Текст книги "Мужики что надо"

Автор книги: Александр Колин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

Михеев скрипнул зубами.

– Так тебе мало показалось, да? – заревел он и ринулся в атаку. – Мало, гад?! Ты опять издеваешься?! Сволочь! Ну, так ты свое получишь!

Битва двух гигантов закипела с новой силой.

Наблюдая за товарищеским матчем старинных приятелей, Любовь Сергеевна Синицкая думала о своем. Тот факт, что Василий Андреевич вылез из своей берлоги и вышел на тропу войны, не мог не обнадеживать. Если Вася зашевелился – будет весело. Как здорово, что она задержалась на работе! И вовремя подсуетилась, предложив свою "девятку" в качестве транспортного средства для коллег. И как классно все вышло с Васиной "пушкой"! Он сам небось удивляется, куда делся его "ПМ"? Никакого разрешения на ношение оружия у Васи, конечно же, и быть не может. А это означает, что, если бы не Люба, сидеть бы ему в кутузке как минимум ночь. А у него, судя по всему, в раскрутке дело, связанное с этим странноватым старичком в кругленьких очочках. Ох, и не простой, чувствуется, дедок, ох, и не простой. Как подыграл! Пусть теперь Коновалов попробует сбросить её с хвоста!

Удача покинула Михеева: Вася малость озверел из-за носа и рассеченной губы, а Коновалов в гневе страшен. Он так яростно контратаковал Михеева, что "ринг" переместился на несколько метров в сторону.

Миниатюрную Синичку чуть не смяли мужчины, не желавшие пропустить ни малейшей детали поединка, поэтому Люба не увидела, как майор Михеев оказался на асфальте.

Дерущимся казалось, что бой их длился уже давно, на самом же деле прошло не более пятнадцати минут, с тех пор как Александр Иванович нанес первый удар своему приятелю.

Оба жутко устали и дышали, как паровозы, лица обоих сплошь покрывали ссадины и кровоподтеки, а у капитана ещё все губы были в крови и под левым глазом набухал шикарный фингал.

– Вообще-то ты проиграл, старик, – прошептал, с трудом шевеля разбитыми губами, Вася. – Но если хочешь, вставай и пойдем дальше по твоему списку. Сдается мне, что ты не дошел и до половины.

– Щ-щ-щас, – со свистом не сказал, не прошептал, а скорее выдохнул майор.

– Ну-ну, – ответил его противник, – попробуй-ка сначала подняться!

– Отлично! Здорово! Просто прекрасно! Как жаль, что я опоздал, пропустил все самое интересное, чертовски не повезло мне сегодня! – Властно раздвинув зрителей, к центру импровизированного ринга, где полулежал работник милиции и где, покачиваясь, стоял его друг и бывший коллега, вышел, хлопая в ладоши в такт своим шагам, человек лет пятидесяти пятишестидесяти, среднего роста и крепкого телосложения, в хорошо сидящем темном костюме. – Сколько раундов уже было и какие ставки сделаны, ребята? – вопрошал он негромким, но властным голосом, обращаясь через плечо к сразу посерьезневшим оперативникам. – А кто это у нас тут лежит? Уж не старший ли оперуполномоченный Михеев? Ба! Глазам не верю!

Все молчали. По тону пришедшего было ясно, что он, полковник Хмельницкий, вовсе не настроен шутить. Никто не слышал, как он приехал, – настолько все были поглощены боем.

– Ну что, так и будем молчать? Может, ктонибудь соизволит объяснить мне, что за цирк здесь устроен? – поинтересовался Виктор Петрович. – Господин Михеев, если не ошибаюсь, вы здесь старший? Может быть, вы встанете и объясните мне наконец, что здесь творится?

– Щ-щ-щас, – пробормотал майор и потерял сознание. Двое коллег подошли к нему и опустились на корточки. К ним поспешил врач из "скорой помощи", прибывшей забрать Семена. Бригада не уехала, будучи не в силах отказать себе в удовольствии стать свидетелями необычайного поединка.

– Может, ты скажешь мне, Коновалов?

– Что-то я не слышал, чтобы мне кто-нибудь сказал "здравствуйте", господин полковник.

– Здравствуйте, господин Коновалов, – изображая подобострастие, поздоровался Хмельницкий со своим бывшим подчиненным и вдруг, резко сменив тон, заявил: – Ты мне тут ваньку-то не валяй, Коновалов. А то мигом определю, куда Макар телят не гонял.

– Слушаюсь, гражданин начальник, – как бывалый зек, отрапортовал Василий Андреевич.

– Помогите ему! Дайте понюхать нашатырю, – бросил полковник милиционерам. Врач сделал знак медсестре, и та, принеся из машины нашатырный спирт, поднесла его к носу майора.

Доктор похлопал пострадавшего ладонями по щекам. Михеев мотнул головой, приходя в себя, и замычал от боли.

– Ну, майор, скажешь наконец, что тут всетаки происходит? – спросил, все больше раздражаясь, Хмельницкий.

– Мы тут слегка поспорили, Виктор Петрович, ну и...

– Замечательно, Михеев! И о чем же, если не секрет, вы поспорили? Кстати, а что здесь делает этот тип? – спросил Хмельницкий в сторону Коновалова, который разжал наконец кулаки и принялся ощупывать вздувшееся лицо. Приложив ладонь к губам, он увидел кровь и полез в карман, якобы в поисках платка, хотя совершенно точно знал, что никакого платка у него там нет и быть не может.

Кто-то из оперативников протянул ему свой, прошептав:

– Бери, Андреич, он чистый. Не зли Хмельницкого, он отпляшется на Михееве.

Последнее Василий и сам прекрасно понимал. Но бывший начальник раздражал его сверх всякой меры. Капитан чувствовал, что, окажись полковник с ним на ринге вместо Михеева, сотрудники Центрального райотдела собирали бы уже начальнику на венок.

– Ты что, Михеев, оглох? – спросил полковник. – Не слышишь меня?

– Слышу, – нехотя отозвался майор, которому кто-то дал глотнуть лимонаду. Оперативнику полегчало. Потом бутылку передали капитану, который с жадностью допил все её содержимое.

– А я вот ни хрена не слышу! Что здесь делает этот придурок? – зарычал Хмельницкий.

Майору помогли подняться, и он начал путано и сбивчиво объяснять начальнику подробности происшествия. Чем дальше Коновалов слушал, тем большее зло на полковника разбирало его. Одно дело, вызвал бы к себе в кабинет, а то при всех... Не мальчишка ведь Михеев, сорок лет мужику.

Зная, что лучше всего не вмешиваться, капитан не смог все же сдержаться.

– Какого хрена, а? – начал он. Полковник в удивлении повернулся к нему. Васю это ничуть не смутило, он повторил: – Какого хрена?

– Что? – тихо проговорил Хмельницкий.

– Что слышал. Моего друга похитили, а милиция ни хрена не делает! – кривя разбитые губы, проговорил капитан. – По городу гоняет придурок с "пушкой", убивает направо и налево, а мне тут морочат голову!

– Твоего друга? – все так же негромко проговорил полковник. – Это кого же? Не о бандите ли и уголовнике Хафизове идет речь?

– Он куда меньший бандит, чем некоторые, – огрызнулся Коновалов.

– Как интересно, – покачал головой Виктор Петрович. – Мне только что сообщили одну приятную весть – твой приятель в психушке!

– Что?

– То! Надеюсь, что и ты там скоро окажешься!

– В какой он больнице!? – спросил Вася, игнорируя тон полковника.

– На Промышленной, пять.

– Благодарю, – проговорил Коновалов и ринулся сквозь толпу расступившихся милиционеров, но сообразив, что ехать ему не на чем, остановился, обвел бывших коллег взглядом и спросил: – Кто-нибудь подвезет?

– Тебя никто не отпускал! – рявкнул полковник, прежде чем кто-нибудь успел ответить, выказывая начальственный голос – Арестовать его! – крикнул он майору. – Немедленно под стражу!

– За что? – спросил тот.

– За то, что машину угнал! – закричал Хмельницкий.

– Какую машину? – захлопал глазами Василий Андреевич. – "Мерс", что ли? Начальник подтвердил, а капитан, изображая невинную гимназистку, заявил: – Да он мне сам ключи дал! – Последовала немая сцена, а Коновалов как ни в чем не бывало продолжал: – А вам сказал, что я её угнал? Какой мерзавец! Впрочем, чего же ждать от Блохина – он ещё та сука, правда? – Никто не ответил, да Вася ответа и не ожидал. – Карьерист, говнюк и мафиозник!

Милиционеры и вовсе притихли, потому что едва ли не каждый из них понимал: добавь ко всем этим определениям слово "старый" – получится портрет их собственного начальника.

– Я с ним разберусь! – пообещал Василий. – Вот только закончу тут кое-какое дельце и... уконтропуплю его на фик! Понятно? – Он вновь обвел всех взглядом и, встретившись глазами с Синичкой, спросил: – До Промышленной подбросишь?

Любочка радостно кивнула. Капитан двинулся к "девятке", а неизбывный Копайгора засеменил следом.

– Стой, Синицкая! – крикнул полковник, выходя из оцепенения. – Куда?

– У меня рабочий день кончился, – махнула рукой Люба, направляясь к своей машине. – Причем давно.

Внезапно майор встрепенулся.

– Постой, Вася, – окликнул он приятеля, делая шаг к Любиной машине. Поговорить надо.

– Минутку, – остановил его неизвестно откуда взявшийся великан пожарник, мы же вас там ждем! Что происходит?

– Извини, старик, вон мужик стоит, видишь? – сказал Михеев, указывая пальцем на Хмельницкого. – Вот он самый главный, усек?

Ну и давай!

– Ты куда, Михеев? – взвизгнул полковник.

– Я в отпуске, – бросил тот через плечо.

– Это тебе даром не пройдет, – пригрозил Хмельницкий. – Завтра к десяти рапорт на стол.

Виктор Петрович поперхнулся очередной угрозой как раз в тот момент, когда садившуюся в "девятку" компанию скрыла от него исполинская фигура пожарника.

– Извините, но это безобразие! Мы уже два часа ждем, когда к нам придут, заговорил пожарник ровным раскатистым басом. – Там в машине три трупа, а у нас есть ещё работа! Мы не можем здесь до утра торчать.

– Я сейчас приду, черт возьми! – раздраженно ответил Виктор Петрович. Для того чтобы видеть лицо пожарника, ему пришлось задрать голову, приняв не самую удобную позу для ведения бесед.

– Тот, который ушел, тоже так говорил, а мы его потом целый час ждали...

– Хорошо, черт возьми, я иду прямо сейчас!

– Тогда пошли, – великан повернулся и сделал шаг в сторону, давая возможность старшему пройти первым. Хмельницкий понял, что пожарник не отстанет, выругался и, бросив недобрый взгляд на удалявшиеся габаритные огни Любиной "девятки", с раздражением произнес:

– Пошли. Что там у вас?

* * *

Всю дорогу Иван Макарович, успевший снять допрос с раненого Семена, не умолкал, он рассказал своим спутникам о некоторых интересных деталях событий последних дней, о которых не сообщалось ни по радио, ни по телевидению.

Однако об ограблении, в результате которого пропали вешдоки, по крайней мере Михеев и Люба знали, о чем и поведали остальным.

Любины пассажиры недолго гадали на тему, кто навел. Их куда больше интересовало, кто прикончил Жулыбина и Тишкова. Выходило, что Ревякин с кем-то из людей Ганджиева. Получалось, что, раз трупа девушки нигде не оказалось, они и похитили её, так как она, возможно, видела, как произошло первое убийство.

Однако и тут не все вполне сходилось. Поражало описание трупа Тишкова, которое дал другу своего отца Семен, хотя у последнего со страху могла просто разыграться фантазия.

Как бы там ни было, все четверо понимали, что если девушка и не мертва, то скорее всего находится в большой опасности: Ганджиев не такой человек, чтобы оставить свидетеля в таком деле. Убить не убьет, но упрячет так, что концов не найдешь!

Самое главное – все понимали, что бессильны что-либо сделать. Все, кроме разве что Копайгоры, который просто не желал смириться с неизбежностью.

– Я пойду и поговорю с ним, как отец с отцом. У него ведь тоже есть дети и внуки, наверное, – сказал старик. Остальные молчали, а он продолжал: – Не может он убить ребенка, пусть он злодей, пусть торгует наркотиками...

Никто не сказал ни слова. А что сказать? То, что охрана не пустит Копайгору даже на порог?

Предположим, Михееву удастся получить ордер на обыск виллы Ганджиева, и что дальше? Бывший нефтяной директор узнает об этом раньше, чем милицейский "уазик" доставит майора в загородный дворец Сиявуша Мамедовича. Девушку спрячут где-нибудь в другом месте, вот и все.

Использовать силу? Вломиться на виллу с оружием? А если он уже отправил Жанну куда-нибудь в Турцию? Ведь не секрет, что и у нас появились торговцы живым товаром. Потом охрана, они ведь не с пластмассовыми пистолетиками да пластилиновыми автоматиками дежурят. У Ганджиева больше сотни подручных. Конечно, на вилле одновременно находятся не больше двух десятков, но все они, вне всякого сомнения, вооружены. Ситуация безвыходная.

Но беспокоила капитана не только судьба Жанны. Ему не давала покоя мысль о "Морской соли", – этот наркотик был куда страшнее, чем казался на первый взгляд.

Михеев под честное слово сообщил товарищам, что специалисты, проведя необходимые тесты, впали в панику. На первых порах вещество вообще не проявлялось как наркотик. Лабораторные животные в одних случаях дохли, в других – испытывали заметную эйфорию.

После разгрома джегоевской группировки милиция обнаружила людей, на которых проводились эксперименты с наркотиком. Покупатели желали узнать, как действует новое незнакомое средство. Испытуемых оказалось шесть, хотя сначала, как сообщила одна из уцелевших жертв преступных экспериментов, их было тринадцать.

Четверо умерли, а троих убили, остальным удалось выжить лишь по чистой случайности.

Одной из особенностей наркотика являлась очень высокая степень привыкания, регулярное употребление "Морской соли" приводило к неизлечимой наркомании, быстрой деградации и распаду личности. Обнаруженные милицией люди фактически оказались живыми трупами.

Михеев не мог с уверенностью сказать, сколько их на текущий момент осталось в живых, когда майор три недели назад уходил в отпуск, умер второй из шести.

Но оставалось ещё третье – дедов "наган", который у Ревякина, а тот... Тот точно работает теперь на Ганджиева. Значит, возможно, скрывается на его вилле.

"Наган". Вернуть его – вопрос чести, но Коновалов в отличие от Копайгоры не мог не понимать – нельзя прийти на виллу к нефтяному директору и просто поговорить с ним.

А что же делать? Что?! Ответа не было.

Пришлось описать значительный крюк, чтобы заехать в отделение, где Михеев сделал несколько срочных звонков. Потом "девятка" долго кружила по перекопанным улицам в поисках дороги.

Одним словом, когда Синичка остановила машину на Промышленной улице возле старого, грязно-серого, давно не ремонтированного здания, где нашел временный приют Омар Хафизов, с момента появления последнего в психбольнице прошло почти два часа.

Была глубокая ночь.

Маркиз сидел на больничной койке, погруженный в медитацию. Он сложил ноги, как турецкий паша, сомкнутые ладони поднял на уровне лица и развел локти широко в стороны. Он давно уже не утруждал себя как ежедневными физическими, так – и духовными упражнениями.

Чувствовал себя Омар неплохо, никто насильно не удерживал его здесь, он мог встать, одеться в свой костюм, который висел в шкафу, и отправиться хоть домой, хоть на поиски Коновалова.

Однако спецназовское начальство – оно примчалось сразу же, как только впавший в тоскукручину лейтенант Слепнин сообщил в свое отделение про аварию "Форда" и про то, что опасному преступнику, несмотря на все его, Слегшина, с командой самоотверженные действия, удалось скрыться, – предложило Омару послужить чем-то вроде приманки. Маркиз, конечно же, без колебаний согласился, все, что ему надо было делать – лежать и ждать, когда спасенный им "вертолетчик" примчится убивать своего благодетеля.

Мудрое спецназовское начальство почему-то решило, что именно так оно и будет, и, оставив полдюжины своих "медбратов", отбыло, довольное собственной изобретательностью. Фээсбэшники пронюхают, ан поздно! Опасный преступник схвачен. Ловите лучше тех, кто у вас важный груз упер!

Блондин, потерявший свой автомобиль и оружие, – падая, Омар накрыл пистолет своим телом, – между тем не появлялся, и Маркизу стало надоедать бесцельное лежание на койке. Даже поговорить было не с кем: врач отвел своему необычному пациенту отдельную двухместную палату "для блатных", а самих "блатных" перевели, разместив в так называемых братских могилах – огромных двенадцатиместных палатах с высоченными потолками.

Спецназовское начальство пошло ещё дальше, оно решило поставить пост в районе Васиного дома, во дворе, где велось строительство, при этом, правда, не озаботившись тем, чтобы устроить засаду с противоположной стороны улицы, куда выходили, например, окна кухни квартиры покойного "красного кавалериста".

В дверь постучали, и Омар, неохотно отрываясь от своею занятия – только придумал, чем себя развлечь, на-ка вот, отрывают, – поднял глаза и увидел фигуру "медбрата", дежурившего в коридоре, который сказал, что к нему пришел майор Михеев со свитой. Так прямо и сказал: со свитой. "Медбрат" был явно недоволен, но одним из свитских состоял Коновалов, которого не пустить куда-либо было просто невозможно.

Маркиз попросил впустить их, и в небольшую палату вошли в полном составе все пассажиры Любиной "девятки" и, конечно же, сама хозяйка машины.

– Здравствуйте, – сказал, входя, майор.

– Здравствуйте. А что это у вас с лицом? – спросил Омар, но в следующий момент, увидев Коновалова, понимающе закивал: – Можете мне ничего не рассказывать! Просто наконец-то теплая встреча старых друзей состоялась, и, по всей видимости, вы оба здорово увлеклись, сжимая друг друга в братских объятиях.

– Ты что-то разговорился, приятель, – перехватывая инициативу, сказал Коновалов и присел на край кровати. – Располагайтесь, друзья, где можете, по-хозяйски распорядился он.

– Нам некогда особенно рассиживаться, – предупредил Михеев.

– Как ваше самочувствие, Омар? – поинтересовался Копайгора.

– Отлично! – ответил за компаньона капитан. – Хватит валяться, одевайся, поехали в морг.

– В морг? – удивился Маркиз, очень обрадованный, что видит Василия живым и здоровым.

То, что у Коновалова все лицо разбито, так это пустяки, бывало и похуже. Я что, так плохо выгляжу? К тому же тут, наверное, тоже есть морг...

– Нет, старик, ты в прекрасной форме, мы едем туда, где проводят судмедэкспертизу.

– Черт, – покачал головой Омар. – Я тут пообещал ребятам... – Он вкратце рассказал про то, что согласился работать "живцом", на что Коновалов сказал:

– Ерунда, к чему такая помпа для этого блондина? Пусть положат настоящего психа или кого-нибудь из этих "медбратов". Какая на хрен разница? Кстати, я лично никогда не видел, чтобы санитары в психушках носили под халатами бронежилеты и пистолеты в подплечных кобурах. Этого только слепой может не заметить – Он не такой уж придурок, у него мощная "пушка" тридцать восьмого калибра... – начал Маркиз.

– Как в кино! – не выдержала Любочка, которой очень хотелось иметь револьвер именно этого калибра. Сорок пятый – это для мужчин, женщине же и в оружии необходимо изящество. – Шестизарядный?

– У него пистолет, – покачал головой Хафизов. – Магазин патронов на восемь-десять.

– А-а... – неопределенно протянула Синичка, так что становилось непонятно, удовлетворена ли она таким ответом.

Коновалов вновь вернулся к тому, с чего начал.

– Пошли, – сказал он.

– Нет, – заупрямился Омар, – надо поговорить с ребятами. Я же пообещал...

– Михеич, будь другом, – обратился Вася к майору, – договорись с ребятами, скажи, что у нас, м-м-м, своя операция. А ты, – сказал он Маркизу, – одевайся.

Александр Иванович с Любой вышли, и Омар, оставшись в обществе Коновалова и старика, принялся одеваться.

– Это что у тебя за фиговина, старик? – спросил капитан компаньона, показывая на маленький крестообразный металлический предмет, который, по всей вероятности, выпал у приятеля из кармана брюк, когда тот снимал их с вешалки.

– Это Люси просила, – ответил Маркиз неохотно. – Нож мясорубки затупился. Я попробовал подточить, но, по-моему, ерунда получилась.

– Я не знал, что ты такой хозяйственный.

Почему бы ей просто не купить другую?

– Ну, и не знаю, – ответил Омар. – Кажется, это мясорубка её покойной бабушки, которую Люси очень любила.

– Мясорубку или бабушку? Чушь какая-то, – заключил Коновалов, а Маркиз, подбросив предмет на ладони, взял его кончиками пальцев, а затем плавно взмахнул рукой, и железка исчезла.

– Чертовски здорово, язви его! Омарик, ты как это делаешь, а?! – капитан даже присвистнул от восторга, а Иван Макарович с интересом вытянул шею, пытаясь понять, куда же подевался нож.

Омар взмахнул рукой, и предмет вновь оказался у него между пальцами.

– Да это просто, – сказал Маркиз, пряча железку в карман, – один парень меня научил. – Он почему-то погрустнел и добавил: – Ренат Шерафуддинов, мы служили вместе. Он потерял обе руки.

– Наш? – спросил капитан, чтобы разрядить обстановку.

– Нет, – покачал головой Омар. – Он из Казани... В общем-то наш, тоже волжанин.

Спрашивать, наверное, не стоило, однако Вася не смог сдержать приступа неуместного любопытства.

– А откуда вы там брали ножи для мясорубок? – не выдержал он.

– Да для этого вовсе не обязательно именно нож, можно взять монету, да и вообще все что угодно, карту, например, – повеселел Маркиз. – Ренат мог заточенной монетой...

– Сумки резать! – ляпнул Коновалов.

– Тьфу ты, капитан! – пожурил Василия Андреевича компаньон. – При чем здесь это?!

Он заточенной монетой убить мог.

– Ладно свистеть-то! – не поверил капитан.

– Как это убить? – не вытерпел Копайгора.

– Смотрите, – проговорил Омар. – Так...

Куда попасть? – Он подкинул нож на ладони.

– Давай в дверь.

– Намечай точку.

Коновалов посмотрел на белую поверхность больничной двери. Краска местами облупилась, и под ней обнажился слой тоже белой, вернее, посеревшей от времени. Становилось ясно, что лечебному учреждению не видать ремонта, пока и нынешний слой краски не сольется по цвету с предыдущим.

– Вот сюда, – сказал Вася, тыча пальцем в одно из серых пятнышек. – Иди к окну.

– Я давно не тренирова...

– Дрейфишь?!

– Ну почему? – лукаво проговорил Маркиз и, отойдя к окну, повернулся спиной к двери. – Называй цифры – любые, как только я услышу "три", кидаю с разворота. – Давай.

– А вы, – Маркиз обратился к старику, – у вас секундная стрелка в часах есть?

– Есть! – обрадовался Копайгора. Наконецто на него обратили внимание! – У меня настоящий секундомер есть. Часы-то трофейные, немецкие, вернее, швейцарские, я с фашиста их снял, с убитого. Пятьдесят лет тому, а все идут...

– Замечательно, – прервал толстяка Маркиз. – Засекайте время. Если между тем моментом, когда Вася произнесет "три", и тем, когда железка воткнется в дверь, пройдет больше секунды, я проиграл, даже если попаду точно в цель.

– Ты смотри... – Коновалов был явно заинтригован. – Ладно... Раз. Два.. Восемь. – Все молчали. – Раз. Два. Че... пять! Восемь. Два...

Один. Девя... Тр-ри!!! – выпалил капитан.

Раньше чем успело отзвучать раскатистое "р", Омар развернулся. Раздался удар, дверь вздрогнула.

– Точно в цель! – воскликнули Коновалов и Копайгора хором, осмотрев "мишень". – В яблочко!

– А время? – придирчиво поинтересовался Вася у старика.

– Меньше секунды, – ответил тот и добавил: – Класс!

– Вы что тут, охре?.. – Дверь распахнулась и на пороге возникли Михеев и дюжий "медбрат". – Ты что же, Омар? – В голосе "санитара" звучала обида. – Сам согласился, а теперь уйти хочешь?

Лжемедбраты – сержанты ужасно не хотели отпускать Хафизова с майором. Пришлось позвать командира – старшего лейтенанта. Тот тоже ничего не хотел слушать, тогда Синичка напомнила старлею, что Маркиз лицо гражданское, а следовательно, может отказаться от участия в операции. Довод, что ни говори, был веский.

– Он не придет, Виталик, – потупясь, проговорил Маркиз. – Надо быть идиотом, чтобы соваться сюда...

– А как же операция? – не сдавался старлей.

– Мы его сами возьмем, – пообещал Коновалов. – Выдерни-ка вот это, добавил он показав на дверь.

– Чего? – не понял Виталий. Коновалов объяснил.

Старлей был паренек не хилый, слабых и болезненных в спецназ, как известно, не берут, однако ему не сразу удалось выдернуть метательный снаряд, засевший в дереве. Виталий злился скалил зубы, пыхтел, наконец ему удалось справиться с железкой.

– Не глядя, с разворота, меньше чем за секунду и точно в яблочко, похвастался Василий успехами товарища.

– Я тоже так могу, – бросил старлей. – Чего тут такого-то?

– Попробуй.

– И попробую! – Виталик вскинул подбородок. – Откуда кидать?

– Отсюда, – произнес Коновалов, махнув рукой в сторону окна. – Стой! Давай так. У тебя сколько парней?

– Пятеро, без меня.

– Давай... – Коновалова понесло. Глаза его заблестели. – Давай, если кто-нибудь из вас повторит то, что сделал Маркиз, – он ваш, если нет – он уходит, и чтоб без обид, а? У каждого одна попытка.

Понимая, что Омар может уйти и так, и не сомневаясь, что если не ему самому, то кому-нибудь из его парней удастся поразить цель, старлей согласился, но выдвинул условие, чтобы Омар метал нож после всех в том случае, если никто не попадет. Если же и Маркиз не попадет, он остается.

Маркиз согласился. Дюжие "медбраты" заполнили собой палату. Синичка забралась с ногами на тумбочку: хватит, опять мужики ничего увидеть не дадут! Первый. Второй. Третий. Четвертый. Пятый. Мишень так и осталась непораженной. Шестым шел сам старлей Наверное, он немножечко переволновался – его беспокоил уже не столько сам "пациент", сколько честь мундира! Пять глоток издали огорченный вскрик.

Командир вогнал нож всего в сантиметре от мишени.

Наступила очередь Маркиза. Он, совершенно не волнуясь, вогнал метательный снаряд в цель.

– Есть!!! – завопили все присутствующие, включая и проигравших.

Не кричал только Виталик.

"Вам хорошо, а шею завтра мне намылят, – он понурился. – Уроды, попасть не могли!"

Дверь распахнулась, когда Коновалов пытался выдернуть из неё нож.

– Что здесь происходит? – сдвинув брови, спросил врач-"моджахед". Оглядев всех, он уставился на истыканную поверхность двери – Кто это допустил? Кто? Вы что, охерели все, а? Кто старший? Вон отсюда все, чтобы ноги здесь вашей не... – Обитатели палаты принялись дружно спасаться бегством. – А ты стой! – Врач память на лица у него оказалась неплохой – схватил за могучую руку как раз того, кого было нужно – старлея Виталика. – У меня твоя фамилия записана, я завтра твоему начальству позвоню! Это ж надо, а?! Какое безобразие учинили! Он хотел было пригрозить старлею палатой для буйных, но раздумал, понимая, что с этой кодлой не справятся даже все его санитары.

Однако доктор привык, чтобы последнее слово оставалось за ним. – Вон!!! завопил он, выталкивая старлея в коридор. – Вон!!!

Так бесславно завершилась операция по поимке на территории психушки опасного преступника.

Впрочем, ни Омар, ни приехавшие за ним не слышали этого грозного "душманского" "вон!".

Как раз когда дежурный врач изгонял из вверенного ему учреждения хулиганов в бронежилетах, Синичка садилась за руль, а пассажиры её "девятки" занимали свои места в салоне.

ГЛАВА 13

– Эй, Мик, посмотри-ка сюда! Там за баком какой-то тип. Смотри, он, наверное, пьяный?

Или обкурился...

– Где он?

– Да вон же нога торчит! Смотри, какие на нем коры! Да новые! Такие штук на двести тянут, а у него, наверное, и в бумажнике не пусто? Если кто-нибудь не обчистил раньше.

Трое парней (старшему, которого звали Михаилом или, как он любил, Миком, недавно исполнилось тринадцать, а двоим его приятелям по одиннадцать) стояли рядом с мусорным баком, из-за которого торчала нога, обутая в дорогой сапог. Такую обувь носили ковбои Дикого Запада сто с лишним лет назад. В России конца двадцатого века сапоги эти почему-то получили название "казаков". Голенище скрывала штанина дорогих джинсов. Видна была мальчишкам только одна нога.

Ребята не знали, что им делать. Первым ногу заметил Игорь по кличке Сопля, получивший кличку из-за вечно мокрого носа Правда, приятели называли его так обычно только за глаза или когда случалось поссориться, но обычно они не ссорились какой смысл, если надо заниматься делом? Они не брезговали никакой "работой", чтобы достать денег.

Родились мальчишки в самом конце так называемого брежневского периода. В школу пошли в перестройку, а отрочество пришлось на начало построения дикого, недоразвитого, чисто российского капитализма. Пролетарии всех стран, обогащайтесь! Вот пролетарии и обогащались, как умели. Все трое из так называемых неблагополучных семей, где бремя забот полностью свалено на могучие плечи слабого пола.

Можно мыть машины, почту разносить, но можно и по-другому, так, как добрая половина населения: красть что попало и у того, кто под руку подвернется. Это получше, чем вкалывать честно: на винцо и девочек хватает (младшие ещё "не въезжают", а Мик уже кое-что смыслит в "женщинах"). Обычно они выбирали какого-нибудь подгулявшего мужика, идущего домой в одиночестве или уже лежащего, как и этот вот тип, и обирали его. Денег это особенно много не приносило, и иногда приходилось нападать и на более крупную дичь. Для этого ребята носили с собой самодельные маски и упругую стальную пружину с набалдашником. Довольно грозное орудие: если угодить им в висок, можно убить, но если просто огреть как следует, боль такая, что жертва сама отдаст, что велят. У Мика имелся при себе и нож с выкидным лезвием.

Первое время промышляли сами, но старшие стали прижимать, пришлось становиться под руку взрослого мужика, платить ему дань. Не заплатишь положенного – включают счетчик, что означает почти верное рабство: придется вкалывать на дядю до седьмого пота, проколешься – конец: либо прирежут, либо объяснят, что, если жизнь дорога, чалься в колонии один.

Сегодня день выдался ужасно неудачный:

хотя уже давно перевалило за полночь, в кармане у вожака Мика шуршала сдача с деревянного полтинника, которую удалось вытащить у какого-то пьяного забулдыги буквально в нескольких шагах от палатки, где он приобрел бутылку "Распутин". Сама бутылка разбилась в процессе отъема денег. "Клиент" неожиданно протрезвел, хотя до этого казался пьяным в дымину.

Приняв на грудь, мужик решил добавить, пил ли он в одиночестве или с друзьями – неизвестно, только за водкой поплелся один. Сопля высмотрел у мужика крупную купюру. Решили, что в кошельке, возможно, окажутся и другие. Это и решило судьбу ночного покупателя водки. Ребята сбили его с ног, и Мик приставил мужику к горлу нож, предварительно помахав им у того перед носом. Мужик начал хныкать и говорить, что у него дома двое вот таких же парнишек.

Больше всего он боялся, что его убьют. Обчищенный умелыми руками Сопли и третьего приятеля, которого Мик про себя называл Салагой (оба они салаги, и Гоша и Вовка), мужик захныкал ещё больше, объясняя приятелям, что ему будет нечем кормить своих сыновей. Он-то думал разжалобить грабителей, но его хныканье только ещё больше разозлило Мика, особенно когда ему показали добытую у мужика наличность. Пора было сматываться, но вожак не спешил, он едко спросил свою жертву:

– Так ты, козел, собирался на эти "бабки" и сам нарезаться, и своих детей накормить?