Текст книги "Евангелие от космонавта (СИ)"

Автор книги: Александр Владимиров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

Они вышли из кинотеатра и теперь направлялись в какой-нибудь ресторанчик перекусить. На Майкле были белоснежные брюки и голубенькая рубашка с коротенькими рукавами, на Барбаре шикарное вечернее платье. Сейчас девушка ворчала, то и дело, ругая Роберса. И все из-за того, что он из всех фильмов, которые шли в это время в городе, выбрал самый худший.

Но вскоре она прекратила это занятия, когда до их слуха донеслась легкая веселая мелодия. И оставшуюся дорогу молчала, словно воды в рот набрала и заговорила только около недорогого китайского ресторана.

– Давай сюда зайдем, – предложила Барбара, останавливаясь.

– Давай зайдем, – согласился Майкл, припоминая, что кормят тут отменно, к тому же по скромным ценам.

Они открыли дверь, и тут же зазвонил колокольчик, привязанный над дверью. Вскочил на ноги пожилой официант, что в одиночестве дремал в пустом зале ресторана. Уставился маленькими глазками на вошедших посетителей и проговорил, коверкая английскую речь:

– Что желает господина?

– Мы, хотели бы поужинать, – проговорил Роберс, предлагая подруге присесть за первый у самых дверей столик.

– Вот меню господина, – сказал китаец, протягивая пергаментный лист.

Майкл в него даже не взглянул. Усадив Барбару, он сел напротив и произнес, только одно лишь слово:

– Фирменное.

– Хорошо добрый господина, – сказал официант и удалился на кухню.

Барбара не удержалась и взяла, валявшееся меню. Стала читать. Майкл уставился в окно. Там на улице еще был народ. Люди спешили, кто домой, кто к любовнице. Но, ни один из них не изъявил желания свернуть в китайский ресторан и составить им компанию. Минут через пять улица опустела. Стало не интересно разглядывать, и Роберс взглянул на Барбару, та вновь скучала, и казалось еще чуть-чуть и она разразится криками.

Ситуацию спас китаец, что возник перед их столиком как из-под земли.

– Ваш ужин господина. Что вы и ваша дама будете пить?

– Виски мне и девушке. – Автоматически проговорил Майкл, когда понял, что тут подают либо чай, либо рисовую водку, было поздно. Китаец вновь исчез.

Роберс открыл крышку, закрывавшую поднос и… С тарелки на него уставилась (другое слово тут просто не подошло) зубастая пасть венерианского цветка. Майкл дотронулся до нее вилкой. Челюсти разомкнулись и….

Море набегала на пустынный берег, оставляя на желтом песке, белые барашки пены. Майкл сидел почти у самой воды. Ни Атлантика и не Тихий океан вдруг понял Роберс. Да и одет он теперь не в белые брюки и голубенькую рубашку. Из одежды: туника и сандалии. Шлем валяется где-то в стороне.

– Пора Клавдии, – произнес чей-то голос, знакомый и незнакомый одновременно. Казалось, что он уже его слышал, но при этом, ни как не мог понять, кому тот мог принадлежать.

Роберс развернулся, но, ни какого Клавдия не увидел, зато заметил человека назвавшего его этим странным и непривычным именем. Это был римский легионер во всем облачении.

– Пора Клавдии, – повторил он, – Марк Антоний повержен. Клеопатра, – тут легионер выругался, – не пришла со своим флотом. Да и Антоний ошибся со своим маневром. Он словно декурион с наскока хотел уничтожить флот Октавиана. А она не пришла, – и вновь ругань в адрес Египетской царицы.

– И где же теперь легионы Антония? – поинтересовался Майкл (Клавдии), – где теперь Тиберии, где?

Роберс и сам не понял, откуда он знает имя этого воина, что сейчас стоял перед ним, опираясь на копье.

– Легионы разбиты, первый консул бежал, а сам Антоний мертв. Покончил с собой. Он ни как не мог простить себе ни поражения, ни гибели Цезаря, ни предательства Клеопатры.

Майкл помнил, как когда-то Цезарь сам познакомил кавалериста Антония со своей египетской любовницей. Потом было убийство императора. Брут. Бегство декуриона от Октавиана. И бурная любовь полководца к египетской царице. Тогда казалось, что все дай срок будет по-другому. Но все пошло не как задумывалось и в итоге, сидел Клавдий на берегу и слушал Тиберия.

Майкл поднялся с песка. И только тут разглядел легионы преданные ему, Клавдию. Проскользнула мысль пойти и отомстить. За себя, за Цезаря и за Антония. Надел на голову шлем, который ему любезно протянул Тиберии и прокричал:

– Легион к бою!

И тут же погрузился в пропасть….

– Сегодня мы казним, царя Иудейского, – изрек Пилат, наливая себе в бокал, отличного красного вина, из провинции родной Италии.

Майкл, оторвался от кубка и спросил:

– Ирода?(12)

– Причем здесь Ирод, он не царь иудейский, и к тому же давно мертв. Он был лишь обычной пешкой в политике Рима. Сейчас же я имею в виду некоего Иисуса из Назарета, сына плотника Иосифа и Марии. О том, про которого все говорят, что он царь Иудейский.

Понтий Пилат сделал глоток вина, так, что оно потекло по скулам, и сказал:

– Одно я не пойму Аврелии, – обратился прокуратор к Майклу. – Вроде он царь их, и вроде "сын божий". Так зачем же они хотят его убить. Ведь я лично предложил выбрать, кого казнить – вора Варраву или Иисуса. Они предпочли оставить в живых первого. Разве это правильно? Они предпочли, понимаешь, Богу – вора.

Пилат сделал глоток из кубка и продолжил:

– Но закон, есть закон. Сегодня Иисуса из Назарета казнят на холме Голгофа.

– А потом будут слезы и проклятье в наш адрес, – вставил Майкл.

– Вот-вот, как будто это мы распяли его, а не они. – И прокуратор махнул рукой в сторону улицы, откуда доносились восторженные крики иудеев.

Майкл отпил вина и сказал:

– А, потом он воскреснет….

– Да, так они утверждают, сыны Израиля.

– Понтии, будь другом, дай мне посмотреть на казнь…

– Хорошо Аврелии, для друга все что угодно….

Мученика Аврелии (Майкл) разглядел издалека. Тот двигался медленно среди толпы к горе. Народ, собравшийся вокруг него, что-то кричал. Неожиданно Иисус остановился и посмотрел на них. Окрики смолкли, и тут Майкл увидел, как кнут римлянина пару раз коснулся спины мученика, чуть левее и чуть правее креста, что волок тот.

Сын бога видимо, сжал зубы, так как до Аврелия не донеслись его стоны. Казалось, он понимал, что не первый и не последний кто погибнет на этом холме.

Майкл добрался до толпы, почти на самом верху горы. Рядом стояла группа иудеев, что закрыв глаза, о чем-то просила бога.

Солдаты отобрали у мученика крест, и тот упал на жесткую землю.

Затем положили распятие на землю, сорвали с Иисуса тунику, оставив его в одной набедренной повязке. Велели лечь на крест и только после этого стали заколачивать гвозди в руки и ноги.

– Отец, – простонал израильтянин, – отец прости их, ибо не ведают, что творят.

Боль пронзила руку Майкла, он поднес ее к глазам и увидел выступившую из неизвестно откуда образовавшейся раны кров. Но сейчас было не до этого, американцу хотелось увидеть, как это было, и он вновь взглянул на казнь.

– Отец, – простонал израильтянин, – отец прости их, ибо не ведают, что творят.

Легионеры медленно стали поднимать крест. Потом опустили крест в яму.

И тут Майкл увидел, лицо этого мученика. На него с креста, смотрел он сам…

*****

Майкл открыл глаза, это был лишь сон. Венероход медленно качало при движении.

– Ну, наконец-то проснулся, – проговорил Бережанов.

– Мне снился древний Рим, – ответил тот, – мне снилась казнь Иисуса. И, у Иисуса было мое лицо.

Валентин Петрович наморщил лоб и сказал:

– Не стоило нам рассуждать позавчера о боге, вот тебе и снятся сны.

– Знаешь, Валентин, – проговорил Майкл, протирая глаза, – я вдруг понял, Иисуса убили сами израильтяне. Они могли его спасти, но не захотели…

Бережанов на секунду задумался, не зная как поступить в данную минуту. То ли сказать Роберсу, что не обращал бы он внимания, то ли попытаться истолковать, что сие могло значить. Поэтому он выбрал компромисс, произнеся:

– Эх, не стоило нам с тобой вчера рассуждать насчет Бога. Ты человек впечатлительный вот и приснилось. С кем не бывает. Поговорят о чем-нибудь, книжечку интересную прочитают, а потом всю ночь всякая ерунда снится. Хотя с другой стороны, это может быть и знаком. Ведь кто его знает, может и существует Создатель. А вот как он выглядит, одному ему и известно. Может, как старик с седой бородой, может как Высший разум, а может ее как, но только подходящего определения для его образа до сих пор не придумано.

Роберса вдруг осенило. Он дождался, когда Валентин Петрович перестанет говорить и произнес, так приглушено, почти шепотом:

– Знаешь Петрович, я вдруг понял, что Иисуса убили, если это можно так назвать, не римляне и даже не Понтий Пилат. Им, то это зачем? Какая разница, кто будет руководить Иудеей – потомок Ирода или сын плотника, главное чтобы земли те не бунтовали и деньги в казну Рима исправно отчитывали. Иисуса убили сами израильтяне. Один за тридцать серебряников продал, другие своей волей могли спасти, но не захотели. Почему они выбрали Варавву, почему?

– Если бы я знал, – вздохнул русский. – Тогда глядишь и жизнь проще была бы. Но как говориться: все, что не делается – все к лучшему. А сейчас давай-ка, Майкл, прекращай, а то в следующий раз и не такое приснится.

Оставшуюся дорогу ехали молча. Роберс о чем-то думал. Даже достал из ранца блокнот. Бережанов взглянул в его сторону и улыбнулся. Пусть записывает, глядишь, когда старым станет, мемуары напишет или исторический роман. Затем вновь продолжал, следит за дорогой, опасаясь налететь на упавшее дерево. Через час предложил Майклу занять его место, а сам, после того, как тот выполнил его просьбу, решил немного вздремнуть.

Разбудил его Роберс на рассвете, когда на экране монитора появилась "Солнечная". Огромная серебристая сферическая крыша огромного сооружения громоздившееся на фоне первозданной природы, сейчас на экране было чуть больше дюйма. И это лишнее по своей структуре на этой планете здание было освещено почти сотней галогенных прожекторов, что висели на стенах, у самого свода.

– Сколько до него ехать? – поинтересовался американец.

– Час. Считай, что уже приехали. Я еще чуточку подремлю, а ты свяжись с начальником станции. Доложи, что мы подъезжаем. Пусть готовят встречу. – Зевнул, положил голову на спинку кресла. Закрывая глаза, вспомнил, – Кстати, начальника "Солнечной" зовут Майдан Ибрагимович Понтиашвилли.

Майдан Ибрагимович Понтиашвилли был грузином. Родился он в начале двадцать первого века, в те тревожные годы, когда бывшие государства некогда могущественного Советского Союза пошли своими дорогами. Поклонник Украины и сторонник оранжевой революции Ванно Понтиашвилли, когда у него на свет появился первенец, не задумываясь назвал того в память о событиях развернувшихся в Киеве – Майданом. Но какова бы не была ненависть отца к Российской федерации, после того как грузинский Наполеон – Михаил Сокашвилли был свергнут, все же посоветовал своему, на тот момент единственному отпрыску мужского пола, отправиться в Звездный городок, где проходил отбор для полета на Луну. Не попав в состав первой экспедиции на спутник Земли, Майдан Ибрагимович был зачислен в основную группу, что готовилась к полету на Марс. Все изменилось, когда стало известно, что Венеру собираются колонизировать, несмотря на слишком большое давление на поверхности планеты, его перевели в отряд Бережанова, с которым Понтиашвилли нашел общий язык. Вот только личная жизнь пятидесятилетнего грузина не сложилась. Его жена за несколько лет до полета к Венере, а ей предусматривалось место в экипаже, погибла (по глупости) в автомобильной катастрофе. Именно тогда понимая, что, то может просто пропасть, Валентин Петрович, видя не дюжий характер Понтиашвилли предложил того на должность начальника второй станции на Венере. И что удивительно, но руководство пошло на встречу.

Пока Бережанов похрапывал в кресле, Майкл щелкнул тумблером и проговорил в микрофон:

– "Солнечная"! "Солнечная"! Вас вызывает венероход "Стремительный"!

Вернул рукоятку в положение приема и стал ждать ответа. Сначала была тишина, потом вдруг раздался приятный женский голос:

– Венероход "Стремительный", мы вас слышим, "Солнечная" ждет от вас указаний.

– В связи с нештатной ситуацией на "Туманной", до полного снятия там карантина, нам приказано временно разместиться на вашей станций и провести исследования, всего того, что было обнаружено в ходе экспедиции.

Наступила длительная тишина, казалось, что там, на "Солнечной" решалась их судьба. Майклу даже на пару секунд показалось, что время просто замедлило свой бег. Он уже решил, что им откажут, как вдруг все тот же голос произнес:

– Шлюз номер пять! Северная сторона.

На экране монитора Роберс минут пять пытался определить, где именно находится этот шлюз. Наконец определил и направил венероход в нужном направлении.

"Интересно, а почему именно "Солнечная"? – подумал американец. – Ведь солнечный свет почти ни когда здесь не бывает. Будь моя воля, назвал бы ее "Гейзер", – решил он, – вон их, сколько в окрестностях".

И действительно гейзеров в районе "Солнечной" было не мало. То тут, то там в небо вырывались струи горячей воды. Отчего на такой местности приходилось постоянно маневрировать. И на путь, который венероход по прямой преодолел бы за три минуты, было затрачено времени больше. Майкл остановил машину у шлюза и стал ждать. Во избежание ЧП, он был закрыт. Роберс вновь включил связь.

– "Солнечная", венероход "Стремительный" находится у шлюза номер пять, прошу вас запустить внутрь станции.

– Доступ разрешен.

Даже через стенки венерохода Майкл разобрал раздававшийся шум от поднимающихся ворот. Те медленно со скрипом поползли вверх. В образовавшемся проеме горел свет.

Вскоре проем открылся полностью, космоисследователь завел двигатель и венероход въехал в помещение. Когда он уже был внутри, Роберс отключил двигатель и разбудил Бережанова.

– Ну, вот и дома Валентин Петрович, – проговорил Майкл.

– Почти дома, – поправил его Бережанов. – Почти.

Позади венерохода, раздался шум, стали закрываться ворота шлюза. Когда их нижняя часть вошла в герметичные пазы, космоисследователи выбрались из венерохода. Затем взяв ранцы, с образцами направились в переходной отсек. Лишь только после того, как в шлюзе с помощью вентиляторов воздух Венеры был заменен на Земной, их впустили на жилую часть станции.

Быстрая санитарная обработка одежды, и вот они уже шли на встречу с Майданом Ибрагимовичем.

* * *

Слабый теплый ветерок, создаваемый вентиляторами, бродил по оранжерее станций. Под ветвями апельсиновых деревьев, а садовникам "Солнечная" удалось их здесь вырастить, стояла маленькая деревянная беседка, сооружение, сколоченное из досок от ящиков, в которых когда-то доставили оборудование. Как помнил из разговоров с Майданом Ибрагимовичем, Бережанов помнил, что это самое любимое место того на станции. Только здесь грузин на некоторое время забывал о смерти супруги.

Когда исследователи пришли в сад, Понтиашвилли был уже в беседке. Он сидел за столом и смотрел, как кипит самовар. Увидев входящих гостей, поднялся и произнес:

– Чай будете?

– Чай это хорошо, я не пил его с отъезда с "Туманной", – проговорил Валентин Петрович.

– А тем более такого, какой люблю я.

– Цейлонской? – спросил Роберс.

– Вай, обижаешь! Грузинский, дорогой! Только грузинский!

– Майдан откуда у тебя здесь грузинский? – удивился Бережанов.

– С Земли несколько ящиков привезли. До следующей поставки должно хватить.

Понтиашвилли обнял их, как это было принято у него на родине. Вернулся к самовару, что привезен был с Земли. Говорили, что он был подарен супругой Майдану Ибрагимовичу, и многие удивлялись, как это напоминание о женщине помогало забыть, о ее гибели. Налил в стаканы с серебряными подстаканниками, предложил сахар, который тут же последовал в чай. И лишь только после этого грузин потребовал рассказать о тех событиях, что происходили на "Туманной". Хотелось уточнить, с чем связан карантин, введенный на первой базе. Единственное, что сделал после поступления информации с "Туманной" Майдан Ибрагимович, так это приказал проверить периметр станции.

– Бережёного, бог бережет. – Пояснил он. Затем налил себе еще один стакан чая и спросил, – Значит, вы нашли следы другой цивилизации?

– Да мы нашли, предмет, указывающий, что здесь на Венере, по крайней мере, когда-то существовала, а может и сейчас существует цивилизация. Он сейчас находится, в лаборатории, и ученые уже колдуют над ним, – проговорил Бережанов, – а биологи изучают цветок, напавший на Роберса.

Медленно помешивая в стакане чай, Роберс смотрел на деревья. Они были земными, резкое отличие сразу же бросалось в глаза. Странно было, что они навеяли воспоминания, прошедшие в прошлом. Опять возникла Барбара, на этот раз ее образ ее слился с оскалом цветка.

Майкл вздрогнул. От внимания взгляда Майдана Ибрагимовича не ускользнуло это движение, и он спросил:

– Что с вами, Майкл?

– Да вот вспомнилось нападение цветка. В дрожь бросило.

– Ни чего, это пройдет. Хороший чай снимает стресс…

2

Прошло несколько дней с того момента, как персонал «Солнечной» приютил космоисследователей с «Туманной».

За все это время, не считая первого дня, когда Майдан Понтиашвилли устроил праздничный обед (сославшись на грузинское гостеприимство) в честь гостей, Валентин Петрович постоянно ходил в лабораторию, лично следил за работой ученных, что сейчас возились с "булавой", привезенной Бережановым и Роберсом. Причем делал это не по одному разу в день, надеясь первым узнать тайну загадочного жезла.

Никто и не предполагал там, на Земле, что на Венере понадобятся специалисты по археологии. Отчего и оказались на станции, скорее случайно, чем умышленно, двое ученых, что практиковались в этой области. Остатки огромной цивилизации на Марсе, в этом никто не сомневался. Одни только каналы да лицо, чего стоили, а тут на Венере, вряд ли она когда-то была заселена разумными существами. И климат не тот, и давление. Ну, какой дурак согласится проживать в Аду?

Да вот только цивилизация существовала, об этом свидетельствовал хотя бы странный предмет, что каждый день обследовали на различных устройствах Степан Егоров и Карл Майер. А так как на Венере никто не вел археологических раскопок, так как считалось это дело пустой тратой времени, русский с немцем просиживали за микроскопами, колбами и спектроанализами. Именно в сборе спектральных данных и прочих проб, собранных в ходе обследования жезла, заключалась на данный момент их работа. Снятие с него проб почвы, спектральный анализ воздействия углерода, хотя если честно от этого анализа здесь на планете было меньше всего проку. Пытались установить возраст хотя бы деревьев с использованием дендрологических приспособлений. Как заметил Егоров в беседе с Понтиашвилли, что местные деревья, если не гибли от ураганов, жили как минимум чуть дольше эвкалиптов.

– Если, – сказал тогда Степан, – на Венере когда-то и была жизнь, то эти самые деревья застали ее в самом развитии.

Причем он произнес тогда, скорее, в качестве сравнения. И вот все поменялось.

День начинался, как обычно и не был ни чем непримечателен. Они, как всегда с самого утра, начали возиться в лаборатории. Свет неоновых ламп освещал небольшую комнату, в самом дальнем конце станции, когда-то в этом месте был склад, но Майдан Ибрагимович предложил переделать его для ученых. Появление Валентина Петровича не вызвало ни каких эмоций. Его присутствие уже стало для обоих археологов чем-то обыденным.

– Ну, как? – спросил космоисследователь

Егоров, который стоял, склонившись над прибором, по которому бегали разноцветные полосы и цифры, развернулся и посмотрел на Валентина Петровича. Взгляд у того был такой, словно Бережанов влез в святую святых науки, чем заставил космоисследователя остановиться в дверях, решая остаться или уйти, но неожиданно Степан произнес:

– Пока ничего. Пока только удалось узнать, что этот жезл состоит на пятьдесят процентов из золота, сорока процентов из платины, пяти процентов серебра и пяти процентов незнакомого нам металла. Правда, есть небольшое радиевое скопление в нижней части, пол или даже меньше процента. Так что если бы вы были "черным археологом", вы бы Валентин Петрович были бы одним из самых богатых людей в мире. Да и еще, вроде бы внутри он пуст. Как будто это обычная безделушка, вполне возможно, носила символическое значение. Ну, как скажем у украинских казаков булава – символ власти.

Он замолчал и опустился на стул стоявший рядом.

– Можно только додуматься, – со вздохом произнес он, для чего "булава" предназначалась. Вполне возможно, что только, что предложенная мной версия про казаков окажется тождественной.

– Символ власти? – Уточнил Бережанов.

– Вполне возможно, – согласился Степан.

– Но, в любом случае, – вставил молчавший все это время Карл, – его могло создать только разумное существо.

– Ну, на этот счет я не сомневаюсь, тут не надо иметь пять пядей во лбу, что бы понять это! – рассмеялся Валентин Петрович – вы лучше скажите, когда он примерно был изготовлен?

Карл задумался, почесал за ухом. Посмотрел на жезл, который лежал на столе, и сказал:

– В данной области точность определения времени составит, я имею время изготовления, пятидесяти процентной от состояния спектроскопической структуризации металлической актавиата жезла.

Фраза явно была не понятна для Бережанова, и Степан это сообразил, отчего сразу же перебил:

– Скажем проще, ему может быть лет сто – двести, но точность эта только пятидесяти процентная. Единственное, что точно можем сказать, в почве планеты он пролежал лет, скажем так пятьдесят, плюс минус год. То есть если бы в прошлом век, мы совершили высадку на Венеру, я имею в виду с человеком на борту, мы бы могли застать хозяев жезла живыми, – закончил Степан Игоревич.

Бережанов взглянул на ученых и понял, что те говорят серьезно. Выходило, когда он еще был в планах у родителей, а вполне возможно даже когда делал только первые шаги под стол – Венера была обитаема, но потом в течение какого-то периода, вполне возможно, нескольких лет все изменилось. Валентин Петрович встал, подошел к столу и взял в руки булаву. Впервые за время своего пребывания на "Солнечной" космоисследователь вновь держал этот приятный предмет из холодного металла в руках. Гладкая, отполированная вещь вполне возможно около ста лет назад, вот так же находилась в конечностях (может они ни капли не походили на руки) неведомого для землян гуманоида.

– То есть лет шестьдесят-пятьдесят, а может и тридцать назад Венера была еще обитаема? – спросил он.

– Скорее всего. Причем мне кажется, мысль о том, что на Венере еще она могла сохраниться, со счетов, лично я, сбрасывать не стал, – ответил Егоров.

– То есть? – Переспросил Бережной.

– Вы фантастику читали в детстве? – полюбопытствовал у него Степан.

– Баловался.

– А, Метро 2033?

– А что это?

– Роман. Действие, которого происходит в подземных коммуникациях Москвы.

– Я понял, – воскликнул вдруг Бережанов, – вы полагаете, что была катастрофа. Неважно какая, но заставившая жителей Венеры уйти под так сказать землю. Я прав?

– Совершенно верно. И пока мы не обнаружим подтверждения, что венерианцы все до одного вымерли, от этой версии отказываться было бы – не разумно. А теперь Валентин Петрович верните булаву на место.

Бережанов хотел было уже это сделать, но оступился. Жезл выскользнул из его рук. После чего драгоценная вещица сделала в воздухе замысловатый кульбит, стукнулась о край стола и упала на металлический пол станции. Неудачное падение привело к тому, что верхняя часть жезла каким-то странным образом отошла в сторону, из образовавшегося отверстие на пол проецировался луч, создавая трехмерную модель города, лежащего в ущелье гор.

– Ё-моё! – воскликнул Бережанов.

– Так вот он, какой секрет жезла, – пробормотал Карл, не отводя глаз от дивной картинки.

– И это точно не Земной город, – прошептал Степан.

– Это Венера, – подтвердил Бережанов, наклонился и поднял жезл. – Я уверен!

Валентин Петрович присел, поднял жезл с пола и положил аккуратно его на стол. И город теперь уже лежал на крышке. Изображение было таким четким, что Бережанову показалось, что он может разглядеть траву.

– Вот именно та загадка, которую в жезле вам нужно было найти, – проговорил он. – Или нечто такое.

Карл взял с лабораторного стола жезл в руки. Теперь он казался ему не булавой, а простым фонариком, стал его рассматривать.

– Ага, – воскликнул он, – Валентин первое падение, там, в лесу, повредило замок на крышке, вот, почему мы не могли его открыть раньше.

– Возникает вопрос, – проговорил Бережанов, – как же произошло, что мы не могли открыть? А сейчас он открылся?

– Там в лесу, когда "жезл" упал, замок заклинило. Второе же падение вообще привело к окончательной поломке замочка. Увы, – продолжал Майер, – починить его на данном этапе мы не сможем. Жезл будет теперь работать постоянно. Или пока не кончится энергия источника, на котором он работает.

– Можно ли выключить это изображение? – уточнил Валентин.

– Можно, но мне кажется не стоит. Теперь мне допустим, ясно для чего внутри его был радий, – воскликнул вдруг Карл, – это источник питания "карты". Так что если сделать специальный ларец, мы не будем видеть карту постоянно.

Бережанов, нежно, забрал в руки жезл. Стал его теперь аккуратно вертеть в руках. Изображение не пропадало. В зависимости от расстояния, на котором находился прибор от стола, менялось изображение города. Складывалось впечатление, что если его навести на равнину, то посредине равнины возникает город, фата-моргана такая. Валентин спроецировал изображение на стол и стал рассматривать город.

Небольшой город, ну с населением, по земным меркам, триста тысяч, лежал в урочище гор. Странные пирамидальные дома располагались в правильной геометрической прогрессий. В его центре была круглая площадь с расходящимися, как лучи солнца, улицами. По всему периметру, это круглый город был обнесен крепостной стеной, с цилиндрическими башенками. Где-то в нескольких, тут было трудно определить расстояние, находилось нечто напоминавшее аэродром.

– Загадочный город, – проговорил Валентин Петрович.

– Вот бы его найти! – молвил Егоров.

– Найдем! – сказал Бережанов, – Дай срок, найдем.

* * *

Между тем на "Туманной" шла санитарная обработка помещений.

Молодцов, когда выполнил свою часть работы, завалился на диванчик и уснул. Вроде было желание рисовать, но усталость взяла свое. Сейчас его сон был без сновидений, а когда-то на Земле ему снились цветные сны, но потом, после посадки на Венере, они куда-то испарились.

Считал себя Игорь Семенович в последнее время несчастным человеком. Как ему казалось, его никто не любил, хотя если признаться, он считал, что характер у него просто замечательный, но вот только для полного счастья этого было явно мало. Его весь просто отпугивал противоположный пол. Женщины в нем почему-то видели только друга, ну, или на худой конец товарища. Поэтому всю свою любовь Молодцов в основном изливал на кота, ну и выплескивал в свои произведения.

Иногда видя, как свернувшись калачиком, тот спал у него в каюте, он просто завидовал Барсику черной завистью. Вот кто-кто, а именно кот, наверное, видит цветные сны. А еще он завидовал Перчикову. Вадик был красавец мужчина, женщины к нему просто липли. Мачо, одним словом. Вот и Ванесса поглядывала больше на электронщика, чем на Игоря Семеновича. Но, увы, Перчиков, к несчастью всех женщин был однолюб. Ну, не получился из него Казанова.

Проснулся Молодцов, потянулся. До ежедневного обхода оставалось время, и он решил немного порисовать. Взял палитру, подошел к холсту. С помощью тонкой кисточки стал наносить заключительные мазки, придавая тем самым портрету Вадима Перчикова фотографическое сходство. Однажды Молодцов попробовал нарисовать портрет Валентина Петровича с помощью компьютера. Даже заказал привезти графический планшет, но когда его получил, понял, что нет ничего лучше кисточек и красок. Невозможно было заменить тот запах, что витал в его комнате. Друзья даже подшучивали, что Игорь Семенович просто токсикоман.

Неожиданно Молодцов остановился. Положил кисть и задумался. В голове вдруг возник образ кота.

"А, почему бы ни нарисовать его" – подумал Игорь Семенович. Положил палитру, подошел к тумбочке и извлек оттуда лист бумаги. Поискал карандаш. Подточил его и начал рисовать кота, на память.

Когда эскиз был готов, Игорь отложил листок. Снял холст с портретом Перчикова, а на мольберт водрузил новый. Быстро нанося штрих за штрихом начал рисовать.

Когда человека посещает вдохновение, он готов творить, и шедевры возникают на ходу.

В дверь постучались, и, получив приглашение, к нему вошел Перчиков. Увидев, как Молодцов рисует кота, тот просто восхитился.

– Я вижу, – проговорил он, – что кот стал твоим вдохновением.

– Я думаю, повесить этот портрет здесь, – тут Игорь оглядел каюту, пытаясь выбрать место, где тот будет находиться, но не нашел, – или нет, я лучше подарю его Ванессе.

Вадим присел на диван и стал наблюдать, как творит мастер. Конечно, нет ничего хуже, когда кто-то стоит за твоей спиной и смотрит, как человек работает. Перчиков хотел было уйти, но не смог найти в себе сил. Молодцов не обращая на того внимания, наконец сделал несколько штришков и сказал:

– Ну, вот портрет готов.

Он посмотрел на часы, и продолжил:

– Мне пора на обход, а твой портрет я закончу завтра. Кстати можешь отнести картину Ванессе.

Когда они вышли из комнаты, то пошли в разные места. Вадик шел к Ванессе. Та по-прежнему была в своем кабинете. Войдя в кабинет, он увидел, как девушка вносила последние данные в компьютер о Хундуре. Она оторвала взгляд от монитора и посмотрела на вошедшего человека. Думала сначала, что пациент. Может, у кого голова разболелась, но это был Перчиков.

– Я рада тебя видеть, – проговорила она.

– Вот Молодцов просил тебе подарить, – сказал Вадим, и извлек из-за спины портрет кота.

Женщина взяла в руки картину и, посмотрев, сказала:

– Барсик.

– Да Барсик, кот где-то сейчас бродит по станции, вот Игорь и нарисовал его по памяти.

– Как похож.

Она взяла картину и сказала:

– Ну что пошли, попьем чайку.

Они вошли во вторую комнату. Ванесса налила чаю с лимонами и повесила портрет на стену.

– Я только что позвонила Яузе, и сообщила о снятии карантина.

* * *

Пришло сообщение с "Туманной" и Бережанов засобирался домой. Как бы ни хорошо было в гостях, но дома все же лучше. Пока Роберс возился с венероходом, нужно было проверить машину перед дальней дорогой, Валентин упаковал артефакт венерианцев в специально изготовленный для транспортировки ларец. Затем направился к Майдану Ибрагимовичу, где почти целый час уговаривал, чтобы тот отпустил с ними Карла Майера и Степана Егорова. Оба археолога просто просились принять участие в предстоящей экспедиции к потерянному городу. Но упрямый кавказец, ни за что не желал отпускать их, но Бережанов настоял на своем и тот вынужден был уступить только Егорова, но с одним маленьким условием.