Текст книги "Подвиг Антиоха Кантемира"

Автор книги: Александр Западов

От автора

В книге рассказано о человеке, жившем более двух с половиной веков тому назад. Это – Антиох Кантемир, замечательный поэт начала XVIII века и талантливый дипломат (1708–1744).

Слово «подвиг» возникло в ходе изучения жизни и творчества Кантемира. И если читатель, закрывая книгу, согласится с ним, это будет лучшей наградой автору за труд.

Двадцати с небольшим лет Антиох Кантемир принял участие в политической борьбе русского дворянства с олигархическим правлением Верховного тайного совета. Выступая в поддержку прогрессивных реформ, проведенных в царствование Петра I, он пишет сатиры на хулящих учение, на зависть и гордость дворян злонравных, защищает просвещение, науку, право писателя критиковать общественные пороки.

Как русский резидент (в России так именовался дипломатический представитель в иностранном государстве) в Англии и Франции, Кантемир, защищая интересы России, противостоял английским министрам братьям Уолполам, опытнейшему первому министру Франции кардиналу Флери и отлично выдержал испытание ума и воли. Он с честью представлял за рубежом передовую русскую культуру, удивляя лондонских и парижских знакомцев своими знаниями, широтой интересов, тактом, тонкостью обращения.

Подвигом были и его литературные труды. Кантемир положил начало новой русской литературе, придав ей светский характер, основал сатирическое в ней направление, усовершенствовал силлабическое стихосложение, расширил словарный запас русского языка, в примечаниях к своим стихам развернул поистине университет культуры, введя множество ценных сведений, обогащавших кругозор читателей. Кантемир перевел с французского языка трактат Фонтенеля «Беседы о множестве миров», с греческого – стихи Анакреонта, с латинского – поэзию Горация.

Вся его жизнь на чужбине была подвигом. Он провел в Лондоне и Париже двенадцать лет, ни разу не получив дозволения приехать на родину, и, так и не повидав ее, после тяжелой болезни умер на тридцать шестом году.

Сатиры и другие стихи Кантемира при его жизни в печати не были. Их знали переписанными от руки. Невелика и посмертная слава поэта.

В основе повествования лежат литературные произведения Кантемира, краткий обзор которых кажется автору положительно необходимым в книге о писателе, а также служебные документы, реляции, письма, воспоминания современников. Английская, французская, итальянская, греческая речь передаются русским языком.

Автор выражает глубокую благодарность Е. П. Соколовой, оказавшей ему большую помощь в работе над книгой.

Воинские подвиги шумят и блестят, гражданские темны и глухи.

Толковый словарь В. И. Даля

Глава 1
Сто строк истории

Антиох Кантемир происходил из богатой и знатной семьи молдавских владетелей-господарей. Его предки были, вероятно, татарами, и фамилия Кантемир в несколько иной огласовке могла произноситься Хан Тимур – как звали бесстрашного вождя кочевников, завоевавшего в XIV веке Среднюю Азию.

Придунайские княжества Молдавия и Валахия в конце XVII века находились под властью турок. По условиям договора 1700 года между Россией и Турцией крепость Азов перешла в русское подчинение, стали укрепляться молдавско-русские связи.

Дед поэта, Константин Кантемир, был господарем Молдавии в 1685–1693 годах, и турецкий султан посылал ему из Стамбула свои распоряжения. Предупреждая возможную измену, султан имел обычай одного из сыновей или братьев господаря держать при себе, и с 1688 года заложником жил в Стамбуле отец поэта, князь Дмитрий Константинович Кантемир (1673–1723). Не теряя времени даром, он усердно читал, учился и прошел курс в учебном заведении для православной молодежи – Патриаршей школе, находившейся в турецкой столице.

Обучение в этой школе носило религиозный характер, там изучали священную историю и творения отцов церкви, но вся обстановка была проникнута ненавистью к туркам, и Кантемир вполне разделял общее направление взглядов. Неприязнь к султану не помешала ему, однако, изучать турецкий язык, знакомиться с жизнью, бытом, культурой народа, собирать сведения об истории Турции. Он бывал в посольствах европейских держав, беседовал на политические темы с их сотрудниками, встречался с послом России Петром Андреевичем Толстым. Кроме того, Дмитрий Кантемир принимал участив в борьбе за пост молдавского господаря, которую вел его брат Антиох с местным боярством и с валашским господарем Брынковяну, желавшим расширить свои владения за счет соседнего княжества.

Во имя чего велась эта борьба? Чем дальше, тем яснее Дмитрию Кантемиру становилось, что счастливое будущее Молдавии может быть обеспечено только ее союзом с Россией, Порукой тому была прямая и решительная политика Петра I в Причерноморье.

В 1699 году Дмитрий Кантемир был обвенчан с Кассандрой Кантакузен, дочерью валашского господаря Шербана Кантакузена, состоявшего в близком родстве с фамилией византийских императоров. От этого брака произошли, в порядке старшинства, дочь Мария и сыновья Матвей, Константин, Сербан, или Сергей, и Антиох, родившийся в 1708 году (впрочем, некоторые источники приводят в качестве даты и 1709 год).

После разгрома шведской армии под Полтавой в 1709 году король Карл XII бежал к туркам. Он поселился в Молдавии, в предместье города Бендеры. Петр I требовал его выдачи, но турки не поддались на уговоры и угрозы. Тем временем Карл XII подбивал султана выступить против России. К войне склоняли его также Англия и Франция, и они добились своего. В ноябре 1710 года Турция объявила войну. Посол России был посажен в Семибашенный замок и не скоро вышел оттуда.

Русское правительство принялось поднимать против султана славянское и христианское население Турции, рассылало грамоты по сербам и черногорцам. Оно рассчитывало также на валашского господаря Брынковяну, с которым существовал военный союз, молдавский же господарь князь Дмитрий Кантемир выступил на помощь русским войскам. В апреле 1711 года между Россией и Молдавией был заключен договор, по которому молдаване переходили в русское подданство, отказывались платить дань турецкому султану, и наследственными господарями в стране утверждались Кантемиры.

Военные действия начались летом 1711 года. В городе Яссы 24 июня был устроен торжественный прием в честь Петра I.

Французский бригадир Моро де Бразе, принятый полковником в русскую службу, чей рассказ о Прутском походе Петра I Пушкин перевел для своего журнала «Современник», тогда же видел князя Кантемира и описал его так:

«…Он был среднего роста, сложен удивительно стройно, прекрасен собою, важен и с самой счастливой физиономией. Он был учтив и ласков; разговор его был вежлив и свободен. Он очень хорошо изъяснялся на латинском языке, что было весьма приятно для тех, которые его разумели» [1]1
  Пушкин А. С. Полн. собр. соч. в 10-ти т. 4-е изд. – Л., Наука, 1978, т. 8, с. 302.


[Закрыть].

В Яссах был опубликован манифест о переходе Молдавии под власть русской монархии, население выказало свою радость и на приглашение записываться добровольцами для помощи русской армии откликнулось семнадцать тысяч человек. Дмитрий Кантемир встал во главе молдавских полков. Валашский же господарь Брынковяну помогал Турции. Брынковяну нарушил договор с Россией – не подготовил продовольствия для русской армии, чем значительно ухудшил ее положение.

Турецкие войска числом 190 тысяч человек в июле перешли Дунай и на берегу реки Прут близ местечка Станилешты окружили 40-тысячную русскую армию. Три дня вели они атаки, неся тяжелые потери – янычар выбыло из строя до восьми тысяч, – но и оборонявшимся пришлось нелегко. Полки Петра I не имели продовольствия, фуража, боеприпасов, огромное численное превосходство турок заставляло русского царя искать путей к мирному договору.

Условия мира были тяжелы. Командующий турецкой армией от имени султана потребовал выдачи князя Кантемира, однако Петр I решительно отказался это сделать. Русские войска покинули Молдавию с оружием в руках и с развернутыми знаменами, но Азов опять возвращался Турции, а Таганрог и другие крепости, выстроенные русскими, подлежали разрушению. Россия обязывалась не вмешиваться в польские дела и соглашалась на возвращение в Швецию короля Карла XII, проживавшего нахлебником у султана.

Молдавский господарь князь Дмитрий Кантемир и с ним четыре тысячи молдаван ушли с полками армии Петра I. После подписания мирного договора они приняли русское подданство и были поселены неподалеку от южных границ государства. Князь Кантемир оставался для них государем и судьей.

Потеря Азова была, конечно, досадна, однако законченная как бы то ни было война на юге давала возможность Петру I обратить все силы и внимание на север, чтобы развернуть там широкие боевые действия против шведов.

Молдавия снова подпала под господство турок, которые правителями этого княжества стали назначать греков из константинопольского предместья Фанара – фанаристов – на трехлетний срок. Это были не господари, а турецкие губернаторы молдавского княжества.

Глава 2
Отец и сын

Оценив способности Дмитрия Кантемира, Петр I привлек его на службу в качестве одного из своих помощников и постарался вознаградить за недвижимость, потерянную в Молдавии, – назначил членом Сената, предоставил дом в Москве и дом в Петербурге, подарил имение близ Курска. Пенсия князя составляла 6000 рублей в год.

В 1719 году Дмитрий Кантемир, шесть лет назад потерявший супругу, женился на шестнадцатилетней княжне Анастасии Ивановне Трубецкой, дочери фельдмаршала Ивана Юрьевича. Князь Иван Трубецкой при начале Великой Северной войны был захвачен в плен и провел в Швеции восемнадцать лет. Содержался он там с должным почетом. Матерью Анастасии была шведка, отпустившая дочь с отцом в Россию.

Петербургский дом Кантемиров на берегу Невы сколотили на скорую руку – в стенах зияли щели, капель сверху мочила костюмы, портила кушанья. Но в комнатах всегда были гости, подавалось множество блюд, приготовленных по рецептам молдавской, турецкой, русской и шведской кухни. Красавица хозяйка на русском, немецком и шведском языках угощала собравшихся и после обеда открывала танцы. Князь Дмитрий Кантемир, не скрывая ревности, следил за каждым ее движением. Четверо сыновей разносили бокалы с вином. На младшем из них, Антиохе, была форма Преображенского полка – он числился солдатом и уже привыкал к службе.

Князь Дмитрий Кантемир прославил свое имя как ученый. Ему принадлежит ряд крупных трудов, по своему типу являвшихся совершенной новинкой для русской и западноевропейских литератур. В 1710 году он составил «Историческое, географическое и политическое описание Молдавии», вышедшее в 1771 году на немецком, а в 1789-м у Новикова – на русском. Одновременно он работал над большим оригинальным трудом «История образования и падения Оттоманской империи». Стараниями его сына Антиоха эта книга была переведена на английский язык и издана в 1734 году в Англии, в 1743 году – во Франции, затем вышла в Германии в 1745 году. В России – в 1828 году. Книга получила широкую известность, ее знали Байрон, Виктор Гюго, писатели и художники знакомились по ней с Востоком, с ее страниц черпали они отдельные эпизоды и различные детали для своих произведений.

Научные заслуги князя Дмитрия Кантемира оценила Берлинская Академия наук, избравшая его в состав академиков.

Не чужд был князь и участия в спорах на религиозные темы. Прочитав книгу Феофана Прокоповича «Первое учение отрокам» (1720), он возразил автору в анонимном письме, получившем распространение среди читателей. Феофан, писал Дмитрий Кантемир, неправильно толкует догмат о первородном грехе; он полагает, что бог осудил людей на страдания и смерть только за прародительский грех: Адам и Ева ослушались господа, сорвали по наущению Змея без спросу яблоко – и были тотчас изгнаны из рая. Однако смысл этого эпизода иной – нехороша оказалась человеческая порода, первые люди обнаружили природную свою испорченность, и дурные качества от них преемственно переходят к потомкам из поколения в поколение. И не за прародительский грех, а за собственные недостатки и дурные навыки осуждаются люди на погибель и смерть.

Феофан критики не терпел. Он оспаривал поправку ученого князя:

– От таких любопретельных совопросников не следует ли, что простые люди, боясь нравственной порчи детей своих, не захотят им давать полезное наставление и желание царского величества видеть людей образованными вотще будет высказано? С таким грубым неискусством как дерзати приступать к учительскому делу и судить чтения богословские?

Теологический спор Феофан перевел в административное русло и предложил не огорчать государя Петра I. Оппоненту пришлось замолчать.

Антиох знал об этом споре, но Феофану историю его не открывал.

Устав Петра I "О наследствии престола империи Российской", предоставлявший государю право по своей воле выбирать себе наследника, пришелся по нраву князю Дмитрию Кантемиру. Задумав делить между детьми свое мнение, князь в завещании исключил старшего сына Матвея из числа наследников, а среди остальных трех братьев – Константина, Сербана и Антиоха, ибо сестра их Мария в расчет не принималась, – просил государя выбрать наиболее способного к наукам и службе и ему передать майорат – всю наследственную недвижимость.

Что и говорить, пытливым умом, знаниями, талантом всех братьев опережал младший – Антиох. Он много читал, изучал языки, занимался науками, и отец мог надеяться, что Петр I при знакомстве с молодыми князьями сумеет оценить младшего и назначит наследство ему.

У Антиоха были домашние учителя – грек Анастасий Кондоиди, в 1719 году назначенный Петром I на государственную службу в Духовную коллегию, и выпускник Славяно-греко-латинской Академии в Москве Иван Ильинский, знаток древнерусской письменности, умевший писать стихи. Живя в Петербурге, Антиох Кантемир занимался с профессорами Академии наук, брал уроки математики у Бернулли, физики – у Бильфингера, истории – у Байера, нравственной философии – у Хр. Гросса. В свои юношеские годы Кантемир начинает сочинять стихи, составляет и печатает указатель к псалмам Давида "Симфония на псалтырь" (1727), переводит с латинского языка историческую хронику Константина Манассии, с французского – письма итальянца Джиовании Паоло Марана о Париже и Франции, четыре сатиры Буало.

Не ожидая указа, Антиох в 1724 году подал государю прошение. Он писал, что имеет крайнее желание учиться и способен, зная латинский язык, снискать многие науки – историю, географию, юриспруденцию, математику, а между делом и рисование миниатюр. Эти науки способнее изучать в знаменитых академиях окрестных государств, но денег на поездку нет, о чем царскому величеству известно. Того ради не повелит ли государь отпустить его, Антиоха, в окрестные страны для приобретения наук и не пожалует ли великодушно хотя малое что на его иждивение?

Государь не прислал Кантемиру ничего и в окрестные академии не отпустил.

Не пришлось Петру I за другими делами заняться и выбором наследника среди братьев. Через год он умор, и завещание Дмитрия Кантемира осталось неисполненным. Дети его владели тем, что им досталось, совместно, не прибегая к дележу.

Свою часть наследства или добавления к ней старалась получить и вдова Анастасия Ивановна. В 1724 году она потребовала у пасынков четвертую часть недвижимости – но они отказали: в завещании было сказано, что муж наградил жену имениями при жизни, с тем чтобы после его смерти она не брала бы ничего.

Вдова в 1725 году обжаловала отказ в Сенате – и вышло решение отдать ей четверть из недвижимых имений мужа. Однако решение это не исполнялось. Через три года, очевидно по жалобе вдовы, Сенат вновь рассмотрел дело и вынес второе постановление, подтверждавшее первое. И опять вдова не получила ничего.

Это произошло потому, что Константин Кантемир в 1727 году стал мужем дочери князя Дмитрия Михайловича Голицына, члена Верховного тайного совета, и стараниями тестя был утвержден единым наследником своего отца. Он вступил во владение всем движимым и недвижимым наследием Кантемиров, принял власть над десятью тысячами крепостных крестьян и не только отказался выполнять решение Сената, но и возбудил в Юстиц-коллегии иск против мачехи за ее неправильные претензии.

Князь Дмитрий Михайлович Голицын был членом родовитой семьи, происходившей от великого литовского князя Гедимина. Он получил хорошее образование, ездил за границу, занимал в 1701–1706 годах пост Чрезвычайного посла России в Константинополе и в Польше, потом, в 1707–1718 годах, служил воеводой и губернатором в Киеве, был президентом коммерцкол-легии, заседал в Сенате. Библиотека его в подмосковном имении Архангельское состояла из нескольких тысяч книг на разных языках и равных себе в России не имела.

Богат был князь Голицын, знатен, умен, книги читал – а жадность не мог в себе побороть, доходы желал увеличивать, пользуясь властью своей в государстве, за что и принял кару, как то вскоре обозначится.

А князь Антиох Кантемир был хоть и знатным, но бедным человеком. Судьба его также скоро обрисовалась, причем не без участия князя Голицына.

Глава 3
Начало

1

Вернувшись с караульной службы, Антиох медленно обретал любимое им состояние одиночества и покоя.

Он припомнил вчерашний разговор со старшим братом. Матвей, смеясь, дразнил его:

– Ну, отец за бумагами и книгами ночи просиживал – понятно. Хотя и сбрил бороду, моложе не стал. Не очень-то Настенька его жаловала. А тебе-то для чего себя изнурять? Всех книг не перечитаешь, а жизнь уходит. Богатства они тебе не принесут.

Антиох вздохнул. Да, в двадцать лет он хорошо понимал, как беспределен путь познания. Непрестанно читая, каждый день открывая для себя неизведанное, стремясь постичь его, он нередко отчаивался, досадуя на несовершенство человеческого ума.

Антиох не обольщался относительно своего будущего. Ученые занятия, к которым он испытывал влечение, не сулили ни богатства, ни славы. Судьбы ученых мужей припомнились ему. Признание приходило к ним не скоро, нередко после смерти. Путь их был наполнен великого труда, жизнь подвергалась насмешкам преуспевающих глупцов. "Почему власть имущие так боится просвещения? – грустно думал Кантемир. – Вероятно, потому, что богатство и чины чаще добывают обманом, преступлением, жестокостью, подлостью, нежели добродетелью. Просвещенный человек способен осознать причину зла, изобличить виновного. Даже покорность его сомнительна и опасна, ибо он всегда неполной презрения к насильнику".

Кантемир почувствовал нетерпеливое желание писать, ставшее в последнее время привычным. Только это занятие давало ему возможность утвердить себя и свою правду в мире, для него чужом и враждебном.

Перья на столе Антиоха всегда были аккуратно очинены: сын во всем подражал отцу. Присев на краешек кресла, он взял одно из них, обмакнул в чернила и вывел: "На хулящих учения". Секунду подумав, прибавил: "К уму своему".

Стихи слагались быстро, рука Антиоха едва успевала записывать:

 
Уме слабый, плод трудов недолгой науки!
Покойся, если хочешь прожить жизнь без скуки:
Не писав дни летящи века проводити,
Можно и хвалу достать, хоть творцом не слыти.
Противно учение, творец немил, чаю,
Когда чту книгу кому – говорит: скучаю!
 

Антиох вспомнил о своих братьях – Матвее, Константине, Сербане, с трудом переносивших годы ученья. Теперь, будучи на свободе, они с упоением предавались радостям бытия, посмеиваясь над младшим братом.

Антиох не сердился на них. Он думал о том, с каким почтением говорил о государе Петре I отец, видевший в нем покровителя своих ученых занятий. Князь Дмитрий Константинович обсуждал с царем прожект создания в России университета на манер европейских. Не успели они осуществить задуманное: обоих нет в живых.

Кантемир провел две черточки внизу страницы, проверяя пригодность пера, но писания не продолжил Что-то вдруг удержало его.

Молодой царь, внук Петра I, четырнадцатилетний мальчик Петр II, имел отличных учителей, среди которых были профессора Санкт-Петербургской Академии наук. Один из них Христиан Гольбах, секретарь Академии, бывавший в доме Кантемиров, рассказывал, что мальчик поначалу проявлял немалые способности в науках, однако Меншиков, а затем Долгорукие мешали его занятиям, напоминая о делах государственных, которые, впрочем, за него вершили с большою охотою, предлагая юному Петру II царские развлечения взамен царских обязанностей: охоту, парады, попойки.

Антиоху вдруг так живо представилась возможность царя установить в стране разумный порядок, при котором ученые мужи почитались бы первыми людьми в государстве, были бы государственными советниками, справедливостью, бескорыстием и мудростью снискавшими всеобщее уважение, что он крепко зажмурился, желая продлить видение златого века.

Пришла затем в голову дерзкая мысль – просветить царя, заставить его подумать о лучших в России людях, жаждущих честно служить отчизне, но лишенных такой возможности, осмеянных и забытых. Но как сказать об этом? Решение пришло само собой. Антиох улыбнулся. Есть старый верный способ: желаемое выдать за действительное, польстить, не пытаясь даже отдаленно приблизиться к истине. Не станет же царь отказываться от того, что на словах все почитают достоинством, а на деле в грош не ставят.

 
Аполлон не слабу в нем ощутил защиту,
Видел того самого чтяща его свиту,
И под сенью милости его всем обильно
Тщится множить Парнаса жителей он сильно.
 

Кантемир остался доволен написанным.

"Странно человек устроен, – подумал он. – Приобретя познания в науке и искусстве, он начинает дорожить ими пуще всех других ценностей. Но почему же тогда человека никогда не тяготит невежество?

Приближенные молодого царя не устают его нахваливать за тягу к знаниям, но все это сплошное притворство. Пустые карманы ученых отпугивают куда сильнее, нежели пустые головы богатых невежд.

Злобную ненависть вызывает у знати ученость, потому что она порождает свободомыслие. Довелось мне повидать ханжей, самозабвенно перебирающих четки, но ни на секунду не забывающих о своих доходах".

Антиох испытал неодолимое желание заклеймить их навеки, изничтожить жалом сатиры. Перо вновь заскользило по бумаге:

 
Епископом хочешь быть – уберися в рясу,
Сверх той тело с гордостью риза полосата
Да прикроет; на шею повесь цепь от злата,
Клобуком покрой главу, брюхо бородою.
Клюку пышно повели нести пред тобою…
 

Антиоху было радостно, он спешил скорее предать бумаге то, что складывалось сегодня в голове с такой удивительной легкостью, наполняя его сознанием своой силы и ощущением счастья.

Воображение подсказывало ему все новые детали: вот он, мнимый служитель бога, сидит, развалясь, в карете. Никто не в силах рассмотреть спрятанную под пышной одеждой завистливую и властолюбивую душу ненавистника науки. Да, церковь более печется о своих доходах, чем о просвещении. Что ей наука?

Выписи для прихожан делать прибыльнее, чем сочинять проповеди, которые служили бы совершенствованию их душ.

Мысли опережали перо. Каждая строчка сама по себе укладывалась в тринадцать положенных слогов. Он их и не считал вовсе.

Антиоху была знакома лютая злоба знатных невежд, которые за деньги могли купить себе видимость всех добродетелей, глухо преследуя тех, кто на самом деле почел возможным приобрести их трудом и самоотречением.

Излюбленное средство нападения недругов науки на ученых мужей – обвинение их в ереси, расколах, безбожии.

 
Ереси и расколы суть науки дети;
Больше врет, кому далось больше разумети;
В безбожие приходит, кто над книгой тает,—
Говорит тот, кто и сам мало бога знает…
 

В это время дверь в его комнату приотворилась.

– Можно к тебе? – весело спросил Матвей и, не дожидаясь ответа, вошел. – Все сидишь читаешь?

Антиох инстинктивно загородил локтем исписанный лист.

– Никак сам сочиняешь? Да по-русски! – отметил

Матвей, все-таки рассмотрев ровные строчки стихов. – Печатать будешь?

– Не знаю.

– Сделай милость, не печатай! – деланно взмолился брат. – И без того книг столько издают, что скоро не останется бумаги, чтобы на ночь кудри завить.

– Тебе бы только о кудрях думать! – заметил Антиох и с бережливой лаской провел рукою по переплету тома Горация.

Матвей взял книгу со стола.

– Право, – сказал он, – я и двух денег за него не дам. И тебе не посоветую. Пудру не на что купить, не то что книги. Рексу задолжал за кафтан, с Егором за сапоги второй месяц не могу расплатиться. От книг только одни расходы, доходов не дождешься. Брось ты эти пустые занятия, послушай моего совета, я ведь тебе добра желаю.

Антиох, ни слова не говоря, вынул из рук Матвея томик Горация, водворил его на место. Матвей еще несколько минут поддразнивал брата, но, заметив, что Антиох явно не в духе, оставил его в покое и ушел, с осторожной насмешливостью прикрыв дверь.

После ухода Матвея Антиох долго не мог взяться за перо.

"Почему люди превыше всего ценят деньги и земные блага? Разумеется, из грамматических правил кафтана не сошьешь, а бедный человек всегда не прав. Люди, стремящиеся познать тайны природы, вызывают у невежд насмешку, поскольку богаче от этого не становятся", – думал Кантемир.

Стемнело, и теперь он не спешил записывать, но молодая память цепко держала слагавшиеся стихи. Ему было хорошо, покойно одному в наступивших сумерках, среди дорогих сердцу книг, со сладкой тайной своих занятий.

Вошедший со свечами камердинер Василий заставил Антиоха недовольно поморщиться. Через несколько минут он привык к освещению, но его больные глаза уже устали. Доктор часто повторял Антиоху, что нельзя работать при свечах.

С любовью посмотрел Кантемир на полки с книгами – мертвыми, но верными своими друзьями. Товарищи-офицеры часто упрекали его за то, что он забывал ради книг живых друзей, отказываясь даже послужить

Бахусу – в офицерском кругу неслыханная добродетель! "Вино, – убеждали его, – веселит душу, отвлекает от тяжких дум, дружит людей между собою".

"О пьяницах, хулящих учения, я обязательно напишу в конце сатиры. Только все это завтра. На сегодня хватит", – решил он.

Кантемир аккуратно сложил исписанные листы и спрятал их подальше от посторонних глаз.

2

С утра Кантемиру писалось не так хорошо, как вечером. Он все отвлекался, был рассеян, но превозмог себя и неожиданно втянулся в работу. Строчки стихов зазвучали, полились:

 
Что же пользы иному, когда я запруся
В чулан, для мертвых друзей – живущих лишуся,
Когда все содружество будет мне чернило,
Перо, бумага? Ей, то житье не всем мило.
А вино не таково; много в нем провору:
Дружит людей, причину дает к разговору,
Веселит, все тяжкие думы прекращает,
Смела творит, к взаимной любви побуждает…
 

На этом сначала Кантемир хотел закончить сатиру, но теперь почувствовал, что о многом еще нужно сказать.

 
Еще то не все, уме! Кто все то исчислит,
Чем злоба добродетель охуджати смыслит? —
 

написал он на чистом листе. Да, такие времена настали, что образованность человеку невыгодна. Отсюда вопрос: зачем же столько тратить сил на образование, если ничего, кроме хулы, в награду за свои труды не получишь?

Нелегко приходится человеку, посвятившему себя пауке. Не только нет прямой пользы или выгоды от этих занятий, но даже похвалы.

"Златой век до нашего не достигнул рода", – записал Кантемир и остался доволен написанным. Да, теперь не времена Петра Великого, иные нравы, иные порядки.

 
Наука ободрана, в лоскутах обшита,
Из всех знатнейших домов с ругательством сбита…
 

Ныне, чтобы прослыть Платоном, достаточно уметь танцевать и кое-что играть на флейте. Чины и почести таким «мудрецам» обеспечены. Церковный служитель, с трудом одолевший часовник, претендует на должность епископа. Рядовой, умеющий подписать имя, убежден, что имеет право стать фельдмаршалом. Подьячий жалуется, почему он – не судья, гордясь умением красиво переписать бумагу…

Кантемир стремился в конец сатиры поставить наиболее значительные стихи, которые подводили бы итог сказанному и запоминались бы. Тяжело умному пребывать в забвении. Но все-таки нужно быть мужественным, довольствуясь теми радостями, которые предоставляет сама наука, и не стремиться к знатным людям.

 
Молчи, уме, не скучай, в незнатности сидя.
Хоть тяжко, да бесстрашно есть не быти в знати,
Чем, познан быв, за добро да злое страдати.
Коли что дала ти знать мудрость всеблагая,
Весели тайно себя, в себе рассуждая
Пользу наук; не тщися, изъясняя тую,
Вместо похвал, что ты ждешь, терпеть хулу злую.
 

Точка. Вот оно – счастье. Изнеможение и блаженная усталость овладели Антиохом. Какое счастье написать то, что должен был написать! Ах, как хорошо!

Болели все косточки, шея, хотелось пить. Вот так всегда. Нельзя не писать. Измучишься, пока не возьмешься за работу. Пока работаешь, измучишься вдвойне, просто изнеможешь от тяжести отыскания нужных слов и мыслей. В награду – одна секунда радости, когда расправляешь усталую спину.

– Василий, – позвал он камердинера.

Никто не ответил. Видимо, Василий задремал. Звонок куда-то исчез. Отыскивая его, похлопал по листам бумаги, пытаясь нащупать, но так и не нашел.

Антиох приоткрыл дверь в соседнюю комнату. Василий, старый слуга отца еще по Молдавии, дремал, сидя в кресле. Многолетняя служба приучила его чувствовать приближение барина и мгновенно стряхивать с себя сон.

Антиох хотел попросить стакан чаю, но вдруг неожиданно для самого себя сказал:

– Я, братец, стихи сочинил. Может, послушаешь?

Старый молдаванин разгладил седую бороду:

– Почитай, князюшка, ваша светлость. Батюшка твой, бывало, покойный князь Дмитрий Константиныч, тоже все писали, да только никогда мне ничего не читывали. Строги были очень.

Кантемир принес рукопись, разложил листы по порядку и стал читать, поглядывая на Василия. Тот одобрительно покачивал головой и, казалось, испытывал удовольствие. Но от Антиоха не укрылась подавленная зевота.

Он прервал чтение, раздосадованный.

– Ступай спать, – сказал он Василию невольно резко и, повернувшись, пошел к себе.

За спиной прозвучал виноватый голос камердинера:

– Не серчай, князюшка. Я, может, не уразумел чего, так ты растолкуй. А что не побрезговал, с барской забавой познакомил, за то спасибо.

Антиоху стало совестно.

Василий продолжал виновато:

– Хорошо, коли господь вразумит, грамоте обучит и словам разным мудреным. Повеса у тебя в песне радуется, что не учен, а я бы, к примеру, поклонился низко за грамоту.

Лицо Василия было добрым, встревоженным. Кантемир потрепал старика по плечу:

– Прости меня, Василий Ильич. Это я во всем виноват. Пишу непонятно.

Вернувшись в кабинет, Кантемир с грустью подумал, что еще не скоро суждено ему познакомиться со своим читателем. Читатель вовсе не тот, кто прочитывает твое сочинение, а тот, кто его понимает. Счастье автора лишь наполовину заключено в сочинительстве, а вторая его половина – в читательском признании.