Текст книги "Смертник в серой шинели. Трилогия"

Автор книги: Александр Конторович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 44 страниц)

– Без вас не пойду, товарищ прапорщик.

– Дурак! Вместе тут подохнем, тебе с того легче станет? А на нас глядя, и ребята не отойдут. Здесь все и ляжем рядком. Вот духи и пройдут дальше. Да на том повороте подмогу-то и встретят. Сам прикинь, сколько тогда «двухсотых» в Союз уйдёт? И всё из-за твоего упрямства!

Возразить против такой логики мне нечего. Умом понимаю, что Михалыч прав, но вот уйти и оставить его здесь? Сваливаюсь вниз по лестнице и, подхватив наскоро автомат и несколько магазинов, затаскиваю это добро наверх. Пулемёт на крыше пока молчит, не стреляют и духи. Их можно понять: кочки и камешки – слабое укрытие против пуль крупного калибра. Пока они не рыпаются, молчит и пулемёт. Скорее всего, противник ждёт, когда подойдут его группы, те, что в обход пошли. Так что минут несколько у меня есть. Пользуясь этим, подцепляю к длинной ленте КПВТ ещё один кусочек на полсотни патронов. Высыпаю на пол пяток гранат – всё, что успел отыскать внизу.

– Давай, парень, не тяни! – подгоняет меня прапорщик. – Топай, пока они молчат!

Снова сбегаю вниз и в темпе пополняю свой боезапас.

Что-то хрипит в углу – рация? Черт, я же совсем про неё забыл!

Хватаю микрофон.

– Сто шестой! Отвечай! Куда пропал!

– Здесь сто шестой! Блокпост атакован более чем полусотней духов! Командир взвода, скорее всего, погиб, нигде его не вижу! Командование принял прапорщик Малахов!

– Помощь к вам вышла, продержитесь хотя бы час!

– Не сможем! Духи пошли в обход, а нас всего пять человек! Прапорщик распорядился отходить к повороту, там есть возможность задержать наступающих! Колонну остановите – они её ждут!

– Какой ещё отход? Вы что, блокпост сдать хотите?!

В разговор вклинивается новый корреспондент. Голос у него спокойный и уверенный.

– Сто шестой, это «Гром-пять». Приказ на отход подтверждаю. Держитесь, попробуем оказать поддержку авиацией.

Кто это такой, я не знаю, но судя по тому, что «Акация» молчит и в разговор не лезет, этот товарищ обладает куда большим весом, чем командир батальона.

– Есть держаться! Со связи ухожу, рацию тащу с собой. Постараюсь связаться уже с нового места.

Блин, какая же эта штука тяжелая! И как её радисты таскают?

Пробежать беспрепятственно мне удалось всего метров двадцать. Видимо, духи заметили на моей спине ящик передатчика и сделали из этого соответствующие выводы. Над моей головой злобно прошипели пули. Пришлось вспахать рылом дорожную пыль. В ответ стрелявшим рыкнул пулемет с крыши.

Ба-бах!

Ух, ты!

Нет, слава богу, это ещё не по мне...

Снова грохает пара разрывов, нападающие садят из гранатометов по дому. Пока безуспешно, и это подтверждает очередь КПВТ.

Пользуясь этим, вскакиваю из ложбинки и одним рывком преодолеваю метров двадцать.

А вот и «буханка»... Из распахнутой водительской двери свисает бородатый мужик. Живой? Щас... с такими дырками в спине долго не живут. Запрыгиваю за капот машины – теперь меня не видно со стороны басмачей.

Рухнув грудью на пулемет, лежит ещё один бородатый. Отпихиваю его в сторону и тащу к себе тяжелый «ПК».

Неожиданно дух открывает глаза. Взгляд у него какой-то мутный и движения неуверенные. Сомневаюсь, что он сейчас хоть чего-то соображает. Прикладом пулемета отталкиваю его в сторону, и мужик сползает на пол.

А ленты где?

Да хрен бы с ними!

Рация за спиной, автомат, пулемет – я что, ишаком нанялся? Этот бы груз уволочь! В пулемете что-то есть, у ребят на посту должно быть – прорвёмся!

За спиною уже идёт нешуточная перестрелка. Короткими очередями бьет с крыши пулемёт, в ответ слышна почти непрерывная трескотня автоматов. Если бы не каменная стенка, то наверху давно бы уже все подмели – свинцовой метлой. Но надолго ли это везение? Рано или поздно, но кто-то попадёт в амбразуру... и тогда нам будет плохо.

Впрочем, мне сейчас не до раздумий. Рация оттягивает одно плечо, пулемёт тяжелой гирей повис на другом. Бежать с таким грузом тяжело, но, кое-как удается.

– Сашка! Сюда давай! – выглядывает из-за бруствера Иван Никашов. Он у нас недавно, всего месяца три, но парень общительный и со всеми сошёлся достаточно близко.

Протягиваю ему «ПК» и кое-как переползаю через бруствер.

– Михалыч сказал – отходить к повороту!

В пулеметном гнезде три человека, считая меня. А где же четвертый? Мишку вижу, Иван у меня трофей забирал... где ж ещё один? Взгляд падает на стоящий у каменной стенки автомат. Его приклад запачкан чем-то красным. Так... больше никого можно не искать...

– А он сам? – спрашивает меня Мишка. Он сидит на земле и набивает патронами пулеметную ленту. Наш пулемет пока молчит, отсюда нападающих не видно, мешает пригорок. Вот центральное строение просматривается хорошо, и мы все можем наблюдать за тем, как поднимается над ним пыль от многочисленных попаданий.

– Там остался. Сказал, что будет нас прикрывать

– И ты ушел? Его одного оставил?

Коротко пересказываю ребятам слова Михалыча. Возражений нет. Иван хватает трофейный пулемет и коробку с лентами. Поднимает с земли автомат. Выскочив из пулеметного гнезда, бежит вниз по дороге.

– Давай за ним, – говорит Мишка. – Тащи рацию, я вас пока прикрою. Как метров двести пробежишь, так и я следом налажусь.

Разумно. Никто же не знает, как долго ещё продержится прапорщик.

И снова бегу. Опять колотит по спине радиостанция. В горячке я её так и не выключил и краем уха слышу, как хрипит динамик, транслируя переговоры. Колонна уже стоит, туда вызвали вертушки. Ну и здорово, как горят грузовики, мне уже приходилось видеть и больше такое зрелище наблюдать неохота. Вроде бы и в нашу сторону что-то летит. И кто-то едет.

Вот и поворот. Из-за груды камней торчит пулеметный ствол – Иван занял позицию.

Стоп!

Что такое?

Прекратил стрелять КПВТ.

Так... отвоевался Михалыч.

Оборачиваюсь и вижу, как из пулеметного гнезда на выезде машет рукой мой товарищ. Чего ему?

Уходить?

Так вот он – поворот!

Сбрасываю за камни рацию и валюсь рядом.

Гулко грохочет пулемёт. Вот как... так нападающие уже подошли к пригорку? Иначе – куда бы он стрелял?

Это плохо. Теперь Мишке не выскочить из своего укрытия. Нет, вылезти-то он сможет, только вот пробежать полтыщи метров до поворота – фигушки! Пригорок от гнезда в полусотне метров и это расстояние духи преодолеют мигом. И всё – снесут бегущего по дороге человека. Как в тире расстреляют.

Да, скоро уже и наш черед.

Выкладываю перед собою магазины, две гранаты – весь мой боезапас. Сто двадцать патронов – больше ничего нет. У Ваньки две-три ленты к пулемёту, автомат и носимый БК к нему. Негусто. Но больше ничего нет и взять негде.

Поворачиваюсь к рации. Она всё время что-то кричит, но руки доходят до неё только сейчас.

– На связи сто шестой.

– Это «Гром-пять». Обстановку доложи.

– Отошли к повороту дороги. Нас двое. Заняли тут оборону. Прапорщик больше не стреляет, видимо духи подавили пулемёт. Ещё держится на посту рядовой Лисин...

ПКМ умолк. Всё... Мишка отстрелялся.

– ... уже не держится. В наличии один пулемет и два автомата. Ждем атаки.

Собеседник некоторое время молчит.

– Куница – «Грому-пять»!

– На связи!

– Слышали?

– Так точно.

– Успеете?

– Нет.

В эфире наступает тишина. Замолкают разговоры, которые только что разрывали эфир.

– Сто шестой! Ты ещё тут?

– Куда ж я денусь?

– Артиллерией я тебе помочь не могу, этот участок дороги мы не простреливаем. Разве что вертушки подойдут... но им до вас ещё минут десять лету. Продержитесь?

– Попробуем. Если патронов хватит. Рацию выключать не буду, так что слышать вы сможете всё.

Вытащив из кармана кусок бечевки, прихватываю им тангенту микрофона – теперь станция постоянно включена на передачу. Кладу его на камни.

Над бруствером пулеметного гнезда появилось несколько фигурок – осматривают трофеи?

Слева от меня лязгает затвор.

– Вань! Не стреляй пока, давай их поближе подпустим!

– Лады. Я тогда ствол заныкаю, чтобы издали не разглядели.

Кстати, да! Надо и мне за камнями спрятаться. Неча судьбу искушать, а то попросту накроют издали, да хоть бы и из подствольников. И – вилы, даже пострелять в ответ толком не сможем.

Лежим, смотрим. На наших позициях видно какое-то движение, духи что-то там делают. В сторону поворота пока никто не идёт. Ну что ж... и на том спасибо! Хоть пяток минут лишних будет.

Накаркал...

По дороге неторопливо топает небольшая кучка басмачей, тащат какие-то ящики. За каким фигом, позвольте вас спросить? Чего у них там?

– Взрывчатку волокут... – отвечает на мой невысказанный вопрос Иван.

– Зачем?

– Скалу заминируют, и когда все окончится – рванут. Дорогу и засыплет к такой-то матери.

– Ага... понятно. Ну да, им же по ней не ездить. А так и кишлакам упрямым отомстят – всем сразу. Неплохо у них там башка соображает. Слушай, давай их подальше пропустим?

– За каким хреном?

– Патронами разживемся – это уж, как минимум. Да и взрывчатки у них – точно не вагон.

– Хм... ну, как знаешь, у тебя опыта больше.

Вот и я попал в ветераны боевых действий. Пустячок, а приятно!

– Тогда, сиди тихо! Пока стрелять не стану – не высовывайся!

– Добро, понял.

Сидим тихо, как мыши под веником. Басмачи тоже не слишком спешат, идут неторопливо. И это вполне объяснимо, чай, не квашню с тестом тащат. Вот когда я мысленно похвалил себя за хорошую идею – примотать тангенту на микрофоне. Ведь рация надрывалась во всё горло. Черта лысого мы тут засаду кому-нибудь тогда бы устроили.

Уже слышен хруст камешков под ногами подходящих духов. Ещё десяток метров... И вдруг я понимаю, что стрелять мне нельзя – пули полетят прямо в сторону Ивана, который тоже привстанет для стрельбы. И огребёт...

Бли-и-и-н! Что же делать? Одной очередью всех свалить? А выйдет?

Ладно... будем посмотреть, как Михалыч покойный говорил.

Шаги всё ближе – и вот я вижу басмачей. Впереди идёт какой-то невзрачный парень с винтовкой – дозорный. Позади него топают ещё четверо. Идут парами – тащат деревянные ящики. Вся пятерка вооружена винтовками, но в руках оружие держит только первый, у остальных оно висит за спиной. Супер! Руки у них заняты и стрелять, по крайней мере – сразу, они не смогут.

Группа проходит мимо. Меня никто из них не замечает, слишком поглощены своим делом. Двое замыкающих о чем-то переговариваются.

Пошел!

Рывком выбрасываю себя из укрытия. В трех метрах впереди – замыкающая двойка. Левофланговому основательно прилетает прикладом по затылку и он кулем оседает на землю. На противоходе бью прикладом в ухо его собеседнику. Готов клиент!

Аж хрустнули суставы – с такой силой я прыгаю вперёд.

– Ванька! Прикладом бей! Не стреляй!

С размаху пинаю под колено третьего духа. Не ожидая такой подлянки, он падает. Тяжелый ящик, накреняясь вниз, неожиданно дергает его товарища вбок. Чтобы не выронить свою ношу, носильщик вынужденно делает пару шагов, оказываясь в пределах досягаемости моего приклада. Ну уж таким-то подарком судьбы грех не воспользоваться! Получи фашист гранату! Ну, пусть не гранату, а приклад, но в данной ситуации это ничуть не легче.

Хрясь!

Отмучился...

– Руки вверх!

Оборачиваюсь.

Тщедушный парень, шедший первым, успел развернутся и сейчас стоит в трех метрах от меня. Не достать...

Это он кричал?

Щас...

Ванька стоит сзади, широко расставив ноги. С окровавленного приклада ПК медленно падают вниз тяжелые темные капли. А закопчённый ствол недвусмысленно смотрит в брюхо последнему басмачу. Жуткое зрелище... Кровь-то на пулемете откуда? Взгляд назад – сбитый мною с ног носильщик лежит, широко раскинув руки. Вместо головы у него – кровавое месиво. Так это Ванька его прикладом приласкал!

Басмач неуверенно переступает с ноги на ногу. Ему страшно. Винтовка так и торчит у него подмышкой, и он даже не делает никаких попыток её вскинуть. Переклин в башке. Приходилось уже такое видеть...

Раздумывать мне некогда и я бросаюсь вперёд. Будет он стрелять или нет, а ждать нечего.

Видимо, это движение выводит дозорного из ступора и он начинает лапать свое оружие. Поздно!

Врезаюсь в него и сбиваю с ног.

Мы оба рушимся на землю. Басмач что-то визжит и вцепляется в меня с остервенением дикой кошки. Хоть он и ниже меня ростом, но отчаяние, видать, придаёт ему силы. Никак не могу с ним совладать. Все, известные мне приемы борьбы, отчего-то не работают. Хрипим и катаемся в пыли. Наугад бью куда-то кулаком и пытаюсь нащупать штык-нож на поясе. Неудачно – парень вцепился в меня, как клещ.

Хрясь!

Мой противник обмякает.

Поднимаюсь на ноги, всего колбасит и шатает из стороны в сторону.

Наклонившись к неподвижному басмачу, мой товарищ поднимает его плоскую шапку-пуштунку и вытирает ею приклад пулемета. Тот не только в крови, но и ещё в чём-то белом. Нехило Ванька духа звезданул...

Из оружия у них оказались только винтовки, ничего другого не было. Поэтому в плане пополнения боезапаса вышел полный облом. А вот в сумке у дозорного оказались все требуемые принадлежности для подрыва. Двух ящиков взрывчатки вполне было достаточно для того, чтобы обвалить скалу, которая нависала над дорогой. Пользуясь найденными запасами, мы по-быстрому изготовили три заряда. Пара тротиловых шашек, капсюль-детонатор и короткий кусок огнепроводного шнура. На большее духовских запасов (в смысле капсюлей-детонаторов) не хватило. Всю прочую взрывчатку сбросили в обрыв. Просто высыпали потихоньку из ящиков. Ничего не взорвалось. Так что, с обвалом скалы басмачи просчитались. И это немного приподняло наше настроение.

Тем временем их командование, видать, хватилось подрывников. В нашу сторону потопала парочка бородачей. Надо полагать, вставить руководящий пистон и поторопить нерадивых.

Тут вполне можно было обойтись трофейными винтовками. Повторять трюк с мордобоем было как-то... словом, не стали мы больше рисковать.

Дождавшись, когда пистоновставлятели подойдут поближе, стреляем. Ванька своего свалил сразу, а я, самым бессовестным образом, промазал. Причем – дважды! Или это винтовка такая кривая была? Мой товарищ вовремя поставил точку, подстрелив басмача, который уже схватился за автомат.

На захваченном блокпосту поднялась суматоха, и мы выпустили туда пару десятков пуль из трофейных винтовок. Пусть гадают – с чего вдруг у взрывников крыша поехала?

Гадать духи не стали, а щедро прочесали поворот пулеметным огнем.

Когда же, под прикрытием пулеметов, к повороту направилась новая, гораздо более решительно настроенная делегация, заработал уже и наш пулемет. Потеряв пару человек, делегаты в темпе оттянулись назад.

И началось... Казалось, воздух был заполнен свинцом! Во всяком случае, пыль от пулевых попаданий по камням повисла в воздухе настоящей дымзавесой. Эпизодически высовываясь из-за угла, мы иногда безуспешно палили в ответ. Из всего, что было под рукой. Ведение прицельного огня стало абсолютно невозможным делом.

– Саня! – орет мой товарищ, в очередной раз выглянув за угол. – Там парочка гостей нарисовалась!

– Далеко?

– Метров сорок!

Это плохо. Оттуда они могут попробовать закинуть к нам гранату.

Хватаю одну из своих и, сдернув кольцо, зашвыриваю её в сторону блокпоста. Это «Ф-1» и есть шанс, что она хоть кого-нибудь, да зацепит.

Граната улетает за угол, и через пару секунд оттуда прилетает ответный гостинец.

Хренак!

Ванька скрипит зубами – осколок попал ему в бедро. Основательно, встать на ногу он уже не может.

– Бери пулемёт и отползай! Магазины к автомату оставь, – говорю ему я. – Держи угол, после того, как...

Он кивает. Всё и так ясно. Долго я тут не продержусь. Минут пять-десять... да и то, вряд ли. Какое-то время он сможет удерживать басмачей на этой позиции. Потом... а потом уже не будет ничего... Но мы с ним и так сделали уже всё, что могли. И даже больше. По крайней мере, дорога уцелела, и уже завтра по ней снова пойдут машины.

Поджигаю шнур и, выждав пару секунд, зашвыриваю самодельный фугас за угол.

Две четырехсотграммовые шашки тротила – это весьма нехило! Аж уши заложило, даром что взрыв за углом был!

Сверху на меня сыплется всякий мусор, падают мелкие камешки. Поднимаю с земли ванькину каску и надеваю её на голову. Авось, хоть от камешков побольше уберегусь.

Стрельба стихает, надо думать, басмачи совсем рядом. Вот с блокпоста и не стреляют, чтобы своих не зацепить.

А раз так – держите!

За угол, после быстрого взгляда туда, улетает второй заряд.

На этот раз его разрыв сопровождался целым хором недовольных голосов. Оставлять без оценки такое выдающееся пение неправильно – и следом отправляется последний фугас. Чуть поразмыслив, отправляю туда же и последнюю гранату.

Передернув затвор автомата, ложусь под стену. Хочется надеяться, что меня хотя бы не сразу увидят. Успею прихватить с собой двоих-троих.

На дороге хлопают сразу три гранаты, все снова заволакивает пылью, и я слышу топот множества ног. Странное дело, но мне кажется, что он раздаётся сразу со всех сторон. Топот ног совсем близко и я, не выдержав, пускаю в пыль длинную очередь. Плевать! На мой недолгий век патронов достаточно!

В пыли возмущённо орут – кому-то прилетело. Добиваю туда остатки магазина и меняя его на новый, ору что-то в ответ. Меня распирает какое-то буйное веселье и бесшабашная удаль. Идите же, гады! Всем вам хватит! Вскакиваю на ноги и делаю пару шагов вперед...

Гулко, как в бочку, грохочет пулемет.

Над моей головой, чуть не задевая волосы, проходят трассирующие пули.

КПВТ?

Откуда?

Со стороны, где залег Ванька, вспыхивает пламя. Бьет крупнокалиберный пулемёт.

Пыль слегка оседает и я вижу, как по тропе медленно движется бронетранспортер. А по бокам его подпирают, раскрасневшиеся от стремительного рывка по дороге, наши солдаты.

Они пришли...

Дальше я помню плохо.

Меня словно выключили. Кто-то нас расспрашивал, и мы что-то отвечали. Товарищу моему перевязали бедро и куда-то утащили. Забегая вперед, скажу, что на этом для него военная служба закончилась. Рана оказалась серьезной и его комиссовали.

А из двух отделений, кроме нас двоих, больше никто не уцелел...

Водителей и пассажиров машин нашли только на следующий день. В живых басмачи не оставили никого.

Эта история имела неожиданное продолжение. После контузии у меня звенело в ушах и, согласно приказу ротного, я ухнул на недельку в медсанбат. На обследование. Оно заключалось, в основном, в том, что я спал по пятнадцать часов в сутки, будучи поднимаем только на построение, да для того, чтобы пожрать. Подобное «обследование» меня весьма устраивало, было бы неплохо побездельничать здесь и подольше, чем семь дней.

Однако на третий день меня навестил наш особист – капитан Рябцев.

– Вольно, боец... – присел он на койку напротив. – Как самочувствие?

– Поправляюсь, товарищ капитан.

– Ладно, это епархия начмеда, ему виднее... Я вот чего сюда приехал. Тут, за воротами тебя ждёт Пайшанбе Мардонаев.

– Э-э-э... а кто это, товарищ капитан?

– Ну да, ты же не знаешь... До войны он в кишлаке магазинчик держал. Сам водитель, сам директор и сам продавец – все один. Тут это в порядке вещей. А потом, когда тут свистопляска с духами пошла, торговля его медным тазом накрылась. Слово за слово, хреном по столу... короче, теперь он командир местной самообороны. Тот же басмач – только на нашей стороне. И, хоть парень он молодой, но авторитетом среди своих бойцов пользуется немалым. Поэтому, мы с ним дружим. Духам от них прилетает крепко, так что нам эта дружба только на руку. Водители, которых духи постреляли – из его кишлака.

– А от меня-то ему что надо?

– Не знаю. Только он утром приехал и попросил встречи с солдатами, которые обороняли блокпост. Товарища твоего в Кабул отправили, вот ты один только и остался.

– Так и как же я с ним говорить-то буду?

– Он по-русски говорит неплохо, научился. Так что ты с ним повежливее будь. Сам понимаешь... Восток... здесь слово многое значит...

Вместе с капитаном мы выходим из палатки и подходим к воротам. Здесь, неподалёку от шлагбаума, стоит капитанский уазик и обыкновенная афганская бурбухайка.

Особист демонстративно со мною прощается и запрыгивает в свою машину. Ага, как же! Так он и уедет! Подождёт, пока визитер отчалит, да назад и возвернётся. Знаем мы такие штучки...

От машины ко мне быстрым шагом идёт моложавый черноволосый парень. Борода его аккуратно подстрижена и одежда сидит ладно. На боку кобура непривычных очертаний. Ого, АПСБ! Суперкруть по здешним меркам. Стоящий у въезда часовой только искоса посмотрел в его сторону. Понятно, особист уже растолковал ему что к чему.

– Ты Ершов? – спрашивает меня парень.

– Ну, я.

– Пайшанбе, – протягивает он мне руку. – Давай знакомиться! Фамилию мою тебе капитан сказал?

– Александр, – пожимая его руку, говорю я. – Да, капитан мне про тебя рассказывал. А что за имя такое странное – Пайшанбе?

– Четверг! – смеется он, запрокидывая назад голову.

– О как! А вот Душанбе, это...

– Понедельник. В эти дни там торг большой был, вот это место так и назвали.

– Так ты из таджиков будешь?

– Нет! – отрицательно качает он головой. – Мы памирцы – не слышал?

– Не приходилось... – осторожно отвечаю я. – А что, должен был?

– Нас мало, – грустно отвечает Пайшанбе. – И живём мы высоко в горах. Когда Македонский прошёл в этих местах, он построил тут крепости. А в них оставил свои гарнизоны. Вот его солдаты и стали брать себе местных женщин. Так и вышло, что мы все – его потомки. У вас, в СССР, нас не признают, говорят – вы все таджики! Да и местная власть тоже... смотрела косо. Зато, теперь! У меня самый большой отряд в здешних краях – четыреста человек!

Нехило! Понятно, отчего басмачи обходят эти кишлаки стороной.

– Слушай, а я-то тебе зачем нужен?

– С тобой хочет поговорить дедушка Рахмон.

– Э-э-э... но...

– Капитан сказал, что врач тебя отпустит. Я отвезу тебя в кишлак и завтра вечером привезу назад.

– Хорошо. Но мне надо спросить у главврача разрешение.

– Давай! Я здесь подожду. Только не очень задерживайся, нам долго ехать.

Как и следовало ожидать, врач не возражал. Странно! Обычно, для того, чтобы хоть на пару часов куда-то отлучится, надо было нехило напрячь все извилины и найти массу серьёзных причин. Да... сильная штука – особый отдел! Главврач даже выдал мне командировочное предписание, в котором была указана цель поездки – «сопровождение специального груза». Это что же, я сам себя сопровождать должен?

Прихватив автомат и надев на ремень подсумки, выхожу к воротам.

Пайшанбе уже стоит у распахнутой двери кабины. Залезаю внутрь и пристраиваю автомат между ног. Водитель – немолодой уже мужик, заросший черной бородой по самые уши, только покосился, но промолчал. Мардонаев ловко запрыгивает в кабину, хлопает дверца и машина трогается вперёд. Следом за нами отчаливает ещё один грузовик, до этого мирно стоявший в стороне. Однако! С охраной катается парень! Нечего сказать – предусмотрительный товарищ!

Из кабины грузовика я вижу дорогу впервые. И это – совсем другое зрелище!

Блокпост наш остался далеко, госпиталь располагался между ним и целью нашей поездки. Так что посмотреть на него у меня не вышло.

Ехали долго. Два раза останавливались и водители доливали воду в радиаторы. Воспользовавшись одной из таких остановок, мы устроили перекус. Ребята Мардонаева выложили на расстеленную плащ-палатку сыр, лепешки и бурдючок с кислым молочным напитком. Добавили пучки какой-то зелени и, специально для меня, поставили открытую банку тушенки. Всего их было около десятка. Неплохо вооружённых, кстати говоря! У них было два ПК, автоматы и даже СВД. Да и в кузовах, наверняка, что-то ещё лежало.

После перекуса мы снова закружили по серпантину.

Дед Рахмон, даже на первый взгляд, выглядел не просто дедом – а патриархом! Весь белый, в смысле – седой. Он неподвижно сидел внутри дома, куда Пайшанбе меня привёл. Света здесь мало, только на приступке стоит керосиновая лампа.

– Здравствуйте! – вежливо наклоняю я голову. Черт его знает, как тут с такими дедами здороваться надо? Руку протягивать? А вдруг – это по местным обычаям не положено?

Он медленно приоткрывает глаза, и в неярком свете лампы заметно, что они смотрят совсем не по-стариковски.

– Здравствуй, шурави! – говорит он. – Садись!

И сухая старческая рука указывает мне на место, куда я должен сесть.

– Дедушка не очень хорошо говорит по-русски, – шепчет мне на ухо Пайшанбе. – Поэтому, я буду ему помогать.

Рахмон некоторое время молчит.

– Ты храбро сражался, воин. Сколько вас было на посту?

– Двадцать человек. Но бой приняли только четверо, причем один из них был ранен. Остальных убили сразу.

Мардонаев наклоняется к уху деда и что-то ему тихо говорит. Переводит?

– Душманы хотели взорвать дорогу, – спрашивает у меня Пайшанбе. – Кто им помешал?

– Мы. С Ваней вместе.

После перевода дед отрицательно качает головой.

– А точнее? – спрашивает Мардонаев.

– Ну... я бросился на них. Двоих уложил прикладом, третьего сбил с ног. Его потом Ванька добил. Четвертому врезал и стал с пятым драться. Тут и товарищ мой подоспел, помог.

– Ты не стрелял?

– Нет, мог по своему товарищу попасть.

– Почему ты не взорвал дорогу? Ведь тогда никто бы не сумел подойти к вам, и вы бы спокойно дождались своих.

– Так по неё же машины ездят!

– Ну да. Ваша колонна ходит каждый день.

– Наша колонна и в обход пойти может. Для бешеной собаки полста верст – не крюк! А вот как твои люди на базар поедут... интересно было бы знать?

Дед снова молчит. Повернувшись к Пайшанбе, что-то тихо ему говорит. Тот утвердительно кивает головой.

– Над вашим блокпостом есть развалины крепости. Ты там был?

– Заходил. Интересно же!

– Это старая крепость Александра Македонского. Знал про это?

– Откуда?

– Этой дороге очень много лет. По ней ходили разные люди. Торговцы и воины, разбойники и беглецы. Но никто из них не пытался её разрушить. И вредить живущим рядом с нею людям. Знаешь, почему?

– Нет.

– Когда строили крепость, правитель вспомнил про старый обычай. И в стене замуровали заживо самого сильного воина.

– Ни фига себе! За что ж его так?!

– Ты не понял. Это очень большая честь! Охранять мир и после своей смерти! Только немногие могут быть удостоены подобной чести! И это должен быть самый сильный воин!

– А как это узнать? Да и захочет ли он?

– Не захочет – значит, чувствует себя недостойным. Будут искать другого.

– А этому что будет?

– Ничего. Он поступил правильно, признал, что не достоин подобной чести.

– И как же будут искать?

– Воин должен в рукопашной схватке победить нескольких вооруженных противников.

– Убить?

– Победить. Для этого не обязательно убивать.

– Круто! Это надо, действительно, быть мощным мужиком! Так этот воин и сейчас там?

– Нет. Когда сюда приходили инглизы, они взорвали стену – искали сокровища. Ничего не нашли, только старые кости и поржавевший меч. С той поры и не стало покоя в этих местах...

Так... если до моей башки что-то доходит, то доходит быстро! Дед, что, решил меня вместо того бедолаги приспособить? И ведь не убегу, тут в кишлаке с полсотни бойцов, да во дворе десяток! А мой автомат у дверей остался.

– Ты всегда был воином?

– Нет. Я вообще-то в фотоателье работал...

Пайшанбе что-то долго переводит Рахмону. Тот удивленно поднимает брови.

– Художником?

– Ну... не совсем. Ты же видел фотографии, небось, и сам снимался не раз? Вот и я так. С фотоаппаратом.

Дед опять молчит какое-то время, размышляет.

– Ты подумал о других. Тех, кого никогда не видел и ничего о них не знал. Это – достойный поступок. Так поступают смелые и сильные воины.

Согласно киваю. А какого ещё ответа он от меня ждёт?

– Будь нашим гостем сегодня. Ничего не опасайся и не хватайся за свое оружие. Тебе здесь ничего не грозит. Каждый мужчина нашего рода отдаст свою жизнь за то, чтобы с тобою ничего не случилось.

Войдя в дом, который мне отвели на ночлег, присаживаюсь возле очага. Дома здесь устроены интересно. Глинобитные, с вкраплениями валунов и сучьев, стены. Толстые, иногда почти по метру. Вход в дом, как правило, один. В большой центральной комнате расположен очаг и стоит тандыр – печка, в которой пекут лепешки. Пара таких лепешек и шир-чай – вот и весь рацион на день. И только вечером тут готовят что-то более основательное.

Так вышло и на этот раз.

Стоило нам с Пайшанбе войти, как симпатичная молодая девчушка положила на расстеленную скатерть несколько лепешек и поставила две пиалы. Отдельно, на обыкновенной фаянсовой тарелке, лежали несколько картофелин и приличный шматок мяса.

Однако!

Мясо тут едят... нечасто, в общем. Не по праздникам, но уж точно – не каждый день. А уж картошка... одним словом – деликатес.

Мардонаев берет чайник и плескает мне на дно пиалы немного шир-чая.

Вам такую штуку пробовать не приходилось? Много потеряли...

Делают его так: варят в чайнике заварку. Именно что – варят. Пока все не отдаст. Второй раз её уже не заварить. Потом в этот, с позволения сказать, чай, кидают зелень – всё, что во дворе растет. Добавляют кусочки сала, корешки какие-то. Солят и кладут сахар. Всё – можно пить. Если сможете, конечно.

А что мало наливают – так это обычай такой. Налили много – пей и проваливай! А уважаемому человеку плеснут совсем чуток – некуда спешить дорогой, сиди и наслаждайся. Если таким напитком можно насладиться... В первый раз я чуть не проблевался с непривычки. Чифир с солью и жиром... это, знаете ли...тот ещё букет ароматов. Но ничего, выдержал. Потом уже так не колбасило. Хотя, откровенно говоря, т а к мало никому из нас ещё никогда и нигде не наливали...

– Слушай, Пайшанбе, а что твой дед хотел узнать? – спрашиваю я у Мардонаева.

– Он не мой дед. Он о ч е н ь старый. Даже не прадед!

Ну да, тут народ долго не живёт. Вот эта милая девчушка – будет такой лет до двадцати. В двадцать пять у неё уже трое-четверо детей, в тридцать – уже пожилая женщина. В сорок – почти старуха. А до пятидесяти тут дотягивают немногие. Мужчинам не лучше. Так что, если деду лет восемьдесят... или больше.

– А всё-таки?

– Когда он узнал про бой около крепости...

– Около блокпоста!

– Блокпост стоит там сколько? А крепость – более пятисот лет! Уйдете вы, уйдут другие – она останется.

– Ну, если так... тогда, да – ты прав.

– Он долго меня расспрашивал. Но я и сам знал немного. Тогда Рахмон и попросил тебя привезти.

– Зачем?

– Дед не сказал. Он мудрый, ему ведомо многое... то, что нам знать не дано.

После ужина, Пайшанбе поднимается на ноги.

– Пойду я. Вот эта девушка будет с тобою ночью, – он кивает в сторону девчушки, которая подавала нам еду. – Будь с ней ласков.

– Э-э-э... но...

Не то, чтобы я был против! Женского общества мне не хватало, как... в общем, сильно не хватало. Но, чтобы, вот так? Да ещё с местной девицей? Утром поставят перед фактом – женись!

Заметив мою растерянность, Мардонаев улыбается.

– Так велел Рахмон! Он сказал – у неё будет ребёнок. От тебя. Мальчик. Ты не сможешь остаться здесь сам, пусть это сделает за тебя твой сын.