Текст книги "Годы гроз (СИ)"
Автор книги: Александр Ульянов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
IV
Южная Лотария, Баргезар
– Вот и он.
Моллард остановил коня и осмотрел высокие валы, покрытые пожухлой травой. Врытая в насыпь арка почти разрушилась, камни растрескались и поросли мхом. Уходящее солнце вонзало косые лучи в земляные стены Баргезара. Крепость выглядела неприветливо и ненадежно.
– И мы встретим свинаров тут? – Брон выплюнул травинку, которую жевал. – Уж лучше разметать их конницей в поле.
Дэнтон не обратил внимания на его слова.
– Заходим! – приказал он, и Арик громко протрубил, расправив крылья.
– Как бы нам навеки тут не остаться, – буркнул Брон и первым поскакал в разрушенные ворота.
Кассандра встала рядом и украдкой посмотрела на Молларда. Пока никто не видел, она коснулась его плеча. Дэнтон отбросил ее пальцы.
– Хватит. Ни к чему этот риск.
– Риск горячит мою кровь. Здесь холодно, а согреть меня некому, кроме этого серого плаща, – сказала Кассандра и запахнулась. Ее зрачки потемнели, и стали почти что в тон плащу.
– Твои мысли грешны, – сказал Моллард. – Сегодня вечером я жду тебя в своем шатре.
– Мы будем молиться?
– Со всей страстью.
Кассандра коротко рассмеялась, и Дэнтон посмотрел на нее. Губы улыбались, а глаза стали голубыми и светились.
– Когда я проезжал здесь впервые, – сказал Моллард, вновь обратившись к Баргезару, – крепость казалась мне больше…
…просто огромной. Дэнтон выглянул из повозки и удивился высоким, бурым стенам. Сухая трава свалялась и смешалась с грязью. Мрачный Баргезар, даже будучи вдалеке, как будто нависал над Дэном.
– Лотарцы первыми начали строить крепости, – сказал Людер. – В этих землях мало камня, поэтому они строили их из земли.
Весь путь от Старого Утеса гвардеец Бальдера по имени Людер развлекал Дэнтона интересными рассказами. Он говорил о прошлом земель, через которые они проезжали, о людях, что жили здесь, о событиях, сотрясавших их маленький мир. Дэн прилежно учился истории, но не знал и половины того, о чем говорил Людер.
– Откуда ты все это знаешь?
Гвардеец рассмеялся, достал из кармана сухарь и захрустел.
– Врешь ты все, – сказал Дэнтон и полез в сумку за последним яблоком. Глядя на Людера, тоже захотелось есть.
– Вру? Мужчина никогда не врет, так меня отец учил, – гвардеец откусил еще сухаря. – Он-то и рассказал мне все.
– А кто был твой отец?
– Монах в монастыре святого Георна. Всю жизнь только и делал, что читал книги.
– Опять врешь! – воскликнул Дэн. – Монахам нельзя иметь детей.
– Скажем так, мой батюшка любил прихожанок больше, чем прихожан, – жуя, сказал Людер.
– Он что, делал им детей?
– Наверное, о детях он не думал, но все же делал. У меня был брат и две сестры, и у всех разные матери, представляешь?
Гвардеец припрятал половину сухаря и почесал бритую голову. В пути у Людера завелись вши, и другие солдаты обрили его, оставив несколько глубоких порезов. Теперь он постоянно чесался.
– Так ты тоже бастард?
– Ха! Бастарды бывают только у знатных. А я был просто сынок одинокой мамаши. В деревне-то все знали, кто отец, так что ему приходилось подкармливать нас из монашеской кладовой.
– Твой отец был плохим монахом, – сказал Дэн и тут же испугался, что рассердил гвардейца.
Но тот снова рассмеялся, да так громко, что лошадь под ним испугалась.
– Да уж. Не зря его потом прогнали из монастыря. Четыре женщины и четыре ребенка хотели принять его к себе, но он ушел из деревни, и больше я его никогда не видел.
– Я вообще никогда не видел своего отца.
– Может, оно и к лучшему. Вдруг он тоже был плохим.
– Мой отец был героем, – нахмурился Дэнтон.
– Думаешь, герои – это благородные чистюли? Обычно герой это тот, кто больше всех убил.
– Все равно он не был плохим, – бросил Дэн и отвернулся.
– Ну он же сделал тебя. Значит, был неверным мужем. Кто знает, что он еще вытворял.
Дэнтон отвернулся и стал грызть свое яблоко.
Ливень начался вечером, спрятав вечернюю зарю под капюшоном туч, а ночью разразился по-настоящему. Баргезар остался недалеко – в свете луны его можно было бы разглядеть. Но Людер сказал, что от дождя там все равно негде спрятаться. Поэтому они укрылись в березняке недалеко от крепости.
Пожелтевшие кроны были редкими, но все же здесь было суше, чем под открытым небом. Гвардейцы даже умудрились развести костер и теперь грели руки и черствый хлеб. Купцы собрались в одной повозке и грелись у фонаря. Возницы спрятались в другой и упивались элем, которым разжились в деревне два дня назад. Дэн присел к гвардейцам. Один из них, с шелушащейся кожей, угостил его куском соленого мяса и печеной луковицей. Людер уже рассказывал какую-то историю:
– В древнем Миредане была такая богиня – Амиарис. Ей служили молодые девушки, которые ходили в прозрачных туниках, надевая их прямо на голое тело.
– Так, так, – подался вперед Шелуха.
– Они проводили всякие ритуалы во славу своей богини, выращивали фрукты в садах храмов и пели нежные гимны, – Людер улыбнулся и почесал голову. – А еще они проводили свадьбы. Готовили молодых – мыли, брили где надо, умасливали волосы и все такое. А в ночь перед свадьбой предавались любви и с женихом, и с невестой.
– Ого, – Шелуха, и не он один, поправил в штанах мужское достоинство. Дэнтон почему-то смутился.
– А раз в три года проходил праздник во славу жизни, – Людер понизил голос и подался вперед, – когда каждый мог прийти в храм Амиарис и возлечь с любой из жриц. А после…
Резкий свист прервал его речь, и гвардеец вздрогнул. Красный наконечник стрелы вырос у него из груди, брызги крови зашипели в огне. Шелуха подскочил, роняя флягу с водой.
– Вот дрянь, – сказал Людер и рухнул лицом в костер.
Вторая стрела вонзилась Шелухе в ногу. Он упал и кричал, пока третья не заткнула его навеки. Остальные гвардейцы схватили оружие и попрятались за деревьями. Пьяные возницы выскочили из повозки с кнутами в руках.
Из мокрой темноты с криками вырвались люди, одетые в шкуры. Сразу воцарился хаос. Разбойники превосходили числом, зато у гвардейцев были острые мечи и шлемы. Дэнтон схватил топор. Им Людер нарубил дрова, на которых сейчас горело его лицо.
Все перемешалось. Гвардейцы Бальдера и разбойники носились меж деревьев, разя друг друга. Изредка пролетали стрелы. К драке присоединились возницы, где-то взявшие длинные ножи. Купцы погасили фонарь и, наверное, тряслись в повозке от страха.
Раздался вопль, и в первое мгновение Дэну показалось, что его атаковал звереныш. Молодой разбойник носил такие длинные и спутанные волосы, что не было видно лица. Дэн отступил, взмахнув топором. Парень откинул волосы и Дэнтон увидел, что тот лишь на пару лет его старше. Кривой кинжал в его руке ни капли не дрожал. Бандит оскалился и заверещал, бросаясь на Дэна.
Удар вышел почти сам собой, как на тренировке. Лезвие упало между плечом и шеей парня. Грязное лицо исказила нелепая смерть. Дэн вырвал топор и отступил. Тело рухнуло вперед, к его ногам.
Дэнтон смотрел, как жизнь вытекает из тела наружу. Кровь пропитала землю, делая ее еще чернее. Парень дернулся и затих.
Дэн сжимал рукоятку топора. Сердце неистово стучало о ребра. Как это просто – подумал он тогда впервые.
Дэнтон огляделся. Один бандит пытался уползти, прижимая к животу обрубок руки. Гвардеец с двумя мечами наступал сразу на троих врагов. Возница душил разбойника кнутом, лежа с ним на земле. Лица обоих побагровели. Кто-то кричал и звал мать.
Неистовый вопль заставил Дэна обернуться. Он увидел разбойника с деревянной палицей, который бежал на него. Не думая ни секунды, Дэнтон бросился наутек.
Он несся вперед, проламываясь через кусты. В кромешной темноте несколько раз едва не налетел на деревья. Разбойник бежал за ним, неистово вопя:
– Стой! Ты убил его! Сто-ой!
Вокруг все было черным-черно, как в самом Небытии. Дэн перескочил через поваленный молодой ствол и оказался на широкой поляне. Тучи разошлись, обнажив лунный свет. Из мрака явилась худая и высокая фигура. Она подняла голову, и Дэнтон увидел лицо. Он стоял, не в силах пошевелиться и оторвать взгляд.
«Как могила, – подумалось ему. – Могила, полная червей».
Черные веки поднялись, и два глаза уставились на Дэна: серебряный и золотой.
В следующий миг в затылке вспыхнула боль, и земля бросилась ему навстречу.
V
Америя, Кроунгард
На Слезе, к югу от дворца
Погода стояла дрянная. Впрочем, она всегда была дрянная в этом году, да и в прошлом. Годы гроз, чтоб их.
Уключины лодки нещадно скрипели, когда Коррин поднимал и опускал широкие весла. Мелкий дождь стучал по капюшону, и все время норовил плюнуть в лицо. Фонарь на носу лодки шипел, когда вода попала внутрь. Воняла мокрая тряпка, которой Корр прикрыл фонарь с одной стороны.
Леди Ритта Дульф, сидящая напротив, угрюмо куталась в плащ.
– Поездка вышла очень романтичной, сир, – сказала она, плохо скрывая раздражение. – Но уже темно, и я замерзла. Наверное, стоит вернуться во дворец.
– Как можно, леди! Посмотрите, какое небо, какие звезды! Они отражаются в ваших прекрасных глазах, так что я готов в них утонуть! – оглядывая башню Наместника, сказал Коррин.
– Вы даже на меня не смотрите.
– Что? – он повернулся к Ритте и увидел в ее глазах только гнев. – О, миледи, простите. Не хотел вас обидеть. Конечно, пора возвращаться. Уже и впрямь слишком темно.
«Ни хрена уже не разглядеть. Одно я понял точно – в башню не забраться по стене, лестниц нет, окна слишком высоко. Пристать на лодке к берегу можно, но толку? Если только среди скал нет какого-нибудь тайного хода. Надо будет приехать завтра и…»
– Зачем вообще мы поехали сюда? – спросила Ритта. – Это ведь было не свидание, сир.
– А? Что вы, леди. Просто мысли не дают мне покоя.
– И о чем же вы думаете?
– О войне, дорогая, о грядущей войне. Ваш брат, я слышал, собрал войска и идет на Длань?
– Он первым откликнулся на призыв короля, – холодно произнесла леди Дульф и плотнее запахнула полы плаща.
– Простите, что испортил вечер, – изо всех сил работая веслами, сказал Коррин. – Я хотел читать вам стихи под луной, но луна ушла за тучи, и я сразу вспомнил о войне. Но поверьте – ваша красота поистине не знает равных.
Насчет этого Корр сильно сомневался. У Ритты был слишком длинный подбородок, слишком толстая шея и слишком колючий нрав. И ко всему прочему, она не была тупицей – так что в ответ на комплименты только фыркнула.
– Вы позволите мне исправиться? Скажем, завтра? После завтрака, когда будет светло?
– Почему бы вам не исправиться прямо сейчас?
– Как же?
– Вы говорили о стихах, – ехидно заметила Ритта. – Прочитайте один, пока мы не доехали до причала.
«Размечталась».
– Кажется, тяжелые мысли выбили их все из моей памяти.
– Попробуйте вспомнить. Мой брат, который едет на Длань с армией моего отца, знает их много.
«Ого, мы перешли на угрозы! Мрак с тобой, сейчас я что-нибудь припомню».
– Ах да, кажется, я вспомнил кое-что. Небольшое лэ1010
Стихотворный жанр во французской средневековой литературе.
[Закрыть], которое называется «Царица троллей».
Лицо леди Дульф потемнело, но Коррин уже начал читать:
Давным-давно, в заре времен
Был дикий тролль в горах рожден.
Он был могуч, и нравом зол,
И руки – как древесный ствол.
А зубы – точно пики скал,
Людей он ими разрывал.
И равных не было ему
По силе, ярости и злу.
Но вот однажды, в жаркий день,
Искал для отдыха он тень.
И вдруг заметил: у реки
Резвились девы, все наги.
Навстречу девам вышел тролль,
Надеясь причинить им боль.
Девицы бросились бежать,
Осталась лишь одна стоять.
Она смотрела на него
И не боялась ничего.
Глаза-сапфиры, кожа – снег.
«Что за прекрасный человек!
Подумал, глядя, дикий тролль
Мала, конечно, будто моль…
Но как красива! Украду!
Как украшенье, не еду».
Вдруг дева подошла сама
С улыбкой, донельзя мила.
«Я рада видеть вас, друг мой,
Скажите, кто же вы такой?»
«Я тролль, злодей, я ем людей!»
«Зачем съедать своих друзей?»
«Друзей? Мне не нужны друзья!»
«Ну а невеста? Может, я?..»
И сердце каменное вдруг
Ожило, и раздался стук.
И Божий свет зажегся в нем
И тролль наш был преображен.
Он человеком сразу стал,
Жестокость, злобу потерял.
И с чудотворной девой той
Остались мужем и женой.
Это лэ было явно незнакомо Ритте, и, судя по названию, она ожидала чего-то другого. Но когда Коррин закончил, на ее щеках расцвел румянец, она смущенно отвела глаза и сказала:
– Прекрасное стихотворение, сир.
– Его сочинил Гатье Неутомимый, странствующий бард из Энариона, – направляя лодку к причалу у Солнечного моста, сказал Коррин. – Видите, милая леди, даже дикий тролль может стать прекрасным, если ему подарит любовь прекрасная дама.
Лодка подошла к причалу. Коррин вылез и подал Ритте руку. Стражники у дворцовых ворот подняли фонарь, и Корр помахал им.
– Вы правы. Простите меня за мой гнев, – подавая руку, сказала Ритта. – Должно быть, вы и впрямь были заняты мыслями о войне – это так свойственно мужчинам. Пожалуй, я действительно желаю… прокатиться с вами.
– Вы оказали мне честь, – Коррин поклонился и коснулся губами ее перчатки. – Я зайду за вами после завтрака.
– А как насчет позавтракать вместе?
– Прошу простить, но в последнее время я обычно завтракаю с друзьями. У нас есть одно дело, которое мы обсуждаем.
– Вы неверно меня поняли, – Ритта приблизилась. – Я имела в виду, позавтракать вместе в моих покоях.
– О, – Коррин улыбнулся. – Это совсем другое дело. Но должен предупредить, что я обладаю отменным аппетитом.
– Как и я, – она улыбнулась в ответ, и стала вдруг гораздо красивее. – Посмотрим, кто из нас насытится быстрее.
Утром Коррин проснулся первым. Леди Дульф спала рядом, положив руку ему на грудь. В памяти тут же всплыли дикие скачки, которые они устроили ночью, и совершенно неприличные вещи, которые Ритта делала губами и языком. От этих мыслей внизу живота сладко заныло.
«Небытие меня забери, за неказистой внешностью скрывается настоящая тигрица, – подумал он. – Я бы вряд ли на ней женился, но с удовольствием навещал бы пару раз в неделю».
Он аккуратно убрал руку Ритты, вытащил из-под кровати горшок и помочился. За витражным окном занимался рассвет. Для завтрака еще рановато, так что, быть может…
– Ты проснулся?
Коррин повернулся и увидел, как Ритта потягивается. Одеяло соскользнуло с ее острой груди, и от этого вида мужество Коррина снова напряглось. Она это заметила.
– Неужели ты не насытился ночью?
– Я же сказал – у меня отменный аппетит, – залезая обратно в кровать, сказал он.
– Пожалуй, и меня с утра мучает голод, – полностью сбрасывая одеяло, сказала она.
Кататься на лодке они так и не поехали.
Весь день и весь вечер Коррин вспоминал горячие объятья леди Дульф. Он пытался думать о деле, но воспоминания о страстных играх не позволяли ему этого делать. Только ближе к ночи, придя в сторожку Гиральда, он смог сосредоточиться.
Комната была расположена прямо над Черными воротами, так что внутри пахло тухлятиной и чем-то кислым. Запах горящих в очаге дров и булькающей овощной похлебки с этим не справлялся. Зайдя, Коррин отпихнул ногой бутылку с разбитым горлышком и молча поприветствовал Гиральда и Пьеррига, сидящих за столом.
– Снаружи в башню не попасть. Если только есть какой-нибудь тайный ход.
– И что, ты не попробовал его найти? – спросил Пьерриг.
– На то он и тайный, Дюг, его так просто не найдешь.
– Одним словом, не пробовал.
– А как же ты? Говорил с кальдийцами?
– Эти твари не хотят говорить.
– А ты пробовал?
– Пробовал! Мой кальдийский для них все равно что овечье блеянье. Ни хрена не понимают.
– Хватит вам собачиться, – Гиральд взял кусок ткани и снял с огня закопченный котелок. – Похлебка готова.
Он поставил котелок на стол и протянул каждому миску. Пьерриг зачерпнул похлебки и стал пить через край. Коррин благодарно кивнул, но есть не стал. Стряпня Двухголового – сомнительное удовольствие, так что он лишь отломил себе предложенного черного хлеба.
– Помолиться забыли, – укоризненно сказал Двухголовый, садясь.
– Твоя правда, – Пьерриг отставил миску.
Напротив окна, перечеркнутого трещиной, висела икона, покрытая латунью вместо серебра. На ней была изображена святая Лиссия – покровительница вдов и матерей. Неизвестно почему, Гиральд глубоко почитал ее. Там что-то было связано с его семьей, но Коррин никогда не спрашивал, а Двухголовый не стремился рассказывать.
После молитвы Гиральд и Дюг вернулись к похлебке. Пока они ели, Коррин теребил кончик носа и думал.
Кардинал Лекко просил обратить внимание на подземелья. Вся земля под Кроунгардом изрыта древними ходами, которые построил таинственный серокожий народ. Задолго до того, как америйцы захватили острова – быть может, за тысячи лет, еще в Эру чудовищ, когда на Мирисе обитали тролли и другие гигантские твари…
Нужные мысли то и дело перебивались воспоминаниями о напряженных сосках Ритты, ее приоткрытых губах, издающих страстные стоны. Коррин ущипнул себя за ногу под столом.
«Думай о деле, балда. Когда ты станешь героем, для нее и всех остальных дам найдется время».
– Вот что, – сказал Пьерриг, утирая рот рукавом. – Знаю одного говнюка. Смотритель винного погреба. Говорят, он хорошо знает подземелья, и даже пару раз помог отыскать заплутавших там.
– Что ж ты раньше молчал? – спросил Коррин.
– Потому что кое-кто обоссал все штаны, как только речь зашла о подземельях.
– Ваша грубость, сир, не знает границ, – Коррин отложил так и не тронутый хлеб. – Чего расселись, едоки? Идемте.
Винные погреба находились в южной части дворца, недалеко от башни Наместника. Комната смотрителя, как оказалось, даже не имела дверей. Это была каморка, сделанная в тупике коридора и укрытая от посторонних глаз грязно-белой тканью.
Еще издалека Коррин услышал молодецкий храп. Пьерриг первым подошел и отдернул занавеску. Смотритель не отреагировал – он спал, развалившись на прессованной соломе и положив руки под голову. Это оказался курчавый мужчина с неаккуратной седеющей бородой, растущей прямо из шеи.
Стены его нехитрого жилища были задрапированы той же тканью, в углу стояло деревянное ведро и сундук без крышки, полный всякого скарба.
– Может, завтра зайдем? – спросил Гиральд.
– Еще чего, – Дюг наклонился и встряхнул спящего.
Храп оборвался, мужчина подскочил и уставился на пришедших.
– Чего надо?! – воскликнул он.
– Не ори, – сказал Дюг.
– Кто вы?
– Я – рыцарь инквизиции, а это – рыцари Кроунгарда. Ты понял? Мы пришли кое-что узнать.
– Поздно ведь уже, – огрызнулся смотритель, потирая глаза. – Утром не могли прийти?
Коррин собирался было ответить, но Пьерриг подошел и толкнул мужчину так, что тот врезался в стену.
– Ты что, важная особа? К тебе пришли знатные рыцари, так что закрой хлебало и отвечай на вопросы!
– Н-но так нельзя, сир! – поднимая руки для защиты, выпалил смотритель.
– Ты что, сука, будешь указывать, что мне нельзя?!
Пьерриг уже занес кулак, но Коррин остановил его.
– Успокойся, сир. Не надо ломать ему челюсть.
– Что, теперь ты мне указываешь?
Пьерриг уставился на него своим бешеным и жутким из-за бельма взглядом. Коррину стало не по себе, но он выдержал натиск этих яростных глаз.
– Мы поговорим спокойно, – сказал он. – И добрый человек нам все расскажет. Правда ведь? Как тебя зовут?
– Я, я Кельд. Что вам нужно?
– Говорят, ты хорошо знаешь подземелья.
– Не то чтобы очень. Вы что, собрались туда спуститься? – утирая взмокший лоб, спросил Кельд.
– Вроде того. Не знаком ли тебе тайный проход в одну из башен Кроунгарда?
– В к-какую?
– Башню Наместника, – улыбнулся Коррин.
Смотритель нервно рассмеялся и тут же осекся, услышав тяжелый вздох Пьеррига.
– Н-нет, добрые сиры, простите меня. Я не знаю.
– Не ври мне, тварь, – Дюг схватил его за запястье и резко дернул. – Не смей мне врать!
– Я говорю правду, сир! Я не знаю туда пути!
– Дюг, пожалуйста… – сказал Корр.
Но Пьерриг его не услышал. Одной рукой он зажал Кельду рот, второй схватил указательный палец, и следом раздался мерзкий хруст. Коррин безотчетно сделал шаг назад. Глаза Кельда расширились, и он издал отчаянный вопль в ладонь Пьеррига.
– Ты что творишь? – охнул Гиральд.
– Какого хрена, Дюг?!
– Он все расскажет. Да?
Кельд быстро закивал.
– Будешь орать – сломаю все остальные пальцы, и руки тоже. Ты понял?
Пьерриг убрал ладонь от лица Кельда и освободил жалостливый стон.
– Я правда не знаю дороги, – сказал он, морщась от боли и стараясь не глядеть на покалеченный палец.
Коррин тоже старался не смотреть. Гиральд сопел за спиной, явно недовольный таким поворотом событий. Коррин тоже был не в восторге – но что поделать, Пьерриг уже взял дело в свои руки.
– Не знаешь? Ну ладно, кусок дерьма, сейчас я помогу тебе вспомнить, – процедил Дюг и взялся за средний палец.
– Нет-нет-нет сир подождите!
– Говори, – Пьерриг выгнул палец в обратную сторону.
– Я заблудился там! Заблудился лет пять назад! Спустился в подземелья в западной части дворца, а вышел в южной! Прямо в той башне!
– Хорошо! – похвалил его Пьерриг. – Ты покажешь дорогу?
– Я не запомнил, сир, я был напуган! Но я попробую рассказать!
– Отпусти его палец, Дюг, он уже говорит, – Коррин зря попытался ослабить накал.
– Так у него лучше получается. Продолжай!
– В-вам надо спуститься под угольное хранилище, там есть узкий коридор, где всегда пахнет тухлыми яйцами. И затем, затем идти прямо до развилки, повернуть направо, и потом опять направо, и прямо-прямо до самого конца! Я не знаю, у меня не было света! Я там чуть с ума не сошел! Я старался идти только прямо, а когда упирался в стену, поворачивал направо!
– Ладно, нам этого хватит, – сказал Коррин. – Правда, Дюг?
– Наверное, – бросил Пьерриг, отпуская палец Кельда. Смотритель прижал руку к груди.
– Ты не видел там ничего странного?
– Там были письмена серокожих, вырезанные на стенах. Иногда они начинали светиться. И я слышал странные звуки из глубины…
– Главное, что никто не пытался тебя сожрать, – улыбнулся Коррин.
– Люди там все равно пропадают, – сказал смотритель и шмыгнул носом. – Лучше б вы не ходили.
– За нас не беспокойся, – сказал Коррин и развязал кошель на поясе. – Прости за вторжение. Вот, смотри сюда…
– Да, – сказал Пьерриг и схватил Кельда за голову. – Посмотри сюда, – он резко повернул его шею вправо. – Теперь сюда, – и он резко рванул ее в другую сторону.
Раздался громкий хруст, и Кельд обмяк. Его глаза остались в ужасе распахнуты. Дюг поддержал тело, не дав ему упасть.
Коррина прошиб холодный ужас. Он так и застыл с монетами в руках, а Гиральд за спиной вдруг начал молиться, а потом выпалил:
– Ты сумасшедший, Пьерриг! Как тебя вообще взяли в инквизицию?!
– С еретиками по-другому нельзя.
– Он не был еретиком! – прошипел Коррин, отодвигая занавеску. К счастью, в такое время никто не спускался за вином. – Зачем ты его убил?
– Чтобы заткнуть.
– Я бы заплатил ему!
– Так будет надежнее.
Дюг огляделся по сторонам и указал на флягу рядом с изголовьем ложа:
– Подай-ка мне. Что там?
– Гиральд, смотри за коридором, – сказал Коррин и завязал кошелек. Ругаясь про себя последними словами, он подобрал флягу и, открыв, понюхал.
– Вино.
– Давай сюда.
Дюг вырвал флягу из его рук, облил вином рубаху Кельда, а остатки выплеснул на пол.
– Напился, как вонючий бродяга, – сказал Пьерриг. – И пошел шляться по погребам. В коридоре никого?
– Нет, – буркнул Двухголовый.
– Он пошел, этот сраный пьяница, – Дюг вышел в коридор, неся тело смотрителя. – И зачем-то решил сходить в подземелья. А! Он решил поссать туда, оскорбить темную магию, живущую внизу.
Он распустил завязки на штанах Кельда и спустил их, обнажая плоский белый зад. Открыл тяжелую дверь, откуда сразу пахнуло чем-то спертым, давно заброшенным – если бы у тьмы был запах, она бы пахла именно так.
– Решил поссать, – продолжил Пьерриг. – И упал!
Он бросил мертвого вниз, и тело покатилось по ступенькам, исчезая в темноте.
Гиральд сотворил святой знак, и Коррин следом за ним. Он почему-то чувствовал себя использованным, и сейчас ему хотелось сделать две вещи – как можно быстрее попрощаться с Пьерригом и снова оказаться в объятиях Ритты. Он был готов на всякие вещи ради дела, но убийство, да еще и такое бессмысленное?!
Уже не впервые Корр пожалел, что рыцарь инквизиции стал их сообщником, но впервые он подумал, что вообще зря решился на эту затею. Он вдруг понял, что и в битве с паладинами кому-то предстоит умереть. Быть может, Двухголовому или ему самому. Вдруг захотелось разом от всего отказаться – но теперь это вряд ли было возможно. Слишком дорогая цена уплачена.
– Это страшный грех, – сказал Гиральд. – Я помолюсь за тебя, Дюг, но думаю, что Небытия ты все равно не избежишь.
– Это решит Просветитель, – закрывая дверь в подземелья, сказал Пьерриг.
– Идем отсюда, пока нас не увидели! – бросил Коррин и первым зашагал вперед.
