Текст книги "Революция не всерьез. Штудии по теории и истории квазиреволюционных движений"

Автор книги: Александр Тарасов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 29 страниц)

В предварительном заключении, как стало известно, А. Родионов и А. Кузнецов подвергались систематическому жестокому обращению с целью получения от них нужных следствию показаний. От Иштвана Зихермана следователи путем систематических избиений добились нужных следствию – направленных против А. Родионова и А. Кузнецова – показаний, после чего он был освобожден из-под стражи и выехал в Венгрию летом 1991 г., оставив заверенное заявление, в котором отказывался от своих показаний на предварительном следствии, поскольку они были вырваны у него силой.[47]47
  Тупикин В. Расправа. – Солидарность, 1992, № 5.


[Закрыть] Столкнувшись с подобными проблемами, следствие смогло подготовить дело к суду лишь осенью 1991 г., уже после падения власти КПСС (в августе 1991 г.).

Суд над А. Родионовым и А. Кузнецовым должен был состояться 24 сентября 1991 г. До суда акции в защиту А. Родионова и А. Кузнецова проводились в Москве в основном АРОМ, MCA и ДС. Однако к 24 сентября сведения о жестоком обращении с А. Родионовым и А. Кузнецовым стали достоянием широкой общественности. Ряд общедемократических и правозащитных организаций, так же как и анархисты, рассматривал это «дело» как фальсифицированное, а готовящийся процесс – как политический. Косвенным свидетельством того, что и власти рассматривали «дело Родионова – Кузнецова» как политическое, было содержание А. Родионова и А. Кузнецова в следственном изоляторе КГБ (Лефортово). Особое возмущение вызывало то, что при новой, антисоветской власти продолжались репрессии против тех, кто выступал против прежней власти – советской. Кроме того, анархисты бывшего СССР впервые столкнулись с систематическим жестоким обращением в тюрьме с единомышленниками (анархистами).

В результате перед зданием Дзержинского районного суда 24 сентября 1991 г. собралось 300 человек, устроивших пикет в защиту А. Родионова и А. Кузнецова. В пикете участвовали члены ДС из Москвы и Твери, анархисты из разных организаций Москвы, Тулы, Казани, Твери, Нижнего Новгорода, Санкт-Петербурга, Хабаровска, Балакова, Харькова и других городов, представители правозащитных организаций и даже члены Русского народно-демократического фронта – движения «Память» (лидер – Игорь Сычев). Но суд был перенесен на 26 сентября, а пикетчики провели демонстрацию и несанкционированный митинг у Моссовета.

26–27 сентября на суде А. Родионов и А. Кузнецов объявляют себя жертвами политических репрессий, а обвинение начинает «рассыпаться». В результате суд переносят на 30 сентября. На заседаниях свидетели, дававшие показания в пользу А. Родионова и А. Кузнецова, отвергались судом, а ходатайства защиты о вызове дополнительных свидетелей отводились. Это вызвало усиление протестов и расширение числа анархистских организаций, проводивших акции в защиту А. Родионова и А. Кузнецова.

30 сентября судебное заседание, едва начавшись, было прекращено и перенесено на 24 октября. В ответ 7 октября началась голодовка протеста анархистов, к которой – после того как трое участников голодовки были доставлены в больницу – присоединились депутаты Моссовета и Верховного Совета. Это привело 24 октября к изменению меры пресечения А. Родионову и А. Кузнецову – освобождению их из-под стражи под подписку о невыезде.

Между тем в ходе совместных акций протеста происходило постоянное общение более радикальных анархистов с менее радикальными, что влекло за собой медленное преодоление неприязни и, вследствие этого, размывание идейной «чистоты» КАС, лидеры которой пытались третировать радикалов как «вульгарных анархистов». В результате оба крупнейших объединения анархистов – и АДА (на III съезде 19–20 октября 1991 г.), и КАС (на конференции в Санкт-Петербурге 2–3 ноября 1991 г.) – приняли обращения в защиту А. Родионова и А. Кузнецова и решили бороться за их освобождение.

Особое возмущение у анархистов – что также содействовало росту радикальных настроений – вызвало замалчивание средствами массовой информации «дела Родионова – Кузнецова».[48]48
  Александрович П. Дело Родионова и Кузнецова. – Новый свет (Пг.), 1991, № 8.


[Закрыть]

10 февраля 1992 г. Дзержинский районный суд вынес обвинительный приговор по делу А. Родионова и А. Кузнецова. Они были осуждены на три года лишения свободы по ст. 206, ч. 3 УК РСФСР (хулиганство «с применением или попыткой применения огнестрельного оружия либо ножей, кастетов или иного холодного оружия, а равно других предметов, специально приспособленных для нанесения телесных повреждений»).[49]49
  Уголовный кодекс РСФСР. С изменениями и дополнениями на 5 мая 1990 г. М., 1990. С.126.


[Закрыть] Обвинительный приговор был вынесен несмотря на то, что защите удалось доказать, что все основные следственные действия проведены с нарушением УПК и строго юридически виновность А. Родионова и А. Кузнецова обвинению доказать не удалось.[50]50
  Горячева Ю. Кокотов О. Дело анархистов Родионова и Кузнецова: новые политзаключенные. – Солидарность, 1992, № 6.


[Закрыть] Всего же, по словам адвоката Г. Агеевой, «в деле было столько нарушений УПК, что их хватило бы на десятки дел».[51]51
  Тупикин В. Расправа. – Солидарность, 1992, № 5.


[Закрыть]

Степень неприятия судебного решения анархистами разных направлений была уже одинаковой – и действия членов КАС ничем не отличались по уровню радикализма от действий их «экстремистских» товарищей. После оглашения приговора анархисты провели демонстрацию в центре Москвы, перекрыв уличное движение у Моссовета и организовав митинг на Советской площади. Митинг был разогнан ОМОНом с применением дубинок, многие участники получили серьезные побои, 20 человек было задержано.[52]52
  Дело Родионова и Кузнецова. Хроника акций сопротивления. – Новый свет (Пг.), 1992, № 2.


[Закрыть]

И «умеренные» и «радикальные» анархисты были возмущены как применением силы к демонстрантам, так и освещением событий в средствах массовой информации: «Два официоза – старый («Правда») и новый («Российская газета») поместили насквозь лживую информацию Центра общественных связей МВД России. «Московский телетайп» вообще ухитрился показать не митинг в защиту несправедливо осужденных, а скверно состряпанную картинку «из жизни подонков общества»».[53]53
  Тупикин В. Расправа. – Солидарность, 1992, № 5.


[Закрыть] В результате 13 февраля на Советской площади состоялся часовой – несмотря на жестокий мороз – митинг, в котором участвовало несколько сот человек, представлявших 8 анархистских организаций и ДС, а также депутаты Моссовета. Митинг вновь был разогнан ОМОНом с применением спецсредств, многие его участники были задержаны. В тот же день митинги и пикеты в защиту А. Родионова и А. Кузнецова прошли в Санкт-Петербурге и Казани.

После этого акции в защиту А. Родионова и А. Кузнецова принимают систематический характер. В Санкт-Петербурге почти ежедневно анархисты всех действующих в городе групп проводят пикеты и собирают подписи под обращением с требованием освободить А. Родионова и А. Кузнецова. Аналогичные акции проводятся в Казани, Саратове и Севастополе. В Москве митинги в защиту А. Родионова и А. Кузнецова продолжают разгоняться ОМОНом. В феврале – марте московские анархисты при поддержке анархистских групп России и Украины переходят к регулярным акциям блокирования здания прокуратуры России. Участников так же регулярно разгоняет с помощью дубинок ОМОН. Результатом жестких действий властей становится нарастающее неприятие нового режима со стороны анархистов.

В ходе кампании в защиту А. Родионова и А. Кузнецова анархисты столкнулись с нежеланием своих недавних союзников – партий и печати бывшей «демократической оппозиции» – оказать им помощь. Поддержали анархистов лишь организации, оказавшиеся после августа 1991 г. «на обочине» общедемократического движения и «оттертые» от власти – мелкие независимые профсоюзы, ДС, правозащитники. Средства массовой информации игнорировали «дело Родионова – Кузнецова» или подавали сведения о нем в искаженном виде. Более или менее регулярно освещали «дело» (помимо собственно анархистской прессы) лишь газета Московской федерации профсоюзов (МФП) «Солидарность» (где работало много членов КАС) и правозащитная газета «Экспресс-Хроника» (главный редактор газеты Александр Подрабинек участвовал в кампании в защиту А. Родионова и А. Кузнецова).

Особенно неблагоприятное впечатление это произвело на анархистов в Санкт-Петербурге, имевших до августа 1991 г. тесные контакты с «демократической оппозицией», настроенных в большинстве своем антисоциалистически и довольно лояльных вначале к новому – постсоветскому – режиму. Несмотря на все старания анархистов лишь правозащитный канал «Радио Балтика» рассказал о «деле Родионова – Кузнецова». Санкт-Петербургское радио отказалось сообщать о «деле», «демократическая газета» «Невское время» обещала напечатать материалы о «деле Родионова – Кузнецова», но обманула. В программе Санкт-Петербургского телевидения «Пари-Прогноз» из интервью с лидером петербургских анархистов П. Раушем вся информация о «деле Родионова – Кузнецова» была вырезана. В ответ анархисты начали 7 марта пикетирование Санкт-Петербургского телецентра с требованием дать в эфир информацию о «деле Родионова – Кузнецова». Пикетирование привлекло внимание общественности, о нем сообщили средства массовой информации. В результате Санкт-Петербургское телевидение в программе «Альтернатива» дала краткий сюжет о «деле Родионова – Кузнецова».[54]54
  Дело Родионова и Кузнецова. Хроника акций сопротивления. – Новый свет (Пг.), 1992, № 2.


[Закрыть]

В условиях непрекращающейся кампании протеста, в том числе и международной (акции в защиту А. Родионова и А. Кузнецова проходили в США, Франции, Канаде, Швеции и Польше), 24 апреля 1992 г. решением Московского городского суда А. Родионов и А. Кузнецов были освобождены из-под стражи. Суд, однако, не оправдал их, а лишь сократил срок заключения до фактически отбытого (известная советская практика). Это вызвало разочарование и возмущение анархистской массы.[55]55
  Крайнев М. Цена судебной ошибки. – Солидарность, 1992, № 14–15.


[Закрыть]

«Дело Родионова – Кузнецова» заметно увеличило степень неприятия анархистским сообществом нового режима в России и безусловно радикализовало настроения. Более других в процесс радикализации были втянуты анархисты, непосредственно участвовавшие в акциях в защиту А. Родионова и А. Кузнецова – в первую очередь в Москве и Санкт-Петербурге. Участники московских акций, систематически разгоняемые и избиваемые ОМОНом, стали воспринимать новый режим как «демократическую бутафорию полицейского государства». Анархисты Санкт-Петербурга испытали тяжелое потрясение, обнаружив, что их вчерашний друг и союзник «демократическая оппозиция», придя к власти, «предала» их и «переродилась». Серьезный удар «дело Родионова – Кузнецова» нанесло по крупнейшей нерадикальной анархистской организации – КАС. Участвуя в совместных акциях, рядовые члены КАС убедились, что радикальные анархисты по сути мало чем отличаются от них самих – вопреки уверениям вождей КАС, что радикальные анархисты – это «просто шпана». Более того, радикальные анархисты приняли на себя всю тяжесть репрессий в ходе кампании в защиту А. Родионова и А. Кузнецова, в то время как лидеры КАС избегали участвовать в уличных акциях – и это однозначно вызывало у рядовых членов КАС симпатии к «радикалам» и увеличивало степень недоверия к своим «вождям».

Можно смело утверждать, что «дело Родионова – Кузнецова» изменило лицо российского анархизма. Во-первых, в ходе акций в защиту Родионова и Кузнецова все анархисты окончательно осознали себя представителями внесистемной оппозиции, а во-вторых, анархисты впервые перешли к тактике самостоятельного систематического неповиновения властям и открытого сопротивления закону.

«Дело Родионова – Кузнецова» сыграло непропорциональную самой сути дела роль в радикализации анархистов в немалой степени из-за действий правоохранительных органов (милиции и ОМОНа). Милиция, к сожалению, не придумала ничего лучшего, чем систематически натравливать на пикеты анархистов местную шпану, а когда анархисты стали давать шпане отпор и приводить задержанных хулиганов в отделение милиции, тех демонстративно отпускали.[56]56
  См.: Червяков А.А. Милиция и хулиганы: «Мы вме-е-есте!». – Солидарность. Газета синдикального анархизма, 1991, № 11.


[Закрыть] В результате даже умеренные анархисты стали идентифицировать неполитические правоохранительные органы (то есть не КГБ – ФСБ, к которым анархисты и ранее, разумеется, относились с неприязнью, а милицию) с уголовниками. Кроме того, милиция и ОМОН при задержании участников акций протеста в связи с «делом Родионова – Кузнецова» действовали с неоправданной жестокостью (избивали задержанных в милицейских автобусах и машинах, а затем в отделениях милиции, но когда задержанные анархисты стали отвечать насилием на насилие (в том числе и в отделениях милиции, пользуясь возникавшим иногда численным превосходством), отношение к задержанным внезапно изменилось к лучшему).[57]57
  В круге первом. – Солидарность. Газета синдикального анархизма, 1991, № 11.


[Закрыть] Это навело анархистов на мысль о действенности именно насильственных методов как «наиболее понятных» для представителей государства.

Следующим фактором радикализации – тоже внешним по отношению к левакам – явились провал иллюзий относительно улучшения экономической и политической ситуации в стране после распада СССР и введение «шоковой терапии».

Анархо-синдикалисты и «пролетаристы» из ОПОР искренне надеялись, что разгосударствление средств производства после падения власти КПСС выльется в передачу средств производства в руки трудовых коллективов. Тот факт, что в реальности процесс приватизации превратился в перераспределение собственности от государства в руки собственников-частников, вызвал у анархо-синдикалистов и «пролетаристов» сначала недоумение («обманули!»), а затем откровенное неприятие и возмущение. Леворадикалы начали кампанию против приватизации.[58]58
  См., например: Приватизация. – Новый свет (Пг.), 1991, № 8; Приватизация: как с ней бороться. Приложение к газете «Солидарность». М., 1992; На фронтах приватизации. – Община, № 49. С. 26–27; Против приватизации и повышения цен – всеобщая захватная стачка! – Черная звезда, 1993, № 1; На чем мы стоим. – Рабочая демократия (орган КРДМС), 1994, № 3.


[Закрыть]

Иногда эта кампания приобретала очень острые формы, как в Хабаровске, где местные анархисты в мае 1993 г., по сути, сорвали городской праздник «День приватизации», проведя агрессивную контракцию, в ходе которой участникам «Дня приватизации» были насильно всучены листовки матерного содержания, оскорблявшие Б.Н. Ельцина.[59]59
  Fuck privatization. – Листовка анархистов Хабаровска; см. также: Черная звезда, 1993, № 2. С. 11–12.


[Закрыть]

В то же время проведение «шоковой терапии», последовавшие за ней разгул инфляции, углубляющийся экономический кризис и деиндустриализация нанесли серьезный удар по экономическому положению большинства леваков. Особенно сильно пострадали анархисты. Немногочисленные троцкистские группы, как правило, имели «патронов» за рубежом (РПЯ – Lutte Ouvriere, а затем – International Socialism; «Комитет за советскую секцию IV Интернационала» (позже – Социалистический рабочий союз) – «Рабочий Интернационал за восстановление IV Интернационала»; КРДМС – Интернационал «Militant» и т. д.), которые оказывали им финансовую помощь; ОПОР состоял в основном из рабочих тогда еще вполне стабильно работавших предприятий, которые исправно платили взносы, – но анархистская масса стремительно нищала.

Очевидно, здесь имело место совпадение нескольких факторов. Во-первых, анархисты были, как правило, гораздо моложе остальных леворадикалов, не зарабатывали еще самостоятельно на жизнь и зависели в материальном отношении от родителей. Когда финансовое положение родителей пошатнулось, острее всего это ощутили их дети-анархисты, так как произошло естественное перераспределение приоритетов в семейном бюджете. Во-вторых, именно анархистская среда была изначально сильнее других алкоголизована и наркотизирована (выпивка и «травка» воспринимались почти как освященные традицией анархистские доблести). В советский период анархиствующей молодежи хватало скромных финансовых средств и на спиртное (или наркотики), и на выпуск листовок. С резким уменьшением доходов пришлось выбирать что-то одно. Поскольку листовки наркотической зависимости не вызывают, выбор свершился в пользу спиртного и «травы».[60]60
  См., в частности: Щербаков А. Петр Рауш и др. как зеркало несостоявшейся русской революции. – Черная звезда, 1994, № 1. С. 4–11; Новый Нестор, 1994, № 31.


[Закрыть] Анархистский принцип «свободы личности» препятствовал многим анархистам в устройстве на работу «на государство» или «на частника» и фактически обрекал на паразитический образ жизни. Конфликты в семье (с родителями, а зачастую и с женами, поскольку супружеская верность в число анархистских добродетелей явно не входит) оставили многих анархистов без жилья. Само представление об анархистском сообществе как о «вольнице» влекло к анархизму людей откровенно богемного склада. Уважением к закону анархисты не отличались (многие сибирские анархисты, например, успели отбыть сроки по уголовным статьям).[61]61
  Письмо И. Подшивапова А. Тарасову от 16.10.1994; Подшивалов И. Памяти товарища. – КАС-контакт, № 29.


[Закрыть] Видимо, экономические неурядицы лишь выявили и обострили внутренние дефекты анархистского сообщества.

В результате анархистская масса подверглась быстрой алкоголизации и наркотизации – с последующими люмпенизацией, маргинализацией, асоциализацией и прекращением общественной деятельности.[62]62
  См.: Бюллетень AH-ПРЕСС (СПб.), № 56.


[Закрыть] Многие анархисты замкнулись в частной жизни, некоторые пытались заняться бизнесом (в основном неудачно), часть ушла в другие политические организации (от троцкистов до крайне правых).

Кроме того, именно анархисты продемонстрировали исключительную неспособность к систематической целенаправленной рутинной деятельности (ярким исключением, пожалуй, можно считать лишь лидера КАС А.Исаева, перешедшего на работу в официальные профсоюзы (Федерацию независимых профсоюзов России, ФНПР) и сделавшего там блестящую карьеру; впрочем, и А. Исаев показал себя способным к систематической организационной работе в рамках уже существующей бюрократической структуры, а не в сфере деятельности начинающего «с нуля» оппозиционного образования). Даже изредка получаемая от западных анархистов денежная и другая материальная помощь зачастую пропадала впустую (притчей во языцех стала история с ротатором, полученным КАС от шведского анархо-синдикалистского профсоюза SAC; за многие годы касовцы так и не собрали и не запустили этот ротатор).

Оказавшись на социальном дне и наблюдая в то же время быстрое обогащение политически чуждых им слоев (в первую очередь чиновничества), анархисты, как нетрудно догадаться, быстро переходили от терпимости к радикализму.

Несколько позднее по мере нарастания экономического кризиса этот процесс распространился и на всех остальных леворадикалов. В последнюю очередь он настиг «пролетаристов» – как наиболее социально адаптированных и укорененных в материальном производстве леворадикалов. В конце 1996 г. обнищавшие рядовые члены ОПОР уже предъявляли своим руководителям претензии по поводу того, что те приносят инструкции, как «выбивать» из администрации задержанную зарплату, вместо того чтобы приносить автоматы и пулеметы.

Такую же роль сыграло и становление в стране политической системы парламентаризма. Будучи внепарламентской оппозицией, леворадикалы болезненно переживали вытеснение себя из формального политического мира и оттеснение на «обочину». Особенно тяжело на это реагировали анархисты в Сибири, многие из которых в последние три года существования СССР вошли в различные «горизонтальные» гражданские движения, проекты, группы и низовые инициативы, которые осуществляли самоуправление по месту жительства в микрорайонах, обеспечивали контроль со стороны общества за деятельностью чиновничества в сфере охраны окружающей среды, распределения жилья, продуктов, добивались решения назревших проблем города, района (транспортных, в сфере соцкультбыта, организации досуга молодежи и т. п.); с введением общественной активности в русло многопартийности и борьбы партий на выборах эти анархисты оказались исключены из общественной жизни.

Еще одной причиной последовательной радикализации леваков явился тот факт, что умеренные анархисты (КАС) проиграли теоретическую полемику радикалам.

В 1992–1993 гг. и, хотя и в меньшей степени, в 1994 г. в анархистских кругах продолжалась активная полемика между представителями умеренного крыла (КАС) и радикалами (почти все остальные). Особенностью си-туации было то, что почти все оппоненты КАС были выходцами из этой организации. Объективно КАС оказалась в невыгодном положении: основатели и идеологи КАС несли личную ответственность за то, что КАС в предыдущие годы играла подчиненную роль – роль группы поддержки общедемократического (либеральнобуржуазного) движения. К 1992 г. все, включая лидеров КАС, признали, что эта тактика была ошибочной. К тому же, такие действия расходились с принципами анархо-синдикализма. После падения власти КПСС в августе 1991 г. общедемократическое (либерально-буржуазное) движение не нуждалось более в поддержке слева (в том числе и со стороны КАС), но лидеры КАС не смогли предложить какую-либо продуманную привлекательную стратегию взамен предыдущей, а также и оправдать предыдущую (явно потерпевшую поражение). В течение 1992–1994 гг. лидеры и теоретики КАС постепенно покинули Конфедерацию, отказавшись от попыток организовать отпор критике слева с собственно анархо-синдикалистских позиций.

Таким образом радикалы выиграли теоретическую полемику. Внешне это выразилось в 1992–1994 гг. в укрупнении и увеличении численности радикальных (вне КАС) анархистских объединений (относительном увеличении, конечно, поскольку упала общая численность анархистов). Тенденция к радикализации хорошо прослеживается на примере все увеличивающегося числа участников съездов альтернативной КАС Ассоциации движений анархистов (АДА), а также на примере усиления «раскольнических» анархо-коммунистических группировок ИРЕАН и Федерации революционных анархистов (ФРАН). Численность и ИРЕАН, и ФРАН к 1995 г. превысила численность КАС (еще раньше это произошло с АДА, но АДА не являлась структурированной организацией в отличие от КАС, ИРЕАН и ФРАН).

Теоретический провал «исторического руководства» КАС имел не внутрианархистское, а общее для всех левых радикалов значение. Поскольку «исторические лидеры» КАС А. Исаев и А. Шубин не просто прекратили полемику с радикалами, а перешли на позиции правого социал-демократизма (то есть покинули собственно лагерь леворадикалов), они стали удобным примером «ущербности умеренной позиции» не только в анархистской, но и в троцкистской и «пролетаристской» прессе, не говоря уже об изданиях «новых левых».

Поскольку КАС была единственной организацией «умеренных» леваков, которая систематически вела аргументированную полемику по теоретическим вопросам с радикалами (петроградские анархо-демократы от такой полемики давно отказались; Тульский союз анархистов (ТСА) и вовсе не способен был на серьезную теоретическую полемику), то сам факт прекращения такой полемики сдвигал весь мир леворадикалов в сторону теоретического и практического экстремизма, просто выводя из обихода «нереволюционные» и вообще «умеренные» тексты и взгляды. «Умеренные» анархисты были единственными ггеворадикалами, которые рассматривали эволюционный (ненасильственный) путь изменения общества как равноправный революционному (насильственному). С 1994 г. понятие «эволюционный путь» исчезло из леворадикального лексикона.

Свидетельством все более углубляющейся радикализации леваков и одновременно важным фактором их дальнейшей радикализации явилось возникновение организации «новых левых».

Идеи «новых левых» и ранее активно циркулировали в леворадикальной массе (например, журнал КАС «Великий Отказ», издававшийся П. Рябовым и Д. Костенко, в значительной степени был посвящен пропаганде этих идей; само понятие «Великий Отказ» – одно из центральных в политической философии Г. Маркузе). Более того, с весны 1991 г. существовал Комитет культурной революции (ККР), члены которого назывались не «новыми левыми», а анархистами по недоразумению, и лидеры которого находились всецело под идеологическим воздействием видного теоретика «новых левых», представителя так называемого западного марксизма Герберта Маркузе.

Первая организация радикальных «новых левых», осознающая себя таковой, – Фиолетовый интернационал – была создана в 1992 г. как прямой ответ части леворадикалов на введение политики «шоковой терапии». Фиолетовый интернационал стал своеобразным полигоном отработки новых методов борьбы. Быстро перейдя от контркультурной артистической деятельности к «оранжевым» акциям, активисты Фиолетового интернационала разработали своеобразный вариант леворадикальной идеологии – «фиолетовый анархизм», который на самом деле был не одним из направлений анархизма, а основанной преимущественно на идеях «новых левых» идеологией, радикально отрицающей современное общество в его фундаментальных основах.

После 1 Мая 1993 г., когда члены Фиолетового интернационала участвовали в столкновениях демонстрантов с ОМОНом на Ленинском проспекте, Фиолетовый интернационал быстро радикализуется политически и перестраивается в ориентированную на активные действия организацию. Летом 1993 г. московская группа Фиолетового интернационала называет себя «Партизанским движением» и переходит к целенаправленному установлению контактов с наиболее радикальными группами антиправительственной оппозиции. В действиях Фиолетового интернационала / «Партизанского движения» начинают проявляться черты «милитантизма» и нацеленность на овладение методами «уличной борьбы» и «городской герильи».

С сентября 1993 г. «Партизанское движение» активно участвует в развернувшихся событиях на стороне Верховного Совета, одновременно укрепляя связи с широким кругом оппозиционных организаций и выводя таким образом леворадикалов (в первую очередь анархистов) из политико-идеологической изоляции.

«Новые левые» в лице Фиолетового интернационала / «Партизанского движения» фактически выводили леворадикальное сообщество из круга традиционных методов деятельности (достаточно умеренных) и из круга традиционных идей и концепций (в случае, например, анархизма – явно безнадежно устаревших, не подвергавшихся обновлению и развитию последние 100–150 лет).

Очень быстро обнаружились «традиционные» группы леворадикалов, индуцируемые идеологическими новациями «новых левых» – например, ИРЕАН, которая превратилась в проводника идей «городской герильи» и тому подобных типичных идей круга «новых левых» в анархистской среде. Журнал «Черная звезда» быстро превратился из анархо-коммунистического в типичное «новое левое» издание, нацеленное на пропаганду идей революционного террора, городской партизанской войны и т. п. Это дало возможность более умеренным представителям «традиционных» анархистских кругов раздраженно характеризовать «Черную звезду» как «специальное издание провокационно-левацкой ориентации, исполненное на высоком художественном уровне».[63]63
  Новый свет (СПб.), 1996, № 1.


[Закрыть]

Систематическое пропагандистское (в том числе действием) влияние радикальных «новых левых» на левацкую массу позволило леворадикалам впервые не просто принять участие в связанных с насилием политических акциях, возникших помимо их воли (как это было 1 Мая 1993 г. и в сентябре – октябре 1993 г.), но самим организовать такие акции (студенческие беспорядки 12 апреля 1994 г. и 12 апреля 1995 г.).

Студенческие беспорядки 12 апреля 1994 г. позволили создать влиятельнейшую леворадикальную организацию «новых левых» – «Студенческую защиту», а затем, с учетом опыта «Студенческой защиты», и Революционный молодежный союз «Смерть буржуям!». Возникшие позже в провинции леворадикальные группы (Федерация анархистов Кубани (ФАК), Елецко-Липецкое движение анархистов (ЕЛДА), Самарский анархо-коммунистический союз (САКС), Практико-революционная организация Воронежа (ПРОВО) и др.) уже были, несмотря на присутствие слова «анархизм» в их названиях, по сути организациями «новых левых». Фактически организацией «новых левых» с «зеленым уклоном» является и группа «Хранители Радуги».

Нет никакого сомнения в том, что все группы «новых левых» в России – а также все группы «традиционных» леворадикалов, подвергшиеся сильной идейной инвазии со стороны «новых левых», – имманентно ориентированы на куда более жесткий и радикальный вариант противостояния власти, чем «старые» леворадикалы. Это явление не программного или формальнотеоретического характера (троцкисты, например, программно все нацелены на совершение пролетарской революции, но на их реальной практической деятельности программный революционаризм фактически не сказывается), а ментального. Формирование в леворадикальной среде широкого круга активистов, по складу мышления готовых к насильственным революционным действиям «здесь и сейчас», разумеется, стало мощным фактором радикализации леваков.

Следующим таким фактором явилась радикализация общего политического фона в России в 1993 г.

1 Мая 1993 г. многие леворадикалы неожиданно для себя оказались вовлечены в столкновения манифестантов с силами правопорядка на Ленинском проспекте и Гагаринской площади. На Фиолетовый интернационал эти события произвели сильное революционизирующее воздействие, подтолкнув его к резкой политизации.

Как предвестник неизбежного вооруженного конфликта (который в октябре 1993 г. действительно разразился) воспринял события 1 Мая троцкистский КРДМС, члены которого также участвовали в беспорядках.

Наиболее показательным было то, что в столкновениях активно участвовали видные члены МО КАС Михаил Цовма и Николай Муравин, причем М. Цовма в издававшемся им журнале «Аспирин не поможет» затем обосновал – в разрыв с общей «умеренной» линией КАС – право демонстрантов на насилие.[64]64
  См.: Цовма М. Первый звонок. – Аспирин не поможет, № 2.


[Закрыть]

Еще более важную роль в радикализации настроений и поведения леваков сыграли события сентября – октября 1993 г. Все без исключения леворадикальные организации расценили разгон Верховного Совета и расстрел Белого дома как «фашистский переворот», «введение диктатуры», установление «фашистского», «полуфашистского», «военно-полицейского диктаторского» режима или просто «режима открытой диктатуры буржуазии». Многие леворадикалы (представители АДА, ИРЕАН, Группы революционных анархо-синдикалистов (ГРАС), Фиолетового интернационала, «Партизанского движения», КРДМС, Русской секции Комитета за рабочий интернационал и др.) лично участвовали в событиях сентября – октября 1993 г. на стороне защитников Верховного Совета, в том числе часть из них – в походе на Останкино, в обороне Белого дома.

Приобретенный личный опыт насильственного противостояния власти (несмотря на поражение сторонников Верховного Совета), безусловно, сильно революционизировал сознание леворадикалов. После октября 1993 г. из текстов леворадикалов практически исчезло проявление даже малейших симпатий к буржуазной демократии и к буржуазии вообще, до того регулярно встречавшихся, особенно у КАС.[65]65
  См., например: Шубин А. Скромное обаяние мелкой буржуазии. – Солидарность, 1992, № 2; То же. – Освобождение личности, № 2; Гоустный А. Игра без правил. – Солидарность, 1992, Ne 28.


[Закрыть]

Хотя МО КАС во время событий октября 1993 г. заняла позицию нейтралитета, призвала москвичей «не дать обезумевшим политикам и военным втянуть» себя в боевые действия и предложила «начать всеобщую забастовку» до тех пор, пока «не будут даны железные гарантии проведения одновременных свободных выборов парламента и президента»,[66]66
  Сограждане, втянутые в противостояние в Москве! – Листовка Конфедерации анархо-синдикалистов. Москва, 3 октября 1993 г., 23.30.


[Закрыть] после расстрела Белого дома ведущие активисты МО КАС совместно с Информационным центром КАС-КОР выпустили газету «Рабочее действие», где Б. Н. Ельцин сравнивался с Гитлером и Наполеоном,[67]67
  Великая Октябрьская Капиталистическая Революция свершилась. – Рабочее действие, 1993, № 1.


[Закрыть] а действия московских властей в период «режима чрезвычайного положения» характеризовались как «расистские погромы».[68]68
  Цовма М. Расистские погромы начались. – Там же.


[Закрыть]

Практически все леворадикальные организации активно участвовали в кампании бойкота выборов и опроса населения по конституции в декабре 1993 г., хотя мотивировалось это разными причинами: у части – отрицанием парламентской демократии вообще и предпочтением ей самоуправления (прямой демократии), у части – несогласием с правом нелегитимного режима на такие действия, у части – несогласием с положениями новой конституции, превращавшими парламент в бутафорию. Исключением из общего правила был Тульский союз анархистов (ТСА), члены которого баллотировались в областную думу.[69]69
  Анархисты против выборов. – A-S Info, № 6.


[Закрыть] Кроме того, организация КАС в поселке Озон (Удмуртия) распространяла листовки с призывом голосовать за партии «социалистической оппозиции»: коммунистов, аграриев, Социалистическую партию трудящихся.[70]70
  Бюллетень Левого информцентра, 1993, № 47.


[Закрыть]