Текст книги "Остроги. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Александр Шакилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 61 страниц)

И опять свистнуло над головой, но теперь рвануло ближе. Вздрогнув от неожиданности, Самара огладил усы. Не нравилось ему все это…

Рядовой Петров смиренно загрузился в кабину для стрелка и, кивая, внимал наставлениям опытного вертолетчика. Заметно было, что шлемофон, надетый на череп, придал Петрову немного уверенности – по крайней мере, возмущенных возгласов больше не слышалось и расстрелом никому уже не грозили. Велев поднять тощий зад и топать за ним, Митрич показал еще парню, как и что делать в кабине пилота. Гурбан, как и все остальные, посчитал это напрасной тратой времени.

– Митрич, не тяни зомбака за исподнее. Не ровен час накроет нас здесь.

Но старик лишь отмахнулся. И напрасно. Или все-таки нет?..

Свистнуло и жахнуло так, что уши заболели. Самару ударило по голове обломком кирпича, не проломило кость, но расцарапало кожу. Воздух наполнился дымом и пылью. Самара закашлялся, ребра, вроде утихшие, дали о себе знать. Рядом на четвереньках стоял Сташев-старший. По всему, профессору тоже досталось. Гурбана и Маркуса в чаде видно не было, а вот Мариша, Ашот и Данила нарисовались – кинулись к ученому, подняли его, выспрашивая, как он, сильно ли пострадал.

Самара завертел головой, пытаясь высмотреть хоть что-то дальше пяти метров, но различить сумел лишь то, что колокольня исчезла. Неужели Резник отдал приказ сровнять Москву с землей? Мол, зомбаки-«шахиды» – это хорошо, а тяжелая артиллерия – вообще отлично. В закромах Ленинградской коммуны чего только не было. Уж кому как не Самаре знать, что нужные игрушки там имелись. Сказать Гурбану? Или не расстраивать пока, а потом сам поймет и увидит?..

Второй вариант в данной ситуации лучше. Не стоит подрывать моральный дух «варягов» перед вылетом. И так тяжело осознавать, что они – последняя надежда острога.

Война с Ордой Равиля сильно ослабила боеспособность Москвы. Были потрачены значительные ресурсы – бо́льшая часть боеприпасов, хранившихся на складах. Погибло много опытных командиров и бойцов, восполнить эту потерю было попросту некем. Стену, пострадавшую почти по всему периметру, наскоро залатали, что, конечно, удержит зомбозверье от проникновения в острог, но вряд ли поможет против ленинградских зомбосолдат, вооруженных гранатометами. Так что момент для нападения выбран очень верно – за зиму москвичи не могли восстановить запасы и устранить прорехи в обороне. А весной им не дали этого сделать. И судя по всему, Тихонов всячески саботировал работы, рассчитывая дестабилизировать обстановку в Москве и под шумок узурпировать власть.

Не успела взвесь рассеяться, как рядом опять рвануло. Из дыма вынырнул Гурбан, лицо его было закопчено, глаза дико выпучились.

– Где Митрич?! – проорал он Самаре чуть ли не в ухо.

Полковник хотел ответить, что не стоит так напрягаться, у него со слухом порядок, но сообразил, что у Гурбана как раз наоборот – проблемы, поэтому лишь покачал головой, мол, не знаю, не видел.

Гурбан вновь скрылся в дыму, где мелькнул капюшон Маркуса. Самаре показалось, или Маркус действительно тащил оружие? Надо ему помочь. Полковник двинул следом и вскоре оказался возле вертолета, где Ашот принимал стволы и укладывал их в десантное отделение, в котором уже сидел на диване профессор. Сташев-старший все порывался помочь Ашоту, но толстяк жестами показывал, что светилу науки лучше не путаться под ногами и руками. Из дыма появилась Мариша, она несла рюкзак, судя по всему очень тяжелый, как выяснилось – наполненный магазинами так, что дно едва не порвалось. Данила с Маркусом притащили откуда-то цинк с патронами, потом Маркус вновь исчез в дыму, а Данила остался у вертолета. Ашот подал ему «Абакан» – один из тех, что принес Маркус. Данила зарядил оружие и жахнул в воздух для проверки, вернул Ашоту, получил следующий ствол…

На Самару никто не обращал внимания, все при деле, только он сачкует. Зато все уставились на Гурбана и рядового Петрова, которые подтащили к десантному отделению Митрича. Судя по обилию крови на летной куртке, старику досталось больше всех.

Опять громыхнуло.

Митрич открыл глаза и возмутился:

– Эй, бабуины, а вы чего еще не в воздухе?! Я для кого старался?! Я ж вам даже каски питерские заготовил! Щас накроет птичку мою – что тогда? Вы чего, бабуины, погубить ее решили?!

– Митрич, в тебе дырок как в решете! – Гурбан надрывал глотку сильнее, чем требовалось. – Куда лететь с такими ранами?! Всё, операция отменяется!

На лицах диверсантов появилось одинаковое тоскливое выражение. Не то чтобы они рвались в бой – умирать никто не хотел, но все тут понимали, как важно то, что они делают.

– Вы чего, бабуины, сдрейфили, да?! Так и скажите – сдрейфили. А то, понимаешь, сразу Митрич виноват. Сами-то, а на меня все…

– Так ведь некому вертолет вести!

– А рядовой Петров на что? Он малый смышленый, справится. А меня тут оставьте, не пропаду авось. И живее, живее! Долбят сюда не просто так, кто-то засек нычку, стуканул врагу, вот-вот достанут. Живее, чего встали?! – Митрич принялся насвистывать «Полет валькирий» и махать ручкой на прощанье, будто из него не натекла уже целая лужа крови, будто смерть не пристроилась рядом, занеся над ним заточенную косу.

Рядом грохнуло. Все прикрыли руками головы от щебня, дождем упавшего с неба, – разворотило, похоже, дорогу.

Гурбан схватил Петрова за грудки, встряхнул, глядя в испуганные голубые глаза:

– Вертушку в воздух подымешь?! Сумеешь?!

– Не знаю.

– Что?!

– Попробовать надо. Потом скажу. Я ж не пробовал еще, откуда ж я знаю. – Петров с трудом, но высвободился из командирского захвата, что говорило в его пользу. Такой маневр удавался далеко не каждому. И вообще, непосредственность рядового умиляла. У них, в СБО, все такие? Или только в личную охрану Шамардина набирают олигофренов?

– На борт! Быстро! – Гурбан не только принял решение и тут же его озвучил, но и принялся пинками загонять подчиненных в десантное отделение. – А ты, – он ткнул Петрова в грудь, – уж постарайся, когда пробовать будешь.

– Помни, не дрова везешь, – напутствовал новичка-пилота Ашот. На лице его застыла маска обеспокоенности. Примерно так же выглядели и Данила с Маришей. Бояться, похоже, они в принципе не умели.

– Маркус, ну ты понял, да? – Командир остановил загадочную личность в балахоне, намекая, что ему в десантном отделении делать нечего.

Без лишних разговоров Маркус занял место стрелка в соответствующей кабине.

– Держись, Митрич! – крикнул Гурбан, забираясь в вертолет. – Еще свидимся!

– Уж и не думал, что доведется еще когда, – чуть ли не всплакнул старик-пилот, приподнявшись на локтях. – И смена мне есть. Какой хороший денек…

Это последнее, что полковник услышал от старика. А потом винты завращались, стало шумно, и Гурбан захлопнул обе половинки дверей. Сидя рядами на двух диванах спиной друг к другу, в десантном отделении все замерли, ни звука. Митрич хоть и в возрасте, а пилот опытный. А вот чего ожидать от пацана, которому за минуту показали, что и как, и который впервые пытается взлететь? Угробиться так глупо не хотелось никому, и в первую очередь Самаре. Не для этого он перешел на сторону москвичей, чтобы какой-то сосунок, возомнивший себя орлом, уронил на Москву вертолет с баками, под завязку заполненными горючкой.

Похоже, Ашота посетили те же мысли:

– Зато фейерверк знатный получится.

Все нервно рассмеялись, а Мариша еще и перекричала рев движков:

– Только салют в дыму плохо видно. Надо подняться повыше – и уж там…

У Петрушевич особое чувство юмора. Ее избраннику повезло. Наверное.

Самара почувствовал, как вертолет оторвался от горизонтали и устремился подальше от земли. Все дружно выдохнули. И тут вертолет тряхнуло, и еще раз, и еще… Мариша упала на полковника, он сам едва не слетел с дивана. Выглянул в иллюминатор – вся монастырская зона превратилась в задымленные руины, над которыми тут и там лизали небо языки пламени.

Гурбан, выглянув в соседнее окошко, закрыл глаза.

– Что там? – не поднимаясь с дивана, спросил Маркус.

Командир не ответил, только покачал головой. И без слов все ясно…

Боевые действия впечатляли своими масштабами. До этого момента Самара видел войну лишь в отдельных ее проявлениях, в каких-то небольших стычках, диверсиях, но сейчас, с высоты птичьего – «крокодильего»

[14]

– полета картина бедствия открылась ему во всей своей неприглядной красе. В Стене зияли проломы, через которые могло пройти стадо зомбооленей в двести и более голов. Улицы Москвы то и дело подсвечивали взрывы, вспышки тотчас поглощал дым. Кое-где, особенно на юге, вовсю бушевали пожары. Если Генштаб и рассчитывал вызвать панику, используя зомби-«шахидов», то теперь уж точно своего добился. В дыму метались люди, кого-то затоптали, убитых взрывами не убирали с улиц…

Кроме Самары, лишь Гурбан и Данила интересовались происходящим внизу. Маркус, не вставая, получал сведения от командира. Профессор сидел, сложа руки на коленях. Уткнув голову в его плечо, похрапывал Ашот. Вот ведь выдержка у носатого, только забрался в вертолет – отрубился. И то верно, когда еще доведется поспать? И доведется ли вообще?.. Мариша чистила ногти кончиком специальной пилочки. Война войной, а красота должна если не спасти мир, то хотя бы сделать его приятным для глаза. Глазам Самары было приятно, а значит, Мариша свою функцию выполняла на все сто.

На севере острога передовой отряд зомби прорвал оборону москвичей. Ленинградская армия медленно, но неукротимо проникала в жилые кварталы. Правда, в том секторе острога взрывов было ничуть не меньше, чем в любом другом, так что зомбаков могла подавить собственная артиллерия – в версию о «шахидах», столь массово кончающих жизнь самоубийством, Самара больше не верил.

– Скажи-ка, дядя, ведь недаром Москва, спаленная пожаром, французу отдана?.. – невесело продекламировал он отрывок из стихотворения, услышанного когда-то в детстве. Имени автора полковник не помнил. – Проще говоря, жопа полная.

– Фи. – Мариша оторвалась от ногтей. – А еще офицер.

Самара пожал плечами. Вертолет уносился прочь, оставив зомбакам Москву на уничтожение.

– А все из-за таких, как ты. – Данила зло уставился на полковника. Увиденное в остроге основательно выбило его из колеи.

– Остынь, Даня. – Лицо Гурбана казалось высеченным из гранита. Причем скульптору пришлось основательно попотеть над морщинами на лбу. – Он с нами. Он поможет.

– Чем? Отряд зомбаков доведет до Москвы? Или в спину выстрелит? Прикинь, как удобно, командир, мы ж его прямо домой доставим. Из плена – домой.

Самаре хотелось высказаться по поводу, но он счел за благо промолчать. И Мариша не вступилась за полковника, что, с одной стороны, немного обидно, а с другой – разумно. Открой она рот, и у парня точно снесет крышу. Начнет кулаками размахивать и палить из «Абакана», Отелло хренов.

«Не о том, полковник, думаешь», – мысленно одернул себя Самара.

В который раз он прикидывал, где засел Стерх. Самара-то указал Митричу адресок, который стоит навестить, а уж старик, надо надеяться, передал инфу рядовому Петрову. Второй попытки у «варягов» не будет, поэтому надо действовать наверняка. В автобусе Самара уверенно заявил, что точно знает: резиденция Стерха на площади Восстания, оттуда паук плетет паутину. Но сейчас у полковника возникли сомнения. Он вдруг вспомнил, что накануне отправки на войну его коллега и старинный товарищ получил приказ подготовить для нового жильца, випперсоны, здание по адресу: Невский проспект, 43/1. Товарищ еще возмутился – мол, какого хрена его, спеца инженерных войск, заставляют заниматься ремонтом квартир для штатских. Теперь же, прикинув что да как, Самара понял, что первоначальный маршрут надо немного – конкретно! – изменить. Во избежание. О чем он и сообщил командиру.

– Это точно? – Гурбан посмотрел на него с недоверием. Наверное, слова Данилы все-таки заставили его подумать о Самаре плохо.

Жаль, очень жаль. Но полковник не собирался из-за этого опускать руки и сдаваться.

– Да, – твердо заявил он и демонстративно уставился в иллюминатор – мол, я все сказал, а там, командир, решай сам.

И очень вовремя уставился. Самара прищурился, не веря своим глазам. А ведь нечто подобное он как раз и ожидал увидеть.

По острогу работали самоходные минометы 2С-4 «Тюльпан» – Самара насчитал внизу пять штук. Их даже не пытались замаскировать, они отлично просматривались. И то верно, немногочисленную авиацию острога уничтожили в первый же день боевых действий – мобильными ракетными комплексами «Стрела», с которыми, как выяснилось, зомбаки вполне справляются. После чего не составляло труда подвести технику к острогу на удаление в десять, а то и больше километров и начать забрасывать Москву фугасками весом почти в два центнера. И хорошо, что только фугасками, а не атомными боеприпасами с одного секретного склада в Ленинграде. То ли Резник не знал об их существовании, то ли ему хватило ума не использовать оружие, способное превратить Москву в радиоактивные руины. Впрочем, и обычные фугаски разрушат острог не менее эффективно.

Туба ближайшего миномета задралась к небу под прямым углом. К нему как раз подъехал армейский «Урал». По всему, подвезли боеприпасы. В боеукладке «Тюльпана» всего тридцать мин. По мнению Самары, этого более чем достаточно, но у министра обороны Ленинградской коммуны свое ви́дение ситуации…

Вот, значит, как. У Стерха одни игрушки – зомби «шахиды», у Резника другие – боевая техника.

Из миномета выбрался боец в танкистском шлемофоне и выволок за собой РПГ. Успел ли он выстрелить по вертушке, Самара не увидел – Ми-24, пока что вполне уверенно ведомый Петровым, унесся дальше по маршруту следования. Не совсем верному маршруту.

А через несколько километров полковник вновь обнаружил внизу нечто, достойное внимания.

Много лет назад, когда он впервые увидел эту мощь, ему показалось, что на ходовую от Т-80 какой-то шутник присобачил громадную сварную башню из броневых катаных листов. Слишком уж мала нижняя часть в сравнение с башней. Позже он узнал, что в башне САУ

[15]

размещаются гаубица с системой наведения и прицеливания, конвейер подачи снарядов, агрегат бортового питания, исполнительный механизм координации углов, фильтровентиляционное оборудование и система герметизации казенной части гаубицы – чтобы не потравить газами экипаж. Так что размеры самые те, иначе все не влезет. Башня, поразившая полковника, весила аж тринадцать с половиной тонн. И это не считая боекомплекта, который тянет еще на две с половиной.

В последний раз Самара видел САУ «Мста-С», будучи еще лейтенантом. В составе комиссии его отправили инспектировать военные склады, и вот там-то… Самара и подумать не мог, что когда-нибудь увидит эту технику в поле, да еще ведущую огонь по Москве. И каждый из пятидесяти снарядов, которые САУ способна выпустить, – это разрушенные дома и людские жизни.

В остроге же будут долго гадать, откуда по ним стреляют и что вообще происходит. Ведь в экипажи самоходок дураков не назначали – зачем подползать к Стене, если можно встать километрах в двадцати и спокойно себе долбить по неподвижной мишени, которая никуда не денется и сдачи не даст?..

Наросты зениток на башнях дружно плюнули огнем. С лязгом в борту вертолета стало на несколько дыр больше, чем надо. Парой сантиметров ниже – и полковник остался бы без головы. Остальных тоже не зацепило лишь по чистой случайности. Боги войны хранили «варягов», ожидая в ответ обильных жертвоприношений. И за диверсантами не заржавело.

Вертолет резко нырнул вниз. Желудок Самары взмыл к горлу и затрепыхался раненым воробышком. От блоков НАР отделились ракеты и, расчерчивая дымными полосами воздух, устремились вниз. И одна таки угодила в короб на танковой основе, продырявила его, внутри вспыхнув так, что люки взмыли ввысь да пушка отвалилась. Экипаж не мучился. Наверняка техникой рулили люди, а не зомбаки. И именно люди в других жестянках на гусеницах открыли ураганный огонь по Ми-24 – им для этого даже наружу выбираться не пришлось, зенитки управлялись из боевых отделений. С лязгом тропинка из дыр наметилась в полу, металл развернулся острыми заусенцами. На этот раз Самаре едва не оторвало стопу – перебило развязавшийся шнурок на ботинке.

– Да что ж они делают-то?! – возмутился Гурбан, обижаясь то ли на стрелков внизу, то ли на коллег, управляющих вертолетом.

И коллеги словно услышали его, хотя никаких средств связи в этом полете не предусматривалось или же Самара пока что их не обнаружил. Вертолет резко задрал нос и ускорился под углом сорок пять градусов к небесам.

– Всё, пустые, – не открывая глаз, прокомментировал ситуацию Ашот.

– То есть? – Мариша закончила наводить марафет и была не прочь пообщаться.

– Вертолету нечем больше стрелять, Петрушевич.

– Почему это, Ашотик?

– Наверное, потому что лишнее всё убрали, чтобы уменьшить массу. У вертушки расчетная дальность всего четыре с половиной сотни километров, а этого мало, нам дальше.

– Откуда знаешь? Что нечем? – Насчет массы и прочего у Мариши сомнений не возникло.

Ашот приоткрыл глаза:

– Просто знаю, и всё. Чувствую.

С каждой секундой вертолет приближался к Ленинграду.

Глава 12

Когда зомбаки говорят

Афанасий Стерх с неодобрением смотрел на официанта, который неторопливо, величаво даже, снимал с серебряного подноса тарелки и блюда и расставлял их перед начальством, желающим трапезничать. Белая – ни единого пятнышка – рубашка, запонки с блестяшками на рукавах, кожаный ремень с надраенной бляхой, отглаженные брючки, начищенные туфли… И улыбка – ровные белые зубы, в которые так и хочется ткнуть… да хотя бы вилкой, что ли.

Будто почувствовав неприязнь Стерха, официант сделал неверное движение, едва не опрокинув соусницу. Улыбка его стала чуть напряженней, но и только. Вышколенный профессионал. У покойного Багирова все работники были профи. «Были ваши, стали наши», – усмехнулся Стерх. Жаль, узколобые дебилы из Верховного совета запретили ему выселить вдову из дома на Невском и прибрать себе здание вместе с содержимым – так сказать, экспроприировать экспроприированное, исключая старую кошелку, конечно. Увы, пришлось ограничиться особняком по соседству, из которого выселили всех жителей. И многочисленную лейб-гвардию генерала Стерх таки присвоил, переманил кого посулами, а кого угрозами – не сам, конечно, лизоблюдов у него хватало, прихвостней, млеющих от счастья лицезреть дверь, за которой работает челюстями хозяин.

В животе булькнуло. Стерх проголодался. Впрочем, он всегда хотел есть. Это чувство не оставляло его с самого начала скитаний по стране, уничтоженной Псидемией…

С рождения маленький Афоня знал, что судьбой ему назначено быть особым, быть выше прочих, управлять их глупыми помыслами, властвовать над стадом. Его родители – весьма обеспеченные люди – баловали ребенка с первых дней существования и ничуть не расстраивались, подыскивая ему новую няньку потому, что у предыдущей случился нервный срыв или же она ни с того ни с сего упала с лестницы, а то и выколола себе глаза ножницами. Подобрать хорошую прислугу – это ведь еще та проблема, верно? И то, что купленные по просьбе отпрыска зверушки протягивают от силы пару суток, их тоже не волновало. Мало ли почему волнистому попугайчику захотелось свить гнездышко в микроволновке, хомячку спрятаться в мясорубке, а черепашке угодить в закипающий электрочайник? Всякое случается, при чем тут любимый Афонечка?..

– Ты еще здесь? – Стерх вонзил вилку в почти что сырой бифштекс, приготовленный так, как он любил. Брызнула кровь.

– Да, господин Стерх. – Официант услужливо склонился.

– Ты кто такой вообще? Зачем тут? А Светка где? – Кусок мяса, не прожеванный, отправился в утробу. При всей своей телесной невыразительности Стерх ел за пятерых. В прежние времена о таких говорили: «Не в коня корм». По подбородку потекли струйки жира.

Официант заметно побледнел. Это хорошо. А то чересчур невозмутим, нельзя так в присутствии босса.

– Я… я… я…

Стерх отправил в рот очередной кусок и задумчиво посмотрел на паренька – слишком аккуратного, слишком чистого, юного, здорового, высокого и так далее. В общем, официантик этот очень даже неплохой объект для эксперимента. Или же использовать его иначе? Для более приземленных целей?..

– Ты что, заикаешься? – При втором варианте любые дефекты речи портили объект до полнейшей непригодности. Горячий жир капнул на манишку. Стерх облизнул блестящие губы языком, соленым от телячьей крови.

– Нет, я… Светлане нездоровится. Я подменяю.

– Ну и отлично. Налей мне вина.

После этой вроде обычной просьбы в глазах официанта возник страх. Ноздри Стерха затрепетали – он, как собака, почуял запах адреналина. И это возбудило его вмиг. Светка, дура, уже отбоялась свое, наполнив вчера бокал мадеровским еще хересом. Стерх взглянул на залепленные пластырем костяшки кулаков. Она сопротивлялась. Надо же, кто бы мог подумать, что эта пигалица найдет в себя силы отказать боссу и тем самым доведет его до исступления еще до начала процесса. Пришлось ее немного утихомирить, ну да с разбитого лица воду не пить.

Спиртное Стерх употреблял лишь в том случае, когда собирался оторваться по полной – чтоб без сожаления отбросить наносную человечность, маску, за которой он усилием воли постоянно прятался.

Официант пролил несколько капель мимо бокала на крахмальную скатерть.

Стерх пригубил вино и откинулся в кресле, скользя взглядом по обеденному залу, который без зазрения совести можно назвать хоромами – зал-то не просто большой, огромный. Тут в футбол играть можно. Как объяснил Стерху один узколобый болван, Верховный совет очень ценит ученого – еще бы не ценили после ошеломляющих успехов его экспериментов – и потому товарищи коммунары пошли на уступки, разрешив Афанасию Стерху занять эти апартаменты, принадлежащие народу Ленинграда.

Пошли на уступки, надо же!..

Первый же глоток опьянил Стерха. С ним всегда так. А вот когда бокал опустеет… Впрочем, не стоит загадывать, ничего не решено еще. Стерх посмотрел на официанта, застывшего рядом, и улыбнулся. Того стала бить мелкая дрожь, по бледному лицу скользнула капля пота.

Дрожь… Юного Афоню Стерха поразила до глубины души статья о биотехнологиях и их роли в грядущей войне, случись таковая прямо завтра или даже сегодня. Боевые вирусы, способные поражать людей определенной расы с определенным цветом глаз и волос, тревожили воображение мальчишки, он представлял себе целые обезлюдевшие континенты, ставшие такими по его воле. Мысленно он выпускал рои агрессивных ос, кусающих людей до смерти. Он плыл во главе армады дельфинов, несущих на себе заряды, достаточные, чтобы потопить авианосец… В тот день Афоня понял, чем он будет заниматься, когда вырастет. И потому спустя годы категорически пресек попытки отца отправить его в престижный вуз, готовящий финансистов, юристов и будущих политиков. Афанасий поступил на биофак МГУ, и не было во всем университете студента прилежней. Однокашники сторонились Стерха, а те из них, кто имел глупость досаждать ему, становились жертвами несчастных случаев, обычно с летальным исходом…

Бокал опустел наполовину. Стерх поднес кусок слабо прожаренного мяса ко рту, но вилка замерла в воздухе – воспоминания одолевали его…

Красный диплом. Предложение поработать на государство в закрытом НИИ – следующий шаг на пути к мечте, ведь государство – это военные; где погоны, там и оружие, а в случае Стерха, как он тогда надеялся, оружие массового уничтожения. Реальность оказалась прозаичней. Молодого спеца не спешили подпускать к смертельно опасным бактериям и серьезным темам. Почти год мариновали, заставляя мыть пробирки и готовить кофе коллегам. Он терпел. Очень хотелось, чтобы сразу произошло с десяток несчастных случаев, но он понимал: это не универ, тут могут заинтересоваться. Шли годы. Талант Стерха раскрылся во всей красе, о пробирках он давно забыл, как о страшном сне. Начальники в погонах прочили ему успешную карьеру, а коллеги без доли иронии утверждали, что он достоин Нобелевской премии – и это при том, что и первые, и вторые терпеть его не могли. Афанасий стал напарником и правой рукой ведущего ученого НИИ, настоящего гения Павла Николаевича Сташева, которого сразу же невзлюбил. Тот работал самозабвенно, будто пыхтел не в секретной военной шарашке, где разрабатывались биопроцессоры для нужд министерства обороны, а в личном институте, обласканном международными грантами. Но биопроцессоры и их программирование! За то, чтобы работать над этой темой, Стерх отдал бы правую руку! К счастью, этого не потребовалось. Павел Сташев несказанно обрадовался помощнику, который если и уступал ему уровнем знаний, то не намного…

– Чего стоишь? Подлей еще винца. – Стерх, как обычно, с удивлением понял, что язычок-то у него заплетается. И это разозлило его. Кровь плеснула в глаза.

И плеснула из кисти официанта, которую Стерх пригвоздил вилкой к столу.

Молодой человек вскрикнул и попытался второй рукой освободиться. Но не тут-то было. Опрокинув кресло, Стерх вскочил. Ему пришлось немного напрячься, прижимая вторую кисть паренька к столешнице и с размаху протыкая ее совершенно не пригодным для таких целей ножом. Столовым ножом. Вот тут бы молодой человек и заголосил в три горла, если бы Афанасий не заткнул ему рот полотенцем. По скатерке расползались два алых пятна.

О да, крови Стерх на своем веку повидал немало…

Накануне Псидемии ему удалось сбежать из шарашки. Да не с пустыми руками – он выкрал образцы биочипов и прототип устройства, координирующего действия подразделений на поле боя, – тот, что разрабатывали он и Сташев. Дольше терпеть Стерх не мог. Он едва сдерживал свою ненависть ко всем, кто его окружал, он должен был выплеснуть всю дрянь, что в нем скопилась за годы. К сожалению, в закрытом НИИ никто не поставлял ему новых нянек и хомячков. К тому же звериной своей сущностью он чувствовал, что прибор у него скоро отберут, а вместе с прибором исчезнет и возможность создать собственную армию, послушную одному лишь слову Афанасия Стерха. Прибор не был окончательно готов, но Стерха обуяла уверенность в том, что он сам доведет устройство до ума.

Он ошибался. Он попросту не успел – помешала смена магнитных полюсов, начался Апокалипсис. От великой страны ничего не осталось в считаные недели. На землях, погруженных в бесконечную борьбу за существование, воцарилась анархия. Здесь действовал один закон – закон сильного. Стерх, как выловленная рыба, попавшая вновь в воду, с удовольствием погрузился в то, что прочие считали кошмаром.

Настало его время.

Время сменить прежние устои и стать властелином пока что России, а уж потом…

Через хаос, безумие, смерть и крах всего и вся он сумел добраться до Новосибирска. Город разорили зомбаки. На развалинах цивилизации обосновались банды мародеров и отщепенцев, которым хватило если не ума, то инстинкта самосохранения, чтобы начать потихоньку возводить острог – только так можно было противостоять нападкам людей и зверья, ведомых паразитами. Теми самыми паразитами-биочипами, что разрабатывались в секретном НИИ под руководством Сташева. Быть может, сам Стерх приложил руку к тому, что эти твари вырвались на волю, кто знает?..

В Новосибе Стерх не задержался.

По Территориям, населенным агрессивной фауной, он шел, а потом, заимев транспорт, ехал от одного острога к другому, добывая правдой и неправдой (второе чаще) оборудование и запчасти, необходимые ему для завершения работы. Это было непросто, но это стало смыслом его жизни, его навязчивой идеей. А меж тем год сменялся годом…

Когда прибор был уже почти готов, Стерх связался с советником Тихоновым, самым влиятельным человеком Москвы. Стерху нужна была хорошая база, чтобы завершить устройство, и в Москве такая база имелась. Но Тихонов – этот ограниченный узколобый дебил! – лишь высмеял Стерха, не дав даже договорить до конца. Он, помнится, сказал еще что нельзя ему, государственному человеку, отвлекаться на бред душевнобольных. Если б не охрана, жизнь Тихонова на этом и завершилась бы. И все же Стерх не сдержался: он пообещал советнику, что тот еще будет ему пятки целовать. После этого Афанасию едва удалось скрыться от эсбэошников.

Но как отомстить самому влиятельному человеку Москвы?..

Стерх вернулся в Новосибирск. Он знал, что там хозяйничает банда некоего Равиля, который оказался человеком честолюбивым. Стерху не составило труда стать при нем эдаким серым кардиналом. Вместе они собрали Дикую Орду и организовали поход на Московский острог. Но Орда потерпела поражение, Равиль попал в плен. Едва избежавший казни Стерх рвал и метал. Надо было что-то делать, как-то спасать положение, и он отправился в Арзамас, надеясь, что нужные компоненты для прибора сохранились в лаборатории НИИ, наверняка давно заброшенной. К своему удивлению, там он встретил Павла Сташева. Причем Сташев радушно принял старого товарища – в суматохе первых дней Псидемии было не до пропажи сотрудника и ценного прибора. Сташев казался воодушевленным – мол, вместе мы создадим эффективное оружие против слизней. Но Стерху не это было нужно – и мало того, оружие помешало бы его планам. Ночью с нужными запчастями и кое-какими ноу-хау Сташева он, организовав поджег лаборатории, скрылся.

Но для того чтобы довести прибор до кондиции, Стерху все еще требовалась серьезная техническая база. В Москву ему, понятно, хода не было. Лабораторию Сташева он уничтожил. Еще можно податься в Харьков или же в Ленинград… Стерх выбрал острог на Неве.

И вот он здесь. И очередной пункт его глобального плана осуществлен.

Неаккуратно отпив – красное вино, как кровь, полилось по подбородку на грудь, – он поставил бокал на стол, вытащил из кармана клубного пиджака желтую коробочку – армейскую аптечку. Достал из нее пинцетом слизня, специально обработанного, немножечко кастрированного, если можно так сказать. Паразит, как и все остальные существа его вида, тут же принялся извиваться и тянуть свои присоски и тончайшие нити к ближайшей плоти, которую он чувствовал рядом. Стерху безумно нравилось наблюдать за этим ненасытным танцем жизни. Иногда он представлял себя таким же слизнем, который изо всех сил старается присосаться к затылку человечества. Он еще не добрался до черепа, но уже ползет по шее. Скоро, очень скоро его планы осуществятся пункт за пунктом.

Стерх поднес пинцет с паразитом к лицу официанта, и тот отпрянул, насколько позволяли нож и вилка, сдерживающие его порывы.

– Нравится? – Стерха обуяло неудержимое веселье.

Официант мотнул головой – типа нет, не очень. Будто его мнение хоть что-то значило. Наивное дитя.

Схватив парня за волосы – а вот не надо отращивать косы, как у девчонки, – Стерх резко пригнул его, расквасив нос о столешницу. И ловко подсадил на череп слизня – эту операцию он не единожды проделывал, опыт имелся. Почувствовав на себе паразита, еще не успевшего закрепиться, парень затрепыхался. Вот для того, чтобы не повредить слизня, и надо было зафиксировать руки, а то некоторые пытались дать им волю, мешали контакту, что, согласитесь, никуда не годится.