Текст книги "Обратный отсчёт"

Автор книги: Александр Уралов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

– Вот, мне тут подсказывают, что сейчас мы услышим звонок телезрителя…

Счастливый Гошка нажимал кнопочку и динамик под потолком выпаливал голосом телезрителя, уже слегка обалдевшего от стремительной смены людских голосов: Оля, Гоша, Андрей в студии:

– Алло? Это передача?..

По мнению Ольги, эфир от этого стал каким-то доморощенным, но рекламодатели ничего не заметили, были довольны, и график программы был забит практически до мая…

– Хорошо, что Андрей перетащил тебя на телевидение, – говорила ей мама. – Сидела бы сейчас на своём заводе.

– Я сама нахожу заказчиков и спонсоров! – невпопад ощетинивалась Ольга. – Там половина – мои фирмы! Ну, пригласил, и что? Я иногда даже больше его зарабатываю!.. – почему-то ей казалось неловким то, что Андрей действительно привёл её в отдел рекламы прямиком с оборонного завода, где она отработала год после института.

Как и водится на небольших телекомпаниях, приходилось успевать везде. Формально Ольга была менеджером («манагером», как дразнился Нулин) по рекламе. Однако когда проводили самый первый прямой эфир, Андрей предложил ей посидеть в рекламном отделе у телефона, «попринимать звонки».

– Всё очень просто, не трусь, – объяснял он ей, – Слава мини-АТС, любой звонок переводится на любой телефон компании. Телефон прямого эфира – это телефон, что на моём столе стоит. Садишься и дежуришь. Если человек по делу говорит, спрашивает разумно, коротко и в тему – переводи его звонок в студию, я там уже с ним сам разберусь. Список желаемых заказчиком вопросов у тебя есть. Опять же, рядом с тобой в отделе будет сидеть человечек от заказчика… а то и два человека. Если звонящий спрашивает что-то сложное – переводи этот звонок прямо на соседний стол – пусть человечек сам за свою продукцию отвечает. А ежели, душа моя, в телефоне вопрошают о чём-то понятном и простом – кидай этот вопрос к нам на стол. Пусть на него гость в студии отвечает. А если звонков слишком много, проси людей записать телефоны рекламируемой конторы. Пусть уж завтра они сами выясняют напрямую, что к чему. Нормально, малыш?

После первых успехов «Звони – ответим!» Ольге даже обещали приплачивать за всю эту «прямоэфирную подработку», но, как водится, ни черта не доплачивали. Поскупилась начальница рекламного отдела добавить хоть немножко к зарплате. А ведь приходилось отвечать на вопросы телезрителей ещё и днём, когда в записи шёл повтор передачи, и люди названивали ничуть не меньше, чем по вечерам.

– Ну и пусть, – легкомысленно говорил Андрей. – Зато после такого эфира заказчик – твой и душой и телом. Ты для него не просто какая-то там банальная манагерша, а та самая Оля, – о-го-го! – мы же с ней в прямом эфире работали, помните?!

Самое смешное, что так оно и было. Через 2–3 минуты после начала программы телефон пищал непрерывно. Заказчики, как правило, приходили вдвоём или втроём. Гость прямого эфира сидел в студии, а его спутники усаживались за свободными столами рекламного отдела. Вместо того, чтобы просто смотреть на экран небольшого телевизора, стоявшего на офисном платяном шкафу, гости моментально вовлекались в трудовой процесс. Ольга перекидывала вопросы посложнее на телефоны, стоявшие практически на каждом столе отдела. Гости трудолюбиво отвечали, и время для них пролетало совершенно незаметно. Чаще всего, в конце программы Андрей сообщал зрителям, что «наш гость ещё полчаса после эфира будет отвечать на ваши вопросы, звоните по тем же телефонам»; звучала мелодия финальной заставки, и минуты через две взволнованный и счастливый гость вместе с Андреем появлялся в рекламном отделе. Ольга тут же вручала гостю телефонную трубку со словами: «Вот, тут Вас здесь спрашивают…». На трубке потом оставались следы крем-пудры. Коллеги гостя разноголосо гудели на разных телефонах, делая друг другу какие-то непонятные, но вполне довольные знаки.

– Ну, как, малыш? – спрашивал Андрей. – Судя по физиономиям гостей – всё в норме? Денежки потрачены не зря?

– Как всегда, гениально, – ехидно говорила Ольга. – Я как села на телефон, так на экран и не смотрела, и не слышала ничего – некогда было. Иди, отмойся, а то ты в этом гриме, как трансвестит какой-то…

– Я не трансвестит, я телевизионный деятель искусств. Двуликий Янус – продюсер, ведущий. И рекламный агент, и сценарист, и пиарщик, и ваш покорный слуга…

– Двуликий анус! – Кирилл просовывал голову в дверь. – Ну, вы пиво-то будете жрать?!

– Деревнёв!!! Здесь дамы!

– Дамы вы дома, а здесь – «покуда война не кончится, все в среднем роде ходить будем»! Андрюха, Оля, пошли, а? Выжрут там всё пиво и нам не оставят – неделикатно и грубо.

– Кирилл, я сейчас! Морду лица отмою и приду.

Ольге всегда нравились эти вечера, особенно пятничные. Однако сегодня в коридоре было как-то чересчур шумно. Зарплата…

Гостья сегодняшней передачи фармацевт Галина Львовна, как человек, просидевший в эфире уже трижды, в наставлениях не нуждалась. Пришла она сегодня почему-то одна. Перед самым началом эфира Ольга позвонила Гоше, убедилась, что связь работает, заперла изнутри дверь в рекламный отдел и выключила верхний свет. Опять полезут все кому не лень – думала она – а то ещё и Борщ припрётся со своей водкой, – идут они в баню!

Споткнувшись в потёмках об сумку Андрея (в сумке призывно звякнули бутылки с пивом, припасённые для всей бригады прямого эфира), Ольга поправила телефонный аппарат, зажгла настольную лампу на столе Андрея и положила карандаш на чистый лист бумаги. На колпаке лампы тускло поблёскивала рекламная наклейка со слегка подправленной лихой надписью «ХОЧЕШЬ (выскоблено)ОХУ(выскоблено)ЕТЬ, СПРОСИ МЕНЯ, КАК!»

Звук в телевизоре она убрала практически полностью. Да и стоял он сегодня почему-то почти боком, и смотреть на него из-за Андрюшиного стола было неудобно. Лезть на стул и поворачивать телевизор не хотелось.

– Ну и чёрт с ним! – подумала Ольга. – Маленько видно – и ладно. Господи, как мне эта дурацкая наклейка на лампе надоела!..

Двадцать минут эфира пролетели, как обычно. Ольга уже вторую минуту терпеливо беседовала со въедливой телезрительницей, зажав трубку плечом, как вдруг ей показалось, что в коридоре что-то гулко рассыпалось. Завизжали голоса.

– Минуточку, я вас переведу в студию, – быстро проговорила Ольга. – Трубочку не бросайте, ладно?

– Девушка, а можно я…

Кнопка «flash», номер 223. Гошка:

– Оля?

– Гоша, вопрос, – торопливо сказала Ольга и повесила трубку. В коридоре дико заорали матом и завизжали ещё громче. Стало неуютно и страшно. Не отдавая себе отчета в том, что делает, Ольга быстро выключила лампу и испуганно притихла. Телефон надоедливо пищал.

– Подрались что ли? – прошептала Ольга и, нащупав разъём, ломая ноготь, выдернула шнур. Через пару секунд звонок автоматически перевёлся на соседний стол. Телефон там пищал намного громче. Встать было страшно.

Вскоре надрывались все телефоны отдела. Задребезжал звонок факса. В сумке ожил сотовый. Почти одновременно разудалая мелодия «Тореадора» сотового телефона Андрея приглушенно вырвалась из ящика его стола. В дверь несколько раз дёрнулись. В коридоре чей-то знакомый голос крикнул:

– Да нет там никого в рекламе, не видишь что ли?! Ушли давно!

«У вас, Оленька, сегодня в голове дождик идёт!» – почему-то вспомнилась фраза одного из заказчиков… смешливого и расторопного Бориса Аркадьевича, директора строительной фирмы «Пропилексум». Этот дождик представлялся Ольге весёлым, тёплым и скоротечным. Чисто женским таким!.. Ну, побрызгал немного – зато теперь солнышко!..

В дверь раздражённо ударили. Забубнили голоса, двинулись влево, становясь тише.

Уходят? Ольга съёжилась ещё больше. На экране беззвучно прыгали какие-то незнакомые фигуры. Видно было плохо, но вглядываться не хотелось.

Что-то в мире неумолимо и жутко съезжало с катушек. И это был уже не дождь.

– Осторожнее, а то стекло грохнешь, – сказал Андрей.

«Первый» пристраивал автомат на стеклянной столешнице. Перед этим он преувеличенно аккуратно сдвинул в сторону коробочки из-под препаратов.

– А микрофон как? – спросил он.

– Давай прицеплю.

– Я сам!

– Сам, так сам… Ты эту коробочку зацепи за ремень, там скобка есть…

– Там лампочка должна гореть, на корпусе, – голосом Гошки забубнил динамик под потолком. – Горит? Андрей?!

– Да горит-горит, – досадливо сказал Андрей и вздохнул. – Вот пятница, а?

– Это, как в анекдоте… ни хрена себе неделька начинается! – сказал из-за камеры Роальд и улыбнулся. – Андрюшенька, ты подвинься немножко вправо… в смысле, влево от тебя, я хочу вас обоих общаком взять. Что ты говоришь, Света?

В наушниках у него пропищал Светкин голос.

– А я, Светочка вторую камеру сейчас немного поверну, – заторопился Роальд Вячеславович, снимая наушники. – Третью – на коридор, да? Тогда у нас все три точки будут под контролем.

Отчаявшись отключить пейджер – что за ерунда? руки трясутся – Андрей вынул из него батарейку. Пейджер наконец-то перестал дрожать. Последнее сообщение было, кажется «Держись!!! мы с вами! пригласите вику в сту…»

«Первый» пыхтел, пытаясь левой рукой справиться с крокодильчиком радио-петлички. Андрей ещё раз вздохнул и сказал:

– Что ты ссышь? Давай я помогу! Никуда мы не денемся, не убежим.

– Сам ты ссышь… – заворчал раздосадованный «первый».

– Ты только случайно не пальни, ладно? А то мы все тут повеселимся…

Неловко повернувшись к солдату и прицепляя крокодильчика, Нулин прошептал, стараясь придать голосу самые убедительные интонации:

– Галине Львовне плохо, ты обещал…

– Мустафа, нах! – вдруг повелительно заорал «первый». – Отведи тётку к остальным! Короче, боец!

– В микрофон не кричать! – испуганно хрюкнул динамик голосом Гошки.

Всхлипывающую Галину за руку выдернули из студии. Какой-то раскосый солдатик, ещё не появлявшийся в студии, на секунду заглянул в дверь, ухмыльнулся и исчез. Слышно было, как несчастная Галина разрыдалась. Невидимый солдатик неожиданно ласково напутствовал её:

– Пи…дуй прямо по коридору. Филон! Слышь, Филон?! Тут ещё одна к Малому!!

– А… – донеслось со стороны отдела новостей.

– Ну, мы работаем, наконец, или нет? – сердито рявкнула Светка. – Роальд, да хватит тебе там елдыриться!

– Всё-всё! – Роальд уже вернулся к камере и надевал наушники. – У меня всё. Андрей?

Андрей посмотрел прямо в объектив. На зубах почему-то скрипнула бетонная крошка. Он облизнул губы.

– Итак, мы продолжаем нашу программу… Несколько неожиданно тема нашей беседы, э-э-э… изменила свой вектор, как говорят политики. Вот, товарищ «первый» сейчас сделает заявление. Кстати, я очень прошу все соответствующие органы не устраивать пока… не устраивать вообще никаких штурмов. Здесь, на телекомпании, полным-полно народу и… и все очень напуганы. Если уж говорить откровенно.

– Никаких штурмов, – сипло сказал «первый» и нервно сглотнул. – И газов.

Затем он вдруг полез в нагрудный карман.

– Петличка! – беззвучно простонал Роальд, делая страшные глаза.

Для телезрителей шорох клапана кармана, к которому и была прицеплена петличка-микрофон, превращался в грохот, заглушающий все звуки в студии. Андрей беспомощно пожал плечами. «Первый» наконец-то достал из кармана бумажку и неуклюже стал разворачивать её одной рукой, прижимая к пыльному стеклу стола. Андрей машинально помог расправить листок и поставил на его уголок коробочку «Смекты».

– Так. Это, видимо, нечто… э-э-э… вроде вашей петиции? – сказал он.

– Чего?.. Это наше обращение, – хрипло сказал «первый». – Мы его написали вчера. Ну… все вместе… – он откашлялся.

– Вы, пожалуйста, глядите прямо в камеру, хорошо? – Роальд работал так, как будто за столом сидел обычный гость. – Не в телевизор смотрите, а вот сюда, а то зрителю от вас только профиль видно будет. И не волнуйтесь.

В дверях снова появился раскосый Мустафа. Светка-режиссёр немедленно переключилась на третью камеру, и на экране возникла его переминающаяся с ноги на ногу фигура. Мгновение спустя, всплыли титры «Галина ПЕРВАКОВА, директор сети аптек «ЗДРАВНИЦА». Титр мигнул, сменился на «На правах рекламы», исчез. Зазвучала тихая музыка, которую звукорежиссёр подкладывал мягким фоном на весь прямой эфир.

– Музыку уберите, а? – сказал Андрей. В голове по-прежнему стучало. Кажется, даже подташнивало.

– Это Сашка тут со страху портачит, – ответствовал динамик.

Музыка прекратилась. О, Господи, там же ещё и Сашка-маленький за компьютером! – вспомнил Андрей. Забился в свой уголок, ближе к батарее… Светка только покрикивает – у него это всего лишь второй месяц работы. Воистину, «повезло» парнишке. Он, бедняга и так-то вечно что-нибудь, да отчебучит на эфире, а тут… Надо будет попросить, чтобы его отпустили. Отпустили – куда? Может, здесь нам всем безопаснее? И как там Ольга? Сейчас, наверное, забилась в толпу журок, то бишь, журналистов, и трясётся, бедная. Мышка, ведь, по гороскопу… Эх, блин, пятница!

– Можно? – спросил откашлявшийся «первый».

– Легко, – пробормотал Андрей. – Работаем… Тишина в студии. Автоматом только не елозь, а то сам себя заглушишь. И скажите там, в новостях, чтобы потише галдели… или дверь в студию закройте.

Раскосый бессмысленно ухмыльнулся. С места он не тронулся. За стеклом, в режиссёрке уныло маячил Вован с автоматом наперевес. От Светки, как всегда, была видна лишь макушка.

– Давай, Андрюха. Работаем! – буркнула она в наушнике Андрея.

(телефонный разговор) 

– Эдуард Эдуардыч! Добрый вечер! Это я… Да, я! У нас тут ЧП… (в трубке треск и сопение)

– Ты, давай, короче, а то я уже к Миронову подъезжаю.

– У нас тут захват на АТР.

– Где?

– На телевидении. На АТР! Ну, где директор этот… Чижов… тьфу!.. Ершов!

– На АТР? На телеканале?

– Да! Захват! Это те солдаты, шесть человек… предположительно все шесть…

– Б…дь, вас там оставить нельзя ни на день!

– Так откуда нам было…

– Давно?

– Минут двадцать назад. Эдуард Эдуардович, они в прямом эфире. Требуют, чтобы не отключали! Вы, как губернатор…

– Подожди ты!.. Ну, вы, б…дь, даёте… Ванников в курсе?

– Да! Он мне позвонил… он до вас не дозвонился и – мне… В Москве уже знают. Я думал, вам там уже сказали…

– Ну, б…дь… Вот, как на грех, и-м-е-н-н-о сейчас!..

Гудят, названивают телефоны…

– Пашка, ты?!

– (неохотно) А, привет… Ты чего?

– Паша, у меня информация – захват телестудии АТР. Я тут один пока, понял? Шёл к своим, бутылку нёс, а там… Давай, шилом – баннер! И на первую страницу – молния! Я сейчас надиктую!

– Это… тут уже нет никого! Васька ушёл, а…

– Захват, дубина! Захват в прямом эфире! Дёргай всех, кого надо. Я сейчас около АТР. Толкани там кого-нибудь, пусть карточек купят МТС-овских и сюда, пока здание не оцепили! А то и просто кинут денег на мой номер, пункты ещё работают. У меня на сотовом деньги кончаются. Ты понял?

– Тут нет никого уже… там Вася… они… в этот пошли… с Димкой…

– Ищи! Всех!! Понял!!? Упустим на хрен! Я сейчас на первом этаже. Ты Вальке звони, понял? Слышны были выстрелы! Понял?! Мне уже Лариска звонила!.. (прерывистое дыхание) Вот… я уже между первым и вторым этажом… Тут холодно… темно… (понизив голос) А на баннере – крупно «Террор» и три восклицательных знака. Ниже – «выстрелы в прямом эфире», понял?.. Кровь из носу – пиши всё, что показывают. Прямо с домашнего телевизора пиши! Всё, что показывают!

– Не слышно ничего… Игорь, где, говоришь, показывают?

– В шиз-з-з-зде, мать твою!!! Недоумки чёртовы! Вы что там, бл…ь, о…ели совсем?!! На АТР захват!!! АТР, понял?!! Может тебе ещё и по буквам прочитать, скотина?!

– Адрон, они же там всех поубивают, сволочи!

– Яна, ты мне номер дай, номер режиссёра или ещё кого!

– Да нет у меня номера!

– В сотовом нет что ли?

– Ой… в сотовом… Адрон Алексеевич, я вам перезвоню сейчас…

(пауза, попискивают кнопки; пауза; вызов)

– Адрон Алексе…

– Нашла, нет?

– Записывайте – восемь, девятьсот два, восемьдесят четыре… (диктует, всхлипывая)

– … пятьдесят два?.. Что? Пятьдесят или шестьдесят? Шестьдесят? Шестьдесят два… Записал!

– Адрон, вы же депутат Госдумы! Сделайте что-нибудь! Ну, там… ну, вы же знаете!..

– Яночка, ты не волнуйся так… всё будет хорошо… генералу Ванникову я звонил и…

– Андрюша там… Оля… да ВСЕ же там!

– Яна… Яна, возьми же себя в руки, чёрт тебя побери!!! Мне твоя машина нужна, срочно, слышишь?.. Свою взять не могу – охрана сразу за мной потащится!.. Садись и дуй к АТР. Меня на перекрёстке подхватишь. Около универсама «Дория»! Я буду прямо у перекрёстка! Да, мы едем туда!

– (шёпотом) Мама? Это я.

– Оля, ты?!

– Мама…

– Оленька!

– Мама, тише…

– Оля! Господи, что там у вас?.. Мы звонили… всё время занято… там они Андрея так ударили, прямо в лицо… Оля, ты где… ты на работе, да?

– Мама, я в отделе… здесь… на месте…

– Да что же это такое… (плачет)… уходи скорее оттуда…

– Мама, ты в милицию звонила? Ой… (пауза) мама, тут так страшно… (всхлипывает) Там что показывают?

– Они читают что-то… манифест какой-то… тут, вот, папа трубку рвёт у меня…

– Какой манифест?.. Папа, ты?

– Я сейчас приеду! Оля? Оля, слышишь? Я сейчас приеду!

– Ну, что ты говоришь, папа!!! (плачет) маму только не пускай никуда… и водишь ты плохо…

– Оленька!

– (совсем тихо) Папа! (всхлипывает) Я перезвоню…

– И-ри-ноч-ка! Привет!

– Привет!

– Вы телевизор смотрите?

– Я только что пришла…

– Ой, включай скорее на АТР!

– Что?

– Ну, у нас это седьмая кнопка… АТР!

– Я…

– Там ужас такой! Мы с Витей сейчас смотрим. Там солдаты… Дезертиры прямо передачу захватили!.. Я даже звонить туда хотела, а номера не помню, а его уже не показывают… ты не помнишь?

– Солда-а-аты?

– Да! Солдаты! С автоматами!

– Ой… у нас АТР не показывает… Володя настраивал-настраивал… А что?

– А мы с Мансуром сидим, – он говорит, давай, переключи! А я говорю…

Из материалов уголовного дела «О террористическом захвате телевизионной студии ЗАО ТРК АТР»

Видеокассета N003/59-05 «Террор. Касс.1… дата.

Вложение (расписано: Черепанова М.)

Хроном. – 3`57» 204-Захв-1/4-05

– … подогнать БМП… и чтобы никто… и никого! Чуть что – взрываем всё на хрен… и чтоб ни одна сука… в купюрах по сто долларов… Мы требуем… дедовщина… президент… олигархи… заложники. Мы хотим… пацаны!.. нам обещали… армия… дума… заложники… контрактная армия… заложники… и чтобы никаких отключений!

(закадровая начитка, Телекомпания «Студия-44», новости 21–30, экстренный выпуск, на экране – архивное фото здания АТР)

– Требования террористов были вполне ожидаемыми… подогнать БМП… и чтобы никто… никого… в купюрах по сто долларов. По предварительным данным все шестеро дезертиров… Губернатор, находящийся в Москве судя по всему не способен… Несмотря на усиливающиеся протесты… Москва… дума… министерство обороны… хаос… правоохранительные органы… заложники… Дубровка… Норд-Ост… газ… штурм… ГУВД… и прилегающие здания… заложники… уральский военный округ… оцепление… под контролем… губернатор… Москва… «Единая Россия»… мэр… ОМОН… спецназ… МЧС… губернаторские попытки скрыть… не смотря на… губернаторская команда – бессилие и растерянность чиновников… мэр города выступил с резким заявлением… Белый дом… Серый дом… областное Правительство. А через несколько минут – экстренный прямой эфир – выступление мэра Екатеринбурга на «Студии-44»!

Сюжет в новостях телеканала «Губерния»; титры: Влад Прекраснов, корреспондент. В правом верхнем углу экрана висит логотип-блямба: пламя взрыва и чёрная надпись «Экстримальная ситуация – захват»

На следующее утро – звонок в телекомпанию:

Мужчина: – … проверочное слово «экстрЕмум»! Это же математический термин! Поэтому, надо писать «экстрЕмальная ситуация», понимаете? Вы же свою репутацию портите!

(гнусавый девичий голос, возмущённо) – Мужчина-а-а… А я тут при чём? Это рекламный отдел! Вы не туда звоните!

(короткие гудки)

Мужчина: – Погодите… Алло?! Алло… вот, дура!!!

Девушка из рекламного отдела (повесив трубку): – Откуда я знаю, кто? Дурак какой-то звонил…

Белобрысому Валерию Филону всё нравилось. Типа, пацаны, по приколу. На секунду он даже остановился у зеркала в коридоре. А что? Он сам собой любовался в форме. Эх, сейчас бы фотку! Сфоткать тот самый момент, когда он засандалил очередь! Нет, жаль, никто толком не видел! Этого бугая… Кирилла, что ли… аж метра на три сдуло. Он не знал, что Филон и не хотел в него стрелять. Это же не кошка, всё-таки! Кошку, там, собаку, – можно, – но всё равно, даже не в Кирилла – момент вышел краси-и-ивый!

А на фотке, чтобы всё нормально вошло – и он, с закатанными рукавами, и Кирилл с удивлённым лицом спиной вперёд летит, и брызги крошек от пуль и дыры на стене… как в кино! «Если кто ещё рыпнется, – думал Филон грохоча сапогами по коридору, – прямо над головой дёрну. Пониже, чтобы чётко так. Или в пол, как в боевике. А они ногами, ногами – дрыг-дрыг!.. прикольно!»

Кирилл этот нарывается, ходит с мордой недовольной, будто Валерка ему лох какой из деревни. Пальнуть, что ли? Нет, лучше девки какие-нибудь. Они визжат в кайф…

– Давай к остальным, – сурово сказал Филон, – весь коридор уже проверили.

– Не, ребята, вы точно охренели, – горячо сказал Кирилл. – Вас же тут всех постреляют, понял? Всех! И нас тоже, вместе с вами. Вы хоть баб отпустите. Бабы-то что здесь делают? Ну, меня оставьте в заложники. Я и в студии сяду, вместо ребят. Я же криминальный репортёр, понял?

– Разберёмся, – гордо сказал Филон.

Он был ниже Кирилла на полголовы. Кого-то ему этот мужик напоминал, но кого? Кого-то хорошего или плохого? Филон не мог вспомнить, но всё равно, было приятно чувствовать, что Кирилл относится к нему с уважением, может быть, даже немного завидует, что вот он, Филон – Валерий Феофилов, потомок тульских мастеров и крутой рейнджер, – стоит, расставив ноги, и с небрежной улыбкой командует этим здоровенным мужиком.

– Давай-давай, – сказал он в растяжку, – двигай!

И пошевелил стволом для наглядности.

– Тьфу ты, блин, пацан, – плюнул Кирилл.

От него пахло спиртным, как, бывало от мамашкиных подружек с тульской фабрики «Заря». Трудового Красного Знамени фабрика. Соберутся тётки в общаге, пьют и треплются. А потом песни поют. Тоже мне, швеи-мотористки задрипанные. Мать, как без путной работы осталась – постоянно водярой попахивала. Что хорошо – когда сама пахнет, то Валеркиного запаха уже не чувствует. Главное, сильно не нажраться, она и не заметит.

Кирилл развернулся и пошёл по коридору. Филон конвоировал его. Слово всплыло откуда-то из памяти, и было хорошим, сочным словом – «конвоировать». Кирилл что-то прошипел. Очень похоже было на «гниду мелкую», но Филон решил сделать вид, что не слышит. Перед самой дверью в отдел новостей, откуда доносился многоголосый взволнованный хор, Валерка вдруг вспомнил.

– Стой! – сказал он.

Кирилл обернулся. Вид у него был – злее некуда.

– Ну, что ещё?

– Дайте закурить, – неожиданно просительным голосом выдавил Валерка.

Сработал рефлекс. Из в/ч салабоны с набитой мордой постоянно бегали стрелять сигареты и деньги для дедов. Сердобольные тётки на жалобное обращение клевали – порывались сунуть мелочь. «Ой, мой-то балбес скоро так же бегать будет!»

Мужики обычно давали только курево и все, как один, снисходительно трендели, типа, «я сам в Забайкалье служил» или ещё что похожее. Ну, могли и пива бутылку дать, только не все, конечно. Главное, шмыгать носом и ёжиться. Жалобнее надо. Вот интонация в память и въелась.

«Надо было сказать – сдать сигареты… или нет… сдать содержимое карманов!!!» – запоздало подумал Филон.

Кирилл неожиданно смягчился.

– Обычно я не поощряю детское табакокурение, – пробурчал он, – но у тебя, блин, аргумент – весомый. Держи. У меня ещё есть. Зажигалка?

И протянул поверх ствола почти полную пачку сигарет.

– Есть у меня зажигалка, – хмуро пробормотал Валерка и взял пачку. – Спасибо.

– На здоровье… Слушай, – внезапно спросил он, – вас же шестеро из части убежало, а я, вроде, только пятерых насчитал?..

– Это… иди давай! – крикнул Валерка.

– Да, уж, не задержусь, – тут же озлился Кирилл и вошёл в открытую дверь. – Спасибо, боец, за информацию.

Какую ещё информацию? Херня какая-то… Репортёр, тыр-пыр… а сам «Пётра Первого» курит. На его месте Валерка бы сигары курил и на джипе катался. Хреновый, поди, репортёр…

Вдоль всей стены висели портреты каких-то солидных дядек. Валерка остановился, разглядывая разнообразные физиономии. Сзади гудели журналисты. Малый что-то громко сказал, и несколько человек возмущённо затараторили в ответ. Малый, блин, та ещё жопа… хитрый, как этот…

Оба-на! Этого Филон узнал – Жириновский! Это они в студии снимали. Надо же, понесло его сюда… А в Тулу не приезжал. Ага… эта, как её, Хама-мада, что ли… А ничего, симпатичная. Старая только. Во, наверное, денег в Кремле зашибает! Ничего, мы тоже на мерседесах покатаемся. Москвич говорит, у них, мол, план – зашибательский…

… Что-то изменилось… что-то стало не так…

Филон поглядел по сторонам, пожал плечами. Вроде, всё на месте…

Он забычковал сигарету и неторопливо пошёл по коридору в сторону студии, к Мустафе, ошивающемуся в коридорчике у дверей, вместо того, чтобы контролировать вторую часть коридора.

Валерка вдруг представил себе, как сержант Забелин ползёт перед ним на карачках, а он подпинывает сучонка прямиком к сортиру. К специально нечищеному сортиру. На расстрел.

Или, как в фильме «Спецназ», – лейтенант Валерий Феофилов (нет… капитан Валерий Феофилов!) пощёлкивает по микрофону и небрежно говорит: «Клим! Минус два!..» Он даже поднёс руку к подбородку жестом актёра Галкина и холодно улыбнулся.

… Мать моя!..

… Мать моя армия, до Филона, наконец, дошло!

Телефоны!

Телефоны молчат!!!

И, вроде, недавно совсем перестали…

С улицы донёсся вой сирен и невнятное кваканье мегафона…

Валерка уже был у поворота к дверям студии, как что-то неясное дохнуло по коридору… Валерка шарахнулся к стене, и чуть было не открыл пальбу.

Фу… поблазнилось… просто сквозняк.

Стоп. А что это у нас так засквозило, а?

Ё-моё, да это же из-под двери рекламного отдела несёт! Вон там, чуть подальше… где Мустафы, падлы, сектор, а не его, Валеркин!..

Вот, суки, а? Там же не было никого!

Валерка попятился назад и заорал:

– Мустафа!

– Чё орёшь, – выглянул из-за угла Мустафа. – Тут передача идёт, а ты орёшь… – он широко улыбался.

– Вот, чурка, блин… секи! – Филон мотнул стволом в сторону двери. – Секи, Мустафа, там фигня какая-то…

– Где?

– Вон, та дверь, сечёшь? Этот… Кирилл говорит, что там нет никого. А теперь – из под неё свистит…

– Это… Москвич говорит, рано ещё!

– Москвич, Москвич! Хрена ли, Москвич?! А вдруг они уже в окна лезут?

– Бля-а-а… – ошалело протянул Мустафа. – Не… Филон… рано же!

Обоим стало не по себе. Валерка вдруг почувствовал, что ему трудно глотать.

– Может, гранатой? – шёпотом сказал Мустафа.

– У нас… – Филон всё-таки сглотнул слюну. – У нас их всего… – он оглянулся и прошептал, – всего две, тупак! Забыл что ли?

– А вдруг там спецназ?

– Не… Москвич сказал, они раньше, чем через тридцать-сорок минут не приедут! – ему вдруг очень-очень захотелось, чтобы Москвич был прав. Он же из Москвы! Он же знает!!! Он же говорил, что тут – провинция! Чёрт, он, правда, и про Тулу так же говорил.

Мустафа тупо посмотрел на него и осторожно спросил:

– А сколько сейчас? Этого… как его… времени сколько?..

Всё было ясно, всё было понятно – чего уж там голову в песок прятать. И было жутко, жутко, жутко… как в могиле.

– А ты и так в могиле, – прошептал кто-то над ухом, и Ольгу пробила крупная дрожь.

С трудом удержавшись от крика она не сразу поняла, что слышала собственные мысли. Всё же ясно, правда? Это захват – это я сразу догадалась. В дверь они не вломились – думают, что здесь нет никого – свет не горит, телефоны надрываются. Милиция скоро понаедет, спецназ… кто там ещё в таких случаях приезжает?..

А потом либо в перестрелке прикончат, либо газом каким-нибудь отравят… или эти… террористы найдут. И будешь тогда сидеть вместе со всеми и под себя мочиться, как в Беслане.

Ольга вдруг вспомнила, как совсем маленькую, папа брал её кататься на лыжах на озеро Шарташ. Снег блестит, лыжи поскрипывают… чай у папы в термосе такой сладкий… а потом домой, переодеваться (шерстяные носки – немедленно! – совсем девчонку заморозил, отец родной называется! – Ольга, марш в ванную отогреваться!) и потом сидеть рядом с мамой и папой, чистой и согревшейся… и смотреть вместе телевизор…

Здешний телевизор она выключила. Зачем-то пригибаясь, подбежала к шкафу, встала на цыпочки, закрыла глаза и от страха никак не могла нащупать кнопку. В какой-то момент она навалилась на шкаф, и ей показалось, что он сейчас упадёт… В одно мгновение ей представился грохот, топот ног там, за дверью, выстрелы, кровь… смерть… но кнопка щёлкнула и Ольга открыла глаза. Всё было в порядке. Так же пригибаясь, она вернулась к столу и съёжилась рядом со стулом.

«Хочешь смотреть телевизор дома, а не на работе – приди в себя! – сжав зубы и пытаясь не заплакать, сказала она себе строгим маминым голосом. – Думай, дурочка, что делать?»

Выбор был невелик – сидеть, сидеть и сидеть. Ждать, что произойдёт. Только от этих непрерывных звонков всех телефонов Ольга вот-вот сойдёт с ума.

«Так… – прошептала она, зажимая уши, – чем я могу помочь Андрею?»

Андрей. Господи, она же любит его!

Он же всё для неё сделает!

…

А ты? Что ты можешь сделать для него?

Ответ был безжалостен.

Ничего.

Ничего нельзя сделать. Всё, что приходит на ум, всё может сделать только хуже, чем есть сейчас.

«Слушай, малыш, – улыбаясь, прошептал в темноте Андрей, – пора нам отсюда сматываться. По-английски, не прощаясь. Здесь становится чересчур весело».

– Это ты сказал мне вчера, – едва слышно пробормотала Ольга.

Казалось, что кто-то внезапно налил в неё ледяную воду. От пяток до макушки всё стало холодным. Заломило затылок. Ольга встала. Двигаться, чувствуя себя резиновой куклой, под завязку налитой жидким льдом, было непривычно. Всё получалось как-то плавно, как во сне.

Нащупав свою сумку, Ольга повесила её на плечо, подошла к шкафу, открыла его и достала свою дублёнку, сняв её с поперечины вместе с проволочной вешалкой.

На секунду она замерла, положив руку на куртку Андрея. Потом прижалась лицом к рукаву и глубоко вдохнула знакомый запах – кожа… табак… Андрей…

– Помоги мне, ладно?

Господи, сколько раз она просила Андрея именно этими словами?

Сто? Тысячу?

Всегда?

«А ты, малыш, не телись. Давай-ка, поднажми! – теперь его лицо в темноте было хмурым и озабоченным. – Скоро будет поздно».

– Иду. Ты только не уходи, хорошо?

Окна в рекламном отделе были заклеены на зиму. Но не так давно, на Новый год, 28-го декабря, на телекомпании была вечеринка. Кирилл и Андрей в конце концов вздумали курить прямо в отделе и со страшным скрежетом раскрыли одно из окон. Ольга с Наташей и Еленой Борисовной вытолкали их за дверь. Ох, сколько было женского визгу!..