Текст книги "Мужики что надо"

Автор книги: Александр Колин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

Загулявший молодой человек видел даже лицо взрывника. Парень подумал было, что мужики хотят угнать машину, и на всякий случай остановился. Его заметили, он побежал. На счастье, преследователь оказался тяжеловат, это и спасло свидетелю жизнь. Он не очень-то рвался давать показания, не слишком располагала его к этому и милицейская форма одного из оперативников (Михеев и Коновалов взяли с собой ещё одного сотрудника). Однако когда на него надавили, объяснив, что он пытается скрыть факты, важные для ведения следствия по делу о гибели работника милиции, а это – статья, парень сдался и рассказал все, как было.

Минировал машину Маркиза действительно, судя по описаниям, Ревякин или кто-то похожий на него. Однако это само по себе мало что давало, так как просто заявиться на виллу к Ганджиеву и потребовать у бывшего нефтяного директора ответа на некоторые животрепещущие вопросы невозможно. Пройдоха Аксельбант развернет все так, что рад будешь, если при погонах останешься.

Вася лично даже не был знаком с младшим сержантом милиции Поповым, но капитан являлся единственным из оперативников, которому не надо было беспокоиться о погонах. Он уже давно их не носил.

– Где все, а? – обратился капитан с вопросом к дыркам на стенах и лишенным стекол рамам. – Где Омарик?

Он набрал номер телефона своего друга. Тишина. Ох и не понравилась эта тишина Коновалову. Что-то происходило, но что?..

– Где же все-таки выпивка? Должно хоть что-то быть в доме? – спрашивал себя Коновалов, удивляясь тому, кто это у него все время все выпивает.

Звук телефонного звонка показался капитану почему-то особенно громким. Василий Андреевич взял трубку. Звонила Люси.

– Что значит и есть, и нет? – рассердился Вася. Сначала он выяснил, кто звонил в его отсутствие. Секретарша покинула квартиру примерно три часа назад, сказав, что среди прочих граждан, добивавшихся внимания господина капитана, были Маркиз, которому Люси сообщила новость про его "девятку", и неуемный Копайгора. Последний казался одновременно чем-то и огорчен, и вместе с тем несказанно обрадован.

Выяснив относительно звонивших, Коновалов задал вопрос, мучивший его с момента возвращения в квартиру. Ответ, который капитан получил, показался ему по меньшей мере странным.

Он потребовал объяснений: – Что все это значит? Могу я узнать?

Все немедленно разъяснилось, в арсенале имелся один-единственный снаряд бутылка французского коньяка. Подобные напитки знающие люди в холодильник не ставят, вот Вася его там и не обнаружил.

– Черт с ним, – обреченно проговорил капитан в трубку. – Где это пойло?

Распрощавшись с Люси, Коновалов извлек из кухонного буфета бутылку, которая стояла на виду. Странно, что Василий Андреевич сам не нашел её. На то, чтобы расправиться с коньяком и пирогом, очень кстати сохранившимися к этому случаю, в нормальных условиях ушло бы, наверное, минут десять-пятнадцать. Однако это в нормальных условиях.

Не успел капитан наполнить стакан, как телефон снова зазвонил. Вот такого Вася не любил:

по его глубокому убеждению, если кто-нибудь звонит, когда собираешься поднять стакан, так сказать, под руку, – это не к добру. Вася поднял трубку. Предчувствия его не обманули.

На противоположном конце телефонного провода находилась Ирма Медне.

– Где я был? Где я был?.. Да нет же! Ну при чем здесь она... Да какого черта? Что на тебя накатило сегодня?.. Это я хамлю? Ну знаешь!.. – Вася с треском опустил трубку на рычаг. Он помотал головой так, точно ему в уши налилась вода, и тяжело вздохнул.

– Ну, вздрогнем, Василь Андреич, – торжественно проговорил капитан, поднимая стакан, он уже поднес его к губам, стараясь не принюхиваться, и открыл было рот, чтобы проглотить ненавистное пойло... – Твою мать! взвизгнул он, чуть не уронив стакан, так громко и неожиданно телефон зазвонил вновь.

– Всю эту ночь, и предыдущую, и предпредыдущую, и вообще все то время, которое я провожу не с тобой, я трахаю все женское население города в возрасте от восемнадцати до сорока! – единым духом выпалил капитан в трубку, даже не затруднив себя приветствием.

– Твоему здоровью, Коновалов, трудно не позавидовать, – произнес звонивший приятным, чуть насмешливым голосом.

– Кто это еще?!

– Майор Горшаков, следователь из Октябрьского, помнишь такого?

С Павлом Александровичем у капитана отношения были неплохие, даже приятельские.

– Ты что, мой семейный врач, что ли, Паша?

Какое тебе дело до моего здоровья, и вообще что тебе надо? – Вася рассердился ещё больше. Стакан пришлось поставить на стол. Жидкость внутри его казалась уже вовсе и не гадкой, а даже, наоборот, желанной и вожделенной, как вода в пустыне, и столь же недостижимой... Коновалова не подпускали к оазису.

– Мне нужен твой друг, он на месте? – спросил Горшаков.

– Он, между прочим, здесь не живет, – отозвался капитан. – А мне он нужен и самому не меньше, чем тебе. Провалился куда-то как сквозь землю, не могу его нигде найти. А тебе-то он зачем?

– У нас здесь есть задержанный, который уверяет, что какой-то тип, по описанию очень похожий на твоего приятеля, вчера вечером вывихнул ему руку возле "Звездного".

– Это что ещё за сучий сын?

– Да все тот же, у которого ты украл с одним дедом "Мерседес". Кстати, его фамилия мне тоже нужна, как его зовут?

– Это Блохин, что ли? – спросил капитан и, не дожидаясь ответа, получается, что из-за этого подонка ему, Васе, выпить не дают, – крикнул: Передай ему, что я его уконтропуплю! Так и скажи, ишь чего удумал! Жаловаться на Омара!

Майору вовсе не хотелось ссориться.

– У него к тебе тоже претензии...

– Что?! Он мне сам ключи...

– Дело уже не в этом, – пояснил Горшаков. – Он говорит, что у него из салона свистнули магнитофон "Панасоник" стоимостью пятьсот долларов.

– Слушай, Паш, от... вали, а? В меня тут стреляют все кому не лень. Я, понимаешь, всю ночь не спал...

– Ты с этим поаккуратней, Андреич, а то, ейБогу, и до сорока не дотянешь.

– ?

– Да я о том, что ты мне только что сказал насчет... – майор хихикнул, насчет твоих отношений с... особами противоположного пола.

– Да не морочь ты мне голову, а!

– Ну и что же мне делать? – задумчиво проговорил Горшаков.

– С кем? – поинтересовался Вася.

– С Блохиным, с кем еще?

– Вывихни ему вторую руку, – пожал плечами Коновалов, с тоской глядя на стакан, не в силах долее выносить танталовых мук.

– Дело возбуждать придется...

– Ну и возбуждай! – рявкнул капитан и повесил трубку.

Он поднял стакан.

– Идите вы все к...! – прокричал Вася, потому что телефон зазвонил опять. Капитан стукнул толстым донышком своего граненого кубка о столешницу с такой силой, что часть жидкости пролилась. То, что сам сосуд уцелел, казалось просто удивительным. Крепка все-таки у нас отечественная посуда. – Коновалов слу... Да...

Хорошо, хорошо... Что? Конечно, приезжайте...

С внуком? Ради Бога... Конечно... Не пустили к Ганджиеву?.. Как отец с отцом?.. Уверены... Хорошо, Иван Макарыч... Хорошо, хорошо, хорошо!.. Я вас жду... Да, да... Все... Нет... Жду. Все...

Уф!!! – Коновалов почувствовал, что на лбу у него выступил пот. – Да когда же это кончится?!

На сей раз он не успел даже поднять стакан.

Капитан с ужасом посмотрел на похожий на жабу пузатый старомодный дисковый телефонный аппарат, вновь взорвавшийся противными трелями.

– Да, – обреченно проговорил капитан, практически уже совсем спокойно. Коновалов слушает... Старицкий? Чем могу?

Василий Андреевич почти не задавал вопросов, только иногда говорил "да" или "нет", стараясь не прерывать звонившего.

– Долг чести? – переспросил он в конце короткого разговора. – Так и сказал? Ну я ему покажу, засранцу! Подгребай сюда, майор. Только давай в темпе.

ГЛАВА 16

Шестидесятипятилетний Сиявуш Мамедович Ганджиев сидел в своем рабочем кабинете на втором этаже виллы, погруженный в не слишком веселые раздумья.

Не такой, нет, не такой представлялась ему его осень: благородный седой старец, окруженный любящими детьми и оравой внуков, человек, которого все уважают, в котором нуждаются. Хозяин, которому есть кому передать с большим трудом налаженное дело и десятилетиями приумножаемый капитал...

Он начал на пустом месте, как американские сапожники, превратившиеся потом в банкиров, имея лишь один костюм, две рубашки и... живой ум, неукротимую энергию, решимость. Ему не на кого было опереться... А они, наследники, получили бы все, о чем только может мечтать человек! Огромное состояние, почет и уважение, и им ничего не надо было бы зарабатывать, потому что все это уже заработал он!

И что же получилось? Единственного сына не сумел привлечь, удержать, остановить. Мальчишка с детства бредил самолетами. Что ему было до отцовского дела? Гигантский мрачный и угрюмый завод, напоминавший картины ужасного будущего земли, нарисованные западными писателями-фантастами. Ежедневная работа с утра и до поздней ночи без выходных и практически без отдыха... суровая проза жизни.

Деньги, деньги, деньги. Разве может это сравниться со сладостными минутами, когда ты паришь, проносясь на высоте десяти тысяч метров над землей, с затмевающей сознание скоростью, в послушной малейшему твоему движению машине?..

Так или почти так сказал ему сын, когда они виделись в последний раз. Тогда Ганджиев-старший ещё надеялся, что Мамед, выйдя в отставку, приедет к нему и останется, не вечно же ему летать? Почему не осесть наконец в родном городе, чтобы утешить отца на старости лет, принять из его ослабевших рук крепкое дело? Жениться на хорошей девушке – а то ведь уже за тридцать, а все один, – которая нарожала бы ему, Сиявушу Мамедовичу, множество внуков...

Летчик-испытатель подполковник Мамед Ганджиев погиб во время тренировочного полета.

Одно утешение на старости лет, что его сын герой... Советского Союза. Награжден посмертно. А где он, тот Союз?

Нет, не зря, не зря называют его хозяином.

Он таков и есть, предвидел, чувствовал, знал.

Понимал, сколь слаб колосс, что не устоит он, и тогда... Говорил речи на собраниях, депутатствовал, строил светлое будущее всего советского народа и... готовился к тому, что все закачается, затрещит по швам и рухнет.

Копать начали сразу, как ушли старики и в Кремле сел молодой "государь". Впрочем, подкапывались под Ганджиева всегда, и он знал это.

Но тут, дальше – больше, понял, что одолеют.

К чему воевать? Ни к чему, особенно когда капитал для развертывания широкомасштабного частного предпринимательства уже набран. Ни один легальный бизнес не может реально устоять или хотя бы сколь-либо долго продержаться без нижней части "айсберга" – криминальной своей основы, но и той, более могущественной части, спрятанной под толщей темной или скорее уж мутной воды, не уцелеть в одиночку, ибо обе они – составляющие единого механизма или, что точнее, организма, живущего своей особой жизнью...

Ганджиев ушел на пенсию в положенные шестьдесят, полный сил и энергии. Некоторые недоумевали – как может он оставить такое дело? Многим казалось это немыслимым. Те из заводских старожилов, кто помнил его молодым, плакали: как же, хозяин бросает, как без него?!

Сам плакал и... все-таки ушел, так нужно было.

Теперь, по прошествии пяти лет, становилось ясно, что поступил, как всегда, правильно.

Пять лет. Сиявуш Мамедович подумал о том, что в следующем году сыну исполнилось бы сорок, но... не исполнится. Никогда... Никогда...

А единственная дочь Роза! Покойная мать дала ей это имя... Счастье, что не дожила до позора, а вот он дожил.

Дочь – актрисенка в безвестном театришке в далеком, холодном и чужом городе. Роза... дочь, родившая сына до брака от какого-то не то актеришки, не то режиссеришки. Позор. Мужчина, который не способен прокормить свою семью и обеспечить будущее своему ребенку, не мужчина, он... Подумав об этом, Сиявуш Мамедович поморщился.

А этот ребенок ему нужен – наследник, внук, десятилетний Альберт или, как все его называют, Алик. Алик так Алик. Сына тоже все звали Мишей.

Алик, Альберт Евгеньевич. Дед захотел забрать мальчика к себе. Но жалкий папаша воспротивился. Не раз и не два возникала у старика мысль – послать к актеришке "человека". Ребенку не нужен такой отец, у него есть дед, который способен заменить всех, дать образование и открыть широкую дорогу в будущее. Он, Сиявуш Ганджиев, силен и полон энергии, он поставит мальчишку на ноги! В случае же безвременной своей кончины хозяин знал, на кого оставит мальчика.

Верный Аксельбант сумеет с этим справиться.

Он, Алексей, справляется со всем и всегда. Бывали минуты, когда хозяину казалось, что ловкий адвокат-родственник послан ему судьбой, словно бы пытавшейся исправить несправедливость... И хотя Аксельбант наполовину еврей и старше покойного сына лет на пять, есть что-то общее, не во внешности даже, а в характере этих совершенно разных людей.

Нет, все-таки хорошо, что не решился он послать человека в Питер. Жалкий муженек дочери спился и умер от цирроза печени, а ей самой стало, видимо, сложно справляться с взрослеющим ребенком, она уступила воле отца и отдала ему мальчика.

Самой Розе в родительском доме места нет.

Пусть живет там, где ей нравится, так, как ей нравится, но чтобы не упала ещё ниже, каждый месяц ей по почте будет высылаться перевод на сумму, достаточную для нормальной жизни.

Чтобы беспутная дочь могла снять неплохое жилье – своей квартиры не нажили, – купить модную одежду и все остальное, что нужно женщине в её возрасте. А Алик, когда вырастет и станет хозяином, как дед, сумеет понять его. Должен понять...

Да, не очень-то повезло ему с детьми, как и другу детских лет Марату Хафизову. Странным все-таки человеком был Марат. Бросил все, обменял квартиру, протирал штаны в какой-то конторе, пиликал на скрипке. Слабак!

И оба сына его слабаки! Старший, Артур, устроил себе сладкую жизнь: кабаки, шмотки, тачки, девки...

А на зоне показалось тяжко. Всего-то и надо было продержаться два года из пяти, определенных ему судом. Не выдержал, развязал язык и...

упал со строительных лесов.

Омар, тот иной, но все равно... Парень вполне мог бы добиться многого, но из-за замкнутости и некоммуникабельности дальше охранника не продвинулся. Причем, казалось, был вполне доволен своей жизнью.

Правильно ли поступил он, хозяин, разгневавшись на Омара тогда в апреле? Не сам ли толкнул непредсказуемого, как внезапно выяснилось, человека в объятия такого же сумасшедшего типа, как и сам Омар, бывшего оперативника Василия Коновалова? Любой, кто знал ситуацию, мог бы с уверенностью предсказать – этим двоим крышка, в схватке с Джегоевым им не уцелеть. Но они победили, и получилось, что он, хозяин города, создал на свою голову двух народных героев местного масштаба.

Уж кто-кто, а Ганджиев понимал: не тот человек Коновалов, чтобы остановиться на достигнутом. А после того, что случилось с его главным конкурентом Рахметом Джегоевым, Сиявуш Мамедович не был уверен, устоят ли в случае чего два десятка крепких парней, находившихся сегодня на вилле, против этих двух свихнувшихся на справедливости безумцев?

Крыса и Хоботов погибли от руки неизвестного убийцы. Хотя уже не неизвестного: только что свой человек сообщил, что киллера, так некстати вмешавшегося в его, Ганджиева, планы, послал Веньяминов с той же самой целью! Нелепость цеплялась за нелепость.

Почему все случилось в одно время? Кто похитил деньги и товар? Девка, которую притащили Ревякин с Хоботовым, бормочет про какогото демона по имени Генрих, говорит, что смотрела про него кино по "видику", там он будто бы был инопланетянином. Бред, конечно. Только инопланетян здесь и не хватало!

Случайности? Опять случайности?! В них Ганджиев не очень-то верил. И тем не менее казалось, что в четко работавший механизм подсыпали немного песка, и...

И куда теперь девать эту девку? Придурки!

Притащили её на виллу. Видела их рожи? Черт бы их взял! Что теперь делать с ней? Ко всему прочему, она ещё и несовершеннолетняя...

Еще этот сумасшедший старик на "Победе", который явился к Ганджиеву днем требовать, чтобы ему вернули ребенка! Маразм какой-то, ладно, у охраны хватило ума выставить психа.

Однако почему он пришел на виллу? То, что этого старика видели в обществе Коновалова и Хафизова, наводило на весьма неприятные размышления.

Ганджиев приказал охране усилить бдительность. Приближалось что-то очень и очень нехорошее, однако Сиявуш Мамедович, сидевший в своем рабочем кабинете, не знал, что именно, и это тревожило его больше всего.

* * *

Стемнело. Омару пришлось ехать медленно, дорогой ему все время казалось, что древняя "копейка" Старицкого вот-вот развалится: все в ней дребезжало, звенело и погрохатывало. Оставалось удивляться, как такой автомобиль ещё сохранял способность двигаться. Но если дареному коню в зубы не смотрят, то краденому тем более.

А что ни говори, автомобиль у Григория Сергеевича Маркиз украл. Как жаль, что майор, неплохо зарабатывавший в коммерческой фирме, вбухал все свои средства в дом, о приобретении новой машины ему пока приходилось только мечтать.

Когда автомобиль набирал скорость, где-то между пятьюдесятью и шестьюдесятью километрами в час он впадал в своеобразный флаттер (что такое этот самый флаттер Маркизу было известно из книг по авиации, прочитанных в детстве, когда он ещё мечтал стать летчиком, непременно военным). "Жигуленок" Старицкого начинало трясти так, что казалось, он вот-вот развалится. И избежать этого не представлялось возможным, автомобиль вообще не разгонялся больше восьмидесяти.

Таким образом, ехать пришлось очень долго.

Впрочем, Омар надеялся, что благодаря уловке и как нельзя более кстати подвернувшемуся на кладбище парню в камуфляже Старицкий еще, возможно, не понял, что его "кинули". Правда, недоверчивый майор вытащил сумку с оружием и таскал её с собой якобы для того, чтобы какиенибудь случайные воришки не залезли в салон.

Однако ручной китайский пулемет остался в багажнике.

Тряска, вибрация и невозможность развить нормальную скорость несказанно раздражали Маркиза, мешая ему думать. А поразмыслить-то Омару как раз и не мешало. Что сказать Ганджиеву? Сознайся в убийстве брата и Прохорова?

Отпусти Жанну Голубеву?.. Если она ещё жива...

Нет, в том случае, если она оказалась в руках Ганджиева, её не убьют... Каким бы плохим человеком ни был Сиявуш Мамедович, отдать приказ уничтожить девушку он не осмелится. А как с Ревякиным, виновным в смерти работника милиции, подорвавшегося на мине, которая предназначалась для него, Маркиза, и, конечно, для Коновалова? От экс-комитетчика Ганджиев может в случае чего и избавиться...

Сто против одного, что Ганджиев скажет: я не убивал Артура и Прохорова, мои люди ничего не знают ни про какую Жанну Голубеву. Ревякин?

Впервые слышу о таком. Крыса? Знать не знаю...

Мало того что вибрация и дребезжание вытянули из Омара всю душу, всего в полукилометре от виллы Ганджиева, почти у самого поворота, Маркиз пробил колесо.

Ключей у Омара не было, а багажник, где лежала запаска, оказался, конечно же, запертым.

О пулемете приходилось забыть...

"Приехали! – горько усмехнулся Маркиз. – Что будем делать? Пойдем в гости к господину Ганджиеву, только не с пулеметом, ас... зажигалкой. Что ж, дядя Сиявуш, посмотрим, хорошо ли тебя охраняют твои шавки?"

* * *

Ганджиев мысленно вернулся к событиям прошедшей ночи и дня. Скверным, очень скверным казался ему тот факт, что в распоряжении следствия оказался Семен Голубев, единственный уцелевший из троих парней, нанятых Ревякиным и Хоботовым для ограбления машины ФСБ.

Хоботов уже ничего больше не скажет. А вот Ревякин... Надо поскорее избавиться от него, сделать так, чтобы он вообще на какое-то время исчез из города...

Тут хозяин вновь подумал о пленнице: "Чтото надо делать с этой девкой, и немедленно. Но что именно?"

Проще всего было бы утопить её в реке, но вынудить Сиявуша Ганджиева убить женщину могли только крайние обстоятельства. Лучше, пожалуй, продержать её здесь некоторое время, накачивая наркотиками, а затем переправить в какой-нибудь заграничный бордель. Что ж, в этом нет ничего невозможного...

Уже стемнело, а он все сидел и размышлял, не зажигая света, в полном одиночестве.

"Нет, держать девчонку на вилле нельзя. Необходимо удалить её отсюда куда-нибудь на время и приставить охрану, потому что... – Ганджиев ни за что не хотел признаваться себе в том, что боится, как бы Хафизов с Коноваловым не навестили его уже сегодня вечером. Итак, он принял решение: – Увезти девку и поручить это...

Ревякину. Заодно пусть и он исчезнет. Экс-кагэбэшник, конечно, рвется в бой, ему до зарезу хочется прикончить Коновалова, боится, поганец, что мент отомстит ему..." Ганджиев злорадно усмехнулся: Ревякин раздражал его своими попытками вести себя независимо. Но взрывник не мог ничего поделать, хозяин был нужен ему, как и он хозяину, пока живы эти двое...

Ганджиев включил настольную лампу, совершив это первое за последние полчаса действие, он как бы оживился и велел позвать к себе Ревякина, но узнав, что тот отсутствует, пригласил начальника охраны. Отдав ему распоряжения и отпустив, хозяин нажал на кнопку звонка, и из боковой двери кабинета, спустя минуту-другую, появился широкоплечий приземистый человек с короткой толстой шеей и длинными мускулистыми руками, на вид ему было лет пятьдесят или около того. Он молча приблизился к столу и так же молча поклонился сидевшему за ним человеку. Хозяин знал, что он пришел, но не шевельнулся и даже не поднял на него глаз. Вошедший же замер, не смея нарушить раздумий господина, и смиренно ожидал, когда тот решит заговорить с ним.

– Здравствуй, Мурат, – нарушил наконец затянувшееся молчание Сиявуш Мамедович, поднимая глаза на своего личного палача Мурата Нуралибекова по кличке Бек.

– Здравствуйте, хозяин, – ответил вошедший, вновь кланяясь.

– Скучаешь? – спросил Ганджиев.

– Нет, хозяин, – ответил Бек. – Дом большой, работа всегда есть.

Кроме своей главной обязанности, Мурат ухаживал за цветами и газонами, а большую часть своего свободного времени занимался резьбой по дереву. Делал он это довольно неплохо и одну из работ подарил хозяину, который повесил её в своем кабинете. Вообще-то между Нуралибековым и его боссом сложились идеальнейшие отношения: по-собачьи преданного слуга и доброго господина. Пожалуй, оба они понимали, каждый по-своему, что нашли друг друга. Если ктонибудь в этом мире и готов был отдать жизнь за Сиявуша Ганджиева, так это Бек, который понимал, что хозяин никогда не предаст его, иначе как доведенный до крайности, а такого при его положении просто не могло произойти.

При всей своей покорности хозяину Бек вовсе не отличался кротостью нрава. Прикажи Ганджиев, и Мурат с готовностью, а возможно, и радостью перережет половину охраны. Верный пес, признающий только одного хозяина, он был, по всей видимости, не вполне психически здоровым человеком и, возможно, как подозревал Ганджиев, прежде завсегдатаем соответствующих лечебных учреждений. Впрочем, бывший нефтяной директор ничего не знал о прошлом своего слуги. Поговаривали, что тот убил кого-то у себя на родине, в Казахстане, но Ганджиева все это не интересовало. В самые трудные минуты общение с Муратом придавало хозяину сил.

– Хорошо, – одобрил старик. – У нас тут возникли некоторые трудности в связи с девчонкой, которую притащили Ревякин и Хоботов.

– Хотите, чтобы я занялся ею, хозяин? – спросил палач.

– Нет, Мурат, совсем не это. Ты помнишь Маркиза? – Бек кивнул. – Так вот, возможно, сегодня он появится здесь, и даже не один, надо быть готовым. Я прикажу Ревякину увезти девку, и у них не будет законного повода рыскать здесь, им придется убраться, но если разговор окажется чересчур жестким, может понадобиться и твоя помощь тоже. Четверо вчера погибли, ты знаешь, и теперь у меня недостаточно людей, чтобы охранять виллу...

Палач молча слушал, и на его желтоватом лице казахского пастуха не отражалось никаких мыслей и чувств. Таким оно было всегда.

У Нуралибекова оказался просто настоящий талант: нерадивые должники, да и любые другие строптивцы незамедлительно исправлялись, пообщавшись один на один с Муратом. Хозяин выделил своему помощнику небольшую комнатку в подвале своей виллы для удобства ведения "душеспасительных" бесед. Он никогда не заходил туда сам, но знал: если от кого-то надо чего-то добиться, это смело можно поручить Беку.

– Это не входит в твои обязанности, но сегодня особый случай.

– Вы же знаете, хозяин, для меня большая честь служить вам... – начал "пастух".

– Благодарю тебя, Мурат, – сказал Ганджиев. – Я и не ждал от тебя иного ответа, а теперь иди и будь готов.

Бек поклонился, тихонько отошел к выходу, открыл дверь и исчез.

Прошло ещё минут пять-десять. В приемной раздался странный шум. Как будто кто-то упал.

Затем дверь распахнулась.

– Ты?.. – проговорил Ганджиев, и рука его потянулась к кнопке.

– Не надо делать этого, – спокойно предупредил Омар. – Я пришел поговорить.

* * *

После звонка майора телефон какое-то время молчал, и Коновалов, опасливо косясь на аппарат, выпил стакан коньяку, закусил пирожком и налил себе еще.

Приятное тепло, разлившись по телу, несколько успокоило капитана. Он добавил. Стало и вовсе хорошо. Жуя пирожок, Вася подумал, что "французского пойла" осталось меньше полбутылки, а следовательно, на четверых мужиков это ни то ни се.

Коновалов безжалостно прикончил коньяк и, доев кусок пирога, позаботился об уничтожении следов своего пиршества. Он ещё раз с опаской посмотрел на жабу-телефон и подивился: молчит, гад! Василий поднял трубку – гудок есть.

Странно. Он все ещё надеялся, что позвонит Омар, но вместе с тем понимал, что этого не произойдет. Если компаньон поперся на виллу к Ганджиеву сводить счеты, то Омар в беде. Теперь уже не приходилось гадать, там или нет Жанна Голубева, Ревякин с дедовым "наганом" и "Морская соль", надо было отправляться в гости к дяде Сиявушу для жесткой беседы.

"А если его там нет? – спросил себя капитан. – Нас набирается четверо: один старик, один мальчишка, один контуженый ветеран, отец четверых детей, и я... Хорошенькая компания. Сколько народу у Ганджиева? Сколько бы ни было, получается по четыре-пять рыл на брата. Не хило..."

Что делать? Звонить Михееву? Можно, конечно, тем более выяснилось, что микроавтобус "РАФ" числился на балансе одной из фирм, принадлежащих все тому же Ганджиеву. Правда, оформлены они были на подставных лиц. Но доказать-то можно?..

Ну и что? Вася понимал, что кто-то, причем из милицейского и даже, возможно, фээсбэшного руководства стучит Ганджиеву. Не исключено, что и Хмельницкий. Если так, то никто не отправит опергруппу, возглавляемую Михеевым, на виллу – другой район, сообщат коллегам, но сначала позвонят самому подозреваемому. А за это время выловят Омарика внизу по течению через недельку-другую. Если вообще найдут...

* * *

– Неужели ты действительно считаешь, что можешь просто взять и уйти отсюда после того, что ты мне сказал, и после того, что тебе сказал я? – спросил Сиявуш Мамедович, глядя на Омара с нескрываемым сожалением.

– Если я сумел беспрепятственно войти сюда, то я и уйду отсюда, господин Ганджиев, уйду, но вернусь, чтобы сделать то, что должен, – ответил Маркиз, спокойно глядя ему в глаза.

В его словах сквозила вполне обоснованная уверенность. Шестеро вооруженных охранников, пытавшихся помешать ему проникнуть в кабинет бывшего шефа, остались лежать на полу. Остальные просто не успели вмешаться, так стремителен оказался натиск их бывшего коллеги. Ганджиев отлично понимал, что Маркиз вполне мог позаимствовать оружие у любого из стражей, и тогда ему, хозяину города, пришлось бы несладко.

Несколько секунд они смотрели друг на друга – старик, положивший руки на массивную столешницу, и стоявший перед ним бывший охранник, пригретый и обласканный сын покойного друга. Ганджиев отвел глаза.

Маркиз тоже посмотрел в сторону, и его взгляд остановился на висевшей на стене вырезанной из дерева картине, изображавшей весьма популярного христианского мученика – пронзенного стрелами святого Себастьяна. Омар пригляделся и увидел, что стрелы на этой картине Heдеревянные, а металлические и очень похожие на сильно уменьшенные копии настоящих стрел.

Деревянные мышцы в тех местах, в которых утонули наконечники этих крошечных стрелок, вздулись бугорками. Маркиз не был знатоком такого рода произведений искусства, но в этой работе чувствовалось, что любая деталь, связанная с физической болью, испытываемой изображенным на нем человеком, выписана с какой-то особенной любовью.

Маркиз не видел раньше этой картины. Скорее всего святой Себастьян – новый шедевр палача: не мог Омар её просто не заметить. Он как зачарованный не сводил глаз с мастерски изображенной фигурки мученика, страдания которого, казалось, ощущал физически.

В его голове вдруг, как на кинопленке, стала прокручиваться только что произошедшая сцена.

– Да, я отдал приказ убить твоего брата, но он должен был понимать, что у него за работа.

Многие люди вынуждены тяжело трудиться, чтобы только на старости лет получить то, что он получал легко уже молодым. А Прохоров... когда чемпион так ломается из-за женщины... Думаю, я избавил его от лишних мучений. Он перестал быть человеком, спился, превратившись в животное.

Артур? От него требовалось только одно: когда случились неприятности – а они могут случиться в нашем деле, – молчать! Неприятности – это обратная сторона той сладкой жизни, которую вел твой брат, это горькая пилюля, которую мужчина должен проглотить не поморщившись, какой бы отвратительной на вкус она ни оказалась... Есть законы, не те, которые легко обходят адвокаты, а те, которые нигде не записаны. Нигде. Тем не менее невыполнение их неизбежно ведет к краху того, кто их однажды принял.

Я был другом твоего отца многие годы. Самые лучшие годы в моей жизни! Сейчас я уже стар, моя жизнь прожита, но я не хотел бы окончить её за тюремной решеткой...

Твой брат поставил под удар жизнь и свободу хороших людей, которые, не щадя себя, трудились, чтобы прокормить свои семьи. Мне пришлось остановить его... Я наказал человека, который убил твоего отца. Большего я уже не мог сделать для Марата. Ты также прекрасно знаешь, что, если бы ты не вернулся из Афганистана, твоей матери до конца жизни не пришлось бы ни в чем нуждаться. Ты вернулся, и я взял тебя на работу. Ты был одним из лучших, но ты прокололся. А я опять дал тебе шанс...

– Да, – прервал Омар монолог своего бывшего босса, – это был мой шанс. Вы сдали мне крапленые карты, но я выиграл, и теперь вы решили, что меня надо убрать...

– Кто сказал тебе об этом?

– Покойный Хоботов. У него не было причин врать мне, он держал меня на мушке и в любую секунду мог спустить курок.