Текст книги "Мужики что надо"

Автор книги: Александр Колин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

Киллер снова бросился в атаку. Один из ударов, нацеленный противнику в лицо, пришелся Омару в грудь, и тот, не сумев его полностью блокировать, потерял равновесие, отлетел далеко назад и в конце концов упал на спину. Тут же, перевернувшись через голову, он оказался снова на ногах и ловко отразил нападение вихрем налетевшего на него Лео.

– Молодец, ветеран, – не то одобрительно, не то зло сказал Свентницкий.

– Тебе все про меня известно, – проговорил Маркиз с некоторой укоризной. А я вот и понятия не имею о твоей биографии.

– Несправедливо, – согласился Лео.

– Несправедливо.

– Леонард Свентницкий, – представился блондин, коротко поклонившись. Бывший, не люблю этого слова, сотрудник органов госбезопасности.

– И что же ты делал в КГБ?

– Ты просто не поверишь! То же самое, что для Бена и всех прочих. Это моя профессия.

– И каковы же твои профессиональные успехи?

– Тридцать шесть единиц.

– Постой, постой! Только у нас ты убил не менее двенадцати человек.

– Если уж быть точным – семнадцать единиц, включая трех ментов, – внес ясность Лео. – Но я считаю только тех, за кого мне платят, а контракт в этом городе у меня только на вас двоих. Значит, можно сказать, что я ещё никого тут не убил.

– Ну что ж, – подвел итог Маркиз. – Помоему, тебе пора на пенсию!

– Напротив! Мне пора заработать хоть чтото! – крикнул Лео и нанес противнику мощнейший круговой удар ногой.

Маркиз увернулся, но блокировать выпад не успел: слишком стремительными и неожиданными оказались движения Пилота. Омар контратаковал, но Лео, уйдя с линии атаки, зашел ему в тыл и ударил коленом в поясницу. Только немедленный кувырок через голову выручил Омара.

Маркиз полностью мобилизовался. То же самое, казалось, сделал и Свентницкий.

Ни один из противников не желал, не мог уступить другому.

Мелькали в пропыленном воздухе стройки кулаки, изящные штиблеты Омара и американские "казаки" Свентницкого.

– Я убью тебя! – закричал Лео, бросаясь в атаку.

– Я возьму тебя! – процедил сквозь зубы Маркиз, отражая нападение.

И снова – удар. Блок. Удар. Отскок. Захват...

– Ты спекся, десантник! – Свентницкий улыбнулся, поводя выхваченным из-за пояса у Маркиза "Макаровым". – Даже жаль убивать тебя, парень. Дрался ты неплохо. Не так, как я, конечно, но все-таки ты произвел на меня благоприятное впечатление. Прощай, друг...

Лео поднял пистолет и нажал на курок. Оружие полыхнуло огнем.

– Что?! – воскликнул Свентницкий от неожиданности и вновь выстрелил. И снова оружие в его руке извергло сноп искр и пламени.

Вконец ошалевший, киллер, не желая мириться с тем, что произошло, ещё раз практически в упор выстрелил в своего противника. И снова послушный "ПМ" изрыгнул фонтанчик огня, только не из ствола, как ожидал Свентницкий, а из казенной части, то есть оттуда, откуда положено выскакивать стреляной гильзе. – Что? – повторил ещё раз Лео.

– Я не курю, старина, – развел руками Маркиз. – Курил раньше, но бросил. Ты, по-моему, тоже не куришь. Так ведь?

– Да, – проговорил Лео и ещё раз нажал на курок. Зажигалка – полная внешняя копия пистолста Макарова – работала безотказно. – Это вред...

– Я тоже так думаю, – согласился Маркиз и, не дав собеседнику прийти в себя, схватил его за запястье и, вывернув руку, толкнул. – Это не газовый пистолет, я тебя предупреждал.

Пилот закричал от боли. Раздался хруст костей, и с завернутой чуть ли не до уха рукой Лео грохнулся лицом о бетонный пол.

Маркиз прижал противника коленом к полу, взял двумя руками его голову и начал медленно сворачивать ему шею.

– Если будешь лежать смирно, может быть, даже останешься жив, назидательным тоном проговорил победитель.

– Пошел ты! – прохрипел Лео.

– Молодец, Омар! – услышал Маркиз голос приближающейся к нему сзади Синички. – Я кое-что видела, это здорово!

– Ты в порядке?

– Абсолютно, – мотнула головой Люба, хотя лицо её было белее мела. – Все о'кей.

– Ты мне руку сломал, ублюдок! – закричал Свентницкий, почувствовав, что победитель ослабил хватку.

– Потерявши шею, по рукам не плачут, – наставительно проговорил Маркиз, перефразируя известную поговорку.

– Можно я его арестую? – попросила разрешения Синичка.

– Конечно, – по-хозяйски разрешил Маркиз. – У тебя наручники есть?

– Откуда? – проговорила Люба, осматриваясь по сторонам. – И связать-то нечем, даже ремня нет.

– И патроны кончились, пристрелить нечем, – сокрушенно проговорил Омар. Сломаю-ка я ему ещё одну руку, а?

– Нет! – прохрипел убийца. – Только не это!

– Ишь ты, каз-зел, а ты со своими жертвами так церемонился?! – гневно воскликнула Синичка. – Мальчишек-то зачем убил?

– Мы дрались честно! – закричал поверженный киллер, игнорируя слова женщины и обращаясь к Маркизу. – Не делай этого, не надо, а?

"Очень честно мы с тобой дрались. Особенно когда ты на меня мою же собственную "пушку"

наставил и на курок нажал!"

Ломать руку побежденному врагу Маркизу вовсе не хотелось. А связать его и вправду было нечем. Наручники, которые надел на своего пленника Свентницкий, остались у милиционеров. Надо было принимать решение.

– Да пошел ты! – крикнул Омар и с силой стукнул Лео по затылку ребром ладони.

ГЛАВА 15

Так никого и не поймав, Василий вернулся домой. На пороге его встретили ребята из спецназа.

– Ушел, не ушел, – огрызнулся Коновалов в ответ на их вопрос. – Конечно, ушел.

Капитан хотел войти обратно в квартиру, но появилась старушка дежурная. Маленькая, сухонькая, в чистом опрятном платочке, она неодобрительно посмотрела на Васю.

– Ну? – буркнул он.

– Почто двери-то выбивать? – спросила старушка. – Ведь с той осени, как Никитку сняли, так стояло. Зачем своротил, хулиган?

– Завтра плотника вызову – обратно заколотят, – проворчал Вася на ходу. Нравится вам, чтобы крест-накрест...

– Хулиган, пра-хулиган, – тихонько запричитала старушка. – Нешто Василь-то Андреич порадовался бы, увидав, каков внучок вымахал?

Дома Коновалова ждали насмерть перепуганные женщины. Они так и остались сидеть на кухне. Чтобы разрядить атмосферу, Вася попросил налить ему хотя бы уж кофе. Люси захлопотала, то и дело поглядывая на разбитое окно.

– Не бойся, дорогуша, – сказал ей капитан. – Там теперь весь дом на уши переворачивают. Любим мы, русские мужики, креститься после того, как гром грянет. Интересно, почему он не выстрелил в меня, пока я был на улице?

– Может быть, не успел?

– Чего тут успевать? – не понял Коновалов.

– Ну, может быть, его там ещё не было, когда ты приехал?

Василий пожал плечами и ничего не ответил.

Затем он ушел в кабинет и принялся возиться с оружием, выясняя причины осечки. На предложение Люси выпить кофе и Ирмино "Ва-асенька!" Коновалов ответил угрюмым глухим рычанием. Однако разобравшись-таки с "Макаровым", капитан вернулся на кухню в довольно приличном расположении духа.

Не успел он открыть рот, зазвонил телефон.

На кухне, как в кабинете и в собственно Васиной комнате, находилось по аппарату. Капитан поднял трубку – звонил Михеев, которому так и не удалось уйти домой. В голосе старого приятеля звучали трагические нотки, но капитан принял это за усталость, потому что первая новость, сообщенная Александром Ивановичем, внушала только оптимизм.

– Взял блондина? Уконтропупил Пилотика! – закричал Коновалов. – Молодец мужик!..

Что ты сказал? Что?.. Пистолетом-зажигалкой, ну, мать его! Руку сломал? Ну, это его визитная карточка... И Синичка с ним? Во девка бедовая! – Вася замотал головой. Покалеченные губы растянулись в улыбке. Он принялся рассказывать Михееву про учиненный на кухне бардак, про то, что он чудом уцелел, но чувствуя, что майор хочет сказать ещё что-то очень важное, и никак не желая расстаться с радостной вестью, ещё раз повторил: – Омарик и Синичка, молодцы!

– Слышала? – тут же насторожив ушки, сказала сидевшая на стуле Ирма, обращаясь к Люси, которая пыталась хоть как-то привести в порядок помещение кухни после погрома.

– Что я должна была слышать, дорогуша? – спросила рыжеволосая, поднимая голову. В одной руке она держала совок, а в другой веник. – Приподними-ка ножки, если не очень тяжело!

– Вовсе даже не тяжело! – сверкнув глазами, сказала Ирма. – А твой... она замешкалась, подбирая слово, – твой дружок сейчас развлекается с этой стервочкой – следовательшей. О, я так тебе сочувствую!

– Ты что, того? – спросила Люси и черенком веника выразительно покрутила возле виска.

– Это ты того! Ты глухая? Не слышала, что сказал Вася?

– Я вообще-то не – прислушиваюсь к чужим разговорам. А что он сказал? Произошло что-то важное?

– Случилось! – торжественно изрекла Ирма. – Твой Омарик путается с Синицкой. Я сама слышала, как Васенька только что это сказал, вернее, повторил за Сашей.

– И что же он сказал? – переспросила Люси, уже догадываясь, каким будет ответ.

– Вася, миленький, – попросила Ирма елейным голосом, – повтори, пожалуйста, Люде то, что сказал Александр Иванович про Омара и эту из их отделения... Синичку!

– Ревякин!!! – диким голосом заорал как раз в этот момент Коновалов и с такой силой хватил кулаком по крышке кухонного стола, что висевший в оконной раме кусок недовыбитого автоматными очередями стекла оторвался и шлепнулся на подоконник. – Ревякин!! Ревякин!!!

Василий с размаху треснул телефонной трубкой об стол, трубка попала на очень кстати оказавшееся на краю стола кухонное полотенце и только поэтому не разлетелась вдребезги.

Коновалов вскочил и в приступе исступленной ярости бросился к окну, по пути опрокинув на пол стул вместе с сидевшей на нем Ирмой. Он чуть было не сшиб с ног и Люси, чудом сумевшую увернуться от летевшей на нее, словно товарняк по рельсам, громадной фигуры хозяина квартиры.

Капитан невидящим взглядом посмотрел на улицу, развернулся на сто восемьдесят градусов и, подойдя к столу, схватил уцелевшую по счастливой случайности трубку. Теперь он говорил уже значительно тише и спокойнее:

– Как это случилось, Саша?

– Ты успокоился? – спросил его Михеев.

– Не совсем, ну... почти..

– Я послал Попова – младшего сержанта, чтобы отогнать машину Омара. Мальчишка совсем, только из армии пришел. У нас все в герои полезли, особенно молодые, каждому хотелось поймать этого Пилота. Так что, как ты сам понимаешь, парень не слишком-то обрадовался такому обороту дел, ехать куда-то и гнать чью-то машину. Я ему даже денег на такси дал...

– И дальше что? – нетерпеливо проговорил Коновалов, хотя ему и без того уже становилось понятно, что случилось потом. На сей раз Ревякин – в том, что это его работа, Вася ни на секунду не сомневался – заложил мину с тепловым реле, которая взорвалась, как только двигатель нагрелся до определенной температуры. Несчастный сержант уже почти доехал до цели, когда "девятка" Маркиза взлетела на воздух. Ревякин подстраховался: в прошлый раз трюк с минированием Васиной "двадцатьчетверки" стоил жизни угонщику, забравшемуся в неё ночью.

Запал сработал, едва только включилось зажигание. На сей раз бывший капитан КГБ затратил куда больше труда и проявил куда больше изобретательности. Но трюк не сработал, и жертвой стали не Маркиз с Коноваловым, не случайный преступник, а работник милиции.

– Взрыв был такой, что в соседних домах стекла повылетали, – мрачно проговорил Михеев и после короткой паузы спросил: – Почему ты думаешь, что это Ревякин?

– Да не думаю, а знаю! Он сумел уйти от меня и потом послал тех троих, что сгорели в машине. Я же тебе рассказывал!

Михеев чертыхнулся с досады.

– Нет доказательств, понимаешь, нет...

– А на черта мне доказательства, а? – взорвался капитан. – Если я и так знаю, что это его работа! Сколько специалистов-подрывников в городе? Сто, десять? Ревякин свое дело знает. То, что его не могут зацепить ни по одному взрыву меня нисколько не удивляет. У меня даже создается впечатление, что его не не могут, а не хотят ловить. Особенно сейчас, когда он служит господину Ганджиеву.

– Нет улик... – попытался вставить майор, но озверевшего Василия заткнуть было невозможно.

– Мне насрать на улики! – завопил он так, что Люси с Ирмой смело с кухни точно ураганом. – Я в ментовке не служу!

– А я служу, – обиделся Александр Иванович.

– Хорошо, тебе показалось мало того, что он взорвал мою машину в апреле? Теперь погиб работник милиции, твой коллега, пацан желторотый, а эта гнида ходит по земле, пьет, жрет, наслаждается своей крутизной! Надо копать, рыть.

Неужели никто не видел, как он минировал машину Омара? Не поверю я, просто не поверю, что никто носа не высовывал, особенно после того фейерверка, который... – Вася замялся, потому что следовало бы закончить фразу следующим образом: "...который мы с Омариком там устроили", но Коновалов скомкал конец предложения, заявив, что сейчас приедет, и положил трубку.

Он встал из-за стола, вытащил свой "ПМ" и, неприязненно посмотрев на него, сунул обратно в кобуру.

– Где твоя машина? – спросил он Люси. – Где твоя "шестерка"?

– Она в ремонте, – соврала девушка. На самом деле отец отобрал у неё ключи, потому что на вопрос: "Где ты проводишь ночи?" дочь, с точки зрения родителя, ответила нечто невнятное. Отец попытался нажать на Людмилу, но она заявила, что уже взрослая и даже, как известно, побывала замужем. Папа завернул круто и лишил дочь "колес".

– А твоя? – спросил капитан Ирму.

– Сломалась...

Голубой "Опель" Васиной подруги все время ломался, во всяком случае Ирме, которой кто-то по страшной ошибке выдал права, всегда так казалось. Подсел аккумулятор – поломка, бензин кончился – тоже, а на датчик посмотреть слабо?

А потом, существуют таксисты-любители. Гораздо хуже, если сломается не машина, а ноготь или каблук-шпилька.

– Блин, две бабы и ни одной тачки, – сказал Вася, который в отличие от Ирмы не любил таксистов вообще, а таксистов-любителей не жаловал сугубо. – У Омарика теперь тоже тачки нет...

– Как это? – поинтересовались женщины.

Скрежеща зубами от злости, Вася вкратце передал содержание своего телефонного разговора с бывшим коллегой.

– Придется пехом, – сказал он в заключение.

– А где твоя машина, Вася? – удивилась Ирма.

– Любовнице подарил! – огрызнулся бывший оперативник.

– Кому?!

– Елене Бройдман.

– Как ты мог?! – воскликнула женщина, заламывая руки в театральном жесте. Вот актриса, а? Настоящая пара, только не экс-менту Васе Коновалову, а герою-любовнику Князеву.

– Ты что, совсем того? – осведомился капитан.

– По-моему, мне это уже сегодня говорили, – пролепетала Ирма смущенно, вспомнив, что старший сын Бройдманов закончил школу года на четыре раньше Коновалова.

– Куда ты едешь, Вася? – спросила она плаксивым голосом.

– В отделение.

– К этой вашей Синичке?! – истерически закричала успокоившаяся было Ирма.

– Да! – отрезал Коновалов, направляясь в прихожую. – Да! Да! Да! продолжал повторять он, пока не хлопнул дверью. – Да! Да! Да! – раздавалось с лестницы в такт его шагам, пока он не спустился вниз и не скрылся за входной дверью.

"Бедняга Коновалов, которого не берут ни кулаки, ни пули, ни гранаты, кажется, совсем повредился в уме благодаря своей любимой женщине", – печально подумала Люси.

– Как ты считаешь, Люси, у него с ней правда что-то есть? – с искренней болью в голосе спросила Ирма, когда они-остались одни.

* * *

Красный шар солнца медленно и плавно тонул за горизонтом. Сумерки быстро окутывали все вокруг сотканным из серой пряжи тонким, как паутинка, покрывалом. Воздух становился все более сырым и прохладным, деревья казались все более призрачными, а детали монументов и надгробных плит и надписи на них все менее различимыми.

Поднявшийся ветерок вспугнул устраивавшихся в ветвях деревьев птиц, и они разноголосо, но одинаково тревожно закричали. Стоявший возле трех небольших надгробий невысокий сухощавый человек, одетый в военную форму, поднял голову и посмотрел в ту сторону, откуда донесся привлекший его внимание птичий крик.

Он посмотрел на дерево, росшее всего в нескольких метрах от того места, где он стоял, но, казалось, не увидел его, то ли потому, что вокруг как-то слишком быстро стемнело, то ли потому, что мысли, которыми была занята его голова, не давали ему возможности сосредоточиться на чем-либо еще.

Человек опять опустил голову и в который уже раз взглянул на бездушные плиты, в камень которых, как и в его сердце, навсегда врезались имена самых близких и дорогих его сердцу людей.

– Марат Хафизов, – прочитал он надпись на самом старом из надгробий. Он, Омар, был ещё совсем маленьким, когда отец лег в могилу.

Маркиз, надевший пятнистую униформу и так и не сумевший вчера пригласить друзей отметить свой тридцать второй день рождения, отлично помнил, что происходило здесь тогда, когда хоронили отца. Помнил рыдавшую у его фоба мать, всю в черном, и других женщин, также в глубоком трауре, – сестер отца, приехавших из Баку. Многих из них маленький Омар никогда раньше не видел или, может быть, видел, но не узнавал. Мужчин он помнил лучше.

Двух высоких, одетых в черное, двоюродных братьев отца. Рядом с отцами стояли их старшие сыновья, такие же высокие и широкоплечие.

Один из них позднее стал вертолетчиком и погиб все в том же проклятом Афгане. Его, Омара, двоюродные дяди и троюродные братья так же, как и другие родственники, приехали из Азербайджана.

Отец был высоким и сильным человеком, таким стал впоследствии и старший из его сыновей, Артур. Вообще все мужчины в их семье были высокими и широкоплечими, изяществом форм отличался только один он, младший из сыновей Марата Хафизова – Омар.

Когда-то отец приехал сюда на Волгу вместе со своим неразлучным другом Сиявушем Ганджиевым – дядей Сиявушем. Они вместе работали инженерами на нефтеперерабатывающем заводе. Потом пути друзей разошлись, да так, что Марат даже обменял свою просторную квартиру в районе, где располагался завод, на "хрущобу", в которой и по сей день обитал его младший сын.

С завода, где главным инженером стал уверенно набиравший обороты друг, отец тоже, разумеется, ушел. Произошло это незадолго до рождения Омара. Отец устроился на другое предприятие, где, получая гроши, честно отсиживал свое, а в свободное время подрабатывал, давал частные уроки – он превосходно играл на скрипке – и, говорят, проявил себя как прекрасный педагог.

Наверное, в тот день он размышлял, как заставить очередное гениальное чадо, которому на ухо наступил слон, играть немного лучше. Только он, переходя покрытую наледью улицу – стояла весна, – слишком рано вышел на дорогу.

Водитель грузовика не сумел остановиться и раздавил отцу грудную клетку.

Старый друг Сиявуш Ганджиев позаботился о том, чтобы невольный убийца получил на полную катушку, но что толку, если погибшего уже не вернуть?

Отец, наверное, казался многим странным человеком. Он с детства увлекался историей, а легенда о мифическом короле Англии Артуре больше других не давала покоя его пылкому воображению. Очевидно, поэтому старшего брата Омара и назвали Артуром. За свое же имя Маркизу следовало благодарить Омара Хайяма, поэзия которого восхищала отца.

Мать... Вот она.

Под другой плитой, расположенной рядом с первой, покоился прах маленькой русоволосой женщины – Галины Ивановны Петровой, мудрой, тихой и немногословной. Омару, когда он думал о матери, всегда прежде всего вспоминались её очень мягкие руки и негромкий ласковый голос. Ростом и сложением он, наверное, в неё и пошел, а лицом, когда вырос, стал похож на отца, даже гораздо больше, чем Артур.

И характер у него тоже был отцовский. Омар иногда думал, как повернулась бы его судьба, унаследуй он от матери не только рост, но и характер? Если бы отец не погиб так нелепо, Омар, наверное, сделался бы музыкантом. Тогда, так почему-то думалось Маркизу, ему не встретился бы сосед, обрусевший старик японец, которого сама судьба, наверное, заставила выйти на балкон и увидеть его, Омара, десятилетнего, в одиночку сражавшегося против двоих старших мальчишек... Это обстоятельство и определило его судьбу.

* * *

Он договорился о свидании с Аксельбантом и, когда они встретились, спросил прямо, что известно адвокату про гибель брата. Алексей Григорьевич не хотел отвечать на поставленный вопрос, но в конце концов сдался и рассказал все, что ему было известно. Конечно же, никаких письменных свидетельств, изобличающих Ганджиева, не существовало, их попросту и быть не могло, тем не менее Аксельбант подтвердил, что месяца три спустя после смерти Артура ему пришлось устраивать досрочное освобождение двум типам, отбывавшим срок за поножовщину в той же самой зоне, где находился Артур. Один из них вскоре погиб в пьяной драке, а другой, возможнб, проживал где-то в городе.

Адвокат подсказал Омару, как найти этого человека – Михаила Черепанова, которого больше знали в определенных кругах как Черепа. К своему огромному удивлению, Маркиз спустя какихто два часа, не разбив ни одной рожи и не сломав ни единой кости, даже пальца никому не выкрутив, а, наоборот, действуя очень политично, при посредстве "зеленых" бумажек, вкрадчивого голоса и располагающей внешности, сумел отыскать нужного ему человека в такой вонючей дыре.

Череп жил в доме, где располагались бюро ритуальных услуг и нотариальная контора В старом особнячке-развалюхе, который, судя по всему, шел под снос, имелись ещё и забытые всеми жильцы. Омар взглянул на полупровалившийся балкончик на втором этаже и подумал, что окно, лишенное стекол и закрытое где фанеркой, а где отвратительного вида подушкой, наверняка и находится в комнатухе Черепа. Он не ошибся.

Маркиз постучал в дверь и, услышав в ответ, как кто-то пробормотал хриплым голосом несколько ругательств, саданул каблуком ботинка чуть-чуть выше полуоторванной дверной ручки и решительно вошел в открывшуюся дверь.

Обитатель жалкого жилища принял полусидячее положение и захлопал глазами, не столько испугавшись нежданного гостя, сколько пытаясь понять, не грезится ли ему тот с похмелья, столь не соответствовала внешность полуденного визитера убранству жилища хозяина.

Удивляться появлению гостя Черепу долго не пришлось – тот оказался существом вполне материальным и даже слишком материальным, потому что, преодолев брезгливость, он присел на край грязной кровати и негромким голосом произнес:

– Мне нужна от тебя кое-какая информация.

Я могу дать тебе за неё немного денег, а могу просто искалечить тебя, выбирай. Только помни:

все равно ты мне скажешь все, что я хочу.

– Ты кто? – прохрипел в ответ Черепанов, пытаясь сообразить, куда он вчера засунул нож.

– Ты Черепанов Михаил Станиславович, он же Череп? – спросил он так, как будто бы сомневался в этом.

– Ну, – отозвался хозяин, которому редко доводилось слышать разом свое полное имя, фамилию да ещё и отчество Все это не могло не наводить на мысль о профессиональной принадлежности неизвестного – Ты мусор? – спросил Череп и немедленно подумал, что скорее всего нет.

Так оно и оказалось.

– Куда хуже, – покачал головой незваный гость и, сжав запястье Черепанова, приказал: – На мои вопросы отвечать коротко и внятно!

– Да пошел ты... – начал было Череп, но прилизанный тип в дорогом костюме, свалившийся так неожиданно на Мишину голову, резко повернул его запястье.

– Эй, ты сломаешь мне руку! – завопил Черепанов.

– И не только эту... Я искалечу тебя, если вздумаешь вилять со мной. Однако есть и другой выход. Ты можешь заработать.

– А сколько я получу, если скажу, что ты хочешь, не доставляя тебе лишних хлопот с моими конечностями? – спросил Черепанов, всегда отличавшийся чувством юмора. Похмельная смурь мало способствовала проявлению остроумия, однако инстинкт самосохранения у Миши всегда наличествовал. Понимая, что лишние вопросы могут послужить причиной лишней боли, он все же спросил: – Ты – мафия?

– Можешь думать все, что хочешь. Если не будешь мне врать, получишь сотню, если...

– Тысяч? – прервал гостя Череп, округляя загоревшиеся огнем глаза.

– Сотню "зеленых".

– Да ты... Что нужно-то?.. Что ж ты сразуто... А то руки ломать... Спрашивайте, мы отвечаем!

– Ты сидел в тюрьме двенадцать лет назад? – спросил Омар.

– Эй, приятель, а нельзя ли поконкретнее? А то ведь я там бывал довольно часто, назови год...

– Восемьдесят второй, тебя ещё потом досрочно освободили.

– А-а... – ответил Миша, мрачнея лицом. – Я знал, что меня когда-нибудь спросят об этом.

– С тобой вместе там был ещё один мужик, Мармышка, или как его там, и вместе с ним вы обделали одно дельце, – произнес гость, и Черепанов, как ни застилало мутью его глаза, увидел, что последние слова дались посетителю с некоторым трудом.

– Было дело... – выдавил из себя Михаил.

– Я спрашиваю тебя об Артуре Хафизове.

– Чернявый, как ты, но только высокий. Он что, твой родственник? – спросил Череп, в тяжелой голове которого вдруг мелькнула догадка.

– Не имеет значения. Ты знал Артура?

– Его все звали Турком... Да знал, знал, – быстро добавил он, чувствуя, как тяжелеет взгляд гостя.

– Вы его убили?

– Это Мармышка, это все он... я...

– Мне нужна только правдивая информация, я не собираюсь тебя убивать.

– Но это точно Жорик! Один раз он мне говорит: надо, мол, пришить фраера, только так, чтобы выглядело как несчастный случай, – Череп опасливо покосился на гостя, который слушал молча, и продолжал: – Я говорю: это ведь мокруха. Если докопаются, нам с тобой – крышка, а он говорит, что если чисто сделать, то никто не догадается, что, мол, я ему для этого и нужен. А просто пришить кого-нибудь он и сам может... Он и правда мог, здоровый был. Зарезали его полгода спустя после того дела.

– Я знаю. Меня интересует, кто вас нанял.

– Парень один. Жорик с ним договаривался.

– А ты его не видел?

– Нет, но Мармышка сказал, что он работает на кого-то очень крутого в нашем городе, может быть, на самого крутого, на этого, как его...

– На кого?

– На Нефть.

– На Ганджиева?

– Да... Вроде того...

– Как он погиб? – спросил Омар, хотя знал, что брат сорвался со строительных лесов: он работал чернорабочим.

Хозяин, то и дело бросая на гостя испуганные взгляды, рассказал, как все случилось. История эта мало обогатила Маркиза фактами.

– Благодарю тебя, – сказал он, поднимаясь.

– Э... – замялся Череп, – а как насчет деньжат? Ты же говорил...

– Возьми, – брезгливо процедил Маркиз, доставая из бумажника и бросая на кровать две купюры.

– Э... – несколько увереннее сказал осмелевший Череп, разглядывая портреты президента Гранта. – Меня ведь могут пришить из-за этого, может, ты... – он осекся, встретившись взглядом с глазами гостя.

– Сколько вам заплатили?

– Не знаю, наверное, Жорик что-нибудь получил, но мне он ни шиша не дал! Радуйся, говорит, что досрочно выйдешь – мне ведь тогда пятерку влепили...

Омар кивнул.

– Эй, мужик, – сказал Черепанов, понимая, что его не собираются лишать жизни. – Я и правда этого парня не убивал, я на стреме был...

Маркиз молча достал из бумажника несколько лежавших вперемешку пяти-, десяти – и однодолларовых бумажек и не глядя бросил их на кровать, затем отвернулся и, не говоря больше ни слова, как-то странно ссутулившись, вышел в коридор.

С человеком, с которым Маркиз договорился насчет оружия, встретиться не удалось – тот попросту не пришел на свидание. Оставался один выход – майор Григорий Сергеевич Старицкий, так навсегда и оставшийся для Омара лейтенантом Гришей Старицким.

– Одному тебе до него не добраться, – покачал головой майор, когда они спустились к тайнику с оружием. – Трудно штурмовать в одиночку здание, которое охраняет десяток или полтора здоровых громил.

Маркиз покачал головой.

– Я не собираюсь штурмовать здание, – сказал он вдруг. – Просто хочу прийти туда и посмотреть кое-кому в глаза.

– Тогда зачем тебе пулемет и гранаты? Ведь ты же не сможешь взять их с собой в здание, если попытаешься войти туда легальным путем.

Тебя обыщут, даже пистолет отнимут.

– Не знаю, – проговорил Маркиз после небольшой паузы. – С оружием как-то веселее. – Он опять на секунду умолк, а потом произнес каким-то виноватым тоном: – Ты ещё спроси меня, зачем я напялил форму, и я, наверное, отвечу тебе то же самое. – Сказав это, Омар улыбнулся.

– Ну, такого вопроса я тебе задавать не стану, – неожиданно проговорил майор.

– Почему? – удивился Маркиз.

– Потому что там, в горах, ты обручился со смертью и это – твой наряд новобрачного.

Маркиз не смог сдержать усмешки.

– А я и не знал, что ты поэт, Гриша...

Перед последним памятником Омар задержался особенно долго.

Глядя на лицо брата, – на фотографии Артур был совсем не похож на себя, Маркиз представил себе его тело, распростертое на бетоне. Артур умер сразу, упав с четвертого этажа. Даже и без того, что сказал ему Черепанов, Омар уже не сомневался, что приказ, решивший судьбу его брата, отдал не кто иной, как нефтяной директор. Маркизу оставалось только одно: выполнить свой последний долг перед Артуром и Василием Прохоровым, чей прах покоился на другом кладбище Посетить могилу покойного друга Маркиз уже не успевал.

Где-то здесь бродит Григорий Старицкий – ушел, чтобы не мешать. Это хорошо. Омар специально тянул время... На сей раз он не хотел, чтобы с ним шел даже Коновалов, не говоря уж о майоре. Здорово было бы пойти всем вместе, но нельзя.

Маркиз услышал чьи-то шаги.

"Черт! – мелькнуло в мозгу – Не успел."

Он обернулся, ожидая увидеть Старицкого, но по тропинке медленно шел парень в такой же пятнистой форме, как у Омара.

Вот уж, что называется, Бог послал!

– Эй, земляк, – окликнул его Маркиз.

* * *

– Чего? – спросил парень, сбавляя и без того неспешный шаг. – Разговор есть.

Домой Василий вернулся уже под вечер и с удивлением обнаружил, что в квартире пусто.

Там всегда кто-то находился, а сейчас света нигде не было и вообще царила какая-то странная холодная пустота. Впрочем, удивляться холоду особых причин не было: в кухонном окне не осталось ни одного целого стекла, погода стояла ясная – днем жарко, вечером прохладно, утром холодно. Паровое отопление, разумеется, ещё не работало.

Капитан прошел на кухню, включил свет.

Чисто и убрано, но все равно как-то дико. Даже человеку бывалому, вроде Коновалова, не оченьто привычно лицезреть на стенах своего жилья дырки от пуль. Не оставалось никаких сомнений в том, что завтра в понедельник придется обращаться в жэк с тем, чтобы плотник не только заколотил парадное, но и вставил стекла на кухне.

Вася открыл холодильник, взял кусок пирога, но есть его не стал.

– Выпить бы чего, – сказал он почему-то вслух. – Неужели ничего не осталось?

В холодильнике выпивки не оказалось. Выходить на улицу не хотелось Вася выругал себя за то, что не догадался прихватить бутылку по дороге.

Весь день Коновалов потратил на поиски свидетелей того, как Ревякин минировал машину, и нашел-таки, да сразу двоих! Взрывника видела одна старушка из окна дома, с чердака которого Лео застрелил Хоботова, и ещё молодой человек, возвращавшийся домой от подруги. Показания их сходились в некоторых деталях, а самое главное, оба довольно точно называли время, когда устанавливалась бомба, – половина четвертого ночи. Ревякин приехал на "Волге" в сопровождении двух человек, один из которых и помогал ему, второй стоял на стреме.