Текст книги "Обратный отсчёт"

Автор книги: Александр Уралов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

… я уже на улице. Всё, пипец, теперь никого никуда не пропускают. Всё. Я на сорок четвёртый. Ты Матвея туда гони, я прямо на балконе сорок четвёртого интервью дам… да, там всё здание видно… На крыше? Если на крышу пустят, то конечно. Оттуда АТР, как на ладони. Да, вначале для НТВ… потом – прессуха уже у тебя, понял?

На баннере обязательно: «Единственный из журналистов, напрямую общавшийся с заложниками!» Длинно? Ну, думай… смысл должен быть именно таким – эксклюзив и прочая мутотень…

… да это нам по барабану! Она ни хрена не знает… ну, сбежала, и что?.. мудак ты, так и пиши – «в интересах следствия»… Дома? Домой отпустили? Ну, звони, если дурак! Что она тебе скажет?.. сам напиши!.. да… да… Ты это, там сильно не расписывай, разогнался!..

… хрен его знает… Нет, ты умный, блин, как Ленин! Иди! Что ты сам не идёшь?!! Янка? А это её проблемы, понял?

Светка-режиссёр вдруг вспомнила, как Вика рассказывала, что у них в Чечне, когда она там служила, какой-то офицеришка, мразь, повесил в туалете солдата. Дескать, отказался унитазы зубной щёткой чистить. Вика тогда ещё с Кириллом сцепилась… тот у нас известный скептик.

Нет, Кирюха, врёшь… я Вике верю! После этого я бы тоже из МЧС ушла… даже на нашу идиотскую работу. Повесил, сволочь! А в рапорте написали, что, мол, сам повесился. «Не выдержал тягот армейской службы»…

… суки… суки… суки… сукисукисуки…

Спокойно!!! Спокойно, поняла?

… хорошо, что у меня дочка…

Сашка рядом… притих, сопляк… сколько ему? Восемнадцать или девятнадцать? Данилу моего напоминает, молоденького ещё… непьющего… урода, говнюка моего любимого… а что ему? Болтается сейчас на съёмках в тайге, сукин ты сын мой любимый паразит мой сладкий люблю тебя у Лерки глазки твои такие же ясные когда ты в настроении всё равно люблю гад ты гад и дурак бестолковый наказание моё и мука моя мамаправдуговориламнедуреаяневериланихрена…

… Спокойно! Спокойно, дура!

Светка тряхнула лохматой головой… Спокойно… Вот, вроде, отпускает…

Она посмотрела на Сашку. Дел у него в эфире не так много – с компьютера титры выдавать по режиссёрскому свистку, программные заставочки, рекламный блок. Правда, на всякий случай, всё это есть на кассетах, но… не Москва, не ОРТ… мало ли что?.. сколько раз рублём наказывали… подстраховываемся… технология не отработана, мать её…

– Что Сашка, ссышь? – тихо спросила она.

Сашка молчал. Плохо дело…

– Набей-ка титры, Сашка, – вкрадчиво попросила она. – Ну, там «Адрон Басов, депутат долбанной Думы» и прочее…

Сашка молчал и бессмысленно водил стрелочкой мышки по экрану.

– О-о, блин, – пробормотала Светка, – как всё запущено…

Она протянула руку, нажала на кнопку на подставке микрофона, нагнулась к нему и сказала:

– Андрей! Слушай сюда. Хрена ли мы Сашку не отпустили вместе с Пахомом и этой… гостьей… доктором Пилюлькиной?

– Будь моя воля, я бы всех отпустил, – вызывающе сказал Адрон.

– Слушайте, бабоньки, заберите-ка вы его к себе, ладно?

– Ой, у нас тут прямо посиделки – пропела Оксана-вторая. – Давай к нам, Сашка, я тебе всё прощу!

– Слышь, Лёня, Светка дело говорит.

– Хорошо, – сказал Москвич Лёня. – Пусть идёт… Филон! Проконтролируй.

– Чуть что, сразу Филон… эй-эй… куда?

Светка уже поднимала подмышки чумного Сашку. Вован топтался рядом, не зная, что делать, и растерянно глядя по сторонам.

– Вован, нах! – не выдержал Малый, – помоги ты ей, дятел! Куда он денется?

Москвич в упор посмотрел на Малого, но тот сделал вид, что не замечает пристального взгляда. Вован с облегчением кинулся помочь. Сашка бессмысленно смотрел перед собой. Андрею показалось, что из уголка рта у него тянулась тонкая ниточка слюны. «Надеюсь, парень не обоссался, – неожиданно цинично подумал он, – нам здесь и вовсе не продохнуть будет…»

Однако всё прошло мирно и гладко. Сашку усадили в самом уголке, Оксанка-вторая обняла его за плечи и что-то зашептала в ухо. Андрею показалось, что парень этого даже не замечает, но он вдруг обнял Оксанку и положил ей голову на грудь.

Вован и Светка пошли обратно в режиссёрскую. Адрон поймал отчаянный взгляд Гошки, оставшегося без присмотра, и едва заметно покачал головой. Яна видела этот мгновенный немой диалог – и у неё оборвалось сердце, когда ей показалось, что Гошка встаёт…

– Ну, девки, я сегодня с кавалером…. – пробормотала Оксана, обнимая безвольного щуплого Сашку.

– Во всяком случае, ночь ты проведёшь с молоденьким и симпатичным, – сказал Кирилл. – Кстати, я тоже себя что-то совсем плохо чувствую… Светик! Иди ко мне, я себя буду хорошо вести!

– Кому плохо, так это мне, – заявила Яна. – У меня зов природы.

– Да уж… – сказал Махно, – давно пора… носики припудрить.

– Поддерживаю, – это уже Роальд Вячеславович.

– Чего? – тупо спросил от дверей Филон.

– Люди хотят удовлетворить свои большие и малые физиологические нужды, – деревянным голосом сказал Андрей.

Его не отпускало острое чувство опасности. Опасность была во всём – в квёлом Сашке, во взглядах, которые иногда Филон бросал на студию, поводя автоматом, в крепкой фигуре Вована, неутомимо надзиравшего за всеми сквозь стекло… в том, как Москвич потрагивал висящую на груди гранату… в напряжённости Басова, сидевшего вместе со всеми… в сухом внимательном взгляде Яны.

– Мы хотим писать и какать – серьёзно пояснила Вика.

– Причём одновременно! – нервно хихикнула Оксанка.

– Это, как в анекдоте, – вдруг вставил Басов. – Пошла Машенька в лесу под кустик – пописать. А там – Серый волк… Заодно и покакала.

Все ухмылялись, даже насупленный Москвич.

Проблему решили просто. Филон стоял в коридоре и следил за обстановкой, а стайки дамочек, по трое, конвоировались до обоих сортиров и обратно смущённым Мустафой. Благо, идти было всего метров двадцать.

Мустафе приказывали никуда не уходить, – а то, мол, без охраны страшно, – и запирались. Время от времени кто-нибудь невинно спрашивал сквозь дверь: «Ты как? Не подглядываешь?»

Мустафа глупо улыбался и переминался с ноги на ногу.

– Ну, вот, – горько говорил в это время Кирилл, ёрзая на диванчике – так оно всегда. Пока девки там намоются, натреплются, да напомадятся, мы все наложим полные подштанники.

– Это ещё херня, – сказала ему Оксана-вторая, – сейчас я пойду, а ты будешь желторотика обнимать… если что, убаюкаешь. Пока меня не будет.

Кирилл шумно вздохнул и сказал только, что с мальчиками дело не имеет, как ярый враг всяческой голубизны. Сашка ни на что не реагировал. Он, казалось, просто спал. Поэтому Оксана-вторая, когда пришла её очередь оправиться, просто уложила его в углу на охапку зайцев и медведей, дала ему в руки большого плющевого щенка и прикрыла куском синей ткани для хромокея. Сашка ни на что не реагировал, но дышал ровно, порозовел и выглядел уже вполне прилично. Москвич наотрез отказался даже думать о том, чтобы как-то вытащить его на волю.

– Двоих выпустили и хватит. Если что – я его первого в расход пущу, – неожиданно заявил он, – чтобы, б…дь, не думали что я тут с вами дуркую. Умрёт во сне, счастливым.

– Никто. Никого. Убивать. Не будет. – примирительно сказал Адрон… и улыбнулся.

(телефонный разговор)

– … чё делаешь?

– АТР смотрю.

– Ой, у меня тоже все сидят… Ты за кого болеешь?

– Дура-Машка, это тебе что, футбол?.. Мне Кирилл нравится…

– Ой, а этот Москвич такой… Мне мамашка говорит – он придурошный, – а я такая, сижу и говорю, чё ты, как дура…

– … не-е-е, Кирилл клёвый. А он где живёт?

– Не знаю… Жанка говорит на Эльмаше…

– А у этой, у Вики, прическу видела? Такие фенечки, как у Кристины… и татушка на руке – змейка такая классная…

– Ой, а как мальчика этого жа-алко!..

(телефонный разговор)

– … я бы ему ка-ак двинул по рогам, козлу!

– Ага… смелый такой… чисто Джеки Чан…

– Не, ты чё?! Дал в горло и автомат – хап!.. Чё, козлы, довыёживались?!

– Ты в школе Добику двинь, гы-гы-гы…

(телефонный разговор)

– … Ой, я вас умоляю, не надо! Это же Басову просто клад! За такой пиар люди огромные деньги платят! А тут – вот!

– Да ну… на хрен нужен такой пиар.

– А что, там же пацаны одни! Альфовцы их просто порвут, как грелку!

– Ну, не знаю… в Беслане тоже говорили, что…

(телефонный разговор)

– … А я говорю, нет, дорогой – хрен тебе! Когда ты служил, это совсем другое дело! Я своего сына отдавать не намерена. Что?.. Не знаю. Говорят, пятьсот баксов. Нет, это ты говоришь по инвалидности, там гораздо больше! А в военкомате – пятьсот… Мужик-то мой? Да вон, сидит с пивом своим, не отрывается… А-а-а… Ромка у меня тоже говорит – мама, мне Оксанка больше понравилась…

Не-е-е, Вика грубовата. Слушай, а евреечка там такая, глазастенькая, сидит слева, это кто?.. А?.. Ой, слышно плохо… Инга? А, Инна… Она, вот, совсем участия не принимает… и звук такой плохой, странно, да? Вон, «Дом-2» там всё слышно хорошо! Да они просто денег жалеют… Ой, не говори…. Адрон какой молодчина, не ожидала прямо… а ещё говорят депутат. Что? Да! Прямо сердце кровью обливается… да… да… и не говори… Этот-то, худенький такой, в дверях… Ну, правильно, какая там кормёжка? У меня, вон, у одной на работе, сын пришёл из армии. Веришь ли, смотреть страшно!.. Сейчас, подожди, я на кухню с трубкой перейду… мужик разорался – не слышно ему, видите ли…

(телефонный разговор директора телекомпании АТР Ершова со своим коммерческим директором)

– … рейтинг – пипец просто!

– Коню понятно.

– Теперь это дело, главное, не потерять.

– Ну?

– Заставки меняем, Андрея пора на политику переключать. Я считаю, что он уже вырос из коммерческого эфира. Продюсером, конечно, мы его оставим, если хочет.

– Ты же говорил, он не хочет политику…

– Это когда было! Да и что такое «не хочет»? Процент определим и лады!

– Хорошо, посмотрим… Главное, Басов теперь у нас.

– Да-а… сколько мы его раскручивали, а? Теперь надо будет Юле вместе с Татьяной его окучивать, пока свежо в памяти.

– Это тебе самому делать надо…

– Ну, само собой… я это под контроль. Я тут прикинул коммерческое предложение….

– Порешаем…

– Нет, я серьёзно! У Басова теперь к нам – кредит доверия. Совместные переживания, дружба, рождённая экстримом и так далее.

– Слушай, у тебя там в сейфе…

– Слава Богу, всё забрал! Все балабошки у меня.

– Ты к девяти подъезжай, отдашь…

– Конечно-конечно!

– Лишь бы только не развалили всё на хрен. А то, как начнут эти… знаю я их…

– Херня. Под восстановление нам учредитель деньги даст – даже не поморщится… Это ж какой рейтинг! Кстати, идея! Отдельное коммерческое предложение для бизнесменов «Восстановим АТР»… ну, или нечто такое. Всенародное восстановление телекомпании! Любимой телекомпании! Той самой телекомпании! Строители там, мебельные магазины… всех можно привлечь…

– Ты посчитай-посчитай… покажешь мне… я тут тоже кое-что прикинул. Бартер только надо сокращать… Ну, ладно, давай, пока! Мне тут на пресс-конференцию…

…

(телефонный разговор)

– …тоска. Одни новости по всем каналам. А?… Давай!.. ну… ну… ну…. Да легко! Сколько пузырей брать?.. Танька будет… нет?.. а где? А-а… да понятно-понятно… прикольно… в натуре только брат в прокуратуре!.. Чего?.. ну, не знаю…. На кой?….я, блин, что тебе и говорю! Ну, давай!

(остановка трамвая)

– … не ходят, я вам говорю, не ходят, бабушка! И пятнадцатый не ходит. Все трамваи по этой ветке – перекрыли. Что?.. А, это, вон, пройдите за угол и там увидите автобусную. Не за что!..

(деревня Шатры, 130 километров к северу от Екатеринбурга)

– … чеченцы, говорят, какие-то переодетые, с пулемётом. Поубивали полгорода. Говорят, миллиард долларов давайте и самолёт… бомбу, мол, атомную взорвём, и весь Урал… к аллаху.

– Мобилизация будет…

– Это, как у нас на Даманском, был случай….

– Сталина на них нет…

(Кремль, спецсвязь)

… не тянет, не тянет. Упустили время! Мучеников хотите расплодить? Короче, ускорьте подготовку кандидатуры… Да, я подумаю… вопрос серьёзный, не торопитесь… область?.. ничего, это реально через Думу провести…

(хрущёвка, мама и дочка)

– Мама, а где Алё-о-онушка? Я хочу «Сказки на ночь от Алё-о-онушки»!

– Алёнушка уже спать пошла и ты сейчас спать пойдёшь.

– А му-у-ультики? Хны-хны-хны…

– Завтра посмотрим, ладно?

– Я когда вырасту, у меня такое же платье будет, как у Вики и как у Оксаны… и как у Вики во-о-олосы…

– Пойдём спать… Я кому сказала – спать пошла? Я кому сказала, дрянь такая!

(цех, курилка, ночная смена)

– .. да подстава это, подстава, тебе говорю!

– Да ладно тебе, подстава! Чего пи…дишь?

– Я тебе не телевизор, пи…деть не умею. Херня всё это, а не захват. Я бы, б…дь, всех там раком поставил – каждые полчаса по одному, – бэмс! – и труп в окно! Они бы у меня, суки, через час бы уже и бабки, и вертолёт и драть твою мать, и всё бы было! А ну, дятлы, на колени вдоль стены!!! и пошёл щёлкать по одному!..

– Ну, развоевался… Не, Николаич, ребят жалко…

– За такие бабки, как в телевизоре им дают, я бы их там всех сам перех…ярил! Чё ты лыбишься?! Проезд – льготы отменили, б…дь, билет один уже шесть рублей!!! Я, да баба, да сын – туда-сюда – тридцать шесть рублей в день! А в месяц?! Да ты, б…дь, за год ни х… столько не получаешь, сколько они там за месяц! Ты чё думаешь, у них, там, по пять тысяч рублей оклады?.. ты думаешь, они на ржавой «копейке» на работу ездят?!.. чудило ты грешный, дубина!.. так всю жизнь горбатиться и будешь, как я… Дурак, ты, Марат, точно дурак, татарин безмозглый… Спорнём на пузырь, у нас ещё смена не закончится, как там всех на хрен оттуда выметут!.. Я бы по окнам из огнемётов – ищи потом, кто тут кому вдул!… А Жириновского своего засунь себе в задницу… такой же полудурок, как и все, – только орать и умеет, а как льготы отменять – язык в жопу засунул…

(комната Ольги)

– Оленька… на-ка, выпей… и я с тобой, конечно… тихо, а то мама спит… давление…

…в стакане? водка, конечно, а ты думала… Не реви, жива и слава Богу… лежи-лежи… а то опять разболится… знаю, что взрослая уже… для нас с мамой ты всегда лялька… да-а-а… вот ведь, беда какая… Андрей?.. хороший парень… ну, что я могу сказать, я же его не знаю совсем… а-а, это когда мы с мамой приехали, а всё домашнее вино – тю-тю?.. а он мимо нас – шмыг! «До с-с-свид-д-дания!»… ну, утрирую-утрирую… мать и охнуть не успела, а тут ты… по стеночке… «Мама, что-то я та-ка-я пьяная!»… да нет, не сердился, мама только поворчала и всё… да, мне тоже смешно было… ладно-ладно, телевизор не буду выключать… ты поспала бы, а?.. ну хорошо… если что – зови, ладно?.. пойду, лягу, а то что-то тоже спине нехорошо… нет… это просто мы все переволновались… да ещё звонки эти бесконечные… завтра телефон включу… всё будет хорошо… а ты верь, что всё будет хорошо… ну, давай, доча, лежи… я пойду, прилягу… воды принести? Нет?.. ну, лежи…

– Ты сходи к ребятам, Свет – сказал Гошка и поднял глаза на Вована, – Можно? Ну, поест, хоть, выпьет со всеми. А я пока микрофон поставлю по центру, а то не слышно толком ничего, я уже замаялся звук выставлять…

– Нет… ну… – замялся Вован, – А микрофон-то зачем?

– Иди-иди, Свет, оставь общак на третьей камере и иди… Микрофон? Видишь, тут не слышно. Пишем звук с петлиц только. А это – микрофон для начитки сюжетов, он вполне годится. Кстати, я сейчас посмотрю, – можно? – тут в шкафу должна быть ещё одна петличка… и всё. У меня всего четыре канала по звуку… говорил я Ершову, говорил…

– Ладно, иди, Света, – сказал Вован и замялся, – Ты мне не прихватишь немного, а? Жрать хочу, спасу нет…

– Ладно, – буркнула Светка, встала, потянулась всем телом и, поймав взгляд Вована, нахмурилась. – Откормишь тебя, на свою задницу… приставать начнёшь…

Пока Светка наспех готовила бутерброды и тащила их в режиссёрку, а Гоша ставил микрофон и бегал на пару с Махно выставлять звук и цеплять третью петличку к одной из запасных микрофонных стоек, Филон жевал пирожок и тщательно держал их на мушке.

– Слушай, ты задрал уже! – удивительно спокойно сказал Кирилл. – Мы же все добровольно остались здесь, что ты ссышь?

Андрей выпил водки, плескавшейся в заляпанном пластмассовом стаканчике, и немного отмяк. Слава Богу, всё стало похожим на капустник. Правда, был момент, когда Адрон выложил на стол запасы из огромной сумки, а Кирилл с восторгом заорал «ну, сейчас нажрёмся, как свиньи в берлоге!», – Филон и Москвич вдруг напряглись и рука Москвича схватилась за гранату:

– Но-но-но… брось, ты!

Кирилл добродушно посмотрел на них, держа в руке солидного вида раскладной нож:

– Ребятки, я колбасу буду резать, сало… а потом отдам его вам – Бога ради! И вообще, – продолжал он, открывая бутылки и нарезая колбасу неожиданно тонкими аккуратными ломтиками, – если бы я был жестоким дураком, то смог бы прирезать Филона… ну, Малого, может быть, прихватил… Андрей бы Москвича завалил… а дальше?

– А дальше, – подхватил Адрон Басов, – соответствующие органы, увидев, что член комиссии по безопасности Госдумы подвергается опасности, стали бы палить во все стороны… вместе с Володей… вон, обратите внимание на его глаза – он бы выполнял свой террористический долг и мочил бы всех подряд!

– А Мустафа пошёл бы и замочил бы меня в сортире, как Путин… – сказала Инна. – Мне на роду написано – умереть на воде!

– Мочите меня в сортире, хрен с вами, – страстно сказала вновь захмелевшая Оксана-вторая, – но перед смертью – изнасилуйте… жестоко и многократно!

– Это и я могу, – заметил Лекс. – С превеликим нашим удовольствием.

– Дура Лекс, сед Лекс, – это уже Оксанка-младшая…

– Старо-о-о!

– Ой, девочки, а давайте устроим оргию! Шоу за стеклом, пусть весь город любуется!

– Ну-у, поехало, – протянул Андрей. – Мы же в эфире, что вы, как дети малые, ей Богу!

На самом деле он был рад. Все ещё держались. Солдатики были настроены благодушно… после водки и еды. Чёртов ящик, только, глаза мозолил… интересно, есть ли в нём взрывчатка? Или блефуют?

«А хорошо бы все сейчас напились, наелись, разбрелись, кто куда, а утром опохмелились, собрали манатки и разошлись… и никакой стрельбы, взрывов… а Ольга бы сказала – ну, как всегда! – а я бы сказал – извини, компания была хорошая, все жалели, что тебя не было…»

– Адрон Алексеевич, как это вы дотащили столько, а? – спросила Инна.

– Инночка, я, как узнал обо всём, ломанулся сюда. По пути заскочил в универсам, набил сумку всем, что под руку попалось…

– А что охрана ваша? – осведомился Махно.

– Ну, куда я тут с охраной? Чудо, что нас с Яной из подъезда не выперли. И Малый не пристрелил…

– Да, уж, как он эту сумку увидел… Малый, скажи честно, что ты подумал?

– Гранатомёт, – ответил Малый с видом человека, поддерживающего неудачную шутку…

– Яночка, тебе ещё налить?

– Не откажусь!

– Ой, Янка, хорошо, что ты с нами, дурёха ты бестолковая, лохматая! Вот за что я тебя люблю, это за то, что ты, ради друзей…

– Та-а-ак, Оксана набралась….

– На себя посмотри!

– Это я другую Оксану имею в виду…

– А я люблю пьяных женщин… Роальд Вячеславович, а вы-то что остались? Три оператора на три камеры – это для АТР – до хрена! Я, да Лекс – неужели не справимся? Сидели бы сейчас дома и смотрели на нас по телику!

– Ну, я – человек здесь самый старый, самый опытный, кто ещё за вами присмотрит?

– Он просто знал, что будут маринованные огурцы. Филон! Ты огурцы любишь? Держи! После армейских харчей – сказка!

– Ой, девочки, Москвич… Лёнечка то есть… у нас сегодня какой-то мрачный!…

– Лёня, а если всё получится – возьми меня с собой. Х-х-хочу на Майями!…

– Ну, Оксана, тебе точно пора перестать пить. Что ты машешь? Ты же меня забрызгала!

– Оксана, посмотри, как там Сашка? Может, разбудить?

– Тарас, я спра-ши-ва-ла-а-а… он спит, как сурок! Адрон Алексеевич, а когда вы меня в

Думу возьмёте… пьяную, но крас… сивую и талантливую…

– Хоть сейчас, Оксана. Нарежемся все вместе и – вперёд…

– Ро-альд Вя-че-сла-во-вич, я вас просто люблю! Но меня вы высвечиваете плохо… и не спорьте! – я в среду была, как чучундра! И под глазами синяки – ужас…

– Викушка, там контровой свет… было просто невозможно… я брызнул немного ярко-жёлтого, солнечного, но мощностей, мощностей не хватает! У нас на киностудии… помнишь фильм «Угрюм – река»? Я там… А вообще, вот, ведь, гадство – экономим на освещении, а на декорации вываливаем такие суммы!

– Правильно, на одних откатах можно квартиру купить! Помните, какая у Ершова дохленькая машина была, когда его к нам назначили? А сейчас? Человек разбогател на телевидении – офигеть!

– Тише, дурачок, мы же в эфире.

– Да насрать! Надоело всё это б…дство, вот, что я тебе скажу! Адрон Алексеевич, когда в России б…дство закончится, а? Ты же там, наверху, тебе всё видно!

– Тих-х-ха! – вдруг заорал Москвич.

В наступившей тишине бренчал сотовый Басова, лежащий перед Москвичом на столе. Он гудел и вибрировал, и полз по стеклянной поверхности, как большой сердитый жук. Москвич накрыл его ладонь. Включил.

– Ну?

Пауза.

– Какие ещё переговоры? Мы уже обо всём переговорили. Что?.. Не понял!.. А это мне без разницы, где!.. По карманам поищите… Причём здесь депутат? Я с вами говорил. Всё, надоело мне.

Он выключил телефон.

Все молчали. Москвич упорно разглядывал сотовый.

– Что там? – спросил Малый.

– Херню городят – ответил Москвич, не отрывая взгляд от красивой серебристой игрушки.

– И что?

– Как обычно – того нет, этого не успевают… Дождутся, блин, что мне придётся кого-нибудь кончить! – зло процедил он.

– Ну вот, – сказал Андрей. – Пировали, веселились, пили водку… и, вдруг, – на тебе!

Паша Васильев осторожно мочился в узенькое горлышко бутылки из-под «Обуховской». Мать его за ногу, это уже в третий раз за час! Это долбанное дешёвое пиво «Охотник», – пять банок, которого перепали ему от главного инженера Жени Лаптева за помощь в монтаже дополнительной линии под интернет в 8-ю комнату, – выдавило из него уже много больше, чем было выпито. Один раз уже пришлось осторожно выливать мочу, высунув бутылку в окно, между прутьев решётки. «Второго раза, надеюсь, не будет, – подумал он, – а то попаду какому-нибудь спецназовцу на тупую башку».

Пашка был почти уверен, что группа захвата сидит сейчас на широком козырьке, проходящем под окнами между первым и вторым этажами. Ей, Богу, он просто видел этих ловких и тренированных перцев со всеми их приспособами – приборами ночного видения, складными лёгкими лестницами и прочими хитрыми причиндалами. И какой-нибудь спокойный мастер уже держит под прицелом окно его маленькой комнатки, угадывая неясную Пашкину тень сквозь стандартные китайские жалюзи.

Пашка не любил спецназ. Он не любил «краповые береты». Он не любил ОМОН. Он не любил боевики. Но, раньше, как его старший брат, бредил всем этим со школы. Брат спортом занимался… мечтал… рвался. Служил в ВДВ и пёр танком вперёд, к заветным рубежам, аккурат до вожделенного крапового берета. Когда он всё-таки ушёл из армии, Пашка первое время выпытывал у него хоть какие-то подробности «многотрудной, но почётной солдатской службы». Тот молчал вглухую…

Брат, кстати, быстро женился. Его темноволосая, смешливая Тамара ходила уже с изрядным животом, когда однажды, на сетования Пашки о том, что родной брательник не желает поделиться жизненным опытом, Тамара вдруг заплакала. Пашка перепугался. Тамару он просто боготворил, видя, как нежно относится к ней брат. И вообще, он давно решил для себя, что найдёт себе именно такую девушку – стройную, с живыми тёмно-карими глазами… умную и всё-всё умеющую делать по дому. Жаль, мама не дожила, она всё говорила, что «достанется Димке какая-нибудь лахудра…

– Ты чего, Тамара?

– Дурачок ты, Пашка! Береты, спецназ, десант… Думаешь, у них там дедовщины нет? Знаешь, сколько о его башку, глупую, табуреток переломали? Он же оглох на одно ухо… боли головные… томог… томог… – её всю трясло; выпавшая из рук недовязанная пинетка с торчащими спицами упала на пол, как мягкий зверёк, пронзённый стальными стрелами, – томография… томография… – и она разрыдалась.

И Пашка с ужасом узнал, что его обожаемый старший брат, кем он неустанно хвастал перед всеми, кем только можно, часто не может уснуть от головных болей… что не помогают таблетки… что назначена ему томография по подозрению в опухоли головного мозга… что курить брат стал не просто так… и что он, Пашка, никогда, ни под каким видом не должен идти туда, где из красивых спортивных парней делают инвалидов…

Вот уже три года сидел Пашка Еманжелинов в эфирной комнате АТР. Располагалась она как раз посередине, между двумя студиями. Стояло в ней у стены несколько столов в ряд, три стула и небольшой диванчик. В углу – рогатая вешалка с Пашкиной курткой и шапкой «из пожилого кролика». Над столами навешена была широкая крепкая полка, на которой впритык громоздились несколько телевизоров и разнокалиберных магнитофонов, мониторов, блоков и даже новенький осциллограф.

Функции Пашкины были разнообразны. Но самая основная из них – чтобы сигнал от телекомпании легко и свободно уходил по оптоволокну на Московскую горку, на РТПЦ. В смысле, в контору, со времён СССР ответственную за передачу сигнала по всему городу… и области, кажется. Там с сигналом происходили разные технические чудеса, но это уже не входило в сферу интересов Пашки.

Прежний технический директор, Пашкин тёзка, нет-нет, да и наведывался ко всесильным деятелям. Уж, что он там делал, никто толком не знал. По слухам – пил водку, давал взятки, в общем, делал всё для того, чтобы телекомпания АТР бесперебойно была в эфире.

Между нами говоря, Пашку-эфирщика мало интересовала его работа. Друзья, узнав о том, что он «работает на телевидении», первое время приставали к нему с вопросами, касающимися частной жизни местных «звёзд».

– Слушай, а Алёнушка с кем трахается? – вот один из вопросов, перепиливших Пашке всю шею…

Но Пашка редко выходил из эфирки и ни с кем толком не общался. Благо, что не курил, и в вечно шумной курилке делать ему было нечего. Конечно, он знал всех авторов программ, дикторов-ведуших и прочих ребят, «работающих лицом» в эфире, благо, что кассеты с записями подготовленных программ они частенько приносили ему собственноручно (и очень часто, паразиты, – за пару-тройку минут до эфира!).

Но, говоря откровенно, Пашке было начихать на них. Свою работу он делал хорошо – на остальное – насрать. Из всех «телекомпанейских» только Андрей знал о том, что Диме становится хуже. Несколько раз Андрей тайком вставлял в программы платные медицинские сюжеты, – а один раз даже провёл целый прямой эфир, сказав директору, что эфир – бесплатный и делается чисто для социального резонанса – и по бартеру Диме доставались дорогие лекарства и процедуры. И даже ту самую томографию Андрей пробил через директора медицинской конторы, очень довольного своим собственным выступлением в «Звони – ответим».

Три года назад это было ещё в новинку… да ещё и в очереди не торчать… и бесплатно… Пашка тогда был очень доволен, что, вот, какой он всё-таки деловой – использовал свои связи! Тогда ему ещё казалось, что всё обойдётся…

Андрей каждый раз почему-то смущался…прятал глаза… а Пашка – нет, ведь это было для Димы! Это же не куртка какая-нибудь… или машина… по бартеру. Нет! Ничего в этом зазорного Пашка не видел! А то, что от Ершова это надо скрывать – так это и так ясно. Для чего ещё он на эту телекомпанию назначен? На кормление! Себе бабло качать!

Но всё-таки, Андрей – хороший дядька. Катя-секретарь говорила, что у другого на его месте давно было бы бабок, как у дурака – фантиков. Однако, Андрей… да ладно, хороший мужик, вот и всё.

А всё чаще смотрел на Пашку с мягкой, виноватой улыбкой, как бы пытаясь что-то сказать, но не находя слов… а может, просто не узнавал, когда на него наваливалась мягкая, но неотвратимо тяжёлая волна…

Красивый, но какой-то потерянный и обмякший, он совсем не походил на того полубога, который тренировал Пашку «на космонавта», мог отвесить ему дружескую затрещину, кому со школы девицы писали сумасшедшие записки, кто хвастался тем, что легко отслужил срочную и теперь «сдохнет, но докажет»… Теперь он, всё больше лежал… обрюзг… и подолгу всматривался в армейские фотографии… все пацаны там такие весёлые… или напыщенные… или с автоматами… или серьёзные… разные… и, глядя иногда на эти лица, Пашка всё пытался угадать, кто же из них, всё-таки, бил его брата… и кто бил их самих…

Тамара хлопотала о какой-то пенсии, работала… Пашка возился с ребёнком – весь в папочку, улыбалась Тамара, – ждал те редкие дни, когда сонная одурь Димы исчезала, и он становился прежним… вот только на имена и лица память его становилась всё хуже… но армию он по-прежнему любил… он любил её, суки вы поганые, слышите?!..

Платили так себе. Пашка уже несколько раз ходил к директору Ершову, просил добавить, хотя бы рублей пятьсот… «На девочек?» – спрашивал тот и улыбался отеческой улыбкой… но денег не добавлял. А про Диму говорить этому брюхану почему-то казалось стыдным.

И теперь Пашка испуганно мочился в бутылку из-под минералки и размышлял о том, как выкрутиться из ситуации. Когда солдатня шастала по коридору, Пашка, откровенно говоря, здорово перепугался. Орали и стреляли те, кто в воспитательных целях бил его брата, – а он любого из них мог прибить одной левой рукой! – Пашка был уверен в этом! – … а суки-офицерики доказывали, что именно в этом и есть воспитательный процесс… кто не задумываясь, мог нажать на курок… а ведь он ещё обещал Тамаре, что поможет ей с ребёнком завтра, после дежурства в эфирке (оба побаивались, что может ребёночка уронить и старались не оставлять его с папой на руках)… и со стиркой… и хотел ещё позвонить Дашке, чтобы сходить с ней в кино… получка, всё-таки… и Дашка согласилась.

За дверью Кирилл прокричал – мол, эфирка это! – нет там никого, кроме электрических железяк… видишь, мол, огонёк горит! А это мигает огонёк замка, открывающегося с помощью карточки – по бартеру поставили, за изготовление рекламного ролика, плюс прокат. В ответ что-то пискляво процедили и…

… и с той поры Пашка сидел один и вздрагивал.

Он пытался потихоньку звонить по всем телефонам, но менты и так всё уже знали, и не разобравшись, пригрозили судом за то, что он хернёй занимается»… за телефонного террориста приняли, наверное. Светку-режиссёра звать по телефону было глупо… а потом и поздно… да и она, наверное, просто забыла о нём среди всей этой суматохи… а после вся связь враз замолчала. Сотовый? Сотового у Пашки отродясь не было!

… Оп-па! Но электронной-то почтой воспользоваться он мог!..

Пашка шевельнул мышкой… потухший, было, монитор засветился и Пашка облился холодным потом. Торопливо путаясь в клавишах, он попытался набить письмо, – что-то вроде, караул, спасайте!

Ёлки-палки, отправлять-то КОМУ?… WWW.FSB.RU?… или своим кому-нибудь… по аське… пусть сообщат, куда следует… или…

Жаль, хорошая мысль, как всегда, пришла поздно… отключили и Интернет, и почту. Видимо, ещё тогда… одновременно с телефонами телекомпании.