Текст книги "Повелитель демонов (СИ)"
Автор книги: Александр Якубович
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)
– Куда⁈ Что⁈ Не надо! Прошу! Не надо!..
Я заткнул дезертира одним ударом кулака, сломав тому нос. Мужчина жалобно заскулил, попытался даже бороться, но второй удар – уже коленом в живот – умерил его пыл. Соединив пленных веревкой в одну цепь, я привязал их к телеге, после чего наш маленький караван отправился в сторону холмов.
На месте мы оказались к полуночи. В какой-то момент мне пришлось оставить транспорт и вести пленников самостоятельно, придерживая небольшой ларец подмышкой. После я вернулся за Лиан, аккуратно принес тело девочки на вершину холма и, сняв с эльфийки простынь, уложил ее в самом центре алтаря.
Сначала я думал, что нанесу ее печать поверх камня и буду приносить жертвы Нильф прямо на алтаре, но теперь планы изменились.
Воля дезертиров была окончательно сломлена, они даже не сопротивлялись, когда я начал расставлять их по вершинам магической шестиконечной звезды, в центре которой стоял алтарь с телом Лиан. Они покорно вставали на колени, после чего за дело принимались падшие души – призванные руки крепко держали солдат, не позволяя им даже шелохнуться.
Я еще раз проверил, правильно ли лежит тело девочки, как размещена ее печать на спине. Чуть поправил левое плечо, с сожалением заметил, что тело уже окончательно окоченело, пусть я и защищал его своей магией, сейчас оно было больше похоже на небольшое бревно.
Плохо, я опаздываю.
Подняв голову к небесам, я стал ждать. Мне не нужны были свечи, факелы и даже заклинания. Магия, которую я собирался творить, основана исключительно на чистых энергиях. Семислойная печать. Шесть жертв и катализатор в самом центре. Я был уверен, что печать на спине Лиан идеально пропускает магическую силу. Если не получится сейчас, то не выйдет никогда.
Ночь была ясная и безоблачная. Мой опытный глаз подмечал едва ощутимое движение небесной сферы, я видел, как идет по небу луна, а звезды, словно ленивые мухи, ползут на свои места. Там, где они должны быть в момент совершения колдовства. И вот, пора начинать.
С кривым серебряным кинжалом в руке, я шагнул к первой жертве. Ладони падших услужливо задрали голову пленника назад, мужчина тонко пискнул, но я уже стоял у него за спиной и полоснул лезвием по горлу. Кровь хлынула из рассеченных артерий, заливая вершину звезды, в которой стояла первая жертва.
Тоже самое я быстро, но чисто и аккуратно повторил с оставшимися четырьмя пленными. Тихие мольбы и плач, задранная назад голова, короткое и резкое движение ритуального кинжала, брызги крови.
Мой магический конструкт стал напитываться энергией, я чувствовал, как кровь слой за слоем пропитывает мою печать, стремясь заполнить весь многомерный конструкт и привести заклинание в действие. Но им не хватает главного – крови и воли Повелителя Демонов.
Я занял последнюю, пустую вершину шестиконечной звезды и размашисто, в два стремительных удара вскрыл вены на собственных руках.
– Нильф! – прокричал я в ночное небо. – Прими эту жертву и направь мою волю!
Годы, даже десятилетия расчетов. Подготовка, отточенное мастерство, подобранное место и время. Пять человеческих жертв – вполне достаточно для того, что я задумал. И моя собственная, густая, словно масло, кровь Владыки. Главное, чтобы печать на теле погибшей эльфийки сработала так, как я того ожидал, она должна стать тем мостиком, который отделяет меня от седьмой печати.
Иначе все это было напрасно.
Мир вокруг померк, движение звезд и луны остановилось. Стоя в кромешной тьме, я чувствовал, как через разрезанные вены с каждым ударом сердца уходит моя кровь, но лишь продолжал стоять, взывая к Нильф. Именно рука божества должна направить магический поток, только у нее хватит на это сил и власти. Мое дело – подготовить заклинание и сейчас просто молить о благосклонности.
Алтарь, на котором лежало тело Лиан, вспыхнул кроваво-красным светом, я почувствовал, как накопленная звездой энергия изнутри разрывает обсидиан на мелкие части. Но я был аккуратен и последователен, камень должен выдержать, он должен помочь мне сотворить невозможное.
– Нильф! – опять прокричал я во тьму.
Весь контур, расчерченный на холме, вспыхнул черным пламенем, сжирая фигуры моих жертв, окутывая и меня магическим пламенем. Кровь владыки вспыхнула, прожигая землю, я же видел только одно – как все ярче и ярче начинает светиться алтарь.
– Нильф! – из последних сил воззвал я к Третьей Богине, чувствуя, что кровопотеря достигла опасного размера. Еще немного, и я потеряю сознание и просто истеку кровью, прямо тут, на холме, рядом со своим величайшим творением.
Тело Лиан оторвалось от гладкой поверхности алтаря, тонкая сорочка рассыпалась в пыль под воздействием магических потоков. Я видел, как горит вязь странной печати на спине девочки, горит и…
– Ни… – начал я, но закончить не успел.
Алтарь под Лиан с чудовищным треском раскололся, а ударная волна, пошедшая от центра звезды, прокатилась во все стороны, пригибая к земле кривые деревья и вырывая из холмов огромные валуны. Я же стоял, как вкопанный, удерживаемый магическим конструктом, и только наблюдал, как бушует магическая стихия.
А после все стихло.
Тело эльфийки глухо рухнуло на алтарный камень, я же – припал на колено, спешно затягивая подготовленными тряпками раны на своих руках. Пара минут, и я в норме, хотя слабость будет преследовать меня еще несколько дней. Уже закрывая свои раны, я заметил, как сильно углубились мои печати – сейчас они выглядели не как рисунки на ладонях, а как отвратительные прожженные раскаленным железом два клейма. Казалось, еще чуть-чуть, и покажется кость.
Ошарашенно, я сжал и разжал ладонь правой руки, глядя, как натягивается кожа ладони вокруг знака служения Нильф.
Я изучал тайну седьмой печати, чтобы выторговать свое посмертие у Нильф, а в итоге залез в еще больше долги.
И только через несколько мгновений я понял, что седьмая печать мне все же покорилась. Заклинание, которое может нарушить сами законы мироздания, заклинание, которое бросает вызов богам. Невозможное колдовство, с помощью которого можно проигнорировать любой из законов магии.
Я сумел создать седьмую печать, потому что на расколотом алтаре… Я чувствовал жизнь. Настоящую жизнь.
Чудовищной ценой, без подготовки и расчетов, сам того не ожидая, но я вернул Лиан.
«Без подготовки? Ты уверен?» – шепнула порывом ветра мне на ухо Третья Богиня.
«Да», – мысленно ответил я богине. – «Я не знал, что так получится».
«Ты же человек очень аккуратный и последовательный. Как так вышло, что ты не предвидел последствий этого колдовства?»
«Не знаю», – ответил я. – «Я просто хотел проверить, как сработает печать на спине девочки».
Казалось, богиня удовлетворилась моим ответом. Я на самом деле не ожидал, что смогу нарушить один из трех магических законов, ведь каждого, кто подходил к черте слишком близко, ждала мгновенная смерть. Я же его не только нарушил, но и до сих пор мог при этом дышать.
«Но милый мой, если все это – случайность и ты не ожидал такого исхода, то почему тогда ты не приказал охотникам валить лес для погребального костра?», – пронесся над холмом шутливый смешок Нильф, который смешался с тяжелым стоном Лиан.
Интерлюдия. Авелин Лавертен
Путь до столицы Северного Епископата нельзя было назвать быстрым и легким. Когда Авелин вырвалась из лап темного мага, единственной ее мыслью было скрыться от этого чудовища на другом конце света, сбежать в Пустоши или Мертвые Топи, навсегда исчезнуть, чтобы больше нигде и никогда не повстречаться с ним вновь.
Его имя звенело у нее в ушах, его голос не давал ей спать по ночам, и даже когда она достигла Кхеро, клирика пробивала мелкая дрожь от любого шороха, любого порыва ветра.
В тот день, на той проклятой замерзшей поляне, она заглянула не просто в лицо смерти, она познала настоящий Ужас.
Авелин думала, что Бог Света покинул ее, что свет Его никогда больше не озарит ее душу, что касание Его никогда больше не согреет сердце. Но чем дальше она уезжала на восток от проклятой долины, тем легче ей становилось дышать.
В первом же крупном храме она вознесла самую жаркую и самую отчаянную молитву в своей жизни, пытаясь вернуть Свет, который у нее отнял темный колдун. Там же она снарядила посланника для своего начальства, который, используя почтовых и перекладных, устремился на восток впереди нее, неся важнейшее в жизни Авелин донесение.
Ордену Пламени нужно быть готовым, когда она прибудет в родной епископат.
Авелин выросла в одном из многочисленных монастырей Северного Епископата и не знала другой жизни, кроме служения Богу Света. С самых ранних лет она стала послушницей, а после – и полноценной монахиней, отринув все мирское, посвятив себя служению истинному богу. В четырнадцать ее заметил один из аббатов Ордена Пламени, который посещал их женский монастырь с пресветлым визитом. Он разглядел страстную веру Авелин, разглядел в ней касание Света, увидел в ее сердце и Пламя. И предложил стать послушницей Ордена. Довольно быстро девочка стала чтецом на службах, а достигнув определенной духовной зрелости – прошла испытание Пламенем и обучение на клирика Ордена.
Ее называли самой молодой девой-клириком епископата, фавориткой епископа Ритора и даже сам кардинал Хеллер был к ней благосклонен. А сам факт того, что целый кардинал знал о существовании юной девы, говорил о многом.
Жизнь и судьба Авелин были идеальными, пока она не получила это проклятое задание – встретить караван с рабами и проводить пару остроухих на север, к границам Н’аэлора.
– Клирик! – окликнул ее мужчина в черных одеяниях дознавателей Ордена Духа.
Лавертен вздрогнула, но на зов обернулась. Жители столицы Северного Епископата, славного града Теллес, при одном виде черных плащей постарались побыстрее убраться с пути служителей Света, а тут и вовсе улица перед городскими воротами вмиг опустела. Единственное, что успела ощутить Лавертен – полудюжину жалостливых взглядов, ведь тон дознавателя не сулил клирику ничего хорошего.
– Чем обязана, брат? – спросила Авелин, поворачиваясь к черным плащам.
– Клирик Лавертен? – уточнил дознаватель.
У него было изможденное, острое лицо, гладко выбритый подбородок, тонкие губы, редкие русые волосы с большими залысинами на лбу и колючие серые глаза. Типичная болезненная внешность любого из дознавателей. Поговаривали, что Свет их почти не касается, оттого они все как один были похожи на скорбных чахоточных.
– Именно, брат мой, – кивнула девушка, придерживая под уздцы своего коня и переводя взгляд с командира отряда на нескольких боевых аколитов за его спиной.
– Я тебе не брат. Взять ее! – коротко скомандовал своим людям дознаватель.
На Лавертен тут же набросились, ударом короткой тяжелой дубинки, которой обычно орудовали дознаватели, ей разбили губы и чуть не выбили несколько передних зубов, следующий удар, уже в живот, заставил Авелин упасть на колени и стошнить желчью. Она даже не успела ничего сказать в свою защиту – финальный удар дубинкой, по затылку, заставил Лавертен потерять сознание.
Очнулась девушка в камере. Каменный мешок шесть на восемь футов, маленькое окошко под потолком, грязное гнилое ведро в углу. Она ощупала затылок, ковырнула ногтем кровавую корку, которая слиплась с волосами, с трудом разлепила разбитые губы. Хотелось пить, но Лавертен достаточно слышала о методах ордена Духа, чтобы понимать – она попала в серьезный переплет и стакана воды она от тюремщиков точно не дождется.
Кое-как поднявшись на ноги, она подошла к двери и, прильнув к маленькому смотровому окошку, крикнула:
– Эй! Есть кто⁈ Сообщите епископу Ритору или Кардиналу Хеллеру обо мне! Эй!
– Молчать! – прокричали из другого конца коридора, но Лавертен не унималась.
– Слушай! Брат! Отправь посланника к епископу! Тут какая-то ошибка!
В конце коридора послышался шум, после чего прямо перед дверью камеры Лавертен, как из-под земли, появился здоровый амбал со шрамом через все лицо.
– Закрой рот! – рявкнул тюремщик.
– Сообщите… – начала Авелин, но осеклась, когда услышала, как засов уходит в сторону, а тюремщик открывает дверь. – Я говорю…
– Закрыла пасть, еретичка! – взревел тюремщик, замахиваясь короткой дубинкой.
Лавертен вскинула вверх руки, пытаясь закрыться от удара, но это ей не помогло. Тюремщик, как умелый фехтовальщик, чуть оттянул удар назад, отчего дубинка просвистела прямо рядом с рукой и ударила клирика прямо по плечу. Девушка вскрикнула, согнулась, хватаясь за место удара, и тут же получила еще один удар – теперь по спине.
– Сучка! Закрыла рот и сиди тихо! – прорычал тюремщик, пнув напоследок клирика тяжелым сапогом. – Или отведу в общую камеру к мужикам!
Слезы обиды выступили на глазах клирика, но все, что она сейчас могла – тихо стонать от боли и надеяться, что удары тюремщика не сломали ей кости. Потому что если она получит здесь тяжелое увечье – ее дни сочтены.
Очень хотелось пить. Язык девушки распух и перестал помещаться во рту, разбитые губы высохли и еще сильнее растрескались, сознание уплывало.
К концу второго дня Авелин, уже почти потерявшая надежду выйти из застенка дознавателей, услышала, как отодвигается засов двери ее камеры. Приподняв голову, она надеялась увидеть людей епископа, но вместо этого внутрь вошли двое. Одним из них был тот самый дознаватель, который схватил ее на въезде в город.
Клирика молча подхватили под руки и, обессиленную, потащили прочь из камеры, куда-то по коридору. Неужели в пыточную? Чем она заслужила такое обращение? Она была верной слугой Света, послушницей Ордена Пламени, рьяной служительницей. В чем же она провинилась сейчас? За что с ней так обращаются?
Девушку втолкнули в темную комнату, после чего дверь за ее спиной с грохотом захлопнулась.
– Кто здесь? – прохрипела Лавертен, почувствовав движение воздуха в комнате.
Кто-то был рядом, прятался в тени.
– Покайся в своих грехах. Ты поддалась тьме, – послышался голос.
– Я не…
Хлесткий удар по лицу.
– Покайся! – рявкнули из тени.
– Мне не в чем…
Еще один удар, и еще, и еще, пока Лавертен не потеряла сознание.
Очнулась она во все том же каменном мешке, только теперь у двери стоял щербатый кувшин с тухлой водой и лежал кусок заплесневелого хлеба. Авелин стоило огромных усилий потянуться за питьем, девушка едва не выронила кувшин, прислонив щербатый край к разбитым и опухшим губам, ее едва не вывернуло от вони старой, стоялой воды. Но она все же напилась, после, аккуратно размачивая старый хлеб, кое-как поела. Ей нужны силы, это все ошибка, испытание, что послал ей Бог Света, скоро ее хватятся люди епископа и вытащат из этого подвала.
Каждые два-три дня клирика вытаскивали из камеры, каждый раз от нее требовали только одного – покаяться в том, что она отринула Свет и перешла на сторону тьмы. Каждый раз клирик исступленно отрицала свое преступление, и каждый раз теряла сознание от побоев.
Она не видела своего палача, но за долгие недели, проведенные в застенках, уже хорошо выучила его привычки. Левша с тяжелой рукой, чуть прихрамывает. Бьет или кулаком, или короткой дубинкой дознавателей. Всегда целит в голову, по спине или бедрам, но если бьет по лицу, то так, чтобы не поломать кости. Уже на третий допрос она поняла, что с таким подходом ее могут истязать годами – ей не дадут умереть, ее не покалечат, но и выпускать не собираются.
Пока она не раскается в том, чего не совершала.
– Покайся! – в очередной раз прогремело в ушах Лавертен. – Признай, что продала душу тьме!
Клирик сжалась, готовая принять очередной удар. Уже привычно, она перекатилась на другой бок, чтобы на левом бедре не осталось большой, болезненной гематомы. Все равно побои не давали ей спать, но, поворочавшись на холодном каменном полу камеры, она все же находила положение, в котором могла уснуть хотя бы на час-другой. Но это только если она будет аккуратна и внимательна во время допроса, равномерно принимая удары вопрошающего.
– Мне не в чем каяться. Бог Света со мной, – тихо прошептала клирик, готовясь принять очередной удар дубинкой.
Хуже всего стало, когда за ней не приходили почти неделю. Пару раз, пока она спала, тюремщик приносил кувшин с водой, но только это – больше никаких допросов, больше никаких избиений.
И это означало только одно – ее решили казнить, больше вариантов не оставалось.
Когда были силы, клирик молилась, исступленно и искренне, она взывала к Богу Света, молила его о помощи, но, казалось, Он ее больше не слышал. Она больше не чувствовала его теплой силы, его озаряющего присутствия, его покровительства. Тогда, в Кхеро, ей показалось, что Свет вернулся к ней, но сейчас Лавертен ощущала себя брошенной пустой оболочкой, треснувшим сосудом, который совершенно бесполезен. Ее мольбы не уходили дальше стен каменного мешка, в котором оказалась девушка.
Когда дверь в камеру открылась, Авелин уже была готова к смерти. Была готова взойти на костер и принять уготованную ей судьбу. Наверное, так будет и правильнее – кто она без ее служения, без ее цели? Лишь отступница. Ей стоило умереть на той поляне, попытаться дать бой Тьме и колдуну, принять мученическую гибель. Вместо этого она предала Орден, предала своих товарищей, стала выполнять задание колдуна. Наверное, в этом ей и надо было покаяться, наверное, этого от нее требовали. Но поняла это клирик слишком поздно.
Дверь в камеру все также зияла распахнутым проемом, в коридоре виднелся огонек чадящего фонаря, но ни дознавателей, ни тюремщика. Только пустота и тишина.
Не понимая, что происходит, девушка, словно дикий зверь, подкралась к двери. Это проверка? Очередная уловка дознавателей? Очередная пытка?
Нет уж, им не удастся ее провести.
Лавертен отползла в дальний угол своей камеры и, поджав под себя колени, уселась напротив распахнутой двери. Она не облегчит им задачу, не даст повода подозревать еще и в побеге. Бежать будет только виновный! Нет! Она, клирик Авелин Лавертен, была невиновна, ей не в чем было каяться! Она выжила, она принесла дурную весть, но весть необходимую. Кардинал должен узнать о том зле, что обитает в горной долине недалеко от границ Брима, она все сделала правильно!
Дверь оставалась открытой всю ночь, а когда клирик все же сдалась и задремала, то по пробуждению обнаружила себя опять запертой. Видимо, это на самом деле была проверка.
Когда же в коридоре послышались тяжелые шаги нескольких человек, она почти с облегчением вздохнула. Или новый допрос, или казнь! Больше никаких уловок! Но каково же было ее удивление, когда она увидела на пороге своей камеры помощника епископа.
– Встаньте, клирик, – сухо сказал мужчина.
Недоверчиво посмотрев на сановника, Авелин все же поднялась на ноги, стыдливо отворачивая изуродованное многочисленными побоями лицо. Ей претила сама мысль о том, что столь высокий человек видел ее в подобном неподобающем виде.
– Ваше высокопреподобие… – начала Лавертен.
– Пойдемте, клирик, – мотнул головой мужчина, выходя в коридор. – Вас ждут.
Грязную, в изорванной одежде, изможденную, ее повели узким коридором. Она ожидала, что сейчас они окажутся во внутреннем дворе тюрьмы Теллеса, но за очередной дверью она увидела внутреннее убранство центрального храма города. Родные стены, знакомые ей колонны, высокие своды, под которыми она провела множество служений. Она была в самом сердце Северного Епископата, как же она не могла почувствовать Свет⁈ Как она не поняла⁈
Вздрогнув от внезапно посетившей ее мысли, Лавертен спешно опустила голову и засеменила за помощником епископа. Она не достойна находиться здесь. Ее место – на костре, а не в этих святых стенах.
У главного алтаря, выполненного в форме огромного трезубца с факелами на концах, стояли двое. Весь зал же был отлично освещен, на каждой стене и колонне горели лампы и свечи, в этом месте не было ни единого угла, где могла бы затаиться тень.
От яркого света Лавертен резало глаза, но девушка старалась держаться. Неужели, она выдержала это испытание твердости ее духа и ее веры⁈
Епископ – а это был именно Ритор – скользнул по ней взглядом. Мужчину же в длинном плаще со знаком ордена Пламени она, вроде как, не знала. Со спины было не понять.
– Клирик Лавертен… – протянул сановник, когда девушку оставили у подножья алтаря, перед тремя высокими ступенями, а сопровождающие скрылись за колоннами.
Девушка рухнула на оба колена перед епископом, боясь поднять голову.
– Ваше преосвященство…
– Встань, дитя, – внезапно донеслось от фигуры, стоящей к ней спиной.
Мужчина неспешно повернулся и в груди Лавертен похолодело. Черная повязка на левом глазу, исполосованное старыми шрамами лицо, на цепи через всю грудь – окованное серебром писание Света, на поясе – меч и боевой молот-чекан.
Перед ней стоял один из трех верховных паладинов Ордена Пламени, брат Леннарт Неопаляемый.
На лице паладина не было никаких эмоций. Ни интереса, ни раздражения. Его единственный глаз, казалось, вовсе смотрел сквозь Лавертен, отчего клирику хотелось съежиться и стать на самом деле невидимой. Он был настолько выше ее страданий и терзаний, настолько чище и непогрешимее, настолько ближе к вере, что буквально ощущался ею, как высшее существо, живое олицетворение мощи и нелицеприятного, чистого гнева бога Света.
Неловко, Лавертен кое-как поднялась на ноги, в очередной раз смутившись из-за своего неподобающего вида. Как она может стоять тут, у самого алтаря, вся грязная, в крови, перед такими людьми⁈ Даже подняться на костер было бы не так мучительно.
– Я вызвал брата Леннарта из столицы, едва пришло твое послание, – сказал епископ. – Мы хотим узнать правду.
– Ваше… – начала Лавертен, но закончить не успела.
– Покайся, – прозвучала привычная фраза, от которой клирик вздрогнула.
Она подняла глаза на паладина, который истязал ее все эти недели, но не увидела на его лице гнева или отвращения. Он просто выполнял свой долг, подвергал сомнению чистоту маленького клирика, которого покинул свет.
– Я могу рассказать, что случилось со мной и моими братьями после прибытия в Гирдот… – начала Авелин.
После клирик рассказала все, что могла вспомнить. Как они ждали караван, как преследовали какого-то мелкого колдуна, как допросили его, как обнаружили след девочки, который привел их в горную долину.
– Местные немного могли рассказать об этом колдуне, обычно отмалчивались, – тихо, безжизненно рассказывала Лавертен, устремив свой взгляд на один из факелов на алтаре, – так что когда мы узнали, где прячется эльфийка, то решили ее захватить.
– Тогда и погиб твой отряд? – спросил епископ.
– Да, ваше преосвященство.
– Кто это был? – спросил Леннарт. – Тот самый колдун?
Клирик нервно дернула головой.
– Он появился из-за деревьев, совершенно обычный человек. Мужчина средних лет, с одним мечом. Мы были уверены, что… Его было невозможно остановить, невозможно коснуться. Он просто прошелся и… вырезал весь мой отряд.
– В донесении ты писала, что колдун передал с тобой какое-то послание, – напомнил Леннарт. – Почему ты согласилась служить силам Тьмы?
– Я не соглашалась служить, это он так назвал это. Послание. Но это… Я поняла, что это важно, в тот момент сам мир вокруг померк.
– Что? – раздраженно спросил епископ. – Что такого сказал тебе какой-то колдун Западных земель, что ты трусливо бежала с поля боя, клирик? Отвечай!
Лавертен перевела взгляд на епископа и увидела, что Ритор не верит ей. Считает ее просто маленькой девочкой, которая струсила. Это читалось по недовольному изгибу его губ, по надменному взгляду. Ведь она всего лишь женщина, что она может в бою?
– Он потребовал передать кардиналу, что убийство моего отряда – плата за вторжение в его дом. Что мы нарушили договор. И поплатились за это.
– Договор с темным колдуном⁈ Чушь! Вздор! – вспыхнул Ритор. – Что это вообще за наглец⁈
– Это…
Лавертен назвала имя. Свет во всем храме на мгновение померк, сотни свечей, зажженных в светильниках, потухли, факелы же прибило, как при сильном ветре и устоять смогли только самые большие, те, что горели на алтаре и в его непосредственной близости.
Епископ Ритор испуганно схватился за сердце, сразу же начав шепотом молиться, Лавертен же едва устояла на ногах – настолько Тьма прорвавшаяся в храм Света, была гнетущей.
Только паладин Леннарт не шелохнулся. Мужчина бросил презрительный взгляд на епископа, который сейчас в ужасе, сбивчиво, лепетал себе под нос, после спустился со ступеней к Авелин и, положив тяжелую ладонь на плечо клирика, сказал:
– Больше не смей произносить это имя, даже вспоминать его.
– Но… Кто это?..
– Просто следуй за мной, – ответил воин Света, после чего молча двинулся на выход.
– Куда? – прошептала клирик, догоняя паладина.
– Куда? – невесело усмехнулся Леннарт, и это была первая эмоция на лице мужчины за все это время. – Нам немедля нужно в столицу. Ты предстанешь перед Его Святейшеством. Ибо предсказано, что грядет великая Тьма.
Интерлюдия. Королева Ирен
– Зачем ты пришел?
– Моя госпожа…
Эрегор вышел из тени и встал посреди рабочего кабинета королевы Ирен. Точнее, так сама королева называла ту часть Великой Библиотеки, которую она когда-то облюбовала и превратила в свой собственный уголок. Как говорила своим поданным сама Ирен, свитки и книги, в разы старше ее самой, давали ей одновременно покой и надежду, уверенность и силы. Мудрость предков, история Н’аэлора и всего континента была аккуратно записана на этих листах и выставлена на полки, только потяни руку и вот, ты совершил тысячелетнее путешествие и смотришь на мир чужими глазами.
Было тут и множество фолиантов написанных рукой самой правительницы, но ей было далеко до своих предшественников – на ее век не выпало больших войн и потрясений, так что большинство записей Ирен походили на амбарные книги народа Вечного Леса.
Правда, в последнее время на столе королевы чаще лежали древние, почти рассыпающиеся от старости манускрипты, записи, о существовании которых даже она, хранительница знаний и истории народа Н’аэлора раньше не догадывалась.
– Зачем ты пришел, Эрегор? – повторила свой вопрос Ирен.
Тонкие линии лица, острый подбородок, чуть раскосые, хищные глаза. Тонкие руки, густая копна серебристых волос, алые губы. Даже по меркам эльфов, как темных, так и светлых, Ирен обладала особой, холодной красотой. Все это только подчеркивалась острым умом и стальным характером Ирен, который достался ей от отца. В ее честь были написаны сотни песен, за право взять ее за руку были готовы расстаться с жизнью. Эльфы исступленно, почти фанатично были влюблены в свою королеву, как мужчины, так и женщины, а она словно одинокая звезда, не подпускала к себе никого слишком близко. Никого, кроме Эрегора. Но и это было в прошлом. Жрецы храма Третьей потребовали казнить Эрегора за то, что он сделал с пятью магами своего народа. Спасло от плахи или вечного изгнания его только то, что эти жертвы были добровольными, а также то, что эльф уже понес частичное наказание от Владыки Демонов. Ведь пустая глазница, отсутствие уха и шрам через все лицо говорили ярче любых слов. Он был покрыт вечным, несмываемым позором, который принял сам, и даже если жрецы Нильф и сама богиня простят Эрегора, народ Н’аэлора никогда не забудет совершенного им преступления. Он сам позаботился об этом, приняв наказание темного мага.
Бывший капитан рейнджеров стоял перед своей правительницей, вытянувшись в струну. На изуродованном лице Эрегора не было никаких эмоций, единственный глаз смотрел строго вперед, поверх головы королевы.
– Говори, с чем пришел, – сдалась Ирен, царственно махнув пальцами и опуская глаза на свиток.
– Мой отряд перехватил остатки отряда Мордока, они не пересекли даже линию наших северных границ, – сказал Эрегор.
– Ты уверен, что до мятежного генерала не дойдут вести о твоем учителе? – уточнила королева.
– Уверен.
– Хорошо, – кивнула Ирен. – Что-то еще?
– Моя госпожа, мой отряд…
– Сборище отбросов, – отрезала королева. – То, что они живы, лишь моя милость и прихоть.
Эрегор потупился. После его возвращения из Гирдота многие требовали лишить капитана головы, но королева оказала ему последнюю услугу – заступилась и предложила продолжить службу, если он на самом деле любит Н’аэлор.
Только теперь никакой элиты, никаких лучших бойцов, никакого почета и отличного жалования. Она определила Эрегора в пограничье, командовать отрядом провинившихся и преступников, и направила в самое опасное для эльфа место – служить в Шивалор. Но даже там, на самом острие пограничья, Эрегор умудрился найти себе достойное задание. Ликвидация остатков отряда генерала-командующего Мордока, который побывал в Гирдоте и повстречал Владыку.
Последнее, что нужно Ирен – провоцировать его. А еще ей не нужна полномасштабная война между Мордоком и темным магом, а она слишком хорошо знала, во что это может вылиться. Мужчины никогда не могут удержать себя в руках, поступить мудро, сделать шаг назад и пропустить мимо себя идиота. И пусть хозяин горной долины был старше ее самой, он все равно оставался мужчиной. Если Мордок узнает о произошедшем, то рано или поздно придет в Гирдот с армией, там начнется бойня, а пока девочка живет с колдуном, этого допустить нельзя.
Может, стоило рассказать ему, кого он приютил в своей башне? Даже вопреки воле Нильф? И пусть Третья сама бы разбиралась с этой проблемой…
Ирен усмехнулась своим мыслям. Временами она начинала думать о Нильф как о живом существе из плоти и крови, но это не так. У богов свой замысел, который она сейчас откровенно не понимала. Со стороны все выглядело так, будто бы Третья нарочно стравливала Н’аэлор и долину, хотя и народ темных эльфов, и владыка поклонялись именно Нильф. В этом не было смысла, в этом не было логики, только если… Нет, это все домыслы. Пытаться постичь замысел богов – путь к безумию. Сейчас Ирен может только купировать последствия и следить за тем, чтобы никто не приближался к долине Владыки Демонов. Она же дождется подходящего момента для того, чтобы поговорить с ним, лично. И все объяснить.
Эрегор же принял усмешку королевы на свой счет. Щека бывшего командира нервно дернулась, но в остальном эльф сумел сохранить невозмутимость.
– Ты мог бы сообщить эти вести с обычным посланием, – сказала Ирен. – Незачем было проникать во дворец, если тебя поймают, мне придется отрубить тебе голову.
– Не все в вашей гвардии считают гнев Храма Третьей в мою сторону до конца обоснованным, госпожа… – сказал Эрегор.
Старый хитрец. Прямо сейчас он показал Ирен, что до сих пор обладает достаточной властью и авторитетом, чтобы беспрепятственно проходить, куда ему вздумается. Даже в ее личный кабинет с таким вот незначительным донесением. Пока Ирен официально не признает его изгоем, то и все прочие будут смотреть на опалу Эрегора сквозь пальцы. Какой же глупый финал его истории! Он был для Ирен незаменимым соратником и ее доверенным лицом, только ему она могла поручить столь сложное задание. Но, к сожалению, даже непобедимый Эрегор не справился с ним.
