заяц, оглядываясь по сторонам.

– Я думаю, это вообще единственная лужа на весь город, – предположил Омар.

– Она ещё может высохнуть, – не слишком оптимистичным тоном произнес хозяин головного убора, доставая его из лужи, держа покрытый грязью козырек кончиками большого и указательного пальцев левой руки.

– Брось её, – посоветовал Омар, – она все равно была тебе мала.

– Ну, я не знаю... – протянул Вася. – Я к ней привык...

– Мне кажется, мы собирались куда-то ехать?

Или будем всей компанией стоять здесь и ждать, когда высохнет твоя бейсболка? – ехидно поинтересовался Маркиз.

– Ладно, – неохотно согласился компаньон, бросая самую любимую деталь своего туалета обратно в лужу. – Ты прав, по машинам.

Вернув Кожевенкову табельное оружие, капитан, не оглядываясь, зашагал вслед за стариком к машине Омара, который уже распахнул дверцу, садясь за руль.

Автомобиль тронулся, и в ту же минуту водитель синего "Скорпио", стоявшего в полутораста метрах от места, где все ещё приходил в себя несчастный Кожевенков и лежал его друг Нилов, повернул ключ в замке зажигания.

– Извините, Василий Андреевич, – осторожно проговорил Копайгора, когда капитан, оказавшись возле дома, к которому привел их напуганный до полусмерти Соболев, отпустил официанта, поверив ему на слово. – Вам, конечно, виднее, как поступать, но, может, лучше мне пойти с вами?

– Зачем? – машинально спросил бывший оперативник, которому не давал покоя микроавтобус "РАФ", стоявший рядом с домом. Машина, судя по внешнему виду, была новой, а дом, выселенный под слом, четырехэтажный бомжатник.

"Что туг делает этот "рафик"? – спросил себя Вася. – Здесь что-то не чисто.."

– Ну, понимаете, если Сеня там, он может испугаться вас и повести себя неправильно. Может нагрубить вам... А вы его случайно покалечите, – старик протестующе поднял перед собой ладони и продолжал, не давая детективу возразить: – Он, конечно, негодный мальчишка, но он все-таки сын Андрея... К тому же, если даже половина из того, что рассказал нам этот паренек, правда... Какие звери, а? Я не могу поверить, что такие люди есть в нашем городе... Если я поговорю с Сеней, может быть, он поймет, что мы хотим ему добра и...

– Я вовсе не хочу ему добра, Иван Макарович, – жестко оборвал капитан длинную тираду старика, понимая, однако, что смысл в его словах есть, и как знать, если Копайгора уже дважды сегодня оказывался прав, может, следует прислушаться к тому, что он говорит и в третий раз? – Но думаю, что вы сможете пойти с нами.

– Спасибо, товарищ капитан, – поблагодарил старик и добавил: – Вот увидите, я вас не подведу.

– Надеюсь, – произнес Вася и предупредил: – Но учтите, ваш Сеня не тот безобидный мальчик, которого вы знали маленьким. Он преступник, как это ни печально, и... и я не собираюсь с ним церемониться, – закончил он решительно.

– Понимаю, товарищ капитан, – так же твердо ответил старик.

– Пошли, – скомандовал Коновалов и, проходя мимо микроавтобуса, вновь подумал о машине: "Что она тут делает, а? Надо бы на всякий случай запомнить номерок. Ладно, посмотрим, сказал слепой".

Они зашли в совершенно темный подъезд и стали осторожно подниматься по лестнице.

– А где тот газовик, который я вам дал, Иван Макарович? – вспомнил вдруг Коновалов.

– При мне, Василь Андреич, – отозвался своим слышным на весь подъезд шепотом старик, похлопывая себя по животу – Он вас что, даже не обыскал? – от удивления Василий остановился, да так резко что идущий следом старик наткнулся на него – Ну и придурок!

Остаток пути до квартиры, указанной им Соболевым, все трое проделали в полном молчании, глаза их привыкли к темноте, и последние пролеты лестницы дались поднимавшимся значительно легче.

– Вот здесь, если он ничего не напутал – еле слышно сказал Коновалов.

Омар молча кивнул, стал слева от двери держа своего "марголина" на уровне лица дулом вверх. Копайгора расположился прямо напротив двери и тоже достал оружие. Воинственность и серьезность старика, лицо которого, правда было трудно разглядеть в едва освещенном коридоре, придавали ему вид скорее комичный чем грозный. Но капитану Коновалову, помнившему о нелепой смерти участкового Сидорчука судя по всему, смеяться вовсе не хотелось. Посмотрев на старика, он сделал зверское лицо и постучав себя по лбу рукой, свободной от пистолета едва слышно прошептал:

– Вы что, охренели совсем?! В сторону! Как пальнет оттуда... – Капитан мотнул головой в сторону двери.

– А куда же мне стать? – прошептал старик с удивлением – слева находился Маркиз, справа – сам Коновалов.

Василий тихо выругался и, не дожидаясь пока старик выполнит его приказ, свободной рукой придвинул Копайгору к стене, затем прислонил ухо к двери и прислушался. Из глубины квартиры доносились едва слышные голоса Капитан напряг слух, но ничего толком разобрать не смог.

Вдруг голоса стихли, в квартире скрипнула дверь и, как показалось Коновалову, половица.

"Замок – говно, – подумал он. – Пальцем открыть можно. – Однако он поступил по-другому – опустил руку в свой обширный карман и вытащил оттуда перочинный нож. Василий хотел было раскрыть его, но нужное лезвие не поддавалось – А черт!"

Коновалов выронил ножик, который, звякнув, упал на пол Василий присел на корточки, чтобы поднять орудие взлома, и в ту же секунду растянулся на полу.

Над головой его полетели щепки, вырванные из хлипкой, прошитой автоматными очередями двери, и по всему коридору взбесившимися свинцовыми осами, в слепом безумстве стукаясь о стены, цокая, рикошетируя и выгрызая куски штукатурки, закружились пули.

ГЛАВА 8

Зеленая гусеница поезда медленно втягивалась в предместье огромного города, устремляясь к его сердцевине. Пролетали мимо многолюдные платформы, унылые, истерзанные клинописью поэтов-самоучек бетонные заборы, фасады домов всевозможных архитектурных стилей – от помпезных сталинских до убогоньких жилье всем нужно – "хрущевок". Кое-где попадались ещё лозунги и призывы времен эпохи построения счастливого будущего.

Но главное, главное – это деревья, привлекавшие внимание волнующимся зелено-желтокрасно-буро-коричневым маревом крон.

Осень.

Виктор Сергеевич Шувалов, сидевший на мягком сиденье в двухместном купе спального вагона, задумчиво смотрел в окно.

Дело сделано.

Все оказалось гораздо проще, чем предполагалось. Всего-то и пришлось устранить двух наглых лоботрясов – третьему повезло, он остался жив, ну что ж, значит, счастливчик Хотя вряд ли он протянет долго: слишком много людей, не привыкших к тому, чтобы их обували, как лопушков, осталось с носом. Они не простят, не забудут. Впрочем, Виктора Сергеевича все это не слишком-то заботило.

Почти четыре месяца неудача, случившаяся в городе S, сидя занозой под ногтем, не давала Виктору Сергеевичу покоя. Нелепый провал, казалось бы, совершенно надежного человека – профессионала, отставного подполковника ФСБ Веньяминова – и его совершенно уже выходивший за всякие рамки поступок – шутка ли сказать, присвоил деньги самого Хирурга – просто подрывали в Шувалове доверие к людям.

Веньяминов пытается оправдаться... Утверждает (вернее, передает через свои каналы – не такой же он дурак, чтобы лезть в пасть Хирургу), – что карты его спутал случай, клянется все исправить, возместить убытки.

"Неужели он всерьез надеется выйти сухим из воды!? – в который уже раз спрашивал себя Виктор Сергеевич и в который уже раз усмехался невольному каламбуру – как стало известно, Бен действительно ушел по воде. – Случай? Случай..."

Впрочем, в его, Шувалова, жизнь случай вмешивался не однажды. Да вот хотя бы и сейчас, там, в оставшемся в тысячеверстной дали городе...

Четыре месяца понадобилось руководству контрразведки, чтобы отвоевать у своих извечных противников – органов внутренних дел кейс с деньгами и два чемодана с "Морской солью", "потерянных" Веньяминовым Узнав через своего человека, что "добро" на передачу вешдоков получено, Шувалов с тремя помощниками немедленно отправился в город S, чтобы осуществить операцию по захвату товара. Сделать это раньше не представлялось возможным – и деньги и, что самое главное, товар лежали за семью замками в бездонных подвалах здания Центрального райотдела милиции, как говорят, самого надежного хранилища в городе. Советской, а теперь и демократической власти строение это досталось ещё от царского режима.

С Виктором Сергеевичем в этот волжский город прибыли самые надежные и проверенные люди, настоящие профессионалы своего дела, и что же получилось?

Бац! Все уже украдено! Такое могло случиться с кем угодно, только не с ним, Шуваловым. Как?

Зачем? Почему? Каким образом вышло так, что фээсбэшники примчались за товаром на сутки раньше, чем должны были? Опасались утечки информации? Путали карты, предвидя возможность нападения? Тогда почему товар везли на простых "Жигулях", почему машина сопровождения отстала? Будто нарочно подставлялись..

Виктор Сергеевич не поверил своим ушам когда ему сообщили, что операцию осуществляла обыкновенная шпана, трое придурков, которых, как выяснилось, нанял самый могущественный из местных боссов. В его обыкновении было делать дела чужими руками, чтобы самому всегда оставаться в стороне.

Игра была бы проиграна, если бы товар попал по адресу, то есть в руки заказчика, но вмешался случай, и карты разложились иначе. Что-то произошло, и исполнители решили играть свою игру... Однако, как сообщил все тот же свой человек, местные правоохранительные органы оказались на высоте, они взяли след, теперь оставалось одно – пустить по нему Генриха.

Шувалов неожиданно поежился, вспомнив монотонный голос помощника, который произнес: "Здесь кто-то есть... Надо проверить".

"Надо проверить, – мысленно произнес Виктор Сергеевич и добавил: – Это его любимая фраза".

Правильно ли он, Виктор, поступил, не дав Генриху "проверить" квартиру или, как тот говорит, "место"? Он ведь осмотрел там все, даже на балкон выглянул. Парень был один. Я "чувствую".

Интересно, почему это он не почувствовал сразу? А чего стоят тридцать два звонка, произведенные с одного телефонного номера, которые принял АОН в квартире Жулыбина? Любой нормальный человек сказал бы – тридцать, больше тридцати, около тридцати звонков... Но не Генрих. Виктор Сергеевич знал, что, вздумай он проверить, один и тот же телефон высветился бы на дисплее "умного" определителя ровно тридцать два раза. Почувствовал? Хм... Впрочем, теперь все это не имело значения. Ровным счетом никакого. Дела в городе S закрыты.

За окном заструилась синяя лента поезда метро. Осталось ехать минут пятнадцать, наверное, или двадцать.

Весь товар и деньги лежат теперь в трех разного размера чемоданчиках и спортивной сумке, от прежней "тары", разумеется, избавились. Все в порядке.

Шувалов приоткрыл дверь. В образовавшуюся щелку он увидел высокую фигуру длинноволосого человека в длинном черном плаще.

Генрих, Генрих Горнбахс, задумчиво поедал орешки, фисташки или миндаль мяса он не ест, рыбы тоже, говорят, и не спит никогда. Впрочем, Генрих личность очень и очень неординарная, о таких всегда сочиняют всякие легенды, плетут небылицы – люди сами выдумывают себе чертей. Как и богов.

Горнбахс не обернулся.

Шувалов закрыл дверь купе. "Интересно, почувствовал он меня?" Генрих должен был просто услышать, как щелкнул дверной замок, не мог не слышать. Но не обернулся Задумался? Полно.

Затем Виктор Сергеевич мысленно перебрался в Москву, а вернее, в дальнее Подмосковье, в клинику, которой заведовал Хирург, ожидавший своего помощника с товаром и деньгами. Помощника? От этого определения Шувалов поморщился. Они с Хирургом, Германом Евгеньевичем Родионовым, компаньоны. Компаньоны?

Нет, Родионов так не думает. Они знакомы двадцать лет и до сих пор говорят друг другу "вы".

Конечно, Родионов – интеллигент, врач, ученый или, как он сам себя величает, исследователь... Хотя "Морскую соль", наркотик, на который сегодня сделана ставка, разработал отнюдь не он. А кто Шувалов, или Граф, как теперь многие называют его, он кто? Банальный уголовник...

"Только кем бы вы, Хирург, были без меня?"

Так что же связало исследователя и банального уголовника?

Случай. Все тот же самый случай.

Когда-то случилось так, что Виктор Сергеевич, отслужив положенный срок в армии, остался на сверхсрочную. Войны нет, международное положение хотя и напряженное, но, в общем, ничего: побаиваются империалисты открыто напасть на первую в мире Страну Советов, так что жить можно. Муштруй себе солдат, гоняй их, чтобы дело разумели. Так прошло несколько лет.

Осудили и развенчали культ личности, спутник запустили, с Америкой отношения наладили, кукурузу сеять стали. Потом осудили и развенчали волюнтаризм... К власти наконец пришло правильное руководство. Все бы хорошо, но случился конфликт. Как-то так вышло, что старшина Шувалов застрелил новобранца. Произошел скандал. Нашлись свидетели, что погибший был виноват сам и вообще все происшествие – чистейшая случайность. Словом, обошлось. Трибунала старшина Шувалов миновал, но со службой пришлось проститься. Не оставалось ничего другого, как осваиваться на гражданке. И Виктор Сергеевич освоился...

Когда человек, угодивший за решетку, говорит: я здесь случайно, окружающие смеются, и правильно делают.

Шувалов подобных разговоров с сокамерниками не вел – он-то знал, за что лишился свободы, – вооруженный грабеж – статья, которую в первый раз инкриминировали Виктору Сергеевичу, говорила сама за себя. Друзей он не сдал, и они подобного благодеяния не забыли. Во второй раз Шувалов отличился куда как серьезнее – убийство при отягчающих вину обстоятельствах.

Одним словом, Виктор Сергеевич со товарищи угрохал инкассатора, за что и получил пятнадцать лет строгого режима. Главаря – бывшего работника милиции и остальных своих товарищей Шувалов не сдал, и, очевидно, поэтому уже через пять лет он оказался в довольно приличной зоне, в спокойной ещё и совершенно советской Прибалтике, где вместе с другими заключенными клепал неплохую мебелишку, разработанную литовскими конструкторами.

Чем-то Виктор Сергеевич не показался местному пахану. Тот какое-то время приглядывался к Шувалову, а потом стал потихонечку натравливать на него своих "шестерок". Новичок в зоне, отставной старшина видел, что веревочка на его шее медленно свивается в петлю, которая на то и существует, чтобы всенепременно затянуться.

Он был отнюдь не глупым человеком и понимал, к чему все идет. Но что делать – не знал.

Однажды, погруженный в мрачные мысли, отставной старшина в обществе одного молодого заключенного машинально закручивал какую-то гайку в механизме дивана, когда к нему подошел один из старожилов зоны, местный уроженец и сокамерник Альгис Сломинскас. Сделав молодому знак, чтобы удалился, Сломинскас завел какой-то ничего не значащий разговор обо всем и ни о чем. Шувалов сначала отвечал не думая – вопросы были самые что ни на есть обычные – но малу-помалу стал соображать, что подошел Сломинскас не случайно, и уже не удивился когда речь, разумеется, как бы невзначай зашла о пахане.

Башмак, или тезка Шувалова Виктор Авдеевич Башмачников, на вид плюгавенький косолапивший при ходьбе, скособоченный мужичонка, имел крепкую поддержку за пределами зоны.

Был он на воле другом одного из авторитетов что, собственно говоря, и позволяло Башмаку "княжить в своем уделе", огражденном от остального мира решетками да заборами с колючей проволокой.

Государство в государстве – мир пенитенциарных, как принято выражаться теперь, учреждений – живет по своим законам. Для одного попасть в тюрьму – это действительно трагедия для другого... Иной на воле о такой жизни и мечтать бы не мог.

Жил Башмачников как кум королю да сват министру.

Любимой забавой для Башмака была баня. Не мог он отказать себе в удовольствии попариться с веничком на самой высокой полке в парной.

Там его обслуживали обычно четверо зеков, сменявших друг друга попарно. Уродливое тело Башмака оказалось необычайно выносливым, и никто из охаживавших его вениками слуг не мог продержаться достаточно долго, чтобы пахан остался доволен.

Иногда к Виктору Авдеевичу вертухаи приводили женщин, но случалось, что тот не брезговал и однополыми собратьями по отсидке.

У Шувалова были все основания полагать, что, несмотря на свою "престижную" статью, он может угодить в число опущенников или вообще однажды смертельно порезаться, например, пилой или стамеской.

– Почему бы тебе не взяться за это? – спросил Сломинскас.

– За что? – оторопело переспросил Шувалов, хотя ему и так уже стало понятно, куда клонит сокамерник. Он потратил немало времени на то, чтобы рассказать Виктору Сергеевичу, что произошло на воле. А случившееся событие действительно было очень и очень важным. Ну, само собой разумеется, советский народ запустил новый спутник, осудил очередные происки империалистического Запада и все такое, однако было и ещё нечто, взволновавшее Шувалова куда больше.

Между большими людьми воровского мира вышел конфликт, вернее, он закончился, так как тянулся уже довольно-таки давно. Мелкой сошки Виктора Шувалова это на первый взгляд вроде бы никак не касалось, но только на первый. В результате разрешения конфликта бонз сложилась очень привлекательная для Виктора Сергеевича ситуация – Башмак лишился своей поддержки: его заступник погиб. Однако Башмачников продолжал вести себя как ни в чем не бывало.

Обо всем этом и рассказал Шувалову Альгис, дав ему постепенно привыкнуть к мысли, что если тот убьет Башмака, то, вполне возможно, тюремные власти не станут слишком тщательно разбираться. Только все надо сделать с умом.

– Мне бы хотелось выйти отсюда хотя бы и через девять лет, – признался сокамернику Шувалов в следующей беседе. Произнес он это таким тоном, что становилось ясно – для него вопрос состоит не в том, чтобы прирезать Башмака, а в том, чтобы не понести за это ответственности.

– Я же тебе про то и толкую, – кивнул Альгис. Говорил он почти без акцента, так как до посадки довольно долгое время прожил в Москве. – Надо сделать все с умом.

– Мне понадобится какое-нибудь оружие – "сопротивлялся" Шувалов, отлично понимавший, что за этим дело не станет. Он уже начал догадываться, откуда, как говорят, растут рога в этом деле, и понимал, что оружие найдется – И потом, если Башмака пришьют, вертухаи тут все перероют, могут найти, э-э-э, орудие преступления.

– Пусть тебя это не волнует, – твердо произнес Альгис и спросил: – Так ты согласен?

– Да.

На следующий день у одного из зеков работавшего на циркулярной пиле, каким-то образом отлетел от бешено вращавшегося диска кусок бруса и ударил прямо в закопченное окно под потолком. Вертухаи засуетились, стали искать осколки стекла, собрали, да вроде не все – один или два, наверное, провалились в снег. Так во всяком случае решили охранники

Ночью Сломинскас разбудил задремавшего Шувалова и прошептал на ухо:

– Смотри.

– Что это такое? – удивился Виктор Сергеевич, увидев в руке сокамерника некий узкий продолговатый предмет, завернутый в тряпку.

Сломинскас осторожно взялся за краешек обертки и, приподняв её, развернул сверток, в котором оказался тот самый, провалившийся в снег кусок грязного закопченного стекла длиной сантиметров тридцать-тридцать пять.

– Ну, что скажешь?

Шувалов едва заметно покачал головой, а Альгис пояснил:

– Вот здесь можно сделать ручку – обмотаем тряпкой, а сверху прихватим изолентой.

– Когда и где? – коротко спросил Шувалов.

– Завтра, – ответил Сломинскас. – Когда он напарится вдоволь и пойдет под душ, – ты знаешь, он там может торчать довольно долго...

Потом ему должны будут привести Ольгу, ту, здоровую, которую в прошлый раз приводили.

А вместо неё придешь ты. – Альгис скривил губы в ухмылке. – Ребята дадут знать. Там стоят шайки, это, – сокамерник спрятал стекло, – ты найдешь в нижней из них. Усек?

Шувалов кивнул.

Да, он не ошибался: интересы определенной группы заключенных и администрации совпадали, об этом говорили слова Сломинскаса про ребят, которые дадут знать, да и про то, что он, Шувалов, придет вместо Ольги...

Внезапно поезд сбавил ход и начал быстро тормозить, но не остановился вовсе, а поплелся "шагом".

Виктор Сергеевич приоткрыл дверь. Генриха в коридоре не было, только жилистый, подвижный Мао и двухметровый громила, мастер спорта по боксу Хруст. Родионов придавал такое большое значение операции, что послал вместе с Шуваловым своих персональных, всецело преданных только ему одному телохранителей. Оба действительно были лично обязаны Хирургу жизнью.

Поезд замер на рельсах.

– Все в порядке, Виктор Сергеевич, – сказал кунгфуист Мао, невысокий суховатый человечек с раскосыми, как у китайца, глазами. – Просто красный загорелся, наверное, пропускаем когото, мы идем минут на пять раньше графика.

Шувалов кивнул:

– Хорошо, Аскар.

Мао закрыл дверь.

Шувалов все чаще и чаще обращался к Хирургу с просьбой послать на ту или иную операцию личных телохранителей исследователя. Граф любил иметь с ними дело. Ребята отличные – умные и прекрасно подготовленные физически.

Поезд дернулся и тронулся, медленно набирая скорость. Шувалов вновь принялся смотреть в окно.

Распростертое тело Башмака лежало на кафельном полу душевой. Кровь из нескольких ран, нанесенных смертоносным оружием Шувалова, смешиваясь со струями воды из громко шумевшего душа, быстро убегала в зарешеченный водосток. Отставной старшина стоял и точно во сне смотрел на поверженного врага. Это был третий человек, убитый Виктором Сергеевичем.

Первым был тот засранец-новобранец, который хотел пришить его, но сам оказался покойником.

Вторым – не в меру смелый инкассатор, отдавший жизнь за казенное добро. Сколько же из-за этого кретина вышло дерьма!

Сломинскас оказался человеком слова, и на следующий день после их разговора он сумел устроить так, что Шувалов и Башмак оказались в душевой одни. Виктор понял, что момент наступил, он достал из шайки свой стеклянный нож и вышел из-за фанерной перегородки. Башмак что-то мурлыкал, подставляя свою коротко стриженную голову, покатые, покрытые веснушками хилые плечи, волосатую грудь и кривую спину под горячие струи. Он стоял лицом к стене. Шувалов подошел к нему и стал рядом.

– Башмачников Виктор Авдеевич, – произнес, отчеканивая каждое слово громким, привыкшим отдавать команды голосом отставной старшина, сжимая рукоятку своего направленного лезвием вниз импровизированного ножа. Он зная, что не чаявший беды Башмак сейчас медленно повернется к нему лицом, скорее всего решив, что за его спиной находится охранник, который привел бабу.

Шувалов не ошибся, пахан медленно повернулся и уставился на него с неподдельным интересом. Еще когда Башмачников только поворачивался, Виктор знал, куда и как ударит его.

Башмак стоял совершенно открытый для любого удара.

– Что тебе нужно? – спросил пахан с усмешкой и удивлением, увидев вместо женщины зека. – У меня сегодня другое настроение. В девках пока походи, ухмыльнулся он, но, всмотревшись в глаза Шувалова, насторожился и стрельнул взглядом на руки Виктора. – Ща бабу приведут, – машинально добавил он.

– Время умереть, Баш-мак, – проговорил отставной старшина, как бы разрубая слово на две части.

Пахан слишком поздно понял, что зажато в руке у казавшегося ему этаким жалким придурком Шувалова, а может быть, даже и не успел понять, поскольку Виктор, быстро отводя руку назад так, что его смертоносное оружие оказалось скрыто за предплечьем, сделал выпад, выбрасывая стеклянное острие далеко вперед в стремительном броске.

Он старался сделать так, чтобы та часть лезвия, которая была ближе к рукоятке, пришлась Башмаку немного ниже подбородка, и когда неровный край стеклянного осколка попал, куда Виктор Сергеевич и целился, с нажимом провел ножом по горлу противника справа налево.